Текст книги "Вампиры - дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев"
Автор книги: Ирина Молчанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Лишь в создателях и последователях. Добро являлось необходимостью для слабых, без него им нечего было бы противопоставить сильным и порочным.
Анжелика поднялась, подошла к туалетному столику и застегнула на шее нитку жемчуга. Затем достала из гардеробной черное до колен платье и туфли на высоких каблуках.
Через несколько минут девушка вышла из дома и остановилась на перекрестке, созерцая ночную Дворцовую площадь. На другой ее стороне, за деревьями с пожелтевшей листвой ночное небо пронзал золотистый шпиль Адмиралтейства. От фонтана перед верфью доносился мирный плеск воды.
Девушка перешла проспект и углубилась по аллейке в Александровский сад. Пахло прелой листвой, под туфлями чвакали мокрые листья и хрустел красный песок. Ветер шуршал в деревьях и гнал по прозрачным лужам опавшую листву.
Анжелика подошла к гранитному бассейну фонтана и огляделась.
Она не знала, где искать Даймонда. У них не было условных мест, как у влюбленных. Но однажды, несколько лет назад, они пришли сюда вместе осенней промозглой ночью.
Девушка горько усмехнулась. В тот день она находилась вне себя от ярости после утренней почты. «Питерское Зазеркалье» опубликовало пару портретов Лайонела в объятиях московских красавиц. Даймонд пришел к ней в спальню, забрал газету и долго сидел рядом на кровати, втирая ей в ноги ароматное жасминовое масло. А после Анжелика решила пройтись и приказала ему сопровождать. Так они и оказались напротив Адмиралтейства и долго молча стояли плечо к плечу, глядя на воду в фонтане.
Девушка прекрасно помнила свои брошенные в досаде слова «Лайонел изменяет мне!» и слова Даймонда, сказанные с вымученной улыбкой: «Нет, наверняка нет».
А потом из поездки вернулся сам Лайонел, привез ей бриллиантовое колье, а на кинутую ему газету отшутился: «Я сразу, как сошел с вертолета в Москве, попросил выдать мне черную повязку на глаза, чтобы не оскорбить ненароком сравнением с тобой ни одну женщину!»
Анжелика едко заметила: «Что-то, когда четыре голые девицы облепили тебя и ты целовал одну за другой, повязки у тебя на глазах не наблюдалось!»
Лайонел же, умело расстегивая ее платье, заявил: «Повязка-невидимка, новые технологии. Ты же знаешь, эти москвичи вечно впереди прогресса!»
Сейчас, вспоминая, сколько за семь лет она слышала подобной чуши, становилось просто смешно. Он использовал ее, не мучаясь угрызениями совести.
Анжелика провела ладонью по гранитному бортику.
Она позволяла себя использовать, потому что сама того хотела. И все-таки в случае с Лайонелом, чувствовала себя жертвой. Жертвой его жестокости и безразличия.
Но понять его из-за их общей привычки управлять всеми и вся не составило труда. Если один переставал принимать продиктованные условия того, кто сильнее, то отношения рушились. Так и случилось. Она всегда была заинтересована в нем больше, чем он в ней, он диктовал условия, он же их изменял, он же их и аннулировал, когда нашел себе новую забаву.
Девушка медленно втянула влагу, исходившую от опадающих в бассейн водяных струй.
Даймонд тоже позволял себя использовать до недавнего времени, и его все устраивало.
Она услышала шаги позади и резко обернулась.
Он стоял на расстоянии метров трех и пристально смотрел на нее. В потрепанных джинсах, темной ветровке, со всклоченными волосами, он выглядел чужим и как будто повзрослевшим.
Анжелика шагнула к нему.
Две такие похожие истории отношений и в то же время совсем разные. Лайонелу было безразлично, если она уйдет от него, устав ждать ответа на чувства. Он мог отпустить ее без сожалений и потому даже не думал о компромиссе.
А она не могла отпустить Даймонда, поэтому сказала ему:
Ты выиграл.
Юноша не шелохнулся, когда она приблизилась почти вплотную. Отстраненность в синих глазах неприятно кольнула, но девушка не подала виду и продолжила:
Лайонел принес мне твое прошение.
