Текст книги "Стихотворения. Книга стихов"

Автор книги: Ирина Ратушинская

«Морозом пахнет от коня...»

 
Морозом пахнет от коня,
Заряжено ружьё,
И не размокшая стерня,
А звонкий путь ведёт меня —
Скорей, скорей, – поёт.
Ещё не езжена тропа.
Как тихо дышит лес!
Под ясным снегом сладко спать,
Но нас выводит убивать
Небесный знак – Стрелец.
Горя предутренним костром,
Его глаза светлы...
Мой хлоп играет топором,
И самородным серебром
Я зарядил стволы.
Мой зверь залёг, и нет следов,
И стынут стремена.
Но сердце чует дымный зов:
Моя охота, как любовь,
Смертельна и хмельна.
Глаза в глаза – мы встанем с ним
На свежий холст зимы,
И кровь прольётся под одним:
Моя – лазурь, его – кармин...
Друг друга стоим мы!
Я спешусь у твоих ворот
И шкуру в дом внесу.
А хочешь – пусть наоборот,
И мой медведь меня убьёт
В серебряном лесу.
Легко дышать и сладко жить,
Но лес уже притих,
И пар над логовом дрожит.
Ты обещала ворожить —
Кому из нас двоих?
 

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Солнце в голову – круче вин!..»

 
Солнце в голову – круче вин!
Сотый шаг – да ещё один.
Комарино звенит висок.
Кто-то рядом – лицом в песок.
Проходи, не смотри туда:
Он уже навсегда.
Завтра солнце сожжёт мундир,
Ветер сдует клочки седин.
Помни-помни, незваный гость:
Здесь одна униформа – кость,
Здесь одно угощенье – смерть,
Да сыпучая злая твердь.
И зачем через столько лет
По зыбям Александров след —
Перестеливать?
Может, криво лёг?
Посмотри: песок и песок
Льётся, марево разогрев!
Пусть бы рылся британский лев
В сей песочнице – хоть века!
Но измученная рука
Всё цепляется за лафет —
Горячо? Отпусти – в скелет
Побелеешь за пару дней!
Гренадеры – хвосты коней
Намотали на кулаки.
Шагом-шагом через пески,
Через дюны, через валы —
Императорские орлы!
Плещет знамени рваный край.
Девятнадцатый день —
И в рай!
– Обещают, что скоро Нил.
– Врут, наверное. Был да сплыл.
– Был мираж, да и тот усох.
Ох, упасть бы, да не в песок —
В снег! Чтоб горлом – по белизне!
Император! Веди на снег,
В волчьи зубы! На холода!
Только – смилуйся – не сюда!
Злится-злится огненный бог.
Фляжка дразнит: а вдруг глоток —
Да остался?
Стерва, не ври!
Я-то помню: их было три.
Я с Деноном два разделил,
А последний тайком допил
Нынче утром. Нутро палит —
Мало солнца – ещё и стыд!
...Красный вечер. Хрипят отбой.
Неужели ещё живой?
Падай-падай, где горн застал,
Как под пулями – наповал —
Под несметной атакой звёзд!
Я б во Францию их привёз —
Сколько мог бы набрать в мешок.
Ах как было бы хорошо:
Пухлой вдовушке за постой —
Нету денег – плачу звездой!
И портному, и скрипачу,
И девчонок озолочу!
А для уличных сорванцов
Лавку, полную леденцов, —
Грабьте, варвары! – всю куплю!
Красных, жёлтых, зелёных...
Сплю.
Сладок-сладок солдатский сон,
Но по спящему войску – стон:
– Эту сласть бы запить... Воды!
– За ведро – четыре звезды!
– Душу дьяволу – за стакан!
– До последнего медяка
Жалованье – за глоток!
Да впридачу – пару сапог,
Ранец,
Первый пух на губе...
Только маршальский жезл – себе!
Всё до нитки с себя пропьём,
Но его сохраним...
Подъём!
Хрипом-хрипом вдохни рассвет,
Пошатнись, но впечатай след,
Франция!
Чтоб за шаг один —
Тридцать тысяч легло оспин —
На пустое лицо песка!
Пяльтесь-пяльтесь на нас, века
С пирамид – да их не видать!
Только кони бредят: вода!
Потянуло живым...
Скорей!
Не измученных кляч – зверей
Сумасшедше блестит оскал.
Налегли. Уже не тоска —
Лихорадка горит из глаз.
Сургучом жара запеклась
На солдатских иссохших ртах.
Не муштрованный строй – орда
Рвётся! Кто поперёк – рискни!
– Проблеснуло!
– Неправда...
– Нил!
Храп из лютых конских ноздрей...
– Нил! Готовь котелок скорей!
Да какой котелок! Туда —
В чём стоишь, в сапогах! Вода!
Каской! Пригоршней!
Прямо ртом!
– Отпрягай лошадей!
– Потом!
Потянули – не удержать —
в воду! Пушки в грязи лежат!
– Позже вытащим! Не сгниёт!
Не молебствие:
Войско пьёт.
Вечно пить! Остальное – тлен!
Но уже поднялся с колен
Кто-то первый,
И жадный взгляд —
Через Нил!
О! Глаза болят!
Арки, шпили – город Каир!
Перейдём – и закатим пир
У подножия пирамид,
На другом берегу! Блестит
То ли золото, то ли свет.
За четыре тысячи лет
Накопилось – кто разберёт?
Завтра трубы грянут: вперёд,
Франция!
 

