Текст книги "Чудесные каникулы"
Автор книги: Ирина Ставская
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
…Аникуца шла быстрыми шагами. Она была озабочена: слишком много времени потеряла в лагере.
Следом шел Тинел, потом Миликэ, и последней шагала Лина, неся сумку, в которую мама положила кое-что поесть: вдруг задержатся и не успеют вернуться к обеду.
– Даже не верится, что сегодня я увижу настоящую, живую белку, не нарисованную в книжке! – воскликнул Тинел, поспешая за Аникуцей.
– Еще неизвестно, увидишь или нет! – заметила девочка, не поворачивая головы.
– Как?! Ты же сказала, что есть! – удивился Тинел.
– Как не быть? Есть.
– Тогда почему же не увижу?! Хоть одну? – спросил Тинел с недоумением.
Аникуца ответила, иронически улыбаясь:
– Ты думаешь, в цирк идешь? Или в кино? Подходишь и смотришь на белку в клетке, когда хочешь и сколько хочешь?
– Я хочу посмотреть, как она прыгает с дерева на дерево. В клетке я ее видел… Она ведь прыгает дерева на дерево?!
– Прыгает, когда никого нет поблизости. Чуть что – прячется.
– И я ее не увижу?
– Она тебя, скорее всего, увидит…
– Это будет что-то вроде цирка для белок, – сказала Лина с издевкой. – Белки будут изучать Тинела с верхотуры.
– И тебя, – напомнил ей Тинел.
– Всех нас. Можешь остаться в лагере, если тебе кажется, что идешь напрасно. Лагерь еще недалеко.
– Нет, все равно пойду.
Они давно прошли поляну с родником, в котором тихо качался цветок Родниковой Феи. Шли по незнакомой тропинке.
– Куда мы идем? – спросил Миликэ.
– К кордону.
– Что это такое?
– Наш дом. Дом лесника, значит.
Спустя некоторое время детям показалось, будь деревья расступились, и перед ними открылась поли на. На одном ее конце белел старый дом с приспой вокруг и маленьким огородом позади, с дощатой и плетеной изгородью.
Петух вскочил на изгородь, сверкнув на солнце, словно радуга, своим опереньем, и поприветствовал пришедших, протрубив на всю поляну.
– Ой, у него такой голосище, что слышно, думаю даже в нашем лагере! – засмеялся Тинел, затыкан уши.
– Петух крикнул: «Да здравствует Тинел!» оживилась Лина.
– Ты знаешь язык петухов? – уколол ее Тинел.
Лина не успела ответить: на пороге дома появилась молодая женщина, голубоглазая, как Аникуца, и дети догадались, что это ее мама.
Все уважительно с нею поздоровались.
Лина открыла было рот, чтобы сказать, кто они, но не успела произнести и слова:
– А, дети из лагеря археологов…
«Смотри-ка, как получается в лесу, – удивился Тинел. – Ты никого не видишь, а тебя видят все, ты никого не знаешь, а тебя знает каждый». И еще он подумал: «Даже белочки будут нас знать, а мы, может, никого и не увидим! Неужели Аникуца права?»
Из-за дома появился мальчик лет пяти-шести, с большими черными как уголь глазами.
– Виорел, смотри, к нам пришли ребята. Иди сюда, – позвала мама. Виорел робко приблизился и принялся изучать всех.
«Единственный, кто нас не знает», – подумал Тинел.
Лина взяла Виорела за руку и спросила:
– И ты пойдешь с нами?
– А далеко ли держите путь? – поинтересовалась мама.
Аникуца объяснила ей, куда они хотят пойти.
– Успеете. Сначала отдохните немного. Поешьте, потом пойдете.
– Мы уже ели, – поторопилась ответить Лина, – мы не голодные…
– Все равно, надо перехватить что-нибудь – это далековато.
Она зашла в дом приготовить яичницу и салат.
Аникуца пригласила детей, и они расселись на скамейке перед домом. Подняли глаза и остолбенели от удивления: под балками, прикрепленные к стене, одно возле другого, темнели гнезда ласточек, а из гнезд торчали черно-белые головки птенцов. К гнездам и обратно носились стрелами быстрые ласточки.
– Смотри! – шепнул Тинел.
Виорел наконец разомкнул рот:
– Их много вокруг дома.
– Хочу посмотреть! – заявил Тинел и встал. Виорел пошел вперед, следом за ним – остальные.