Даймонд молчал.
Анжелика подавила желание пригладить ему волосы. Не решилась. Он выглядел другим, и ей впервые вдруг стало неловко обращаться с ним как прежде. Раньше она могла запросто потрепать его по щеке, взъерошить волосы, дать подзатыльник или пощечину.
Наконец он спокойно промолвил:
Я хочу уехать.
Неправда, – возразила она. – Ты всегда любил меня и с другой счастлив не будешь.
Он рассмеялся.
Двести лет, Анжелика, я смотрел на то, как ты влюблена в себя. И в один прекрасный день мне по-настоящему опротивело.
Она растерялась, не зная, что на это сказать.
Ты просто сердишься, – прошептала девушка.
Нет, уже не сержусь, – покачал головой, – я знал, как ты поступишь. Да и могло ли быть иначе?
Даймонд... – Она взяла его за руку, но он решительно высвободился.
От моей любви ничего не осталось, даже восхищения твоей красотой. Ничего.
Анжелика ощутила непривычное тепло, подкатившее к глазам.
Не говори так. Я не верю.
Даймонд кивнул.
У ног Красоты лежит весь мир, но в своей гордыне она навсегда одинока. За двести лет ты не осчастливила ни одно существо. Где бы ты ни появлялась, всюду в мужчинах вспыхивает разрушительное пламя желания. Ты сеешь раздор и ненависть, а уходя, оставляешь за собой выжатые сердца. Единственный, кто затронул твое ледяное сердце, это Лайонел, и то лишь потому, что его собственные льды оказались крепче твоих. Вы, конечно, стоите друг друга. Но ему снесло крышу из-за этой забавной девочки Кати... В любви нет места разуму. Ты не могла понять, что он в ней нашел?! Она живая, ты мертва. Наркисс – он не сильной и бессмертной тебя сделал, а убил тебя. – Юноша отступил на пару шагов. – Ия готов бежать на другой край земли, только бы никогда больше тебя не видеть.
Он развернулся и зашагал прочь.
Девушка увидела, как его силуэт расплывается перед глазами, и заморгала, не понимая, что происходит.
Она едва слышно всхлипнула, но Даймонд услышал и обернулся. Их взгляды встретились.
Лайонел затронул гордыню, не сердце, – проговорила Анжелика.
Она видела, что юноша чуть подался к ней вперед, точно желая вернуться, и прошептала:
Мое сердце всегда принадлежало тебе.
По щекам потекли огненные слезы, причиняющие острую боль. Девушка лучше бы умерла, чем расплакалась перед каким-нибудь мужчиной, но перед этим мальчишкой она никогда не стыдилась своей слабости.
Даймонд отвернулся, но не сошел с места, а ее сердце в груди тихо сжалось от горя и отчаяния.
Но уже в следующий миг юноша оказался рядом и заключил ее в объятия. Он целовал ее мокрые ресницы, гладил по волосам, шепча:
Не нужно... не будь такой беспощадной.
Она положила голову ему на плечо, уткнувшись в шею, и умиротворенно улыбнулась.
Ей не хотелось думать, каким будет их завтра.
Я что-нибудь придумаю, – подумала Анжелика и, ощутив, как напряглась рука, скользящая по ее волосам и спине, поняла, что произнесла мысли вслух.
Юноша чуть отклонился, глядя ей в глаза.
Не сможешь, – вздохнул он. – Я не пара тебе...
Она ничего на это не сказала, крепко стиснула его руку и попросила:
Не оставляй меня.
Ее слова потонули в шепоте листьев, чьи шуршащие голоса задрожали под резким порывом ветра. В черное небо без устали летели водяные стрелы и, возвращаясь, музыкой дождя разбивали прозрачную поверхность воды. Белоснежные пальцы влюбленных переплелись во власти мятежной тоски, а губы слились в нежном поцелуе.
Она выехала из ворот на своем мотоцикле и повернула на Балтийскую, устремившись в сторону его дома. Молодой человек бесшумно последовал за ней.
На повороте она сбросила скорость и посмотрела на неосвещенный дом из красного кирпича за высокой стеной.
