Текст книги "Безумный магазинчик"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Вы его бьете, а он все равно ворует? – удивился Зыков.

– В этом-то и состоит неразрешимая загадка русского народа, – глубокомысленно изрек Бык. – Сколько его ни бей, а он все равно ворует. Кто ж в торговле не ворует? Без этого нельзя.

– И ты воруешь?

– А что я, на марсианина похож? – удивился Бык. – Я – как все.

– Но если все воруют, то зачем вы бьете Гляделкина?

– Как зачем? Чтоб не попадался. И еще – чтоб не скучно было. В жизни должен быть интерес, понимаешь? Менты воруют? Воруют! Политики воруют? Воруют! Бизнесмены и предприниматели, мать их так, воруют? Воруют! Военные воруют? Воруют! Служители зоопарка воруют у зверей мясо. Работники детских домов воруют у детей масло и крупу. Украинцы воруют российскую нефть. Чеченцы воруют заложников и вообще все, что плохо лежит. И все при этом друг за другом гоняются, все друг друга бьют, все друг друга мочат. Менты бандитов, бандиты бизнесменов, бизнесмены политиков, военные – чеченцев, чеченцы – вообще всех подряд. В этом-то и состоит высший смысл, неужели не ясно? Воровать, но не попадаться, бить самому, а не быть битым. Усек?

– Усек, – растерянно кивнул Денис. Столь исчерпывающе логичной и ясной концепции смысла человеческого существования он до сих пор не встречал ни в одном учебнике философии или психологии.

– У нас в магазине даже свой собственный суд есть, – похвастался Бык. – За мелкое воровство мы просто бьем, а за хищения в особо крупных размерах судим. Андреич всегда за прокурора: у него теща прокурором работает. Судья у нас Дубыч, лоточник. Вот это зверь. В армии служил в дисбате – дисциплинарном батальоне, в психушке отдыхал, четыре ходки на зону – отморозок конкретный. Я, как самый гуманный – за адвоката. Суд организуем в приемке посуды, подальше от начальства. Подсудимого сажают на ящик, и судья зачитывает наказание. Наказание всегда одно – смертная казнь. Прокурор, как правило, предлагает электрический стул, а я требую заменить его на повешение. Судья соглашается, потому что Зоя пообещала, что за электрический стул руки-ноги нам повырывает, а Зою даже Дубыч боится. Приходится вешать.

– Как это – вешать? – сдавленным голосом спросил Денис.

– Как? Да как обычно! За трубу у потолка цепляем кусок провода, ставим приговоренного на ящик, одеваем на шею петлю, ящик выбиваем.

– И-и… что?

– Да ничего. Как посинеет – снимаем, потом все вместе водку пьем. Магазину живые кадры нужны, а не жмурики. Вчера вот Шайбу вешали, это уборщица наша. Деньги из общака тырила, а Дубыч застукал. Пока судебное заседание тянулось, все в стельку упились. Шайба сама лыка не вяжет. Она как напьется, у нее один глаз закрывается, а второй открыт. Стоит она, значит, на табурете, таращится одним глазом, к стенке ее прислонили, чтобы не упала, а Дубыч сам пьяный – никак петлю на шею накинуть не может. Андреичу пришлось ему помогать. Только петлю надели, как Зоя вломилась со скалкой. Совсем озверела. Разогнала суд, и в наказание заставила нас посуду мыть. Да ты не дрейфь, парень! Жизнь штука суровая, но веселая. Выпивку-то Андреичу принес?

– Принес, – кивнул Зыков, указывая на сумку. – Водка. Импортная. Редкая марка.

– Вот и хорошо, – отечески кивнул Бык. – Водка русскому человеку душу греет. Понравишься Андреичу, может он тебя и не тронет, если, конечно, по крупному воровать не будешь.

– Не буду. Ей-богу, не буду! – торжественно поклялся Денис.

Прокурор Алексей Михайлович Чернов был неглуп и в меру образован, но не кичился своей интеллигентностью, памятуя о том, что таких в системе правосудия не любят. Как и подавляющее большинство работников прокуратуры и правоохранительных органов, он химичил с отчетностью, без особых душевных терзаний шел на неизбежные компромиссы, при необходимости вступал в контакт с сильными мира сего, и, вследствие всего вышесказанного, относился к закону гибко, взвешенно и с пониманием реалий сегодняшнего дня.

