355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Инна Шустова » Теперь я знаю... » Текст книги (страница 2)
Теперь я знаю...
  • Текст добавлен: 20 марта 2017, 07:00

Текст книги "Теперь я знаю..."


Автор книги: Инна Шустова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Прибойка


Утром мы пошли к океану. Он оказался совсем другой – тихий. Вода отошла от крутого берега, и получился пляж. Только лужи остались.

Пляж и есть прибойная полоса, по местному – прибойка.

На черном песке прыгала черная ворона. Что-то клюнет – и отскочит. Я посмотрел – она раковины долбит. Хочет раскрыть створки и съесть моллюска. Нас совсем не боится.

– А почему, – спрашиваю у папы, – песок черный? Как ворона.

– Скорее как прогоревший костер, – отвечает папа. – Этот песок выброшен из огненных недр вулканов, когда они извергались.

Прилетела чайка и нашла у воды дохлую рыбешку. Хотела съесть, а ворона подскочила и отнимает. Чайка улетела и села на волну, качается. А ворона склевала рыбку.


Папа сказал:

– Смотри, кулички бегут!

Я посмотрел, куда он показывает, и увидел птичек. Как голуби, только на высоких ножках. Бегут вдоль волны друг за другом, то в воду клюнут, то в песок. Так смешно! Будто кулички встали в очередь и всей очередью побежали.

Я подошел к ним, а они запищали и перелетели всей очередью немножко вперед.

– Не пугай их, – сказал папа. – Они кормятся. Около воды много водяных блошек, это их любимая еда.

Я повернул обратно и споткнулся о кучу водорослей. Океан их столько накидал! Валяются по всему берегу, перепутанные. Йодом пахнут.

Папа сказал, это морская капуста. Ламинария по– научному. Она растет на дне океана. Из нее можно делать салат: полезно для здоровья.

Я говорю:

– Капуста, а сама как лента.

Папа разворошил кучу и нашел, из чего ленты растут: как у капусты кочерыжка, только мягкая.

Я вытянул одну ленту. Она оказалась такая длинная! Дотянулась поперек всей прибойки до высокого берега.

И вдруг под кручей я увидел небольшой стеклянный шар. Как мой мячик! Только голубой, в желтой капроновой сетке. Весь в песке!

Я его схватил, смотрю – а рядом еще один, но красный и пластмассовый. И тоже в сетке!

– Папа! – закричал я. – Кто-то шары потерял!

Папа подошел, рассмотрел шары и стал их руками подкидывать и ловить. И ногой хотел поддать, как в футбол. Но я не дал.

– Ты что, – говорю, – маленький? Еще побьются. Может, у них хозяева есть.

Папа свистнул.

– Хозяев, – говорит, – теперь не сыщешь. Океан с ними хорошо поиграл.

– С кем? – не понял я.

– С рыбаками, – сказал папа и бросил красный шар в воду.

Волна потянула шар сначала в океан, а потом к берегу. Я скорей его вытащил.

– Да не утонет он! – говорит папа. – Это ведь поплавок от трала.

– Трал – это удочка? – спрашиваю.

– Не удочка, а большая рыболовная сеть, – говорит папа. – Как мешок. И по краям у нее шары-поплавки. Тралом ловят рыбу с траулера – морского рыболовного судна. Значит, – говорю, – это океан шары у трала оторвал?

– Да, во время шторма, – говорит папа.

Оказывается, при шторме дует ветер разрушительной силы. Он поднимает здоровенные волны – с двухэтажный дом. И если рыбаки не успеют выбрать из океана сеть, ветер и волны ее порвут. Перетрут капроновые веревки около поплавков. Шары будут болтаться на воде, пока волны не выбросят их на берег.

– Получается, – говорю, – эти шары ничьи? Можно их взять?

– Океан их тебе дарит, – отвечает папа.

Я положил шары в полиэтиленовую сумку, и мы пошли дальше.