Гнезд, действительно, было много, и все – битком набитые птенцами. Любопытные и нетерпеливые головки вертелись в просвете между темной балкой и краем гнезда.
Виорел быстро подружился с ребятами и после обхода дома предложил:
– Хотите, я вам покажу что-то в дупле?
И быстро пошел вдоль плетеной изгороди, перешагнул через поваленный грозой ствол, углубился в чащу и остановился у сломанного дерева. В обрубке, на уровне плеча Виорела, было дупло.
Мальчик быстрым привычным движением запустил руку в дупло и вытащил из него черного с большим бледным клювом птенца. Он был мертв.
Откуда-то выскочившая Аникуца кинулась к Виорелу:
– Сколько раз тебе говорили, чтоб ты не совал руку в гнездо? – и ударила его по руке: – Это твоя работа! Вижу по глазам.
– Нет. Вчера он был живой.
– А остальные?
– Все мертвые, – сказал Виорел виновато.
– Ты брал их в руки, потому они мертвые. Их мать не узнала, они же пахли твоими лапами.
Виорел молчал, глядя в землю.
– Мать их бросила, и они умерли с голоду, – объяснила Аникуца. Она была очень рассержена.
– Я не думал…
– Задаст тебе отец. Забудь дорогу к гнездам…
Виорел был огорчен. Хотел показать своим новым друзьям самое интересное, и вот… Он был подавлен. Да, отец, много раз говорил ему, что птенец пахнет иначе, чем человек. Говорил, что он, Виорел, птенец человека. Он думал, отец шутит, нарочно так говорит. Но, видно, Виорел в самом деле пахнет иначе. Где же птица? Пусть себе вьет гнездо хоть у порога дома – Виорел больше не прикоснется к ее малышам никогда! Не потревожит ее больше.
Аникуца заметила печаль Виорела, чуть смягчилась, но, чтобы он не думал, что прощен, резко сказала:
– Грязнуля! Марш домой!
Миликэ схватил Тинела за руку и быстро шепнул:
– Ты Аникуце не говори о рукавичке!
– О какой рукавичке? – Тинел удивленно поднял брови.
– То гнездо в овраге, что возле озера! – напомнил Миликэ чуть слышным шепотом.
– А! – кивнул Тинел. И подумал: «Вот кого испугался тогда Миликэ!»
За столом Виорел похвастался:
– Знаете, сколько у меня книжек! И тетрадей! Могу показать!
– Покажи! – сказала Лина.
Виорел соскользнул со стула, пошел в соседнюю комнату и вернулся с целой стопкой книг в руках.
Лина полистала их под внимательным взглядом мальчика. Это были книги с цветными рисунками, с мотыльками и птицами, со стихами, напечатанными крупными буквами.
– Больше всего мне нравится вот эта! – заявил Виорел, извлекая из стопки толстую книгу. Это был… учебник географии.
– Почему? – удивилась Лина.
– В ней есть дракон! – сообщил ей Виорел шепотом.
– Где? Какой дракон? – с недоумением спросила Лина.
– Смотри, здесь, – ответил ей Виорел, полистал книгу и быстро нашел страницу: на ней были нарисованы разные морские рыбы, и среди них акула, большая и грозная, с зубами, как пила.
– Задаст тебе дракон, если поймает еще у гнезда, – предупредила Аникуца строгим голосом.
Виорел закрыл книгу, схватил стопку и унес на место.
«Смотри-ка, – подумал Тинел, – дома Аникуца совсем другая. Виорела муштрует так, что только держись! Даже голос у нее другой».
…По пути к посадке Аникуца, как проводник, снова шла впереди всех. Тинел старался не отставать. Лина останавливалась возле каждого цветка. Миликэ шел, глазея по сторонам.
– В твоем лесу есть драконы? – хитро улыбнувшись, спросил Тинел Аникуцу.
– Есть. Ящерицы.
– Разве ящерица – дракон?!
– Отец говорит, что они родственники.
– Я говорю о настоящих…
– Есть. В книге Виорела.
– Я тебя серьезно спрашиваю. – И шепнул: – если есть Фея Родника, должен быть и дракон…
– Где-то, наверное, есть, – шепотом же ответила Аникуца.
– А волки… есть? – спросил опять Тинел.
– Нет. Ни одного. – Вдруг Аникуца остановилась и смерила его веселым взглядом: – А вы тогда забрались на дерево, потому что подумали – волк идет?
