Текст книги "Вампиры - дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев"
Автор книги: Ирина Молчанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Лайонел нагнулся, взял с земли гнилое яблоко и запустил в нее. Но то сразу же полетело назад и угодило в Катю – прямо в голову. Летучая мышь злорадно заявила: «Один ноль, подкаблучник», – и, взмахнув крыльями, улетела прежде, чем последует расправа.
Девушка обреченно сняла с макушки мягкий плод. Лайонел, глядя на нее, улыбался. В пробивающемся сквозь листву лунном свете его глаза напоминали два замерших озера, точно с голубым сиянием подо льдом.
Она провела ладонями по рельефной груди, медленно вдыхая морозный аромат, исходивший от него.
Почему ты не хочешь объяснить, что Фарнезе от меня нужно?
Молодой человек приподнял ее, усадил на изогнутую ветку и, будто не услышав вопроса, запустил руки под платье. Ее всегда ужасно злило, когда он таким образом уходил от ответа. А делал он это все чаще.
3 Зак. 470
«Можно подумать, меня вообще не касается, что происходит в нашей жизни!», – Катя агрессивно запутала пальцы в его волосах и пробормотала:
А он чертовски красив...
Движения рук у нее на бедрах стали резче и грубее, тогда девушка приподняла его голову за волосы, потребовав:
Понежнее!
Хватит комментировать, – оборвал он, впиваясь поцелуем ей в шею. Она ощутила, как его зубы проткнули ей кожу. Мертвое сердце в груди испуганно сжалось, легонько-легонько, но ей показалось, словно оно попало между двух наковален. После того раза – зимой на кладбище – он больше никогда ее не кусал, иногда доходило до более агрессивных ласк, но Лайонел всегда держал себя в руках.
Девушка сама не заметила, как в панике вцепилась ему в плечи. Давно ей не приходилось испытывать перед ним страха. Он оторвался от ее шеи и, холодно взглянув, облизнул кровавый блеск с губ. Его тихий голос в тишине сада прозвучал точно карающий бич, взметнувшийся в воздухе:
Я убью тебя, если ты позволишь ему или кому-то другому прикоснуться к себе.
Катя попыталась отодвинуться от него, но Лайонел удержал.
Может, тогда не стоит насильно отправлять меня с ним на прогулку? – Голос ее дрогнул от обиды.
Наивная девочка, а кто тебе сказал, что на прогулку пойдешь именно ты? – Молодой человек провел пальцем по ее шее, испачкав в крови, и, поднеся к губам, прибавил: – Неужели ты в самом деле решила, будто я позволю тебе встретиться с другим мужчиной?
Она опустила глаза. Сейчас сама толком не понимала, почему поверила. Стоило только вспомнить, в какую ярость тот приходил при упоминании Вильяма или как из ревности не позволил в подземном Петербурге танцевать с другим.
Девушка потерла шею, прошептав:
Не делай так больше.
Испугалась? – Золотистая бровь приподнялась.
Я думала, ты изнасилуешь и убьешь меня на этом ужасном дереве.
Он расхохотался.
Нет, первое я сделаю дома, как ты любишь – нежно, а со вторым, надеюсь, мы договорились. – Лайонел одной рукой бережно снял ее с ветки, другой пригладил разметавшиеся кудри. – Твоя огненная кровь будоражит мою.
Она перевернула страничку в книге, взяла стоящий на каменных парапетах бумажный стакан с кофе и отпила йз трубочки. Затем отломила от шоколадки в розовой обертке кусочек и отправила в рот. Из наушников неслось: «Eins – Hier kommt die Sonne, Zwei – Hier kommt die Sonne, Drei – Sie ist der hellste Stern von alien...»1
Бесс закинула ногу на ногу, вновь отламывая плитку шоколада. Перед глазами простиралась темная широкая Нева; сидя лицом к водной площади, девушка видела на другой стороне реки Зимний дворец, Медного всадника, угол здания президентской библиотеки, освещенный подсветкой купол Исаакиевского собора.
Она могла сидеть тут часами, попивая кофе, читая, глядя на то, как темнеет вода, а город переходит в режим «нон-стоп». Огней становилось больше, машины разноцветной чередой выстраивались друг за другом вдоль набережной, раздраженно сигналя. На улицах резко увеличивалось количество людей, они как муравьи быстро перемещались в хаотичном порядке.
