Текст книги "Бегство из рая (сборник)"

Автор книги: Ирина Цыпина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ный экран, то он уже для зрителей других стран трансформиру-

ется в сознании во взгляд нации. Это уже не просто кинохроника

момента, это идеологическая пропаганда, только чьих взглядов

и чьих убеждений?

Да, я согласна, что блокпост, как и защитная стена, унижает

личность и, увы, не приводит к миру и согласию. Но это всё же

защита.

Как, живя в Израиле, можно забыть линч наших ребят в Ра-

малле, взорванные кафе «Сбарро» и «Момент» в самом центре

Иерусалима, обстрелы домов мирных жителей иерусалимского

района Гило, разорванные в клочья автобусы, палестинские ра-

кеты «Кассам», падающие на тихий, провинциальный городок

Сдерот, обстрелы на дорогах и еще, еще, еще....

Даже сегодня, когда пишу эти строки, по радио вновь объяв-

ляют о теракте в Тель-Авиве, опять раненые, убитые...

58

Бегство из рая

Наше кровавое Жертвоприношение продолжается.

Неужели у кого-то еще есть вопросы в отношении политики

упреждения и повышенной бдительности израильтян?

Очень странно, что израильские кинематографисты так от-

странённо выстроили свой сюжет, где до того старались быть

объективными, что потеряли позицию логики и здравого смыс-

ла граждан своей страны.

Когда мы только приехали в Израиль, мы жили в Иерусали-

ме в районе «Мошава Германит», где живут выходцы из Герма-

нии, алия 30-х годов. Это был вполне благополучный, буржуаз-

ный Израиль. В школе, где учился мой сын, учились дети изра-

ильского Middle Class. Они, в отличие от наших «русских» де-

тей, ни разу в жизни не ездили на автобусах, потому, что автобу-

сы иногда взрываются, а их родители знают об этом с детства.

Возможно, и у создателей фильма «другой Израиль», мень-

ше подверженный риску, европеизированный и очень либераль-

но-демократический. Но так не бывает! Страна у нас одна, у

нас одна опасность и один путь борьбы за выживание и утверж-

дение себя и своих идей в мире.

Безусловно, взгляд художника всегда самобытен и индиви-

дуален. Но даже очень хорошее и талантливое кино может быть

опасным носителем страшных или ошибочных идей. Создатель

фильма всегда должен помнить, что он моделирует сознание

массового зрителя, а это колоссальная ответственность. Вспом-

ните гениальную по воздействию киноленту фрау Лени Рифенш-

таль «Триумф Воли», она была символом и музой фашизма, имела

головокружительный успех, вела за собой зрителей к амораль-

ным и бесчеловечным ценностям, мастерски разрушая индиви-

дуальность личности, гипнотизируя и отключая волю и разум у

миллионов, превращая их в послушную аморфную массу, толпу.

Человечество еще не пришло к желанной интеграции, и у

каждого народа своя история, своя боль и своя память. Я пишу

эти строки, когда в Германии опять маршируют бритоголовые, 59

Ирина Цыпина

когда в чопорной, аристократичной Англии экстремисты призы-

вают уничтожить страну, в которой я живу, в Турции и Париже

горят синагоги ну разве не вызывает это тревогу? Ведь это

уже было!!! А совсем недавно в добропорядочной Европе в

прайм-тайм по кабельному телевидению транслировали арабс-

кий многосерийный фильм, достаточно профессионально постав-

ленный, в котором раввины перерезают горло христианскому

мальчику накануне еврейской Пасхи, чтобы изготовить ритуаль-

ную мацу на детской крови. Я сама видела эти кадры, где очень

ярко и достоверно играют артисты и талантливый арабский маль-

чик так выразительно, так трогательно играет роль жертвы на

этом бесконечном шабаше ужасов, что просто холодеет душа.

И эту киноклевету смотрят в цивилизованных странах, не воз-

мущаясь, не протестуя, не удивляясь ветхости и замшелости

темы очередной фальшивки.

Недосказанная правда фильма «Махсомим» о нашей жизни

в Израиле способна вызвать реакцию негатива и неприятия нас

в глазах остального мира, не знающего или не желающего знать

все реалии нашей действительности.