Чайки сидели на песке поодиночке, не шевелясь. Отдыхали, наверное. Они белые, и на черном песке их далеко видно.

Я собирал скелеты морских ежей и морских звезд. И ракушки, которые без моллюсков. А с моллюсками бросал в океан: пусть живут, им без воды плохо.

Около воды лежала медуза. Совсем кисель! Я подтолкнул ее в воду, и она раскрылась, как прозрачный абажур.

Я присел, чтобы посмотреть, где у медузы рот и сердце. А волна как шлепнет по берегу! Хорошо, что я в резиновых сапогах.

– Прилив начинается, – встревожился папа. – Пора возвращаться.

Мы отошли от воды – и вдруг сюрприз! В песке на боку лежит большая бочка. Вся в водорослях! Я стал ее разглядывать, а папа ушел вперед.

Бочка оказалась совсем целая и пустая. Я ее откатил подальше от волн и побежал догонять папу.

Гляжу – а он из воды доску тянет. Широченную, как дверь.

– Давай, – закричал я, – твою доску на мою бочку положим? У нас будет стол.

– Прекрасная мысль, – говорит папа. – Докатишь бочку до дому? А я поволоку доску.

Пока мы возились с бочкой и доской, океан разбушевался. Волны шипят, завиваются белыми барашками. Чайки носятся над водой и кричат, будто плачут. А прибойка становится все уже и уже.

Мы нашли место, где берег не очень крутой, и втащили наверх бочку и доску.

Дома мы их поставили в тень, чтобы просыхали на ветру и не рассохлись от солнышка. Будет у нас отличный стол! Подарок океана!


Андрюшин альбом. 5

Моллюски – значит мягкотелые. У них кожная складка выделяет твердую раковину, которой они прикрываются, чтобы не засохнуть во время отлива.

Как и другие жители прибойки, моллюски половину жизни живут в воде, а половину – в воздушной среде.

Отлив – и обитатели прибойной полосы замерли: ракушки плотно закрыли свои створки, кто-то уполз под камни, кто-то сжался в комок, втянул свои отростки и щупальца.

Прилив – и жизнь просыпается: все выходят из своих укрытий, раковины и домики раскрываются.

Морские животные древнее животных суши. Когда-то, миллиарды лет назад, в океане зародилась жизнь. Очевидно, жители прибойной полосы сотни тысяч лет приучались переносить воздушную среду. Многие приспособились и вышли жить из моря на сушу. Потом некоторые из них снова вернулись в море – киты и тюлени, морские черепахи, морские змеи. Они живут в воде, но сохраняют воздушное дыхание.

Морские ежи, морские звезды, медузы – жители морей и океанов.


Мои знакомства


Я начал привыкать к новой жизни. За продуктами мы с папой ездили в поселок на мотоцикле: Иван Федосеевич оставил его папе до нашего отъезда в Москву. А сам он пока будет ездить верхом на коне. За молоком ходили к соседке тете Шуре: у нее корова.

Из бочки и доски получился замечательный стол. Крепкий, не шатается! А в ящик я сложил подарки океана.

Папа в основном работал дома, за письменным столом. А иногда уезжал по делам на мотоцикле. Меня он отпускал гулять, только велел, чтобы я всегда видел свой дом, куда бы ни пошел.

Я сначала ходил вокруг дома. За домом сразу лес. Не густой: деревья растут далеко друг от друга. Между деревьями трава – высокая, не продерешься. Называется шеломайником. У него листья как у клена. Он очень быстро растет. Мы с папой один шеломайник смерили утром палкой. Вечером палку приставили – а он вырос почти на карандаш!

Еще мне дудник нравится. У него ствол голый и внутри пустой, а наверху – как зеленые спицы у белого зонтика. На некоторых спицах белые цветочки, а на некоторых еще не распустились. Папа сказал, за лето дудник вырастет выше нашего дома! У дудника сладкий корень, и его едят медведи. Поэтому дудник еще называют «медвежий корень».