– Н-нет, – покраснел Тинел. – Мы играли… в охотников. А лисицы есть? – сменил он тему разговора.
– Есть. Есть. – Аникуца оживилась и сказали громко, чтобы услышали Миликэ и Лина:
– Я вам расскажу про один случай с лисой. От отца знаю.
Дети ее окружили.
– Посидим немного, – предложила Лина и опустилась на траву.
Аникуца начала:
– Это случилось давно, когда отец был такой, как я. Наш дедушка проходил однажды лесом и нашел лисенка. Принес его домой. И отдал детям – значит, моему отцу, его братьям и сестрам. У отца пять братьев и две сестры.
– Вас восемь, – сказал дедушка, – одного лисенка уж как-нибудь прокормите.
А как его кормить? Сначала поили молоком, потом давали молоко и яички, а после поняли, что пора давать ему мясо. Где взять столько мяса? Дедушка посоветовал:
– Ставьте капканы на крыс и сусликов.
Стали бегать ребята по холмам на охоту. С пустыми руками домой не возвращались. Выросла лисица большая и красивая, все село приходило на нее посмотреть. Лиса сидела на завалинке и не боялась ни собак, ни людей. Цыплята подходили к ней – она не трогала их. Раньше бабушка жаловалась, что в курятник пробирается ласка и бесчинствует. Перестала ходить. Бабушка говорила, что у нее теперь хороший сторож.
Как-то раз к дедушке пришел друг-охотник со своей собакой. Собака кинулась на лису и схватила ее зубами. Вытащили лису из собачьих зубов, но на одном ухе знак остался.
В общем, лиса чувствовала себя хозяйкой во дворе. Кошки боялись ее как огня. У соседей был кот, который в прошлые годы летом повадился было лазить к бабушкиным цыплятам. Теперь присмирел.
Однажды дедушка сказал:
– Стала уже большой и сильной ваша лиса. Сама себе добудет сусликов и всего на свете.
Положил лису в мешок и отнес далеко в лес. Вернулся без нее.
Прошли осень и зима. Весной мой отец с братьями много раз ходили в лес, надеялись, что встретят ее. Думали: узнает или нет их лиса? Но ни разу не встретили. Видно, дедушка отнес ее очень далеко.
Прошла еще одна зима, и пронесся по деревне слух, что какой-то охотник застрелил странную лису: вместо того, чтобы убегать, она шла по тропе прямо к нему.
Тут же дедушка пошел посмотреть на лису. Это была лиса его сыновей: узнал по шраму на ухе. Дедушка рассердился на того охотника и долгие годы не разговаривал с ним. Всегда, когда вспоминал ту лису, говорил:
– Ну как можно стрелять в животное, которое идет к тебе, как доверчивый ребенок? Надо быть нечеловеком!
Так досталась тому охотнику кличка – Нечеловек.
Пустились в путь. Тинел заметил, что Миликэ ходит по лесу тихий, как святой, и подумал: сколько стрекоз носятся, летают вверх-вниз, а Миликэ не гоняется ни за одной. Ну и дела!
Набрели на маленькую нору, вырытую под ветвистым корнем старого дерева. Остановились.
Аникуца сказала:
– Хорошая хозяйка здесь живет. Видите, как кругом подметено. Чистенько, красиво.
– А где хозяйка? – спросил Миликэ.
– Где ж ей быть? Охотится. На наше счастье.
– Почему? – поинтересовался Тинел.
– Иначе задала бы она нам перцу, что стоим возле ее норы.
– Нельзя стоять?
– В норе, должно быть, детеныши.
– А почему их не видно?
– Спрятались. Почуяли нас и сразу же попрятались.
– Ничего не слышно, – прислушался Миликэ.
– И не услышишь. Сидят в глубине и даже не дышат. Только глазки блестят в темноте.
– Чего б я не дал, чтоб увидеть их! – высказал свое желание Миликэ.
– Пошли скорее отсюда, пока она нас не застукала. Она где-то недалеко, – сказала Аникуца и поспешила отойти от норы.
– Нора маленькая, – сказала Лина, – и зверек, должно быть, не очень большой. Почему же ты боишься?
– Большой или маленький – не имеет значения. Когда защищают своих детенышей, то и воробей может выклевать глаза.
Миликэ старался не глядеть на Тинела…
– Расскажу вам еще один случай.