Каждый сам совмещает фокус своего зрения с кадрами,

происходящих событий. И не удивляйтесь, что очень часто на

киноэкранах мы наблюдаем перевёрнутое изображение извест-

ных фактов, как в допотопной «камере обскура», которая являла

собой прообраз нашей современной кинокамеры.

«Камера обскура». В определении этого понятия кроется

двойной смысл... и двойная мораль; а еще метафора упрощен-

ного, искаженного восприятия действительности, как это иногда

случается даже в очень хорошем кино.

60

КРАСОТА В ЭМИГРАЦИИ

Бегство из рая

Абсолютно не собиралась говорить на эту тему. Она всегда

казалась мне надуманно-академичной, неживой и даже эстетс-

кой. Не до того в этой жизни! Однако наши темы приходят так

неожиданно, врываясь в поток мыслей, разбивая стереотипы, оглушая болью, заставляя очнуться и заново построить диалог

между темой и собственным ощущением этой почти невидимой

проблемы. Но проблем-невидимок не бывает; есть человечес-

кое невнимание, есть непонимание, есть слабость иллюзорного

взгляда, есть самообман. Итак, начнем наш разговор о самом

тайном и прекрасном лике человечества о нас, любимых. Толь-

ко не будем придумывать мифы, найдём в себе мужество быть

честными до конца. Признаемся, как это безумно трудно по-

смотреть на себя отстраненно-пристально, почти чужими гла-

зами, и понять, разгадать, просчитать алгоритм всех поступков, тревог, всего неслучившегося, всех несвершенных побед и еще

не взятых вершин.

Случилось так, что израильское TV оглушило нашу «рус-

скую улицу» нагло преподнесенной шуткой про «бабу Любу». С

телеэкрана в праймтайм показали в грубой гротескной форме

лицо нашей Алии русскоговорящую репатриантку вульгар-

ную, безвкусную кассиршу из израильского супермаркета. Бес-

форменная немолодая блондинка в розовой пудре и в огромных

старомодных очках, жалко лепечущая на корявом иврите.

Израильтяне повеселились вдоволь, они хохотали до слёз над

этой нелепой «русской». Не хотелось реагировать и отвечать.

Пошлости так много, и она всегда почему-то востребована.

Синдром толпы, избивающей слабого и чужого, того, кого доз-

волено обижать; сколько раз мы это проходили! Наверное, нет

более уродливого зрелища. Мне так хотелось защитить бедную

бабу Любу, успокоить, обогреть и утешить; хотя, думаю, она от

усталости и близорукости давно потеряла восприимчивость и

61

Ирина Цыпина

даже не понимает, насколько убога и смешна. По русскому ка-

налу Любу защищают модные благополучные феминистки, вспо-

минают о привезенных ею дипломах и почетных грамотах; вос-

хищаются, что даже в этом положении она не сломалась, не ра-

стерялась; перечисляют её бывшие профессии от инженера

до доктора философии.

«Ведь любая работа почетна», сколько раз слышали мы

это в эмиграции, не правда ли?

Но, обидевшись вместе со всеми, я всё же, простите, реши-

лась подойти к зеркалу, отражающему нашу действительность.

Рассказать Вам обо всём? О шоке, который я испытала, только

единожды взглянув в наше мутное Зазеркалье?

О, сколько раз я хотела об этом написать! Сколько раз била

от злости по клавишам и не находила нужных слов, сколько раз

обещала себе вернуться, но суеверно не возвращалась. А жизнь

пишет свой сценарий. Всё не так однозначно! Зачем лгать себе, даже во спасение? Простите, сладкой лжи не бывает!

Вернёмся в наше недалёкое прошлое. В Москве живет все-

мирно известный историк, один из ведущих современных специ-

алистов в области социологии прогнозирования и футурологии, Игорь Бестужев-Лада. Когда-то, на заре Перестройки, он очень

четко и ярко нарисовал обобщенную модель эмиграционных про-

цессов, а проще сформулировал весь комплекс проблем эмиг-

рации. Тогда, в 80-х, я не поверила ему, но Время всё расставило

на свои места. Ученый с горечью утверждал, что самое страш-

ное в эмиграции это деформация человеческой личности, дег-

радация психики, потеря себя. Он приводил горький пример, та-

кой характерный для эмиграции:

«Если признанная пианистка пять лет моет посуду в немец-

кой забегаловке, то, увы, она уже не пианистка... Она посудо-

мойка».

