Текст книги "Чудесные каникулы"
Автор книги: Ирина Ставская
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Однажды Наталица подошла к забору и заглянула в соседский двор: там мальчик ее лет сидел у порога дома и что-то мастерил на табуретке.
– Что ты делаешь? – спросила Наталица.
Мальчик поднял голову, положил ножницы на табуретку, поднялся и подошел к забору.
– Это ты Наталица?
– Откуда ты меня знаешь?
– Мы же соседи, – ответил мальчик.
– А я тебя не знаю. Как тебя зовут?
– Петрикэ.
– Что ты там клеишь?
– Змея делаю. Маловат, конечно, но… Нет у меня бумаги подходящей, а то бы сделал побольше…
– Что, в селе нет бумаги?
– В селе есть. Отцу некогда купить. Он пшеницу собирает.
– Как собирает?
– Комбайном. Он – комбайнер. Знаешь, сколько у него сейчас работы? Даже домой не приходит!
– А мой отец отдыхает. У него отпуск.
– А у моего отпуск осенью или даже зимой. Так что придется мне делать совсем маленького змея.
– Тебе досадно?
– Ага. На прошлой неделе Штефан сделал себе знаешь какого змея? Большущего, как он сам.
– Подожди немножко! Я сейчас вернусь!
И побежала в дом.
– Папа, – крикнула она с порога, – достань бумаги для змея!
– Зачем тебе змей? – удивился отец.
– Не мне! Он нужен Петрикэ!
– А кто это – Петрикэ?
– Наш сосед.
И Наталица рассказала отцу про огорчение мальчика.
– Ты права. Надо помочь ему сделать змея.
– Чтоб как можно больше и красивый-красивый!
– Иначе и быть не может! – И отец приготовился идти в центр села в магазин «Луминица», чтобы купить бумаги.
Когда отец и Наталица вышли со двора, у ворот их уже ждали Петрикэ и его друг Никушор. Потом подошли еще два приятеля Петрикэ. По дороге присоединились несколько девочек. Так что в магазин они вошли целой гурьбой.
Отец сказал продавщице, что хотел бы купить красивый плакат.
– Пожалуйста. Выбирайте.
– Выбирайте, дети! – сказал отец.
Мальчики и девочки принялись разглядывать плакаты: на стенах висело множество плакатов, и было очень трудно выбрать один.
– Кто выберет самый подходящий, получит премию.
– Какую премию? – раздалось со всех сторон.
– Книжку с картинками! – сказал отец.
Снова дети принялись разглядывать плакаты.
Первой выбрала Наталица.
– Вот этот! – показала она пальцем на плакат, изображавший космонавта в скафандре, а рядом с ним гигантскую ракету, готовую к полету; над ракетой и космонавтом развевался красный флаг.
– Да, это самый подходящий! Молодец, Наталица!
– И мы хотели выбрать этот плакат! – закричали дети.
– Видишь, все хотели выбрать этот же, так что все получат премии, – сказал отец. Подошел к прилавку и каждому купил по книжке.
Отец свернул плакат, попрощался с продавщицей и вышел. Дети повалили из магазина.
– Мы хотим вам помочь! Мы тоже хотим делать змея. Вместе с вами! – попросили дети по дороге домой.
– Обязательно вместе! – успокоил их всех отец.
Когда ребята вошли во двор, бабушка Вера удивленно спросила:
– А что за праздник сегодня, что столько гостей набежало?
– Праздник дружбы! – засмеялся отец и объяснил ей, в чем дело.
Бабушка Вера дала ножницы, муки для клея, открыла сарай, и отец поискал материал для каркаса.
Отец сказал:
– Змей будет большой, как видите. И чем больше будет змей, тем длиннее должен быть хвост. У вас есть тряпки?
– Принесем! – и дети разбежались по домам, чтобы принести каждый, что мог.
Штефан принес большой клубок: хвост своего змея.
– Ну, с таким богатством наш змей поднимется до самых облаков. Приделаем ему и трещотку.
Когда змей был готов, вся ватага пошла на край села, на пустырь.
Петрикэ с двумя мальчишками нес змея, Штефан поддерживал хвост. Остальные шли вокруг.
Отец замыкал шествие.
Когда дошли до пустыря, отец определил направление ветра. Показал Петрикэ, где тот должен стоять и как держать змея. Потом помог Штефану.
Петрикэ запустил змея и побежал в другой конец пустыря, на бегу разматывая шпагат.