Шли, держась кучкой вместе, чтобы лучше слышать. Тихий ветерок чуть качал ветки, шелестела листва. Травы тихонько шуршали.
– Несколько лет назад отец принес из леса маленького олененка. Что случилось, почему он потерял свою мать, – никто не знал… Нашел его одного. Олененок дрожал от холода, был голодный. Отец принес его на руках. Я хотела с ним поиграть, но отец не разрешил.
– Это тебе не игрушка. Живая душа. Играй куклами.
Отец всегда так говорит: «Это живая душа».
Мама тут же бросила все дела и принялась кормить олененка. Хорошо, что в каком-то ящике шкафа нашлась соска Виорела, братишка уже ел с ложечки. Она дала олененку молоко. Ну и сосал же он! И тут же улегся на половичок спать.
Ходила я вокруг него, поглядывала, мама прогоняла меня. В конце концов одела меня тепло и выставила из дома, чтобы я не беспокоила Зелу. Так назвала его мама.
Зелу просыпался, сосал соску и снова ложился на половичок… Когда он подрос, мама выпустила его в загон. Олененок ходил важный среди кур и поросят и только нюхал лес. Чувствовал, где его дом.
– И не убежал? – спросил Тинел.
– Сначала нет. Приходили мамины друзья, пытались дать ему что-нибудь с руки: хлеб, сахар, пучок травы. Он ни от кого ничего не брал. Даже от отца. От меня. От Виорела. Только из маминых рук.
– А ты его гладила когда-нибудь? – спросила Лина.
– Только мама… Потом у него выросли рожки… Стал совсем большой. Один раз он перепрыгнул изгородь и ушел в лес. А вечером вернулся. Потом опять ушел и вечером вернулся. А однажды ушел и остался в лесу. Отец сказал, что в тот день мимо прошло стадо оленух…
– Родственники, – заметила Лина.
– Ну да… И не вернулся больше. Нашел себе семью… Мама скучала по нему, выходила на поляну и звала:
– Зелу! Зелу! Иди к маме!
Мы стояли чуть в сторонке и смотрели издали. Раздавался треск веток, бежал Зелу! Он появлялся, как из-под земли, возле мамы и разрешал ей ласкать его, гладить по рожкам и спине. Брал из маминых рук лакомство и снова убегал в чащобу.
– А теперь она зовет его?
– Нет. Зелу стал совсем большим, и мама отпустила его на волю. Говорит: «Не надо напоминать ему ни о нас, ни о нашем доме»…
– Вот мы и дошли, – сказала Аникуца неожиданно.
За стволами открылась большая солнечная поляна, вся засаженная молодыми деревцами, еле-еле поднимающимися над бурьяном. Многие деревца даже не видны были, до того были малы.
В другом конце поляны – это и была плантация – полол какой-то человек. Дети поняли, что это отец Аникуцы, лесник.
Спустя несколько минут они уже с усердием работали. Носили к краю плантации снопы бурьяна и там складывали его в кучу. Бурьян быстро увядал на солнце.
Тинел поинтересовался:
– А обязательно надо пропалывать? Деревья могут ведь расти и так.
– А пока вырастут? Бурьян все душит. Потом они будут расти и без прополки.
Тинел подумал: «Для маленького деревца и бурьян – смертельный враг. Как дракон. Вон сколько драконов».
И старательно рвал и нес бурьян в копну.
– А почему вы посадили столько деревьев? Мало леса кругом? – спросила Лина, когда, усталые и счастливые, они сели в тени пообедать.
– Лес большой. Но мы сажаем каждый год, чтобы и через двести лет здесь был лес, – ответил лесник, нарезая хлеб большими ломтями…
Над ними поднимались деревья, просеивая сквозь листву солнечный свет, и дети чувствовали силу леса в этих верхушках, устремленных к небу, в корнях, уходящих глубоко в землю, в могучих темных стволах, стоящих один возле другого, словно древнее войско.
В воздухе над посадкой проплыла синяя птица…
– Сизоворонка! – сказал лесник, проследив за ее полетом.
После обеда отдохнули немного в тени, попили родниковой воды. Первым поднялся лесник.
– Сидите еще, отдыхайте, – сказал он детям.
Но как сидеть и отдыхать, когда ряды молодых деревцев точно зовут их! Дети поднялись и вышли на битву с «драконами», как их мысленно окрестил Тинел. Даже устроили соревнование. Каждый складывал свою копну бурьяна.
– Знайте, – сказал им лесник, – я назову ее «Дубравой Детей».