Оставим это жесткое высказывание без комментариев; всё

как есть.

62

Бегство из рая

Но мы не о социальных вопросах нашего больного, истер-

занного террором, общества, а об абстрактной категории кра-

соте наших любимых женщин. И что есть Красота? И почему

вдруг баба Люба? Не торопитесь, как ни странно, но они (Люба

и Красота) два полюса одного явления, одной проблемы и од-

ной человеческой беды. В суете эмигрантских будней сколько

женщин забыло о том, что Красота это прежде всего оду-

хотворённость, интеллект, тайна... Это божественная лепка об-

раза, пластика движений и жестов, это живая энергетика ума, воображения и только лишь потом черты, выверенные по за-

конам «золотого сечения» пропорций; и уж совсем НЕ модные

тряпки класса must-have этого сезона, и даже не дорогой маки-

яж и французский парфюм, не умопомрачительная стрижка и не

сверкающие караты. Я совсем о другом.

«В женщине должна быть ЗАГАДКА. Нет загадки нет

женщины...», это формула «профи», мастера фотосессий, ра-

ботающего в известном модельном агентстве в центре Европы.

А мнение мужчины, глядящего много лет в объектив на женщи-

ну, не стоит оставлять без внимания, верно?

Вспоминаю, как впервые оказалась в иерусалимском рус-

ском ресторане. Меня, нового человека в абсолютно другой

жизни, поразило кричащее несоответствие, диссонанс между

обликом присутствующих женщин и их одеждой. Это был почти

театр абсурда, с гротескными кадрами, музыкальным сопро-

вождением и даже с подтекстом, который умелый режиссёр

выделил в многоточие.

Я увидела так много красивых вечерних платьев, сверкаю-

щей бижутерии на фоне измученных лиц в ярком карнавальном

гриме. Усталые плечи после многочасовой монотонной работы

в предательском контуре оголяющих декольте. Мне стало страш-

но. Я ощущала физически их усталость и раздражение, суту-

лость, неумение носить дорогие вещи, неумение улыбаться, ран-

ние подъемы, нервные срывы, постоянную тревогу за детей,

невозможность жить иначе и что-либо изменить... С годами вос-

приятие окружающей жизни становится более ровным и орга-

63

Ирина Цыпина

ничным, многого мы уже почти не замечаем, но закон первых

впечатлений никогда не обманывает меня; это отфильтрованная

правда без примеси других эмоций, без самообмана и лжи.

Но как странно устроена наша память. И почему я вспомни-

ла этот давно уже закрытый ресторан в центре Иерусалима?

Что общего между подсмотренными ресторанными картинка-

ми и телепередачей русского канала «Израиль-плюс», когда со-

всем недавно в студии проводился конкурс красоты? Четырнад-

цать красавиц нашей Алии, четырнадцать девочек, у которых

иврит уже почти родной, стройные, юные, нарядные. Но... Я

всматривалась в лица, я искала, спорила с собой и не могла от-

ветить на такой простой и обидный вопрос: Почему лица этих

девчонок до сих пор не разбужены интеллектом? Кто виноват?

Где игра ума и блеск дерзаний в глазах? Где одухотворенность

и загадочность? Из 14-ти девчонок только одна учится в уни-

верситете тревожный и неутешительный симптом. Почему

они так стандартно красивы и безлики? И что мы все по боль-

шому счету сумели дать нашим детям, которых привезли в но-

вую страну для их счастливого будущего? Девочки что-то кос-

но лепетали перед камерой, натужно улыбались... И это был еще

один укор всем нам, взрослым, не сумевшим разбудить Красо-

ту. Увы, «Баба Люба» оказалась неумелым воспитателем.

Голливуд, очень чуткий индикатор всех новых веяний и на-

правлений, уже давно утверждает тип красоты, доминанта кото-

рой незаурядность и интеллект. Вспомните Шарон Стоун и Ким

Бессинджер сколько изыска, стиля, сколько чувств и эмоций.

