Текст книги "История русской торговли и промышленности"

Автор книги: Иосиф Кулишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В других частях света, где английские компании открывали новые земли и вступали в торговые сношения, они поступали гораздо решительнее как с купцами других национальностей, так и с теми англичанами, которые позволяли себе торговать помимо привилегированной компании. Происходили форменные сражения с первыми и изгнание их из данной местности, пускали ко дну суда вторых, и они рассматривались в качестве пиратов. Но там речь шла о завоевании новых стран и покорении туземцев, строились форты, содержалось войско. В России положение было совершенно иное, все зависело от благоволения и согласия правительства. Только на пути туда, на море, модно было производить нападения на суда конкурентов, но в пределах страны приходилось скрепя сердце мириться со всеми нарушителями монополии, ограничиваясь распространением про них всяких ложных слухов и наветов, называя их шпионами польского короля и т.п. И так поступала не только английская компания, но и иные английские товарищества по отношению к ней, голландцы относительно англичан и т.д.

Как мы видели, в Московское государство приезжали для торговли купцы всевозможных наций. Действительно, торговали по всей Руси литовцы и поляки, со времени Тявзинского мира 1595 г. и шведы (первоначально только в Новгороде), с 1587 г. французы. Посещали Россию ливонцы, гамбургцы и бременцы, датчане. Но наибольшую роль играли первоначально англичане, а затем первое место стали занимать голландцы. Эти две крупнейшие торговые нации, соперничавшие за преобладание и в других странах и частях света, и здесь вели ожесточенную борьбу, и в результате победа осталась за голландцами – по крайней мере в XVII и в начале XVIII ст. В 1618 г. нидерландский резидент в России Исаак Масса писал в своем донесении Генеральным штатам из Архангельска, что «в настоящее время англичане здесь осрамлены, а наша речь теперь в силе. Наконец в Москве князья узнают истину относительно всего, что прежде говорилось о торговле с англичанами, от которой в течение 50 лет царь не получил никакой выгоды, между тем как от голландцев ежегодно поступают значительные суммы в таможню; теперь узнают, кто лучше и усерднее служит России во всех отношениях… Насколько здесь прежде англичан уважали, настолько их ныне презирают; насколько они прежде держали себя здесь гордо, настолько они теперь повесили нос и сделались чрезвычайно ласковы к нам; впрочем, иначе они и не могли поступить, и если не представится какого-либо средства, то компания их рушится в этом году, так как в этом году прибыло лишь три английских корабля в Архангельск, а наших было больше тридцати, и они продали весь свой товар и возвращаются в Голландию, нагруженные русскими произведениями». «С нашими купцами, – прибавляет Масса, – в нынешнем году поступлено чрезвычайно милостиво. Они заплатили с купленных и проданных товаров пошлины в размере не более 2%». Он указывает на то, что англичане всячески стараются возбудить ненависть к Генеральным штатам, что они подали царю записку с сообщением о том, что Голландия «желает вмешиваться в дела всех стран и вселить в них раздор», что она была виновницей шведской войны, которая большей частью производилась ее силами и средствами, и что она добилась выступления Польши против России ^{237} .

Англичанин Коллинс со своей стороны, 50 лет спустя, характеризовал деятельность голландцев на Руси следующим образом: «Голландцы, как саранча, напали на Москву и отбивают у англичан хлеб. Они гораздо многочисленнее, богаче англичан, ничего не щадят для достижения своих целей и всюду бросаются, куда манит их выгода. В России принимают их лучше, чем англичан, потому что они подносят подарки боярам и таким образом приобретают их покровительство. Точно так же они стараются унизить и осмеять англичан: рисуют карикатуры, сочиняют пасквили и тем вызывают у русских отрицательное представление о нас. Они изображают нас в виде бесхвостого льва с тремя опрокинутыми воронами и множества больших собак с обрезанными ушами и хвостами… И эти изображения их производят на русских большое впечатление» ^{238} .