Бесс опустила взгляд в книгу. Любое движение ее всегда успокаивало. Она ловила особый кайф, глядя на толчею, очереди, пробки, массовые столкновения. Отец называл ее за это энергетическим вампиром, питающимся отрицательной энергией людей.
Когда ей было пять лет и она с друзьями разукрасила отцовское белое авто черной краской, он кричал как сумасшедший, даже ударил ее по лицу. А маленькая Бесс просто стояла перед ним, спокойно глядя в глаза, и ей казалось, что она летит на аттракционе. Она не чувствовала ни боли от удара, ни обиды, лишь восторг, заставляющий биться сердце сильно-сильно. Бесконечно волнующе чувство. С годами по отношению ко многим вещам оно притупилось. А к некоторым стало еще сильнее.
Правда, отец с тех пор понял, что кричать и бить в случае с дочерью бесполезно. Какое-то время он пытался воздействовать на нее уговорами, затем подарками, после был период угроз отправить в закрытую школу, еще позже он лишил ее карманных денег.
Тогда она заработала их сама. Пришла к отцу и бросила ему увесистую пачку денег.
Сумма привела его в ужас. Он не осмелился спросить, откуда деньги, а на следующий день купил ей первый мотоцикл, который она выпрашивала полтора года. И каждый день стал оставлять суммы на карманные расходы.
В конце концов она была предоставлена самой себе.
Девушка ощутила прикосновение к своему плечу, резко выдернула из ушей наушники и обернулась.
Позади стоял Вильям, а у поребрика новый мотоцикл – спортивный, из дорогих, но ничем не примечательный, особенно в сравнение с прежним золотым чоппером.
Сменил байк, – хмыкнула Бесс.
Он скользнул взглядом хищных глаз по внушительной стопке шоколадок возле нее.
Налет на фабрику?
Прошлась по любимым преподавателям.
Вильям перемахнул через ограждение и уселся рядом
с ней.
А я думал, ученики дарят подарки преподавателям, а не наоборот.
Она добродушно посмеялась и процитировала:
Мы дарим женщине цветы,
Звезду с небес, круженье бала И переходим с ней на ты...
А после дарим очень мало15.
Девушка похлопала по стопке шоколадок и глубоко-. мысленно изрекла:
Нелюбимые ученики дарят подарки преподавателям, а те передаривают их любимым ученикам. Вот такой круговорот шоколада и прочего дерьма в доме знаний. – Она сжевала плитку и предложила: – Угощайся.
Парень мотнул головой.
Спасибо, я сыт.
Чем?
Он растерялся и на удивление испуганно взглянул на нее.
А что?
Она пожала плечами.
Да ничего, просто интересуюсь, что ты жрал сегодня. Ведь так принято? Ну как про погоду, разговор ни о чем. Или я не поняла и ты совсем не это пытаешься изобразить тут?
A-а... я пил... пи-и-ил со-ок. Как же он называется? – нахмурился Вильям, и радостно улыбнувшись, воскликнул: – Ну, этот, томатный!
Тебе интересно, что сегодня ела я? – уточнила она.
Да, конечно, – поспешно заверил он.
На завтрак курицу гриль, жареный картофель и пила пиво. На обед был салат из морепродуктов и пара легких коктейлей, а на ужин у меня кофе с шоколадом.
Она умолкла. Повисло молчание.
Из наушников, висящих на шее, доносилась песня группы Rammstein «Mutter»[2].
–Чем собираешься сегодня заняться? – нерешительно посмотрел Вильям.
Она постучала ноготками по книжке, лежащей на коленях:
А я, по-твоему, ничем не занимаюсь?
Занимаешься... ну а после? Читать уже темно. Да и холодно сидеть на камне, заболеешь.
Я никогда не болею. И у меня есть фонарик. – Она вынула из кармана куртки ручку и, нажав на кнопочку сбоку, посветила тонким лучом ему в лицо.
Взгляд зеленых глаз вновь переместился на книгу.
И что же, – он замялся, – тебе интересно?
