Текст книги "Безумный магазинчик"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

С тех пор, как мастино сражались на аренах Древнего Рима, прошло почти две тысячи лет. За две тысячи лет хорошей жизни не мудрено было слегка расслабиться и из боевых собак перейти в разряд декоративных. Ну зачем, скажите, культурному породистому животному кусать Борю Фридмана? Вот вы бы Борю укусили?

Бизнесмен окинул дразнилу оценивающим взглядом.

Боря без особого энтузиазма подпрыгнул и снова взмахнул руками.

– Нет, – покачал головой Ясин. – Лично я бы Борю не укусил. Для того, чтобы кусать Борю, я купил Адама фон Штрассена.

– Похоже, у Адама на этот счет другое мнение.

– Но какого хрена тогда в рекламе пишут, что мастино обладают врожденными инстинктами защитника, и их интеллект настолько высок, что они даже не нуждаются в дрессировке? – Сергей помахал журнальной вырезкой под носом у Кати.

– Наивный вопрос, – пожала плечами девушка. – Заводчики утверждают, что собаки не нуждаются в дрессировке именно потому, что как только хозяева приведут мастифа на площадку, сразу станет ясно, что он вообще ни на что не годится.

– То есть они намеренно врут, – опешил от подобного коварства бизнесмен.

– Можно подумать, что вы никогда не врете в своей рекламе. Какой новый русский купит за полторы штуки баксов щенка неаполитанского мастифа, если в рекламе напишут, что это здоровенная морщинистая болонка, категорически отказывающаяся кого-либо кусать и пожирающая в день по два с половиной стандартных рациона?

– И что же мне с ним теперь делать? – Ясин тоскливо посмотрел на Адама. – Выходит, я сам должен свой особняк сторожить?

– Сигнализацию поставьте, – посоветовала Катя.

– Может усыпить паразита? – задумчиво произнес Сергей.

В карих глазах фон Штрассена отразилось беспокойство. Морщины на лбу зашевелись. Вывалив широкий розовый язык, пес неторопливо и с чувством лизнул руку хозяина.

– Он что, понимает, о чем мы говорим? – изумился бизнесмен.

– Адам пацифист, но не идиот, – пожала плечами Серова. – Он понимает гораздо больше, чем вы думаете.

– Хрюша, – с омерзением произнес Ясин. – Я его переименую в Хрюшу. А вы уверены, что с этим ленивым пожирателем бифштексов ничего нельзя сделать? Должны же существовать какие-то особые методы дрессировки для подобных случаев.

– Можно попробовать, но нет гарантий, что это сработает. Не кормите собаку два дня, а потом приходите ко мне на урок и принесите с собой большую говяжью кость с остатками мяса, лучше бедренную.

– Два дня не кормить, – оживился Сергей. – А знаете, это мысль. Если бы меня не покормили пару дней, я, пожалуй, сам бы укусил Борю Фридмана.

– Но я ничего не обещаю, – предупредила девушка.

– Я понял, – кивнул бизнесмен. – Пойдем, Хрюша.

Новый русский потянул за поводок.

Бросив на Катю укоризненный взгляд, Адам фон Штрассен лениво поплелся за хозяином.

Девушка посмотрела на часы. До следующего частного урока с синяевскими ментами оставалось пятнадцать минут. Тренировка мастино-пацифиста изрядно вымотала ее. Надо было немного расслабиться.

Катя отошла в угол площадки и села на траву под деревом. Подобрав тонкий прутик, она стала механически вычерчивать прячущиеся под тонкими навесами горизонтальных линий санскритские письмена.

«Забавно. Каждое слово как будто укрывается под крышей, – подумала Серова. – Интересно только, под какой – бандитской или ментовской?»

Пять лет назад, когда Катя с азартом изучала санскрит на истфаке МГУ, подобная ассоциация не пришла бы ей в голову даже в состоянии опьянения, во-первых, потому, что она не пила, а во-вторых, потому что в те времена Серова, считающаяся одной из наиболее способных студенток факультета, даже не подозревала о существовании подобных крыш.

