Текст книги "Служение"

Автор книги: Инна Мальханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Лена зависла над своим объектом – пятилетней Светой, которой было совсем плохо. Однако правильно отрегулировать квантовый поток у Лены почему-то не получалось. То он струился слишком слабо, то вдруг возникал неожиданный выброс, от которого обессилевший ребёнок просто подскакивал в кровати. Всё дело, повидимому, было в том, что Лена всё время ощущала помехи, от которых никак не могла избавиться: то она вспоминала своего мужа, который, скорее всего, и до сих пор живёт где-то на Земле. То снова испытывала те же самые ощущения, которые терзали её в день самоубийства. Всё это, конечно, было не так остро, как тогда, при жизни, но, тем не менее, очень мешало сосредоточиться и правильно работать с ребёнком. Мать Тереза огорчённо смотрела на ленино Служение и ничего не говорила. Обе женщины понимали, что надо бы вернуться в Большой Купол и снова поработать с Фонтаном Забвения, да только никак нельзя было оставить Светочку ни на один миг – ведь без энергетической подпитки она могла умереть в любую минуту.

У Магды же первое Служение получалось гораздо лучше: она посылала очень ровный, спокойный поток Энергии, интуитивно чувствуя, сколько именно квантов нужно сейчас направить на больного ребёнка. Здесь помогала только интуиция Целителя, которую не могло заменить ничто иное: ведь живой организм живёт своими биоритмами, а они меняются не только от времени суток, но и от настроения, пищи, воздуха, от окружающих человека людей и звуков, даже от того или иного цвета стен в палате, от того, есть ли рядом комнатные цветы и животные или нет.

Перелом в юлиной болезни почувствовали лишь её мама, сама Юля и, разумеется, Магда. Врачи по-прежнему назначали необходимые процедуры, делая их лишь для очистки совести, да ещё и потому, что так когда-то было предписано в истории болезни. И нянечки, и сёстры, и врачи по-прежнему молча сочувственно смотрели на Ольгу Николаевну, неотлучно находящуюся у постели дочери, и никак не могли понять, на что ещё она может надеяться при таких явных симптомах угасания.

Однако упрямый ребёнок, несмотря на очевидный и столь неутешительный прогноз, почему-то всё никак не хотел умирать. И даже начал потихонечку съедать до конца свою порцию протёртой безвкусной кашки, а иногда не отказывался и от яблочка или банана. Врач Галина Сергеевна перестала молча, с каменным лицом выходить из палаты – теперь она иногда говорила что-то хорошее матери ребёнка. А сама Юленька больше не лежала, отвернувшись к стенке – она всё охотнее и охотнее общалась с матерью, требовала от неё сказок и часто разговаривала с кем-то невидимым, с какой-то женщиной по имени Магда, которую она от однообразия больничной жизни выдумала сама для себя.

Вообще-то говоря, ни Магда, ни Лена пока ещё настоящими Целителями не были – они просто проходили период Ученичества. Но если у Магды всё получалось прекрасно, так, как будто она всегда, испокон веков, только и делала, что в виде Энергиона лечила безнадёжно больных землян, то у Лены дела шли совсем по другому. Мать Тереза только один день провела рядом с Магдой после чего спокойно оставила её. А вот с Леной она находилась постоянно. Энергетический поток у Лены шёл рывками – то слишком сильно, то замирал совсем, отчего больной ребёнок то вздрагивал в своей кроватке, то лежал больше похожий на труп, чем на живого человека. К тому же, ленин запас Энергии оказался в десятки раз меньшим, чем обычно бывает у Целителя, отправляющегося из Большого Купола на Служение на Землю. Запас катастрофически кончался, в то время как лечение только начиналось и должно было продолжаться ещё очень долго. И тогда Мать Тереза решила остаться в больнице и самой подежурить у постели больного ребёнка, отправив Лену назад, в Большой Купол, для того, чтобы вновь подзарядиться Энергией и поработать с Фонтаном Забвения. Видимо, период Реабилитации в Большом Куполе оказался для Лены слишком коротким и она не успела перестроиться на своё новое Служение совсем в других, таких непривычных условиях.

