Текст книги "Румынские сказки"
Автор книги: Ион Крянгэ
Соавторы: Барбу Делавранча,Михай Эминеску
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Привязали Пэкалэ к жёрнову, потом стали всем народом измерять глубину Дуная и искать самое глубокое место, чтоб бросить туда Пэкалэ.
Самый рассудительный веялся за жердь, ударил ею по волнам, опустил её как можно глубже, а до дна так и не достал.
– В этом месте, – сказал он, – нет у Дуная дна. Надо искать в другом.
– Верно, – крикнули все, – нужно найти такое место, где есть у Дуная дно!
Иначе и быть не могло: порешили ведь, что жёрнов покатится на самое дно Дуная. Где же ему остановиться, если у Дуная нет дна? Нет, надо было точно знать, где остановится жёрнов с мешком, в котором лежал Пэкалэ.
Снова двинулись всем народом искать дно Дуная. Нельзя же было бросать Пэкалэ в неподходящее место, упустить его из рук, как раз теперь, когда он и пойман и связан. Односельчане должны были точно знать, где остановится жёрнов с мешком, в котором находился Пэкалэ.
А Пэкалэ лежал в мешке, горемыка, привязанный к самому большому жёрнову, какой только смогли найти за три дня пути.
– Погодите! – крикнул самый рассудительный.
Опять остановились.
В чём теперь загвоздка?
Да в том, что нужно всё как следует обсудить и взвесить, прежде чем бросить Пэкалэ в Дунай.
– Куда его бросить? Выше по течению, откуда идёт вода, или ниже, куда утекает?
Одни считали, что выше по течению воды больше, потому что она оттуда течёт, и если бы не было её там много, она бы не текла.
Другие держались мнения, что ниже по течению – больше, так как там собирается вода с верховий, и если бросить Пэкалэ выше по течению, то как бы не оказался он на суше, – ведь вода всё идёт и идёт, всё стекает да стекает. Тогда Пэкалэ выйдет из мешка, и опять горе их бедным головушкам.
Столпились они все и стали советоваться, – боятся наделать глупостей. Стали думу думать, как жить да быть, и порешили выбрать место ниже по течению, чтоб вся вода собралась Пэкалэ на голову.
И опять начали нащупывать жердью дно Дуная. А тем временем вдоль берега шёл скупщик, гнал в город стадо в тысячу быков. Шёл он вдоль берега и вдруг – глядь, натыкается на мешок с Пэкалэ. Удивился скупщик, каждый удивился бы, увидев эдакое перед собой.
– Слушай, братец, – спросил он, – как это ты влез в мешок и что тебе там надобно?
– Да я не сам влез, – ответил Пэкалэ, – другие меня сюда упрятали.
– А почему, по какой причине упрятали?
– Решили в Дунай бросить.
– За что бросить?
– Да, видишь ли, грехи мои тяжкие, – ответил Пэкалэ, – хотят сделать меня старостой, а я не соглашаюсь.
– Чего же ты не соглашаешься, братец?
– Да так, – сказал Пэкалэ. – В этой деревне невозможно быть старостой.
– Почему ж так?
– Да потому, что женщин здесь много; мужья уезжают на целые недели, вот староста и остаётся один с бабами.
– А тебе что, не нравится с бабами оставаться?
– Да их много, и все молодые да ловкие, как муравьи, сладу с ними нет.
Скупщик ушам своим не верил, слушая такие слова. Сам он всей душой был бы рад оказаться старостой в такой деревне.
– Ну и дурак же ты, братец, – сказал он. – Умный человек обеими руками схватился бы за эдакую должность.
– Умный-то он, конечно, не дурак, и лучше всякого дурака справится с делом, – ответил Пэкалэ. Что ж, если считаешь, что справишься, лезь в мешок и, когда увидишь, что хотят тебя бросить в Дунай, кричи, что, мол, согласен быть старостой.
– И они выберут меня старостой?
– Да уж как пить дать, выберут.
Только этого и нужно было храброму скупщику, он ведь баб той деревни не боялся.
Развязал он мешок, чтоб Пэкалэ мог выйти, а сам туда влез. Вздохнул Пэкалэ, завязал хорошенько мешок – и поминай как звали. Только и остановился, чтобы прихватить с собой стадо, а потом погнал быков на свой широкий двор, – еле уместились!