Вильям множество раз видел такие взгляды. Старое здание точно притягивало непрошеных зрителей, манило своей зловещей таинственностью. Люди, может, и не догадывались о том, кто его жители, но опасность исходила от самих стен, черного блеска окон, обломанных углов, обшарпанных стен. Одних концентрация сил в предметах отпугивала, других манила.
Его новая знакомая принадлежала как раз к последним.
Бесс прокатила по Михайловскому переулку, затем по Швецова и свернула в небольшой дворик перед старой четырехэтажкой. Мотоцикл оставила за полуразрушенной кирпичной оградой помойных контейнеров.
Вильям зашел в подъезд и поднялся за объектом своей слежки на последний этаж.
Он увидел, что дверь девушке открыл коротко стриженный блондин в тренировочных штанах и мятой футболке. Его голубые глаза озарились радостью, губы растянулись в улыбке.
Не ожидал, – сказал хозяин квартиры.
Мне нужно приглашение? – спросила Бесс.
Нет.
Дверь за ней закрылась, как погасший лучик надежды, забрав с собой яркую полоску света с лестницы.
Вильям постоял, прислушиваясь, а затем бросился к небольшому грязному окну и распахнул его. Вылез, ухватился за слуховое оконце и поднялся на крышу, откуда спустился по черной пожарной лестнице, расположенной в самом углу соединения двух зданий. Придерживаясь одной рукой за железный прут, молодой человек заглянул в окно. То оказалось занавешено плотной портьерой, лишь с одного края оставалась узкая щелочка. В комнате горел тусклый свет, и все, что было видно в щель, – это стену, а на ней две тени, слившиеся в одну.
Играла музыка, мужской красивый голос пел:
...Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над ее головой.
Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет.
Утро Полины продолжается сто миллиардов лет.
И все эти годы я слышу, как колышется грудь.
И от ее дыханья в окнах запотело стекло.
И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.
В ее хрустальной спальне постоянно, постоянно светло*.
В мелодичные звуки врывались прерывистое дыхание и ускоренный стук двух сердец.
Вильям отпрянул от окна и на несколько мгновений застыл, глядя в никуда, вынужденный слушать музыку чужой страсти.
Он спрыгнул с лесенки и побрел прочь. Сам не знал, чего ждал от той, кто после пяти минут знакомства с ним согласилась на разовый секс. Верности? Она свое слово держала и продолжать знакомство не пыталась, он сам захотел большего. А ее пределом была постель.
Молодой человек досадливо пнул желтые листья, выходя со двора. Следовало ограничиться тем их первым сексом и забыть. Вильям, болезненно морщась, посмотрел на темные окна дома. Чем-то она цепляла. Своей непохожестью на других девушек, своей доступностью и в то же время поразительной недосягаемостью. Она смотрела на мир иначе; ее глаза, меняющие цвет от лучисто-зеленого до штормяще-синего, можно было подумать, видели эту жизнь уже тысячу раз. Ее отношение к человеческим ценностям было настолько пренебрежительно безразличным, как будто она сама принадлежала к другому – неизвестному виду. А ее интересы столь узки и определенны, словно она явилась на этот свет приятно скоротать время за выпивкой и вкусной едой, одной рукой листая толстую
«Утро Полины», «Наутилус Пампилиус».
книжку, другой лаская очередного любовника. Казалось, кроме риска и удовольствия девушку ничего не интересовало.
Вчера, стоя с ней на берегу Лебяжьего канала под тенью лип, Вильяму показалось, своей неосторожной шуткой он задел Бесс, затронул что-то в душе. Позже, когда довел до дома, девушка не пригласила к себе. Ему наивно думалось, тем самым она перевела его из разряда случайных партнеров по сексу на ранг выше.
Но оказалось, такого ранга не существовало. И сегодня она уже была в объятиях другого...
Молодой человек сунул руки в карманы джинсов. Если его слова и затронули в ее душе некую струну, то привело это лишь к тому, что девушка не хотела больше его видеть. А на его «Встретимся завтра?» попросила номер телефона и пообещала при желании непременно позвонить.
Он знал, она не позвонит.