Недавно по российскому TV Леонид Парфенов брал интервью у

Кондолисы Райс, советника президента США по вопросам бе-

зопасности. Признаюсь, меня пленила эта чернокожая женщи-

на. Я восхитилась её манерой ведения беседы, легким утончен-

ным шармом, королевской осанкой и ярко выраженной харизмой.

Только гимнастика ума способна создать такую лепку лица, ос-

ветить его изнутри, заставить окружающих поверить и полю-

бить. Конечно, я привожу примеры небожителей, звезд, которых

так мало на Земле; но, поверьте, очень важно для молодых стре-

64

Бегство из рая

миться ввысь, ведь горизонт бесконечен. «Душа обязана тру-

диться», только тогда придёт настоящий успех. Мы живём в эпоху

информационного взрыва и интернета, каждый день приносит нам

новые сенсации, гипотезы, открытия. Независимо от нашей ежед-

невной занятости мы можем так много узнать, успеть, прочув-

ствовать и пережить, встретиться со столькими интересными

людьми, восхититься возможностями и технологиями современ-

ного мира. И когда я слышу от некоторых дам, что компьютер

портит глаза, мне хочется рассмеяться. Девочки, не надо лука-

вить; жить тоже в некоторой мере вредно.

Вспомните детскую сказку Андерсена «Русалочка». О, как

больно было несчастной Русалочке ходить, каждый шаг её был

отмечен страшной, почти непреодолимой, пыткой, слёзы жгли

её изнутри, но она твёрдо шла на эти испытания, чтобы войти в

Мир людей. Яркий, влекущий, постоянно меняющийся мир сто-

ит того, чтобы к нему стремиться, чтобы в нем жить и находить

в нем вдохновение.

Игра интеллекта, особый драйв и очень тонкий нерв чувств

на лице современной женщины создают потрясающий шарм,

который не способна создать даже самая технологичная плас-

тика и макияж. Время очаровательных милашек ушло безвозв-

ратно, мы все повзрослели.

Эволюция изменения критериев женской красоты произош-

ла в России неожиданно и стремительно, еще в начале 50-х: от

сияющих фарфоровых улыбок Любови Орловой и Марины Ла-

дыниной до бездны трагизма в бездонных, уходящих в беско-

нечность, глазах Татьяны Самойловой в гениальной черно-бе-

лой ленте «Летят журавли» Михаила Калатозова. Это был един-

ственный советский фильм, попавший в лидеры кинопроката

Франции и получивший Золотую пальмовую ветвь в Каннах

(1958). Наступила эра другого, интеллектуального, кино, эра

Марлена Хуциева, трудного признания Андрея Тарковского, Ми-

халкова-

Кончаловского, время характерных актрис, где знаком кра-

65

Ирина Цыпина

соты стала Неповторимость. Вспомните Элину Быстрицкую,

Маргариту Терехову, Майю Плисецкую... Список, безусловно, можно продолжить, но в каждой из этих великих

женщин сначала характер, а уж потом симметрия черт и

пленительное женское обаяние.

Время более высоких порядков, более сложных и высоких

ценностей стремительно ворвалось в наш век, перечеркнув ста-

рые догмы, условности и патриархальный уклад. Так будем со-

ответствовать своему времени и его непростому и жесткому

диктату. Ведь чувство времени это всегда залог успеха и при-

знания, современный стиль и современный эталон красоты.

P.S.

Но, девочки, это мистика!

Когда мой очерк уже был готов, вдруг, из архива Женского

Рунета я получила сообщение от очаровательной интернет-дамы

Елены Шерман: «Нормальная женщина в Интернет не ходит как

минимум по двум причинам. Во-первых, это не стирка белья

«Тайдом» и не чистка унитазов «Кометом», это ужасно не-

женственно. А во-вторых, даже если вдруг нормальная женщи-

на и решится на такой нетипичный поступок, она все равно не

сможет близко подойти к компьютеру, потому что боится мыши.

Если же она не боится мышей значит, это не нормальная жен-

щина. Она мутант»

Ну, и как это понимать, милые дамы??? Что будем делать?

Устроим в сети еще один «Женсовет»?