– И здесь будут жить олени?
– Олени и дикие кабаны, зайцы и белочки, и разные-разные птицы. Как же иначе? На то он и лес.
– И сизоворонка? – спросил Тинел. Ему очень понравилась птица с сизыми перьями.
– И сизоворонка.
Спустя некоторое время лесник, приставив ладонь к глазам, посмотрел на солнце и сказал:
– Все. Теперь идите домой. Чтоб не застали вас сумерки в лесу. А я еще останусь.
Дети попрощались и пошли к кордону.
Миликэ шел по тропинке, хватал высокий бурьян за «чубы» и выдергивал с корнем.
– Что с тобой? – остановила его Аникуца.
– Он воюет с драконами, – объяснил Тинел.
– Где нужно было, мы повоевали. А здесь не надо.
Миликэ ничего не ответил, но тут же угомонился.
Аникуца объяснила:
– В лесу нет ничего лишнего…
Глава VIОднажды Теофил Спиридонович дал Миликэ и Тинелу ответственное поручение: помыть черепки двух найденных в последние дни кувшинов. После того, как мальчики хорошо вымоют черепки и те высохнут, Лина должна была их паспортизировать, то есть написать на внутренней стороне каждого, где он был найден, когда и т. д., а Теофил Спиридонович – склеить их. Он торопился, хотел при первом удобном случае поехать в Кишинев, в Академию.
Мойка черепков имела свои правила: сперва следовало уложить черепки в таз с водой и оставить так на 2—3 часа, чтобы земля, прилипшая к ним, хорошенько размокла, а потом жесткой щеткой промыть каждый в отдельности с самой большой тщательностью, чтоб на них не осталось ни комочка земли, ни песчинки.
Теофил Спиридонович, Антон, Герасим и Дэнуц с лопатами и заступами на плече ушли по новому направлению в поисках мест, где можно было бы начать новые раскопки.
Мама принялась хозяйничать на кухне.
Лина взяла книгу и ушла на берег Днестра читать и загорать на солнце, пока мальчики будут мыть. Сначала она искупалась, потом легла на плоский гладкий камень с раскрытой книгой под носом…
Миликэ и Тинел положили черепки каждого кувшина отдельно в два таза, налили воды и пошли купаться. Полежали, позагорали, потом попускали «утят»…
Вскоре все это им надоело. Миликэ встал и пошел посмотреть, который час, заглянул и в тазы: земля еще не размокла. Предстояло ждать и ждать. Он вернулся, сел рядом с Тинелом на камне, погрузил ноги в воду и шепотом сказал:
– Мы оба – дураки.
– Чего вдруг? – нахмурился Тинел. – Мы самые умные в мире, – и весело подмигнул.
– Нет, самые большие дураки! – настоял Миликэ с деланной обидой. – Ну зачем мы сидим здесь и ждем?
– А что мы можем делать? Теофил Спиридонович велел…
– Да, велел, но это не значит, что мы должны сидеть, как привязанные, и ждать.
– Надо же…
– Надо-надо! Сам знаю, что надо! Можем ведь мы ждать и в другом месте.
– Где же?
– Давай дойдем до дома лесника, возьмем Аникуцу и вместе с нею доберемся до Дубравы Детей…
– Это далеко, – испугался Тинел. – Мы не успеем.
– Или в лес пойдем поблизости.
– Угу, – улыбнулся Тинел, и Миликэ, ободренный, продолжал:
– Погуляем, соберем земляники, грибов, мало ли что, может, увидим какую-нибудь белку…
Глаза Тинела совсем загорелись: уж очень ему хотелось посмотреть на живую белку, увидеть, как прыгает она на ветках!
– А потом вернемся, вымоем черепки – большое дело! – поедим и снова в лес или на раскопки.
– Точно, – мотнул головой Тинел. Ему понравился план.
Ни мама, ни Лина не заметили, когда мальчики ушли из лагеря.
Тропинка, протоптанная день за днем Аникуцей, быстро привела их к дому лесника. Еще издали они услышали лай собаки. Но вот беда, Аникуцу они дома не застали. Дома был один Виорел.
– Аникуца пошла с мамой в село. К бабушке, – объяснил им Виорел.
– Тогда пойдем одни, – решил Миликэ.
– Куда? – поинтересовался Виорел.
– На посадку. Где вчера пололи, – ответил Миликэ.