Получив красный диплом, Катя довольно быстро убедилась, что санскрит, несомненно, полезная вещь, но только не в России. Спешно переквалифицировавшись из санскритолога в инструктора по подготовке служебных собак, девушка начала работать на собачьей площадке вошедшего в состав Москвы поселка Рузаевка, а заодно давать частные уроки.

Прибегающих к Катиным услугам собаковладельцев условно можно было разделить на три категории: менты, бандиты и новые русские.

Граница между этими категориями была достаточно размытой и неопределенной, поскольку среди бандитов нередко попадались бывшие менты, да и отличить бандита от нового русского не всегда представлялось возможным. Впрочем, разница все же была. Заключалась она в поведении владельцев животных. Любимыми учениками Кати были собаки бандитов.

В отличие от жмотистых и постоянно качающих права ментов, бандиты платили исправно, к тому же четко, как в армии, выполняли инструкции дрессировщика. Менты же, в очередной раз не сделав домашнее задание, находили для этого тысячи отговорок, а потом жаловались на некомпетентность инструкторов и требовали понизить плату за обучение.

Новые русские занимали промежуточное положение между ментами и бандитами: они платили вовремя и не скупясь, как бандиты, но капризничали при этом почти как менты.

Проведя две последние вертикальные палочки, обозначившие конец фразы, Серова, чтобы не терять квалификацию, вслух прочитала начертанное ею классическое изречение:

«Падмам шрия васатих. Падмах вапьям тиштхати».

Художественный перевод этой мантры казался Кате глубоко символичным:

«Счастье живет в чистом лотосе, растущем в грязи болота».

Чистота, возникающая из грязи. Интересно, где больше грязи – в Индии или в России? На родине Будды по священному Гангу плывут тысячи гниющих обугленных трупов. В последние годы Россия тоже усеяна трупами. Для них уже не хватает места в моргах. Может, стоит сплавлять трупы по Москва-реке?

Прутик снова задвигался в Катиной руке. Она рисовала цветок лотоса – символ чистоты, расцветающей в грязи. Чистоты и духовного самосовершенствования.

Незапятнанные бело-розовые цветы безмолвно и незаметно распускаются над затхлыми, стоячими, полными заразы водоемами. Лотос – чистая и совершенная духовность в безумии этого страшного и такого несовершенного мира…

– Лотос! Предлагаю выпить за лотос! – воздев в воздух стакан с водкой, грохнула кулаком по столу Регина.

– Верно, Регинка, за лотос! – поддержала подругу Лариса.

– За лотос! – дружно гаркнули сидящие за длинным покрытым клетчатой клеенкой столом мужчины.

Водка с бульканьем устремилась вниз по пищеводам. Дружно захрустели соленые огурцы. Вилки безжалостно пронзали маринованные грибочки, накручивали на себя прозрачные ломтики белужьего балычка.

– Регинка… – прослезилась от умиления Лариса. – А помнишь, как все начиналось?

– Как не помнить, помню, – пьяно умилилась Регина. – Так, словно это было вчера. Даже не верится, что прошло четыре года…

– Лотос! – четыре года назад торжествующе воскликнула Регина Костина. – Назовем его «Лотос»!

Как и для сотен миллионов индусов, для Регины Костиной лотос был символом счастья, благосостояния и процветания. В несколько меньшей степени он был для нее символом чистоты.

– Лотос… Гениально! – захлопала в ладоши Лариса Сушко. – Ты молодец, Регинка! Как же я сама до этого не додумалась?

Подобно Регине, Лариса относилась к лотосу со священным трепетом. Без него она не состоялась бы, как личность, не поднялась бы на новую, намного более высокую ступень социальной лестницы – от продавщицы пива в баре «Космос» до учредителя товарищества с ограниченной ответственностью.

Стиральный порошок «Лотос» бойкие работницы пивбара Регина и Лариса добавляли в разбавленное на две трети пиво еще в те времена, когда Синяево не входило в состав Москвы.