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Ну вот и достали игрушки и свечи...»

 
Ну вот и достали
Игрушки и свечи,
Оденем принцессу,
Осыплем дождём...
Поставим Шопена
И сказочный вечер
Одни, без гостей,
Не спеша проведём.
Достанем из ваты
Лиловую шишку —
И в хвойную гущу,
Чтоб руки в смоле...
И пахнет лимоном,
Медовой коврижкой
Да мятным морозом
Ребяческих лет...
– Ты помнишь?
– Я помню.
Как быстро стемнело!
И в сахарных листьях
Померкло окно.
Но длится наш праздник,
И что нам за дело
До старых печалей,
Уснувших давно;
Верхушку – звездою,
Подножье – простынкой,
А лапки – огнём,
Серебром, бирюзой...
Допела свеча и остыла пластинка,
Но кружит мазурку
Стеклянный узор.
Сейчас ты закуришь
Движеньем привычным,
Я кофе налью
И к тебе подойду...
А ёлка грустит
И роняет реснички.
Но их подметут
В наступившем году.
 

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Чтобы первого января...»

 
Чтобы первого января —
Ни одной иголки не вымести!
И ворчит соседка с утра,
Раздраженье стараясь выместить.
А потом внезапно ревёт.
Я не лезу: чем тут поможешь?
– На прогулку!
Красный ковёр.
Конвоиров хмельные рожи.
Поскорей пройти коридор
(Хлоркой, снедью, мочой, мастикой)
И на воздух! В бетонный двор!
Шестьдесят минут уже тикают.
Лязг ключей. И беззлобный смех:
– Хорошо погулять, девчата!
А соседка:
– О, чтоб вас всех!
Дальше, детки, не для печати.
Пять шагов – от стены к стене.
Сверху сетка – не улетите!
А соседке к утру во сне
Иоанн явился Креститель.
Будто в камеру привели.
Как с этапа – такой усталый.
Весь оброс, и ноги в пыли.
И уж так его жалко стало!
И она полотенца край
Отодрала, чтоб ноги вымыл.
Взял. И ей говорит:
– Живыми
Трудно быть, но тебе пора.
И собрался лететь. Сиянье
Тут пошло, а она кричит:
– Пусть мне с дочкой дадут свиданье!
Ты, мол, можешь, похлопочи!
Только он ей не подал знака
Ни рукой, ни крылом. Смолчал.
Даже – ей показалось – плакал.
Это значит: будет печаль.
Или, может, несчастный случай?
Исполняется сон к утру...
А уж ей – такой невезучей! —
Хоть бы раз приснился к добру!
– Да кончай ты свою зарядку!
(Это мне). Ведь на целый срок
Не наскачешься! И в тетрадку
Плюнь писать – отсыпайся впрок!
Ты того, как я погляжу...
Что ты пялишься? Люба – злая?
Просто я третий год сижу.
А тебе я добра желаю...
Я киваю. И снова – в бег.
Сколько месяцев – бег на месте!
Сколько снов я бегу к тебе,
Увязая, как в липком тесте,
В хлорном запахе, в простыне,
Рваных тряпках и грязных стенах...
Разве можно любить сильней,
Чем отсюда? Не на кресте – но
В тошной муке дверных глазков,
В утончённом хамстве допросов,
В маяте соседкиных снов,
В синеве её папиросы,
В лютой жалости к ней – больной,
Доведённой до полусмерти,
Истеричной, доброй и злой,
И клянущей того, кто вертит
Этот шарик, – в белиберде
Дней без солнца и слёз без грима —
Напряжённей, святей – нигде
Невозможно любить, любимый!
Чтобы первого января —
О твою щеку не кольнуться,
Но осанку не потерять
И конвойному улыбнуться:
Не жалей меня, дурачок!
Громыхай, громыхай ключом!
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