66

В ПЛЕНУ АССОЦИАЦИЙ

Бегство из рая

Памяти замечательного

еврейского писателя Якова Тайца посвящаю

Когда в детстве меня просили назвать имя любимого писа-

теля, то заранее было известно, что им должен быть Аркадий

Гайдар или Николай Островский, или классически безошибоч-

ный Пушкин, или еще кто-то из глянцевого утвержденного спис-

ка, составленного в недрах министерства просвещения. Что по-

делаешь, мы жили в протокольное время, под жестким прессин-

гом придуманной идеологии, но я совсем о другом...

Когда в детстве меня просили назвать имя любимого писа-

теля, я называла его не задумываясь Яков Тайц; и все в недо-

умении пожимали плечами. Писателя, создавшего прекрасный

трогательный мир незабываемых образов честных, достой-

ных, смелых, не знали; имя писателя незаслуженно осталось в

тени забвения. Я помню толстую тяжелую книгу в бежевом кар-

тонном переплете: «Рассказы и повести», год издания 1958-й. Я

росла в книжной семье, где была большая домашняя библиоте-

ка, и когда мы с мамой решили эту библиотеку упорядочить и

составить формуляры на все наши книги по тематике, годам

издания, нашим вкусам, то самый почетный номер №1 достал-

ся Книге моего детства.

С героями этой книги я хотела дружить, они давали советы, они помогали, были всегда рядом. В них не было пафоса и само-

довольства, кичливости и напыщенности, они были настоящи-

ми, надежными, очень верными людьми сложного и страшного

времени.

Книгу Якова Тайца мне подарила моя бабушка, со словами:

«Он из того самого города Вильно, где я родилась и жила до

войны; возможно, мы были знакомы...» Литовскую столицу Виль-

нюс бабушка называла старомодным названием Вильно и с ран-

него детства я знала все-все об этом пленительном городе, где

67

Ирина Цыпина

женщины элегантны и затянуты в корсеты, где по утрам пьют

кофе по-варшавски, заваренный в кипящем молоке, где устраи-

вают семейные музыкальные вечера, обязательно со скрипкой, ездят на конке на дачу в Ковно, а благотворительный бал «Бело-

голубой бант» событие городского масштаба. А еще я знала, какой торжественной и праздничной была каждая Суббота в

патриархальном еврейском доме, когда собиралась вся семья и

отец читал молитву, слова которой я услышу и вспомню через

много-много лет уже здесь, в Израиле. Они жили на Цветочном

бульваре, в доме № 6, где-то возле Центральной синагоги, но в

1986-м году я с моей приятельницей литовкой Лаурой так и не

нашла этот дом, Синагога была закрыта на ремонт, а Вильнюс

оказался красивым и абсолютно чужим Все близкие и род-

ные бабушки, все-все, ушли в небытие Холокоста. После войны

этот город, безумно любимый и родной, она похоронила в своей

памяти, никогда больше туда не возвращаясь. Так вот, легкая

загадочная аура того далекого времени на страницах Якова Тайца

переплетена с трагическими картинами потерь страшной вой-

ны. В его чистой, наивной прозе живет целый еврейский мир.

Возможно, его герои чуть честнее, чуть лучше, добрее, чем на

самом деле, в жизни; может, чуть идеальнее, но на то и суще-

ствует литература, чтобы умело ретушировать прошлое и

вос-

создавать ощущение уже исчезнувшей эпохи. И когда я читаю

отточенную, гротескную и всегда печальную прозу Эфраима

Севеллы, я вспоминаю любимую книгу моего детства «Рас-

сказы и повести» Якова Тайца. По какому-то особому нерву я

узнаю стиль и душу, мудрость и дыхание того растворившегося

в Лете города.

Его невозможно спутать, в нем свои краски, свое очарова-

ние, своя тревога и боль. Яков Тайц писал на идише, а потом

перевел свое творчество на русский язык. Возможно, на идише

его проза звучит еще ярче и насыщеннее, но, увы, мне лично не

дано было прочитать подлинник из-за незнания этого уже сакра-

ментального языка. А ведь в то время, когда моя бабушка жила

в Вильно, евреи знали идиш и русский, немецкий и польский.