Пиво вскипало в кружках Гималаями снежно-белой пены и пробирало потных и неопрятных синяевских мужичков до дрожи, до самых печенок. Популярный в советское время стиральный порошок придавал напитку совершенно особый вкус и ни с чем несравнимую пенистость. Особо забористым «лотосное» пиво оказывалось в сочетании с водкой. Покинув окрестные бары, где пиво вульгарно и незатейливо разводили обычной водой, синяевские пиволюбы переместились в «Космос».

Мужики крякали и закусывали сухой и твердой, как камень, таранкой. Лариса и Регина энергично подсчитывали «черную» дневную выручку, от которой им следовало большую часть отстегнуть сутенерам, то есть дирекции бара, сотрудникам ОБХСС и СЭС, работникам исполкома и прочим вышестоящим паразитам, намертво присосавшимся к сытной кормушке «Космоса».

Порошком «Лотоса», как первым ноябрьским снежком, была запорошена грязно-серая подсобка бара, больше напоминающая каземат. В подсобке воняло, как в прачечной. Сотрудники санэпидемстанции не рисковали даже заглядывать в святая святых пивбара «Космос», поскольку от рассеянного в воздухе стирального порошка у них начинались мучительные приступы аллергического кашля.

В отличие от хлипких СЭСовцев, Регина и Лариса реагировали на запах «Лотоса», как токсикоман на флакон с дихлофосом. Его запах символизировал для них деньги, деньги и еще раз деньги, а деньги являлись синонимом счастья и надежд на блистательную, переливающуюся всеми цветами радуги жизнь.

И вот наконец будущее, о котором молодые продавщицы мечтали в припорошенной стиральным порошком подсобке «Космоса», стало реальностью. Арендовав у государства небольшой продовольственный магазин, расположенный в бывшем поселке Рузаевка, Регина и Лариса стали соучредителями товарищества с ограниченной ответственностью. Регина была директором, Лариса – бухгалтером.

Третьим соучредителем и заместителем директора стала Зоя Козлодемьянская – в прошлом учительница математики, перешедшая в торговлю. Торгового образования у Зои не было, но зато она умела хорошо считать и обладала на редкость пробивным характером и столь неукротимым взрывным темпераментом, что самые крутые отморозки синяевской группировки рядом с ней показались бы учениками начальных классов.

Преподавание в школе закалило дух и нервную систему Козлодемьянской, а свойственная школьным педагогам несокрушимая носорожья уверенность в собственной правоте, изливающаяся из нее во внешний мир, как эктоплазма из возбужденного общением с духами медиума, создавала вокруг Зои некий зловеще-мистический ореол.

Итак, собравшиеся четыре года назад в квартире незамужней Ларисы Сушко соучредители обсуждали, как им назвать свое товарищество.

– Лотос? А что, неплохое название, – кивнула Зоя. – ТОО «Лотос». Это звучит.

Подруги звонко чокнулись высокими чешскими фужерами для шампанского и дружно опрокинули в глотки налитый в фужеры армянский коньяк.

На следующий день на фронтоне Рузаевского магазина с апокалиптическим номером 666 появилась небольшая дощечка с надписью: «ТОО „ЛОТОС“».

Лотос для буддистов был не только символом чистоты, возникающей из грязи, но и эмблемой всеединства, поскольку семя лотоса содержало миниатюрное подобие целого растения.

Первоначальные представления о всеединстве были сформулированы еще философами-досократиками – Гераклитом, Ксенофаном, Анаксагором.

Понятие всеединства было центральным в неоплатонизме и русской религиозной философии, немецком классическом идеализме и в гносеологии, в большинстве систем мистики и оккультизма.

Концепцию всеединства Анаксагор сформулировал как «Во всем есть часть всего». Из этой концепции вытекало, что капля воды является миниатюрным подобием океана, что человек является отражением всей вселенной и прочие забористые умозаключения, свидетельствующие о неистребимой тяге человечества к преувеличениям, иногда переходящим в манию величия.