Вильям резко обернулся, услышав позади сопение, и увидел перед собой Йоро. Чернокожий мальчик стоял под фонарем, сжимая в кулаке букет из кленовых листьев. Лохматый, голый и очень довольный собой, он широко улыбнулся и сказал:
Лайонел снова выиграл.
О чем ты? – заинтересовался молодой человек.
Когда я спросил его пару часов назад о тебе, он ответил, что ты как всегда где-то страдаешь.
Страдаю? – оскорбился молодой человек.
Мальчик пожал худенькими плечами:
Судя по выражению твоего лица, он угадал.
Возразить было нечего, а Йоро неожиданно признался:
Мне всегда было тебя жаль, Вильям.
Неужели? – Попытка сыронизировать не удалась, и он вздохнул. Ему не хотелось выглядеть жалким.
Оборотень почесал лохматую голову.
Если старейшины не ошиблись, то в своем падении твой ангел вот уже который век, а все еще неуверен.
Вильям рассеянно кивнул. Он и сам это чувствовал лучше, чем кто-либо. Собственное желание сотворить из Кати нечто идеальное, достойное белых крыльев, и было той самой неуверенностью его внутреннего ангела в своем выборе. Тот мучился, заставляя себя всюду искать свет, несмотря на то, что был беззаветно влюблен во тьму.
Я не могу повлиять на него, – признался молодой человек.
Йоро поднял теплые карие глаза.
Да, но ослабить влияние его неуверенности ты мог бы попытаться.
Вильям не ответил, сам не знал, насколько сильно влияние ангела, осталось ли внутри что-то от того английского юноши, каким он некогда был. Или же более сильное существо поглотило его целиком, подчинило себе?
Зачем тебе листья? – резко сменил тему молодой человек. Говорить об ангеле, столь необходимом старейшинам, ему не нравилось. Возникало слишком много сожалений и пустых мыслей, появлялось слишком много вопросов, на которые никто не мог ответить.
Оборотень поднес букет к носу, а затем опустился на корточки и разложил кленовые листочки на асфальте. После чего взял один из них нежно-алый с бордовыми прожилками, и принялся ловко сворачивать.
Когда листок пробрел форму небольшого кукурузного початка, мальчик снял с кроссовки молодого человека шнурок и завязал свое творение у основания.
Видишь? – с гордостью изрек Йоро, показывая поделку.
Что именно?
Розу!
Вильям присмотрелся. Свернутый лист в самом деле напоминал бутон цветка. А мальчик уже принялся делать еще один, ярко-желтый. И вскоре шнурок со второй кроссовки украсил основание бутона.
Оборотень связал шнурки и повесил себе на шею, затем собрал с асфальта остальные листья.
Молодой человек с укоризной покачал головой, и они медленно пошли по улице.
Зачем тебе?
Йоро уставился на него так, точно глупее вопроса никогда не слыхивал.
Для Кати и Киры, конечно! – и прибавил: – Девочки любят цветы, ты не знал?
Вильям хмыкнул.
А мальчик лукаво покосился на него и предположил:
Может быть, и твоей подруге понравились бы?
Моей? У меня нет никакой подруги!
Оборотень усмехнулся.
Ну, я уж не знаю, кто она тебе...
Молодой человек после длительного молчания, тронул своего спутника за плечо.
Послушай, Йоро, я не хотел бы...
Никто не узнает, – заверил мальчик.
Вильям успокоился. Уж в ком в ком, а в Йоро он никогда ни единой секунды не сомневался.
Как там твои уроки с Кирой?
Оборотень сморщил нос и хлестнул себя по ноге букетом из листьев.
Я уже умею писать. Кира попросила сочинить ей письмо... – Он загрустил, покусывая нижнюю губу. – Никогда не думал, что писать письма так трудно. Зачем их писать, если можно все сказать?
Они свернули в Михайловский переулок, и Вильям заметил:
Письма – это чувства, облеченные в идеально прекрасную форму. Они неповторимы и хранятся значительно дольше, чем воспоминания о разговоре.
А Лайонел сказал другое...
–Да?
Йоро задумчиво процитировал:
«Людям воистину не на что тратить время. Письма, особенно длинные, – показатель незанятости».
Лайонел никогда не писал женщинам любовных писем, – подытожил Вильям. – Зато получал и получает их пачками. Попроси у него, возможно, он какие-то сохранил. Помню, одна американка написала целую оду, посвященную одним его глазам, где подобрала девятьсот девяносто девять сравнений к ним. Правда, то письмо он даже на треть не прочитал, оставил нам с Георгием позабавиться. А его собственная записка той даме была предельна лаконичной: «Мои глаза предпочли бы ваш портрет то плес, а сопливые письма их утомляют. Жду».
Оборотень посмеялся.
Они остановились у зеленых железных ворот, и, прежде чем войти, Вильям спросил:
Слушай, а ты мог бы мне сделать таких... гм... роз?
Йоро задорно сверкнул глазами.
Конечно!
Глава 8
Поединок
В
голове звучал «Большой вальс» Чайковского из балета «Лебединое озеро» – красочное переплетение парящих скрипок, пассажей флейт и кларнетов.
Катя приняла руку Лайонела и вышла из машины. Ноги в нежно-салатовых туфлях ступили на мягкую землю, покрытую витиеватыми корнями, точно артериями. Глазам открывалась старая дубовая аллея, а в конце нее – огромные ворота из темного камня с красным цветком в центре.
Девушка огляделась. Они находилось посреди леса. И единственным просветом был коридор из дубов. Лимонная луна ярким фонарем освещала дорогу, красиво усыпанную желтыми резными листочками.
Пронзительно пахло осенью, лес глубоко и монотонно дышал ароматом прелой, замершей листвы, бархатным мхом, горечью и свежестью коры.
Катя плотнее укуталась в тонкую белую шаль. Холодно не было, но внутри вдруг ожила память о почти забытом чувстве уходящего сентября. Когда темными вечерами на улицах у людей идет пар изо рта, они прячут замерзшие пальцы в рукава, карманы и греют кончики носов горячим дыханием.
Острая тоска, охватившая сердце, вырвалась с тяжелым вздохом. Девушка крепче сжала руку Лайонела и прежде, чем тот задал бы нежеланный вопрос, с наигранным весельем спросила:
Почему Чайковский?
К ее изумлению, молодой человек мрачно уставился на нее и после долгого молчания нехотя сказал:
Как я понимаю, Бриан – наш любитель надуманных подробностей – все равно тебе сейчас выболтает... Уж лучше я сам. Несколько лет назад хозяйка «Красной розы» была моей любовницей. Мы тайно встречались в Мариинском театре, ходили на «Лебединое озеро».
Господи, есть в этом городе хотя бы одна женщина, с которой ты не спал?
Они медленно двинулись по аллее, Катя выжидающе вскинула брови, глядя на идеальный профиль своего спутника.
Тот чуть повернул голову.
Это разве был не риторический вопрос?
Девушка досадливо стиснула зубы, мысленно награждая его нелесными эпитетами.
Значит, думаешь о бывшей любовнице?
Нет, не думаю, но я ничего не могу сделать со своими ассоциациями.
Теперь я ненавижу «Лебединое озеро», – сердито бросила Катя и, искоса глядя на него, прибавила: – И тебя тоже.
Лайонел улыбнулся одними уголками губ, отчего стал еще красивее. Улыбка тонким лучиком промелькнула в его холодных прозрачно-голубых глазах и как будто чуть растопила в них острые края ледяных осколков. Темно-зеленый костюм особенно подчеркивал белизну кожи и золото волос. Воротничок рубашки фисташкового цвета, в тон-ее платью, был фривольно расстегнут. Пред выходом из дома молодой человек заявил: «На это мероприятие мужчинам лучше одеться попроще».
Но даже если бы очень постарался, сотворить из себя «попроще» ему бы не удалось. Одни золотые запонки чего стоили. Казалось, элегантность у него в крови.
Девушка нагнулась и подняла с земли желудь.
Зачем это? – поинтересовался Лайонел.
Йоро делает их них смешных человечков.
Молодой человек презрительно закатил глаза.
Надеюсь, ты не понесешь желуди в руках?
Тебе будет неловко за меня? – ехидно усмехнулась Катя. – Видимо, хочешь, чтобы я произвела хорошее впечатление на твою бывшую любовницу?!