Лена проявилась в Большом Куполе рядом с Фонтаном Забвения. Вокруг находились и другие люди – всё это были вновь прибывшие Гости, которых она пока ещё не знала. Тут же находилась Дениз и рассказывала им, как и для чего надо пользоваться Фонтаном Забвения. Лена опустила руку в его вращающуюся цветную струю, которая никогда не смешивалась с остальными. Она закрыла глаза, расслабилась и почувствовала приятную, тёплую очистительную волну забвения, которая пронизала весь её организм. Конечно, она не стала беспамятным манкуртом. Просто вся прошлая жизнь окончательно перестала её волновать. Разумеется, она помнила всё, что было с ней когда-то, в той жизни, но это стало похоже просто на прочитанную когда-то очень давно книгу о чьей-то чужой жизни – и всё. Она поняла, что наконец-то избавилась от всех следов своих земных переживаний навсегда...

У Эгрегора на этот раз не было ни души. Он, как и всегда, был изумительно красив – гигантский фиолетовый кристалл, окружённый другими, более мелкими, со всеми своими сверкающими гранями и непонятной жизнью, клубящейся внутри. Сейчас, как никогда, Лена ощутила Эгрегор как живое высшее существо, совершенно отличное от всех известных ей форм земной жизни. С ним можно было общаться, обращаться к нему за помощью, питаться его Энергией, а вот он сам так и оставался таинственным, непонятным и неизменным для всех в этом мире Большого Купола. Впрочем, если вдуматься, то ни на Земле, ни здесь нет ни одного существа или предмета, который бы не был живым. Всё на свете – и леса, и реки, и горы, и гигантские материки, и тысячелетние дубы, и эфемерные подёнки, все появляется, живёт, изменяется и, наконец, умирает, переходя в другие формы существования. А что такое жизнь? Это и есть изменение и движение, которые вечны, следовательно, и бессмертны. В каждой крохотной песчинке вечно движутся электроны, нейтроны и прочие невидимые частицы. И каждая песчинка – вечна, хотя со временем она и перейдёт в какое-то другое измерение, в другую форму существования. За всю историю мира ни один самый великий властитель, при всём своём могуществе, не мог уничтожить даже одну самую маленькую песчинку. Поэтому-то всё сущее, какие бы формы оно ни принимало, – вечно и неуничтожимо.

Лена присела рядом с Кристаллом. Она знала, что ей надо срочно мчаться к больной девочке, чтобы освободить Мать Терезу – ведь её ждали другие Ученики, другие умирающие на Земле люди. И всё-таки Лене очень хотелось хоть чуть-чуть спокойно посидеть здесь в одиночестве и подумать. Почему у неё так плохо получается Целительство? Ведь она попала в Большой Купол не случайно, не просто так. Она жила на Земле не для себя – ещё там она научилась жертвовать всем ради другого человека, сначала матери, потом мужа, так почему же сейчас у неё так плохо идут дела в больнице, в палате номер три?

И вдруг Лена почувствовала, что ей очень хочется остаться здесь навсегда, не видеть никого, не думать ни о ком, пожить в Хижине Одиночества, побродить по вечно изменяющимся ландшафтам Большого Купола и никогда больше не появляться в этой унылой палате ЦДКБ. Но ведь она должна быть там, её ждут – и больная девочка, и Мать Тереза. Она обязана быть с ними. Лена вздохнула, зарядилась Энергией от Эгрегора и помчалась в больницу. Господи, неужели она безнадёжно устала и с ней снова повторяется та же самая история, что и в прошлой жизни на Земле?!

Глава 13.

Спасатели.