Змей начал подниматься ввысь.
Мальчишки бежали за Петрикэ, глядя в небо. Отец остался на другом конце пустыря.
Змей поднимался все выше, он сильно гудел.
Космонавт становился все меньше, ракета рядом с ним тоже уменьшалась, а флаг горел, как маленькая звездочка.
От радости дети кричали, как на первомайском салюте:
– Ура-а-а!
С того дня отец и Наталица ни разу не ходили одни к берегу Днестра или в лес, всегда вместе со своими друзьями.
Пока Наталица жила у бабушки Веры, она посылала маме нарисованные цветными карандашами письма. А когда вернулась в Кишинев, стала посылать такие же нарисованные письма своим новым друзьям, и приднестровское село…
Необыкновенное приключение
Самолет приземлился на каком-то аэродроме. Все пассажиры вышли.
В салоне самолета разлилась глубокая тишина. Медленно темнело.
В одном кресле лежала книжка в красочной обложке. Оставила ее Мариша, самая маленькая пассажирка.
На обложке был нарисован коричневый Медвежонок. В одной ладе он держал красную круглую погремушку…
И опустилась ночь…
Медвежонок навострил одно ухо, потом другое, глаза его забегали. Он не спеша поднялся, спрыгнул с обложки и сел в кресло, рядом с книжкой.
Опустевшая обложка книжки сразу же начала приподниматься, и из-под нее, выползая на четвереньках, показалась Обезьянка. Она села рядом с Медвежонком и стала разглядывать все кругом.
Прошла еще минута, и книжка принялась шевелиться, дрожать, трястись, словно готовилась лопнуть, и неожиданно раскрылась веером.
С ее страниц, один за другим, спрыгнули: Кукла в шелковом платье с розовым бантом в белокурых волосах и в черных туфельках; деревянный Буратино в синей блузе и в коротких, до колен, зеленых шортах; за ним появился серый Ослик с черной полоской вдоль спины; тут же выпрыгнул белый Зайчик, держа в лапе морковку.
Все столпились вокруг Медвежонка и молча переглянулись.
Наконец Обезьянка спросила:
– Где же Мариша?
– В том-то и вся беда, что не знаем, – ответил Буратино, поразмыслив.
– Гм! Уже совсем стемнело, наступила ночь, я давно проголодался, а Мариша так и не дала мне ни клочка «будто сена», – вмешался в разговор Ослик и опустил глаза.
– А мне спать хочется, – добавил Медвежонок, – на пустой желудок не спится, – и принялся сосать лапу.
– Всем нам хочется спать, все мы голодные, – сказала Обезьянка, расстроенная.
Кукла вздохнула:
– Не о том речь. Просто мы привыкли быть всегда с Маришей, были уверены, что она… нас любит, и вдруг… пожалуйста, бросила нас.
Услышав эти слова, Буратино подпрыгнул и весело крикнул:
– Мы не брошены! Мариша играет с нами в «прятки»! Только на этот раз она не нас спрятала, а сама спряталась!
Все радостно рассмеялись:
– Да, конечно она спряталась!
– Давайте искать ее! – предложил Буратино.
– Мариша всегда нас находила! И мы ее нейдем! – сказала Кукла, чувствуя, что немножко успокоилась.
Медвежонок кинулся к книжке.
– Ты куда? – остановила его Кукла и добавила насмешливо: – Мариша большая, она не может спрятаться в книжке. Что с тобой, братец?
– И без тебя знаю. На пятой странице есть велосипед, он нам может пригодиться, – ответил Медвежонок.
Вскоре он появился из вороха страниц, подталкивая впереди себя новенький зеленый велосипед.
Между тем Обезьянка вскарабкалась на спинку кресла.
Медвежонок сказал Буратино:
– Возьми велосипед. Прокатись-ка на нем по всему самолету, под креслами, а мы с Обезьянкой пошарим, вверху, на полках.
Буратино понравилось предложение, он схватил велосипед, спрыгнул с кресла, не забыв помочь и Кукле спуститься на пол.
Неуклюжий Ослик и резвый Зайчик спрыгнули один за другим – прыг-скок!
Пока Буратино садился на велосипед, чтобы пуститься в путь, Ослик и Зайчик уже обследовали все уголки салона самолета.
Кукла заглядывала под каждое кресло и звала тоненьким голосом:
– Мариша! Мариша!