ТАНЕЦ С ТЕНЬЮ

 
Тридцать первого – динь-дон!
Близко к полночи – сгинь, сон!
Я с тобой пойду – глаз в глаз —
В новогодний пляс!
Размахну подол – кружева!
Закружи, сокол, – чуть жива!
Чтобы свечечки – все в одну,
Чтобы душеньку – всю в струну,
Чтобы горюшко – в дым, в окно...
Чтоб глазам темно!
А глаза-то я подвела...
А под сердцем – то не игла —
То ресничка упала: вынь!
Да снежок смахни с головы!
Шитой скатертью крыт – стол,
А каёмочка – вся крестом,
А стаканы – дзынь – наливай полней!
Глянь – хвоинка на дне... Так и пей!
Я с тобой глотну
Новогодний лёд,
Я тебя втяну
В танец – напролёт;
Эта наша ночь – динь-дон! —
Да исполнится.
Загадай сон.
 

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Ах, южане – лжецы и поэты!..»

 
Ах, южане – лжецы и поэты!
Ах, горячие головы – смоль!
Сквозь печаль византийского лета
Проступает приморская соль.
В самой лютой Сибири узнаю:
По гордыне – что слёзы грешны,
По ресницам – что темень сквозная,
По рукам – что крыла не нужны.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Блажен Василий петушиным храмом...»

 
Блажен Василий петушиным храмом,
Блажен солдат берёзовым крестом,
Блаженны дети маком и мечтами,
А дураки – исчёрканным листом.
Сегодня снова голубиный вечер,
И дышит снег наивно и легко.
Как хорошо б лишиться дара речи
И пить зимы парное молоко!
И видеть свет – младенчески-блаженно!
Но бьёт глагол в гортани, но в тисках —
Дыханье, но в пылу самосожженья
Обуглен рот, и пепел на висках.
Обломки строк – мучительнее бритвы,
Истерзан лист на тысячи ладов...
И только бессловесная молитва
Уймёт смятенье, как на лоб – ладонь.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«И я когда-нибудь – опять...»