Молодой человек поднял желудь, вложил ей в руку и, насмешливо глядя, сказал:
Срази ее наповал, милая.
Он устремился к воротам.
Катя швырнула желудь ему в спину, но молодой человек обернулся и поймал его, заметив:
Становишься предсказуемой. – И схватил ее за локоть.
Ворота из темного камня распахнулись, и их взорам открылась аккуратная мощеная дорожка, вдоль которой тянулись лабиринты из ровно подстриженных кустов. Она вела к замку в английском готическом стиле. Вокруг него в свете настенных факелов поблескивала вода, до краев наполнявшая широкий ров с перекинутым через него деревянным мостом.
Любопытно, – обронила Катя, – предсказуемость – это какая уже ступенька твоей лестницы, ведущей к измене?
Лайонел взглянул на нее так, что стало ясно – она таки вывела его из себя.
Но ей повезло, он не успел ничего сказать – к ним навстречу из парадной арки замка выплыла хозяйка. Молодая женщина с волосами цвета бордо, убранными в высокую прическу, украшенную жемчугом. На ней было великолепное алое платье с шуршащими юбками. Корсет подчеркивал поразительно тонкую талию и, точно на подносе, в кружевах презентовал внушительных размеров грудь. С выразительными, крупными, но не лишенными красоты чертами лица женщина являла собой эдакий портрет дамы из Баварии – края пивоваров.
Она подала Лайонелу руку, унизанную множеством колец, и проделала это с таким чувством собственно превосходства, что у Кати перехватило дыхание.
Молодой человек поцеловал руку хозяйки, они обменялись взглядами, от которых буквально искрило страстью, и промолвил:
Счастлив видеть, Аделина.
Катя выпустила из ладони желудь. Тот скользнул от бедра по ее ноге и упал возле туфли.
Эту женщину она никогда прежде не видела ни на одном из приемов. Иначе бы непременно запомнила.
Взор огромных зеленовато-карих глаз хозяйки замка устремился на нее, потом на желудь, и полные красные губы дрогнули в улыбке, так и не возникшей на лице.
Екатерина, – все, что та сказала, немного наклонив голову.
И девушка неожиданно поймала себя на мысли, что чуть ли не скучает по Анжелике с ее прямолинейностью. От той хоть было известно чего ждать. Раньше Катя думала – первая красавица города угрожает ее отношениям с Лайонелом. А теперь поняла, какая она – настоящая угроза.
Лайонел вел себя с Аделиной, конечно, как и с сотнями других женщин – подчеркнуто вежливо.
Катя опустила глаза. Если бы понадобилось облачить свои подозрения в слова, факты и аргументы, она бы не смогла. Просто чувствовала, как нечто осязаемое, сильнейшее влечение между этими двоими. А в голове звучала Финальная сцена «Лебединого озера» – гнетущая мелодия противоречий и ожидания.
Следом за хозяйкой они пересекли пустынный прямоугольный дворик и вошли в замок, откуда доносились голоса, смех и звон железа.
Пришлось идти извилистыми коридорами, просторными и холодными залами, освещенными свечами в канделябрах. Едва ли кто-то назвал бы подобное место уютным.
Наконец хозяйка распахнула двойные двери внушительных размеров. За ними оказался зал с деревянными столами вдоль стен, украшенных старинным оружием, и с площадкой для танцев, но сейчас явно предназначенной для чего-то другого.
Гости пили из серебряных кубков. Катя отметила, что собрались уже все ее знакомые, разве что Анжелики не было.
Порфирио Фарнезе, одетый в брюки и черную рубашку, как и многие другие мужчины – без пиджака й галстука, держал в руках меч и, показывая на рукоять, что-то объяснял собравшимся дамам.
Но когда увидел Лайонела, интерес к восторженным девушкам тут же пропал, он сунул меч в ножны, после чего спешно отвязался от благодарных слушательниц и направился к своему врагу.
Катя заметила в углу за деревянным столом Вильяма и помахала ему.
Он кивнул ей, но не поднялся. Выглядел тот расстроенным и скучающим. В вечернем костюме, при шейном платке, оружие молодого человека, похоже, совсем не занимало. Рядом с ним сидела симпатичная девушка по имени Ольга. Катя пару раз видела ее у Бриана в компании бывшей подружки Георгия Анны Орловой. Девушка всячески пыталась привлечь внимание Вильяма, но тот смотрел с тоской на свой кубок и лишь изредка вежливо улыбался на очередную реплику Ольги.
Ну, наконец-то, – схватил Катину руку Порфирио и прямо на глазах у Лайонела демонстративно выложил дорожку из поцелуев на ее запястье.
Девушка в ужасе отдернула руку и отступила.
Аделина гортанно засмеялась, наблюдая за мужчинами, отметив:
Кажется, у нас намечается поединок.
Со смертельным исходом, – холодно изрек Лайонел.
Порфирио подмигнул Кате и, тронув рукоять меча, проронил:
Надеюсь, вы простите мне, если я слегка поцарапаю вашего кавалера. – В красивых карих глазах заплясали огненные дьяволята.
Девушка видела, что Лайонел взбешен, лед в его глазах заострился, превращаясь в сотни остриев мечей с беспощадным стальным блеском. Но следя за взглядом хозяйки замка, по-свойски скользящим по молодому человеку, в животе вспыхнул огненный шар ярости. Сама того же желая, Катя улыбнулась и у нее вырвалось, как ей показалось, до неприличности игрицо:
Попробуйте, Порфирио.
Музыка Чайковского оборвалась, и ей на смену грянула «Вечерняя серенада» Шуберта – тревожно-опасная, томительно-печальная и глубокая.
Катя поняла, что ей стоило промолчать.
«От моих постоянных упреков изменишь, пожалуй», – подумала она. Но дальше себя бичевать не удалось, потому что явилась еще одна гостья, привыкшая к абсолютному и безоговорочному вниманию.
В зал вошла Анжелика. Наряд ее был предельно прост и строг, но в то же время не лишен изюминки. Очень ко
роткая кожаная черная юбка, длинные перчатки, высокие мягкие сапоги, чашечки бюстгальтера из черепашьих панцирей, от которых тянулись кожаные ремешки к шее и за спину. Длинные золотистые волосы девушка уложила на затылке шпильками. При каждом шаге на боку покачивалась шпага.
Первая красавица города, как обычно, выглядела умопомрачительно, но все смотрели не на нее, а на того, кто стоял рядом с ней, держа под руку.
Катя пораженно перевела взгляд на Лайонела и выдохнула:
Ты ведь знал! Так вот о какой трусости шла речь...
Молодой человек усмехнулся:
Пойду, что ли, кину ей спасательный круг... за смелость. – И он направился к прибывшей паре.
Катя поспешила за ним, не желая оставаться наедине с неприятной Аделиной и слишком пылким Фарнезе. Понимала, конечно, что Тьеполо ей определенно не обрадуется, но увидев сегодня девушку, она осознала одну истину: несмотря на историю их непростых отношений, соперница всегда находилась рядом и стала важной частью ее жизни. Читая газеты и журналы, Катя первым делом выискивала новости об Анжелике. Слушая рассказы Лайонела или кого-то другого о мероприятиях, всегда интересовалась, появлялась ли на них Анжелика, в каком наряде, что делала и говорила. С Давыдовом подружилась лишь потому, что тот без конца мог говорить о первой красавице.
А Лайонел на днях даже заявил: «Если тебе так интересно, как поживает Тьеполо, позвони ей и спроси! Она тебе расскажет...»
Катя тихонько вздохнула, морально готовясь к расстрелу острыми шпильками.
Анжелика крепче сжала руку своего спутника и натянуто улыбнулась приближающемуся Лайонелу. Героическое желание ее поддержать девушка оценила, но тень улыбки на лице его рыжей подружки привела в бешенство. Конечно, та злорадствовала. Заполучила лучшего, сильнейшего мужчину и теперь могла на всех и вся смотреть свысока.
Лайонел пожал руку Даймонду и, как девушке показалось, вполне искренно сказал:
Рад видеть. – После кивнул на шпагу у нее на боку: – Полагаешь, все уже забыли прошлогодний турнир и кто-нибудь согласится с тобой сразиться?