Обезьянка подпрыгнула вверх, зацепилась за металлический стержень и очутилась на полке.
Забилась в уголок.
«Что она там нашла?» – подумал Медвежонок и, охваченный любопытством, метнулся к Обезьянке.
Вдруг из угла явственно раздалось – хрум! – Обезьянка грызла конфету!
– Вот это здорово! – ахнул Медвежонок, увидев кулек из разноцветной бумаги. И ринулся к нему.
Но Обезьянка крепко держала находку.
Оба вцепились в кулек. Бумага затрещала. Медвежонок и Обезьянка полетели кубарем вниз, на пол. На них посыпался дождь конфет.
Они тут же набросились на конфеты и принялись их грызть.
Подошла Кукла, посмотрела на них долгим взглядом и принялась бранить сластен.
– Как вам не стыдно? Мы потеряли единственного друга, а вы…
Звонко клаксонируя, к ним подъехал на своем зеленом велосипеде Буратино.
– Вы нашли Маришу? – пробормотал Медвежонок.
– Нет, не нашли. Мы искали ее во всех уголках, но напрасно, – ответил Буратино огорченно.
– Никакая это не игра в «прятки», – добавил Ослик, приближаясь. – Мариша просто-напросто покинула нас!
– Может быть, она где-нибудь на полке? – спросила Кукла в надежде, что еще не все потеряно. – Вы искали?
– Разумеется, искали. Но там ее нет. Там мы нашли вот это… – затараторила Обезьянка. Потом обратилась ко всем:
– Угощайтесь, пожалуйста.
– От огорчения я даже смотреть не могу на конфеты, – сказала Кукла. И заморгала быстро-быстро, чтобы не расплакаться.
– Мне не до конфет, – ответил Буратино, махнув рукой. Он тоже был очень огорчен.
Ослик наклонился, лизнул одну конфету и заметил:
– Хоть она и красивая, но совсем не похожа на «будто сено». – И отошел в сторонку.
– У меня морковка, и с меня хватит, – сказал Зайчик, даже не взглянув на конфеты.
Все замолчали. Они были очень грустные и думали об одном: Мариша их покинула.
– А помните… – начала Кукла мечтательно.
Как не помнить! Каждый день и каждый час своей жизни они помнят с тех пор, как появились на белом свете. А появились они в типографии, каждый на отдельной странице одной книжки. Вон той книжки, что лежит в кресле. Правда, дни, проведенные в типографии, они помнили довольно смутно, как в тумане. А потом некоторое время они жили на полке книжного магазина.
Как-то пришел один человек и попросил эту книжку. Так и сказал: «Эту книжку».
Продавец положил ее на прилавок.
Человек открыл ее, и все – Кукла, Ослик, Обезьянка, Буратино, Зайчик – чуть не ослепли от яркого света. Только Медвежонку все было нипочем, потому что он весь день красовался на обложке со своей красной погремушкой и давно привык к свету – солнечному и электрическому.
Медвежонок часто потом смеялся над ними, вспоминая, как они испугались света, а они завидовала ему немножко – тому, что ему выпало счастье жить на обложке.
Человек разглядел их всех подряд и сказал:
– Как раз для Мариши! – и забрал книжку с собой.
Это был отец девочки.
Дома он подошел к постели и протянул книжку дочке. С той минуты все они подружились с Маришей.
Мариша тогда болела – долго пролежала в постели. И с книжкой не расставалась. Очень уж она их всех полюбила, называла «мои шалунишки». Ей нравилось листать книжку и разглядывать их, с каждым разговаривать, – она сама задавала вопросы и сама отвечала, – или играть с ними в «прятки». Прятала куда-нибудь книжку, а потом искала, повторяя:
– Куда это спрятались мои шалунишки?
И обязательно находила их и радовалась.
Когда Мариша ела, она и их кормила. Но только так, понарошку, потому что не хотела пачкать книжку. Брала кусочек чего-нибудь съестного и каждому давала по-очереди пробовать. Когда «угощала» Куклу или Буратино, приговаривала:
– Ешь, дружок, это «будто сладкий пирог».
Медвежонка уговаривала:
– Ешь, малыш, это «будто мед».
Зайчику:
– Ешь, глазастый, это «будто морковка».
И все ели досыта.
Вечером Мариша никогда не забывала уложить спать своих друзей: аккуратно закрывала книжку и устраивала ее на своем столике у кровати.