А скупщик лежал в мешке да посмеивался, думая о том, как обманет дураков деревенских. Им же, беднягам, и в голову не приходило, что теперь в мешке был человек умный, не то что они, дураки.
Ещё пуще развеселился скупщик, когда почувствовал, как поднимают его и несут, чтоб бросить в Дунай, в то место, какое им показалось самым глубоким. И только когда стали раскачивать мешок, чтобы подальше его забросить, скупщик крикнул что было мочи:
– Постойте, братцы!
Все остановились как вкопанные. Голос-то показался всем чужим.
– Выпускайте меня, я согласен быть у вас старостой, – заорал скупщик.
– Слыханная ли дерзость, – крикнул самый рассудительный из односельчан Пэкалэ, он же деревенский староста, – теперь он заговорил чужим голосом, чтоб мы его не узнали, да ещё желает быть старостой. Пожалуй, скоро скажет, что он не Пэкалэ.
– Так я и в самом деле не Пэкалэ, – отозвался скупщик.
Услыхав такие слова, рассердились люди, ужас как рассердились. Ведь они его своими глазами видели, когда всовывали в мешок, своими руками этот мешок завязывали. Вконец разозлившись, они все набросились на жёрнов, подняли и – раз-два-три! бултых! – бросили в Дунай, да так, чтобы и правнукам Пэкалэ не повадно было по белу свету шататься.
С каким же они облегчением вздохнули, увидев, как идёт Пэкалэ прямо ко дну и больше не всплывает, а вода всё течёт да течёт с верховьев и собирается над ним!
А тем временем Пэкалэ сидел себе на крыльце, глаз не отводил от телеги с двойной упряжью, которая как раз в это время въезжала на широкий двор, где один к одному стояли красавцы быки.
– Погодите, братцы! – воскликнул самый рассудительный. – Стойте!
– Тпру, остановитесь! – завопили все жители деревни, увидев то, чего и понять не могли. Все разом застыли на месте.
– Эй, как это ты здесь очутился? – спросил староста.
– Ив самом деле, – сказали все, – как это ты здесь очутился?
– Велика важность, – ответил Пэкалэ. – Так же как и вы: пришёл оттуда сюда.
– Так ты же мёртвый, братец! Мы же бросили тебя в Дунай!
– Ничуть не мёртвый, – ответил Пэкалэ. – Вода в Дунае холодная, от неё становишься ловчей прежнего.
– Вот чудеса! – ахнули все. – Никак с ним не управиться. Бросили его в Дунай, привязанного к жёрнову, а он возвратился домой быстрее нас.
– Откуда у тебя такое большое и красивое стадо? – снова спросили они Пэкалэ.
– Откуда же ему быть, – отвечает, – если не оттуда, куда вы меня бросили?
– Кто же тебе его дал?
– Кто мне дал? Сам взял, – всякий взял бы на моём месте. Прихватил сколько мог, а остальное другим оставил.
Односельчане Пэкалэ только того и ждали. Как стояли они во дворе, так гурьбой и отправились обратно к Дунаю. Даже промеж себя не посоветовались, как лягушки, бросились в воду, бултых, бултых! Кто как мог быстрее, чтоб захватить себе побольше быков, а жёны остались на берегу, поджидая обратно мужей со стадами.
Был тут, конечно, и поп, и так как попы жаднее других, то прыгнул он дальше всех и очутился в самом глубоком месте, только камилавка виднелась над водой.
Попадья, которая вместе со всеми стояла на берегу, тоже была жадная. Увидела она камилавку и решила, что у попа не хватает смелости нырнуть в воду и что, пока он дойдёт до дна, другие захватят себе весь скот.
– Глубже, отец, – кричала она, – полезай глубже! Самые рогатые на дне…
Опустился батюшка глубже, да только домой не воротился, не воротились и другие.
Вот и оказался Пэкалэ самым работящим, самым порядочным, самым достойным жителем деревни, потому что только он да женщины и остались на селе.
Кто сказку дальше знает, тот пусть и продолжает.
Бабкин козёл
Перевод А. Садецкого
Давным-давно это было, а может ещё и раньше. Жили тогда дед да баба, и были они бедные-пребедные. Всё богатство – телушка одна, да и та невелика.