 
И я когда-нибудь – опять
В мой нелюбимый город.
Скормлю монетку в автомат,
«Алло» возьмёт за горло —
И я опять скажу «привет»
И отшатнусь от трубки:
Ори! Да, через столько лет —
Не призраком, не трупом —
Живая, мокрая (туман!),
Кто первый отогреет?
Нальёшь ли, Галицкий, стакан?
Нальёшь? Тогда скорее!
А Ленка где? Ах, здесь! Давай!
Алло, сейчас я буду!
А ты сгущёнку открывай,
Побольше ложку доставай
И дождь уйми покуда!
И будет так: тепло и свет,
И пышный друг Гораций*
Достойно примет мой привет
И с византийской грацией
Уйдёт налево – без речей,
Не щуря ведьминых очей.
А нам отшибло словеса
С размаху узнаванья.
Всё смазано – одни глаза!
Секунды замерли в часах
И пульс не отбивают.
Вот мы какие – через срок!
А в горле – как лимоном...
Мы лучше стали? Что за прок
В не столь уж отдалённом,
Не столь уж смертном – если мы
Не чище, не смелее —
Из путанки! Из мокрой тьмы!
Налей – да отогреем
Всё, что примёрзло, – не сказать,
Не выдохнуть за годы...
Звучней, стаканов голоса!
За то, что у друзей глаза
Всё те же! За свободу!
Не за эрзац по паспортам,
Не лагерь без конвоя —
За ту, что с нами даже там,
За то, что в нас – живое
Всё так же бьётся и болит!
За то, что Галицкий – пиит!
За то, что Ленка так добра,
Как будто бы не из ребра,
А из слезы сотворена!
И за Наталеньку! Она
С осанкой киевской княжны
Заварит чай из бузины,
А может, мяты. И на стол —
Стихи да хлеб, кто б ни пришёл.
Мы всё подчистим на корню...
О, хлеб друзей! Не уроню
В тебя сентиментальных слёз!
И так не высохнешь авось.
...Тут все закурят. Я одна,
Запрету мужнему верна,
На сигарету погляжу,
Вздохну – и блюдце оближу
Из-под сгущёнки. Мне дольют,
И расслабляющий уют
Меня охватит, покачнёт —
И времени тюремный счёт
Совсем отпустит. Захочу
Не электричества – свечу,
Чтоб возносилась не спеша
Её прозрачная душа,
И чтоб из воска лить цветы,
А Юрка чтоб развёл мосты,
И чтоб сверчок на огонёк
Пришёл. И мы за болтовнёй
Забудем полночь. Ну её!
Нам утро радости нальёт!
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Всё, как я просила...»

 
Всё, как я просила:
Будет мне, будет
(Господи, спасибо!)
Дальняя дорога
И новые люди.
Будет мне, будет
Бездомная песня
И гордая память.
Будет мне небо,
Добытое честью,
И плащ под стопами.
Будет мне —
Когда же —
Счастливая сказка
В полыни и мяте,
Платье, полумаска,
Кружевная пляска...
И никто не скажет:
– Пожила и хватит!
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)...»

 
Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)
Всё старается тонкие лапки свои посчитать.
Но полученной маленькой цифре он мудро не верит
И сердито бормочет: «Не вышло опять ни черта!»
Он соткал чертежи, он углы вымеряет прилежно,
Он решает задачу с капустой, где волк и коза,
Но не верит ответу и снова шуршит безнадёжно,
И вздыхает: решение ясно, а как доказать?
Ах ты, чокнутый гений, распятый на координатах,
Чудачок-Пифагор, полоумный тюремный пророк!
Подожди уползать, я поверю твоим результатам!
Пораскинь вензеля, посчитай мне, пожалуйста, срок.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Я с мышами и звёздами говорю...»

 
Я с мышами и звёздами говорю,
Я зелёную луковку полила,
Я сухарь покрошу в окно – январю,
А он мне узор на форточке – два крыла —
Ясным сахаром насечёт:
Холод-хруст!
И – снежинку с мятным лучом:
– Какова на вкус
Шестикрылая? Не горчит голубым – печаль?
Первый круг – не сердцу ли вопреки?
Но я знаю, что ему отвечать:
– Всё в порядке, мастер,
Твоей руки
На устах не тает печать
Филигранная, и почётней нет
Белых звёзд на моих плечах.
Вифлеемских тех эполет
Удостоена – благодарю,
Что как женщине – в кружевах —
Ты сковал их. Пока жива —
Сберегу чистейшими – январю
Обещаю. Кричат: «Виват!»
Воробьи, чтоб мастеру не грустить.
И я пью из чаши, его резьбой
Изукрашенной. Он говорит:
– Прости,
Я боялся пересластить.
Бог с тобой.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Куклу с моющимися волосами!..»