Ночью, если Марише было плохо и она не могла уснуть, тогда и ее друзья не спали: вместе с мамой они рассказывали ей разные приключения из их жизни.
Когда Мариша поправилась, мама сказала:
– Не знаю, что больше помогло дочке: лекарства или ее шалунишки. Они очень милы, и девочка их безмерно любит.
Однажды родители сказали Марише, что хотят отвезти ее в деревню.
Вместо всех своих игрушек Мариша взяла с собой книжку и ни за что не соглашалась, чтобы мама спрятала ее в чемодан; уехала, неся ее под мышкой.
В самолете Мариша сидела у окошка и все время показывала своим друзьям села, леса, холмы, реки, города – все, что видела под крылом самолета. Показывала и повторяла:
– А у бабушки еще красивее. У бабушки растет яблоня перед домом, под застрехой ласточки вьют гнезда, а обочины дорожек затканы зеленой травой. Папа сказал.
Теперь, вспомнив эти слова, Ослик глубоко вздохнул…
Неожиданно пришла разлука. Мариша исчезла. Нет Мариши, и все тут. Они одни в темном холодном самолете. Хорошо еще, что сквозь окошки проникает слабый свет фонарей аэродрома.
Кто знает, может быть, Мариша давно улетела на другом самолете к бабушке, к яблоне, к цветам и травам, что растут вдоль тропинки.
Кукла сказала:
– Мариша думает, что если мы нарисованы, то ничего не чувствуем.
Буратино добавил:
– Когда была больна, не разлучалась с нами, «Мои шалунишки!» – передразнил он ее. – А разве мы только шалунишки? У нас душа есть, – заключил Буратино.
Ослик возмутился:
– Хороша хозяйка, ничего не скажешь! Берегла нас, берегла и вышвырнула!
Медвежонок молчал. Сидел, насупившись. Он глубоко задумался и, видно, старался что-то вспомнить. Он так погрузился в свои мысли, что даже курносый нос его сморщился.
Обезьянка, с досадой вертя свой длинный хвост, ляпнула:
– Пока болела, любила нас; а поправилась – идите прочь! Лучше б она поболела еще немножко!
– Лучше ты помолчи! – осадил ее Зайчик.
Вдруг Медвежонок встрепенулся и начал взволнованно топтаться на месте:
– Вспомнил! Вспомнил! Я слышал все, когда Мариша закрывала книжку.
– Что ты слышал? – кинулись к нему со всех сторон.
– Я слышал, как один летчик сказал пассажирам, что где-то гроза и дождь, гром и молнии, и самолет не может лететь дальше, что все пассажиры вынуждены будут ночевать в гостинице аэропорта, здесь, на месте. Сразу все вышли из самолета, летчики закрыли самолет и ушли.
– Ну и что? – спросил Ослик, потому что он ничего не понял.
– Как «ну и что»? – даже прикрикнул на него Медвежонок. – Это значит, что Мариша не покинула нас, а спит сегодня без нас и вернется…
– И завтра утром мы все вместе улетим к бабушке… – закончили его мысль остальные:
– И она поведет нас под яблоню, – сказал Буратино.
– И вместе с нею мы пойдем в гости к цветам, – сказала Кукла.
– А я буду бегать и прыгать среди цветов, – сказала Обезьянка.
– А я буду пастись на зеленой траве, – заключил Ослик.
Неожиданно раздались громкие голоса.
Только теперь Маришины друзья заметили, что уже рассвело. Сразу, в одно мгновение, они схватили велосипед, подняли его на кресло и втолкнули в книжку.
Даже давку устроили, так заторопились каждый на свою страницу. Только Медвежонок стоял в стороне и ждал, пока все займут свои места. Когда, наконец, все угомонились, он аккуратно закрыл книжку, сел на обложку и замер с красной погремушкой в руке…
Первой в самолет вбежала Мариша.
Кинулась к своему креслу.
– Вот они где, мои шалунишки! – и обеими руками прижала книжку к груди.
– Видишь! А ты думала, потеряла книжку! – сказал папа, улыбаясь.
Пассажиры заняли свои места.
Летчики закрыли дверь. Загудели моторы. Самолет вздрогнул и поднялся в воздух…
Мариша сидела у окна и разговаривала со своими друзьями – показывала им села, холмы, реки, города – и рассказывала о бабушкином доме.