Когда не осталось у них ни гроша, дед сказал:
– Пойди, бабка, с тёлкой на ярмарку, продай её.
– Ладно, муженёк, схожу, – ответила старуха. Накинула она на рога телушке верёвку и поплелась потихоньку.
Подошли к ней на ярмарке три брата. Пробавлялись они воровством, и как завидели старуху, решили её обмануть.
Сказано – сделано.
Разошлись они все трое в разные стороны. Немного погодя подошёл к старухе один из братьев.
– Добрый день, бабка.
– Добрый день, сынок.
– Продаёшь, что-ли козла?
– Продаю, сынок, да только не козёл это, а тёлка.
– Неужто тёлка?
– Знамо тёлка!
– Ну уж нет!
– Ей-богу, тёлка! Да ты что, сам не видишь?
– Козёл это, бабка! Коли мне не веришь, спроси кого хочешь.
Перекрестилась, старуха, сплюнула: что за наваждение!.. Пошла она дальше.
Вскоре идёт ей навстречу второй брат.
– Продаёшь козла, бабка?
– Продаю, сынок. Только не козёл это, а тёлка.
– Какая же это тёлка?!.. Что ж ты, не знаешь, какую скотину продаёшь?
Перекрестилась старая и побрела дальше. Встречает её третий брат, и то же самое твердит: козёл да козёл!
Видит бедная бабка, что все в один голос тёлку её козлом величают и вконец растерялась. Поддалась она на обман и говорит:
– Ну, коли и ты говоришь, что козёл это – видно, так тому и быть.
– Беспременно козёл, бабка… А сколько за него просишь?
Стали они торговаться, потом в цене сошлись, и заплатил ей третий брат по уговору. Купила бабка на эти деньги разную мелочь, на большее не хватило, и скорей домой пошла.
Встречает её дед, спрашивает:
– Продала тёлку?
– Не тёлка это была, а козёл.
– Как – козёл?
– Да так.
Уставился дед на бабку, ничего в толк не возьмёт.
Рассказала ему бабка всё по порядку, и дед сразу уразумел, что тут обман.
«Вот оно что, – подумал он. – Ну погодите же! Расплатитесь вы у меня с лихвой, братцы-воры, найду я на вас управу».
Старик-то, оказывается, знал этих трёх братьев, которые только воровством и занимались.
Походил он, походил по селу, одолжил у одного мужика клячонку старую и худющую – все рёбра наперечёт, а у другого золотую монету в долг взял. Дождался старик следующей ярмарки, сунул золотую монету кляче под хвост, сел на неё верхом и затрусил на ярмарку.
Добрался он туда и стал в сторонке, неподалёку от трёх братьев-воров. Стоит он позади своей лошади и, как только она брюхо опорожнит, бросается веточкой навоз разгребать.
Братья приметили, чем старик занимается, подошли к нему и спрашивают:
– Зачем ты, дед, в навозе ковыряешься?
– А как же, люди добрые?! Я приехал на ярмарку кой-чего закупить, а лошадь-то денег мне нынче ещё не принесла.
– Что-то непонятно ты говоришь. Неужто лошадь тебе деньги приносит?
– Такой уж у моего коня талан: что ни день – нахожу я в его навозе один, а то и два золотых, а когда и ещё больше.
– Ты что, шутки с нами шутишь?
– Да какие же тут шутки!
Братья не поверили старику, остались на месте возле стариковой клячи стоять.
Вскоре лошадь опорожнила брюхо ещё два раза, а на третий нашёл дед в навозе золотой.
Как увидели братья этакую диковину своими глазами, так и застыли, рты разинули.
– Ишь ты, – зашептали они, – правда ведь! Давай у старика лошадь купим!
Придвинулись они к нему поближе.
– Слышь-ка, дед, как это выходит, что твоя лошадь золотые монеты приносит?
– Такой уж у неё талан. Я-то ещё корму ей вдосталь не даю, потому – беден, а кабы кормил её, как баре, овсом да ячменём, она не то что по одному золотому, а по несколько штук в день приносила бы. Да вы и сами видите, что лошадь еле на ногах держится от голода.
– А не продашь ли ты её?
– Что вы, что вы, разве можно мне её продать?
– Продай, дед. Заплатим хорошо.
У братьев-то расчёт простой: «Подкормим мы лошадь как следует и сразу же вернём деньги, что истратили, да и разбогатеем вскорости».