 
Куклу с моющимися волосами!
С голубыми испуганными глазами!
С круглой попкой и пальчиками-конфетками
Во дворе купала дочка соседки.
Вдохновенный обряд напоказ творила:
Наливала воду, взбивала мыло,
Локтем пробовала: не горячо? —
И лила на розовое плечо —
Дорогое, немецкое (мягкий пластик)!
Мы сгорали молча, в жестокой власти
Аккуратных ресничек в шёлковых бликах,
Добросовестных щёчек цвета клубники,
Русых локонов и ладошек зябких,
И бесстыдства кружев, снятых хозяйкой.
А наш худенький круг обходила зависть
И моргала пластмассовыми глазами.
И уже выбирала: кого – себе —
Навсегда? Кому судьба – поседеть
У неё под мякотью локотка,
В пышной сласти сахарного лотка,
В нежной ванночке,
что в коробку – комплект! —
Упакована? Кто за входной билет
В изобильную благодать
Первым взносом – попросить дать
Подержать! Дотронуться! Посмотреть!
Заплати – и конец игре!
И щенкам, посягающим на газон,
И слезам над обиженной стрекозой,
И ещё чему-то. Мы знали это,
Отступая в босяцкую вольность лета:
К самодельным коням, хворостинке-шпаге,
Треугольному киверу из бумаги...
Как с арены звери, презрев опилки,
Мы ушли, деревянно держа затылки.
И свой гордый выбор перестрадали,
Подчиняя сердце такту сандалий.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Мне в лицо перегаром дышит моя страна...»

 
Мне в лицо перегаром дышит моя страна.
Так пришли мне книгу, где нет ничего про нас.
Чтобы мне гулять по векам завитых пажей,
Оловянных коньков на крышах и витражей,
Чтоб листать поединки, пирушки да веера,
Чтоб ещё не пора – в костёр, ещё не пора...
И часовни ещё звонят на семи ветрах,
И бессмертны души, и смеха достоин страх.
Короли ещё молоды, графы ещё верны,
И дерзят певцы. А женщины сотворены
Слабыми – и дозволено им таковыми быть,
И рожать сыновей, чтобы тем – берега судьбы
Раздвигать, и кольчуги рвать, и концом копья
Корм историкам добывать из небытия.
Чтоб шутам решать проблемы зла и добра,
Чтобы львы на знамёнах и драконы в горах,
Да в полнеба любовь, да весёлая смерть на плахе,
А уж если палач – пускай без красной рубахи.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Чёрная картинка...»

 
Чёрная картинка —
Стрелолист!
Витая тропинка —
Расстелись!
Дрогни, белогривый,
Под седлом!
В штрихи-переливы —
Напролом!
Пробираться чащей
В сласть и жуть!
За святою чашей —
Грешный путь.
Озёра, драконы,
Зверь-единорог...
Гибнуть – так без стона,
Жить – так без дорог!
Мёртвые, живые —
Сплетены в бою.
В церкви кружевные
Мальчики поют.
Дамы за шелками —
Страстоцвет! —
Слабыми руками
По канве
Пышный герб выводят,
Подают:
– Сбереги в походе.
А убьют —
Воспоют сторицей
Каждый бой...
Мой весёлый рыцарь,
Бог с тобой!
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Мне как-то снилось: кони и попоны...»

Моему другу Валерию Сендерову

 
Мне как-то снилось: кони и попоны,
Рука с колючим перстнем на плече,
И горький лик коричневой иконы,
И твёрдый ропот тысячи мечей.
Потом не помню. Травы уставали
Оплакивать надломы, волки – выть,
И кто-то пел по мёртвым на привале,
И сохли раны, и хотелось пить.
Был месяц август. Дозревали звёзды
И падали в походные костры,
И родину спасти ещё не поздно
Казалось нам. Мы дождались поры,
Мы встали, и в который раз, спасая,
Ушли в траву и перестали быть.
Юродивая девочка, босая
По нам бежала с криком.
Не убить —
Так просто. Кажется, сейчас усвоит
Моя земля бесхитростный урок...
Но нет! Ржавеют воды, бабы воют.
А мы встаём, когда приходит срок.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Зачем бояться манекенов?..»