Повести
Чудесные каникулы
Глава IТинел проснулся и в первое мгновение не мог сообразить, где он. Приоткрыл глаза и увидел угол своей подушки, на которой спит с тех пор, как помнит себя на свете, увидел и свое шерстяное одеяло, также давным-давно знакомое.
И все же почувствовал, что что-то не так, как всегда…
Заметил, что на стене нет зеленого листка, о котором он иногда вечерами придумывал столько сказок, воображая, что это не просто листок, а зеленая лодка, быстрая и юркая, на разъяренных волнах незнакомого моря… Где же листочек? Где лодка? Где храбрые мальчики из лодки? Ведь он их всех хорошо знает, потому что это его друзья, и ему даже трудно припомнить, сколько раз сидел он в этой зеленой лодке рядом с ними! И ни разу не случилось, чтобы он оказался хуже их, не таким храбрым… Где же листок?!
Или мама убирает в доме и сняла ковер со стены?..
Но почему стены не видно, она же белая?
Тинел высунул руку из-под одеяла и прикоснулся пальцем к стене: она тихонечко заколебалась… Брезент!
Перед его глазами была никакая не стена, а зеленовато-коричневый брезент.
Сразу повеселев, Тинел даже тихонечко прыснул: только теперь он вспомнил, где находится, и очень обрадовался. Он – в палатке!
А ночью Тинел спал на раскладушке… Вот между раскладушкой и грубым брезентом растет одуванчик и пучок зеленой травы.
Тинел повернул голову и увидел три раскладушки, поставленные вдоль стен палатки: мамину, Лины, его сестры, и Миликэ, старшего брата. Постели на раскладушках были застланы, все куда-то ушли.
Тинел зевнул от удовольствия и посмотрел в брезентовый потолок.
Он вспомнил, как вчера они приехали сюда, на берег Днестра, что к югу от города Сороки. Участники археологической экспедиции, во главе с Теофилом Спиридоновичем, устанавливали палатки, мама готовила ужин, Лина помогала ей, а Миликэ тащил из лесу хворост; Тинел тоже не сидел сложа руки – Теофил Спиридонович сказал ему, протягивая молоток:
– Держи, чтоб не потерялся в траве. Потом будем мастерить стол и скамейки.
После того как установили палатки, Теофил Спиридонович вместе с двумя студентами, Герасимом и Антоном, смастерили из досок стол, а вокруг стола – четыре скамейки. Сначала вбили в землю колы: для стола – длинные, для скамеек – покороче. Дэнуц, высокий и молчаливый подросток, помогал им.
Во время этой операции Тинел держал коробку с маленькими и большими гвоздями, доставал нужные и протягивал их то Теофилу Спиридоновичу, то тем двум студентам, когда они настилали на колья доски и вбивали в них гвозди. Под конец Теофил Спиридонович разрешил и Тинелу забить последние несколько гвоздей.
– Это уж точно твоя скамейка, – сказал ему Теофил Спиридонович.
В конце концов получился длинный широкий стол и четыре скамейки, которые словно выросли из земли среди цветов и трав.
Тинел улыбнулся. Он вспомнил, как травы щекотали ему голые ноги, когда он вчера сидел за столом.
И как раз тогда, когда Тинел захотел вспомнить вчерашний ужин, совсем близко раздался металлический звук, резкий и такой сильный, что Тинел невольно соскочил с раскладушки и ринулся из палатки.
– Специально для тебя, – сказал Миликэ. Он стоял у самого входа, растянув рот до ушей.
Тинел посмотрел на него растерянно.
Миликэ держал в одной руке заржавелую лопату без черенка, а в другой – молоток.
– Это наш колокол, гонг, как его называет Теофил Спиридонович, – объяснил ему Миликэ, – и если завтра ты будешь дрыхнуть, как сегодня, я тебе «позвоню» над самым ухом – еще не так подскочишь!
– Завтра, может, я тебе позвоню! – ответил Тинел, протирая глаза и окончательно приходя в себя.
Все вокруг сверкало на солнце: Днестр, полированные камни на его берегу, тарелки на дощатом столе.
Мама, осторожно ступая по траве, несла большую дымящуюся кастрюлю.
– Умойся хорошенько и садись за стол, – сказала она на ходу.
Тинел кинулся к жестяному умывальнику, прикрепленному к сучку на стволе высокой акации, и вскрикнул от неожиданности – до того была холодной вода…
Во главе стола сидел Теофил Спиридонович, слева и справа от него – студенты Антон и Герасим, потом Дэнуц, Лина и Миликэ, а Тинел примостился около мамы, почти на углу стола.