Да, – девушка погладила потрепанную страничку, – хочу понять...
Что именно?
Она долго не отвечала, задумчиво глядя вниз, на темные гребешки волн.
Логику, – наконец заявила Бесс. – Хочу понять женскую логику.
Парень взял у нее книгу, посмотрел на обложку, где было написано «Капитал», и удивленно спросил:
Думаешь, Маркс тут писал об этом? О женской логике?
Девушка забрала у него увесистый томик и усмехнулась.
Большинство никогда не читали Маркса, а потому понятия не имеют, какого объема его книга. Иначе бы кто-нибудь заметил, что эта намного толще.
Молодой человек с любопытством наклонил голову.
Так это не «Капитал»?
Почему же, он... и не только он. – Бесс пролист– нула книгу.
Вильям заложил пальцы между страницами и, прищуриваясь, прочел:
«Леди Маргарет с придыханием зашептала: – Лорд Ордиш, вы подлец, моя репутация в ваших руках, но мое тело не будет принадлежать вам...» – Парень осекся и недоуменно уставился на девушку.
Бесс пожала плечами.
Эта леди Маргарет только и делает, что мечтает, как бы лорд Ордиш вместе со своим нефритовым стержнем в штанах предпринял уже что-нибудь.
Вильям хмыкнул, уточнив:
А что ты пытаешься тут, собственно, понять?
В каждой второй книжке герой вынужден брать героиню силой. Почему они говорят «нет», когда хотят ответить «да»? Как упростился бы мир, если бы женщины перестали лгать относительно своих истинных желаний. Разве нет?
Ви-идимо, – промолвил парень, чья шея сильно изогнулась, а глаза, пробегающие строчку за строчкой, расширились.
Прочитав страничку, страшно смущенный, он выдохнул:
Женщины это читают?
Бесс с аппетитом грызла шоколад, насмешливо глядя на парня. Затем запила кофе, открыла книгу – на одной странице был «Капитал», на другой вклеен лист с романом, и сказала:
Когда читаю Маркса, я понимаю каждое слово, а когда читаю роман, не верю ни единому слову. Но если столько женщин их читают, значит, они верят?
Вильям поморщился.
Я не очень-то разбираюсь в женщинах, увы.
Да ну? – не поверила Бесс.
Он грустно улыбнулся.
Точно говорю. – И, смеясь, добавил: – Но я знаю того, кто разбирается. Могу передать твой вопрос.
Бесс тряхнула хвостом.
А давай. Спроси у своего умника: почему женщины лгут, что не хотят, когда на самом деле хотят!
Вильям посмотрел на нее долгим взглядом и, как ей показалось, собирался что-то сказать, но смолчал, потупился.
Тогда она вздохнула, проворчав:
Ей-богу, ты как эта долбаная невинная леди Маргарет.
Он застенчиво спросил:
Пойдем?
Девушка зевнула.
Полагаю, по всем правилам я должна захлопать ресницами и спросить: «Куда»? и «Будет ли это угрожать моей репутации?».
Глава
Пустая комната
В
гостиной с видом из окон на Дворцовую площадь вокруг столика, заваленного глянцем, сидели четыре девушки.
– Поверить не могу, не могу поверить, не могу... – повторяла Наталья Важко, теребя острый кончик носа. Одетая в обтягивающее малиновое платье до колен и тунику из тончайшей белой шерсти поверх него, владели
ца журнала уже по десятому разу листала газету «Питерское Зазеркалье».
Сестры Кондратьевы, в красном и сиреневом брючных костюмах, расположились по обе стороны от хозяйки на диване.
Анастасия поглаживала в одном из журналов свой портрет, тихонько бормоча:
Говорила же я этому художнику – глаза пошире рисовать, я же тут как китаец!
Виктория тоже разглядывала «Питерское Зазеркалье», то и дело издавая сдавленные смешки.
Анжелика держала перед собой фарфоровую чашку на блюдечке и смотрела на огонь в камине.
Наконец Важко надоело теребить свой нос, и она, тряхнув серыми тонкими волосами, сказала:
Что же получается, вы снова с Лайонелом вместе?
Хозяйка квартиры отставила блюдце с чашкой, наполненной кровью, на край столика.
Вот еще! Для меня он в прошлом!
Сестры недоверчиво переглянулись. Виктория спросила:
Серьезно? Даже если он приползет на коленях?
Анастасия подхватила:
Даже если будет умолять простить его?
Важко откинула голову назад и звонко засмеялась, а отсмеявшись, переспросила:
На коленях? Умолять? Это Лайонел-то?
Анжелика поджала губы. Пусть она сама даже представить не могла то, о чем тут болтали Кондратьевы, но смех Важко ее раздосадовал.
Однако спустя пару мгновений Наталья исправилась, задумчиво заметив:
И все-таки похоже, Анжелика, он все еще неравнодушен к тебе. Выгнать Давыдова из его же газеты и заставить принести тебе публичные извинения – какой сканда-а-ал.
Представляю, должно быть, Екатерина в бешенстве, – то ли радостно, то ли сочувственно протянула Виктория.
Хозяйка блаженно улыбнулась. Мысль о том, что рыжая хоть как-то наказана, доставляла ей удовольствие.
А знаете, – вмешалась Анастасия, – одна знакомая моей знакомой случайно проходила вчера мимо их дома и видела во дворе Лайонела с Екатериной. Эта знакомая сказала кое-что моей очень хорошей знакомой, – девушка захихикала, – я, конечно, не поверила, но она просто клялась, я в клятвы-то не очень верю... чего клясться, если мы бессмертны?
Анжелика закатила глаза.
Настя, ты дойдешь сегодня до сути?
Она сказала, будто Лайонел качал Екатерину в гамаке. Качели такие из сетки! Представляете?
Да, я тоже слышала об этом, – закивала ее сестра темной головкой с аккуратной прической.
Так ты от меня и слышала! – скосила на нее глаза Анастасия.
Не-е, Ста-ась, не только от тебя! – горячо вскричала Виктория. – Ты кое-чего не рассказала! Там во дворе Лайонел признался, что любовь к ней, к Екатерине, делает из него идиота.
Вот это точно, – вставила Анжелика.
А Важко встрепенулась:
А как вам такое: их видели недавно на Поцелуевом мосту, знаете, что сделал наш правитель? Сорвал с деревьев желтые листья и выложил из них на воде «Хочу тебя». А Екатерина оскорбилась, и тогда он исправил на «Люблю»...
Да-а, об этом даже в газетах писали, один папарацци успел сделать снимки того признания, – отмахнулась Анастасия. – А Лондонский журнал «Знаменитые» признал его самым романтичным мужчиной года.
А Екатерина возглавила французский рейтинг «Девушка-легенда» .
Анжелина фыркнула:
Как по мне, единственный рейтинг, который ей стоит возглавить, это украинский «Из грязи – в князи». С пометкой «не лечится: чернозем под ногтями».
На некоторое время в гостиной установилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине.
Девушки поочередно пригубили чашки с кровью, затем Важко полюбопытствовала:
Ты говорила с ним?
Да. Он звонил» – не моргнув, солгала Анжелика.
Что сказал? – в один голос воскликнули Кондратьевы.
Она передернула плечами.
Ничего особенного, он счастлив был помочь.
Воспоминания, как позвонила Лайонелу поблагодарить за то, что отстоял ее честь, девушку разозлили. Тот сказал ей: «Не благодари, мне просто надоело, что на передовице постоянно какая-то чушь вместо по-настоящему интересных новостей!» – и бросил трубку.
После она жалела о своем необдуманном порыве. Не стоило звонить. Теперь оставалось лишь негодовать.
Неожиданно двойные дубовые двери распахнулись, и вошел Даймонд. Волосы его были взъерошены, кровавокаштановые пряди спадали на лоб, синие глаза сияли ярче обычного, губы дрожали. Юноша остановился, не доходя до столика шагов трех, и свистящим шепотом выдохнул:
Я знаю, что ты сделала!
Анжелика, пораженная его поведением, быстро скользнула взглядом по заинтересованным лицам своих гостей и указала на дверь.
Разве я тебя звала?
Он, точно не слыша, смотрел как будто сквозь нее.
Я все знаю, – повторил Даймонд. – Ты заставила Георгия услать Марию в Берлин.
Какую чушь ты несешь, – засмеялась Анжелика, но собственный смех показался слишком неестественным.
Сестры и Важко наблюдали, слушали и запоминали. Девушка не сомневалась – уже завтра это все будет в газетах.
Ты подлая, – прошептал юноша.
Тогда она резко поднялась, попыталась схватить его, но тот увернулся и устремился к дверям.
Не прикасайся ко мне!
Она последовала за ним, но деревянные створки захлопнулись у нее прямо перед носом.
Девушка замерла.
Позади раздались изумленные вздохи и шепот Виктории:
А Давыдов, получается, правду написал?
Анжелика так и не смогла заставить себя посмотреть
в глаза главным сплетницам города, распахнула двери и шагнула за порог.
Выход из квартиры гостям предстояло найти самостоятельно.
Вильям сбежал по лестнице под звуки знаменитой мелодии «Эммануэль», доносящийся из гостиной, и остановился возле приоткрытой двери.
Сквозь образовавшуюся щель он увидел, что в комнате находился брат с Катей. Лайонел развалился в кресле, а она сидела у него на коленях, положив голову ему на плечо. Девушка игриво водила пальчиком по его груди и спрашивала:
А какого числа ежи уходят в спячку?
Молодой человек терпеливо отвечал:
Ежи не моя компетенция. Они не отчитываются передо мной.
Ну-у, – потерлась Катя виском о его плечо.
С наступлением заморозков, в начале октября.
Девушка осталась довольна и сразу же задала новый
вопрос:
Ас какой скоростью может дрейфовать лед?
Обычно скорость дрейфа несколько миль в сутки, но при совпадении места и погодных условий может достигнуть и пятидесяти миль в сутки. Скажем, в районе Восточно-Гренландского течения.
Интересно, а какого цвета у Бога глаза?
Он усмехнулся.
Голубые тебя устроят?
Смеясь, она чмокнула его в подбородок.
Вильям, наблюдая за ними, улыбнулся. Но когда брат в поцелуе прижался к губам девушки, молодого человека охватило странное чувство ревности и утраты, и он бесшумно отступил. А затем торопливо вышел из дома.
На дворе стояла ночь, безлунная и темная.
Странное волнение, ревнивое беспокойство, охватившие его при виде, как эти двое целуются, не улеглось. Оно теснило грудь, необыкновенное, совсем не похожее на прежнюю ревность, когда он еще думал, что любит Катю и хочет, чтобы она выбрала его, а не брата.
Молодой человек побрел вдоль высокой стены. С ним творилось что-то необъяснимое и неподвластное пониманию. Одна его часть неустанно думала об ужасной Бесс, а другая – мучилась, страдала, тосковала, а теперь еще вот и ревновала.
Вильям вздохнул. Самое поразительное было то, что, находясь с Катей наедине, он ничего не испытывал. Какую-то долю нежности, симпатии, но не более. И лишь когда видел ее с Лайонелом, внутри происходило неприятное шевеление. Как будто кто-то пинал его сердце всякий раз, как на горизонте появлялся брат. Они иногда перекидывались взглядами, парой слов, но в остальном дистанция сохранилась.
Молодой человек завернул за угол каменной стены и двинулся по темной длинной улице, поблескивающей вдали фонарями.
Вскоре он повернул на Майков переулок, перешел дорогу и остановился у черных ворот, ведущих во двор.
В трехэтажном розовом доме со старым балкончиком свет не горел, в соседнем – тоже. На углу из «Балтийского» кафе, названого в честь улицы, доносились пьяные крики и музыка.
Вильям встал под балкончиком, расположенном на втором этаже. Ухватиться за литые перила не составило труда. Молодой человек подтянулся и уже через секунду стоял перед узкой балконной дверью, которая оказалась открыта, и он бесшумно вошел в комнату. Несмотря на поздний час, хозяйки еще не было. Раньше полуночи та никогда не возвращалась – за их краткое знакомство он успел это понять.
Просторная комната с интерьером в стиле минимализм поражала идеальной чистотой и пустотой. Преобладали два цвета: черный и серый. Из темной мебели в комнате стояла лишь огромная строгая кровать, напротив нее стеклянная стена, а за ней искусственный камин. Перед ним небольшой светлый коврик с длинным ворсом. В другом углу серый кожаный диван, перед ним низкий деревянный столик, напротив – плоский телевизор, висящий на стене. Дополняли картину теплый серый паркет, того же цвета легкие занавески, декоративные подушки и покрывало.
В комнате не было ни одного зеркала.
Вильям озадаченно повертел головой, выискивая хоть что-то, рассказавшее бы о своей хозяйке, но напрасно. На столе лежал лишь пульт от телевизора, в прикроватной тумбочке молодой человек нашел упаковку презервативов. Больше ничего. Тогда он подошел к скрытому от глаз встроенному шкафу и отодвинул дверцу. На вешалках висели черные кожаные брюки, пара джинсов, несколько кожаных курток, футболки, водолазки. Нижнее белье красное и черное, кружевное, изысканное и красивое, было аккуратно сложено в ящик.
Вильям разочарованно вздохнул.
В комнате не нашлось ни одной личной вещи, позволившей ему хоть немного залезть в голову странной
Бесс. Ее как будто и не существовало. Ему постоянно казалось, что он ничего о ней не знает. Она не скрытничала, на вопросы отвечала прямолинейно, но этого не хватало, чтобы выстроить цельный образ. Сколько бы ни узнавал новой информации: про английскую бабушку, друзей, любимую пищу, книги – образ всегда резко обрывался, оставаясь незаконченным, нечетким, размытым. У девушки будто стояла внутренняя преграда, блокирующая вход в личное пространство. И принять это оказалось непросто, особенно учитывая, что доступ к своему телу она абсолютно не ограничивала.
Молодой человек прекрасно помнил свои отношения с Катей. Ее окружало множество вещей, лучше всяких слов способных рассказать о ней. И все-таки она стала для него мучительной загадкой. Но та загадочность была другой, истинно женской. И ему тщеславно хотелось разгадать ее по-своему. Но его более прыткий брат тоже захотел сделать это, и тоже по-своему. Разница оказалась лишь в том, что Лайонел открыл в Кате настоящее, то, что таилось за осенней грустью серых глаз.
Вильям присел на кровать. А ему хотелось не открывать уже существующее, а привносить и создавать свое.
Последнее время, размышляя над интересом к человеку, он многое переосмыслил. Его выбор пал на смертную как на существо, легко поддающееся внушению.
Молодой человек провел рукой по гладкому серому покрывалу. Мотивы собственных поступков, сперва нехотя, а потом от безысходности на удивление легко выбрались из глубин сознания, куда он их запихнул.
Он нуждался в ком-то, кто бы стал под его чутким руководством лучше, стал бы тем, кем сам он быть не мог. Катя напомнила Элизабет – разочаровавшую его невесту. И он захотел создать из смертной свой идеал – ангела, уверенный, что с такой юной девочкой не возникнет никаких сложностей.
Он наблюдал за ней до официального знакомства в парке и чувствовал ее внутреннюю проблему, хоть и не мог себе в этом признаться. Родители использовали ее для совершения тех поступков, которые сами по каким– то причинам сделать не могли. Именно этой своей покорностью и желанием стать лучше, искупить хорошими делами то, чего не чувствовала Катя, его и покорила.
Вильям горько усмехнулся. Он цеплялся за эту девочку как за спасение. А сейчас мысль о том, куда могло завести одержимое желание сотворить из нее ангела, ужасала. Он был омерзителен самому себе. Несколько столетий упрекал брата, что тот жестоко играет с окружающими, а сам затеял самую начесную из игр – игру со слабым человеком. Лайонел хотя бы выбирал достойных соперников.
Молодой человек поднялся и подошел к балконной двери. Совсем недавно он думал, что знает, почему брат поставил точку в их отношениях. И лишь на днях его осенило. Лайонел разгадал его мотивы с самого начала, еще когда сказал: «Ты любишь не ее, ты любишь девушку, которую себе придумал». Но когда произносил эти слова в первый раз, Лайонел ничего не чувствовал к Кате. Его ничуть не трогала идея глупого братца поиграть с невзрачной девчонкой, его разозлило другое – что тот свои неблаговидные планы лицемерно заворачивал в любовь. Чья-то неспособность принимать себя таким, каков есть, всегда вызывала у него крайнюю досаду.
