Текст книги "Стихотворения. Книга стихов"

Автор книги: Ирина Ратушинская

«Их пророки обратятся в ветер...»

 
Их пророки обратятся в ветер,
В пепел обратятся их поэты,
Им не будет ни дневного света,
Ни воды, и не наступит лето.
О, конечно, это справедливо:
Как земля их носит, окаянных!
Грянут в толпы огненные ливни,
Города обуглятся краями...
Что поделать – сами виноваты!
Но сложу я договор с судьбою,
Чтобы быть мне здесь
И в день расплаты
Хоть кого-то заслонить собою.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Мы не войдём в одну и ту же реку...»

 
Мы не войдём в одну и ту же реку,
Не разведём заросших берегов,
Не будет нам хромого человека,
Который нас перевезти готов.
 
 
А будет вечер – тёплый, как настойка
На тёмных травах; лень и тишина.
Тогда отступит лагерная койка,
И холод камеры, и ветер из окна.
 
 
Но мы запомним разговоры в кружку,
Счастливейшие сны в полубреду,
Мордовских баб, пихающих горбушку:
– Хоть хлебушка возьми, не голодуй!
 
 
И это нам нести своим любимым,
По-честному делясь – кому о чём:
Всё страшное – себе,
Всё злое – мимо,
Всю доброту Земли – ему в плечо.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Над моей половиной мира...»

Моему незнакомому другу Дэвиду Макголдену

 
Над моей половиной мира
Распускают хвосты кометы.
На моей половине века —
Мне в глаза – половина света.
На моей половине – ветер,
И чумные пиры без меры.
Но прожектор по лицам светит
И стирает касанье смерти.
И отходит от нас безумье,
И проходят сквозь нас печали,
И стоим посредине судеб,
Упираясь в чуму плечами.
Мы задержим её собою,
Мы шагнём поперёк кошмара.
Дальше нас не пойдёт – не бойтесь
На другой половине шара!
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Лилии да малина...»

 
Лилии да малина,
Горностаи, белые псы,
Да знамёна в размахах львиных,
Да узорчатые зубцы.
По настилам гремят копыта,
Воронёная сталь тепла.
И слетает кудрявый свиток
С перерубленного стола.
А с небес – знаменья да рыбы,
Чьи-то крылья и голоса.
Громоздятся в соборы глыбы,
Но пророки ушли в леса.
Рук иудиных отпечатки
На монетах – не на сердцах.
Но отравленные перчатки
Дарят девочкам во дворцах.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Под созвездием Девы ручьи убегают в ночь...»

 
Под созвездием Девы ручьи убегают в ночь —
И доносится смех, и возня весенних баталий.
Это было уже когда-то – давным-давно.
Кем мы были тогда, какие ветра глотали?
Эта чёрная лёгкость взмаха – каким крылом?
Этот шалый бег по остолбеневшим водам,
Этот странный озноб (апрель, и уже светло),
Эта получужая кровь – другого кого-то —
Затаилась – а вдруг взбурлит, понесёт конём —
Не удержишь изодранных губ ни уздой, ни гневом!
И тогда, ничего не успев, лишь рукой взмахнём,
Но рука – уже не рука, и хохочет Дева.
 

1984 ЖХ-385/3, Мордовия

«Так за дверью: «Вам телеграмма»...»

 
Так за дверью: «Вам телеграмма».
Что б там ни было – открывай!
Так юродивые при храмах —
Чьих пророков хрипят слова?
Так условленное судно —
Тем ли парусом обожжёт?
В самых долгих минутах судеб
Мы не ведаем, что нас ждёт.
Нам не следует знать, что будет,
Но тем твёрже мы предстоим,
Вслух настаивая на чуде,
Что положено нам двоим.
По режиму! По праву крови!
И по каждому вздоху врозь!
И по каждой ночи без крова!
И по бреду под стук колёс!
Не награда и не возмездье —
Но суровейшее из чудес,
За которым уходят в песню,
Оставляя уставших здесь.
 

1984 ЖХ-385/3 Лагерная больница, Мордовия

«И предадут, и тут же поцелуют...»

 
И предадут, и тут же поцелуют —
Ох, как старо! Никто не избежал.
Что ж, первый век! Гуляй напропалую,
Не отпускай потомков с кутежа!
Весенний месяц нисан длится, длится —
Ночных садов мучительный балет.
Что поцелуй? Пустая небылица.
Всё скоро кончится. За пару тысяч лет.
Но этот месяц – на котором круге? —
Дойдёт до нас, и прочих оттеснят,
И скажут – нам: – Пойдём умоем руки,
Мы ни при чём. Ведь всё равно казнят.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Этот вечер для долгой прогулки...»