Тинел давно заметил, что умнее всего садиться как можно ближе к маме: ни Миликэ не сможет достать его своими щелчками, ни Лина не будет донимать своими замечаниями, к тому же от мамы, возможно, перепадет что-нибудь вкусное…
Теофил Спиридонович посмотрел на Тинела и сказал:
– Мы первый день в лагере. Так и быть, прощаем тебе, что ты сегодня проспал. Но с завтрашнего дня, едва прозвенит гонг…
– Лопата, – поправила его Лина, смеясь.
– Гонг, – повторил Теофил Спиридонович, – все должны быть на ногах.
– И самые маленькие? – осмелел Тинел, видя улыбки на лицах.
– Тут нет маленьких. Все большие, – ответил Теофил Спиридонович. – Кто чувствует себя маленьким, пусть ложится раньше.
– Вместе с курами? – спросил Миликэ.
– Кур у нас тоже нет, с… с воробьями.
– Надеюсь, Теофил Спиридонович, ваши замечания ко мне не относятся? – уточнила Лина.
– Если не относятся – молчи. Я говорю с этими двумя богатырями. Чует мое сердце…
– Что зададут они тебе хлопот? – спросила мама, окутав всех своим ласковым и полным доброты взглядом.
– Вот именно! – воскликнул Теофил Спиридонович.
Потом, глядя то на одного, то на другого:
– Не забывайте, что вы не на даче. Все мы участники археологической экспедиции. У каждого свои обязанности, и мы должны их выполнять.
Теофил Спиридонович нарочно произнес эту официальную и сухую фразу, чтобы мальчики почувствовали, что он не шутит.
Оба смотрели на него, посерьезнев. Лица их вытянулись.
– Но, – продолжал Теофил Спиридонович, – поскольку мы здесь первый день, а вы все же пацаны, сегодня даю вам выходной.
– Ура-а-а! – крикнули оба.
– Видали лентяев? – засмеялся Теофил Спиридонович. – Хотя у вас и выходной, маме вы должны помогать.
– А чем?
– Принести хворост из лесу, к примеру. И вообще, слушаться маму.
– А Лина пойдет на работу? – спросил Миликэ.
– Если хочет…
– Конечно хочу! – воскликнула сестра. – Обязательно хочу увидеть раскопки.
– Только увидеть?! – поднял брови Дэнуц, глядя на нее насмешливо. Он чувствовал себя почти археологом, потому что участвовал в раскопках третий сезон. «С детства», как говорил Антон. Первый раз попал случайно, а потом стал уже «своим».
– Нет, я хочу и копать! – поторопилась Лина уверить Дэнуца. – Зимой я прочла интересную книгу про археологию…
– И летом решила копать… Очень хорошо! – заключил Теофил Спиридонович. И сделал жест, требующий внимания. – Сообщаю вам распорядок дня: пробуждение – в семь. Обеденный перерыв – от двенадцати до часу. Конец рабочего дня – в шесть. Ужин – в семь. Ко сну – в десять. Для малышей…
– Вместе с воробьями… – вставил Дэнуц.
– В девять вечера, – заключил Теофил Спиридонович.
– Завтра и мы пойдем на раскопки? – спросил Тинел.
– На раскопки? Нет. Я найду для вас дело. Раскопки еще не для вашего носа. Подрастите. И вообще, ваш рабочий день будет длиться два часа. Купайтесь, ходите в лес… Но два часа чтобы были двумя часами. По принципу: взятое обязательство выполняется. Без разговоров!
– Слушаюсь!.. – заверили его оба в один голос.
Они были страшно рады, что «сегодня у них выходной».
Спустя несколько минут все встали из-за стола. Студенты, Дэнуц и Лина, вместе с Теофилом Спиридоновичем, вооруженные лопатами, заступами и другими инструментами, ушли на раскопки.
Тинел и Миликэ поглядели друг на друга удивленно и чуть стесненные доставшейся им свободой.
В лагере наступила тишина. Мама собрала посуду, помыла ее и уже нашла себе работу у железной плиты.
Теперь, когда все ушли, Миликэ и Тинелу лагерь показался даже просторным.
С краю, ближе к Днестру, стояла палатка Теофила Спиридоновича. В палатке – мальчики заметили еще вчера – была раскладушка, два сундука, один с продуктами, другой с инструментами, документами, книгами и разными вещами Теофила Спиридоновича.