Тинел робко ему напомнил:
– Мы же вроде договорились не идти, потому что далеко…
Виорел успокоил его:
– Так то было вчера! Сегодня отец полет в другом месте, ближе.
– Вот видишь? – обернулся Миликэ к брату. Потом снова Виорелу:
– А знаешь где?
– Знаю, – ответил мальчик с большой охотой. – Это недалеко.
– Тем лучше. Где? Или, может быть, и ты пойдешь с нами? Хочешь пойти с нами?
– Хочу.
– Тогда давай пошли.
– Я не могу так. Надо закрыть в загоне свинью с поросятами, наседку с цыплятами и гусей.
И принялся загонять их в загон. Мальчики тоже взяли в руки по хворостине, чтобы помочь ему. И все же, когда после долгой беготни Виорелу удалось закрыть калитку загона, он вдруг сказал, не глядя на них:
– Не пойду.
– Ты же сказал…
– Не могу оставить дом.
– Дверь на замке, – заметил Миликэ.
– Да. А если кто-нибудь придет к отцу? Надо сказать, где отец. Мама сказала, чтобы я сидел дома.
И по его решительному виду и неподвижной позе мальчики поняли, что не сдвинут Виорела с места ни за что на свете.
– Тогда пойдем сами, – сказал Миликэ.
Виорел пожал плечами, словно давал им понять, что они могут поступить, как им хочется.
– Но как мы найдем?
– Идите прямо, вот так, – начал он объяснять с большой охотой: видно было – рад-радешенек, что они больше не уговаривают его идти, – потом направо, потом налево, после опять прямо, пройдете мимо каменного колодца, потом еще немножко, и там найдете отца.
Показывая дорогу, Виорел размахивая хворостинкой то направо, то налево, то вперед, как бы прочерчивая дорогу в воздухе. Он остался очень доволен своими объяснениями и подумал, что даже Аникуца не объяснила бы так хорошо.
Миликэ и Тинел пошли одни. Углубились в лес. У тропинки то тут, то там колыхались крупные сиреневые колокольчики. Места были совсем незнакомые…
Мальчики шли так, как сказал им Виорел, тропинка уже несколько раз раздваивалась, они шли то налево, то направо, на колодец не набрели и лесника так и не нашли.
Они поняли, что сегодня уже не найдут его. Но вернуться снова к Виорелу по правильном дороге не захотели, подумали, что нет уже смысла.
Решили идти куда попало. Они уже знали, что в этом лесу невозможно заблудиться: если пойдешь в гору, набредешь на шоссе, которое ведет к городу Сороки; если пойдешь вниз, упрешься в Днестр, а по береговым тропинкам доберешься до лагеря. Так что ходить они одни по лесу не боялись: знали уже, что волков нет…
Только они не знали, что сам лес коварен, зовет тебя от ствола к стволу, от куста к кусту, уводит все дальше и дальше…
Миликэ и Тинел набрели на усыпанную земляникой поляну. Поели досыта… И еще собрали в целлофановый мешок. В другой – набрали грибов. Грибы открывались их глазам неожиданно, – высовывали шляпки из-под ржавых листьев и каждый словно говорил:
– Вот он я!
И Миликэ срезал его перочинным ножиком. С первого дня, как только прибыли в лагерь, Теофил Спиридонович наказал всем иметь при себе ножички. Если найдут грибы, чтобы не дергали их с корнем, а срезали аккуратно, – тогда на месте срезанного вырастет новый гриб. Иначе они переведутся.
Мама купила ему в Сороках маленький перочинный ножик. Миликэ носил его в кармане: он сам пришил этот карман к трусикам.
Потом пришла Тинелу очередь срезать ножку гриба. Должна же быть на свете справедливость – нельзя, чтобы один Миликэ срезал.
На обратном пути вспомнили о белках: они ни разу не посмотрели вверх, глядели все под ноги, разыскивая то грибы, то землянику. Только теперь заметили, что солнце все это время не стояло на месте, склонилось к западу. Тени в лесу загустели, и мальчики почувствовали, что они голодны, как звери.
– Неужели так поздно? – спросил Тинел озабоченно.
– Не думаю, – ответил Миликэ с притворной беспечностью. – Просто так кажется.
– Уже очень длинные тени.
– Деревья высокие, вот и тени кажутся длинными, – успокоил его Миликэ. У него еще теплилась надежда, что они успеют прийти в лагерь до возвращения Теофила Спиридоновича и быстренько перемоют черепки.