А вот на приеме у Анжелики в честь последнего дня весны брат не смог простить ему именно мотивов, стоявших за слепым желанием вернуть Катю.
Лайонел любил ее, и его привело в бешенство то, с каким упорством Вильям выдавал свое упрямое желание создать идеал за искренние и сильные чувства. Если бы не Катя, брат и по сей день прощал бы ему лицемерие и неспособность принять себя полностью. Она стала последней каплей воистину ангельского терпения.
Молодой человек прижался лбом к стеклу. Частично разобравшись в поступках и желаниях, ему вновь хотелось поговорить с братом, но он не посмел. Тот сказал: «Не нужно бегать ко мне всякий раз за одобрением, когда поймешь очередную простую истину. Их много, истин этих, я их знаю и без тебя».
Да и стоило ли нестись сломя голову к Лайонелу, чтобы продиктовать список своих ошибок, если кое-что так и осталось неосознанным. А именно – что происходит с его сердцем, когда он видит, как брат целует свою девушку? С этим следовало разобраться.
Вдалеке заслышался рев двигателя. Не доезясая Майкова переулка, судя по звукам, Бесс заехала в ворота с Балтийской улицы. А спустя несколько минут дверь комнаты открылась.
Вильям сделал шаг от балконной двери.
Девушка остановилась, глядя на его силуэт, вырисовывающийся в бледном свете.
Она не закричала, не попыталась выбежать или включить свет. Просто стояла, и ее сердце билось ровно.
Привет, – первым заговорил молодой человек.
Вот как, – протянула она и наконец щелкнула выключателем, прикрывая за собой дверь.
Бесс положила на столик пакет с книгами, изучающе скользнула взглядом по приоткрытой узкой балконной двери.
Надо полагать, мой отец, который в командировке, дверь открыть тебе не мог.
Вильям удивленно вскинул брови. Он не знал, что в доме никого нет. Тем более реакция хозяйки показалась странной. Она не испугалась, даже взволнованной не выглядела, лишь лучистые зеленые глаза потемнели, став темно-синими. В день их знакомства, еще весной, когда молодой человек случайно на нее налетел и наступил на ногу, уже тогда он знал – она не такая, как все. Теперь убедился в этом окончательно.
А что ты подумала, увидев постороннего в своей комнате? – поинтересовался Вильям.
Девушка плюхнулась на диван, закинула ноги на столик и обронила:
Подумала, вор.
Молодой человек всплеснул руками:
Так, по-твоему, реагируют на воров? – И обвиняюще добавил: – Ты не испугалась!
Не успела, – пожала она плечами.
Нет-нет. – Он пристально смотрел на нее. – Ты бы и не испугалась и это... не нормально!
Она со вздохом откинула голову на спинку дивана.
А ты молодец. Вломился в мой дом, непонятно с какими целями, еще и лекцию о нормах тут читаешь. Ты хотел меня напутать? Или, может, заговорить до смерти?!
Нет, но...
Если не хотел, тогда можешь не извиняться. Все нормально.
Извиняться он не собирался, правда, и ей об этом решил не говорить.
Девушка встала и направилась к выходу, бросив через плечо:
Пиво, креветки, ты как?
Пас, я пи... ел, – быстро ответил он, следуя за ней.
Они прошли по коридору в холл, а из него в просторную кухню со стеклянным столом.
Послушай... – осторожно начал Вильям, наблюдая, как она достает из холодильника бутылку пива и поднос, – все-таки ты должна была испугаться. Страх – это же обычная реакция человека на...
Ну что ты заладил, – тоном, каким говорят с несмышлеными детьми, проворчала она. Крышка от бутылки отлетела в угол кухни, а в рот девушки отправилась розовая креветка. Тщательно прожевав, Лиза снисходительно сказала: – Книга Премудрости Соломона учит: «Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка».
Молодой человек поставил локти на стеклянную поверхность стола.
Все это здорово, конечно, но если бы люди были способны прочитать Библию и перестать боятся смерти, то мир изменился бы раз и навсегда.
Она пригубила пиво, и Вильям ощутил возбуждение, наблюдая, как ее губы обхватили горлышко бутылки. Решимость докопаться до причины отсутствия страхов у Бесс, собственно то, зачем он пришел, угасла.
Девушка отставила бутылку. Розовые губы плотно обхватывали длинные тельца креветок, и те исчезали во рту.
Молодой человек хотел отвести взгляд, но вместо этого завороженно смотрел на Лизу. Она не пыталась есть изысканно, ее манеры были предельно просты, а движения даже резковато-агрессивны.
Бесс насмешливо заметила:
У тебя такой вид, как будто ты умираешь от голода.
Можно и так сказать...
Вильям оказался рядом с ней в ту же секунду и поднял с места, заключив в объятия. Он прижался к ее губам, с жадностью впитывая их жар и вкус.
Она чуть отклонилась, побормотав:
Пойду приму душ.
Молодой человек привлек девушку к себе и, с наслаждением вдыхая ее аромат, уткнулся в шею. Продвигаясь поцелуями, поднялся к уху.
Мне нравится твой запах.
Он стянул с нее заколку, позволяя черному шелку волос мягко упасть на спину. Затем подхватил девушку на руки и двинулся в коридор. Но передумал, вернулся к столу и положил ее на стеклянную поверхность.
Вильям смотрел на нее слишком долго, и на безмятежном лице с ясными летне-зелеными глазами промелькнуло новое, незнакомое выражение. Сомнение? Нерешительность? Беспокойство? Страх!
А сердце, которое он заставил стучать сильнее своими поцелуями, как будто сбитое с толку вместе с хозяйкой, замедлило ритм. И билось теперь до странного робко.
Бесс приподнялась, левая бровь поползла вверх.
В чем дело? – В голосе позвучало раздражение и досада.
Ты красивая, – против воли вырвалось у него.
Она ответила не сразу, и в миг заминки он вновь увидел то новое – затравленное выражение в глазах.
Ну хорошо, – наконец медленно проговорила она и сняла футболку, оставшись в черном кружевном бюстгальтере.
Разве тебе никто раньше не говорил об этом?
Бывало, – безразлично ответила она.
Он уперся руками в стол, склоняясь к ней.
Твоя внешность и внешность окружающих не играет для тебя никакой роли?
Она нахмурилась и так пару секунд взирала на него, после чего села, проворчав:
Кажется, я поняла. Ты привык, что твоей красоте поют дифирамбы, и, не'услышав их от меня, почувствовал себя не в своей тарелке. Так?
Вильям замотал головой.
Нет же, я не привык...
Губы ее изогнулись в усмешке.
Да ну? А складывается впечатление...
Он перебил:
Я не привык. В обществе, где я вращаюсь, много красивых... людей. Мне все равно.
Раз тебе самому все равно, почему тебя удивляет, что кому-то тоже может быть все равно?
Потому что... – Он замялся. Не мог же ей сказать: «Я вампир, ты человек – вот и вся разница!» – Девушки придают огромное значение внешним данным.
Она задумчиво наклонила голову набок.
Так почему же женщины лгут?
Вильям улыбнулся. Он задал утром вопрос брату, когда встретил его в коридоре. Лайонел ответил на ходу: «Женщины лгут, потому что ложь – это самый эффективный после силы способ выживания».
Конечно, стоило уточнить, насчет какой именно лжи идет речь, но Лайонел куда-то торопился.
Когда Вильям передал ответ, девушка спросила:
Кто он?
В смысле?
Кто твой умник?
Брат.
Они помолчали, глядя друг на друга. Он ждал, что станет расспрашивать, но она лишь протянула руки к его ремню на брюках.
Глава 6
Вампир
длинной до локтя перчатке на бедро. Другая его рука скользнула по тонкой талии и легла на упругую грудь. Черное платье состояло из двух частей, верхней – топа на одной тонкой бретельке и нижней – узкой юбки со шлейфом. Соединялись части полоской ткани, отороченной мелкими бриллиантами.
Молодой человек чуть склонил голову и поцеловал себя в обнаженное плечо.
Это уже слишком, Лайонел! – простонала Катя, закрывая от стыда лицо руками.
Он засмеялся и, в точности повторяя ее интонации, передразнил:
Это уж слишком, Лайонел!