В центре, между палаткой Теофила Спиридоновича и их жильем, возвышалась палатка студентов и Дэнуца: в ней три раскладушки. А под раскладушками – три чемодана.
Мальчики заглянули внутрь.
– Некрасиво. Уйдите оттуда, – сказала мама недовольно.
– Мы только посмотрели, – Тинел смутился.
– Нечего слоняться без дела. Идите и принесите хворосту. Быстренько!
Хворост? Пусть будет так. Они не стали ждать повторного приказания…
Лес рос на склоне холма, карабкался вверх к его гребню, начиная от самого обрывистого берега Днестра.
Над головой шуршало зеленое сплетение листвы, сквозь которое просвечивало синее сияющее, залитое светом солнца небо.
В листве пели птицы. Их голоса неслись отовсюду. Мальчики запрокинули головы и стали глядеть вверх, но, как ни старались, не заметили ни одной.
– Хитрые какие, здорово прячутся! – заметил Миликэ и принялся собирать хворост.
Тинел последовал его примеру.
Они быстро набрали по хорошей охапке, отнесли и сложили, как показала мама, с левой стороны плиты.
Потом снова отправились в лес.
– А что там, подальше, за этим дубом? – спросил Тинел, когда они остановились передохнуть.
– Давай посмотрим, – предложил Миликэ.
Здесь уже не было тропинок. Высокие деревья росли близко друг к другу, и ветки их переплелись так густо, что они казались настоящими тайными крепостями. То тут, то там открывались светлые поляны и полянки.
Мальчики обходили «крепости» и шли от поляны к поляне, поднимаясь все выше и выше.
– Смотри, смотри, ландыш! – воскликнул Тинел, пораженный открытием. Никакого ландыша не было, конечно, в густой зеленой траве, были только его длинные, гладкие листья.
– Да, – подтвердил Миликэ, и оба присели на корточки перед пучками листьев.
– Весной, наверно, земля белая была от ландышей!
– Ага, жалко, что мы не приехали сюда весной! – сказал Тинел с сожалением.
– Приедем на будущий год!
Вдруг в шелесте листьев и щебете птичьих голосов, с которыми мальчики уже свыклись, они уловили какие-то новые звуки, словно кто-то говорил быстро-быстро.
Братья переглянулись.
Миликэ догадался первый и, вскрикнув от радости, кинулся туда, откуда шли звуки. Отвел в сторону гибкую ветку: под обрывом, прямо у их ног, журчал родник. Тинел тоже просунул голову в просвет между ветками и глянул вниз.
– Как здесь хорошо!
Вода, прозрачная, голубоватая, неторопливо текла по выдолбленному в ракушечнике желобу, журчала тихонько по камням, устремлялась в долину, омывая траву на своем пути…
Миликэ и Тинел пили сначала пригоршнями, потом легли на траву, окунули носы в холодную и необыкновенно вкусную воду.
– Хватит! Закрываем кран! – сказал Миликэ, вытер нос и щеки тыльной стороной руки и поднялся.
Они бросили еще взгляд на белые камни, отмытые до блеска родниковой водой и поросшие по краям темно-зеленым лишайником, посмотрели на крупные цветы ромашки, которые росли вокруг, – и пошли дальше.
– А если мы встретим волка? – вдруг спросил Тинел и сам испугался собственного вопроса.
– Ну уж! Нет…
– А если?! – настоял Тинел шепотом.
– Волки ходят только зимой, – уверенно ответил Миликэ.
– А летом? Умирают? – подтрунил над ним Тинел и бросил на своего старшего брата, почти второклассника, колкий взгляд.
– Скажешь такое! – ответил тоже наверняка Миликэ, не почувствовав иронии. Он и сам знал, что летом волки есть, просто не ходят стаями.
– Ага значит, ходят и летом. Где-то же они живут! И если нам встретится какой-нибудь волк… – он поежился от страха.
– Может, еще и не встретится, – ответил Миликэ упавшим голосом. Его вдруг охватило что-то похожее на озноб, стало будто холодно. Но ему не хотелось, чтобы Тинел заметил это.
– «Может» – говоришь. Давай лучше вернемся. Хватит бродить, – настоял Тинел.
Миликэ воспрял духом и сказал:
– Как хочешь… Мне все равно, – и на секунду испугался: вдруг Тинел раздумает?