Анжелика насмешливо уставилась на Катю и, стянув одну перчатку, бросила рыжей в лицо. Лайонел среагировал моментально, перехватив перчатку. Он приподнял ее и характерно посмотрел на Даймонда.
Анжелика перестала дышать при мысли, что правитель может вызвать на поединок этого мальчишку. Не– сдержаннрсть могла дорого ей стоить.
Лайонел протянул перчатку и холодного сказал:
Осторожнее с этим. Пользуясь чей-то уязвимостью, держи щит перед своей.
Непременно. – Анжелика с трудом скрыла облегчение и придирчиво оглядела Катино платье – нежносалатового цвета, с открытыми плечами, узкое и длинное до пола. Очередной наряд от Талилу. Поиск того, к чему бы прицепиться, девушка посчитала бессмысленным. Тогда она обвела взглядом из-под золотистых ресниц зал и, смакуя каждое слово, промурлыкала:
Уже познакомилась с Суворовой и ее выдающимися достоинствами? Эдак пару лет назад они даже были занесены в красную книгу! – Она задумчиво наклонила головку. – Или я что-то запамятовала и то была записная книжка Лайонела... хм...
Катя выше вскинула подбородок и, не отвечая на вопрос, поинтересовалась:
Панцири у черепах, конечно, сама отрывала?!
Анжелика прищурила один глаз и, приподняв руку,
играя пальцами, делано вздохнула:
Я вижу, ты все еще учишься острить, но пока получается так себе. Тренируйся больше. Возможно, Аделина даст тебе пару уроков? – Девушка ахнула и с наигранным испугом посмотрела сперва на Лайонела, затем снова на Катю. – Я сказала что-то не то? Кажется, Аделина тренирует только Лайонела... или он ее?...
Анжелика потянула Даймонда за собой и, проходя мимо Кати, легко тронула ее за плечо. – Чао, куколка!
Девушка переходила от одной группки гостей к другой, стойко снося удивленные взгляды, шепоток за спиной и одну и ту же фразу в разных вариациях, что Давыдов писал правду. Сестры Кондратьевы откровенно смеялись за своими веерами, даже Бриан Джонсон посмел осудить, заявив: «Как низко пала!»
Его более сдержанный на эмоции бойфренд Анчик, сказал:
А этот ее мальчик красавчик. Если «пасть» означает удовольствие, то отчего бы и не пасть?
На это Бриан развел руками, возразив:
Сама Тьеполо!
Анжелика остановилась в конце зала поприветствовать Георгия, хотя скептическое выражение его лица не располагало к беседе.
Смело, – все, что он сказал.
Девушка передернула плечами, ничего не ответив. Она знала, на что идет. Обдумала все тысячу раз. Была трусливая мысль – после того, как вернула Даймонда домой, в свою постель, ограничиться тайными встречами. Однако, наблюдая тоскливое сожаление в синих глазах, поняла, что таким образом надолго его не удержит. Он не поверил, когда она пообещала ввести его в общество. До последнего она и сама не верила, что вынесет этот позор.
Все свое бессмертие она гонялась за силой, властью и влиянием. И вот теперь выбрала не просто в любовники – в возлюбленные – слабого вампира, который ничего не мог ей предложить. Ничего из того, что она и ей подобные умели ценить. Он подарил ей и целых двести лет, вручал одну и ту же драгоценность. Она не стоила ни копейки и вместе с тем являлась бесценной. Но чтобы это понять, нужно было потерять...
К девушке приблизился Порфирио, он поцеловал ей руку и, весело глянув на Даймонда, пробормотал:
Адресок не подскажешь, где такие хорошенькие мальчики водятся?
А я думала, ты по рыжим девочкам специализируешься, – парировала она, кивнув на Катю.
Фарнезе в задумчивости погладил подбородок.
Что-то в ней есть...
Не в ней... – поправила Анжелика.
Порфирио не понял, и девушка пояснила:
Не в ней, а у нее есть. Есть Лайонел – дорогостоящий пиарщик. Волшебник, родом из тех, кто способен железо одним своим прикосновением переплавить в золото.
Молодой человек посмеялся и, взявшись за рукоять своего меча, пообещал:
Скоро будет жарко.