В Большом Куполе Димка просто изнывал от безделья. Каждый день, пытаясь получше узнать то место, куда он попал после смерти, Димка проходил пешком громадные расстояния, но это не прибавляло ему знаний. Только очень немногие объекты оставались почти неизменными и всегда находились на своих местах. Среди них были Лотосовое озеро, Гостиная с резной мебелью для вновь прибывающих Гостей, Информационный Центр, Чаша, Фонтан Забвения (Клепсидр) и, разумеется, сам Эгрегор. В то время как озёра, тропинки, водопады, здания, сады камней, дубравы, скульптуры и всё прочее постоянно менялись, то исчезали, то появлялись как по мановению волшебной палочки. Там, где ещё совсем недавно был участок тропических джунглей, вдруг оказывалось морское побережье с почти литовскими дюнами. Древний храм инков исчезал, уступая место высокогорному перевалу, окутанному облаками. Вместо вчерашнего японского сада камней сегодня возникала каменистая пустыня с чахлыми безлистными, не дающими тени кустиками саксаула... И так далее и тому подобное.

Димка подозревал, что каждый жилец Большого Купола по своей собственной прихоти и при этом совершенно не думая об остальных, формировал Окружающее Пространство, делая его таким, каким когда-то привык видеть на Земле. Это было похоже на какую-то забавную и вполне невинную игру. Кому не нравилась пустыня – пожалуйста, сейчас вам будет город небоскрёбов. Надоели джунгли – сделаем подземный бункер, громадный стадион, средневековый замок или хоть неолитическую стоянку. Сам он пока ещё, к сожалению, не обладал такой способностью.

Впрочем, Димке всё это очень даже нравилось: ему, прожившему так мало на Земле и никогда не видевшему других стран, кроме своей собственной, было интересно – он чувствовал себя путешественником по разным регионам Земли и даже по разным эпохам существования человечества. Он решил, что не будет ничего страшного, если он сначала хорошенько познакомится с Большим Куполом, а уж потом примется за своё Служение. Он нисколько не сомневался, что будет только Спасателем и больше никем.

Шло время (если, конечно, это можно было назвать времнем), Димка делал пешком громадные концы по Большому Куполу, увидел массу каких-то городов, строений, ландшафтов, почти что стран, и, наконец, понял, что так можно ходить вечно и вечно узнавать всё новое и новое своё окружение. А ведь пора было заняться и делом! И ему наконец надоело это бессмысленное занятие.

Димка решил обратиться к Даниелю и Шаваршу, чтобы присоединиться к группе Спасателей. Он сосредоточился, создал мысленный посыл и проявился в Сорок Пятом Секторе. Однако ни Даниеля, ни Шаварша там не оказалось – оба они сейчас были на Земле, на очередном задании. Пришлось обращаться к своей Хостес. Проявилась Дениз и, отправившись с Димкой в Информационный Центр, начала подбирать для него Наставника. Они вместе изучили массу информации, но никто Димке что-то не приглянулся. Наконец он заявил, что лучшего Наставника и одновременно Учителя, чем Шаварш Карапетян ему не найти. Оставалось только связаться с ним самим и получить согласие, в котором Димка, впрочем, нисколько не сомневался.

Дениз и Димка вошли в другой Поток Информации – в ту Реальность, где сейчас находился Шаварш. И вот что они там увидели.

* * *

Африка. Руанда. Раннее утро. Крохотное поселение народности Тутси, состоящее из глиняных конусообразных домов без окон, очень похожих на термитники. Вместо двери – квадратное отверстие, куда можно войти только согнувшись пополам и которое на ночь баррикадируется изнутри от проникновения врагов и диких зверей. Всё поселение окружено высокой глинобитной же оградой – слабой защитой от хищников и особенно от набегов враждебных племён. Сейчас жители собираются на базар в соседнюю деревню на другом берегу реки. Они засовывают в плетёные корзины кур и поросят, клубни батата, складывают стопками кустарную, кривобокую глиняную посуду и взваливают свои грузы на деревянные коромысла.