 
Зачем бояться манекенов?
А вот поди ж: до тошноты!
Они молчат в прозрачных стенах
И улыбаются... А ты
Кричишь: – Скорей, пойдём отсюда!
И тянешь за руку. Но вслед —
Они... О, детская причуда!
Не оставляешь столько лет —
Зачем?
Недвижные уроды
При галстуках и в пиджаках,
Младенцы мертвенной породы
В передничках и ползунках,
И женщины... У них снимают,
Меняя платье, кисти рук...
Кадавров линия прямая!
А вдруг однажды поутру
Ты выплеснешь своё отродье
На улицы? Войдёшь в дома?
И родине моей юродивой...
А впрочем, ведь она сама
Хватает за руки – проверить:
Снимаются? Ну, значит, свой!
А нет – в наручники!
И двери —
На ключ!
И встанет часовой,
Обшитый синим кантом – рядом,
И ты тогда поймёшь по взгляду,
Что он – тот самый! Неживой.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Что календарь? Формальность бытия!..»

 
Что календарь? Формальность бытия!
Любой февраль уже сиренью дует.
И прежнюю печаль на молодую
Под буйную крамолу воронья
Сменяет. Но приросшая – болит!
Скребут асфальту шкуру.
Соль земли
Разметена по влажным тротуарам.
Цветные сны слоятся тонким паром,
А мы отвыкли радости делить.
Как женщина неловкая – пакеты,
Мы их роняем всей охапкой в снег!
Но всё равно хватает всем, на всех!
О перемен прозрачная примета!
О времени весёлое весло!
Промокших варежек наивное тепло
Впечатается в корочку сугроба,
Зашмыгают иззябшие микробы,
Весенние созвездья из берлог
Подымут лёгкий запах нафталина,
И Бог, слепив дитя из мокрой глины,
Остатками запрудит ручеёк.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«О нём толковали по всем лагерям...»

 
О нём толковали по всем лагерям,
Галдели в столыпинских потных вагонах,
И письма писали о нём матерям,
И бредили в карцере хрипнувшим горлом.
Давно ли сидит он – не помнил никто,
Но знали: делился пайком и заваркой,
И отдал мальцу на этапе пальто,
А в зоне голодных кормил с отоварки.
И спутав со слухом невнятную быль,
Гадали: за что он влетел в арестанты?
Одни говорили: за то, что любил.
Другие шептали, что за пропаганду.
А он им паёк в колбасу превращал,
Лечить их не брезгал – чесотка ли, вши ли.
А женщин жалел, понимал и прощал.
И даже не требовал, чтоб не грешили.
Он боль унимал возложеньем руки,
Учил: вы не звери, пора бы из клеток...
И самые верные ученики
Его продавали за пачку таблеток.
А он говорил: ваши души во тьме,
И что, мол, с вас спросишь,
И гневался редко.
А впрочем, болтали в Бутырской тюрьме,
Что он за донос изувечил «наседку».
Одни уходили, отмаявши срок,
Другие амнистии ждали напрасно,
А он под неё и попасть бы не мог,
Поскольку считался особо опасным.
Но четверо зэков, уйдя по домам,
О нём записали, что знали, в тетрадку.
Их тут же забрали, и к новым делам
Подшили их записи – всё по порядку.
И взяли его – неизвестно куда.
И где он теперь – в рудниках или ссылке,
А может, под коркой сибирского льда —
Спросите попутчиков на пересылке.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«И оказалось: это просто скучно...»