Чернов умел правильно оценивать ситуацию, подмечать и учитывать множество противоположных факторов, у него были хорошие связи и перспективы на выдвижение, его тянули, но делали это лишь потому, что он не нарушал правил игры.

Вчера вечером Алексею Михайловичу позвонил заместитель мэра Александр Андреевич Гаков и пригласил на ужин в ресторан «Белое солнце пустыни» на Неглинной.

В ресторане, под ярками кумачовыми лозунгами «Свободу женщинам Востока!» прокурора, весело щебеча, встретил гарем Абдуллы, волей судьбы доставшийся во временное пользование отважному красноармейцу Сухову. Миниатюрные восточные красавицы в тюбетейках, шелковых шароварах и платьицах напевали, как соловьи, про мясо молодого барашка, которого Саид пригнал с сухого ручья, про черную икру в ложке по рецепту Верещагина, про рассыпчатую картошечку с укропчиком и дымком по-узбекски.

В искусственном арыке плескались молодые осетры, вместо потолка над головой нависала тростниковая крыша, на крыше макета пустого нефтехранилища замер Сухов с пулеметом, по узкой металлической лестнице лез зловеще улыбающийся за миг до смерти нехороший басмач Абдулла.

Заместитель мэра пригласил Чернова на низкий полукруглый диванчик «для абреков», и для затравки заказал салат «Ташкент»: тончайшую соломку зеленой редьки, приправленную мясом молодого барашка, зеленью, перцем и белым соусом. Затем были бухарские манты, румяный шашлычок, фрукты, азиатские сладости и, естественно, беседа. Милая, приятная беседа двух интеллигентных благополучных людей.

Порассуждав о преимуществах свежевыжатого гранатового сока перед алкоголем, Гаков опрокинул стопочку коньяка и перешел к делу.

– Я слышал об аресте Богдана Пасюка. Кажется, речь идет об убийстве?

Прокурор кивнул. У прокуратуры были основания полагать, что Пасюк застрелил коммерсанта Давида Шнейдермана, скаредного барыгу-ростовщика, по жадности и глупости решившего показать фигу рэкетирам синяевской мафии. Фактов против Пасюка, правда, было немного, с гулькин нос, с вещдоками тоже была напряженка, но при желании и с меньшими доказательствами под вышак отправляли.

Пока Чернов объяснял это, заместитель мэра задумчиво кивал.

– Правоохранительные органы должны стоять на страже законности и правопорядка, – дослушав до конца, изрек Александр Андреевич. Необходимо быстро и объективно разобраться с делом Пасюка. Если Богдан действительно виноват – тогда никаких разговоров – придется ответить по всей строгости закона, но если честно, то не верится… Говорят, это хороший парень из приличной семьи. Ну какой из него убийца?

Куснув крепкими зубами ароматного шашлыка, прокурор громко (на случай, если в ресторане были установлены микрофоны) заверил заместителя мэра, что разбирательство по делу Пасюка будет проведено в строгом соответствии с законом и с максимальной объективностью.

И вот теперь, сидя в своем служебном кабинете, Алексей Михайлович, с удовольствием вспоминая прозрачные шелковые шаровары «свободных женщин Востока» и душистый аромат жареной баранины, продумывал тактику разговора со следователем, ведущим дело Богдана.

К счастью, следователь Наврузов не полный даун и намеки начальства ловит на лету. Достаточно будет просто высказать свое личное мнение: слабовато с доказательствами, хлипкие вещдоки, свидетели путаются, обвиняемый тоже не дурак, вину свою не признает… Это означает, что дело не имеет судебной перспективы, то есть, если довести его до суда, приговор почти наверняка будет оправдательным.

Следователь, конечно, фигура процессуально независимая, приказывать ему прокурор не вправе. Другое дело – высказать свое мнение, дать дружеский совет… Наврузов не дурак. Пара бумажек, звонок – и Пасюк на свободе за недостаточностью улик. Легко и просто. Зато если завтра Наврузов схимичит в каким-нибудь деле и засветится не по-крупному, прокурор, памятуя о сделанном одолжении, в свою очередь, закроет на это глаза.