Женщины, подростки и немногочисленные мужчины направляются к реке, где погрузятся на паром, чтобы попасть на тот берег. Среди путников выделяется рослый иссиня-чёрный молодой мужчина с суровым лицом. Это глава деревни – сам всеми уважаемый Макемба. Хотя он и вождь, но это не избавляет его от тяжёлого повседневного крестьянскогог труда, которым кормятся все жители поселения. Он так же, как и все, взрыхляет своё поле, бросает в землю зёрна кукурузы, ходит на охоту, пасёт свой скот. Так же, как и все, трудятся его жена и дети. Так жили на этой земле все Тутси из поколения в поколение, из века в век. Так будут жить и их потомки, если, конечно, их не вырежет соседнее враждебное племя Бхуту, которое издавна воюет с Тутси за скудную каменистую землю и за ненадёжные источники воды...

Крохотный допотопный паром забит пассажирами до отказа. Ещё очень рано, но уже нещадно палит солнце. Визжат свиньи, бьются в плетёных корзинах куры. Пассажиры молча вглядываются в противоположный берег, заросший густыми прибрежными кустами – кажется, всё-таки, что засады там нет и дорога на базар свободна. Может быть, сегодня им повезёт, и после базарного дня все вернутся домой живыми, да ещё и с выручкой...

Паром причаливает к берегу, начинается выгрузка. Первыми на илистый берег ступают босыми ногами грузные африканские женщины с коромыслами или тяжеленными корзинами на голове. Потом спрыгивают дети и подростки, грузы которых ненамного легче, чем у взрослых. И только затем наступает очередь мужчин – самых ценных членов племени. Их и так уже осталось слишком мало, жизнь каждого защитника и кормильца не идёт ни в какое сравнение с малоценной жизнью женщины или, тем более, ребёнка. Ведь если на берегу засада, то мужчины, сходящие на берег последними, может быть, всё-таки ещё и успеют спастись – броситься назад в реку, нырнуть под паром, зажав во рту коленце тростника, через которое можно будет дышать, находясь под водой и оставаясь невидимым для врага. И если они спасутся – то сохранится и само племя, сохранится глинобитное поселение, а уж в детях недостатка не будет никогда, даже если в племени останется всего одна женщина...

Последним, как ему и положено, сходит человек с самой ценной для племени жизнью – сам вождь Макемба. Однако у врагов, видимо, не выдержали нервы. Бхуту, притаившиеся в прибрежных зарослях, не дождались полной выгрузки – с дикими воплями они бросились на безоружных Тутси, размахивая своими длинными ножами налево и направо. Дёргались в конвульсиях обрубки тел, слышались душераздирающие вопи, кровь стекала в реку, кишащую крокодилами. Те, кто ещё уцелел, инстинктивно бросились назад, на паром, хотя это и было совершенно бессмысленно. Они столкнулись с теми, которые последними сходили на берег, началась давка, люди падали в воду, тонули прямо у берега, а кто всё-таки поднимал голову над водой, немедленно получал свой последний, смертельный удар ножа от Бхуту. Конечно, силы сторон были совершенно неравны: с одной стороны женщины, дети и всего несколько безоружных мужчин Тутси, а с другой – более десятка вооружённых профессиональных убийц Бхуту, многие годы живущих лишь грабежами да мародёрством.

Макембе много раз приходилось защищать свою деревню от грабителей, всё тело его было покрыто шрамами, нередко он неделями приходил в себя, лёжа на топчане, весь в повязках и компрессах, заживляющих раны и сращивающих кости. Он никогда не был трусом, наоборот, о его храбрости и военных подвигах ходили легенды, но на этот раз он знал, что ввязываться в бой было бы просто безумием. В интересах племени он сейчас просто обязан любой ценой сохранить свою жизнь и целым вернуться домой.