Утром я всегда слышу птичку. Она в кустах за домом поет, будто что-то спрашивает. Папа сказал, ее зовут чечевицей. А спрашивает она: «Чавычу видел? Чавычу видел?» Так считают местные жители. Чавыча – это красная рыба из породы лососевых. Оказывается, она тут в реках мечет икринки, а из них выводятся маленькие рыбки. И когда чавыча начинает заходить из океана в реки, всегда прилетает чечевица.



Одному скучно, и я решил познакомиться с ребятами из поселка. Они приходят на лиман. Это залив у края деревни, где в океан впадает речка. Через речку океанская вода в прилив заливается на сушу длинным языком. А в отлив лиман мелеет, но вода остается. В шторм на лимане прячутся рыболовные суда.

В лимане вода смешанная: из речки наплывает пресная, из океана – соленая. Здесь лебеди живут круглый год.

Папа разрешил мне ходить на лиман. Только дружбы с мальчишками не получилось. Оказалось, я слабак. Когда начинаем бороться, меня даже малыши кладут на обе лопатки. Бегаю я хуже всех и часто падаю.

Я расстроился. Папа говорит, надо мускулы наращивать, загорать, чтобы окрепнуть к школе. А как тут окрепнешь, если ребята меня в свои игры не принимают?

Потом на лиман пришла девчонка. Стриженая, с челкой. Мальчишки ее окружили и молчат, разглядывают. Мне стало за них стыдно, и я спросил, как ее зовут. Она посмотрела на меня, будто мимо, и говорит:

– Какой сейчас месяц?

– Ну, июнь, – отвечаю.

– А прошлый какой?

– Май.

– Мы, – говорит, – с этим месяцем тезки.

Вот чудная! Откуда я знаю, что такое тезка? Пришлось вечером спросить у папы. Оказалось, тезки – когда у людей одинаковые имена. Подумаешь, могла сразу сказать, что Майкой зовут.

Мальчишки на другой день позвали ее ловить камбалу – обыкновенной вилкой, привязанной к палочке. Этой рыбы в лимане ух и много! Она зарывается в ил и лежит на дне. Мальчишки ногами дно разволнуют, и камбала всплывает – плоская, как блин с хвостом. Тут ее на вилку и ловит тот, кто самый ловкий.

Только Майка не захотела с ними идти. Махнула рукой, чтобы от нее отстали, и села на берегу. О чем-то думает. Потом встала, потянулась и начала делать зарядку. Долго делала! И на руках стояла, и на спине лежала, ногами в воздухе крутила – будто на велосипеде едет. Ребята даже про камбалу забыли, раскрыли рты, стоят, на нее смотрят.

Она сначала на них не обращала внимания. А потом в бок рукой уперлась и говорит:

– Что вытаращились, рыбьи мучители? Совести у вас нет! Камбала маленькая, а вы ее вилкой... Вас бы так!

Я думал, мальчишки ее поколотят, а они ничего – повернулись и пошли. Не стали на этот раз ловить камбалу.

А Майка легла на землю, руки раскинула и глядит в небо – опять думает. Очень меня заело: о чем она все время думает?

Майка стала каждое утро приходить на лиман. Сначала делает зарядку, а потом лежит и думает. И ни на кого не смотрит. А я, куда бы ни шел, почему-то всегда вижу, где она.


Потом было воскресенье. Многие пришли гулять на лиман. Одна тетенька пришла с собакой на поводке. Пудель, Норкой зовут. Тетенька ее от самого Ленинграда самолетом везла!

Норка вся черная и кудрявая, как барашек. И уши висят. Она уже пожилая собака и дрессированная. Скажешь ей: «Норка, салют!» – она садится на задние лапы, а одну переднюю поднимает, будто салют отдает. Ее угощают, а она угощение не берет, если хозяйка не разрешает. Так она мне понравилась!