Но когда они пришли, наконец, в лагерь, голодные и озабоченные, увидели, что все уже вернулись.
Мама готовила ужин, Лина расставляла на столе тарелки.
Все были заняты, и никто не обратил на них внимания; тем лучше.
Может быть, Теофил Спиридонович забыл, и завтра или, может, даже сегодня после ужина они успеют закончить работу, и все обойдется. Миликэ успокоился окончательно: кто знает, может быть, никто даже не заметил их отсутствия? Может, мама решила, что они на раскопках, а Теофил Спиридонович подумал, что они в лагере?
Мешочек с грибами они положили у плиты, на полку: ягоды съели еще в лесу, так что рядом положили другой мешочек, весь испачканный земляничным розовым соком.
Умылись, поужинали и с интересом слушали разговоры за столом. О своих впечатлениях они предпочли молчать. Были рады, что никто их ни о чем не спрашивает.
Мальчики тайком бросили взгляд в сторону тех двух тазов; оба лежали в траве, перевернутые дном вверх. Куда делись черепки? Кто их помыл? Может быть, мама?
Ни один не посмел спросить.
Миликэ краешком глаза взглянул на Лину.
«Что это с ней? – подумал он удивленно, – сидит сияющая, будто у нее сегодня именины».
Теофил Спиридонович выпил чай, поставил алюминиевую кружку на стол и неожиданно сказал:
– Стало быть, сегодня вы потрудились. Как никогда.
Мальчишки подумали, что Теофил Спиридонович говорит о грибах, им показалось даже, что он их хвалит, мол, молодцы. И они готовы были улыбнуться. Но нет…
– Я убедился, что вы отлично справились с заданием, – сказал Теофил Спиридонович и пристально посмотрел на каждого.
Миликэ подумал, что это мама помыла черепки и не рассказала Теофилу Спиридоновичу. – Не успела или забыла. Миликэ стало неприятно. Надо сказать правду!
Тинел ничего не понимал. Как «справились»? Даже не притронулись к черепкам!
Миликэ пробубнил под нос:
– Мы их не мыли…
– Знаю без тебя, – неожиданно жестко ответил Теофил Спиридонович.
«Ого! Знает! Кто же все-таки помыл?» – подумал Миликэ.
Теофил Спиридонович между тем продолжал:
– И знаю, как все произошло. Идея принадлежит, конечно, Миликэ. Ему же не сидится, знаю я его нрав. И Тинела таскает за собой. Мама вам разрешила? Я вам разрешил?
Мальчики сидели с опущенными головами.
Теофил Спиридонович обратился к Валентине Александровне:
– Ты им разрешила?
– И не думала.
– Тем более, что они не выполнили своих обязанностей…
– Не спросили у меня, и я не заметила, когда они сбежали!
– Именно сбежали, а работу бросили. Что ты теперь можешь им сказать?
– Ты давал им задание, ты с них и спрашивай!
– Что же спрашивать? Пока они гуляли, Лина работала и за них и за себя. Не по-мужски это, вот что.
«А! Вот почему Лина сидит такая важная, как будто у нее сегодня именины!» – догадался Миликэ. И с сожалением подумал, что и он мог бы так же, если бы…
– Н-да, – продолжал Теофил Спиридонович. – Думал, растут два добрых, настоящих мужика. Можно будет на них положиться. И вот… Хорошо, что сестра выручила, а если бы нет…
Все смотрели на мальчишек: мама, Антон, Герасим, Дэнуц и, самое главное, Теофил Спиридонович.
Только Лина не смотрела и сидела так, словно все происходящее ее не касается.
Скажите, пожалуйста, какая скромница! Ее хвалят, а она даже не слышит! Как бы не так!
– Не смотри так косо на Лину, – поймал его взгляд Теофил Спиридонович. – Только благодаря ей я смогу склеить кувшины и на днях отвезти в Кишинев. А вы… – Теофил Спиридонович махнул с досадой рукой.
У Тинела от стыда слезы навернулись на глаза.
Теофил Спиридонович подумал, что Тинел все-таки младше.
– Конечно, оба виноваты. Но большая вина лежит на Миликэ.
Миликэ надул губы. Как жаль! Хорошо было бы, если б другие отвечали, исправляли его ошибки, другие делали и думали так, чтобы ему жилось хорошо и беззаботно.