Макемба, стоявший у самого дальнего борта парома, мгновенно скинул свою живописную пурпурную галабею вождя и нырнул под паром. Перед этим он успел выхватить из-за пояса и сунуть в рот приготовленную заранее, ещё дома, полую тростниковую трубочку...

Совсем рядом кипела вода – кто-то кричал, бился в конвульсиях, тоже, как и Макемба, пытался спрятаться под днищем парома. Чья-то нога ударила Макембу в лицо, расплющив ему не только нос, но, и это было самое ужасное, спасительную тростниковую трубочку. Макемба захлебнулся жёлтой глинистой водой и погрузился в воды реки, кишащей крокодилами...

Макемба понял, что он тонет. Кажется, он оказался никуда не годным вождём – не сумел сохранить свою жизнь, чтобы возглавить своё племя, вдохнуть в оставшихся новые силы, защитить их и дать начало новым жизням Тутси. С его гибелью будет обречена и вся деревня, всё его маленькое племя, которое он не сберёг для будущих поколений. Всё дело было в том, что Макемба, как и остальные жители деревни, не умел плавать. Река протекала рядом с поселением, но, по многим причинам, никто в ней никогда не купался и, тем более, не плавал. В лучшем случае, дети иногда обливались речной водой на берегу, хотя это им строго запрещали родители. Во-первых, река кишела крокодилами. Во-вторых, в речной воде водились пиявки и многочисленные паразиты, поэтому очень легко было подхватить шистоматоз или какую-нибудь другую страшную болезнь, когда личинки прогрызают кожу, ползают в подкожной клетчатке, проникают в лёгкие и печень и человек умирает в страшных мучениях, не получая, разумеется, никакой медицинской помощи. Ну и в-третьих, на берегу, вдали от дома, всегда может оказаться засада кровожадных Бхуту, которые не пощадят никого.

Макемба понял, что тонет. Он судорожно бил под водой руками и ногами, но никак не мог всплыть на поверхность. Запас воздуха в лёгких кончался, а он по-прежнему лежал под водой и теперь уже почти не мог шевелиться. И вдруг он ощутил, что силы вернулись к нему. Макемба снова забил руками и ногами, и вот, о чудо, он всплыл на поверхность, глотнул спасительный воздух и вцепился руками в борт парома, усеянный трупами, залитый кровью, который теперь, тихо покачиваясь, медленно плыл по течению, к счастью, в сторону противоположного берега. Появления Макембы никто из племени Бхуту не заметил. Они были заняты тем, что собирали и складывали в корзины награбленное добро, снимали с трупов и даже с ещё шевелящихся обрубков тел залитую кровью одежду.

Димка отчётливо видел, что в самый последний, предсмертный момент, около Макембы в виде Энергиона появился Шаварш и начал подавать ему спасительную Энергию. Разумеется, здесь нельзя было действовать так, как это, например, делают Целители в больнице с безнадёжно больными детьми. Требовалась разовая подача очень большого количества Энергии, что Шаварш мастерски и сделал. Молодой, энергичный, отлично тренированный, он приносил с собой такие колоссальные запасы Энергии, что их нередко хватало не на одного, а даже на нескольких людей одновременно.

Димка был просто в восторге. Вот именно так и представлял он себе деятельность Спасателя. А Шаварш, теперь уже спокойный за судьбу Макембы, тем временем осматривал поле бойни. Он заприметил на пароме ещё одно живое существо – мальчика лет десяти, который, хотя и не смертельно раненый, теперь истекал кровью, потому что некому было оказать ему хотя бы самую элементарную помощь. Шаварш завис над ребёнком и дал мощную энергетическую подпитку клеткам слабеющего тела. Под её воздействием состав крови мгновенно изменился: именно внутри раны десятикратно увеличилось количество тромбоцитов и кровотечение внезапно прекратилось, как будто на руку наложили невидимый жгут. Макемба, как только паром отнесло на приличное расстояние, заполз на борт, осмотрел трупы и с радостью нашёл всё-таки одного живого, хотя и раненого человека – истекающего кровью десятилетнего мальчика. Макемба разорвал свою небедренную повязку – единственное, что осталось у него из одежды – и, как мог, перебинтовал ребёнку руку.