Хозяйка отпустила Норку побегать без поводка и села под кустом читать книжку. А один мальчишка, уже взрослый, решил Норку выкупать. Не учел, что она старая, схватил и бросил в воду. Норка тявкнула как-то странно, взвизгнула, забарахталась и начала тонуть. Мальчишкам смешно – хохочут, заливаются.

Я увидел, что она захлебывается, сам себя забыл и кинулся ее спасать. Норка тяжелая, мокрая. Вынес я ее на берег, а она не двигается, и глаза стеклянные. Я стал ее гладить и теребить, совсем испугался! Вдруг она вздохнула, посмотрела на меня и вскочила.

Прибежала хозяйка – и на меня.

– Хулиган! – кричит. – Варвар! Кто тебе разрешил собаку мучить? – И всякое другое обидное кричала.

Мальчишки разбежались, а я стою и сказать ничего не могу, потому что она не разобралась а оскорбляет. Вдруг Майка подошла.

– Вы, – смело так говорит, – зря ругаетесь. Это не Андрюша Норку в воду бросил, а другой мальчишка, он уже удрал. Андрюша как увидел, что Норка тонет, так и кинулся за ней в воду. Он спас вашу собаку, как герой. Смотрите, Норка сама понимает кто ее спас, руки Андрюше лижет!

А Норка и правда руку мне лизнула. И смотрит виновато, будто прощения просит.

Тетенька посмотрела на меня, на Майку, на Норку.

– Все вы хороши, – говорит, – герои, над животными издеваетесь! – Пристегнула поводок и увела Норку.

Мне очень было обидно. Собаку из воды вытащил, да еще и виноват! А Майка говорит:

– Андрюша, не расстраивайся. Главное, у тебя совесть чиста. Ты же сам знаешь, что не бросал Норку в воду. А что другие думают – плевать.

Она сказала, чтобы я к ней приходил в гости. Оказывается, она от нас через два дома живет. И приехала сюда с родителями, на три года, из Москвы. Она будет учиться в здешней школе, в третьем классе.


Андрюшин альбом. 6


Камбала выводится из икринок, как и обычные рыбки.

Когда маленькая камбала подрастет сантиметров до двух, глаза у нее постепенно начинают перемещаться на одну сторону – верхнюю.

А нижней, плоской, стороной камбала ложится на дно, как блин, и зарывается в ил.


Майкин секрет


Утром мне очень хотелось пойти к Майке. Но я постеснялся: все-таки я с ней мало знаком. А она сама за мной зашла.

– Пойдем, – говорит, – я тебе кое-что покажу. Только это секрет!

Я дал честное слово, что не проболтаюсь.

Мы подошли к Майкиному дому. Она сделала таинственное лицо и проверила, нет ли кого за углом. Никого! Только черная ворона сидит на дереве и важно кричит: «Карр, карр!..»

Майка сказала вороне «кыш». Ворона посмотрела на нее сначала одним глазом, потом другим и немножко отлетела: села на куст. А Майка полезла по лестнице, приставленной к чердачному окну, и мне рукой сделала знак, чтобы я лез за ней.

Лезть оказалось противно, потому что лестница очень шатучая. Майке что, она даже руками не держится. А у меня, пока я лез, коленки дрожали. Хорошо, что ей сверху не видно было, как я боюсь.

Влезли мы в чердачное окно.

На чердаке темно. Сеном пахнет.

Майка велела не топать и идти за ней. А сама куда-то делась.

Я сразу стукнулся головой о чердачную перекладину.

Вдруг что-то зажужжало. Я поежился: мало ли что у нее на чердаке запрятано! Может, робот?

Оказалось, она фонариком старой конструкции жужжит: кнопку нажимаешь, он жужжит и зажигает лампочку – освещает мне путь.

Пробрался я к ней.

– Смотри! – говорит она, и вид у нее важный-преважный.

Я смотрю – ничего особенного. Ну, окно. Не то, в которое мы влезли, а другое. Ну, бумагой оно заклеено. В бумаге круглая дырка. Через дырку видно небо.