Таким образом, обе стороны прибегали к одним и тем же средствам. Голландцы в особенности старались добиться отнятия у англичан тех усиленных привилегий, которыми московская компания пользовалась. Эти привилегии были подтверждены еще в 1614 и 1628 гг. Царь Михаил Федорович по примеру царя Феодора и царя Бориса предоставлял «аглинским гостем сер Томасу Смиту Книхту с товарищи ходити в Москве и в нашу отчину в Великий Новгород и во Псков и все наши государства с товаром торговати беспошлинно… для великого государя брата нашего любительного Якуба (Якова) короля любви». Им разрешено по-прежнему «товар свой продавати на Колмогорах и на Двине и на Вологде и в Ярославле», причем подробно перечисляются всякие пошлины (замытные, свальные, проезжие, судовые, с голов и с мостовщины, с явки и с перевозов), которых «имати есмя не велели».

Впрочем, в жалованной грамоте 1628 г. все эти права распространяются только на «Сер Джона Мерика Книхта с товарыщи с двадцати трех человек, которым гостем имена подал… его королевского величества агент Фабян Смит». На самом деле не только эти 23 человека, но и целый ряд других лиц под видом их слуг и факторов торговали беспошлинно, не говоря уже о том, что англичане нарушали постановление «чужих товаров за свои товары с собою не привозити», а продавали, пользуясь освобождением от пошлин, и товары, привозимые из других стран или принадлежащие купцам других национальностей, под видом своих, нанося убыток не только казне, но и русским купцам. Последние с восшествием на престол царя Алексея Михайловича били челом ему, что «после московского разорения, как воцарился отец твой, государев, английские немцы, зная, что им в торгах от Московского государства прибыль большая, и желая овладеть всяким торгом, через подкуп думного дьяка Петра Третьякова взяли из Посольского приказу грамоту, чтобы торговать английским гостям у Архангельска и в городах Московского государства 23 человекам; но начали приезжать в Московское государство человек по 70 и больше, понастроили себе домов и живут без съезду, товара своего у Архангельска русским не продают и не меняют, а везут его прямо в города и продают когда поднимутся в цене; русские же товары, которые мы прежде на их товары выменивали, теперь они покупают сами, своим заговором, через посылаемых ими по городам и селам покупщиков и отвозят в свою землю беспошлинно или, тоже без платы пошлин, тайно продают на деньги у Архангельска купцам других наций, голландским, брабантским и гамбургским немцам; всеми торгами, которые принадлежали нам, завладели английские немцы» ^{239} .

Здесь мы находим всевозможные обвинения: и в беспошлинной торговле целой массы не имеющих на то права лиц, и в непосредственной закупке товаров у местных жителей, минуя купцов, что было запрещено, и в продаже товаров другим гостям, что также не дозволялось, – словом, во всех грехах, которые можно было поставить в вину купцам того времени. «Милосердый государь, – заключают они, – пожалуй нас, холопей и сирот своих, не дай нам от иноверцев быть в вечной нищете и скудости, не вели искони вечных наших промыслишков у нас бедных отнять».

Челобитная возымела свое действие, ибо совпадала с интересами самого московского правительства, несшего явный убыток от привилегий компании, которая не платила пошлин. Ввиду развития торговых оборотов ее эти убытки были уже весьма значительны, и московское правительство, у которого не хватало решимости лишить сразу англичан этой привилегии, воспользовалось удобным случаем и покончило с прежними их льготами.

Когда после воцарения Алексея Михайловича возник обычный вопрос о подтверждении жалованной грамоты англичанам, он сослался на то, что англичане учинили «злое дело, государя своего Карлуса до смерти убили». Как писал Кильбургер, «царь сказал, что такие люди, которые своего собственного короля лишили жизни, недостойны его привилегий». «Когда вы своему королю по-изменнически дерзнули голову отсечь, чего подлее нигде на свете не слыхано, то я с вами никакого сообщения не хочу», – велел им сказать царь. Английскую революцию и убийство короля Карла искусно эксплуатировали и голландцы, обвиняя англичан в неблагонадежности. Указ 1649 г. ссылается на то, что царь Михаил Федорович разрешил англичанам повсюду торговать в России, но теперь, в 1649 г., многие прежде пожалованные англичане умерли – стало быть, и привилегия потеряла свое значение. Далее приводятся обычные обвинения англичан, что они составили союз, торгуют заповедными товарами и т.д., отчего русские торговцы беднеют, англичане богатеют. И в заключение указывается на то, что прежде торговали они по государевым жалованным грамотам, которые даны им по прошению «английского Карлуса короля», а теперь они убили его и потому грамота потеряла силу. В результате англичане были выселены из Москвы – им в Московском государстве «быть не довелось», а велено «со всем своим имением ехать за море, а торговать с Московскими торговыми людьми всякими товарами, приезжая из-за моря у Архангельского города» и притом с уплатой пошлин ^{240} . Если когда-то в шутку говорили, что английский двор будет превращен в монастырь, то теперь в нем была устроена «большая тюрьма».

Сношения между Россией и Англией после этого не прекратились. Царь Алексей не признавал Кромвеля и весьма нелюбезно обошелся с его послом, напротив, поддерживал переписку с принцем Карлом, а по восшествии его на престол возобновился обмен посольствами. Стюарты после реставрации стали вновь поднимать вопрос о возвращении их подданным привилегий в Московском государстве, ссылаясь на то, что, лишенные царем прежнего своего положения в наказание за измену законной династии, они теперь, по возвращении ее, должны получить полное прощение. Но ни обращения в этом смысле к Алексею Михайловичу, ни такие же просьбы, направленные к Федору Алексеевичу, а затем к Иоанну и к Петру, не привели к каким-либо результатам. «Прежним компаниям (соглашениям) быть не годится – от них более ссоры, чем дружбы, – открылось, что они торгуют подкрадными обидными товарами», т.е. контрабандой. Решено было раз навсегда покончить с теми особыми, чрезмерными льготами, которыми пользовались на Руси англичане ^{241} .

Более глубокая причина отмены этих привилегий заключалась в том, что русское население не нуждалось более в посредничестве англичан для сношений с Западом, ибо имелось достаточно купцов других национальностей, которые занимались привозом товаров в Россию и вывозом их оттуда. За сто лет до потери английской компанией исключительных привилегий в Московском государстве английское правительство лишило ганзейцев тех особых преимуществ, которыми они пользовались в Англии, и закрыло их двор в Лондоне (суконный двор). Теперь Россия таким же образом поступила с англичанами. Однако полного соответствия между этими действиями не было. Англичане освободились в XVI ст. от посредничества ганзейцев и итальянцев, в руках которых находилась прежде торговля между Англией и другими странами. Они сами стали теперь не только приобретать за границей нужные им товары, но и выполнять в других странах ту же роль, какую играли прежде ганзейцы. В XVII ст. Ганза была вытеснена и из Скандинавских государств. Подобно Англии, и последние уже не нуждались в иностранных купцах, а, напротив, стали теперь сами посещать другие страны, в том числе Московское государство, и производить там торговлю. Русские до такой ступени еще не успели подняться в XVII ст. Они могли отнять прежние жалованные грамоты у англичан, но обойтись без иностранцев вообще они еще не в состоянии были. Хотя они и старались уже сократить привилегии иноземных купцов вообще, по возможности ограничивать их требования в Архангельске и не пускать в глубь страны, но фактически это далеко не всегда удавалось – приходилось (как мы увидим ниже) делать исключения в пользу многих отдельных купцов и даже целых национальностей. Русские флота не имели и еще не научились ездить за границу и там вести активную торговлю. Эта цель и еще значительно позже достигнута не была. Следовательно, без иностранных купцов обойтись невозможно было.

Пока сделан был лишь первый шаг в этом направлении. Жалобы на иноземцев раздаются и впоследствии, да и англичане продолжали по-прежнему торговать, хотя и только в Архангельске и с уплатой пошлин, на общих с прочими иностранцами основаниях. Лишь некоторым из них выдавались специальные грамоты на приезд в Москву и в другие города.

Но потеря привилегий англичанами еще более усилила их конкурентов – голландцев. В 1582 г. в Архангельск прибыло 9 английских кораблей, но всего б голландских, в 1600 г. – 12 английских и 9 голландских. Напротив, в 1613 г. приехало 30 голландских кораблей, в 1618 г. из общего числа 43 судов имелось 30 голландских, в 1630 г. вошло в гавань даже 100 голландских и всего несколько английских кораблей. В 1658 г. среди 80 судов было всего 4 английских ^{242} . «В этом году, – сообщает Корнилий де Бруин в своем путешествии через Московию 1708 г., – в Архангельск прибыло очень много купеческих кораблей, насчитывали их до 154, а цменно 66 английских, в сопровождении 4 военных кораблей, столько же голландских с тремя военными кораблями, 16 гамбургских, 4 датских и 2 бременских. Впрочем, из английских было много небольших судов с незначительным грузом» ^{243} . «Во всей Европе нет нации, которая производила бы большую торговлю с Архангельском и со всем Московским государством, чем голландцы, – говорит француз Савари в своем «Совершенном купце» (1674 г.), – ибо они отправляют туда ежегодно от 24 до 30 судов… Гамбургцы и бременцы тоже посылают туда корабли, но их значение гораздо меньше, ибо первые посылают не более 4 – 5, а вторые одно или два судна в год. И англичане отправляют туда корабли, но в меньшем числе, чем голландцы» ^{244} .

Савари указывает на то, что эти 25 – 30 кораблей, отправляемых голландцами ежегодно в Россию, нагружены главным образом французскими товарами. И вывозимые из России товары они сбывают преимущественно во Франции, за исключением двух-трех судов, которые они нагружают русской икрой и юфтью и отправляют в Геную и Ливорно.

Таким образом, оказывается, что торговля с Московским государством производится, в сущности, в широких размерах не Голландией, а Францией. Последняя является страной происхождения и страной назначения: привозимые в Россию товары производятся во Франции, вывозимые оттуда предназначены для французского рынка, для французского потребителя. Голландцы являются лишь посредниками между Россией и Францией.

Чем же объясняется такая роль их? Почему французы не могли самостоятельно привозить свои товары в Архангельск и вывозить оттуда нужные им русские продукты? Иначе говоря, чем обусловливалось важное значение Нидерландов в этой торговле?

Савари насчитывает целый ряд причин, вызывающих преобладание голландцев по сравнению с французами. Голландцы имеют много судов, французы мало. Стоимость судов первых на 25% ниже стоимости последних, ибо лес и рабочие руки им обходятся дешевле. Голландские матросы опытнее французских, и там, где на французском судне необходимо 12 матросов, голландское ограничивается восемью. Голландские матросы довольствуются камбалой и сыром, водой, пивом и небольшим количеством хлебного спирта, тогда как французам нужен свежий хлеб, свежее мясо, а не только солонина, хорошие сухари, вино и разные водки. К этому присоединяются и другие моменты – свойства нидерландских купцов. Они более знакомы с мореплаванием, чем французы, купцы могут заменить моряков, ибо с юных лет они служат на судах дальнего плавания. Голландские купцы богаты и потому в состоянии вынести значительные потери. Они давно уже поселились в Москве, Архангельске и других больших городах Московии и знакомы со всеми обычаями страны. Они в состоянии сбывать товары русским в кредит на год и даже на два и закупать товары на наличный расчет, причем они знают хорошо свою клиентуру и умеют различать среди русских купцов добросовестных плательщиков от недобросовестных и в случае банкротства, умеют избежать неприятных последствий. Наконец, торговля Нидерландов сопряжена с меньшим риском, ибо в Амстердаме учреждено общество морского страхования, имеющее 60 военных кораблей, которые сопровождают торговые суда и охраняют их от нападения пиратов.

Однако Савари находит, что если до недавнего времени голландцы действительно имели такие преимущества, то в настоящее время положение изменилось и французы могли бы производить с таким же успехом торговлю с Московией.

Недавно, говорит он, образовалась северная компания, которая посылает свои суда в Балтийское море и вывозит французские товары в прилежащие к нему страны, в последних же закупает корабельный лес; так что постройка французских судов теперь стоит не дороже, чем голландских. Если голландцам дешевле обходится содержание экипажа, то эта выгода вполне компенсируется тем, что им приходится закупать экспортируемые в Россию товары во Франции и до отправки их выгружать в Амстердаме, а затем из складов снова нагружать на суда. Вследствие этого они вынуждены уплачивать дополнительные пошлины в Нидерландах при ввозе и вывозе, от которых французы свободны, не говоря уже об утечке при этом вина, спирта и других жидкостей.

И в Париже недавно образовалось страховое общество, в котором даже голландцы страхуют свои суда. Оно не имеет, правда, конвойных судов, но последние нужны главным образом лишь во время войн.

Но одно соображение, говорящее в пользу нидерландской торговли, Савари во всяком случае признает. Голландцы имеют много опыта в торговле с Московским государством и помещают в ней значительные капиталы, ибо сыновья купцов становятся также купцами, при вступлении в брак детям даются крупные капиталы, так что они начинают дело с большими суммами, чем имеет самый богатый купец во Франции, который направляет своих детей в другие профессии. В то время как во Франции они покидают промысел отца, в Нидерландах капитал не уходит из торговли, остается в семье и возрастает благодаря бракам между купеческими семьями. По этой причине французы в состоянии успешно развивать свою торговлю лишь при помощи крупных компаний ^{245} .

Таким образом, голландцы заняли в XVII ст. первое место в торговле с Московским государством по тем же причинам, в силу которых они стали вообще первым торговым народом в эту эпоху, признанными всеми фрахтовщиками, мореплавателями и купцами, посредниками между самыми различными странами ^{246} . Это положение Нидерландов создалось прежде всего благодаря обилию привозимых ими материалов для постройки судов и приспособленности их, как приморских жителей, к мореплаванию. Оба эти момента дали им возможность создать большой торговый флот, флаг которого развевался на всех морях, как и обеспечить дешевизну фрахтов. С другой стороны, наличность значительного, вполне сформировавшегося и опытного торгового класса, в пределах которого предприятия переходили от отца к сыну, составляла характерную особенность голландцев, а знакомство их с обычаями тех стран, с которыми они торговали, в данном случае с купечеством Московского государства, с его привычкой закупать товары в кредит, с кредитоспособностью отдельных лиц, доставляло им преимущество перед купцами других национальностей.

В то время как торговля Нидерландов с заокеанскими странами находилась в большинстве случаев в руках привилегированных акционерных компаний, существование которых исключало возможность торговли отдельных купцов с этими областями, Россия являлась одним из тех государств, где всякий голландец мог свободно торговать. Для нидерландского купечества именно здесь открывался широкий простор для применения своих капиталов и своего опыта.

Савари исходит из того, что торговля совершается на Архангельск, и торговлю в этом городе он находит для иностранцев наиболее выгодной: «Для того чтобы торговля с Московским государством шла успешно, желательно, чтобы она сосредоточивалась целиком в Архангельске» ^{247} . Это соответствовало действительности: во второй половине XVI и XVII ст. Архангельск являлся центральным пунктом торговли с Западом. «История Архангельска, – справедливо замечает Б. Г. Курц, – есть не что иное, как история русской внешней торговли с Западной Европой со времени Иоанна Грозного до преобладания петроградской торговли». Значение его было столь велико, что, как указывает тот же автор в другом месте, во время Архангельской ярмарки торговая жизнь самой Москвы ослабевала вследствие выезда купцов в Архангельск ^{248} . Не только частные купцы, но и сам царь отправлял в Архангельск, по словам англичанина Коллинса, огромное количество мехов, мыла, пеньки, льна, которые там обменивались на шелковые ткани, меха, бархаты, парчи, атласы, сукна и другие товары ^{249} .

Шведский комиссар де Родес в своем донесении о русской торговле производит подсчет расходов по перевозке товаров из-за границы в Москву или из Москвы за границу на Архангельск и сопоставляет их с расходами по перевозке через Балтийское море на Новгород, Нарву, Ревель. Оказывается, что в последнем случае, вследствие уплаты пошлин в Лифляндии и при проходе судов через Зунд, издержки выше, чем при провозе на Архангельск. Но помимо этого купцы придавали, по словам де Родеса, значение еще и другому моменту, говорившему в пользу Архангельска, – тому, что не приходилось «проезжать земель какого-нибудь другого государя, хотя бы они должны были из-за этого плыть кругом 50 или гораздо больше миль» ^{250} . При проезде же по Балтийскому морю приходилось провозить товары через владения Швеции, которой принадлежала до Петра Ингерманландия. Автор другого шведского сочинения, относящегося к тому же времени, сообщает, что действительно с появлением архангельской торговли балтийская торговля пала, тогда как до этого времени в балтийские порты приходило 200 – 300 судов. Шведы пытались бороться с этим, но безрезультатно ^{251} .

Кильбургер рассказывает, что «к половине июля все купцы уезжают из Москвы на Архангельскую ярмарку и находятся в дороге на почтовых лошадях 14 дней… В июле приходят корабли, и тогда ярмарка продолжается до сентября месяца, так что корабли идут опять отсюда иногда только в октябре, из чего можно заключить, что купцы из Голландии, Гамбурга и Бремена совершают торговлю с Россией в течение 5 месяцев» ^{252} .

Однако ярмарочное время не всегда было одинаково. До 1663 г. ярмарка начиналась и оканчивалась в течение августа, но с этого года, по челобитью иностранцев, что ярмарка бывает поздно и только месяц, а корабельный ход от города бывает за морозами опасен, велено продолжить ярмарочное время на 3 месяца, с 1 июня до Семена дня, до 1 сентября. Однако выгоды для русских купцов от этого удлинения срока ярмарки не получилось, ибо с тех пор иноземные корабли стали приходить только к августу, так что русским купцам в ожидании их приходилось напрасно проживать в порту, а иностранцы закупали у них товары перед самым закрытием ярмарки. Вся торговля сводилась к одной неделе, в течение которой наше купечество торговало с ними «свальным торгом поневоле, с великим накладом». Поэтому оно просило позволения торговать и за Семенов день. Действительно, правительство находило, что ограничивать ярмарку началом сентября, как домогались голландцы, невозможно, ибо «торговые промыслы имеют свободу», и в 1679 г. указано быть Архангельской ярмарке без определенного срока ^{253} .

На противоположном конце Московского государства находился другой торговый центр, где сосредоточивалась торговля с Востоком, – Астрахань. Сюда приезжали персы, армяне, татары, бухарцы, даже индусы; все они известны были у нас под общим именем «кизыльбаши» или «тезики». Иностранцы, посещавшие Московское государство, называют Астрахань большим и многолюдным торговым городом», где «бывает большое стечение народа и прославленная торговля». Сюда доставлялись товары как для потребностей русского населения, так и закупаемые русскими купцами для перепродажи западноевропейским купцам. Описывая свое путешествие по Волге, барон Майерберг заключает его словами: «После 3000 верст течения Волга соединяет принесенные ею воды вечным союзом с неизменным ее господином, Каспийским морем, да еще наделив их приданым. Потому что для отправки армянам, мидянам, парфам, персам и индусам она привозит вверенные ей русскими драгоценные меха собольи, куньи, горностаевые и рысьи. А берет за то у них разные ткани льняные, хлопчатобумажные и шелковые, золотые и серебряные парчи, ковры, сырой шелк, окрашенный в разные цвета, рубины, бирюзу и жемчуг, ревень, закаленные в Бактрианском Низапуре (в Персии) клинки и на обратных судах отвозит все это по бегущим ей навстречу рекам Оке и Москве, даже в самую столицу Московской России» ^{254} . [18]18
  Кроме Москвы, Архангельска и Астрахани Марпергер «Moscowitischer Kauffraann». S. 165 ff.) называет также следующие русские торговые города: Владимир, Кострому, Нижний Новгород, Великий Новгород, Холмогоры, Ярославль, Углич, Казань и ряд сибирских городов.


[Закрыть]

О предметах торговли России с Западной Европой дает представление единственная сохранившаяся от того времени торговая книга, составленная, по словам напечатавшего ее И. И. Сахарова, в 1575 и 1610 гг. Эту торговую книгу не следует смешивать с теми торговыми книгами различных купцов западноевропейских государств, которые сохранились в иностранных архивах и в последнее время найдены и опубликованы. В то время как последние представляют собой записи доходов и расходов, различных совершенных этими купцами операций, являются бухгалтерскими книгами, упомянутая торговая книга, сообщающая нам сведения о торговле Московского государства, есть не что иное, как руководство, составленное для русских купцов. Она называется «Книжка описательная, како молодым людям торг вести и знати всему цену, и отчасти в ней описаны всяких земель товары различные, их же привозят на Русь немцы и иных земель люди торговые». В отличие от однородных руководств для торговцев, составленных в эту эпоху в других странах, наша торговая книга, однако, ограничивается сообщением мер и весов и монет, перечнем привозных и вывозных товаров и указанием цен на них покупных и продажных, причем по поводу отдельных товаров, в особенности экспортируемых, даются некоторые полезные для купцов указания. Но ни торговые пути, ни города, ни пошлины, ни всякие иные приспособления для торговли не указываются, как нет ничего об иностранных государствах, с которыми Русь ведет торговлю.

Мы не знаем, говорит И. И. Сахаров, ни причин, побудивших автора к составлению этой книги, ни цели, ни имени его. «Без всякого сомнения, она могла быть составлена только торговым человеком. Из самого состава ее видим, что этим делом занимался человек опытный и сведущий в торговых делах, человек осторожный и знающий хорошо русскую и заграничную торговлю своего времени», в особенности цены русских и иностранных товаров ^{255} .

Рассмотрев весы и меры «Память, по чему знати купить разные всякие рухляди весчее и в аршинех»), автор во второй части трактует о деньгах и о привозимых в Россию товарах: «Память товарам немецким (т.е. иностранным) всяким, и ефимкам, и золотым, и сукнам, и жемчугам, и всякой купеческой рухляди, почему на Москве и на Мурманском и в немцах купят и продают».

Привозные товары распадаются на одиннадцать групп. Прежде всего идут сукна «о сукнах всяких»), причем автор дает совет: «Сукна смотрите, чтобы были краскою чисты, пежен бы и чалин и полос не было, гниль выщупывай и не местоваты бы были». Перечисляются всевозможные сорта – «брюкиш (от г. Брюгге), полубрюкиш, аглинские, свицкие (шведские), лимбарские (лимбургские), сукна, что делают в Брабанех (в Брабанте)». О сукне брюкиш говорится: «Середняя мера 35 аршин, а мерные приходят и больше; а цвет в брюкишех лучший синь, лазорев, аспиден и голуб». По поводу французских сукон сказано: «По русски шарлат, а иным их сукнам имян не знаем и в лавках их нет». Цены против каждого сорта обозначены по стоимости его в Нарве: «в Ругодиве купили». Указано повсюду название их «по немецки», но из этих названий видно, что это не немецкие, а голландские. Очевидно, автор имел дело с голландцами, которые торговали сукном в Нарве.

Другой отдел трактует «о всяких камениях»: яхонт, бирюза, наждак, ящур, вареник, вениса и т.д. «А вы пытайте наждак, чем обравнивают, а купят фунт наждаку в 3 алтына. А вы у мастера поучитеся, как алмазят камень и обделывают, и режут». Далее читаем: «Почали ныне в изумрудный цвет делать достаканы лживые, а говорят свинцом подделывают стекло; и вам изумруд пытати изумрудовою трескою; и будет не имет его треска, ино то прямой изумруд, а имет треска, ино то поддельное стекло; в изумруде дорогом, что в зеркале видится вид человека».

Затем идет небольшой отдел о жемчугах «Жемчужные зерны гурмытские смотри, чтобы были окатны, и сходчивы, и водой были бы чисты, а цена по зерну смотря») и отдел «о сахарах, кореньях и семях», в котором перечисляются привозимые в Россию пряности и благовония с указанием, сколько они стоят в Голантех (в Голландии), откуда привозятся: «Анису фунт, коли дешев, 8 денег плати, а дорог 3 алтына; в Голанте платят фунт по 10 стювершей, а стюверш русские две деньги». Здесь находим и «цытварной корень, что к болезням дюже гожь», и солодковый дубец, и ревень, где «корень толст, как лошадиные копыта», и «орехи скатные, лучшие, зеленые», и сахар разных сортов – «головной желтой, головной на бело, коробчатой, на спицах, леденец, на инбире». Привозилась и гвоздика целая, серая без мелочи, и кардамон, «что в питье кладут по зернышку», перец, шафран, тмин, ладан, фимиам, мускатные свежие орехи, о которых сказано: «А знати мушкат коли свеж, уколи его, ино сок выступит, а в сухом соку нет»; много и других колониальных товаров, привозимых голландцами из Ост-Индии, Зондских и Молуккских островов в Амстердам и оттуда в другие страны, в том числе и в Московское государство.

В последних пяти отделах перечислены бакалейные товары «о солях и красках») – купорос, квасцы, мышьяк, нашатырь, сулема и камфара, мастика, далее металлы, из которых привозилось олово разных сортов из Голанской земли (Голландия), из Антропы (Антверпена), медь и медная проволока, железо и железная проволока, кожи чатцкие, свитские, угорские, средние, большие, посольские, вина бочками (ренское, конарское, мушкатель, романея и т.д.), «золото цевочное» (пряденое) и, наконец, «разные товары». В этот последний отдел входят всевозможные товары: мыло шпанское (испанское) – бруски (его) велики, пестры, бумага хлопчатая, нитки немецкие, гарус, кружева, бархат, камки и тафты разные; но сюда же попали лимоны, чернослив, грецкие орехи ^{256} .