На предплечье у ребёнка была вытатуирована эмблема – такой же, как и у самого Макембы питон – тотем и покровитель племени. Мальчика который ни разу так и не издал ни одного стона, звали Тонго. Это был единственный сын Макембы...

В конце двадцатого века в Руанде, в ходе междоусобной войны племя Бхуту всего лишь за три месяца уничтожило восемьсот тысяч Тутси. Оба племени (точно так же, как, например, грузины с аджарцами) были близкими родственниками друг другу, имели одинаковые обычаи и даже говорили на одном и том же языке. На самом же деле, как и многие тысячелетия назад, борьба велась за скудные сельскохозяйственные земли, за скот, жалкие источники воды, а, если говорить обобщённо, то за власть и за жизнь на этой жалкой земле. Просто в этой войне Тутси не повезло – им, несмотря на все усилия, так и не удалось победить и уничтожить племя Бхуту...

* * *

Димка был восхищён. Ему захотелось немедленно увидеться с Шаваршем. Можно было, конечно, наладить с ним дальнюю связь через Эгрегор и переговорить обо всём, что хотел ему сказать Димка. Однако это потребовало бы расхода Энергии Спасателя, а ведь Шаварш, повидимому истратил далеко не весь свой запас и собирался, не возвращаясь к Эгрегору, тут же отправиться по делам куда-то ещё, туда, где на Земле сейчас гибли люди. Поэтому Дениз и Димка всё-таки решили дождаться его возвращения в Большой Купол и уж тогда вместе решить все Димкины вопросы. А пока можно было продолжать следить за Шаваршем.

Теперь он отправился в Южный Китай. Крохотная угольная шахта Фушань была построена ещё в девятнадцатом веке. Поэтому узкие извилистые штреки не приспособлены ни для какой современной техники: угольный комбайн просто не поместился бы в них. Тут могли работать только люди, откалывая куски угля вручную с помощью допотопного кайла. Они ползком добирались до своего рабочего места, и, лёжа в этих твёрдых и холодных кротовых норах, часами в темноте долбили пласт, дыша угольной пылью, которая в конце-концов заставит их в сорок, в лучшем случае в пятьдесят лет, умереть мучительной смертью от силикоза.

Жалкий посёлок вокруг шахты, жил исключительно за её счёт. Другой работы для жителей здесь почти что и не было: магазинчик, начальная школа, поселковая администрация, детский сад, почта, баня, железнодорожная станция, медпункт, клуб – вот и вся так называемая инфраструктура. Всё это давало работу от силы ещё одной сотне человек (главным образом женщин) и существовало только до тех пор, пока существовала сама шахта.

Уголь с шахты шёл на ближайшую тепловую электростанцию. Шахта была аварийной, и, по-настоящему, её давно пора было бы закрыть, но тогда на улице оказывалось несколько сот, почти тысяча человек, а этого местная администрация никак не могла допустить. К тому же, добыча всё еще была конкурентоспособной благодаря нищенской зарплате шахтёров и очень близкому расположению электростанции, что не требовало больших затрат на перевозку угля.

Сегодня все жители посёлка, услышав вой сирены, кинулись к шахте: они знали – это означает, что под землёй произошла очередная авария, скорее всего, обычный взрыв метана. Такое здесь случалось чуть ли не каждый год и тогда посёлок хоронил один-два десятка своих очередных погибших. А на их место уже рвались новые желающие – молодые ребята, мечтающие найти хоть какую-то работу, ведь безработица в посёлке Фушань не кончалась никогда...