 
Этот вечер для долгой прогулки.
Серый час, как домашняя кошка,
Тёплой тенью скользит у колена,
А подъезды печальны и гулки.
Ты надень свою старую куртку.
Мы набьём леденцами карманы
И пойдём, куда хочется сердцу,
Безо всякого дельного плана.
По заросшим ромашкой кварталам,
Где трамвай уже больше не ходит,
Где открытые низкие окна,
Но старушек в них прежних не стало.
Так мы выйдем к знакомому дому,
И увидим на спущенной шторе
Тень хозяина, и улыбнёмся:
Кто сегодня в гостях, с кем он спорит?
Мы замедлим шаги: не зайти ли?
Но заманят нас сумерки дальше,
Уведут, как детишек цыгане,
Как уже много раз уводили.
И тогда, заблудившись, как дети,
В незнакомом обоим предместье,
Вдруг очнёмся: мы живы и вместе!
И вернёмся домой на рассвете.
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Так закат воспалён, что не тронь!..»

 
Так закат воспалён, что не тронь!
Ну так что же?
В общем, всё хорошо. А детали —
Ну что же детали...
Мы давно не от мира газет
Да словес, прилипающих к коже,
Да Иудиных цен.
Даже страхи – и те растеряли.
Мы давно отмолчали допросы,
Прошли по этапу,
Затвердили уроки потерь —
Чтоб ни слёз и ни звука!
Мы упрямо живём —
Как зверёк, отгрызающий лапу,
Чтоб уйти от капкана на трёх, —
Мы освоили эту науку.
И с отважной улыбкой —
Так раны бинтуют потуже —
Мы на наши сомненья
Печальные ищем ответы.
А на наши печали – найдётся трава...
Почему же
Так закат воспалён,
Что глаза не сомкнуть до рассвета?
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Мандельштамовской ласточкой...»

 
Мандельштамовской ласточкой
Падает к сердцу разлука,
Пастернак посылает дожди,
А Цветаева – ветер.
Чтоб вершилось вращенье вселенной
Без ложного звука,
Нужно слово – и только поэты
За это в ответе.
И раскаты весны пролетают
По тютчевским водам,
И сбывается классика осени
Снова и снова.
Но ничей ещё голос
Крылом не достал до свободы,
Не исполнил свободу,
Хоть это и русское слово.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«И за крик из колодца «мама!»...»

 
И за крик из колодца «мама!»
И за сшибленный с храма крест,
И за ложь твою «телеграмма»,
Когда с ордером на арест, —
Буду сниться тебе, Россия!
В окаянстве твоих побед,
В маяте твоего бессилья,
В похвальбе твоей и гульбе.
В тошноте твоего похмелья —
Отчего прошибёт испуг?
Всё отплакали, всех отпели —
От кого ж отшатнёшься вдруг?
Отопрись, открутись обманом,
На убитых свали вину —
Всё равно приду и предстану,
И в глаза твои загляну!
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Когда-нибудь, когда-нибудь...»

 
Когда-нибудь, когда-нибудь
Мы молча завершим свой путь
И сбросим в донник рюкзаки и годы.
И, невесомо распрямясь,
Порвём мучительную связь
Между собой и дальним поворотом.
И мы увидим, что пришли
К такому берегу Земли,
Что нет безмолвней, выжженней и чище.
За степью сливы расцветут,
Но наше сердце дрогнет тут:
Как это грустно – находить, что ищем!
Нам будет странно без долгов,
Доброжелателей, врагов,
Чумных пиров, осатанелых скачек.
Мы расседлаем день – пастись,
Мы удержать песок в горсти
Не попытаемся – теперь ведь всё иначе.
Пускай победам нашим счёт
Другая летопись ведёт,
А мы свободны – будто после школы.
Жара спадает, стынет шлях,
Но на оставленных полях
Ещё звенят медлительные пчёлы.
Ручей нам на руки польёт,
И можно будет смыть налёт
Дорожной пыли – ласковой и горькой.
И в предвечерней синеве
Конь переступит по траве
К моей руке – с последней хлебной коркой.
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Переменился ветер...»