Поторговались они, поторговались и по рукам хлопнули.
Получил старик полную шапку золота и ушёл.
Как добрался он в свою деревню, тут же расплатился за лошадь и за золотой, а все остальные деньги себе оставил.
Братья же домой побежали, почистили конюшню как следует, засыпали полную кормушку овса и привели лошадь. Жадные они были непомерно – вот и надумали с самого начала много золота заполучить.
А лошадь, бедняжка, голодная и до овса охочая, – ведь давали его раз в год, да и то по праздникам, так наелась, а потом напилась, что тут же у самой двери в одночасье и околела.
На другое утро один из братьев прокрался к конюшне поглядеть, сколько добра им лошадь принесла. Пытается он войти, да дверь никак не откроет.
Кликнул он остальных братьев.
– Эй, вы, тащите-ка сюда попону!
А попона ему потому понадобилась, что лошадь полную конюшню золота, думает, навалила.
Другие два брата выскочили из дому с попоной и тут же принялись его ругать, даже чуть не прибили за то, что он один в конюшню пошёл, – ведь они клятву дали не ходить туда по отдельности, а то вдруг один другого обманет.
Поругались они как следует, потом поостыли и только все трое на дверь налегли – открыть стараются.
Открыть-то открыли, да наткнулись на лошадиную тушу, всю вздутую. Так и остались братья на месте с выпученными глазами.
Как теперь быть?
Только и оставалось что старика-обманщика найти и деньги обратно получить.
Сунулись они туда, сунулись сюда, долго его разыскивали и напоследок всё-таки отыскали. Помог им один купчина с ярмарки, который давно старика знал, кто он таков и откуда родом. Только пока братья розыском занимались старик со старухой уж всё обдумали.
– Приготовь ты, бабка, – сказал он, – бычий пузырь и бычьей кровью его наполни, а как увидишь, что идут к нам те три брата-вора, быстренько привяжи его себе на живот и зайди в дом. Главное, ничего не пугайся, потому что возьму я нож и пырну тебя будто в живот, а на самом деле пузырь пропорю, так что кровь из него хлынет. А ещё я сделаю метёлку из кукурузных початков, поглажу тебя этой метёлкой и скажу:
Вставай-ка, бабка, поскорей,
Вставай-ка, бабка, веселей!
Как услышишь эти слова, сразу же встань, глаза протри и скажи: «Крепко же я спала». Поняла?
– Поняла, муженёк, поняла, – закивала старуха.
Но долго ещё дед её поучал, что и как надо делать.
Через несколько дней видит бабка – недалека три человека к околице села подошли.
Присмотрелась она получше.
Так и есть – они: три брата-вора.
Побежала старуха домой, старика оповестила и сама сделала всё так, как он её научил.
А старик к тому времени уже кукурузную метёлку смастерил и на печь положил.
Вошли братья-воры в дом, даже не поздоровались и сразу же давай на деда кричать, да судом стращать, за что, мол, он их обманул.
Старик-то догадался, что братья клячу извели, знал, какие они жадные, вот он и говорит:
– Видать, вы лошади много овса сразу дали, она всё сожрала, воды опилась, вздулась, да и пала. Тут моей вины нет, не след вам было ей так много корма задавать, не привычная она к этому.
Но братья-воры только одно знают – в суд старика тянут. Лошади-то они лишились и стараются теперь хоть часть денег обратно получить.
А бабка тоже раскричалась, что дед, мол, не виноват, пусть они сами на себя пеняют.
Прикрикнул на неё старик, велел ей замолчать.
– Нет, не буду молчать!
– Замолчи, говорю!
– Нет, не буду!..
Старик тут вроде совсем взбеленился, выхватил нож, подскочил к бабке, да и пырнул прямо в живот.
Только он её ударил, как хлынула из бычьего пузыря кровь, и бабка наземь повалилась – помирает, Да и только.
Остолбенели братья-воры, а старик как ни в чём ни бывало говорит им:
– Ну ладно, ребята, пошли в суд.
Двинулись братья за ним.
Не успели они отойти немного, как вдруг старик остановился:
– Знаете что, люди добрые, давайте обратно вернёмся. Повремените вы малость, я воскрешу свою бабку, а то жаль её, сердечную. Потом пойдём судиться.
– Как это ты её воскресишь, ежели убил?
– Ну, это совсем нехитрое дело.
Поплелись братья за дедом – посмотреть, как это он будет бабку воскрешать.
Пришли они домой, старик тут же взял с печи кукурузную метёлку и начал гладить бабку, приговаривая:
Вставай-ка, бабка, поскорей,
Вставай-ка, бабка, веселей!
Как услыхала старуха эти слова, встрепенулась, начала глаза тереть и говорит, словно только проснулась:
– Ну и крепко же я спала!
А братья ничего не понимают, глаза друг на друга таращат.
Пришли они в себя, спросили деда:
– Что же это ты всех мёртвых так воскресаешь?
– Всех, лишь бы померли.
Начали братья-воры между собой перемигиваться и перешёптываться: – хорошо бы, мол, забрать у него метёлку волшебную.
– Своими ведь глазами видели, – говорит один, которому больше всех по душе метёлка пришлась. Он всё рассчитывал, да прикидывал, сколько денег они заработают, ежели смогут покойников воскрешать.
Начали они торговаться. Торговались, торговались, пока не сговорились: дали старику две шапки золота, забрали метёлку и ушли с ней.
Как пришли братья-воры домой, сразу же в конюшню бросились – коня воскрешать.
Ничего не выходит.
Попытались потом воскресить мужика одного из их села… только тот-то помер по-настоящему, как все люди умирают, куда же ему бедняге, из мёртвых восставать!
Помчались они сызнова к старику, от злости ног под собой не чуют, об одном только и думают – связать его и потащить в суд.
Но только старик тоже не сидел сложа руки, пока они домой ходили, пока метёлке испытание устраивали да обратно к нему возвращались. Вышел он из дому, наведался по очереди во все корчмы, что по дороге к суду, со всеми корчмарями сговорился, что они должны делать, да тут же с ними и расплатился.
Прибежали к нему братья-воры, трясутся от злости, а он им говорит:
– Пожалуйста, пойду в суд, почему не пойти, бояться-то мне нечего, я вам дал товар хороший, да вы его попортили. Только погодите чуток, возьму с собой мой кивер, что остался у меня с той поры, когда я в солдатах служил.
Дозволили они ему взять кивер и пошли.
Попалась им на пути корчма.
Старик и говорит:
– Остановимся малость, перекусим, а то притомился я очень, да и есть хочется. Вы тоже со мной перекусите.
Поели они, выпили, расплачиваться надо… Старик подзывает к себе корчмаря.
– Эй, хозяин!
– Что надо?
– Открой-ка бочку и всех винцом угости, пусть пьют за моё здоровье, а то иду я с этими людьми судиться.
– А кто платить будет? – спросил корчмарь, с которым дед ещё ранее сговорился.
– Как – кто? Кивер заплатит, – ответил дед и отдал кивер корчмарю.
Тот унёс кивер в другую комнату и скоро вернулся, возвратил его деду и при этом низко поклонился, словно барину какому. А старик сразу же встал из за стола и ушёл из корчмы с тремя братьями-ворами.
Те снова перешёптываться начали: что это, мол, за кивер, который сам расплачивается?
Зашёл дед по пути ещё в одну корчму, потом в другую, третью и всюду то же самое повторилось. Так шли они, пока братья не утерпели и спросили его:
– Что это, дед, за кивер, который всюду за тебя платит?
– Ну, сынки, длинная это история, кивер-то не простой, да так и быть, я вам расскажу, только коротко.
– Расскажи, сделай милость, дедушка!
– Кивер этот волшебный. Он расплачивается за всякого и повсюду. Подарил мне его сам император, когда я ещё молодым был. Воевали мы вместе, и я жизнь ему сохранил, от врагов спас.
Надумали тогда братья-воры волшебный кивер купить и просят старика продать его.
– Ну уж нет, – ответил дед, – а то останусь я совсем ни с чем. Кобылу вы убили, перекормили по своей жадности, с метёлкой бог знает что сделали, только тоже попортили, а потом пришли ещё ко мне и в суд потянули, а я уж до старости дожил и никогда не судился. Нет уж, больше продавать вам я ничего не буду, а когда из тюрьмы выйду, коли меня засудят, останется мне хоть кивер, а то всё остальное я уж по вашей милости потерял.