Но Тинел не раздумал. И они повернули назад.
Шли молча.
– Если наскочим на волка, – шепнул Тинел, – вскарабкаемся на дерево.
– Самое высокое! – съязвил Миликэ.
По дороге назад они не любовались ни листьями, ни жуками, ни цветами. Набрели еще на один родник, но прошли мимо, даже не останавливаясь; они только вслушивались в шумы леса и старались уловить приближение волка.
– Волк ходит неслышно, – шепнул вдруг Миликэ, – он знал, что и Тинел думает о том же.
Тинел замер, держа палец у рта.
– Что? – выдохнул Миликэ.
– Мы заблудились?!
– Вроде нет… – заколебался Миликэ, оглядываясь.
– Слышишь? – вздрогнул Тинел. – Кто-то пробирается сквозь кусты?!
– Слышу.
– Вскарабкаемся?
– Может, это собака…
– А если волк?! Давай посмотрим о дерева, – заскулил Тинел.
– Ну, если ты хочешь, – разрешил уговорить себя Миликэ и помог Тинелу взобраться на дерево. – Между прочим, – вспомнил он, – говорят, что одичавшие собаки хуже волков.
В самом деле, слышно было, что кто-то приближается, изредка шелестела задетая на ходу ветка, раздавался хруст сушняка под чьей-то ногой. В один миг и Миликэ оказался на дереве. Оба сидели верхом на ветках и, затаив дыхание, смотрели вниз.
Вскоре совсем близко раздался треск сухой ветки.
– Мама! – крикнул Тинел в ужасе.
– Кто там? – послышался тоненький голос. – Кто там?
Внизу показалась незнакомая девочка, примерно того же возраста, что Тинел, белокурая, с тоненькими косичками, повязанными красными лентами, в ситцевом полинялом платьице и голубых сандалиях. Она посмотрела в одну сторону, в другую, ища того, кто крикнул «мама», и, когда увидела мальчишек, сказала:
– А, археологи!
– Ты нас знаешь? – страшно удивились оба.
– Ну да, – спокойно ответила девочка, глядя на них большими голубыми глазами.
– Откуда ты нас знаешь? – удивился Тинел.
– Мы здесь первый раз, – добавил Миликэ.
– Я вас видела, – ответила девочка просто.
– Где?
– Когда?
– Вчера. Там, – и она показала головой, – в вашем лагере.
– Там наш лагерь? – спросил Тинел быстро.
– Что, не знаете? – засмеялась девочка.
– Нет, знаем, – поторопился Миликэ поправить дело. – А почему мы тебя не видели вчера? – изменил он разговор.
– Вы устанавливали палатки, а я проходила по тропинке поверху, в лесу. И увидела.
– А что ты делаешь здесь, в лесу? – спросил Тинел.
– Живу. А вы почему залезли на дерево?
– Хм. Мама сказала, что в лесу есть кизил. Мы хотели… – попытался Миликэ соврать.
– Кизи-и-ил?! – Девочка рассмеялась. – На дубе? – Девочка хохотала.
– Желуди, – ляпнул Тинел.
– А зачем вам желуди? Чтобы мама сварила вам компот, как в городе?
– Ну что ты болтаешь? Чтобы играть ими.
– А-а, – сказала девочка. – Слезайте. Хватит. Покажу я вам один дуб, у которого желуди вот такие! – и показала, какие, – каждый с ее черный замурзанный палец (сразу видно, что ела черные черешни).
Мальчики слезли с дерева. Переглянулись.
Губы девочки, как и ее руки, тоже были черные.
– Ты кто? – спросил Тинел с любопытством.
– Дочка лесника.
– И живешь в лесу?
– Да.
– У тебя есть дом?
– А что ты думаешь, я в дупле живу? – рассмеялась девочка.
– И как тебя зовут?
– Аникуца.
– А меня…
– Тинел, – опередила его девочка. – А тебя – Миликэ, – сказала она быстро и снова весело захохотала.
Засмеялись и мальчишки. Эта лесная девочка знала все.
– Нам по пути, – сказала Аникуца и пошла вперед. Обрадованные мальчишки поспешили за ней. Некоторое время они шли молча.
Откуда-то издалека до них долетел мамин голос:
– Тине-е-ел! Миликэ-э-э!
– Нас зовет мама! – забеспокоился Тинел.
– Слышу. Смотри, за теми зарослями есть тропинка, она ведет прямо в лагерь…