 
Переменился ветер,
А новый самодержавен.
Небо встало осадой
И пригороды берёт.
За северною стеною
Раскатом кони заржали,
Но первый поток прорвался
Сквозь брешь восточных ворот.
И сразу в дымном провале
Исчезли остатки башен,
Смело надвратную церковь,
Кресты и колокола.
Мой город сопротивлялся.
Он был прекрасен и страшен.
Он таял в ревущем небе,
Затопленный им дотла.
А позже, когда над нами
Сомкнулись тучи и воды, —
Никто не знал их победы
И не воспел зари.
И нет им с тех пор покоя:
Всё лепят, лепят кого-то —
То руку, то край одежды,
Бессильные повторить.
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Вот их строят внизу...»

 
Вот их строят внизу —
их со стенки можно увидеть.
(Ну, а можно и пулю в невежливый глаз получить!)
Золочёные латы (это – в Веспасиановой свите),
Гимнастёрки солдат, да центурионов плащи.
Завтра эти ребята, наверное, двинут на приступ.
И, наверно, город возьмут, изнасилуют баб —
И пойдёт, как века назад и вперёд, —
огонь да убийства.
Если спасся – счастливый раб, если нет —
то судьба.
Храм, наверно, взорвут и священников перережут.
Впрочем, может, прикажут распять,
сперва допросив.
Офицеры возьмут серебро, солдаты – одежду —
И потянутся пленные глину лаптями месить.
А потом запросят ставку – что делать дальше?
И связист изойдёт над рацией, матерясь.
Будет послан вдоль кабеля рвущийся к славе
мальчик,
Потому что шальною стрелой перешибло связь.
А другая стрела его в живот угадает.
А потом сожгут напалмом скот и дома,
Перемерят детей колесом
И стену с землёй сравняют,
Но, возможно, не тронут старух,
сошедших с ума.
И не тычьте в учебник:
истории смертники знают —
Прохудилось время над местом казни и дало течь.
Дай вам Бог не узнать, что видит жена соляная:
Автомат ППШ или римский короткий меч?
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Все дела заброшу...»

 
Все дела заброшу —
Поминайте лихом!
Сяду на трамвайчик,
Поеду к портнихам,
Чтоб захлопотали,
Как куклу вертели,
Чтобы сшили платье
Цвета карамели!
Три мои портнихи:
Одна молодая,
Другая постарше,
А третья седая...
Вот они над платьем
Мудрят, как и прежде:
Первая отмерит,
Вторая отрежет,
Третья на булавки
Прикинет: любуйся!
Иголкой прихватит
И нитку откусит.
– Ишь, как засветилось!
Облако, не платье!
Надень без заботы,
Сомни на закате,
Танцуй, с кем захочешь,
Но попомни слово:
Как разлюбишь сласти —
Ты придёшь к нам снова:
За вечерним платьем,
За цветом печали...
Проводили садом
И вслед помахали.
Месяцы ли, годы
Буду вспоминать я
Как меня кружило
Молодое платье,
Как одна смеялась,
Одна подмигнула...
Почему же третья —
Седая – вздохнула?
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Я заведу большой сундук...»

 
Я заведу большой сундук
И всё сложу туда:
Картинку с грешником в аду
И сонного кота.
И карты стран, которых нет,
И шляпу-котелок,
Ещё старинный пистолет,
Рогатку и свисток.
И с этим самым сундуком
Я завтра двину в путь,
И – где верхом, а где пешком
Дойду куда-нибудь.
Пусть будет край, куда приду,
На сгибе карты стёрт!
Картинкой с грешником в аду
Мы разведём костёр.
Кот распугает всех зверей,
Что смотрят из кустов,
Но сахар делает добрей
Бесхвостых и с хвостом.
Мы чай заварим в котелке,
А с ним упавший лист.
Все, кто вблизи и вдалеке,
Сойдутся к нам на свист.
Мы будем песни распевать,
Болтать о сём, о том,
И не загонит нас в кровать
Никто-никто-никто!
И звёзды ярче леденцов
Взойдут над головой...
А чтоб не портить всё концом,
Я не вернусь домой!
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«С перепоя неймётся, матушка?..»

 
С перепоя неймётся, матушка?
Отойдёшь к утру, ничего!
Всё мерещатся ангелы падшие?
Не впервой!
Ну-ка хлопни их туфлей сношенной,
В стенку вмажь!
Вот и будет им ров некошеный,
Дурья блажь!
Бей с размаху, лепи, что силы —
Так их мать!
Да по девкам ихним красивым,
Да по крылушкам, чтоб летать
Разучились! Да по сусалам!
По глазам!
Что ж ты валишься, мать? Устала?
Что ты взвыла? На образа
Что косишься, когда их нету?
Что ты видишь там по углам?
Ты ж очкарику прошлым летом
За поллитру их отдала!
Ну, кончай причитать, мамаша!
Раз по ангелам не попасть —
Хлопни рюмку, давай попляшем —
Наша власть!
Наше право: хотим – гуляем —
Раззудись, плечо!
Что ж ты ткнулась в подол соплями?
Ну, о чём?
Что ты пялишься, как на Каина?
Спать пора!
Нет, теперь поехала каяться.
Это точно, что до утра.
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Нас Россией клеймит...»