68

Бегство из рая

Редкая семья не имела родственников в Германии или Польше; границы были прозрачны и люди общались, ездили в гости, на

учебу. Еврейский мир был открытым, динамичным и ярким.

Бабушка, случайно уехав из Литвы, всю жизнь считала это ко-

лоссальной ошибкой, но эта ошибка спасла ей жизнь, а самые

близкие и родные рассеялись пеплом над тем сказочно-прекрас-

ным городом.

А я до сих пор вижу зимний вокзал, на котором моя бабушка, совсем маленькая девочка, провожает своих дедушку и бабуш-

ку «умирать» в далекую, неизвестную Палестину.

Почему я не расспросила ее, куда они попали, как сложилась

жизнь на новом месте? С кем они ехали, как смогли оставить

детей и внуков? Кем они были? Но они уехали, растворились в

начале прошлого века, и похоронены на этой Земле, куда почти

через столетие попала я. Больше мне ничего не известно. На-

верное, все было предопределено. А ведь они тоже прообразы

героев того еврейского мира, увиденного в начале прошлого века

Яковом Тайцем в городе с забытым названием Вильно.

Когда я впервые попала в Иерусалим, я почему-то вспомни-

ла повесть Якова Тайца «Под горой Гедимина». Писатель опи-

сывает тревожное послевоенное время в Вильнюсе: днем идет

нормальная мирная жизнь в прекрасном городе, а по ночам лес-

ные братья и прочие бандиты всех мастей врываются в дома, убивают, мстят, грабят и терроризируют все население. Атмос-

фера дивной красоты и дневного спокойствия странным обра-

зом переплетена с чувством загнанности и почти животного ноч-

ного страха.

Безусловно, в этом ирреальном мире есть своя логика, но я

не об этом. Просто память способна возвращать нас каким-то

непонятным ассоциативным путем в уже пережитые эмоции,

пусть не во сне, не наяву, а на страницах прочитанных книг.

И когда я впервые попала в Иерусалим, то почувствовала ту

же тревогу, ту же растерянность перед красотой дивного горо-

да, залитого солнечным светом, и чувством опасности, подсте-

69

Ирина Цыпина

регающей израильтянина на каждом шагу.

У героев Якова Тайца необычные имена Янкеле и Блюма

соседствуют с Игнасом и Алдоной, а еврейские праздники

переплетаются с таинственными литовскими обрядами. В его

книгах много янтаря и тревожный холод от рассказов про лес-

ных братьев, а еще близость Балтийского моря и белый песок и

сосны... И собор святой Анны, воспетый Наполеоном, и древ-

ние улочки старого города и еврейских кварталов, там так мно-

го боли и любви, там так много утрат, но все еще живы...

Любимые книги я никогда не перечитываю, боясь потерять

магию и очарование, созданного писателем мира. Забывается

сюжет, но остается атмосфера со всеми знаками, тайнами, со

всей непостижимостью и загадочностью. Читая такие книги

невозможно быть злым и агрессивным, невозможно лгать, быть

подлым.

Но время тихой, светлой прозы, увы, прошло. Предпочтения

сегодняшнего дня это не ослепительные вершины русского

языка у Бунина или Набокова, это не бесхитростные, честные

аксеновские коллеги, и даже не изломанные «Великой эпохой»

беспомощные и нервные вечные подростки Эдички Лимонова.

Нет, сегодня выбирают экшн, тяжелый сленг, секс, криминал, доминирующий крутой сюжет, либо интеллектуальные изыски

формы, где страницы выстраиваются по законам математичес-

кой модели, без души и без потрясений. Акварельная легкость

стиля уже не завораживает читателя, не дразнит воображение, ему некогда, он должен успеть выиграть Большой Приз. В про-

шлом остались наши любимые первые книги, они так несовре-

менны и старомодны, а мы так легко меняем свои вкусы и при-

страстия, так легко предаем их... Но иногда на волнах памяти

приходят образы из детских лет, и хочется сказать: «Как хоро-

шо, что это было...»

