Текст книги "Огненный ручей"

Автор книги: Иосиф Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава XV. Пионерстрой

На Ильинском пустыре стояла разноголосица. Сегодня на работу вышел весь Витахин отряд.

К полудню со всех соседних улиц привалило ещё человек двадцать. Услыхав, что на пустыре строится стадион, они пришли со своими ломами, лопатами, носилками и стали требовать работы.

На пустыре началась толкучка. Но выручил всех Миколка. Он организовал отдел кадров и, притащив откуда-то поломанный столик и табуретку, уселся в тени под тополем. Во-первых, он записал всех ребят, а во-вторых, против каждой фамилии пометил: «турниковая бригада», «качельная бригада», «мачтовики», то есть бригада по рытью ямы для мачты.

Тут пошёл шум. Одному хотелось строить качели, а он попадал на турник; другой бы хотел рыть яму, а его посылали с тачкой за песком на Днепр. Миколка чуть не дрался, когда, выдавая назначения, видел, что ему не подчиняются.

Но вскоре всё было улажено. Ребята дружно выравнивали пустырь, убирали с него мусор, выкорчёвывали пеньки и засыпали колдобины и выемки.

– Витаха! – кричали носильщики, таща мимо него землю. – Смотри, сколько несём!

– Витаха! – орали с другого конца пустыря, из качельной бригады. – Столбы без обжига будем врывать или обожжём?

А тот с одним из своих друзей ходил между ребятами и портновским сантиметром размечал волейбольную и баскетбольную площадки.

Вскоре на тачке с песком на пустырь въехал Миколка.

– Виташка! – возбуждённо заговорил он. – Вон там, за забором, она ходит. На Днепр ехали – она ходила и сейчас ходит.

– Кто ходит? – спросил Витаха, свёртывая в колесико сантиметр.

Миколка указал на деревянный забор, стоящий за пустырём, и прошептал;

– Майка там!

– Чего ты врёшь?

– Честное слово! – горячо сказал Миколка. – Она за забором в сучок смотрит. Прогнать?

Витаха вгляделся в забор – он был довольно редкий – и действительно увидел за ним чью-то фигуру.

– Не надо, не прогоняй, – произнёс он. – И не гляди туда!

– Она, наверное, к нам хочет! – засиял Миколка. – Но мы её звать не будем. Пускай сама придёт.

– Правильно. А то подумает ещё, что упрашиваем, – сказал Витаха и, заметив, что баскетбольная бригада поднимает на столбы щит, побежал к ней.

Миколка вскочил в тачку, как в легковой автомобиль, загудел губами и, сказав двум мальчишкам, которые сзади него держались за ручки: «Полный вперёд!» – помчался за Витахой.

«Главный инженер» осматривал его участок работы.

Сбитый из досок баскетбольный щит был тяжёлый. Вместо сетки на нём на крюке висело железное ведро без дна. Специального кольца нигде не нашлось.

Двое мальчишек, забравшись на столбы, осторожно подтягивали щит наверх. Миколка, ответственный за баскетбол, стоял между столбами и командовал:

– Потихоньку поднимайте. Так… Теперь можно укреплять… Сенька, осторожнее! Не хватайся за ведро – соскочит…

И вдруг, будто Миколка сглазил, ведро сорвалось. Ударив его по голове, оно шлёпнулось на землю.

Миколка молча схватился за макушку, обвёл подслеповатым страдальческим взглядом ребят и почему-то запрыгал на одной ноге.

– Ты, Миколка, побегай лучше! – предложил ему кто-то.

Но Миколка не обращал ни на кого внимания. Он усердно потирал шишку.

– Дай-ка посмотреть, – сказал ему Витаха и раздвинул пальцами льняные волосы.

Под ними уже набухал синяк. Витаха чуть дотронулся до него – Миколка присел.

– Больно! – сказал он. – Вот здорово навернуло! А сотрясения мозгов нет?

– Если б ты с третьего этажа упал, тогда дело другое, – успокоил Витаха. – А так – пройдёт.

– Ему топор надо к голове приложить! – посоветовал кто-то сзади Витахи.

Он обернулся и на секунду замер: перед ним стояла Майка.

– Как – топор? – спокойно спросил он.

– Топор холодный, это помогает. А рана у него не открытая? – Тут Майка решительно наклонила Миколкину голову, чтобы получше рассмотреть вскочившую шишку. – Нет, не открытая. Это хорошо: не будет заражения. Больного надо положить в тень и дать ему отдохнуть. Хватайте его, ребята!

– А ты чего нами командуешь? – вдруг выговорил Миколка. – Пришла без авторитета и командует.

– Миколка, молчи! – недовольно сказал Витаха и подхватил его под мышки.

С другой стороны Миколку поддерживала Майка. Они пошли под тополь.

– Строительство было не без жертв – так запишут в историю, – сказал кто-то из ребят. – Чем-то тяжёлым был ранен доблестный труженик Миколка. Но без смертельного исхода.

Миколку положили под тополем. По его словам, он чувствовал себя неважно. Но, видно, он не столько был ранен, сколько ему нравилось, что за ним все так ухаживают.

Как-то вышло само собой – все ребята развалились в тени рядом с Миколкой.

– А хорошая площадка получается! – жуя травинку и оглядывая пустырь, сказал Витаха. – Как вы думаете: недельки за две окончим?

– Окончим, – уверенно сказала Майка.

Миколка удивлённо посмотрел на неё, хотел было сказать что-то вроде: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала», – но, перехватив суровый Витахин взгляд, смолчал.

– Конечно, тут работы не так уж много, – рассудила Майка. – Ямы выкопать да столбы врыть. А вот если бы тут ещё скамеечки поставить, как на настоящем стадионе, тогда долго провозимся.

– А что? Давайте и взаправду вроем, а? – слабым голосом предложил Миколка. – А ещё можно будку для газированной воды построить.

– Ясно, можно, – поддержал его Витаха. – К нам тогда и взрослые будут приходить.

– И надписи в стихах тут можно повесить, – сказала Майка. – «Здесь гуляй и отдыхай, а про учёбу не забывай!»

– Это кто сочинил? – приподнялся на локте Миколка.

– Я.

– Врёшь?

– Ну вот, стану я обманывать! Я о чём хочу, про то и сочиняю.

– А про меня, например, можешь сочинить?

– Пожалуйста, только надо подумать!

Майка наморщила лоб, и все ребята замолчали.

Наконец Миколка сказал:

– Ага! Не выходит! У тебя ещё мозги не такие, как у взрослого!

– Тише ты! – строго сказал Витаха. – Я знаю, для поэтов самое главное – тишина.

– Написала! – вскочила Майка. – Слушайте! «Ты, Миколка, как иголка, языком ты колешь колко!»

– Вот здорово! – удивились все. – Эпиграмму сочинила!

И тут же мальчишки стали просить Майку написать про каждого стихи – про Петю, про Ваню, Колю и других. Майка на ходу начала придумывать рифмы, которые вызывали у ребят улыбки; «Ваня – баня», «Петя – плети», «Коля – кролик».

А потом она предложила ребятам самим подобрать для неё рифмы и дать пять минут на сочинение. Ребята закричали: «Печка – овечка! Мостик – хвостик! Баба – слабый!» Майка все рифмы запомнила и вдруг через пять минут прочла:

 
Дед Архип сидел на печке.
По дороге шла овечка,
У неё болтался хвостик.
Глядь, а на дороге мостик!
Этот мостик очень слабый —
Провалилась на нём баба.
И овца нырнула к рыбам!
А за рифмы вам – спасибо!
 

Все ребята завыли от восторга.

За пустырём раздалось урчание автомобиля, и над забором поднялся жёлтый столб пыли.

Через минуту на поле въехал зелёный «газик». Из него вылез человек в полувоенном костюме. Он вытер платком потное лицо и огляделся.

– Ура, Матвей Никитич приехал! – воскликнул Витаха и двинулся навстречу парторгу. Каждый старался подойти к нему поближе, пожать руку.

В кругу толкался и Миколка. Он уже совсем оправился.

– Здорово, пионерстрой, здорово! – улыбаясь, говорил Матвей Никитич, протягивая руки. – Ого, как вас здесь много… Майка, и ты здесь?

– Здесь! – важно сказала Майка.

– А где Андрюшка?

– Нет его.

– Вот пострел! Семён Петрович уже четыре дня дома не ночует, а ему хоть бы что! Совсем забыл про отца. Вы его как увидите, так гоните к отцу.

– Ладно, – сказала Майка и добавила: – А нам, Матвей Никитич, для баскетбола специальные кольца нужны. А где достать, не знаем.

– Баскетбольное кольцо? – переспросил Матвей Никитич. – Такое, с сеткой? Это мы сделаем. Я скажу в механическом цехе.

– А нам и сварочный аппарат нужен, – протиснулся вперёд Миколка. – У нас две трубы есть для железной мачты, свой сварщик имеется – вот Витаха, – а аппарата нет. Скажите, Матвей Никитич, что нам…

Миколку опять оттёрли. Он никак не мог снова подойти к Матвею Никитичу. Но потом, вскочив кому-то на плечи, крикнул:

– Матвей Никитич! Нам и долото нужно!

Матвей Никитич услыхал и эту просьбу. И, так как её легко было выполнить, тут же настрочил записку в столярную мастерскую и дал ребятам свой «газик». За долотом с Миколкой хотели ехать человек двадцать, но в машине уместилось лишь восемь.

Матвей Никитич ходил по площадке и удивлялся тому, как хорошо её распланировали. Он пробовал раскачивать уже врытые волейбольные столбы, но они не поддавались.

– Прочно сделано! Молодцы! – поминутно говорил он. – И дружно так у вас получается. Настоящими коммунистами растёте!

– А как же! – сказал Витаха. – Нам сейчас что ни скажи, всё пойдём вместе делать.

– Матвей Никитич, а коммунизм скоро будет? – спросила Майка.

– А как же!.. Вы-то наверняка при коммунизме жить будете. Да и мы, старики, я думаю, доживём. Кругом уже люди новые, жизнь иная…

– А как это, Матвей Никитич, – люди новые? – спросила Майка. – Я тоже новая?

– Новая. И Миколка новый, и Витаха. Ведь вас и сравнить нельзя с каким-нибудь школьником из капиталистической страны. Вы на целых пять голов выше. А почему, знаете?

– Мы здоровее их, – сказал кто-то из ребят.

– Правильно. А ещё?

– Мы пионеры, а они нет, – ответила Майка.

– Правильно. Ну, а самое главное? – Матвей Никитич внимательно обвёл всех глазами. – У них, ребятки, с самого детства знаете какое прививается понятие о жизни? Когда ты будешь взрослым, либо ты будешь другого грабить, либо другой ограбит тебя. А мы… мы воспитываем вас так, чтобы вы и слова такого не знали – «грабёж». Вот, например, Майка: какая у тебя задача в жизни?

Майка застеснялась:

– Я… я хочу поэтом стать.

– Поэтом хочешь стать? – переспросил парторг. – А вот для чего?

– Буду такие стихи писать, чтобы все запоминали…

– Какая боевая! – улыбнулся Матвей Никитич. – Очень хорошее у тебя призвание. Пиши, пиши… И наш завод также опиши в стихах. Он во время войны столько вынес, что о нём надо целые поэмы писать. Знаешь… – Матвей Никитич снял белую фуражку и присел на траву, – в 1941 году фашисты вплотную подошли к заводу и хотели захватить его «тёпленьким», но наши рабочие с войсками целых полтора месяца обороняли его. Потом немцы собирались снова пустить завод и привезли из Германии своих инженеров. Но и этот фокус им не удался. Мы всё вывезли. А директора этого завода – был такой генерал Фридрих фон Зуппенпифке – я вот этими своими руками в 1943 году на чердаке поймал. Сидит он в темноте и трясётся от страха. А я взял его за шиворот и тяну на свет. Он визжит как поросёнок, думает, что мы его сейчас убьём. Но я не стал о него руки марать – пускай сам народ его судит…

В это время на пустырь вернулся «газик». Миколка жонглировал в воздухе долотом.

– Ну, трудитесь на здоровье! – сказал Матвей Никитич прощаясь. – А когда турник сделаете, дадите один разочек подтянуться?

– Дадим! – закричало несколько голосов. «Газик» фыркнул и рванулся. На нём вместе с Матвеем Никитичем поехала кататься вторая партия ребят.

– Хороший человек! – глядя вслед машине, сказал Витаха.

– Очень хороший: кататься даёт! – поддержал его Миколка. – Я вот когда вырасту, тоже пойду на парторга учиться.

Глава XVI. Драгоценные миллиметры

В эти дни заводская многотиражная газета «Жигачёвский металлург» выходила под жирными заголовками:

ТОВАРИЩИ! ДО ПОДЪЁМА ДОМНЫ ОСТАЛОСЬ 5 ДНЕЙ!

ТОВАРИЩИ! ДО ПОДЪЁМА ДОМНЫ ОСТАЛОСЬ 3 ДНЯ!

Шли последние приготовления. От корпуса домны для её облегчения отсоединялись все трубы. Внутрь металлического корпуса вставлялся железный паук-распорка, чтобы домна не потеряла своей округлой формы. И, наконец, испытывался гидравлический подъёмник.

Домну решено было поднимать в воскресенье.

Эта работа, безусловно, была не секретной, но для того чтобы во время работы присутствовало поменьше «болельщиков» – а «болел» весь завод, – о предстоящем подъёме оповестили только самых необходимых людей.

В Министерство металлургической промышленности полетела телеграмма: «Обещаем дать чугун в срок».

Работы на домне, как и на других участках, проводились по жёсткому графику. Отойти от графика – значило не выполнить своего обещания. Но этого никто не хотел. У рабочих даже был девиз в стихах:

 
Слово строителей – твёрдое слово.
Сказано: к сроку – к сроку готово!
 

…Афоня сидел на лестнице пылеуловителя, как раз напротив домны. Он поспел вовремя!

Когда он утром вылез из трубы и увидел, что к домне в воскресенье собирается – по одному, по два – народ, он сразу же подумал, что это всё неспроста. Он ещё был далёк от мысли, что именно сегодня будет подъём, но, прибежав за взрослыми к домне и взобравшись на пылеуловитель, он понял, что станет свидетелем необыкновенных событий.

Ещё только всё начиналось. Внизу, на земле, Семён Петрович, собрав вокруг себя рабочих и инженеров, размахивая рукой, давал последние наставления. Витахина мать, Мария Фёдоровна, в грязном комбинезоне, в поднятых на лоб синих очках и с газовой горелкой в руках, внимательно слушала его. Матвей Никитич, щуря глаза, оглядывал домну, будто прицеливался, откуда её лучше будет штурмовать. Майкин отец молча курил.

– Ну вот, – говорил Семён Петрович, – сегодняшний день решит всё. Будем работать сейчас без спешки. Правда, у нас всё учтено, но всё-таки, чтобы какая-нибудь мелочь не подвела, лучше не торопиться. Мы и так, вместо того чтобы год строить новую домну, в один день решаем всю проблему. Вопросы есть?

[…]

…тным чувством и досадой на себя вспомнил, что этой вот Марии Фёдоровне Грицай он не захотел красить квартиру.

– Внимание! – сложив рупором ладони, скомандовал Семён Петрович. – Начинаем подъём!

Двое рабочих, взявшись за ручки, торчащие сбоку небольшого железного ящика, стали их крутить. Это был насос. Самая что ни на есть обыкновенная вода, пройдя через него, уже под сильным давлением устремилась по медным трубкам к подъёмникам – домкратам.

В насосе забулькала вода, и это бульканье было отчётливо слышно, потому что на домне вдруг наступила мёртвая тишина. Прекратились стуки, разговоры. Все начали вглядываться в гигантскую домну. Но она как стояла не шелохнувшись, так и продолжала стоять.

«Сорвалось! – подумал Афоня. – Не выпрямляется!»

У него по спине пробежал холодок.

Он ясно видел, как раздвигались домкраты, упираясь в верхнюю часть домны и силясь её поднять, но домна стояла без движения. Только прогибалась стальная обшивка.

– Прекратить подъём! – крикнул Семён Петрович и быстро закурил. – Тут что-то держит…

Он снова проверил разрез, а затем вместе с двумя рабочими полез на самую верхушку домны, на колошник.

Пробыли они там минут пятнадцать, затем спустились.

Руки у Семёна Петровича были покрыты ржавой пылью.

– Там труба осела, ну и зацепилась за колошник. Мы отвели её. Теперь можно продолжать, – сказал он. И снова завертелись ручки насоса.

Вдруг раздался голос Матвея Никитича – радостный, гулкий. Он кричал из нутра домны:

– Десять миллиметров!.. Двадцать миллиметров!.. Идёт, голубушка!

Афоня привстал на своей лестнице и увидел, что щель в разрезанном корпусе увеличилась.

Домкраты продолжали работать.

Витаха, заливая из маслёнки масло в насос, любовно обтирал ветошью его крышку. Потом он вынул из кармана гаечный ключ и стал им что-то подвинчивать. Он работал старательно, со знанием дела. Иногда он обращался к рабочим, и те с серьёзными лицами что-то объясняли ему.

Афоне вдруг страшно захотелось встать на Витахино место. Он так же хорошо управился бы с маслёнкой, как это выходило у Витахи. А может быть, даже у него и лучше бы вышло. А что плохого, собственно говоря, ему сделал Витаха?

Потом у Афони мелькнула мысль, а вдруг сейчас поломаются домкраты? Тогда всё дело завалится.

Но он зря волновался. В подъёме всё было предусмотрено.

– Вбить клинья! – скомандовал Семён Петрович.

Раздался оглушительный металлический звон – это били кувалды, – и в образовавшемся зазоре показались чугунные клинья. Теперь уже корпус не мог осесть.

Семён Петрович посмотрел в зазор и крикнул:

– Ну как, парторг, обманем время?

– Обманем! – раздался гулкий голос.

Майкин отец стоял на земле возле подъёмного крана и осматривал толстые стальные накладки, которыми он должен был заделывать брешь в домне. Сейчас их поднимут наверх и будут приваривать к корпусу.

Афоня хотел было сбегать за Андрюшей, чтобы он тоже посмотрел, как умеют в Жигачёве здорово работать, но, с сожалением вспомнив, что они поссорились, остался сидеть на пылеуловителе.

Беспрерывно стучали кувалды, загоняя клинья.

Когда зазор в корпусе стал похож на огромный чёрный и беззубый рот, в нём показалась голова инженера Матюшенко:

– Семён Петрович! Отвес подошёл к математическому центру. Домна сейчас в вертикальном положении.

На кольцевую площадку вылез Матвей Никитич. Он молча обнял Семёна Петровича и поцеловал его. Потом потряс руки двум рабочим, которые крутили насос, и Марии Фёдоровне. Но, как показалось Афоне, больше всего Матвей Никитич тряс руку Витахе. Афоне стало завидно. Витаха почти ничего не делал – с какой-то маслёнкой возился, – а ему трясли больше всех.

«Вот немножко поработал – и уже почёт! – подумал Афоня. – А ты, как дурак, никакого уважения не имеешь».

Домна была выпрямлена!

Афоне хотелось танцевать, он чуть не съехал по ступенькам пылеуловителя и подбежал к Семёну Петровичу. Тот уже сидел на каком-то бесформенном куске бетона. Перед ним лежала раскрытая пачка «Казбека», и каждый, кто хотел, брал из неё папиросы.

Витаха, развалившись на земле, будто после тяжёлой работы, сладко потягивался. Он не видел Афоню.

К Семёну Петровичу подошёл парторг:

– Вы знаете, за сколько времени мы подняли домну?

– За сколько?

Матвей Никитич отвернул край рукава и поднёс к глазам Семёна Петровича часы.

Домна была поднята за пять с половиной часов.

Афоня даже не заметил, как пролетело это время, словно он сам был на кольцевой площадке и вместе со взрослыми поднимал домну.

Глава XVII. Диспетчерский рапорт

Андрюша сидел у отца в кабинете и, потирая ладонью о ладонь, скучающе озирался.

Утром Майка знаками – Андрюша с ней не разговаривал – объяснила, что его вызывает к себе отец.