– Тинела на этот раз прощаю. Хватит с него и проработки. Завтра мы начинаем раскопки на новом месте; Тинела возьмем, а Миликэ оставим в лагере. Пусть поразмыслит на досуге…
И Теофил Спиридонович посмотрел через голову Миликэ далеко-далеко, туда, где белесые воды Днестра сверкали на излучине между лесистыми холмами.
Миликэ не ожидал такого наказания. Он думал, Теофил Спиридонович потребует, чтобы мама не пустила его в кино, когда вернутся в Кишинев, или чтобы она не покупала ему мороженое, или еще какое-нибудь другое, похожее, наказание; или, может, потребует, чтобы мама заставила его заготовить хворосту на два дня. Мама никогда так не наказывала, но Миликэ знал, что у других такое бывает. И вот тебе…
«Что угодно, только не это», – мелькнуло у него в голове.
Миликэ вскочил со своего места и, красный, словно вымазал щеки земляничным соком, кинулся в лес, крикнув охрипшим голосом:
– Я не хочу больше жить в лагере! Уйду пешком в Кишинев!
Все остолбенели.
Первой очнулась мама. Она вскочила, хотела догнать его. Открыла рот, чтобы крикнуть, но не крикнула.
Лина схватила ее за руку:
– Не бойся, мама. Не уйдет он никуда.
– Довольно и того, что он ушел из лагеря… Смотри, наступает ночь…
В самом деле, солнце уже село.
– Он труслив и один далеко не уйдет… – заверила ее Лина.
Тинел почувствовал себя глубоко оскорбленным этой неожиданной характеристикой брата, но одновременно согласился: да, Миликэ трусоват. Правда, в лесу нет волков, Миликэ знает, и уже не обязательно карабкаться на дерево при первом шорохе…
Теофил Спиридонович вышел из-за стола и сказал в замешательстве:
– Что за чертов ребенок!
– Сам виноват, и еще капризничает! – поддержал Герасим.
– Скажите, пожалуйста! Обиделся и ушел! – возмутился Теофил Спиридонович. – Теперь что нам – приглашать его с калачами, что ли?
– Если бы он был моим братом… – медленно произнес Дэнуц…
– С калачами или без калачей, но я не могу оставить его одного в лесу. Ночь надвигается, пойми меня! – мама была очень встревожена.
– Кто мог предположить… – пробормотал Теофил Спиридонович.
– Пойдем найдем и принесем его на руках, – предложил Герасим, глядя на Антона и Дэнуца: то есть они втроем, пусть только Валентина Александровна скажет.
– Ни в коем случае! – отрезала мама. – Так тоже нельзя!
– Если бы он был моим братом, я привел бы его за ухо, а не на руках! – заметил Дэнуц.
Мама посмотрела на него неодобрительно: своих детей они воспитывали только словом.
– Тинел, иди, милый, и погляди, где теперь находится Хасан-паша! – сказал Теофил Спиридонович. – Только смотри, чтобы он не заметил!
И после того, как Тинел ушел, проговорил с горькой иронией, обращаясь к Валентине Александровне:
– Пожалуйста, дожили, посылаем послов во дворец султана!
Мама глаз не сводила с тропинки. Пальцы в волнении теребили конец полотенца, переброшенного через плечо.
– Что за упрямый мальчишка! Упрямый мальчишка!.. – шептала мама.
– Успокойся! – сказал Теофил Спиридонович. – Не уйдет на край света. Он где-то поблизости.
– Где-то! А должен быть здесь, – заметила мама, непрестанно глядя на тропинку: ждала Тинела с последними новостями.
Наступило короткое молчание.
– И чего он так рассердился? Не возьму на раскопки – подумаешь! Другими словами, даю ему на весь день полную свободу. Нет, не хочет свободы! Хо чет на раскопки! Копать, глотать пыль, жариться на солнце…
– Он хочет быть вместе с нами, – вставил Антон и улыбнулся.
– Ага! Значит, я хорошо выбрал наказание! – торжествующе воскликнул Теофил Спиридонович, но тут же замолчал, вспомнив, что фактически теперь наказаны все, не один Миликэ.
Появился Тинел.
– Ну что?
– Где он?
– Что с ним?
– На верхней поляне. Возле родника. Разлегся на копне сена. Он меня не видел, по-моему.
– Спит? – удивилась мама.
– Не знаю. Я близко не подходил. Из-за кустов смотрел.
– Еще простудится! Становится прохладно.