70

Бегство из рая

ПОРТРЕТ В КАРТИННОМ ИНТЕРЬЕРЕ

Фронтовику, заслуженному художнику Украины , профессору

живописи, Иосифу Ильичу Карасю посвящаются эти страницы

«Пусть наши имена будут записаны в Книге жизни, и

да будет услышана Наша молитва, как была услыша-

на молитва Ицхака».

(«Врата Раскаяния»)

Магические знаки, тайна снов и предчувствий... Вы верите

в мистику совпадений? В моей жизни это случалось не раз: нео-

жиданно Прошлое врывается в Настоящее, берет в плен и не

отпускает... Мистика? Что же еще? Шок!!! На выставке кар-

тин я встретила себя из двадцатипятилетнего прошлого.

Картина известного художника называлась: «Девушки на

дорогах войны». Увы, я себя почти не узнала, мы почти разми-

нулись в пространстве... А я ведь была моделью, как сейчас

бы сказали, одной из девушек для этой жанровой, очень совет-

ской и наивной, картины на военную тему, посвященной Великой

Победе над фашистской Германией.

Полукругом военные девушки сидят у ночного костра на

привале. Полуосвещенные лица, светящиеся искры костра тают

в ночной тревожной тишине леса, конец лета, война...

Что сказать было ей, той девчонке с дерзким и одновре-

менно открытым доверчивым взглядом, сидящей у огня в пи-

лотке и гимнастерке? Была ли я рада этой встрече? Ведь она, эта девочка с распахнутыми глазами, так много могла, так о

многом мечтала, ее еще не предавали близкие друзья, ей еще

не лгали, у нее еще не забирали свободу в обмен на сомнитель-

ное благополучие... Картина была написана маслом, но без гру-

бых мазков, очень нежно, трепетно. Скупая палитра красок со-

здавала странное, почти нереальное свечение: пламя костра

вибрировало на ветру, и там, в придуманных декорациях, жила

71

Ирина Цыпина

я, еще очень молодая и настоящая. Там еще всё впереди, всё

возможно, всё легко и просто, еще все победы брошены небрежно

к ногам в модных ажурных колготках, еще нет ошибок и нет

еще поражений...

Мы встретились с ней взглядом. Она смотрела на меня из

картинного пространства, как из зазеркалья, еще не зная всех

бед и проблем, которые не обойдут ее стороной, которые ждут

там, в далеком далеке...

А я очень четко помню тот день, когда художник рисовал

эту картину. Была снежная зима, минус 25. Я, студентка-перво-

курсница архитектурного, раскрасневшаяся после катка, в длин-

ном бирюзовом свитере модной вязки, с ярко подведенными по

моде тех лет глазами и с летящей лондаколоровой челкой: мне

ужасно льстит предложение маститого художника позировать ему

для картины. Внизу, на лестничной клетке, меня ждет мальчишка-

поклонник, и я чувствую себя ужасно красивой, взрослой и крутой, как бы сказали сегодня наши дети. Я не вдаюсь в подробности

тематики будущей картины, молодость всегда цинична:

Ах, война... Уж это, слава Б-гу, не про нас!!! Война уже дав-

ным-давно закончилась... Простите, избитая тема... Надоело!

Как же изолированно мы жили в той закрытой заморожен-

ной стране, какими непростительными эгоистами были. Ведь в

то же самое время шло столько войн, столько пролито крови

было на Этой, ставшей через долгие годы осознания, тоже род-

ной, Земле. Каюсь...

А в мастерской натоплено и уютно, мы пьем растворимый

кофе «Пеле», художник рисует и с юмором, в лицах, рассказы-

вает о былой Войне, о фронтовом братстве, о бесстрашных де-

вушках, которых встречал на дорогах войны совсем молодень-

ким лейтенантом. Я рассматриваю рисунки и наброски, сделан-

ные простым карандашом, в перерывах между боями. Это

целый полк, галерея лиц той далекой, почти забытой, войны. Их

лица прекрасны и еще не испорчены временем, как бывает только

в очень ранней юности; они еще не знают, что им предстоит, и в

этом мистическое чудо застывшего времени на старой, по-

72

Бегство из рая

желтевшей, плохого качества бумаге. Эти наспех сделанные

эскизы выхватывают самое главное, почти потустороннее, внут-

реннее Я человека и говорят о нем гораздо больше, чем любая

самая профессиональная фотография. Художник был уже не

молод, но как светлело его лицо, как преображался он, когда

вспоминал свою фронтовую юность. Весь круг его близких дру-

зей был из той военной поры, того жесткого времени, когда в

одном окопе сразу можно было определить, кто есть кто. Кста-

ти, о мистике. Он безошибочно по глазам видел перед боем

того, кому не суждено было вернуться. Он рассказывал, что

солдаты очень четко чувствовали предстоящий роковой миг. .