Философы продолжали спорить о правомерности концепции всеединства, в то время, как созданное двумя продавщицами пива и бывшей учительницей математики ТОО «Лотос» экспериментально полностью ее подтверждало.

Небольшой Рузаевский магазинчик с апокалиптическим номером 666 не только являлся миниатюрным отражением бурлящей, как котел, послеперестроечной России, но при некотором абстрагировании восприятия вполне мог рассматриваться в качестве слегка упрощенной модели столь обожаемого буддистами Космоса, для начала хотя бы потому, что именно «Космосом» по иронии судьбы назывался пивбар, в котором начинали свою карьеру тогда еще стройные, как тростинки, Регина и Лариса.

Бурная жизнь ТОО «Лотос» была непостижима и мистична, как Космическое Сознание и непредсказуема, как биржевые сводки или падение палочек в гадании по Книге Перемен.

Расцвет магазина № 666 совпал с расцветом демократии. Соскучившийся за время застоя по бурной политической активности народ строил баррикады и самозабвенно ложился под танки. Коммунисты матерно крыли демократов, а заодно и всех остальных предателей Родины, уклонистов и отщепенцев.

Ультралевые, как всегда, призывали бить жидов и спасать Россию. Газеты писали о том, что в стране нет мяса, потому что его съели собаки, а перебои с электричеством связаны с тем, что хозяева тех же собак по несколько раз в день возят на лифте своих питомцев, расходуя ценную электроэнергию.

Обеспокоенный участившимися перебоями с горячей и холодной водой Жириновский, потрясая кулаками, настаивал на том, что русский солдат непременно должен мыть сапоги не где-нибудь, а в Индийском океане.

«Если в кране нет воды, значит, выпили жиды» – дружно сканировали на демонстрациях молодые неофашисты. Чернели напоминающие ножи электробритвы свастики. Никто уже не вспоминал, что свастика является архаическим символом благоденствия и процветания, в переводе с древнеиндийского означая «связанное с благом». Впрочем, благо – понятие относительное.

Главное было – найти виноватого. С этим проблем не возникало. Виноватых было много, даже слишком много. Жидомасоны, в семнадцатом году устроившие Октябрьскую заварушку и расстрелявшие хорошего царя; евреи-заговорщики, развалившие в начале девяностых Советский Союз; собаки, сожравшие все мясо в стране и поездками на лифте спровоцировавшие энергетический кризис; демократы – предатели и прихвостни капитализма; коммунисты – тираны и палачи; как тараканы, лезущие из всех щелей, коричневые фанаты Адольфа Гитлера…

В магазинчике № 666 так же, как и по всей стране, кипели страсти. Внутри ТОО «Лотос» тоже существовала долгожданная и немыслимая при унылом совковом социализме многопартийная система. Многопартийность, как и следовало ожидать, приводила к расколу, бунту и иногда даже к военным действиям.

Директор «Лотоса» Регина Костина была чистой воды демократкой. К ней примыкала часть грузчиков, продавцов и лоточников.

Бывшая учительница математики, неукротимая Зоя Козлодемьянская в противоположность Регине была ярой коммунисткой. За ней шла прокоммунистически настроенная часть грузчиков, лоточников и продавцов.

Неофашистов представлял сторож Хрум – вздорный и потасканный пожилой алкаш.

Двое лоточников-жириновцев были сторонниками ЛДПР, а уборщица Шайба, высохшая алкоголичка постбальзаковского возраста, была до самозабвенния влюблена в Баркашова.

Единственным представителем апокалиптического магазинчика, не примкнувшим ни к одному политическому течению, был всеобщий любимец – подовчаристый пес Чук, которого продавцы за бутылку водки когда-то выкупили у местной «шерсти», то есть у пары пьяных бомжей, собиравшихся щенка утопить. Ненавидел пса только неофашист Хрум.

С трудом окончивший начальную школу сторож полагал, что Чук «шибко умный», а «шибко умных давить надо». Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Фашисты никогда не жаловали интеллектуалов, особенно если эти интеллектуалы являлись представителями другой расы, не говоря уж о другом виде.

Ум собаки казался поистине мистическим. Хотя бомжи, собиравшиеся утопить Чука, так и не донесли его до озера, пес по необъяснимой причине панически боялся воды. Еще более удивительной оказалась способность Чука различать ментов, бандитов и обыкновенных, ничем не примечательных граждан.

На ментов Чук лаял, перед бандитами заискивал, а к остальной части человечества относился индифферентно до тех пор, пока они не вторгались на охраняемую им территорию заднего двора.

Если около магазина начинали ошиваться непонятные жлобы, по поведению пса дирекция и продавцы могли безошибочно определить, кто нарушает их покой: одетые в штатское опера или пришлые братки.

Средний вес учредителей ТОО «Лотос» колебался в районе ста тринадцати килограммов. Самой толстой была Регина. Она весила 125 кг. Замдиректора Зоя тянула где-то на 110, а бухгалтер Лариса после трехмесячных занятий аэробикой ухитрилась скинуть вес аж до ста трех килограммов, чем необычайно гордилась.

Продавцы, а, особенно, продавщицы, тоже не могли похвастаться излишней худобой. Каждый день после закрытия магазина его работники сдвигали столы в подсобке и в изобилии выставляли на них блюда и деликатесы, которым запросто мог позавидовать самый шикарный ресторан. С деликатесами соседствовали спиртные напитки самого широкого спектра – от мартини и шартреза до мексиканской текилы. Но, несмотря на все эти заграничные изыски, любимым напитком работников «Лотоса» все же оставалась родная, чистая, как слеза, отечественная водка. Второе по популярности место занимала ностальгическая совковая «бормотуха».

Во время вечерних застолий, под водочку и крутой деликатесный закусон, работники магазина шумно и азартно делились сплетнями о последних похождениях знакомых ментов, обэхаэсэсников и бандитов, спорили о политической ситуации в стране, ссорились, мирились, смачно обсуждали любовные приключения учредителей, продавцов и лоточников, и прочие животрепещущие темы.

Дискуссии были жаркими, как разгоряченные водкой тела работников магазина. Иногда они заканчивались потасовками и даже травмами средней тяжести, но потом враждующие стороны неизменно заключали мир, за который единодушно выпивали.

Основной доход магазин получал с торговли на лотках. В самом магазине летом торговля еще как-то шла, благодаря притоку снимающих комнаты дачников и загорающих на озере отдыхающих. Зимой магазин посещали преимущественно местные старики, доживающие свой век в старых деревянных избах. Новые русские предпочитали запасаться всем необходимым в крупных московских супермаркетах.

В отличие от магазина, на лотках, выставляемых в самых выгодных точках Синяевского района, торговля шла на удивление бойко. За один день торговли лоточники зарабатывали среднюю месячную зарплату, и это не считая доходов, полученных на обвесе покупателей.

Деньги, заработанные за день в магазине и на двадцати лотках, шли в общак. Половина общака пропивалась и проедалась в тот же вечер во время традиционного застолья, а оставшаяся половина, прямо как при утопическом коммунизме, делилась поровну между учредителями, продавцами и лоточниками. Водители, уборщица и сторож были вынуждены довольствоваться зарплатой, премиальными и участием в общих застольях.

Бандитскую крышу ТОО «Лотос» обеспечивали Лариса Сушко и продавец Глеб Бычков, по совместительству бригадир и смотрящий синяевской мафии.

Сушко знала Психоза с раннего детства. Квартиры их родителей находились на одной лестничной клетке, и в сопливом дошкольном возрасте Ларочка и Миша Губанов любили на пару порезвиться в песочнице, с помощью жестяного ведерка, формочек для теста и пластмассовых совочков создавая абстрактные песочные скульптуры.