– Да нет, дедушка, ты уж нас прости, ошиблись мы, не подумали, – захныкали братья-воры, – не будем мы больше, а ты как следует нас обучи, что с кивером делать надо…
– Да я вас и в те разы обучал, только чем я виноват, ежели вы никак в толк ничего не возьмёте?
– Теперь непременно возьмём, а тебе заплатим за кивер три шапки золота.
Почесал дед затылок, задумался.
– Знаете что?
– Что? – спросили братья.
– Продам вам, пожалуй, кивер, да лишь с одним уговором.
– Ну, говори быстрее.
– Вы мне дадите три шапки золота и грамоту. А в ней напишите, что ко мне больше приставать не будете, что бы ни случилось. Согласны?
– Согласны.
– Ну, ударим по рукам, раз так.
Написали они грамоту, взял старик деньги, а братья-воры – кивер, разошлись, каждый в свою сторону и больше никогда не виделись. Дед и на этот раз обманул братьев-воров, но они не могли ничего поделать – грамоту-то сами подписали. А старик дал им знать, что всё это он в отместку сделал за то, что они его первые обманули.
А я кончил эту сказку, и всё это такая же чистая правда, как…
Те нивы, что вспаханы были овцой,
Рога у свиньи, что увидел слепой,
Который с клюкой проходил по дороге,
С которым шутя поравнялся безногий,
А после безрукий обоих поймал,
И голый за пазуху всех запихал.
СКАЗКИ РУМЫНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
Ион Крянгэ
Сказка про Белого АрапаПеревод А. Садецкого
В некотором царстве, в некотором государстве жил, говорят, король, и было у него три сына.
Старший брат того короля царствовал в другой, далёкой стране, и звали его – Зелен-царь. У Зелен-царя сыновей не было, а только дочери.
Братья-цари не виделись уже много лет, а их дети, королевичи и царевны, друг друга и вовсе никогда не встречали. Получилось так, что Зелен-царь не знал своих племянников, а король не видывал своих племянниц, потому как держава, которой правил старший, находилась на одном краю света, а держава меньшого – на другом. Кроме того, в те давние времена чуть ли не все страны вели опустошительные войны, дороги по воде и суше были мало изведаны, да и страх как запутаны; путешествовать легко и без опаски, как в наши дни, никак нельзя было. Многие, кому приходилось отправляться в чужедальние края, домой так и не возвращались.
Но лучше не болтать попусту, начну-ка я сказку сказывать своим чередом.
Говорят, стало быть, что Зелен-царь к старости занемог. Отписал он брату своему, королю, грамоту с наказом прислать к нему без промедления самого достойного из его сыновей, чтобы тот после смерти дяди вступил на царский престол.
Король, как только получил грамоту, созвал всех своих сыновей и сказал им:
– Вот что пишет мне мой брат, и ваш дядя. Ежели кто из вас считает себя достойным управлять такой большой и богатой державой, дозволяю ему поехать и выполнить последнюю волю моего брата.
Старший сын собрался с духом и молвил:
– Я так думаю, батюшка, что эта честь мне положена, как старшему брату. Прошу тебя, выдай мне деньги на дорогу, смену платья, оружие и верхового коня, чтобы я смог не мешкая в путь отправиться.
– Хорошо, сынок дорогой. Коли надеешься благополучно добраться и считаешь, что сумеешь управлять людьми, выбери себе любого коня из табуна, возьми денег сколько надобно, платье, какое приглянется, оружие по плечу да по силе твоей и пустись в час добрый в путь-дорогу.
Отобрал королевич всё, что было ему надобно, поцеловал у отца руку, взял у него грамоту для царя, попрощался с братьями, сел на коня и весело ускакал.
А король решил его испытать. Ничего никому не сказал, а под вечер тайком натянул он на себя медвежью шкуру, оседлал коня, погнал по другой дороге наперерез сыну, да и спрятался под мостом.
Мчится королевич и вдруг видит: из-под моста с рёвом вылезает ему навстречу медведь. Конь королевича взвился на дыбы, захрапел от страха и едва не сбросил хозяина на землю. Никак не смог совладать королевич с конём, не отважился ехать дальше, и к стыду своему, повернул домой. А отец-король снова опередил его, знать, поехал по короткой дороге. Коня расседлал, медвежью шкуру спрятал и стал дожидаться сына.
Видит он – королевич домой прискакал да невесёлый такой.
– Что ты забыл дома, сынок дорогой, почему воротился? – спрашивает король. – Недобрая, говорят, примета.
– Забыть-то ничего не забыл, батюшка, но у моста выскочил мне навстречу страшный медведь, напугал меня до смерти. Вырвался я еле-еле из его когтей и подумал: лучше мне домой, к тебе воротиться, чем диким зверям на растерзание достаться. Теперь мне едино – пусть поедет к дяде кто захочет, а мне не надо ни царства, ни другого чего. Не собираюсь я жить вечно и не мыслю всю землю унаследовать.
– Ты, сынок, правильно рассудил. Ясное дело, не пригоден ты быть царём, да и царству ты не нужен. Чем людей сбивать с толку, лучше тебе, как ты сам говоришь, в сторонке держаться. Бог-то милостив: как говорят – было бы болото, а лягушки найдутся. Только вот не знаю, как же мне с твоим дядей быть. Видишь, как нехорошо получилось, и всё по твоей слабости.
– Батюшка, – вмешался средний сын, – дозволь мне поехать.
– Изволь, сынок, да только боюсь я, как бы и ты не воротился с полпути. Кто его знает, что ещё случиться может. Вдруг выскочит тебе навстречу заяц или другое какое страшилище и снова – извольте радоваться – пожалуешь и ты домой, как твой братец. Срама не оберёшься! Что же, попытайся, – может, тебе повезёт. Знаешь пословицу: всяк своего счастья кузнец. Коль удастся дело, хорошо тебе будет, коль нет – тоже не беда, и с другими молодцами такое случалось.
Собрался средний сын в дорогу, взял всё, что было ему нужно, захватил отцовскую грамоту к царю, попрощался с братьями и наутро пустился в путь.
К ночи только доехал он до моста, выскочил навстречу ему медведь да как зарычит: «Ррр!» Конь королевича захрапел, на дыбы взвился, пятиться стал. Видит королевич: опасность не шуточная, и с позором воротился домой. А король-отец как увидел его, так и говорит:
– Ну как, сыночек дорогой? Видно, правду говорит пословица: оборони меня от кур, а собак-то я не боюсь.
– Ну что ты, батюшка, говоришь? – покраснел сын. – Разве что медведи, что курица всё одно? Отныне верю своему брату: такой медведище одолеет один целое войско. Никак в себя не приду, всё дивлюсь, как только жив остался. Не нужно мне царства, ничего не нужно. А еды, слава богу, хватит для меня и в нашем доме.
– Сам знаю, что еды у тебя вдоволь; только не о том речь, сын мой, – хмуро ответил король, – а вот опозорились мы. Как же быть, скажите мне, на милость? Три сына у меня, и, оказывается, ни один из них ни на что не годен. Коли так, то, по правде говоря, напрасно вы только хлеб изводите, дорогие мои. Всю жизнь болтаться попусту и лишь бахвалиться, что мы, мол, королевские сыновья, это уж совсем никуда не годится… Видать, нечего брату моему на вас надеяться; исполнится его желание в день святого ожидания. Да, ничего не скажешь, удалые у него племяннички! Как в песне:
На пирог —
Со всех ног,
А как в бой —
Он – домой!
А меньшой королевич покраснел от стыда как огонь, вышел в сад и пригорюнился – уж очень было ему больно слушать обидные речи отцовские. Сидел он так в раздумье и не знал, что ему сделать, как позор избыть. Вдруг видит – стоит перед ним нищенка, вся сгорбленная от старости.
– Что ты закручинился, светлый королевич? – спросила бабка. – Прогони-ка ты горести и заботы, счастье тебе со всех сторон улыбается, и печалиться нечего. Лучше подай старухе милостыньку.
– Отстань от меня, бабка, не расстраивай! – ответил в сердцах королевич. – Другая у меня теперь забота…
– Эх, королевич, стать бы тебе царём! Поведай старухе, что тебя мучает, кто знает, может, и она тебе чем поможет.
– Бот что, тётка! Нечего болтать попусту. Оставь ты меня в покое, и без того свет не мил.
– Ясный королевич, не гневайся так! Нельзя знать, откуда подмога может прийти.
– Зачем, бабка, вздор мелешь? Неужто от такой, как ты, могу я помощи ждать?
– Может, тебе это чудно кажется? Эх, свет-королевич, всевышний проливает свою благодать и на убогих, – так уж, видно, ему угодно. Ты не смотри на то, что я сгорбленная да в лохмотьях. Дан мне такой дар, что знаю я наперёд помыслы великих мира сего и частенько смеюсь и потешаюсь над их неуменьем и слабостями. Что, не верится? Лучше избавил бы тебя бог от соблазна. Многое повидали глаза мои за те несчётные века, что у меня за плечами. Эх, королевич, королевич! Поверь мне, будь у тебя моя сила, ты бы вихрем облетел все страны и моря, всю землю бы перевернул, всем светом бы завладел, и всё было бы по твоей воле. Но что же это я, немощная да горбатая, чушь несу! Прости меня, боже, мелю невесть что. Светлый королевич, смилуйся надо мной, подай бабке милостыню.
Заслушался королевич, вынул он монетку и подал старухе.
– Держи, бабушка, от меня немного, от бога побольше.
– Да наградит тебя господь всемилостивый, – поблагодарила бабка, – и да продлит он дни твои, королевич. Знай – большое счастье на твою долю выпало. Вскорости станешь ты царём, да таким, что не будет тебе равного на всей земле – самым любимым, славным и могучим. А теперь, чтобы ты уразумел, как может тебе помочь твоя доброта и милосердие, сиди смирно, смотри мне прямо в глаза и слушай хорошенько, что я тебе скажу. Пойди к своему батюшке и попроси у него всю ту справу, что при нём была, когда он ещё в женихах ходил: коня, оружие и одежду. Коли добудешь всё это, сможешь добраться туда, куда братья твои дойти не сумели. Эту честь судьба тебе уготовила. Отец твой воспротивится, не захочет тебя отпустить, а ты настаивай, проси его, как положено, вот и уговоришь. Платье же то – старое и потрёпанное, да и оружие ржавчиной изъедено. А коня ты сумеешь найти, коль поставишь посреди табуна поднос с горящими угольями. Какой конь придёт жар поедать, тот и повезёт тебя на царство и убережёт от многих бед и напастей. Только запомни хорошенько всё, что я тебе говорю.
Может, ещё придётся нам где-нибудь свидеться: гора с горой сходятся, а человек с человеком и подавно.
Не успела бабка закончить свою речь, как увидел королевич, что окутало её белое облако и стала она подниматься в воздух, всё выше и выше, пока совсем с глаз не исчезла. До того удивился и устрашился королевич, что даже дрожь его бить начала, но потом воспрянул духом, уверовал, что сумеет совершить задуманное, пошёл к отцу и сказал ему:
– Дозволь и мне, батюшка, пуститься в путь-дорогу, как мои братья; хочу и я испытать своё счастье. Будет ли мне удача, или нет – не знаю, только наперёд обещаю, что домой не вернусь, пусть даже сама смерть повстречается мне на дороге.
– Не ждал я, сынок дорогой, услышать от тебя такие слова, – удивился король. – Твои братья трусами оказались, и теперь нет у меня на них никакой надежды. Может, ты будешь посмелее, только мне что-то не верится. Но ежели непременно хочешь ехать, я тебя не держу. Вот лишь боюсь я очень, как бы тебе тоже по дороге чудище какое не повстречалось и не опозорился бы ты. Коли же так случится, то прямо тебе говорю – в мой дом я тебя больше не пущу.
– Что же делать, батюшка, человек должен всё испробовать. Попытаю и я счастья, а там – как уж мне на роду написано. Только, прошу тебя, дай мне на дорогу коня, оружие и платье, всю справу, что при тебе была, когда ты ещё в женихах ходил.
Короля, видать, эта просьба не больно обрадовала, нахмурился он и ответил:
– Эге-гей, сынок дорогой, твои речи напомнили мне песню, в которой говорится:
Конь одряхлел, а витязь молодой,
Не идти им дорогой одной…
Кто знает, где гниют теперь кости коня, на котором я тогда красовался. Не жить же ему человечий век! Тот, кто тебя надоумил, видно, был не в своём уме… или, как в поговорке говорится: пошёл ты дохлых лошадей искать, подковы с них снимать.