Все-таки хорошо, когда люди понимают друг друга и могут договориться. И никаких денег, никаких взяток, никакого нарушения законности. Услуга за услугу. Ты мне – я тебе. Просто месяца эдак через два прокурорскую супругу по мягкому ненавязчивому ходатайству заместителя мэра вполне законно оформят соучредителем в какую-нибудь процветающую фирму, и ежемесячно, на совершенно легальных основаниях из кассы фирмы в бюджет прокурорской семьи потекут кругленькие суммы. И никакой, заметьте, коррупции.

Усмехнувшись, прокурор протянул руку к кнопке селекторной связи.

– Верочка, пригласи ко мне, пожалуйста, следователя Наврузова, – попросил он.

– Нет? Как это – нет? – изумленно вытаращилась на Максима Лизоженова Лада Воронец. – Я названивала тебе вчера весь день. Я оставила шестьсот сообщений на твоем гребаном автоответчике. И теперь ты заявляешь, что ничего не принес?

– Я этого не говорил.

– Как это – не говорил? Ты же сказал, что у тебя нет…

– Я имел в виду, что сначала нам надо кое о чем договориться. Я хочу тебе кое-что предложить.

– Иди к черту! – взорвалась певица. – Нам с тобой не о чем договариваться! Все, что мне нужно – это доза. Доза, понимаешь? Или ты хочешь, чтобы я поменяла поставщика?

– Ты не поменяешь поставщика. Во-первых, это не так просто, а, во-вторых, ты тщательно скрываешь, что ты наркоманка. Певица-наркоманка – это бракованный товар. В нее не выгодно вкладывать деньги, ее уже не имеет смысла раскручивать. Вокруг так много молодых восходящих звездочек. Ты – уже отработанный материал.

– Подонок!

Максим ловко увернулся от летящей ему в голову вазы.

– Ну, зачем ты так? – с ласковым увещеванием произнес он.

– Я не наркоманка, – прошипела Воронец. – И я не отработанный материал! Меня не надо раскручивать. Я уже раскрученная.

– Сегодня раскрученная, завтра закрученная, – философски заметил Лизоженов. – Зачем нам ссориться? Просто выслушай меня и согласись, и тогда каждый получит то, что ему нужно. Разве не прекрасно, когда мы получаем то, что нам нужно?

– Ладно, – скрипнула зубами Лада. – Так что тебе нужно?

– Эстрадно-постмодернистская зооэротика, – лучезарно улыбнулся певице Максим.

– Борьба за мир – это как секс за девственность, – изрек Андреич, поднимая стакан с водкой и задумчиво созерцая прозрачную жидкость. – Так выпьем же за борьбу.

Собравшиеся за столом в подсобке лоточники, продавцы и сторож дружно подняли стаканы, празднуя начало нового рабочего дня.

– Москва, Москва, бандитская столица, – сиплым басом затянул песню лоточник-рецидивист Дубыч.

– Весь криминальный мир твой чтит авторитет, – нестройным хором подхватили остальные…

Первыми в магазин обычно приходили лоточники. В половину десятого утра продавцы открывали дверь, и вся компания собиралась в подсобке. До открытия магазина оставалось полчаса. За эти полчаса работники ТОО «Лотос» выпивали для бодрости по сто грамм, и начинался «разбор полетов». Сторож Хрум рассказывал, что произошло ночью, лоточники сплетничали о том, кто чем занимался вечером, и что нового произошло в столице.

Лоточник Демьян Дрызкин по кличке «Лох в законе», глотнул водочки и с наслаждением потянулся, сжав руки в кулаки и вытягивая их таким образом, чтобы всем собравшимся за столом были хорошо видны костяшки его пальцев.

Теща Демьяна была замужем за участковым милиционером, а сам Демьян с раннего детства мечтал быть бандитом.

– Парень добрый, но с бзиком, – заметил однажды Бычков, после того, как пьяный Дема, стоя на коленях, полчаса умолял Глеба захватить его на стрелку синяевцев с азербайджанской группировкой. – Стрелка – серьезное дело. Не хватало еще, чтобы по милости этого сдвинутого на блатной романтике придурка стрелка превратилась в цирк. Психоз бы мне этого не простил.

Ирония судьбы заключалась в том, что в силу трусоватости характера и граничащего со слабоумием легкомыслия, бандитом Дрызкин так и не стал. Чувствительная душа Демьяна не смогла смириться с фактом, что ему не суждено вести полную риска и опасности жизнь крутых, в натуре, мужиков, и Дема стал лихорадочно косить под бандита, за что и получил гордое прозвище Лох в законе.

Демьян специально разбивал о стену костяшки пальцев, обдирал их напильником, а под кожу шприцом закачивал глицерин, так что покрасневшие, ободранные костяшки распухали, и, глядя на них, Лох в законе умилялся на самого себя, представляя себя то непобедимым Брюсом Ли, то самим лидером синяевской группировки Бананом.

Стоя перед зеркалом, Дрызкин подолгу маршировал на месте, отрабатывая крутую разгребающую бандитскую походочку, презрительно сплевывал на пол и проделывал прочие подобные телодвижения. У изголовья кровати, как священник Библию, Дема хранил словарь уголовного жаргона, который регулярно штудировал перед сном.

Сидя за столом в компании Демьян ел и пил только одной рукой, а вторая, разбухшими костяшками вверх, лежала на столе, чтобы все присутствующие могли полюбоваться на его мощные боевые кулаки.

– Теща такой прикол рассказала, – сообщил Лох в законе. – Пару дней назад в ресторане на Пушкинской драка была. Орехово-Зуевский бандит сцепился с грузином. Никак их растащить не могли, вызвали наряд на задержание. Менты обычно в таких случаях с собой злобную розыскную собаку брали, чтобы самим не надрываться, а тут, как на грех, розыскная заболела, так вместо нее прихватили овчарку, которая по наркотикам работает.

Приехали, значит, менты в ресторан, грузин с братком продолжают с кайфом морды друг другу квасить, легавые пускают собаку, орут ей – «фас», «фас» а собака-то добрая, кусаться не хочет, хвостом виляет и между столиками бегает, еду выпрашивают. Ну, ее, естественно, все подряд кормить начали. Но самое смешное – у грузина оказалась природная боязнь собак. Как овчарку увидел, у него с сердцем плохо стало. Посерел весь, на пол свалился. Менты его без всяких проблем и повязали.

– Кого это менты повязали? – распахивая дверь в подсобку, – поинтересовался Глеб.

– Грузина одного в ресторане, – пояснил Андреич и потянулся к бутылке, чтобы налить опоздавшему Бычкову штрафную.

– Проходи, – предложил Глеб.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Денис, обводя веселую компанию настороженным взглядом. На пару секунд его глаза задержались на раздувшихся от глицерина кулаках Лоха в законе. Журналист слегка побледнел.

– Кто это? – поинтересовался Андреич.

– Денис Зыков. Новый лоточник, – пояснил Бычков.

Андреич приосанился и демонстративно потер рукавом приколотый к белому халату продавца орден Красной Звезды, полученный в славные времена, когда он был разведчиком в Афганистане.

– В армии служил?

– Нет, – покачал головой Денис.

– Понятно. Значит, ты у нас срок мотал.

– Не мотал, – покаялся Зыков.

– Не мотал? Как это – не мотал? И в армии не был?

Денис вздохнул и покаянно развел руками.

– Чем же ты тогда, мать твою, в этой жизни занимался? – изумился Андреич.

– Да так… То одним, то другим.

– Не пойдет, – покачал головой Андреич. – На хрен нам сдался в нашем образцово-показательном магазине фраер без образования?

– Погоди, Андреич, не кипятись, – успокоил его Глеб. – Сядем, выпьем, поговорим… Доставай, – подмигнул он Зыкову.

Денис поспешно расстегнул молнию спортивной сумки и, вытащив из нее бутылку водки «Во йао чжу у тхиень», гордо водрузил ее на стол.

Чешуйчатый труп выпотрошенной ящерицы мягко покачивался в желтой, как моча, жидкости.

– Вот, – сказал Зыков.

В подсобке воцарилось гнетущее молчание.

Сторож Хрум нервно икнул и неожиданно для себя перекрестился.

– Что это? – спросил Глеб.

– «Я буду жить пять дней», – ответил Денис.

– Почему так долго? – удивился Андреич.

– Это не я буду жить, – уточнил Зыков. – Это водка…

– Что – «водка»?

– Водка будет жить пять дней, – совсем запутался журналист.

– Слишком долго, – покачал головой бывший разведчик.

– Я не это имел в виду. Эта водка называется «Я буду жить пять дней» – «Во йао чжу у тхиень».

– Вьетнамская? – спросил Бычков.

– Нет. Китайская.

– Значит это водка! – сообразил наконец лоточник-рецидивист Дубыч. – Что ж ты нам голову морочишь? Так бы сразу и сказал! А то заладил – «пять дней, пять дней»! Кстати, с чего вдруг она так называется? В нее что – яд замедленного действия подмешан?

– Да нет, с водкой все в порядке. Это просто китайская аллегория.

– Че? – недоумевающе вытаращился на Зыкова неофашист Хрум.

– Аллергия? – забеспокоился Лох в законе. – От этой хреновины бывает аллергия?

– Да нет, никакой аллергии, – успокоил Денис. – Самая обычная водка.

– А ящер в ней зачем? – поинтересовался Дубыч.

– Как зачем? Чтобы круче забирала! Есть зубровка, есть охотничья, есть кориандровая, а это – ящеровка! – бодро объяснил Зыков. – Я подумал, что такого вы еще не пробовали.

– А еще есть водка «Жириновский», – вмешался Пеле, небольшого роста лоточник, у которого одна нога была короче другой, что не мешало ему играть в футбол лучше всех в магазине. – С первой рюмки съезжает крыша, от второй рвешься в Ирак, а после третьей идешь в юридическую фирму искать своего папу.

– Пробирает, говоришь? – потянулся к водке лоточник Глист – тощий и наглый молодой шпаненок лет семнадцати, способный, подобно Зое Козлодемьянской, пить водку, почти не пьянея.

– Значит, если в водку зверюгу потрошеную подпустить, пробирать круче будет? – задумчиво произнес Хрум. – Эх, жаль, я вчера Лолиту в помойку выкинул. Мог бы кишки вынуть, а ее, родимую, в водку, – настаиваться. Чем мы, в конце концов, хуже китайцев?

– Что это значит – Лолиту в помойку? – забеспокоился Лох в законе. – Мою Лолиту? Как это?

– Твою, чью же еще, – злорадно усмехнулся сторож. – Больше не будет у нас сосиски воровать.

– Кто эта Лолита? – тихо спросил у Глеба Денис. – Работница магазина? Тоже воровала?

– Да нет, это кошка приблудная, – успокоил Зыкова Бычков. – Демьян ее Лолитой прозвал. Маленькая была, изящная. Я таких не признаю. Я вообще котов не терплю, в магазин пускаю только Бугра. Вот это настоящий мужик. Весь в шрамах. Даже молока не пьет, жрет только мышей. Прямо фанат естественного питания. Никогда не мяукает, только хрипит. За это я его и полюбил. Чем-то он меня напоминает. Однажды торгую, а мне из очереди говорят, что мышь на витрине колбасу жрет. Взял я Бугра, посадил на колбасу, тот колбасу не тронул, а мышь сожрал. Очередь даже аплодировала.

– Что ты сделал с моей Лолитой? – демонстрируя собравшимся накачанные глицерином кулаки, с грозным видом поинтересовался Лох в законе.

– Говорю, в помойку выбросил. Сдохла твоя Лолита.

– Ты что, убил ее, морда неофашистская? – вскипел Дрызкин.

– Делать мне больше нечего, – обиделся Хрум. – По-твоему, как фашист, так сразу и убийца. Мы просто порядка хотим.

– Да в задницу твой порядок! С Лолитой-то что случилось?

– Порешил кто-то, – пожал плечами сторож. – Башку пополам перерубил. Около магазина валялась. Я проснулся на рассвете, вышел ноги размять, смотрю, она валяется. Ну, завернул я ее в ветошь, да и выбросил в помойку.

– Проснулся? – вскинул брови Глеб. – Что значит, проснулся? Ты ж сторожить должен, а не спать.

– Да не спал я, не спал. Так, кемарил, – отмахнулся Хрум.

– А когда вы Лолиту нашли? – заинтересовался Денис.

– Вчера, на заре. Часа за два до того, как генерала убитого обнаружили. Хорошо еще, что я за магазин не пошел, а то первый бы на трупешник наткнулся.

– Вы говорите, у нее голова была пополам разрублена? Чем? – спросил Зыков.

– А я почем знаю? – пожал плечами сторож. – Топором али тесаком.

«Топором. Ее убили топором. Так же, как генерала», – взволнованно подумал журналист.

– Оф-фициант! Пр-ринесите дверь! Я х-хочу войти! – донесся из коридора зычный женский голос.

Дверь подсобки распахнулась от мощного удара, и в нее, слегка покачиваясь, боком протиснулась широкая, как воздушный шар, женщина с чернеющими на корнях обесцвеченными перекисью волосами. За ее спиной колыхались щедрые телеса еще двух раскрасневшихся крашенных блондинок.

– А вот и наши учредители, – с усмешкой пояснил Глеб Бычков.

– Трахаться с собакой? Я? Ты в своем уме? – опешила Лада Воронец.

– В маске, – примирительно заметил Максим Лизоженов. – В изящной бархатной маске, парике, сетчатых чулках и туфлях на высоком каблуке. Лицо твое никому не нужно. Только тело и голос.

– Ну уж нет! – злобно прошипела певица. – Ах ты, урод! Я и не подозревала, что ты извращенец.

– Я? Извращенец? – обиделся Максим. – Ошибаешься, дорогая. Это ты у нас извращенка. Или лесбиянство уже стало общепринятой нормой? Баба, способная переспать с другой бабой, без проблем трахнет и собаку, тем более что Адам фон Штрассен – просто красавец мужчина.

– Адам фон Штрассен? Это еще кто?

– Возможно вы даже знакомы. Это мастино неаполитано, пес твоего соседа по поселку. Вы вполне могли встречаться. Морщинистый такой, рыжевато-коричневый, мощный, как Зевс.

– Морщинистый? – переспросила певица. – И вдобавок рыжевато-коричневый? Знаешь, лучше я поищу себе другого поставщика. Сам можешь спать со своим Зевсом.

– Я еще не все тебе сказал, – заметил Лизоженов. – Этот фильм нужен Психозу.

– Психозу?!!

Максим кивнул.

– Твою мать! – выругалась Воронец.

– Я сказал то же самое, когда Психоз изложил мне свою идею, – вздохнул Лизоженов. – Естественно, я сказал это про себя.

– Значит, это надо Психозу, – закусила губу Лада.

Максим достал из кармана пакетик с кокаином и призывно помахал им в воздухе.

– Как видишь, у нас обоих не остается выбора. Ну так как, договорились?

– Ублюдок.

– Это означает «да»?

– Черт с тобой. Договорились. Давай сюда кокаин.

– С ума сойти! – сказал Денис, с возрастающим интересом перелистывая страницы Книги жалоб и предложений. Предложение было только одно: уволить всех, зато жалоб было более чем достаточно.

На выездную торговлю Зыкову предстояло ехать только завтра, а пока он активно знакомился с жизнью апокалиптического магазинчика. Время в теплой компании летело незаметно, покупателей было немного, и создавалось впечатление, что утренняя попойка плавно завершилась обеденным перерывом.

– А! Ты Книгу читаешь, – усмехнулся Глеб. – Шедевр эпистолярного жанра русского народа. Здесь такие перлы попадаются – ни один юморист не додумается.

– Да ее издавать можно! – заметил Денис. – Ты только послушай: «На мою просьбу перевесить товар, продавец повернулся ко мне спиной и так стоял десять минут». Или вот это: «На мой вопрос: „У вас совесть есть?“ продавец ответил: „Есть, только мы ее не используем“. Это ты сказанул?

– Нет. Андреич.

– А это: «После обеденного перерыва магазин открыли на пятнадцать минут позже, чем положено. Когда я спросила: „Почему я стучу, стучу, а вы не открываете?“, продавец косо посмотрел на меня, непристойно рыгнул и ответил: „Стучите! И вас откопают“. Я так и не поняла, что он имел в виду».

– А вот это уже я, – похвастался Бычков.

На подъездной дорожке послышался скрип тормозов, красное пятно мелькнуло за стеклами и, прочертив крутую дугу, замерло на площадке перед магазином.

– «Феррари» – уважительно произнес Денис.

– Психоз, – пояснил Глеб.

Приоткрыв дверь в подсобку, он крикнул:

– Эй! Лара! Зоя! Регинка! Психоз приехал!

– Зайчик! Какими судьбами? – с распростертыми объятиями бросилась навстречу другу детства Лариса Сушко.

– Булочка! – сжал в объятиях широкие телеса Ларисы Психоз.

Затем криминальный авторитет обменялся крепким рукопожатием с Глебом Бычковым.

– Не надоело тебе еще в магазине вкалывать? – поинтересовался Психоз. – Возвращался бы к нам на полную ставку – такие бабки мог бы делать, что на всю жизнь бы себя за год обеспечил.

– Что-то не видел я, чтобы кто-то из братвы через год на пенсию ушел, – заметил Бык.

– А чем заниматься на пенсии-то? – пожал плечами авторитет. – Семечки что ли, щелкать, да в потолок плевать? Скучно!

– Скучно, – согласился Глеб. – А в магазине я и не скучаю, и бабки имею.

– Ну, смотри, тебе решать. Я вот зачем приехал. У вас тут вчера ночью генерала Красномырдикова замочили.

– Ой, не говори! – всплеснула руками Лариса. – Жуть, что творится. Кругом одно зверье. По улицам страшно ходить.

– Кто убил, не знаете?

Глеб отрицательно покачал головой.

– Мне нужен убийца.

– Понимаю, – кивнул Бычков. – Могу кое-что узнать через ментов.

– Через ментов и я могу, – махнул рукой Психоз. – Проблема в том, что толку от легавых, как с козла молока. Они только в кино да в книгах такие умные. Если и ловят кого, так по чистой случайности. Говорят же, что дуракам везет. Сорвутся по пьянке с бодуна опера в рейд по притонам, надыбают там ненароком какую-либо особо опасную личность, числящуюся в розыске, а потом гордо сообщают в газеты, что операция «Рейд», оказывается, кропотливо готовилась чуть ли не месяц и удалась лишь благодаря умелому руководству полковника такого-то и майора такого-то, хотя вышеупомянутые мудаки узнали об операции лишь после ее завершения. Все это мы уже проходили. Раскрыли легавые хоть одно заказное убийство известного лица? Нет. И тут ничего не раскроют.

– Это не похоже на заказное убийство, – подал голос Денис.

Психоз резко повернулся к нему.

– Это еще кто?

– Лоточник. Новенький, – пояснил Глеб.

– В тюрьме сидел?

– Не сидел. В армии и мафии не служил, – четко отрапортовал Зыков.

– Значит, не служил, – усмехнулся Психоз. – Зря. Чем же ты тогда занимался?

– Учился. На факультете журналистики. На работу так и не смог устроиться, а жить на что-то надо, вот и попросился сюда лоточником.

– На факультете журналистики, значит. – Синяевский авторитет задумчиво пожевал губами. – Не люблю журналистов. Падлы продажные, лезут куда не надо, врут напропалую, но и от них иногда польза бывает.

– Я не падла. Скорее я полезный, – заметил Денис.

– Да ладно, не обижайся. Значит, тебя убийство генерала интересует.

– Я вообще от природы любознателен.

– Опасное качество. Особенно для журналиста.

– Мое любопытство не переходит разумных пределов.

– А где они – разумные пределы?

– Я не болтлив, и понимаю, что можно, а что нельзя.

– И это говорит журналист?

– В данном случае я не журналист, а всего лишь нищий лоточник с высшим образованием.

– Ошибаешься. Если ты лоточник, особенно в магазине с синяевской крышей, то ты уже не нищий. Это бесхозные журналисты нищие.

– Бесхозные? Странное определение.

– Не странное, а грустное. – Психоз внимательно посмотрел на Дениса. – Ладно, допустим, ты любознателен и хочешь раскрыть убийство генерала. Только одного любопытства для этого мало. Нужна еще и наблюдательность. Наблюдательность-то у тебя есть?

– Хотелось бы в это верить. У меня уже появились кое-какие идеи. В ночь, когда умер генерал, рядом с магазином была убита Лолита, кошка, которую подкармливали лоточники. Кто-то разрубил ей голову пополам. Скорее всего кошку зарубили топором, не исключено, что тем же самым, которым убили генерала.

– Так. Занятно, – протянул Психоз. – Значит, одним и тем же топором убили и кошку и генерала. Зачем, спрашивается?

– Понятия не имею, – пожал плечами Денис. – Может, это был какой-то псих, маньяк. Прикончил кошку, а тут вдруг появился генерал. Поздно, на улицах никого нет. Вот он и генерала порешил. Непонятно только, почему генерал подпустил маньяка к себе, да еще повернулся к нему спиной. Правда, можно предположить, что в темноте убийца незаметно подкрался к генералу и метнул в него топор с большого расстояния. К сожалению, у меня слишком мало информации, чтобы строить предположения. Я даже не знаю точного времени убийства.

– В любом случае, насчет кошки – это любопытно. А еще какие-нибудь соображения у тебя есть?

– В поселке полно особняков с камерами слежения. Наверняка, они записывали все, что происходит на улице. На кадрах проставлено время. Можно увидеть, кто поздно ночью ходил по поселку.

– Дельная мысль, – кивнул Психоз. – Кстати, куда делась эта дохлая кошка?

– Сторож ее в помойку выбросил.

– В какую помойку?

– Не знаю, – ответил Денис. – Наверное, в ту, что ближе всего к магазину.

– Жаль. Почти два дня прошло. Наверное, мусор уже вывезли.

– Не вывезли, – покачал головой Глеб. – Забыл, в какой стране живешь? Здесь мусор раз в неделю вывозят, и то если повезет.

– Тебе что, эта кошка нужна? – поморщилась Лариса. – Она уж небось разложилась вся при такой жаре.

– Эта кошка может оказаться важной уликой, – сказал Психоз. – Ну-ка, пошлите кого-либо пошарить в помойке. Может, найдем ее.

Зная, что полагаться на работников магазина в таком тонком деле, как охота за разложившимся кошачьим трупом, нельзя, Психоз решил лично проконтролировать процесс поисков. Прислонившись к стене магазина, он, в компании Дениса и Глеба, внимательно наблюдал, как уборщица Шайба и грузчик Биомицин, прозванный так за нездоровое пристрастие к хохляцкому вину «Бiле мiцне», ворча и вяло переругиваясь, роются в мусоре.

С возгласом отвращения, Шайба отшатнулась и зажала нос. Биомицин вытащил из контейнера небольшой сверток, и, держа его на вытянутых руках, понес Психозу.

– Положи на землю и разверни, – поморщился синяевский авторитет.

Золотистые глаза Лолиты потускнели, шерсть слиплась от крови.

– Действительно, похоже на топор, – задумчиво произнес Психоз. – Убийца нанес два удара. Один – в основание шеи, другой – в голову. Не знаю, какой из ударов был первым, но оба были смертельными. Спрашивается: почему два удара, если одного было более чем достаточно?

– Что взять с психа? – пожал плечами Глеб. – Захотелось ему ударить дважды – он и ударил. Мог ударить и двадцать раз.

Денис наклонился и аккуратно, двумя пальцами что-то снял с шеи Лолиты.

– Что ты делаешь? – нахмурил брови Психоз.

– Смотрите! Это волос. Женский волос.

Волос был длинный и черный как смоль.

– Похоже, убийца – женщина, – заметил Бычков. – Может, Лолита у нее ужин стащила?

– Длинные волосы бывают и у мужчин, – покачал головой синяевский авторитет. – Сейчас вообще не разберешь, где мужик, а где баба. Недавно в Тайланде победительница национального конкурса красоты оказалась мужиком. Тот еще скандал был.

Зыков протягивал волос между пальцами, внимательно рассматривая его.

– Это женский волос, – сказал он. – Видите, вот здесь, у самого корня он не черный, а каштановый. Эта женщина красит волосы в черный цвет. Мужчина не стал бы этим заниматься.

– А ведь верно. – Психоз забрал волос у Дениса и внимательно осмотрел его корень. – Молодец, парень. В наблюдательности тебе не откажешь. Я вот думаю – что с трупом делать.

– Может, закопать? – предложил Биомицин. – Уж больно, падла, воняет.

– Есть у меня свой патологоанатом, – размышлял вслух авторитет. – Он мог бы провести вскрытие, но без трупа Красномырдикова не удастся определить, были ли оба убийства совершены одним и тем же оружием. Может, отдадим кошку ментам?

– Ментам? – усомнился Бычков. – Стоит ли связываться с ментами?

– Стоит, если это удобно. По своим каналам я смогу получить результаты экспертизы.