 
Нас Россией клеймит
Добела раскалённая вьюга,
Мракобесие тёмных воронок —
Провалов под снег.
– Прочь, безглазая, прочь!
Только как нам уйти друг от друга —
В бесконечном круженьи,
В родстве и сражении с ней?
А когда наконец отобьёшься
От нежности тяжкой
Самовластных объятий,
В которых уснуть – так навек,
Всё плывёт в голове,
Как от первой ребячьей затяжки,
И разодраны лёгкие,
Как нестандартный конверт.
А потом, ожидая, пока отойдёт от наркоза
Всё, что вышло живьём
Из безлюдных её холодов, —
Знать, что русские ангелы,
Как воробьи на морозах,
Замерзают под утро
И падают в снег с проводов.
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Скоро будет прилив...»

 
Скоро будет прилив.
Сгонит отару вод
Северный ветер.
Сдвинутся корабли,
Небо вкось поплывёт,
Что случится на свете?
Выгнется линзой свод,
Хрупкий взметнут балет
Птицы-чаинки.
Выступит мёд из сот,
И покачнутся в земле
Чьи-то личинки.
Дети чужих зверей
Стиснут в мехах сердца —
Шорох по норам...
Ветер, то ли свирель —
Не угадать лица —
Будет, и скоро.
Знают сверчки небес
Рации всех судов,
Пеленг сосновый.
Нордом сменится Вест.
Смоется след водой.
Ступишь ли снова?
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Есть праздник любования луной...»

 
Есть праздник любования луной,
Так сказано в одной японской книге.
Подставить лоб под голубые блики.
Когда – не помню.
Кажется, весной.
А может, осенью, когда дозреет небо?
Как знать? В моём неласковом краю
Такое действо – невидаль и небыль,
Наверное, поэтому стою —
Привычно вопреки —
И жду минуты,
Когда взойдёт
И медленной рукой
Погладит лоб,
И снизойдёт покой
Со вкусом снега, вечера и руты.
Так мало между нами – лишь забор,
Сигнализация, два ряда заграждений
(Но не под током, кажется),
Да тени,
Которые своё происхожденье
Никак не прояснили до сих пор.
Ещё решётка. Долго ли взойти,
Из проржавевших яростных колючек
Заботливо выпутывая лучик,
Неосторожно сбившийся в пути!
Оставь земле её докучный хлам,
Не обижайся на её игрушки!
Давай-ка лучше из помятой кружки
Хлебнём воды за то, что ты взошла!
Теперь иди, срывая облака —
Всё дерзостней, всё звонче, всё нежнее, —
Иди, с дыханьем каждым хорошея, —
Как девочка на первых каблуках!
Теперь постой.
До дна зрачков согрей!
Я так хочу надолго наглядеться!
А что решётке никуда не деться —
Так сквозь решётку зрение острей.
 

1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия

«Ну так будем жить, как велит душа...»

 
Ну так будем жить,
Как велит душа,
Других хлебов не прося.
Я себе заведу ручного мыша,
Пока собаку нельзя.
И мы с ним будем жить-поживать,
И письма читать в углу.
И он залезет в мою кровать,
Не смывши с лапок золу.
А если письма вдруг не придут —
(Ведь мало ли что в пути!) —
Он будет, серенький, тут как тут
Сердито носом крутить.
А потом уткнётся в мою ладонь:
– Ты, мол, помни, что мы вдвоём!
Ну не пить же обоим нам валидол,
Лучше хлебушка пожуём!
Я горбушку помятую разверну,
И мы глянем на мир добрей.
И мы с ним сочиним такую страну,
Где ни кошек, ни лагерей.
Мы в два счёта отменим там холода,
Разведём бананы в садах...
Может, нас после срока сошлют туда,
А вернее, что в Магадан.
Но, когда меня возьмут на этап
И поведут сквозь шмон —
За мной увяжется по пятам
И всюду пролезет он.
Я его посажу в потайной карман,
Чтобы грелся под стук колёс.
И мы сахар честно съедим пополам —
По десять граммов на нос.
И куда ни проложена колея —
Нам везде нипочём теперь.
Мы ведь оба старые зэки – я
И мой длиннохвостый зверь.
За любой решёткой нам будет дом,
За любым февралём – весна...
А собаку мы всё-таки заведём,
Но в лучшие времена.
 

1984 ЖХ-285/2 ПКТ, Мордовия

Страна задумчивых вокзалов

«Это всё грачи смутили мне душу...»

 
Это всё грачи смутили мне душу —
Чернокрылые, как лукавый веер!
Это всё они суматохой вьюжной
Заморочили:
Дрогнула боль живее —
Та, обычная, что баюкаю по ночам,
Так привычная, что не требует палача,
Ошарашенная
Крылом – в смоль,
Не вчерашняя,
А стократ – боль!
Никогда не льстилась чужой дорогой,
На все проводы собирала силы:
Устоять, на последнем взмахе не дрогнуть!
А на этих всё-таки не хватило.
И молитва твоя не уберегла:
Через все сметённые берега —
Наваждением, ветром издалека
Обожжённая —
Хлещет из жил тоска!
Улетайте, прощаться невыносимо!
Вам – другое небо, с иным законом.
Не на вас обрушит снега Россия
И не вам в ней стынуть крылом калёным.
Путь вам облаком —
Легче лёгкого!
Утра доброго,
Перелётного!
Улетайте – долой с глаз!
Провожаю – в какой раз?
 

1984 пересыльная тюрьма, Потьма

«Перед боем кони щиплют клевер на завтрашнем поле боя...»

 
Перед боем
Кони щиплют клевер на завтрашнем поле боя.
Полководцы
Мерят циркулями поля – выбирай любое!
Не политы
Муравьиные тропы ещё ни свинцом, ни кровью.
Только утром —
Грянет, и бледный всадник лицо откроет.
Перед боем
Молодые солдаты слушают байки старых.
Офицеры
Пишут письма, а после кто-то берёт гитару.
Затихают
К ночи травы на поле боя, и пахнет мёдом.
Только утром —
Грянет, и письма будут уже от мёртвых.
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Научились, наверно, закатывать время в консервы...»

 
Научились, наверно, закатывать время в консервы,
И сгущённую ночь подмешали во все времена.
Этот век всё темней,
И не скоро придёт двадцать первый,
Чтоб стереть со вчерашней тюремной стены имена.
 
 
Мы его нагружали ушедших друзей голосами,
Нерождённых детей именами – для новой стены.
Мы с такою любовью его снаряжали, но сами
Мы ему не гребцы, даже на борт его не званы.
 
 
Но отмеренный груз укрывая рогожею грубой,
Мы ещё успеваем горстями просеять зерно —
Чтоб изранить ладони, но выбрать драконовы зубы
Из посева, которому встать после нас суждено.
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Снова кутать бессмысленной рванью озябшие плечи...»

 
Снова кутать бессмысленной рванью озябшие плечи,
Просквожённое дырами платье сводя на груди
Бесполезным движением, зная: закалывать нечем,
Всей горячкой свободы
вмерзая в сегодняшний вечер,
И не ведая, сколько таких вечеров впереди.
И во имя чего,
И какого прозрения ради?
Неужели для края, где прячут в ладони лицо,
Где с гробницы следят
за всеобщим участьем в параде?
Но мятежные дети ведут голубые тетради
И умеют их прятать от слепорождённых отцов.
Вырастай из наследства,
Из книжек и песен вчерашних,
Не робей оперяться, назначенный к жизни птенец!
Но в летейской воде
окрещённый кораблик бумажный
Разверни и прочти:
– Умирать – это тоже не страшно,
Лишь немного тошнит,
Когда входишь в пятно на стене.
 

1984 ЖХ-385/1 ШИЗО, Мордовия

«А не пора ли обратно...»

 
А не пора ли обратно,
Мы так задержались тут.
Пересохнут наши каналы и ветры наши уснут.
Наши кони забудут руку, а планеты забудут бег.
Не пора ли, Отец,
От чужих берегов – к себе?
Всё, что Ты велишь, мы оставим в этом краю:
И своё дыханье, и труд,
И печаль свою.
Но, пройдя из конца в конец эту землю,
Ты видишь сам:
Мы на каждой тропе опознаны —
По глазам!
Мы у каждой стены расстреляны —
Без суда!
Сколько раз умирать, пока Ты не скажешь «да»?
Не пора ли обратно,
Мы выплатили долги —
За себя, а потом ещё за других.
Мы стократно преданы, всё исполнено – что ещё?
Под какую лавину ещё подставлять плечо?
Между двух врагов кидаться —
В какой борьбе?
И какое небо ещё держать на себе?
Наши кони ждут, Отец,
Наши травы медлят расти!
Посмотри – мы прошли все назначенные пути,
В здешний камень врезали
Все слова, что стоит сказать —
Ради права уйти,
Не оглядываясь назад.
 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«...Но только бы не думать о дороге...»

 
...Но только бы не думать о дороге —
Прогретой, пыльной, чтоб идти, идти!
Храни меня, храни, рассудок строгий,
Не отпускай узды на полпути!
 
 
Ещё нам долго вместе отбиваться
От каторжных удушливых ночей,
Острожных снов – почти галлюцинаций,
Бессмысленных издёвок палачей,
 
 
Предательства уставших, и отравы
Их поцелуев... Сдохни, но снеси —
Не зная срока, не имея права
Сказать, что всё, что больше нету сил!
 
 
Не позволяй слабеть, казни отказом
Ребяческое «больше не могу...»
В кромешный век – храни меня, мой разум!
Храни – и я тебя уберегу.
 

1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Если долго идти от автобуса снежной дорожкой...»

 
Если долго идти от автобуса снежной дорожкой,
Ориентируясь больше по звёздам,
чем по фонарям —
То растает мороз на губах недозрелой морошкой
И покажется дом кораблём посреди января.
 
 
Как спасённые на борт, подымемся мы на ступени,
И откроется тёмная дверь под ледышкой ключа,
И привычно шарахнутся в стороны быстрые тени
Из компании тех, что шалят в пустоте по ночам.
 
 
В кухне кран заскулит по-щенячьи,
услышав хозяев,
Заскрипит половица, ругаясь, что поздно пришли,
И молоденький месяц, за долгую вахту озябнув,
Сунет рожки в окно, как любая зверюшка Земли.
 
 
Мы огонь разведём,
Чтоб сходились к нам добрые люди,
Чтоб звенел и звенел
колокольчик у наших дверей...
Если долго идти – это всё обязательно будет —
Посреди января.
Но которого из январей?
 

1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«А когда тебя скосит в битвах...»

 
А когда тебя скосит в битвах —
Ты увидишь: люди пришли.
На тебя, ещё незарытого,
Они бросят комья земли.
И друзья, и просто знакомые —
Вон их сколько! Так странно разве,
Если брошенные комья
Обернутся комьями грязи?
Кто-то робко, а кто-то смело:
– Эка невидаль – за свободу!
Ты погоды для них не сделал.
Вот и грязь —
От плохой погоды.
 

1985 ЖХ 385/3, Мордовия

ЛЕДИ ГОДИВА

 
Как мне мало известно про вас,
Огнегривая леди!
Ни причины изгнанья,
Ни что с вами было потом...
Лишь обрывок легенды
О вашей безмолвной победе
Над властительным хамом,
О том, как вам были щитом
Затворённые окна
И строгая воля народа:
Не позволить глумленья!
(Ну как не любить англичан?)
Обезлюдевший город,
Закрытые глухо ворота:
Ни единой души —
Разве только считать палача.
Впрочем, был ли палач?
Может быть, я его сочинила?
Но в подобных делах
Как же можно его обойти?
Как лукавит судья,
Как могильщик копает могилу —
Так палач ожидает
На каждом бессмертном пути.
Но глаза палача не видны
Сквозь разрез капюшона,
Как во все времена
(Может, им не положено глаз?)
В целом мире лишь двое:
Граф Ковентри, глядя с балкона,
Да безглазый палач
Провожают в изгнание вас.
Только топот коня
В переулках пустынных немеет,
Как забытое слово,
Что в шорох веков сорвалось.
Здесь заклинило время стоп-кадром,
И ветер не смеет
Шевельнуть небывалым плащом
Из тяжёлых волос.
Ах, отважная леди,
Пришпорим коня без боязни,
Да проедем насквозь,
Не считая годов и минут!
Как слоёный пирог,
Прорезая эпохи и казни,
И другие эпохи,
Которые следом придут!
Продырявим историю —
Нас она, что ли, жалела?
Срежем ратуши угол,
Пугая судейских крючков,
И в чужое столетье прорвёмся
С конём ошалелым,
Отразившим расколотый мир
Удивлённым зрачком!
 

1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия