Текст книги "Огненный ручей"

Автор книги: Иосиф Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Иосиф Дик
Огненный ручей

Глава I. Чрезвычайное сообщение

Андрюша прибежал к Серёже часов в семь вечера. Козырёк кепки у него был свёрнут на ухо, клетчатая рубашка выбивалась из штанов, а воротник был застёгнут не на ту пуговицу. У Андрюши бегали глаза, он тяжело дышал. На лбу, покрытом спутавшимися чёрными волосами, и на носу блестели капельки пота.

Когда он бежал, то очень волновался: дома ли Серёжка? В эту минуту его приятель был необходим как никогда. Они всё делили пополам: и радости и горести. И, пожалуй, Серёжа, как никто из друзей, мог для Андрюши найти то верное слово, после которого на сердце становится очень светло и радостно. Бывало, Андрюшу выгоняли с урока в коридор, – Серёжка просил учителя выгнать и его, потому что и он виноват в разговорах. Когда Андрюша, поссорившись дома с мамой, убегал от её веника, то первым делом он всегда мчался к Серёжке – прятаться в тёмный чулан. И Серёжка в ответ на мамин вопрос: «Где мой сын?» – умел очень хорошо строить невинные глазки.

Открыв дверь, Серёжа растерялся. За Андрюшкой, вероятно, была погоня или дома с ним стряслось что-то необыкновенное.

– Ты что? Бегут за тобой, да? – испуганно спросил Серёжа и поспешно захлопнул входную дверь.

– Нет… не бегут… – задыхаясь, ответил Андрюша. – А ты что делаешь?

– Мясорубку на кухне кручу. Мама попросила. А что?

– Дело есть… Я…

Не успел Андрюша и слова дальше сказать, как Серёжа, поглядев в коридор – не слышит ли кто, – потащил его за рукав в ванную комнату. Здесь он быстро запер дверь на крючок и отвернул кран. В ванну с шумом хлынула вода.

– Ну, говори. Нас не услышат.

– Подожди… Да что ты меня сюда затащил? – сказал Андрюша, утирая пот с лица. – Ух, бежал здорово! Еле вырвался. Я знаешь, зачем к тебе прибежал?

– Зачем?

– Прощаться, вот зачем!

Лицо у Сережи вытянулось:

– Ты что, заговариваешься? Утром по телефону ничего не говорил, червей собирались завтра для рыбалки копать, а сейчас – прощаться?

– Прощаться, – мотнул головой Андрюша. – Вот честное пионерское! Папа утром ушёл на работу, а потом – бац! – обратно приходит. «Беги, говорит, в магазин, я завтра на завод вылетаю…»

Серёжа быстро закрутил кран. В ванной комнате сразу стало тихо. Из крана продолжали падать только редкие звонкие капли.

При слове «вылетаю» у него сладко заныло сердце. Он завидовал всем людям: и тем, которые уже летели над его головой на маленьких и больших самолётах, и тем, кто ещё только собирался лететь. Он думал о том, что когда станет взрослым, то единственным средством его передвижения будет самолёт. И на дачу из Москвы в Перловку он будет только летать. И в школу из дома – летать! И в булочную – летать! Андрюша знал об этой страсти своего приятеля и даже вместе с ним на листе ватманской бумаги проектировал моторчик с пропеллером, который мог устанавливаться на голове каждого человека и тянуть его вверх. Но потом друзья догадались, что такие моторы могут срывать голову, и поэтому прекратили научные работы в области воздухоплавания.

– На самолёте?! – с тайной завистью произнёс Серёжка. – А куда?

– На Украину, на завод «Жигачёвсталь». Его немцы разрушили, а мы восстанавливаем. Теперь там с какой-то домной неполадки, ну и папу главным начальником назначили.

– Главным начальником?

– А кем же ещё! Его и в Цека уже утвердили, как с сильной волей. Этот завод очень важный. Там стальные листы для автомобилей делаются. А я обрадовался и тоже попросился.

– Молодец! – восхитился Серёжа. – Я бы тоже туда поехал!

– Ха! Поехал один такой! – усмехнулся Андрюша. – Ты думаешь, он меня сразу взял? Я его два часа уговаривал! Он мне говорит, чтоб я ехал в Звенигород, к бабушке. А я Говорю: «Не поеду». Он говорит: «Там питание, отдохнёшь». А я: «А чем же на Украине не отдых? Не буду же я на заводе торчать!.. Я же отдыхать от учёбы еду!»

– Конечно, отдыхать, – сказал Серёжа, – чего тебе на заводу делать!.. А река там какая?

– Сам Днепр! Там костры можно жечь, на лодке за рыбой ездить…

– Ты подумай! – пришёл в восторг Серёжа. – Совсем красота? А на Украине фруктов, знаешь: ешь – не хочу!

– Да, он, значит, меня не берёт, – продолжал Андрюша. – А потом я взял да и заревел.

– Подействовало? – подмигнул Серёжа.

– Самый верный способ! – засмеялся Андрюша. – Он у меня добрый. «Ну ладно, говорит, собирайся». Тут и пошёл ералаш! Мама-то наша в санатории, вызывать мы её не хотим, а где чего лежит, не знаем. Все шкафы перерыли. Только недавно чемоданы упаковали…

Серёжа не мигая смотрел на товарища. Щёки у него покраснели, словно не Андрюша, а он только что ворочал чемоданы, затягивая их ремнями.

– Слушай, – взмолился он, – а ты меня не можешь взять с собой. Я у тебя там хоть адъютантом буду, хоть помощником – в общем, только возьми. Вдвоём же будет интереснее!

– Можно взять! – вдруг вырвалось у Андрюши. – Ты знаешь, как мы там заживём! Утром будем вставать – делать физзарядку. Потом будем дневники писать…

– Ты про меня, а я про тебя… – вставил Серёжка. – Это будет очень здорово, когда мы осенью будем на уроке их читать…

– Да, а потом мы поедем в Запорожскую Сечь, разные шлемы собирать и мечи. Может быть, какой-нибудь курган разроем с казацкими саблями… Отец говорил что Сечь будет совсем рядом.

– Ага, и мы будем на рапирах драться! – воскликнул Серёжка. – Ну, я уже собираюсь!

– Э-э, подожди! – вдруг сказал Андрюша. – Я ещё должен с отцом поговорить. Но тут надо – знаешь как? – Дипломатически действовать. Вот, положим, он придёт сегодня с работы, а я ему и скажи: «Пап, а мне там очень скучно будет на заводе одному, давай Серёжку за компанию возьмём, а?» Ну, отец подумает, подумает: действительно, там ребят нет, и возьмёт тебя. Договорились? А ты тут своих родителей уламывай!

Серёжа взволнованно прошёлся по комнате:

– И что у меня за родители – никуда их не посылают с работы! Вот и живи, мясорубку крути…

И вдруг, вспомнив про мамино задание, Серёжа зло ударил ногой в дверь:.

– Пойдём, Андрюшка, на кухню!

Мясорубку крутили по очереди. На кухне кроме ребят, никого не было. На газовой плите колыхался один голубой венчик. Тихо журчала вода в водопроводных трубах.

Серёжа кидал кусочки мяса в чавкающее горлышко машинки и молчал. Потом горестно вздохнул:

– Э-эх, Андрюшка! Никто мне не разрешит туда поехать… А письма-то будешь писать?

– Буду. Обязательно.

Андрюше тоже было жалко расставаться. Так, если бы он не улетал завтра, глядишь – ещё бы погуляли вместе. В Политехнический музей сходили, сделали бы из папиросной бумаги воздушный шар. А теперь… теперь придётся встретиться только в сентябре.

Андрюша вышел на улицу со свёртком в руках. В газетку были завёрнуты старенький рюкзак и лётные очки с выбитыми стёклами – Серёжин подарок.

Стоял тёплый июньский вечер. Из цветочного ларька пахло сиренью. На улице было людно. В одном из распахнутых окон играла радиола. Лилась лёгкая, радостная музыка.

Андрюша шёл по тротуару и думал о том, что вот завтра в Москве будет точно такой же вечер, а его уже здесь не будет. От этой мысли ему почему-то было и грустно и в то же время весело.

По дороге он зашёл к Галке Ершовой и будто мимоходом сказал, что летит на строительство и к нему туда приедет Серёжка.

– А куда – в Сибирь? – спросила Галка.

– Не, на Украину…

– Ну, на Украину неинтересно! – махнула рукой Галка. – Вот Сибирь – это да!

– Дура! – рассердился Андрюша. – Я проститься пришёл, а ты – «неинтересно»! Не всё ли равно, где строить?!

– Конечно, не всё равно. Там медведи, а у тебя что?!

– У меня – степь и… – Тут Андрюша задумался: какие же звери водятся на Украине? Но, вспомнив, что будто бы в заповеднике Аскания-Нова водятся лоси, добавил: – Антилопы и страусы.

– А крокодилов нет? – усмехнулась Галка. – В общем, не завирай. Вот уж если я куда поеду, то только в Сибирь или на Дальний Восток!

– А кому ты там нужна? – желая отомстить Галке за холодный приём, сказал Андрюша.

– И очень нужна! – сказала Галка. – И, пожалуйста, не хвастай, что едешь…

Андрюша сразу всё понял. Галка ему просто завидует, но она гордая и не хочет этого показать.

Андрюша после визита к Галке собирался зайти ещё к двум-трём приятелям, но, выйдя на улицу, решил: не зайдёт. Он знал, что им всем тоже очень бы хотелось поехать куда-нибудь в путешествие, но у одного отец – инвалид войны, у другого мама больная, а третий должен ухаживать за сестрёнкой, пока все взрослые на работе. И, короче, все были прикованы к своим домам. И лучше их не тревожить.

Андрюша мысленно прощался со своей улицей. Как ему всё знакомо здесь! Вот кино «Новости дня», куда он мог ходить хоть по четыре раза в день, потому что Серёжина мама работала в нём кассиршей. Вот книжный магазин, где возле прилавка можно часами рассматривать разные книжки. А вот и школа. Какая она тёмная и тихая! Все разъехались…

«А всё-таки как бывает здорово, – ликовал про себя Андрюша, – думал, что к бабушке поеду, а вышло – на Украину! Туда бы каждый обрадовался поехать: арбузов вдоволь, рядышком Днепр. Чем не жизнь?.. А где-нибудь на берегу можно будет построить шалаш. Наваришь каши гречневой – и наблюдай за природой, как она развивается. А ночью придётся костры жечь, чтобы звери не подходили… Эх, жалко, фотоаппарата нет, а то бы уже пофотографировал вдоволь! И в школьную фотовитрину эти бы карточки поместили… Ура! Завтра улетаю! Вот повезло мне!..»

Андрюша, как и всякий мальчишка, был очень любопытным человеком. Он любил читать книжки про войну и про шпионов, про открытие неизведанных земель, и когда он читал эти книжки, то первым героем среди героев видел себя. Особенно он любил читать про великих изобретателей и учёных. Ему самому очень хотелось сидеть ночами напролёт над ретортами с кипящими химическими веществами, мучиться над изобретением паровой машины и среди своих врагов, восходя на костёр, восклицать, например, как Галилей: «А всё-таки она вертится!» И он очень сожалел, что вокруг него всё уже изобретено. Радио – есть, телевидение – есть, реактивные самолёты – есть, автомобили – есть. И куда ещё можно приложить свои силы?! Андрюша пытался сделать электрическую мухобойку: муха садится на медный провод, обмазанный мёдом, и её парализует током, но, кроме того, что током два раза тряхнуло его самого, он ничего не достиг.

Кто знает… может быть, теперь, после перелёта на новое место, Андрюша и найдёт не исследованный наукой какой-нибудь вопрос, и его имя загремит на весь мир.

И только почти у самого дома он забеспокоился: а вдруг отец раздумал брать его с собой? Что делать? Нет-нет, он не раздумал. Обещал – сделает. А вдруг он на поезде захочет ехать?..

Впрочем, из-за последнего вопроса волноваться совсем нечего. Андрюша видел сам: дома на отцовском письменном столе лежали два картонных билетика, похожие на железнодорожные. На них было написано: «Аэрофлот».

Глава II. В облаках

Хороша утренняя Москва! Высокие узорчатые фонари с белыми колпаками ровным рядом тянутся вдоль тротуаров. Вот у подъезда серого дома, положив на лапы голову, сладко спит каменный лев. По песчаным дорожкам зелёных скверов прыгают стайки воробьев. Кругом на клумбах цветы: красные, синие, белые… А висящий над Москвой-рекой серебряный Крымский мост такой просторный и красивый, что, когда въезжаешь на него, так и кажется – ты уже в будущем.

Андрюша, в белой рубашке и красном галстуке, сидел рядом с шофёром и жалел, что никто из его друзей не видит, как он едет в машине. Семён Петрович, Андрюшин отец, сидел сзади. В ногах у него стояли три чемодана.

Автомобиль нёсся по Садовому кольцу, разделённому надвое белой пунктирной линией. В переулках на месте бывших трамвайных путей тяжёлые катки подминали под себя ещё дымящийся, привезённый с завода асфальт.

Солнце ещё не всходило, но было уже светло.

Пустынный проспект лежал в сиреневой дымке. Заспанные дворники в белых фартуках широкими взмахами метлы подметали тротуары. Посередине улицы, распустив водяные, прозрачные крылья, медленно плыла поливальная машина. За нею издалека тянулась чёрная, глянцевитая полоса. То тут, то там, одиноко прижимаясь к домам, голубели тележки из-под газированной воды.

Сколько раз проходил Андрюша по этим улицам и не замечал их красоты, а теперь, покидая Москву, он вдруг впервые как-то особенно почувствовал, до чего он любит свой город…

На Крымской площади машину остановил милиционер.

– Почему на жёлтый сигнал едете? – спросил он, хотя улица была пустынна.

– Простите, не рассчитали, – сказал шофёр. – На аэродром торопимся.

– На аэродром? – Милиционер строго посмотрел на шофёра и, захлопывая дверцу, откозырнул: – Тогда поезжайте!

– Спасибо! – ответил Андрюша. А когда тронулись, подмигнул шофёру: – Чуть не попались!

Отец щёлкнул Андрюшу в затылок:

– Рад, что едешь?

– Очень! – улыбнулся Андрюша. – Пап, а мы не могли бы взять с собой Серёжку?

– Ну и что бы я с вами там делал?

– Ничего! Жили бы все вместе, и всё. Мне бы веселее было!

– Хорошенькая причина! Ты скажи спасибо, что я тебя одного беру, а ты ещё и Серёжку тянешь! По знакомству хочешь его пристроить?

– Он меня очень просил…

– Пусть не горюет… На его век ещё хватит и строительств и путешествий.

– Но ведь с детства лучше начинать.

– Это верно… Но не обязательно… Можно и в своём дворе дело найти.

Дорога за городом была широкой и гладкой. Под автомобилем звенели шины. Стрелка на спидометре колебалась между цифрами «60» и «70». В открытое окошечко врывался упругий ветерок, приятно пахнущий свежей травой. На поворотах и перекрёстках шоссе стояли столбики с условными знаками. Вздёрнутые полосатые шлагбаумы целились, как зенитки, в бледно-голубое небо. Шофёр, завидя их, притормаживал.

В аэропорте, в высоком светлом зале с мраморными стенами, Семён Петрович, усадив Андрюшу на скамейку, понёс с носильщиком чемоданы на взвешивание.

Оставшись один, Андрюша огляделся. Аэропорт походил на самый обыкновенный вокзал. Тут сновали носильщики с медными бляхами на груди. При выходе на лётное поле висела надпись: «Выход на посадку». А у кассы можно было прочитать расписание самолётов и поглядеть на карту авиационных линий: Москва – Владивосток, Москва – Прага, Москва – Берлин… Только пассажиры здесь были немножко задумчивее и тише, чем на железной дороге.

Пока Андрюша ожидал отца, мимо него несколько раз пробегали какие-то люди с киноаппаратами.

– Давайте микрофоны! – командовал невысокий человек в зелёном костюме. – Пускай наша машина прямо заезжает на поле!

Андрюша не усидел и побежал за человеком в зелёном костюме. К аэровокзалу, урча моторами, подкатил самолёт-гигант, на котором латинскими буквами было написано «Эйр Франс». «Кто-нибудь из Франции», – подумал Андрюша и не ошибся. В Советский Союз прилетела французская рабочая делегация. Её встречало много людей. Как только из самолёта показался первый человек в чёрном берете и на костылях, все встречающие зааплодировали. Когда французы сошли на землю, к человеку на костылях поднесли микрофон, и он начал говорить. После каждой фразы он опускал голову вниз, словно разглядывая костыли, и ждал, когда переводчик закончит перевод. Француз говорил:

– Дорогие русские братья! Над нашими головами только что пронёсся ураган войны. Я хотел бы бросить костыли и радостно шагать по зелёной земле, но фашисты мне сломали позвоночник. Потом мы – и русские, и французы, и англичане – сломали хребет фашизму, но наши раны ещё болят. Так соединим же свои усилия для построения новой, счастливой жизни!

Русские рабочие поднесли французам цветы.

Андрюша побежал в вокзал.

Вернулся отец, держа в руках какие-то квитанции.

«Внимание! Производится посадка на самолёт Москва – Жигачёв – Симферополь! – загремел по залу голос диктора. – Вылет в шесть утра!»

– Это наш, – сказал Семён Петрович, – идём.

«Сейчас полетим! – восторженно подумал Андрюша. – Хорошо бы повыше подняться, километров на пять!»

Двухмоторный самолёт со стеклянным лбом, раскинув строгие крылья, стоял почти у самого здания. Сначала он был похож на гигантскую стрекозу, потом показалось, что это не просто самолёт, а межпланетный корабль. К нему на тележке подвезли вещи и начали их грузить. Какой-то человек в синей фуражке, заглядывая в листок, выкликал фамилии пассажиров.

Андрюша подошёл к хвосту самолёта, дотронулся пальцами до холодного, покрытого росой металла. На нём остался еле заметный след, как на запотевшем стекле. Тогда Андрюша вывел на хвосте: «С-е-р-ё-ж-а».

– Мальчик, не трогай, пожалуйста! – вдруг услыхал он чей-то голос и обернулся.

Перед ним стояла тонконогая девочка в белых носочках и в коротеньком коричневом платье с пояском. У неё были гладкие чёрные волосы, заплетённые в одну косичку. Карие глаза смотрели на Андрюшу не то насмешливо, не то серьёзно.

Эта девочка была чем-то похожа на Галку Ершову. Вероятно, своим независимым видом. И так как Галка вчера намного обидела Андрюшу, то сейчас он смотрел на незнакомку надменно и строго. Может быть, эта тоже колючая, и надо тут держать ухо востро. А вообще девчонка даже была красивая. Щёки у неё были нежно-розового цвета, над правым ухом голубой бантик с распустившейся ленточкой.

– А ты мне что за указ? – хмуро ответил Андрюша. – Тебе-то какое дело?

– Вот и дело! Не трогай, пожалуйста, – настойчиво повторила девочка, теребя кончик своего пионерского галстука. – Отвинтишь ещё чего-нибудь, а нам разбиваться?

– Разбиваться будем – не разобьёмся. На парашютах спрыгнем, – ответил Андрюша, а сам посмотрел на хвост самолёта: уж действительно не отвинтил ли чего-нибудь?

– Нам не будут давать парашюты. Мой папа уже узнавал, – сказала девочка. – Вот как! А ты, мальчик, тоже летишь или провожаешь?

– Лечу! – гордо ответил Андрюша. – И ничего туг страшного нет, что без парашюта. На самолёте это всё равно что на поезде, только быстрее.

– Говорят, что болтать будет и в воздушную яму мы можем свалиться. Это неприятно, или ты не знаешь? – спросила девочка, почему-то улыбнувшись. – А я ещё ни разу не летала.

– Болтанка? Это ерунда. А воздушных ям никаких нет. Кто же их там наделает? Я летал уже. Проверил. И в пургу попадал, и в грозу… – Андрюша увидел, как у девочки расширились глаза, и добавил: – Нас однажды так швыряло, что ой-ой-ой!.. Вверх тормашками все были. Лётчик уже по радио просил: спасите наши души.

– Души – уши… – вдруг задумчиво сказала девочка и прищурилась, словно что-то прикидывала в уме.

– Какие уши? – не понял Андрюша, но расспросить не успел: девочку кто-то окликнул, и она убежала к пассажирам.

Поглядев ей вслед, Андрюша задумался; кто она такая? Откуда едет? Куда летит? Вот хорошо бы – они попали в один город и подружились! Может быть, эта девочка лучше, чем Галка. Андрюша много раз фотографировал Галку, дарил ей марки с красивыми цейлонскими пейзажами, два раза ходил с ней в кино на детский утренник и там угощал её клюквенной водой, но Галка даже не позвала его на день рождения, хотя Серёжку пригласила. А почему? Непонятно. Может быть, потому, что их во дворе дразнили: «Тили-тили-тесто – жених и невеста»?

К самолёту подошёл высокий, бравого вида человек в плоской, будто капитанской, фуражке с лакированным козырьком. Он снял с хвоста самолёта колодки, погрозил миролюбиво Андрюше пальцем – дескать, не крутись тут – и полез в машину.

Началась посадка.

Самолёт был транспортный, без мягких кресел. Пассажиры рассаживались на алюминиевых с выемками скамейках. Они тянулись по обеим сторонам борта. В конце кабины лежали чемоданы и какие-то тюки с голубыми этикетками.

Андрюша уселся с отцом у пожелтевшего глухого окошечка. Девочка в коричневом платье сидела напротив и, видимо, тоже с отцом. Глаза у неё стали серьёзными и даже насторожёнными. Она держала отца за руку, а он, усатый, широкоплечий, в вышитой косоворотке и с широким шрамом на лице, сипловатым голосом говорил:

– Ну, не бойся! Чего трусишь? Смотри, как этот парень сидит.

– А он говорил, что он уже летал, а я ещё не летала!

– Ты уже с ним познакомилась?

– Мы просто разговорились… – Девочка изредка бросала на Андрюшу взгляды, но он делал вид, что не замечает их.

– А как его зовут?

– Не знаю.

– Что же ты его не спросила? Обычно везде свой носик суёшь, а тут сплоховала…

Отец девочки улыбнулся. Андрюша чувствовал, что он разговаривал с ней специально, чтобы ей не было боязно перед полётом. Ему было приятно, что на него указывают как на храброго, и он, беспечно поглядывая кругом, даже тихонько засвистел: «Потому, потому что мы пилоты…»

С самого утра Семён Петрович был задумчив, мало разговаривал. Андрюша чувствовал, что он думает о своей новой работе. Сегодня ночью он говорил с министром по телефону. Министр, видно, что-то объяснял, потому что папа всё время отвечал: «Понятно», «Задача ясная» или «Сделаем», а потом, после звонка, ещё долго не ложился спать, всё ходил по комнате.

Семён Петрович сидел в самолёте в своём полувоенном костюме, положив ногу на ногу, и смотрел перед собой. Его светло-каштановые курчавые волосы были откинуты назад, тонкие губы плотно сжаты.

Услыхав свист, Семён Петрович повернул голову и строго сказал:

– А ну-ка прекрати!

Андрюша не обиделся на отца. Кто, как не отец, выучил его свистеть! Он даже показывал, как свистеть в один палец, и в два, и по-кондукторски, и с переливами. Однажды дома поднялся такой свист – Андрюша учился, а отец показывал, – что в квартиру прибежал домоуправ. Мама сердилась: «Чему ребёнка учишь?» – а отец смеялся.

И вообще он был весёлый, разные случаи из жизни любил рассказывать, а если сегодня такой, то…

Взревели моторы, сначала один, потом другой, и сразу заложило уши. Самолёт задрожал как в лихорадке.

Пассажиры начали зябко поёживаться, хотя машина ещё стояла на месте. Девочка закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Ну, попутного ветра… – натянуто улыбнулся соседям отец девочки и дёрнул себя за усы.

– Сейчас полетим, – ободряюще сказал Семён Петрович, обнимая Андрюшу. – Через четыре часа будем там. Ты скажи, если холодно станет.

У Андрюши часто-часто и гулко застучало сердце, и ноги почему-то стали слабыми. «Трясучка какая-то! – подумал он. – А на поезде бы, наверное, лучше было…»

Самолёт незаметно тронулся и побежал, побежал… Вот уже нельзя различить стоящие в ряду на зелёном аэродроме маленькие самолёты. Вот – чирк! чирк! – колёса два раза коснулись земли, и тряски уже нет.

Пассажиры как-то прижались друг к другу и стали вроде бы родственниками.

В кабине было уже уютнее, а выступающие алюминиевые рёбра не казались такими грубыми и некрасивыми. Наоборот, было приятно глядеть на них – на толстые и крепкие.

«Ну, теперь уж папа не высадит меня! – радостно подумал Андрюша. – Как прилечу – сразу на Днепр! А какая красота в воздухе!»

Андрюше теперь только не хватало штурвала, шлема, наушников и… фотографа, который смог бы сделать Андрюшин портрет в этом виде. Он себе представлял, как зашумел бы их класс, если бы он принёс такой снимок в школу. Ребята сразу бы назначили пионерский сбор, на котором стоял бы один вопрос: «Отчёт Андрея Марецкого о полёте в воздухе». И Андрюша бы отчитывался со всей научной основательностью и выводами. Дескать, на большой высоте очень свежий и чистый воздух и, следовательно, нужно сделать летающие санатории, как бывают плавучие дома отдыха. В этих санаториях можно создать открытые кабины, чтобы купаться в облаках. Андрюша только не мог определить, как лучше купаться в этих облаках: в костюме или в трусиках?..

Земля на земле была какой-то неприбранной, а сверху она казалась аккуратной, похожей на географическую карту. Её разрезали тоненькие змейки железных дорог и шоссе, по которым, как муравьи, ползли автомобили и лошади с телегами. Ровные квадраты полей были покрыты яркой зеленью. Узенькие реки и серебряные блюдечки озёр показывали своё дно. У берегов они были жёлтыми – значит, здесь мелко; к середине – чёрными: глубоко. А леса были похожи на разостланные медвежьи шкуры.

Самолёт, казалось, висел в воздухе, и земля не спеша поворачивалась под ним. Внизу медленно проплывали и леса, и деревни, и городишки. Иногда на окраинах деревень виднелись пёстрые пятнышки – стада, как сказал отец.

Полёт был спокойным. Из пассажиров кто читал газету, кто сидел просто так, нахохлившись.

Знакомая девочка, видно, тоже привыкла к полёту. Она уже не была такой бледной, улыбалась и разговаривала со своим отцом. Потом встала и начала ходить по самолёту, рассматривая его рёбра.

«Наверное, тоже в пятый класс перешла», – подумал Андрюша про девочку.

Вдруг она остановилась перед Андрюшей:

– Мальчик, а ты что в окно не смотришь?

– Уже всё разглядел.

– А хочешь, вдвоём будем смотреть?

«Вот чудная! Незнакомая совсем, а говорит, как знакомая», – подумал Андрюша и сказал:

– Давай.

Семён Петрович чуть пододвинулся на сиденье, и ребята уткнулись лбами в окошечко.

– А вон фабрика работает, видишь? – сказала девочка. – Дым-то из трубы, как из паровоза.

– А вон трактор едет и сеялку какую-то за собой тянет, – ткнул пальцем в окошечко Андрюша.

– Вижу, вижу! – радостно говорила девочка. – И все такие маленькие, игрушечные, а мы – как Гулливеры, да? – И вдруг она продекламировала:

 
Сан-Франциско далеко,
Если ехать низко.
Если ехать высоко,
Сан-Франциско близко…
 

– Это чьи стихи? – спросил Андрюша.

– Пушкина, – лукаво улыбнулась девочка.

– Думаешь, поймала? Пушкин про самолёты не сочинял…

– А вот интересно: вдруг пришёл бы к нам Пушкин и оглянулся – кругом автомобили, самолёты, радиоприёмники, электричество! А при нём всего этого не было. Вот, наверное, удивился бы!

– Конечно, – сказал Андрюша. – Они тогда только на лошадях ездили и при свечах жили.

– И даже у самого царя автомобиля не было?

– Не было!

– А паровозы тогда были?

– Не знаю… Пап, – спросил Андрюша, – а при Пушкине паровозы были?

– Были, – улыбнулся папа. – Один паровоз на всю Россию!..

– А теперь, говорят, – сказала девочка, – мы скоро на Луну полетим.

– Я тоже слыхал об этом. И даже на Марс…

На подлёте к Жигачёву самолёт залез в облака, и его начало бросать.

В кабине потемнело.

Лица у всех посерели, стали какими-то выжидающими. Один побледневший пассажир, в шляпе и галстуке, быстро свернул кулёк из газеты и поднёс его ко рту. Так он и летел, заглядывая в кулёк и делая вид, что читает газету. А на самом деле его, наверное, поташнивало.

Облака были густые и белые, как молоко. Пропеллер врезался в них – мимо окон проносились белёсые струи, – и самолёт взлетал вверх. Потом проваливался.

И земли не было видно и неба. Летели как будто на авось.

Вскоре на окнах заблестели капельки дождя. Капельки падали на стекло, но, вместо того чтобы срываться с него, они почему-то ползли вверх.

Андрюша никак не мог определить своё состояние. Его не тошнило, нет. Когда самолёт взлетал вверх – на плечи наваливалась какая-то тяжесть и в ушах звенело; падал вниз – тело становилось лёгким-лёгким, словно его совсем не было, и что-то внутри сладко ёкало.

– Мозжит в голове, – наконец нашёл он нужное слово. – А у тебя тоже или нет?

Девочка рассмеялась:

– У тебя мозжит, а я Майка Можжухина. А ты кто?

– Андрей.

– Андрей – не гоняй голубей, да?

– А что ты всё время стихами говоришь? – спросил Андрюша. – Тогда сказала про уши, а сейчас про голубей.

– А я стихи умею писать…

– Честное слово?! – не поверил Андрей.

– Честное…

– А ну-ка, прочитай какое-нибудь своё.

– А про что – про природу или про жизнь?

– Давай про жизнь.

И Майка вдруг прочла:

 
Петя с Колей начал драться,
Чтобы ногти тот не грыз.
Ну, а нам куда деваться?
Мы подняли женский визг!
 

– Смешные стихи, – сказал Андрюша, – хоть в «Пионерскую правду» посылай. А теперь давай про природу.

– Пожалуйста. – Майка задумчиво подняла глаза вверх, пошептала неслышно и прочла:

 
Хорошо нам, пионерам,
По тропинке в лес шагать!
Мы хотим все дружно, вместе,
Где тут уголь, отгадать!.
 

Семён Петрович, до сих пор только прислушивавшийся к ребячьему разговору, вдруг взглянул на девочку:

– Твоя фамилия Можжухина?

– Да.

– Твой отец доменщик?

– Доменщик. А вы откуда знаете?

Семён Петрович улыбнулся:

– Мы с твоим папой на один завод едем. – И он, протянув руку, шагнул к Майкиному отцу, который сидел напротив.

Взрослые тут же разговорились. Работая в разных городах, но на заводах одного министерства, они, оказывается, знали друг друга по фамилиям. В их беседе замелькали слова «домна», «козёл», «каупер». Они нашли много общих знакомых и то и дело восклицали: «Слушайте, а как Гордей Васильич?» – «Он в Кузнецке!» – «А где Вакуленко?» – «Это какой Вакуленко?» – «Ну, помните – он сначала в Магнитогорске начальником цеха был, а потом в Москве…» – «А-а, припоминаю! Фёдор Фомич, кажется? Такой краснолицый? Так он, кажется, на фронте без вести пропал». – «Эх, жалко! Чудесный человек!»

Из пилотского отделения вышел лётчик.

– Город Жигачёв. Сейчас посадка, – сказал он.

И самолёт начал заваливаться на правое крыло.

Пол в фюзеляже поехал в сторону, горизонт в окне перекосился, и на секунду всем стало страшно.

«Что он делает?! – с ужасом подумал Андрюша про лётчика. – Ведь надо тормозить! Так погибнем!»

Он весь напрягся, упёрся ногами в пол, будто хотел задержать падение самолёта, но страшная сила неотвратимо несла его к земле…