 
И оказалось: это просто скучно —
Не более того. А теснота
Клетушки, загородки в зале душном —
Уютная, дубовая черта
Меж судьями и мною – чтоб не спутать.
Глаза в глаза! Ребячье торжество:
Воротятся!
Боятся в зале смуты?
А может, мой весёлый глаз жесток
По-зэковски? Чтоб и во сне – за горло?
Но мой разбой уже превозмогла
Чеканенная прадедами гордость:
Что мне за дело до холопских глаз!
 

1983 гор. суд, Киев

«Сегодня утро пепельноволосо...»

 
Сегодня утро пепельноволосо.
И, обнимая тонкие колени,
Лениво наблюдает птичью россыпь
Во влажном небе. Бремя обновлений
Сегодня невесомо: ни печалей,
Ни берега в бездонной передышке!
И ремешки отброшенных сандалий
Впечатаны в скрещённые лодыжки.
И безмятежный взор влекут осколки
Витых ракушек, сохнущие сети,
Песчинки да сосновые иголки,
Да звон и лёгкость бытия на свете.
 

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Наспех прячу за сарай портфель...»

 
Наспех прячу
За сарай портфель,
Конь мой пряничный —
Айда в апрель!
Жестяной трамвайчик,
Башенка-часы,
Запертые дачи,
Брошенные псы.
Волчьи мои морды!
Переглажу всех!
На боках потёртых —
Прошлогодний мех.
Сказочная свита,
До-го-няй!
В зубы ненасытные —
Бросаю коня!
По дохлой полыни,
Оползнями – вниз:
В такое синее —
Хоть захлебнись!
В облако ли, в воду —
С самой крутизны!
Звонкая свобода
Десятой весны!
Водоросли, звери,
Свет морской!
Ветер с берега
Хохочет: стой!
Но лечу с разгона —
Не остановлюсь!
Волны, как драконы.
Ботинки – вхлюст!
Кубарем по кромке,
По ничьей земле!
Послушным и робким —
За партой млеть!
Примерным-прилежным —
Позвонки кривить,
А мне – волчья нежность
Да гул в крови!
А мне – находки —
Счастливей нет:
Выброшенной лодки
Крутой скелет,
Странные стекляшки,
Бронзовый крючок...
От солёной ласки —
Горлу горячо!
По древнему праву —
Всех князей верней,
По дерзкому нраву —
Всех земель родней,
Буйное самое —
Моё! Присягай!
Пенными усами
Вались к ногам!
Голубой кровью
Греми в щиты!
Никого – кроме!
Я и ты.
 

1983 тюрьма Лефортово, Москва

«У изменницы и отступницы...»

 
У изменницы и отступницы,
У сучка в державном глазу,
У особо опасной преступницы —
Ну и смеху! – режется зуб.
По-цыплячьи стучится, лезет,
Ничего не желая знать.
Что с того, что окно в железе?
Всё растёт —
но на то и весна!
Приговор мой ждёт утвержденья,
Заседает Верховный суд...
Тут бы хныкать о снисхожденьи —
Но мешает крамольный зуб!
Прёт наружу целое утро,
И скворцом трещит голова...
Непутёвая моя мудрость!
Ты нашла, где качать права!
Что поделать? А завтра обыск!
Обнаружат, подымут вой,
И за то, что не смотрят в оба,
Нагоняй получит конвой...
По инструкции —
не положен
Острый, режущий сей предмет!
Как так вырос? Да быть не может!
Да такого в правилах нет!
Ишь, нахалка, что вытворяет!
Это слыханные ль дела?
Где другие – зубы теряют,
Эта – новенький завела!
Может, сунули в передачу?
Может, это хитрый протез
C телекамерой? Не иначе,
Как на денежки НТС!
И пойдут по столам бумаги,
И начальник тюрьмы вздохнёт:
– Поскорее бы сплавить в лагерь!
Потерпите ещё денёк!
Есть у нас на шальных поэтов
Наш гуманный Верховный суд:
Утвердят приговор, и поеду.
Может, крылышки отрастут!
 

1983 тюрьма КГБ, Киев