Кругом на стенах висели чертежи, диаграммы, какие-то фотографии. На одной была видна панорама довоенного завода с дымящей домной.

В кабинете были стол, диван и тумбочка с графином. А в углу стояли ещё два сдвинутых вместе письменных стола. На широкой общей крышке горели и мигали красные, зелёные, белые глазки. Лампочек было штук сто. И, глядя на них, казалось, что это не диспетчерский пульт, а макет освещённого города.

За пультом сидела смуглая девушка в наушниках. Перед ней на стойке висели серенькая коробочка микрофона, поодаль чернел диск репродуктора. Девушка то и дело трогала кнопки и рычажки включения и с кем-то вполголоса переговаривалась.

Отец что-то быстро писал. Изредка он бросал на Андрюшу взгляд, и по его лицу скользила лёгкая улыбка.

Сын сидел загорелый, обросший волосами – на шее хоть косички заплетай, – в безрукавке и трусах. Ботинки у него были стоптаны. Из правого ботинка выглядывал большой палец.

– Ну, сынок, что нового? – оторвавшись от бумаг, спросил Семён Петрович. – Ты что ж это меня совсем забыл – курьеров за тобой посылать приходится. Я позавчера тебя ждал, вчера волновался, а ты где-то там бегаешь и ни разу не заглянешь сюда… От мамы писем нет?

– Нет ещё.

Семён Петрович, видимо что-то вспомнив, опять склонился над бумагами и начал в них рыться.

– Так… А Майка хорошая повариха? Чем же она тебя угощает?

– Котлеты делает, блины как-то испекла…

Андрюша проглотил слюну. Он давно уже по-настоящему не обедал – с первым и вторым, – а сидел на хлебе, колбасе и картошке.

– Значит, ты сыт у меня?

– Сыт, – вздохнул Андрюша.

Вдруг секретарь Маруся, сидевшая за диспетчерским пультом, громко сказала:

– Семён Петрович, уже пять часов. Рапорт. Все на своих местах.

Отец посмотрел на ручные часы. Лицо его сразу изменилось. Из приветливого и добродушного оно сделалось сосредоточенным, строгим.

Он подошёл к микрофону. Девушка-оператор с карандашом и толстой тетрадью расположилась рядом – приготовилась записывать приказы.

– Внимание! – сказал в микрофон отец. – Первый участок – теплоэлектроцентраль, докладывайте!

Андрюша услыхал, как в чёрном диске репродуктора кто-то откашлялся.

– За вчерашний и сегодняшний день мы смонтировали топку первого котла. Вопросов вообще нет, но нам недодали под мусор три автомашины.

– Гараж, слышите? – Отец покосился на Андрюшу и тихо сказал: – Понимаешь, как тут у меня устроено?

Андрюша, очень заинтересованный, кивнул головой. Бот, оказывается, о каком диспетчерском рапорте говорил раньше отец! Все строительные участки, которые находятся друг от друга за десять – двенадцать километров, соединены телефоном с отцом и каждый между собой. Они слышат друг друга, будто разговаривают в одной комнате. Как придумано!

– Слышу, – ответил гараж. – У меня шофёров не хватает.

– У вас у одного, что ли, людей не хватает? – строго спросил отец. – Я сам тут каждого человека выкраиваю. Когда пустим домну, тогда освободятся люди, а сейчас пока надо что-то придумать.

– Ладно, я придумаю. Посажу за руль механиков.

– Вот и договорились… Мартеновский цех, слушаю вас!

– Установка восьмидесятиметровой вытяжной трубы закончена! – с гордостью сказал репродуктор. – Продолжается кладка ванны.

Андрюша вспомнил: когда он приехал, над мартеновским цехом торчал всего лишь маленький кончик трубы, а теперь она была уже поднята на восемьдесят метров!

– Но у меня, Семён Петрович, скандал, – продолжал мартеновский цех, – кирпич кончается.

– Кирпичный завод, в чём дело?

– Я тут не виноват, Семён Петрович, – медленно ответил вкрадчивый голос. – Я им выдаю по графику, а они сами в день больше укладывают.

– В общем, раз они график обгоняют, им надо выдавать, как только потребуют. Понятно?

– Понятно.

– Семён Петрович, а Семён Петрович! – вдруг влез в разговор чей-то сипловатый голос. – Мне бы драночки…

– Кто это ещё? Подождите… Прокатный цех, инженер Сергеев, докладывайте, почему не выполнили график?

– Балок не было… – растерянно ответил репродуктор.

– Балок не было? – резко переспросил отец. – Ну что ж, хорошо. За срыв задания вы сняты с работы. Без вас обойдёмся, нам такие люди не нужны.

– Но почему же? Ведь я…

– Надо уметь добиваться балок. Прощайте. У меня нет времени с вами деликатничать. Вы уже в третий раз график сорвали. Ваше счастье, что не мартеновский цех – направление главного удара. А то бы – под суд за халатность!

Андрюша никогда не видел отца таким сердитым. «Ну и разозлился! – подумал он. – Даже с работы прогнал».

Ему почему-то стало жалко знакомого инженера в пенсне, который жил у них в доме. О его увольнении ведь услыхали на всех участках.

– Железнодорожный цех! – продолжал перекличку отец.

– Вчера и сегодня на завод прибыло сто семьдесят вагонов с оборудованием и стройматериалами. Цемент – с Урала, стандартные дома – из Калинина, кабель – из Москвы, автомобили – из Горького, нефть – из Баку, лес – из Белоруссии, шпалы – из Архангельска, прокатное оборудование – из Краматорска. Вагоны разгружены без задержки. Правда, людей маловато было, но управились.

– Молодцы! – вдруг вырвалось из репродуктора. – Иваненко, зайдите сегодня в партком.

Это был голос Матвея Никитича. Андрюша узнал его сразу. Он тоже, оказывается, слушал рапорт.

– А насосы и стекло прибыли? – спросил отец.

– Нет.

– Тьфу! Вот горе мне с этими поставщиками – всё дело портят!

– Семён Петрович, а Семён Петрович! – опять влез в разговор сипловатый голос. – Мне бы драночки…

– Кто это мне мешает работать? – возмутился отец. – Вы почему без очереди лезете?

– Да дранки надо, Семён Петрович, – взмолился голос. – Работа стоит. Бисов сын Стеценко без ножа режет!

– Не лайся, – возразил кто-то, – сам ты такой!

– Вы что тут, ругаться собрались? – спросил Семён Петрович. – А то живо обоих выключу! Ждите очереди!.. Отдел кадров, ваше слово!

– Сегодня на стройку прибыло десять инженеров – молодых выпускников – и сто монтажников.

– Где вы их разместили?

– Пока что по баракам и землянкам, Семён Петрович. Хотим брезентовые палатки поставить. В них человека по три поместится.

– Ставьте… Центральный склад, выдайте палатки…

– Главный бухгалтер, подсчитали?

– За вчерашний день, Семён Петрович, произведено работ на один миллион сто тысяч рублей, – продребезжал в репродукторе старческий голос. – Сэкономлено пятьдесят тысяч рублей.

– Хорошо. Я вас выключаю… Ну, кто там дранки просил? – улыбнулся отец.

– Я, Федорчук.

– А, это ты, Федорчук! Что у тебя голос изменился?

– На реке, Семён Петрович, простыл после работы. Потный был. Мне бы дранки…

– Деревообделочный комбинат, что вы там Федорчука задерживаете? Для строительства жилых домов дранку дать немедленно! Никаких возражений!

Девушка-оператор записывала в тетрадку каждое донесение с участков и каждое распоряжение начальника строительства.

Андрюша, сияя, смотрел на отца. Он никогда не думал, что на заводе в день совершается так много работ. И даже подсчитано: они стоят миллион рублей! Подумать только – один миллион! Андрюше было даже невдомёк, что отцу не хватает шофёров, инженеров, рабочих, что он давно ждёт насосы и стекло. Оказывается, что сейчас на заводе домна была направлением главного удара. Как на фронте! И, значит, отец был здесь главнокомандующим. Он принимал донесения с поля боя, снимал плохих начальников. И все его слушались, подчинялись, А он отдавал распоряжения не задумываясь, резко, строго, и это, вероятно, потому, что всё время смотрел на фотографию довоенного завода, дымящего, красивого. Это было очень здорово!

Диспетчерский рапорт заканчивался.

– Теплоэлектроцентраль, – снова позвал Семён Петрович, – а ну-ка, дайте трубку пионерам. Они сегодня звонили мне, когда меня не было.

И вдруг Андрюша услышал знакомый мальчишеский голос. «Витаха!» – догадался он.

– Семён Петрович, на спортплощадке установлены два волейбольных столба, начался монтаж турника и качелей. Нам не хватает железных скоб размером триста миллиметров. Потом, Семён Петрович, для того чтобы сварить из труб мачту, нам нужен сварочный аппарат.

– Я у них там был, Семён Петрович, – поддержал Витаху парторг. – Хорошая спортплощадка получается. Надо сделать ребяткам.

– Сделаем, – сказал отец. – Механический цех, Чередниченко! К тебе придут дети, так ты их выслушай и помоги. Потом отрапортуешь.

– Есть!

– Витаха! – вдруг позвал парторг. – Ты у меня просил рекомендацию в комсомол Можешь зайти, она уже лежит на столе.

– Рекомендацию дали… рекомендацию написали… – послышались в репродукторе детские голоса.

И Андрюша понял, что Витаха рапортовал не один: рядом с ним стояли ребята.

– Спасибо, Матвей Никитич! – секунду спустя ответил Витаха. – Но у нас ещё не закончилось строительство…

– Ничего, заходи, заходи. Я тебя досрочно рекомендую. Нам нужны такие люди, как ты.

Андрюша сидел и изумлялся. С Витахой разговаривали, как с большим, и всерьёз. И строительство спортплощадки, выходит, не какая-нибудь игра, а настоящее дело. А ведь Андрюша также мог бы рапортовать отцу. И все бы знали, что это говорит сын начальника, который тоже помогает заводу. А сейчас – что он мог сказать отцу? Выкрашено одно окно. Мало. Зря потерял время с Афоней! Майка хитрая, сразу туда пошла. А как хочется что-нибудь сделать!..

– У тебя всё, Витаха? – спросил отец.

– Всё. Только один вопросик личного порядка.

– Хорошо, сейчас отвечу… Товарищи, диспетчерский рапорт окончен. – Семён Петрович посмотрел на Марусю: – Отсоедините все участки… Я тебя слушаю, Витаха.

– А вы, Семён Петрович, сына своего нашли?

– Нашёл. Четыре дня не видел. Чего же вы в отряде так плохо за своими пионерами смотрите?

– А мы за ним совсем не смотрим, – тихо сказал Витаха. – Он не наш.

– Как не ваш? – Семён Петрович взглянул на сына. У того был раскрыт рот. Он не дышал. – Он же мне говорил, что работает у вас и очень доволен!

– Нет, он ни разу у нас не был.

Андрюша почувствовал, как весь вдруг ослабел. Он хотел что-то сказать в своё оправдание и не мог.

– Ни разу не был? – в изумлении спросил отец. – Гм… Впрочем, я сейчас это выясню… – Семён Петрович отодвинул от себя микрофон. – Андрюша, что это значит?

Андрюша не смотрел на него.

– Ты будешь мне отвечать?

– А что отвечать? – тихо спросил Андрюша.

– Ты вот с этими ребятами работал? – Отец показал пальцем на микрофон.

– Не-ет…

– А чем же ты тогда целыми днями занимался?

– Рыбу удил… гулял…

– В общем, шалтай-болтай – да?

– Да…

– Хорошо, – сказал отец. – Иди сейчас домой и ожидай меня, там поговорим.

Семён Петрович сжал рукой край стола и сосредоточенно посмотрел на Андрюшу. «Ну и попадёт мне от жены за то, что взял Андрюшку с собой! – подумал он. – Вот, не слежу за мальчонкой…»

За дверью Семёна Петровича ждали инженеры, рабочие и у каждого были неотложные дела. Они вошли прямо скопом, окружили стол. А ещё кто-то крикнул из коридора:

– Семён Петрович, через десять минут совещание, нас уже ждут!

Андрюша вышел из кабинета и, совершенно обессиленный, плохо соображая, что произошло, поплёлся по коридору.