Если песок был слишком сухой и не годился для творчества, Миша, как истинный джентльмен, брал на себя разрешение возникшей проблемы. Стягивая штанишки, он с серьезным видом равномерно увлажнял песочницу при помощи соответствующего мужского инструмента. Ларочка страшно завидовала Мише, потому что у нее не было такой удобной, полезной и интересной штуки, а будущий криминальный авторитет чувствовал себя важным и незаменимым и очень гордился собой.

Как и Людмила Губанова, Лариса величала Психоза Зайчиком, а Миша, с трогательной нежностью произнося каждый звук, звал пухленькую девочку «Бувочкой». Букву «л» он в то время не выговаривал.

Глеб Бычков с руководством синяевской мафии тоже был «за копыто и на ты». С подросткового возраста он был близко знаком аж с самим Бананом, фамильярно называя главаря мафии «Папулей».

По старой дружбе с Сушко Психоз разрешил магазину свободно торговать по всему Синяевскому району, и взимал с учредителей чисто символическую дань. Если же возникали какие-то проблемы с пришлыми бандитами или стихийно возникающими неподконтрольными мафии группами безбашенных отморозков, Бычков вызывал на помощь синяевскую бригаду, а то и отправлялся на разборку сам, прихватив с собой для страховки пару лоточников и несколько гранат.

Ментовской крышей магазин был обязан Зое Козлодемьянской. Зоя, помимо роковой мистической ауры, обладала уникальной способностью принимать внутрь почти неограниченное количество спиртного, почти не пьянея. Однажды на спор она ухитрилась перепить самого майора Зюзина из ГИБДД, превзойти которого доселе не удавалось ни одному работнику УВД или дорожной милиции.

Зоя щедрой рукой выставляла выпивку и неутомимо пьянствовала со всеми нужными и полезными магазину людьми – с операми, с участковыми, с сотрудниками ОБХСС и СЭС, с инспекторами пожарной безопасности, с чиновниками, ответственными за выдачу лицензий и разрешений, с работниками исполкома и так далее, и тому подобное.

Под водочку и закуску Козлодемьянская быстро и легко разрешала любые возникающие проблемы, незаметно и необидно передавала взятки, а то по пьянке еще и крутила шальную, страстную, по-цыгански бурную любовь, стремительно вспыхивающую и столь же стремительно угасающую.

Пьяную Зою боялись все. Даже в трезвом виде она была быстра и тяжела на руку. Пару раз за воровство она проламывала работниками ТОО «Лотос» забор, или врезала им так, что расхитители магазинной собственности, описав дугу, закапывались в пустые ящики от овощей или стеклотары, почти как в старых американских вестернах.

Когда Козлодемьянская зверела и входила в раж, от нее, как от безумного воина-берсерка, разбегались и прятались все работники магазина, даже неустрашимый бригадир синяевской мафии Глеб Бычков.

Казалось, от Зои исходит некая злая и беспощадная магическая сила. С ее врагами постоянно случались несчастья. Оба Зоиных мужа отправились в мир иной вскоре после развода. Один отравился угарным газом, заводя машину в гараже при закрытых дверях, а другой уснул с зажженной сигаретой и сгорел в собственной постели.

После того, как Зоя поутру после умопомрачительной ночной гулянки лихо подкатывала к магазину на частнике, машина частника обычно или ломалась, или просто не желала заводиться. Козлодемьянская приглашала очередного расстроенного водилу в подсобку и в качестве утешительного приза наливала ему стаканчик-другой водки. Работники магазина даже начали заключать пари – заведется машина или нет.

Помимо продовольственного магазина, ТОО «Лотос» принадлежало расположенное за магазином еще одно вытянутое одноэтажное строение, в котором учредители открыли приемку посуды и уютный бар с длинной полированной стойкой цвета мореного дуба, благородными темно-вишневыми паласами на полу, красивыми деревянными столами и музыкой. В память о бурной пивной молодости бар учредители назвали «Космос-2».

Укрытый за зданием продовольственного отдела, с главной артерии поселка – Дачного проспекта бар был незаметен, так что случайные посетители туда почти не забредали. В «Космосе-2» преимущественно тусовались менты и бандиты.

Облюбовавшие бар бандиты принадлежали к банде Моджахеда, бывшего опера с Петровки, вовремя сообразившего, что переметнувшись на другую сторону баррикад, при том же риске зарабатывать он станет несравнимо больше, да и на работу не надо будет ходить.

Отмороженный опер некоторое время конфликтовал с Психозом, пытаясь отвоевать у того часть территории, но вынужден был заключить перемирие, и, хотя и с неохотой, стал ходить под синяевским авторитетом.

Колоссальным преимуществом «Космоса-2» было то, что находился он на отшибе и на заднем дворе, часть которого была огорожена бетонным забором, можно было всласть пострелять по пустым бутылкам. Огневая подготовка у облюбовавших бар бандитов, если, конечно, не считать их главаря Моджахеда, была, мягко говоря, слабовата, да и прицел после избыточного приема спиртного дрожал, как наркоман во время ломки. Пули плющились о бетон, братки изощренно матерились, а бутылки, словно насмехаясь над незадачливыми бандитами, стояли торжественной шеренгой, загадочно поблескивая стеклянными боками.

На звуки ружейной канонады из подсобки белокурым воздушным шаром выплывала восьмипудовая Регина, отнимала у одного из братков обрез и недрогнувшей рукой прицельно отстреливала горлышки у бутылок. Бандиты краснели и стыдливо отводили глаза.

– Вот так надо, ребятки! – подмигивала братве любящая поохотиться на крупного зверя Костина и, довольная собой, уплывала обратно в магазин.

Вдосталь настрелявшись, братки отправлялись обратно в бар, где, под пивко и закусь, играли на деньги в «девятку».

«Пойду бандитов грабить», говорила работникам магазина Регина, боком протискивалась в дверь бара, присоединялась к теплой компании и выигрывала у братков все до последнего доллара.

Ментам, с которыми по долгу службы выпивала Зоя, тоже пришелся по душе уютный рузаевский бар, и они начали оттягиваться там после работы, праздновать в «Космосе-2» дни рождения и юбилеи.

Поначалу бандиты настороженно смотрели на ментов и садились подальше от них, но однажды, на дне рождения майора Вилочкина, Моджахед подошел к сдвинутым ментовским столам с пустым стаканом и спросил именинника: «Нальешь мне?»

Вилочкин подумал и налил. Моджахед выпил и подарил имениннику сто баксов и бутылку французского коньяка.

– Ну что, давайте мировую? – предложил ментам бывший опер.

– Ты у нас пока по делу не проходишь, так зачем нам воевать? – подал голос один из ментов.

– За мир во всем мире! – поднял тост майор.

– И пусть враги повесятся! – добавил Моджахед.

Тост за тостом, менты и бандиты сдвинули столы, и началась общая гулянка.

Приглашенные из магазина лоточницы и продавщицы азартно, со взвизгами, отбивали «цыганочку», бандиты, не считая, швыряли под ноги танцующим долларовые купюры.

Майор Зюзин из ГИБДД отплясывал с Региной, Моджахед, обняв дородное тело Ларисы Сушко, стремительно закружил ее в танце. Зоя Козлодемьянская, злорадно хохоча, поливала из шланга пьяную компанию весело пенящимся пивом…

Где-то далеко, в нищей голодной Индии, над кишащими заразой и паразитами затхлыми заводями раскрывались под солнцем прекрасные бело-розовые цветы лотоса – символ чистоты, расцветающей в грязи.

В России бурлили политические страсти, над океанами проносились торнадо и ураганы, мир содрогался от кризисов, войн и землетрясений; голод, малярия и СПИД косили черное население Африки; Папа Римский просил прощения за преступления, совершенные церковью; главари религиозных сект в преддверии конца света травили, резали и жгли своих последователей, а маленький Рузаевский магазинчик № 666, прилепившейся к несущейся в черной бесконечности Космоса песчинке под названием планета Земля, жил своей собственной, веселой и бесшабашной, неповторимой и прекрасной, бурной и непредсказуемой жизнью.

До платформы Рузаевка Денис доехал на автобусе. Пройдя по подземному переходу на противоположную сторону железной дороги, он словно попал в другой мир: из пыли, асфальта и высотных домов большого города он перенесся в утопающий в зелени безмятежный и пасторальный дачный поселок.

Среди черных и гнилых покосившихся заборов, как мухоморы в пожухлой осенней траве, то тут, то там гордо вздымались на максимально дозволенную нормами строительства высоту прячущиеся за кирпичными оградами шикарные особняки новых русских.

Старая и согбенная, как баба-яга, старуха в черном платке, размахивая клюкой, кричала на крупного белого козла, пытающегося через щель в заборе прорваться на чужую территорию. Тощие козы – гарем рогатого бандита – энергично ощипывали траву вдоль дороги, косясь на бабку черными и круглыми бусинками глаз.

Справа доносился многоголосый собачий лай. Там, за березовой аллеей, виднелась окруженная забором из проволочной сетки собачья площадка.

Денис остановился и задумался, прикидывая, как действовать дальше. Он даже не знал, где именно произошло преступление. У генерала Красномырдикова в Рузаевке был особняк. Может быть, убийство произошло в самом особняке? Хотя вряд ли. В выпуске новостей об этом обязательно бы упомянули. Для начала надо расспросить обо всем какую-либо старушку из местных.

Зыков задумчиво посмотрел на бабу-ягу с козлом. Слишком дряхлая. Из такой много не вытянешь. Идущие от электрички пешеходы скорее напоминали дачников или отдыхающих, отправляющихся на рузаевское озеро. От них тоже толка не будет.

Денис знал, что сразу за поселком начиналась зона отдыха. Несколько лет назад он бывал в этих местах. Большое озеро, окруженное лесом, в котором росли грибы и земляника. Туристы валом валили на рузаевские пляжи. К сожалению, туристы в качестве источника информации не годились. Надо было отыскать кого-либо из местных.

Лай собак на площадке становился все громче и истеричней. Доносились и людские голоса. Крики усиливались. На площадке явно что-то происходило.

Заинтересованный Денис сошел с асфальтовой дорожки и по выщипанной козами траве направился к сетчатой ограде.

Человек тридцать собаковладельцев бестолково метались по площадке, отчаянно дергая за поводки своих возбужденных питомцев. Доги, «кавказцы», ризены, боксеры, овчарки и черные терьеры рычали и лаяли, то норовя вцепиться друг в друга, то задирая морды к небу, словно изливая ему свое возмущение.

Бегающие по площадке люди тоже смотрели наверх. Денис сообразил, что источником переполоха оказался человек с громадной восточно-европейской овчаркой, стоящий на верхней площадке высокой и крутой тренировочной лестницы. Сложившись пополам и боком привалившись к деревянному ограждению, мужчина одной рукой держался за поясницу, а другой с трудом удерживал яростно лающего на толпу пса.

– Тихо! – перекрыл всеобщий гвалт звучный женский голос.

Над площадкой мгновенно воцарилась тишина. Молчали все – и люди и собаки.

– Сидеть! – раздалась новая команда.

Псы послушно опустили на землю пушистые разномастные задницы. Пожилая дама, по ошибке принявшая команду на свой счет, с готовностью уселась рядом со своим криволапым английским бульдогом. Теперь она не заслоняла от Зыкова женщину, которой с помощью двух четких коротких команд удалось навести порядок на площадке.

Освещенная солнцем, под лестницей стояла молодая блондинка с нежной, как взбитые сливки, молочно-белой кожей. У девушки было сильное тело с развитой грудью и бедрами и крепкая широкая кость, придающая ей сходство с воспетыми в древне-германском и скандинавском эпосе белокурыми женщинами-воительницами.