Это знают все фронтовики, все люди, сталкивающиеся с рис-

ком, и нет этому объяснения... Но не будем об этом, мы о дру-

гом... Не будем искать ассоциаций. Живя в Израиле в ежеднев-

ной опасности, мы многое понимаем по-другому. .

Маститыйхудожник, профессор живописи, эрудит, он жил труд-

ной судьбой своей страны, был, как казалось, нужен ей и был

востребован. Свое еврейство он осознавал, но научился с этим

жить; адаптировался, стараясь активным творчеством компен-

сировать дефицит свободы и тот национальный комплекс, кото-

рый, разрушая психику, тяжелым грузом нереализованных воз-

можностей давит и не дает забыть... И его ли вина в том, что у

него, фронтовика, не хватило сил на протест, на то, что смирил-

ся, на то, что принял правила игры; внес свою лепту в строи-

тельство соц-ART той непонятной нелепой страны, изуродован-

ной кровавой эпохой?

Ментально будучи стопроцентным славянином, он иногда

непростительно надолго забывал о том, что чужой; да и был ли

чужим, когда все его предки корнями поколений вросли в эту

Землю, Историю, Культуру? Он оформлял фольклорные выс-

тавки и книги, много рисовал, преподавал, читал лекции, писал

монографии по живописи, составлял учебники. Он жил, много

работая, запрещая себе философствовать на сложные темы, ко-

торые невозможно решить, как невозможно ничего изменить.

И страна, как приворот, как наваждение, держала его, не отпус-

73

Ирина Цыпина

кая столько лет, почти всю жизнь. Он не был знаком с еврейс-

ким религиозным укладом. В индустриальном городе, в кото-

ром он родился в 20-х, был тогда один язык русский, и одна

религия Революция; и эту универсальную религию исповедо-

вали его молодые революционные родители, восторженные стро-

ители Новой Эпохи. Так стоит ли удивляться, что все сложи-

лось так, а не иначе?

Через много лет, в 90-х, мы закономерно встретимся в Израи-

ле, и вся иерусалимская квартира художника будет в его картинах.

*****

Это был эдакий картинный хаос: зимние пейзажи и наряд-

ные изысканные натюрморты. Прозрачные, словно туманные,

акварели моего родного города, а еще его любимый Восточный

Крым, воспетый Цветаевой и Волошиным. Пенное синее море,

такое соленое и непостижимое у берегов Коктебеля или Феодо-

сии... Легкий флер Айвазовского, но это все не вторично, а даже

очень изысканно... Картины «Девушки на дорогах войны» здесь

не было. Ее еще тогда, много лет назад, к юбилею Победы ку-

пил Дрезденский Дом германо-советской дружбы.

А в Израиле его картины не покупали. Галерейщиков, остро

чувствующих спрос, он не заинтересовал. Другая страна, дру-

гая ментальность, другой стиль, другие времена...

В его натюрмортах были слишком анемичные, блеклые

краски; ему не верили, что так бывает в природе. Его акварель-

ные города были неизвестны местным жителям, и поэтому не-

интересны. А море, такое экзотичное Там, в Израиле всем уже

давно приелось и надоело своими медузами.

В новой стране он был совсем не моден и абсолютно не

известен, он писал в другой манере, в другой технике и в дру-

гом художественном пространстве. В его работах не читался

скандальный кумир израильтян Сальвадор Дали; он был да-

лек от школы элитарных, остро модных импрессионистов; и вооб-

74

Бегство из рая

ще, он здесь «не соответствовал»... Не было рекламы, не было

нужных PR-проектов. Увы, его Время прошло.

Перед его отъездом в суете дней мы не успели с ним попро-