Сорокалетний шахтёр Цзян, отец двоих детей, лежал под землёй на глубине восьмидесяти метров, придавленный глыбой угля, рухнувшей на него в момент взрыва. Глыба упала сравнительно удачно – она всего лишь раздробила ему ноги, но голова и грудь остались целы, поэтому он ещё кое-как мог дышать той отравой, которая раньше была воздухом: спертым, пропитанным угольной пылью, душным и отвратительным, но всё-таки воздухом. Если в ближайшие часы никто не придёт на помощь, то он здесь, конечно, попросту задохнётся.

Цзян испытывал удушье и дикую боль в ногах, но даже не стонал. Он с ужасом думал о том, что же теперь будет с его семьёй, если на этот раз он всё-таки погибнет. Цзян попадал в такую переделку уже не первый раз, но до сих пор ему везло – каждый раз его спасали. Наверное, он родился в рубашке, как говорили ему другие шахтёры! Он старался соблюдать законы и поэтому женился, как было предписано китайской компартией, после двадцати шести лет. Однако кое в чём он всё-таки закон нарушил – у него был не один ребёнок, как положено, а целых двое. Поэтому за второго, штрафного, приходилось платить – и в школе за учёбу, и в случае обязательных прививок, по болезни или для получения необходимых медицинских справок. Жена не могла найти работы нигде, поэтому семья жила только на его жалкую зарплату. Наверное, было бы лучше, если бы он никогда не женился и нёс ответственность только за себя одного. Погиб – и дело с концом. Нет человека – нет проблемы, как говорил один известный советский вождь. И никто не страдает. Если бы знать заранее, если бы он не был таким дураком в молодости, не женился, не заводил детей, то и умирать сейчас было бы не так страшно!

Воздух в забое уже совсем нельзя было назвать воздухом. Это, скорее, похоже на газовую камеру Освенцима. Цзян посинел и, потеряв сознание, хрипел на жёстких холодных комьях угля, врезавшихся ему в спину и в перебитые ноги. Изо рта у него шла розовая пена, но её не было видно в кромешной темноте...

Шаварш в виде Энергиона завис над Цзяном и произвёл выброс Энергии. Цзян с удивлением понял, что он находится в сознании – по-прежнему в обвалившемся забое, но в сознании, и дышать ему теперь гораздо легче.

Погибших шахтёров вынесли из забоя только через семнадцать часов. У выхода из штольни их встречала мрачная толпа вдов и сирот. И только один из пятнадцати забойщиков каким-то необъяснимым чудом оказался жив. Он провёл под землёй, практически без воздуха, целых семнадцать часов – и это при том, что человеческий мозг просто гибнет всего через четыре минуты кислородного голодания! И остался жив! У него всего лишь раздробило ноги. И этим чудесно спасённым человеком, представьте себе, снова оказался всё тот же Цзян, про которого недаром же все говорили, что он родился в рубашке.

* * *

Закончив Служение, Шаварш вернулся в Большой Купол, где его уже ожидало сообщение, что с ним очень хочет встретиться Димка. Шаварш вспомнил того симпатичного растерянного парня, которого он как-то встретил у Информационного Центра. Немного отдохнув и снова зарядившись Энегрией от Эгрегора, Шаварш перед новым вылетом на Землю, проявился рядом с Димкой.

Димка сказал, что восхищён Служением Шаварша, что он устал бездельничать в Большом Куполе и просит сразу же взять его на дело. Шаварш без раздумий согласился стать димкиным Учителем и повёл его к Эгрегору, чтобы научить заряжаться максимальным количеством Энергии, сохранять её во время полёта к цели, трансформироваться в Энергион и вести через Эгрегор поиск самых катастрофических точек Планеты. Оказалось, что только что где-то в Турции произошло сильное землетрясение, и Шаварш с Димкой немедленно отправились туда.