Текст книги "История русской торговли и промышленности"

Автор книги: Иосиф Кулишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Характер немецкой торговли в Новгороде по статутам немецкого двора

Наряду с договорами, заключенными Новгородом с немцами, мы находим еще и другой источник, дающий возможность ознакомиться с характером и условиями товарообмена между Новгородом и немецкими городами, – уставы, изданные немецким купечеством для немецкого двора в Новгороде и регулирующие жизнь немецкой фактории и торговлю ее с Новгородом. Договоры являются результатом соглашений между немцами и Новгородом, статуты же имеют односторонний характер, представляют собою своего рода правила внутреннего распорядка, автономно установленные немецким купечеством для ганзейской конторы в Новгороде. Эти статуты именуются «скра» (skra); первоначальный смысл слова – отрезанное, почему Яков Гримм понимал его в смысле решенного, судебного решения, другие истолковывали этот термин как деление на части или отделы; указывали и на то, что скра означает кожу, пергамент, а затем и записанные на них памятники. В этом понимании оно встречается весьма рано в Скандинавских странах: в 1118 г. Haflidaskra, законник, составленный Гафлидом, logskrar – судебные книги, о которых упоминается в норвежских источниках XII ст., hirdskra – сборник, составленный при короле Магнусе в XIII ст. И впоследствии гильдейские статуты именуются в Швеции gildeskra, в Дании уставы товариществ называются sera. Мы находим этот термин в конце Средневековья и в городах Вестфалии и Шлезвига в смысле постановлений, статутов (schrae): «Мы, консулы (магистрат) и граждане города Апенрада, установили следующие статуты нашего города, именуемые скра, и записать велели» (1335 г.). Название это появляется и в Гамбурге, в особенности же в Ревеле и в Риге в XV ст. в измененном виде schra, scrage, schragen; уставы рижских цехов именуются schragen. По-видимому, во всех этих городах слово «скра» заимствовано из Скандинавии, и оттуда же оно перешло и в Новгород, – лучшее подтверждение того, что исходную точку в немецкой торговле с Новгородом составляет шведский остров Готланд с его купечеством, вслед за которым пошли уже чисто немецкие города ^{186} .

Новгородская скра сохранилась в целом ряде списков – Шлютер насчитывает семь списков, относящихся к эпохе XIII-XVII ст., некоторые из них встречаются в нескольких различных редакциях ^{187} .

Наиболее старинный список (первая скра) относится к XIII ст. и сам именует себя «скра», составленной «на основании обсуждения и постановления мудрейших всех городов немецких земель». Эта первая скра не намерена вводить ничего нового, а записывает лишь издревле господствующее «на немецком дворе в Новгороде» право для руководства всем посещающим этот двор. «Вот скра Новгородская. Да будет известно всем тем, кои здесь находятся и впредь сюда приезжать будут, кои видят эту скра и слышат, что от всего совета и по общему решению мудрейших мужей из всех городов немецкой земли, предписано это право, которое издревле соблюдалось и существовало в немецком подворье в Новгороде, блюсти и впредь всем тем, кто имеет обыкновение приезжать в упомянутое подворье водою и сухим путем (ст. I) ^{188} .

Шлютер полагает, что под мудрейшими всех немецких городов можно разуметь лишь собравшихся в Висби представителей купцов Северной Германии, участвовавших в торговле с Прибалтийскими странами, ту организацию, которая именовалась «der gemeine Kaufmann». За готландцами ведь последовали и немецкие купцы, отправлявшиеся из г. Висби и по примеру готландцев приобретшие землю и построившие свой двор в Новгороде. Он полагает поэтому, что в Висби и была составлена эта древнейшая скра, регулировавшая жизнь в общем для всех немецких купцов подворья и желавшая сохранить старинные обычаи и на будущее время, превращая их в писаное право ^{189} .

Это предположение отчасти подтверждается и тем, что в последней (27) статье Готланду предоставляется особенно важное право – туда должны отправляться ежегодно остатки сумм, собранных во дворе св. Петра в Новгороде, и там должны они храниться в церкви св. Марии в Висби. В статье этой говорится, что «по старому обычаю постановлено немецкими представителями со всех городов, что имущество св. Петра… не должно помещаться ни в каком ином месте, кроме Готланда». Из этого видно, что речь идет о древнем обычае, но что этот обычай оспаривается другими городами, которые выдвигаются наряду с Висби. Эти города уже добились того, что ключи от этой кассы, находящейся в Висби, хранятся у представителей не одного Готланда, а четырех городов: Висби, Любека, Зеста и Дортмунда. Хотя первая роль, следовательно, принадлежит Готланду, но ее начинают оспаривать у него и немецкие города – города Вестфалии, в особенности же Любек.

Вторая скра и знаменует собою второй период в истории ганзейской торговли с Новгородом, когда первой роли среди немецких городов добивается Любек. Это видно прежде всего из того, что в основу ее положено любекское право. Вторая скра состоит из двух частей: первая и меньшая содержит, с незначительными изменениями, первую скра, вся же остальная, если не считать немногих дополнений, заимствована, как выяснил на основании детального анализа Френсдорф, из Любекского права. Многие статьи дословно повторяют соответствующие любекские постановления, в других лишь некоторые выражения изменены, соответственно иным условиям, имеющим место в Новгороде. Например, вместо города Любек поставлен двор св. Петра, вместо любекского фохта – ольдерман двора, вместо «мужчины и женщины» – только «мужчины», ибо в Новгород женщины не приезжали; вместо заключения в башню – сажание в погреб; размер вир значительно понижен. В некоторых случаях составитель скра объединяет в одну статью несколько постановлений памятника, из которого он черпает, или он прерывает изложение последнего необходимыми добавлениями, а затем вновь обращается к своему источнику и продолжает следовать ему ^{190} .

Френсдорф полагает, что вторая скра и могла быть составлена только в Любеке в конце XIII ст. На это указывает и следующее весьма важное постановление (ст. 81): «Если бы среди купцов во дворе возникло сомнение по поводу того или другого права, которое не записано, то об этом должно быть доведено до сведения совета г. Любека, который охотно пришлет свое постановление для включения его в книгу». Вслед за этим прибавлено в качестве заключения скра, что ее следует ежегодно читать от начала до конца – раз для летних гостей и раз для зимних (ст. 82). В копенгагенской редакции второй скра повторяется еще раз в ст. 86 положение, что в случае сомнения следует обратиться в Любек и последний приложит старания к тому, чтобы его новое постановление облечено было в закон.

Напротив, в третьей – рижской – редакции не только этой прибавки, но и первого постановления ст. 81 об обращении к Любеку не имеется, а идет непосредственно заключительная 82 статья о ежегодном прочтении скра. Здесь находим, следовательно, пропуск, и он действительно имеется в самом оригинале: последний содержит пустое пространство, на котором должно было быть упомянуто постановление, четыре строчки уничтожены, выскреблены.

Высказывалось предположение, что здесь помещались те же слова относительно права Любека восполнить статут. Действительно, в 1298 г. рижский магистрат выражает свое сожаление по поводу уничтожения в статуте одного места, касающегося Любека, что сделано без его ведома и желания. Это заявление находится в связи со столкновением Риги с Тевтонским орденом, когда Рига обратилась за помощью к вендским городам и представители Любека и Висби явились в Ригу в качестве посредников для восстановления мира между ней и орденом. По-видимому, любекские послы, находясь в Риге, узнали об исключении этой статьи из скра, и Риге пришлось сделать упомянутое заявление ^{191} . В 1910 г., по просьбе Шлютера, была сделана попытка восстановить химическим способом стертые строки, и она увенчалась полным успехом. На пустом месте появились слова: «Если бы среди купцов во дворе возникло сомнение по поводу того или другого права, которое не записано, то об этом должно быть … [пропуск – Я. К.] охотно пришлет свое постановление для включения его в книгу». Слова, совершенно тождественные с теми, которые имеются в любекской и копенгагенской редакции. Только то место, где говорится «до сведения совета г. Любека», т.е. содержится самая сущность статьи, против которой Рига восставала, настолько основательно соскребли, что восстановить его не удалось; но на пустом пространстве несомненно были написаны эти слова ^{192} .

Это нежелание Риги предоставить Любеку право дополнять содержание скра является одним из эпизодов борьбы между Висби и Любеком за власть и за управление новгородской факторией. Во второй скра в приведенной выше ст. 81 (и 86) сухо выражен конечный результат этой борьбы, которая, вероятно, продолжалась весьма долго. Возможно, что это постановление не являлось чем-либо новым, а означало лишь признание уже ранее установившегося обычая, согласно которому возникающие при применении скра сомнения разрешал уже не Висби, а Любек. Что Любек этого добивался и что взгляды городов по этому вопросу расходились, мы узнаем не только из рижского списка скра, где соответствующее место исключено ввиду нежелания Риги подчиниться этому решению, но и из других памятников.

В 1293 г. во время съезда немецких городов в Ростоке, по-видимому, внесено было предложение обращаться не в Висби, а в Любек и разрешать дела по любекскому праву, причем саксонские города и ряд других единодушно высказались за это. Однако для того, чтобы это решение могло вступить в силу, необходимо было согласие и других городов, почему Росток и Висмар предложили им сообщить, согласны ли они с принятым решением. В архивах сохранились (отпечатанные ныне) ответы 26 городов, которым был послан своего рода бланк с заранее заполненным содержанием; они должны были прибавить только число и месяц и приложить печать города. Огромное большинство городов это и исполнило, лишь некоторые сделали известные оговорки или добавления; Рига же высказалась в пользу Висби, хотя и выражала готовность пойти на компромисс; на сохранении прежнего порядка настаивал и Оснабрюк, как видно из выраженной ему со стороны Висби благодарности. Висби при этом указывал на то, как затруднительно должно быть для купца, находившегося в Новгороде или на Готланде, покидая свое имущество, отправляться в Любек для рассмотрения там его дела. Однако последнее вовсе не имелось в виду, ибо, как сообщал в 1298 г. представитель вестфальских городов, участвовавший на съезде городов в Любеке, магистрату Дортмунда, дело сводится к тому, чтобы в случае сомнения, возникающего у немецких купцов в Новгороде, об этом через посланных людей писалось в Любек, который им в свою очередь пришлет письменный ответ.

Во всяком случае Любек, как видно из приведенной выше статьи, одержал полную победу. Еще в конце XIII ст. Висби упоминал о «купцах, посещающих Готланд и Новгородское подворье», рассматривая Новгород в качестве какой-то прибавки к Готланду. Он разрешал все сомнения, возникавшие в Новгороде, но теперь вынужден был это важное право уступить Любеку. Не только материальное право Любека вошло в статут, предназначенный для Новгорода, но и в процессуальной области апелляционной инстанцией являлся Любек. Иначе говоря, в Новгороде обязаны были руководствоваться нормами любекского права; если же возникал спор по поводу применения их или немецкий купец возражал против решения суда, то спорный вопрос опять-таки разрешался Любеком, который мог изменить решение суда, дать определенное толкование данной статье скра, пополнить последнюю новым постановлением ^{193} .

В третьей скра, относящейся к началу XIV ст. и не многим отличающейся от предыдущей, устанавливается – в этом заключается почти единственное отличие ее от второй скра – компромисс. Любек готов поделиться властью с Висби, последнему отчасти удается восстановить свое влияние. «Да будет известно, – читаем в ст. 18, – что все правовые вопросы, которых касается эта книга, подлежат разрешению на основании ее. А если бы возник какой-либо новый вопрос права, который не разрешен в этой книге, то ольдерман и мудрейшие должны решать его по уполномочию обеих сторон. В случае если кто-либо пожелал бы оспаривать решение, то он должен внести в казну св. Петра 3 марки серебра. Ольдерман и мудрейшие по полномочию сторон должны об этом написать городу и правительству Любека и городу и правительству Готланда… И о своем решении они должны довести до сведения Новгорода. Последний должен внести это право в книгу». Что касается сумм св. Петра, которые, согласно первой скра, отправлялись в Висби, то теперь они должны отсылаться попеременно «один год на Готланд, другой в Любек» и отчет об этих деньгах следует дать в Новгород (ст. 69).

Первые три списка статутов находятся в тесной связи между собой, ибо первая скра включена и во вторую и третью и третья, если не считать указанных двух статей и еще немногих других, не отличается от второй.

Скра четвертая, пятая и шестая в свою очередь образуют особую группу. Четвертая скра, состоящая из 16 отдельных частей, составлена в 1315-1355 гг. и совпадает в некоторых отделах своих с другими постановлениями. Она отличается богатством содержания, дает ряд правил, касающихся порядка управления новгородским подворьем, безопасности его, условий торговли, рисует яркую картину жизни и деятельности немецких купцов в Новгороде.

Влияние Любека и здесь резко обнаруживается, хотя Висби еще и теперь не отказывается от своих прав. В первой скра говорится, что ольдерман двора, как и ольдерман св. Петра (они различаются), могут быть избраны из числа купцов любого города, во второй скра это указание пропущено, в четвертой они избираются только из представителей Любека и Висби попеременно, причем избирают их выборные от этих городов. Точно так же священник и «мудрейшие» определяются этими двумя городами. Таким образом, управление новгородским двором находится всецело в зависимости от этих двух городов, а так как в 1361 г. Висби был занят и разграблен датским королем Вальдемаром и постепенно стал приходить в упадок, то новгородская фактория очутилась в руках Любека.

В пятой скра, почти целиком повторяющей четвертую и относящейся к концу XVI ст., обнаруживается уже важная роль ливонских городов в управлении новгородским подворьем. В этот статут включено постановление ганзейских городов 1361 г., согласно которому имеют силу только те принятые в Новгороде решения, на которые дали свое согласие Любек, Висби и ливонские города Рига, Ревель и Дерпт.

Однако Рига не ограничилась этим приобретением, требуя для себя и дальнейших прав. Уже в 1360 г. ей принадлежал один из ключей казны св. Петра. В 1363 г. она стояла во главе одной из третей двора, ливонской, наряду с Любеком и Висби. Тогда же постановление о выборе ольдермана попеременно из представителей Любека и Висби было заменено правилом, что он может избираться из жителей любого города, если только принадлежит к немецкой Ганзе. Это обстоятельство, по-видимому, подало повод для претензии со стороны Риги в том смысле, чтобы раз в три года должность ольдермана замещалась представителем Риги [12]12
  Чтобы добиться этого права, Рига готова была теперь признать вновь выдвинутое Любеком требование о том, что снова во всех сомнительных случаях новгородская контора должна обращаться исключительно к нему. Однако надежды Риги не оправдались: Любек обратился по этому вопросу к Новгороду, но последний не нашел ни в писаном праве, ни в старинных обычаях каких-либо указаний на обоснованность требования, предъявляемого Ригой. Иопрос старожилов подворья не дал желательного для Риги результата, ибо невозможно было установить, чтобы ольдерман когда-либо избирался из числа рижан. Но и однородные требования Данцига и Торна в смысле избрания ольдермана и из их среды, как и представления статутов и на их утверждение, а не только пяти упомянутых городов, не привели ни к чему.


[Закрыть]. Из этого ничего не вышло, ибо Любек ни с кем не желал делить своей власти над новгородской конторой. Однако он не мог устранить все более возраставшего влияния ливонских городов, которое, как мы видели, резко обнаруживалось при заключении договоров с Новгородом, как и с городами северо-западной Руси [13]13
  Точно так же Дерпт замещает должность священника в подворье, Дерпт и Ревель вступают в соглашения с Новгородом от имени всего ганзейского союза, наконец, в 1446 г. съезд ганзейских городов в Стральзунде хотя и поручает управление новгородской конторой Любеку, но последний передает его ливонским городам и в особенности устанавливает, чтобы немцы в Новгороде во всех затруднительных случаях обращались к ним, и, в частности, чтобы подворьем ведал Дерпт. См. Schluter.Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtlichen Entwicklung vom XIII bis zum XVII Jahrhundert. S. 39-40. Hausmann.Zur Geschichte des Hofes von St. Peter in Novgorod. S. 257 ff.


[Закрыть].

Обращаясь к содержанию рассмотренных списков и пытаясь на основании их дать представление об условиях жизни немцев в Новгороде и характере их торговли, мы должны исходить главным образом из третьей скра, различая лишь те части ее, которые содержались уже в первой скра, как от тех, которые были присоединены ко второй, так и от тех, которые появились впервые в третьей [14]14
  Необходимо также иметь в виду отдельные изменения, имевшие место в особенности в третьей скра по сравнению со второй, а также считаться с переменами, произведенными четвертой скра, и в особенности со значительными дополнениями к ней. Из последующих скра представляют интерес всего две-три статьи, остальные являются повторением четвертой.


[Закрыть].

К наиболее старинным статьям, содержащимся уже в первой скра (первой половины XIII ст.), относятся те, которые определяют огранизацию немецкого двора, органы его и порядок управления. Немецкие купцы отправляются два раза в год в Новгород – летом и зимою, почему и различается караван (адмиралтейство) летних и зимних гостей. Каждый из них по прибытии в Неву избирает из своей среды двух ольдерманов (старейшин) – ольдермана двора и ольдермана св. Петра. Ольдерман двора со своей стороны избирает себе в помощники четырех мужей – ратманов, «мудрейших», как они названы в третьей скра. Эти ольдерманы первоначально, как мы видели выше, могли избираться из представителей любого города, впоследствии же (четвертая скра) только из жителей Любека и Висби попеременно посланными этими городами лицами. Отказ от избрания на эти должности не допускался. Согласно третьей скра, если выбранный в ольдерманы «не захочет принять должность по доброй воле, то следует его упрашивать. Если он не захочет внять просьбе, то следует просить его трижды от имени подворья. Если он и этого не лримет в уважение, то должен уплатить подворью 50 марок серебра» – сумму весьма крупную. Однородная, хотя и более низкая пеня (в 10 марок серебра), установлена и в случае отказа войти в состав «мудрейших».

Ольдерман подворья стоит во главе всего управления двором; по приезде в Новгород он имеет право выбрать во дворе дом, где желает поместиться с товарищами, и там поселить столько людей, сколько пожелает (ст. 3). Он созывает собрание купеческой общины – стевен, на которое все обязаны являться под страхом пени (ст. 4, б). В случае каких-либо столкновений между жителями подворья об этом доносится ольдерману. Так, если ссора, происшедшая в пути, не улажена до прибытия в Новгород, то об этом извещается ольдерман (ст. 18). Если происходит ссора между купцами и их слугами, то об этом также сообщается ему (ст. 17). Наконец, в случае столкновений между учениками, если дело дошло до драки или убийства, об этом доводится до сведения ольдермана (ст. 16). В 3-й скра во всех этих местах слова «сообщается ольдерману» заменены словами «судит ольдерман», так что ему принадлежат и судебные функции. При этом, как прибавлено во второй скра (ст. 71), ольдерман и ратманы предварительно должны стараться помирить поссорившихся, а затем уже, в случае неудачи, судить их. В случае подачи жалобы на кого-либо из живущих в подворье и отказа его явиться в суд он подвергается пене и, кроме того, ольдерман и ратманы должны вместе с истцом отправиться к клети, где хранится его имущество, и там положить решение по делу (ст. 45). Согласно первой скра, из вир, уплачиваемых виновным, две части поступают в пользу св. Петра (казны св. Петра) и одну треть получает ольдерман пополам с ратманами (ст. 38-39, 41-42, 46, 52, 60). В третьей скра об этом отчислении из пеней в пользу ольдермана и ратманов не упоминается; штраф полностью поступает в пользу св. Петра.

Таким образом, мы имеем перед собою самоуправляющуюся единицу, немецкую купеческую общину, вполне организованную, с собранием членов с должностными лицами, во главе которой стоит ольдерман подворья – представитель ее, судья, администратор, выполняющий, как и все прочие, эту должность лишь временно, пока он не закончил своих дел и не уехал обратно, и притом, по крайней мере впоследствии, безвозмездно. Ольдерману и ратманам запрещается принимать подарки свыше полумарки кун (ст. 65). Но исполнялось ли это? Не являлись ли эти подарки важным источником их доходов?

Все это относится, как кажется (из текста не ясно: говорится просто – ольдерман), к ольдерману двора, от которого следует отличать упомянутого выше ольдермана св. Петра. Последний, по-видимому, ведал кассой св. Петра, грамотами и статутами, хранившимися в церкви, и товарами, в ней помещавшимися, следовательно, заведовал хозяйственной частью, сосредоточием которой являлась церковь св. Петра.

Купеческая община состояла из лиц троякого рода: из самостоятельных купцов, их слуг и учеников. Купцы образуют собрание общины (ст. 6), по прибытии в подворье бросают между собой жребий относительно занимаемых ими помещении (ст. 5), уплачивают определенный сбор в пользу двора (в виде процента с ценности привезенных товаров – ст. 22) и в пользу князя (ст. 23). Они обязаны поочередно охранять днем и ночью двор и ночевать в церкви (ст. 20). Купцы привозят с собой слуг или приказчиков «когда хозяин привез слугу» – ст. 11). Для начинающего купца эти путешествия в другие страны имели не меньше значения, чем для ремесленного подмастерья странствования по городам. Будущему купцу ведь предстояло торговать с иноземцами, всю жизнь свою проводить в поездках. Здесь-то он в молодости и узнавал торговые обычаи, учился торговать. Слуга производит продажу товаров по поручению хозяина (ст. 55). Но может случиться, что хозяин будет недоволен заключенной слугой сделкой; тогда слуга должен присягнуть, что он не может доставить товара покупателю, и в этом случае он свободен от всякой ответственности. Это сказано во второй скра; напротив, согласно 3-й (ст. 30), хозяин обязан присягнуть, что он не приказывал слуге продать, и тогда продажа считается несостоявшейся. Таким образом, для расторжения сделки в первом случае достаточно отказа со стороны хозяина, и действия слуги теряют свою силу, тогда как во втором продажа недействительна лишь в том случае, если окажется, что слуга действовал без согласия хозяина. Если же имелось распоряжение последнего, то сделку уничтожить уже невозможно. В 4-й скра предусматривается и случай, когда купец сам уезжает, но не успел распродать товар и поэтому ему предоставляется оставить слугу в Новгороде.

Наконец, с купцами приезжают и ученики. Они образуют особую группу с собственным старшиной (ст. 16), в их пользование предоставляется особая комната, поскольку она не занята товарами (ст. 10).

Мы имеем здесь, следовательно, перед собой обычное деление купеческого сословия на хозяев, слуг и учеников, подобно тому как ремесленники состояли из самостоятельных мастеров, подмастерьев (слуг) и учеников. Такое же разделение на три ступени находим в рыцарстве и в церковной иерархии Средневековья. Связь между этими тремя группами была теснее, чем впоследствии, ибо она основывалась на обязанности слуг и учеников работать у хозяина в течение всего продолжительного срока найма и подчиняться его приказаниям. Покидая хозяина или оказывая ему неповиновение, слуга нарушал правила дисциплины. Сообразно этому, в первой скра уже говорится о том, что слуга обязан помогать своему господину и не может оставить его без согласия (ст. 13). В случае же непослушания хозяину, «если бы он был столь дерзок дорогою или во дворе», он подвергается штрафу, причем для главного виновника пеня составляет огромную по тому времени сумму в 10 марок серебра, а для соучастников 2 марок (ст. 16). Упоминание о последних допускает мысль о соглашении между слугами, о своего рода забастовке, которая в то время считалась особенно резким нарушением обязанностей слуг, бунтом и возмущением, направленным против властей. Однако в то же время и хозяин обязан был взять с собой привезенного им слугу (ст. 11) и не мог рассчитать его в случае болезни (ст. 12).

Из двух групп немецких купцов, посещающих двор св. Петра, – купцов, едущих водой, и тех, которые приезжают горой, – первые, по-видимому, пользовались преимуществами. По крайней мере если ольдерман едущих водой по прибытии в подворье находит ольдермана сухопутных гостей, то последний обязан ему уступить место. Равным образом сухопутные гости должны по прибытии приехавших водным путем потесниться ради них, очистить занятые дома и уступить им. (ст. 3, 5). Шлютер объясняет эти преимущества едущих водой тем, что первыми немцами, явившимися в Новгород, были заморские купцы из Готланда, а затем из вендских и вестфальских городов – все они ездили морем. Лишь с течением времени, когда укрепилось владычество Ливонского ордена, приобрели значение и ливонские города, из которых купцы ездили сушей. Последних долго лишь терпели и только постепенно они приобрели равноправие с заморскими купцами – ездящие горой сравнялись с приезжающими водой. Действительно, в третьей скра, хотя и говорится по-прежнему, что сухопутные гости должны уступить место морским, но относительно ольдермана тех и других это уже не сказано, а установлено лишь, что ольдерман подворья с прибытием нового ольдермана отказывается от своего звания (ст. 1).

Во второй скра предусмотрены различные виды преступлений, совершаемых членами купеческой общины, причем объектом являются, само собою разумеется, другие члены той же общины, а не новгородцы. Здесь и убийство, и нанесение ран, и побои, и удар в ухо, и оскорбления вообще ольдермана или ратмана в частности. За них полагается по общему правилу денежная вира, только за убийство смертная казнь и за увечье отсечение руки. Однако и в двух последних случаях виновный может полюбовно уладить дело с пострадавшим (или его наследниками), ольдерманом или ратманами, иначе говоря, уплатить требуемую ими сумму (ст. 40-42). Если бы он скрылся, то в случае убийства отдается только половина, а в случае нанесения ран – две трети его имущества законным наследникам, остальное же получает потерпевший или его наследники за вычетом известной суммы в пользу св. Петра (ст. 41-42). В двойном размере облагается увечье или побои, совершенные на кладбище, в церкви или в большой горнице, т.е. в местах, являющихся убежищами или находящихся под особой охраной (ст. 52; в 3-й скра прибавлено: или в бане, где человек бывает голым, или в тайном помещении, куда люди ходят по своему делу, – ст. 28). Усиленное наказание полагается, как поясняет статья, за нарушение мира. Это обычные постановления средневекового права. Аналогичная статья впервые внесена в третьей скра и относительно кражи в особо охраняемом месте, именно в церкви или жилом помещении. В последнем случае виновный подвергается изгнанию из подворья, если же явится туда, то смертной казни. Допускается пытка (ст. 57). Она может быть применена и при обыске (ст. 58). Как указывает Френсдорф, столь ранних случаев применения пытки для выяснения истины мы не находим в других памятниках германского права ^{194} .

Наиболее строгое наказание полагается, естественно, за покушение на права немецкого подворья, т.е. за всякого рода действия, подрывающие его самостоятельность. Это как бы преступление против правительственной власти, притом совершенное силой или скопом, – за него установлен штраф в 50 марок серебра, при неуплате которого виновный заключается в тюрьму (сажается в погреб); сверх того он изгоняется из подворья навсегда (ст. 66). В третьей скра (ст. 56) прибавлено еще преступление, совершенное новгородцем против подворья или против немца. На это подается жалоба старшинам подворья, но также и тысяцкому новгородскому. Виновному может быть запрещено вступать в подворье в течение года, если он не даст возмездия за свою вину. Здесь речь идет в виде исключения о вине не членов общины, а посторонних лиц в отношении последней, причем самостоятельно подворье, конечно, не может налагать наказания на новгородца, а в состоянии только лишить его права посещать немецкий двор.

Наряду с наказаниями за преступления находим много случаев наказуемости всякого рода нарушений полицейского характера. В особенности 4-я скра содержит целый ряд постановлений, преследующих охрану порядка, безопасности, чистоты. Помимо упомянутых уже отчасти правил относительно пользования комнатами и клетями (для хранения товаров), относительно варения пива и меда, пользования дровами, имеется еще ряд статей, касающихся предупреждения пожаров, столь опасных в те времена, почему, например, имелись особые сторожа, которые делали обход для надзора за огнем. Далее установлено, что тюки и бочки должны быть размещены в порядке, запрещено перелезать через забор, как и портить столы или скамьи, бросать солому, употребляемую при упаковке товаров, и многое другое.

Особое внимание обращалось на церковь. И не потому, что она являлась священным местом. Нет, с этой точки зрения она совершенно не рассматривается, и о богослужении вообще нигде не упоминается. В этом отношении скра резко отличаются от цеховых статутов, где всегда на первом плане стоят религиозные обязанности членов. Правда, и здесь фигурирует священник, которого купцы привозят с собой и содержат на свой счет, но о его духовных обязанностях нет ни слова. Зато в третьей скра (ст. 5) говорится о том, что священник обязан безвозмездно писать письма, необходимые св. Петру, т.е. все официальные бумаги и документы для подворья. За известную плату он должен писать письма и для купцов. Из этого видно, что на первый план выдвигались светские обязанности священника. Он исполнял функции писца при подворье, крайне важные в те времена, когда большинство купцов не знало грамоты и когда выбранный ольдерманом купец не в состоянии был составлять необходимых в сношениях с новгородским правительством или с немецкими городами бумаг. Но и вообще не только в XIII, но и в XV ст. написать письмо считалось делом весьма сложным, и поэтому купцы и прибегали в своей коммерческой корреспонденции к помощи священника, обученного в монастыре.

Такой же характер, как деятельность священника, имели и функции самой церкви. Уже в первой скра (ст. 25) читаем, что «никто не должен торговать в церкви св. Петра ни с каким русским, будь то новгородец или гость» (иногородний) и за нарушение этого правила полагается высокий штраф в 10 марок серебра. В первой половине XIII ст. церковь, следовательно, служила для целей торговли, но только русских впускать туда для совершения торговых операций не дозволялось. Но и сто лет спустя положение не изменилось. На четвертой скра узнаем, что в церкви по стенам были расставлены тюки с товарами, причем около алтаря стояли бочки с вином. Как указывает Бук, различные скра упоминают о церкви почти исключительно как о товарном складе, и мы имеем основания предполагать, что она в первую очередь была именно складом ^{195} . Этим объясняются те специальные меры охраны церкви от ограбления и от пожара, которые устанавливаются в скра, – особые ночные дежурства в церкви, особые смотрители за огнем, требование закрывать на ночь окна в церкви, двери ее задвигать болтами, тушить освещение на ночь и т.д. Мы уже видели выше, что в ранние эпохи истории торговли последняя всегда совершалась в храмах как единственном месте, где можно было безопасно производить товарообмен. В частности, такую роль играли церкви и на Руси. У ганзейцев они служили товарными складами не только в Новгороде, но и в Брюгге, Бергене и других местах. На чужбине это было наиболее верное место, где товары были защищены от разграбления и где и купцы искали убежища в случае нападений на них со стороны местного населения. Нам известны случаи, когда во время столкновения с новгородскими жителями немцы скрывались в церкви и тем избегали опасности быть убитыми. В XIV ст. немецкая церковь в Новгороде была каменная, тогда как все остальные строения были деревянные, и это делало ее еще более ценной в качестве товарного склада, ибо при постоянных пожарах соседних деревянных построек она могла оставаться невредимой. Но, конечно, пожар внутри нее грозил гибелью хранившимся там товарам, что при отсутствии страхования в те времена являлось полным разорением для купцов. Приходилось поэтому прибегать к строжайшим постановлениям относительно пользования огнем.