У окна – фанера. На ней много электрических выключателей, черных и белых. И кнопки от звонков – можно нажимать. Перед фанерой – драное плетеное кресло-качалка.

– Ну и что? – говорю.

А Майка залезла в кресло, нацепила на голову дырявую кастрюлю и показывает мне язык.

– Знаешь, – говорит, – где мы? В космическом корабле! А я знаешь кто? Первая космонавтка, которая полетит на Марс!

И как я сразу не сообразил? Кастрюлька – это шлем. Дырка в окне – иллюминатор. Фанера – пульт управления. А в кресле сидит космонавтка, факт!

– Как же ты, – говорю, – догадалась так играть? Я бы ни за что не додумался!

А Майка раскачивается в кресле и говорит:

– По тебе и видно. Ходишь с разинутым ртом, будто с луны упал. Дохлятина-кислятина! Да я бы на тебя в жизни не посмотрела, если бы ты собаку не спас. Ведь собака что? Не знаешь? Быстро объясняю: самый первый пассажир на космическом корабле. Собак надо у-ва-жать!

Здорово она умнее меня, эта Майка! Я-то собак просто так люблю. Они верные. Собака – друг человека. С ней веселее. А Майка вон как на собак смотрит – совсем с другой стороны.

– А меня, – говорю, – возьмешь на Марс?

Майка постучала себе по лбу.

– Ну куда тебе на Марс? Ты же нетренированный. Помрешь у меня в ракете от перегрузки – отвечай потом за тебя перед родными и близкими.

Я обиделся и решил уйти. А она встала с кресла и загородила дорогу.

– Ладно, – говорит, – давай потренируемся.

Я подождал, пока обида из меня вышла, и согласился. Я ведь все равно один ничего не могу! А вместе, может, потренируемся – и я наращу мускулы.

Мы спустились с чердака и сразу начали тренировку. Я немножко попрыгал через скакалку – и устал, вспотел. А Майка долго прыгала и даже колесом кувыркалась. Это, говорит, чтобы вестибулярный аппарат закалялся.

Надо будет у папы спросить, что это такое.


Андрюшин альбом. 7

Собака – близкий родственник волку. Человек приручил ее первую из всех животных около двенадцати тысяч лет назад.

Сначала собаки охраняли жилище человека: лаяли, когда приближался чужой. Потом стали помогать хозяину охотиться: преследовали и задерживали диких животных.

Позже собаки научились охранять стада коров, овец, помогали человеку их пасти.

Породы собак делят на три группы: охотничьи, служебные и декоративные.

Служебные собаки пасут стада, работают на границе и в уголовном розыске, ищут полезные ископаемые, спасают людей, заблудившихся во время снежных бурь, перевозят грузы, почту, пассажиров.

В Париже стоит памятник сенбернару Барри. Он спас 39 человек, попавших в снежную бурю в Альпах. На Аляске есть памятник вожаку упряжки Бальду. Он вовремя доставил лечебную сыворотку и спас этим многих детей. В Берлине построен памятник собаке – проводнику слепых. В Санкт-Петербурге возведен памятник всем собакам, которые послужили науке.

Богатство своей натуры собака может проявить только в тесном общении с человеком. Необязательно, чтобы собака-друг была породистой: простые дворняжки бывают очень умными, преданы хозяину и хорошо выучиваются многим командам.


Полет на Луну


Скоро из-за тренировок я стал не так потеть. У меня даже мускул на руке вырос. Я согнул руку в локте – нащупывается!

Я уже знаю, что такое вестибулярный аппарат. Он – глубоко в ухе, помогает нам не падать, сохранять равновесие. Меня на плашкоуте и на мотоцикле тошнило – значит, у меня слабый вестибулярный аппарат. Надо его укреплять.

Мы с Майкой тренировались каждый день. То около ее дома, то около нашего. Наконец она сказала, что завтра можно слетать на Луну.

– Будешь, – говорит, – моим небесным братом.

Как я дотерпел до завтра, сам не знаю. Всю ночь просыпался и смотрел на часы. А когда надо было вставать – заснул! Хорошо, папа разбудил: пришла пора завтракать.

Я так вскочил, что в глазах стало темно, будто ночь еще оттуда не вышла. Папе я сказал, что завтракать буду в полете. Он удивился, но промолчал. Хорошо, что я с папой! Мама ни за что бы не разрешила.

На чердак я примчался ракетой. Майка уже сидела в качалке. Она сказала, что проснулась в заранее заданное время и находится в полной боевой готовности.

Я залез на ящик.

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один... Старт! – скомандовала Майка.

Мы нажали на выключатели. Я изо всех сил ударил палкой по ящику – будто взрыв. И мы взлетели...

Майка быстро-быстро закачалась в кресле, закрыла глаза и задышала часто-часто. Я догадался: она перегрузку переносит. Потом она стала качаться медленнее и длиннее дышать: значит, перенесла, осталась живая.

У меня на ящике перегрузка не получалась, и я решил говорить в микрофон из консервной банки:

– Внимание! Внимание! Говорит Байконур! Выходим на связь.

– «Чайка» слышит! – отвечает Майка.

– Отлично видим вашу ракету! – говорю я. – За ней тянется хвостатый дым. Как себя чувствуете, космонавты?

– Самочувствие отличное! – чеканит Майка. – Полет проходит устойчиво. Корабль отделился от ракеты-носителя. Вестибулярный аппарат работает хорошо. Пульс – сто! Летим по заданной орбите прямо на Луну! Собираемся производить завтрак.

Мне стало смешно: почему не просто – «собираемся завтракать». Майка сказала, так торжественней. И сразу меня уела: мол, дым не бывает хвостатый, как я сказал. Он сам хвостом тянется за ракетой.

Завтрак мы с Майкой давно придумали. Я принес тюбик с апельсиновой зубной пастой, а Майка – шарики из хлеба. Сама накатала. Пасту мы выдавливали прямо в рот, а потом выплевывали: не есть же ее по правде. А шарики глотали, как пилюли.

– Начинается невесомость! – сказала Майка и стала ходить, как в кино, когда замедленная съемка. Еле ноги поднимает и руками размахивает, будто плавает.

Я ходил за ней и делал все, как она делала.

Потом Майка перегнулась через чердачную перекладину и немножко повисела вниз головой.

– Я, – говорит, – не ощущаю, где пол, а где потолок.

Я тоже повисел, но только все равно ощущал; голове стало тяжело и в ушах застучало – бум! бум!

Я испугался, но Майке говорить не стал. Еще скажет, что я не переношу невесомость. Лучше буду передавать на Землю, что мы видим из космического корабля!

И я начал:

– Внимание, Байконур! Выхожу на связь. Прием! Как меня слышите? Видимость отличная. Под нами совсем круглая Земля. Как глобус! Пролетаем над Африкой! Видим желтую пустыню, голубые реки и зеленый тропический лес! Деревья высотой с три дома! На них болтаются лианы! По лианам лазают обезьяны! Огромный тигр крадется за добычей! Мальчишка катается верхом на крокодиле!

Майка захохотала и сказала, что хватит врать: с космического корабля такие подробности не видны. И что па крокодилах не катаются: они могут съесть.

Я стал спорить, что у крокодила шеи нет и он не может повернуть голову. Поэтому на нем вполне можно кататься.

Майка махнула на меня рукой, будто я муха, и затарахтела в консервную банку:

– Земля! Земля! Прием! Говорит «Чайка»! Как меня слышите?

Я сразу понял, что Майка главнее меня. Здорово она все знает!

– Землю вижу отлично! – тарахтела Майка. – Она совсем голубая! Со всех сторон нас окружает черное небо! На нем сияют звезды!

– Величиной с кулак! – не выдержал я.

– Величиной с кулак! – повторила Майка, будто сама придумала. – Переход от голубой Земли к черному небу очень красивый! Ни в сказке сказать, ни пером описать! – И она посмотрела на меня, как победитель.

Я скис. А она шпарит, будто по книжке:

– На черном небе видно Солнце! Оно совсем яркое, хуже, чем на Земле! Смотреть на него нет возможности!

– Так не бывает! – заорал я. – Если небо черное и звезды – значит, ночь! А если солнце – значит, день! А у тебя сразу и ночь, и день!

Эх, лучше бы я молчал...

– Ну и дурак! – сказала Майка. И глазами сделала, что меня презирает. – Это же на Земле так! Не знаешь – быстро объясняю. Землю окружает что? Воздух. В воздухе солнечные лучи – что? Застревают и рассеиваются. Получается что? Светлое небо! А сквозь небо днем звезд не видно. Зато в космосе воздуха нет. Там пу-сто-та. Черная-пречерная. И сразу светят и Солнце, и звезды.

Я сначала хотел спорить, но Майка все знала лучше меня. Оказывается, солнечный луч какой? Белый! Так мы его видим. А если пропустить его через треугольную призму, он станет цветной, пестрый. Я сколько раз в Москве пропускал, у меня есть призма. Только никогда не думал, что это относится к небу.

Вот, например, радуга. Оказывается, солнечные лучи проходят через капли дождя, как через призму. И получается разноцветная радуга.

Майка сказала, что солнечный луч состоит из семи цветов. Надо запомнить фразу: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», и будешь знать, какой цвет с каким рядом расположен. Совсем легко! У слова «каждый» первая буква «к». Значит, красный. У «охотника» первая буква «о» – оранжевый. «Желает» – желтый, «знать» – зеленый, «где» – голубой, «сидит» – синий, «фазан» – фиолетовый.

Я и не знал, что воздух пропускает все эти лучи по-разному. Хуже всего через воздух проходит фиолетовый луч. Высоко-высоко, где воздуха совсем мало, фиолетовые лучи рассеиваются. И там небо не черное, а фиолетовое. Про это космонавты рассказывают. Пониже, где воздуха больше, рассеиваются и синие лучи. Там небо темно-синее. Таким видят его альпинисты с вершин высоких гор. А внизу, у земли, где мы живем, рассеиваются и голубые лучи. Поэтому мы и видим небо голубым!

Майка посмотрела в иллюминатор и сказала, что Луна уже близко. Я скорей забрался на свой ящик.

– Внимание членов экипажа! – опять затарахтела Майка. – Прямо по курсу Луна! Корабль приближается к ней с космической скоростью! Приготовиться к прилунению!

– Есть приготовиться к прилунению! – принял я приказ и нажал кнопку.

– Идем на мягкую посадку! – командовала Майка. – Р-раз!

Майка качнулась, как от толчка. Я тоже будто чуть не упал с ящика.

– Уф! – Майка вытерла лоб рукой – устала, значит. – Вот мы и на Луне. Отважные космонавты сходят на лунную почву! Проверить надежность скафандров и запас кислорода!

Мы проверили, спустились с чердака – и побежали на лиман, потому что путешествие по Луне пока не придумали.


Андрюшин альбом. 8

Солнце – огромный раскаленный шар. Оно ярко светит и излучает тепло. Солнце – это звезда, самая близкая к Земле. Земля и другие планеты не излучают свет, это холодные небесные тела. Они светят отраженным от Солнца светом, и поэтому мы видим их на небе.

Солнце – источник жизни на Земле. Жизнь без энергии солнечных лучей невозможна.

Почему на закате солнце красное, а небо желтое или оранжевое? Утром, на восходе, и вечером, на закате, солнечные лучи проходят через очень толстый слой воздуха. В этом слое рассеиваются и зеленые, и желтые, и оранжевые лучи. Только красные лучи не рассеиваются, а проходят прямо к Земле. Вот мы и видим Солнце красным.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю