Текст книги "Служение"

Автор книги: Инна Мальханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 22.

Лабиринт Желаний

После задушевной беседы с Мишелем Нострадамусом в Гроте Радости Альберт Швейцер вошёл в Лабиринт Желаний и сразу же приложил руку к мраморной стене. Он не стал тратить время на экскурсию – ведь он бывал здесь много раз и поэтому не ожидал увидеть что-нибудь новое для себя. Он всегда был так занят на Следующем Уровне, пытался вместе с другими Служителями решить такие неразрешимые земные проблемы, что единственной мечтой для него постоянно была лишь встреча с любимой музыкой. Поэтому в каждое своё посещение Лабиринта Желаний он просил об одном и том же. Он только и произнёс всего лишь два своих самых заветных слова: "Музыка, музыка..." – и совсем другой, удивительный, бесконечный мир тут же открылся перед ним.

Перед Альбертом появилась нескончаемая анфилада помещений. Войдя в первое из них, он оказался в старинной зале, заполненной нарядными дамами и кавалерами в париках. На него никто не обратил внимания. Дамы и кавалеры прохаживались по зале, тихо разговаривая друг с другом, некоторые сидели на банкетках и обмахивались веерами. Разумеется, в зале звучала немыслимая, бесподобная, божественная музыка Моцарта.

Альберт подошёл к стрельчатому окну, прислонился к стене, покрытой громадным старинным гобеленом с изображением оленей и замка в горах, закрыл глаза и слушал, слушал, слушал... Музыка Моцарта звучала и звучала, но Альберт вздохнул и вышел из залы.

Теперь он оказался в высокогорном ауле на Кавказе. Суровый, несмотря на лето, пейзаж, несколько глинобитных домиков, где-то вдали видна цепочка идущих к ручью горянок с медными узкогорлыми кувшинами на головах. Всё дышит покоем, аскетизмом и возвышенной чистотой. Жизнь здесь, как ей и положено в восемнадцатом веке, проходит размеренно, привычно, традиционно. На кривой улочке нет никого из взрослых – только тихонько играют несколько очаровательных грузинских детишек. Звучит прекрасная грузинская народная музыка.

На Альберта никто не обращает никакого внимания – кажется даже, что его просто не замечают. Он садится на замшелый камень и слушает изумительное многоголосое пение а капелла. Мужские голоса звучат и звучат, унося его душу в неведомые дали... Как жаль, что в своё время, ещё там, на Земле, он никогда не слышал такой бесподобной музыки!

В следующем помещении Альберт увидел внутренние покои запретного императорского дворца. Обтянутые золотистым узорчатым китайским шёлком стены, резная мебель из драгоценных пород дерева – низенькие столики и кресла причудливой формы с фигурами драконов, символизирующих самого императора. Несколько наложниц-красавиц развлекаются игрой на окарине. Одна из них исполняет музыку династии Чжоу. Казалось бы, после Моцарта и грузинского многоголосого хора невозможно встретить что-либо ещё более прекрасное. Но нет – услышав окарину – маленький, похожий на чайничек, круглый инструмент из обожжённой глины с несколькими отверстиями на боку – любому земному человеку, наверное, захочется просто умереть, чтобы навеки запечатлеть этот самый прекрасный момент его жизни!

Альберт знает, как в древнем Китае отбирали наложниц для императора: по всей стране ездили доверенные мандарины и отыскивали самых красивых девушек. При этом не имело никакого значения, была ли она знатной или же самой простой крестьянкой из какого-нибудь захолустья. Просто кандидатка в наложницы должна точно соответствовать нескольким требованиям: красота, крохотная изуродованная ножка (впрочем, у крестьянок-то ножки как раз были нормальными), белая кожа и, самое главное, – ни единой родинки на всём теле. И вот сейчас именно такая девушка сидела перед ним и прижимала окарину к своим прекрасным губам. Инструмент издавал волшебные, чарующие, протяжные звуки, каких Альберт никогда раньше не слышал на Земле. Мелодии перетекали одна в другую, уносили слушателей куда-то вдаль, заставляли забывать обо всём на свете... Он, конечно, готов был остаться здесь навеки, но это просто невозможно – как говорится, делу время, потехе час! Альберт вздохнул и направился в следующее помещение.

На этот раз он оказался в прекрасном, совершенно безлюдном саду. Источали дивный аромат невиданные цветы, порхали гигантские бабочки. Даже кроны неизвестных ему деревьев были сплошь усыпаны громадными цветами – белыми, розовыми, сиреневыми, красными. Именно так Альберт и представлял себе райский сад Эдем. Но всё-таки это был не совсем сад – в этом музыкальном салоне посетителя встретили ещё более дивные звуки, совершенно не похожие на все предыдущие. Теперь слышалось сольное пение без музыкального сопровождения. Звучала божественная "Аве Мария". Но она звучала совсем не так, как Альберт много раз слышал её на Земле. Всё дело в том, что этот изумительный, волшебный голос не принадлежал ни женщине, ни мужчине, ни ребёнку. Он убаюкивал, опьянял, возносил слушающего в небесные выси, из которых не хотелось возвращаться никогда. Тот, кто не слышал такого голоса, даже не может представить себе ни его божественной красоты, ни колдовской, гипнотической силы. Это, действительно, был неземной голос. Это был чистый, высокий, хрустальный, завораживающий голос кастрата.

Не стоит думать, что человечество когда-то использовало кастратов только как евнухов в гаремах арабских шейхов да китайских императоров. Не так уж и давно – в средневековье и даже вплоть до восемнадцатого века кастраты были весьма востребованы и в Европе – их певческая профессия ценилась чрезвычайно высоко, ведь аристократы прекрасно разбирались в музыке и не отказывали себе в наслаждении ею. Многие из певцов-кастратов были очень знамениты и богаты. Герцогские дворы постоянно соревновались между собой в привлечении на службу лучших певцов, переманивая их друг у друга.

Когда Альберт всё-таки взял себя в руки и с сожалением перешёл в следующее помещение, то был крайне удивлён: здесь не было абсолютно ничего. Только белые стены, белый потолок, белый пол и белый табурет посередине. Небольшая камера, скорее похожая на больничную палату – холодная, равнодушная, пустая и какая-то бесчеловечная. К тому же, в камере стояла полная тишина. Господи, какая же ещё музыка может звучать здесь?

Удивлённый Альберт сел на табурет, и только тогда отовсюду полились звуки музыки. Началась "Пассакалья" Альфреда Шнитке – какого-то неизвестного ему до сих пор русского композитора второй половины двадцатого века. Сначала полилась гармоничная, столь близкая Алберту, классическая мелодия в стиле Генделя, Гайдна и других, близких им по стилю композиторов. Чистая, гармоничная, безмятежная. И вдруг в неё вплёлся какой-то посторонний, чужеродный, фальшивый звук. Возник и исчез – и снова беззаботная безмятежность. Через несколько секунд дикий, грязный, посторонний звук повторился, но на этот раз он звучал дольше и был усилен вторым и третьим таким же враждебным, разрушительным звуком. Теперь это был уже не просто звук – это был целый аккорд.

Альберт почувствовал опасность – что-то хотело разрушить привычную гармонию и безмятежность, что-то страшное приближалось и нависало над ним. Тем временем враждебные, диссонирующие, хаотические звуки нарастали, их становилось всё больше и больше, они поглощали гармонию, красоту, привычный порядок и в музыке и в окружющем мире. Постепенно, по мере нарастания хаоса, стены комнаты тоже становились всё темнее и темнее, помещение почти что превращалось в тюремную камеру – без единого окошка, тоскливую, страшную и безнадёжную.

А энтропия звуков всё нарастала и нарастала. Отчаяние охватило Альберта. Рушился прекрасный, логичный, вселяющий надежду мир, который он когда-то пытался построить на Земле всей своей благотворительной и просветительской деятельностью. Музыка угрожала всем его идеалам и надеждам – она говорила, что мир подчиняется законам энтропии и ничего с этим поделать нельзя. И в конце-концов всё на свете будет разрушено, погибнет. Таков закон Вселенной. Надо отбросить идеализм и погоню за несбыточными идеалами, надо принять мир и его законы такими, какие они есть, а не такими, какими их хотелось бы видеть человеку-идеалисту...

А музыка Шнитке звучала и звучала – "Жёлтый звук", кантата "История дктора Иоганна Фауста", "Пер Гюнт"... Ничего подобного Альберт не слышал никогда и даже не представлял себе, что музыка может быть такой неумолимой. Все произведения Шнитке предрекали торжество хаоса, энтропии над красотой и гармонией, торжество смерти над жизнью, гибель нашей Земли и, разумеется, всего живого на ней, в том числе и человека. Причём гибель мучительную, долгую и страшную. И вот эта-то агония и вливалась сейчас в уши, в объятный ужасом мозг Альберта Швейцера.

Если предыдущие музыкальные залы давали Альберту неземное наслаждение и пробуждали в его душе надежду, покой, гармонию, желание остаться там навсегда, то здесь всё было совсем наоборот – хотелось бежать отсюда и больше не слышать этих страшных пророческих звуков никогда! Бунтарская, трагическая музыка Бетховена тоже была далека от безмятежности, она кричала, тревожила душу, звала к действию, сопротивлению судьбе. Но она говорила о трагедии одного человека и всё-таки давала надежду, что рок может быть побеждён силой духа отдельной личности. Музыка же Шнитке рыдала о судьбе всей Земли и всего человечества и убеждала, что они обречены, и действовать, бороться, сопротивляться – совершенно бесполезно. Это была пророческая музыка вселенского пессимизма, космического отчаяния и безнадёжности...

Потрясённый Альберт не знал – стоит ли ему теперь, с его новым Знанием, сразу же вернуться в Большой Купол и пройти Реабилитацию в Эрмитаже, или всё-таки продолжить своё музыкальное путешествие. Ведь стройная, логичная, божественная система Мироздания, многие десятилетия казавшаяся ему такой цельной и единственно верной, оказалась разрушенной за самое короткое время, пока звучала музыка Шнитке. И это сделали всего лишь какие-то аккорды неизвестного ему доселе русского композитора второй половины двадцатого века...

Никто в Лабиринте не сказал ему ни слова, не спорил с ним, не оспаривал его мировоззрения, не приводил никаких доводов. И, тем не менее, Альфред Шнитке заставил Альберта Швейцера усомниться в самом главном деле его существования – в Служении! Если Земля и всё живое на ней обречены, если Планета несётся в Космосе к своей гибели, то какой же тогда смысл в его Служении?! Оно не поможет ничему и никому!

Сейчас здесь, так далеко от Земли – как во Времени, так и в Пространстве – Альберт испытал то же самое чувство, которое испытывал и он сам, и все врачи в Ламбарене в годы второй мировой войны. Они тогда говорили друг другу: какой смысл, прилагая нечеловеческие усилия, спасать здесь каждую жизнь, если там, в мире, люди специально убивают и калечат друг друга миллионами? Конечно, никто тогда не оставил свой госпиталь, своё дело – они руководствовались старинной пословицей: "Делай, что должен, и будь, что будет". Наверное, и сейчас надо тоже руководствоваться этим принципом – он сделает всё, чтобы помочь страдающему человечеству и страдающей Земле, ну а там уж, как Бог даст!

Поэтому Альберт всё-таки продолжил свой путь по Лабиринту Желаний и вошёл в следующее помещение. И, как оказалось, он сделал совершенно правильно – эта зала, несмотря ни на что, была апофеозом его сегодняшнего путешествия. Выше этого счастья уже не могло быть ничего: перед ним высился огромный орган какого-то старинного немецкого собора! В своё время он осмотрел и отреставрировал столько органов Европы, на многих из них играл сам, давая свои знаменитые концерты, но этот орган был ему незнаком. Он будет так счастлив познакомиться ещё и с этим инструментом! Альберт подошёл ближе, сел на обитый кожей табурет и опустил руки на клавиатуру...

Разумеется, в соборе раздалась строгая, божественная, готическая музыка Иоганна Себастьяна Баха. Альберт играл и играл не переставая – Мессу си-минор, Страсти по Иоанну, Страсти по Матфею – и душа его уносилась вдаль, а весь мир вокруг просто исчез для него. Его пальцы порхали сами по себе, как это было когда-то там, на Земле, и сейчас в мире не существовало ничего, кроме этих божественных звуков и его души, которая резонировала, сливалась, парила вместе с этими неземными звуками. Наконец Альберт очнулся, тяжело вздохнул и вышел из Лабиринта Желаний...

* * *

Время от времени, когда она особенно устаёт от Служения, Дениз тоже заходит в Лабиринт. Желание у неё всегда одно и то же. Вот и сегодня она, не тратя времени на прогулку по подземной пещере, которую знает чуть ли не наизусть, сразу же прикладывает руку к шероховатой стене, где блестят кристаллы целестина, и в который раз возвращается в тот самый, освещённый газовыми рожками, маленький городок её молодости. Она идёт знакомыми узенькими улочками прямо к мэрии, но теперь все жители городка веселы, приветливы и жизнерадостны. Все бросаются к ней, поздравляют с возвращением, обнимают, дарят цветы, зовут к себе в дома... А Дениз почти бегом бежит к площади: она знает – там её ждет прекрасная незнакомка – девушка из шара и их встреча будет самым счастливым моментом её жизни... Дениз рада, просто счастлива – наконец-то после стольких лет отсутствия она вернулась к себе! Больше она не уйдёт отсюда никогда и никуда...

Девушки берутся за руки и, счастливые, молодые и красивые, бредут по кривым улочкам, о чём-то щебечут друг с другом, улыбаются прохожим, и глаза их сияют счастьем.

Глава 23.

Мона Лиза

Нельзя давать слишком сложные задачи человечеству, пока оно неспособно их разрешить.

Татьяна Толстая, современная писательница

Если не думать о будущем, то у нас его не будет...

В тот же день Маргарита Тучкова тоже оказалась в Гроте Радости. Она не ждала никого, не встречалась ни с кем. Просто ей хотелось расслабиться, посидеть в каком-нибудь уютном местечке в одиночестве, но всё-таки среди людей, и на время отключиться от привычной работы. Никакого особого желания у неё не было, и она решила даже и не заходить в Лабиринт Желаний.

Краем глаза она увидела где-то вдалеке троицу неразлучных друзей – Димку, Шаварша и Даниеля, которые вскоре скрылись в Лабиринте Желаний. Её внимание привлекли также Мишель Нострадамус и Леонардо да Винчи, которые беседовали невдалеке с каким-то горбуном. Маргарита вспомнила, что в незапамятные времена, когда ездила с мужем во Францию, тоже была в Лувре и видела самую знаменитую картину Леонардо – Мону Лизу, которая, впрочем, тогда не произвела на неё абсолютно никакого впечатления. И теперь ей вдруг стало немного обидно: почему это всё человечество вот уже многие века считает Мону Лизу чудом света, уникальным шедевром, а сама она так и не смогла понять ни её красоты, ни её смысла. Конечно, подойти сейчас к Леонардо и вмешаться в разговор, спросить его об этой картине – совсем неудобно. А что, если пойти самой в Лабиринт Желаний и ещё раз взглянуть на эту Мону? Может быть теперь, когда после стольких лет Служения в Большом Куполе она стала совсем другой личностью, тайна Моны Лизы откроется ей сама, безо всяких усилий?

Маргарита вошла в Лабиринт, прогулялась по его галереям, полюбовалась радужными переливами сталактитов и сталагмитов, присев на корточки зачерпнула холодной воды из подземного ручья и вдруг вспомнила котроткий текст, когда-то прочитанный ею в Информационном Центре Большого Купола в энциклопедии двадцатого века: Леонардо да Винчи (1452-1519 гг.) итальянский живописец, скульптор, архитектор, учёный, инженер. Сочетая разработку новых средств художественного языка с теоретическими обобщениями, создал образ человека, отвечающий гуманистическим идеалам Высокого Возрождения. ... Гуманистический идеал женской красоты воплощён в портрете Моны Лизы (так называемая «Джоконда», около 1503 г.). Многочисленные открытия, проекты, экспериментальные исследования в области математики, естественных наук, механики...

Приняв окончательное решение, Маргарита с помощью Лабиринта Желаний отправилась в Лувр. Там, встав перед портретом Моны Лизы, она подняла глаза и вдруг ...встретилась с ней глазами! Нет, это не были глаза, нарисованные на холсте. Эти глаза жили, смотрели на Маргариту и явно что-то ей говорили. Рядом стояли люди, для которых Маргарита была невидима. Но она была невидима для всех, только не для Моны Лизы, и глаза Моны Лизы разговаривали с ней одной!

Никто не знает, существовала ли Мона Лиза на самом деле или нет. Тем не менее, для многих поколений людей самых разных стран она – вполне реальный человек, так как её все видели, и о ней написано много книг и статей. Она, благодаря гению Леонардо да Винчи, стала для землян "живее всех живых".

Две женщины взглянули друг другу в глаза ...и Маргарита забыла всё на свете. А Мона Лиза всё говорила и говорила о том, что давно наболело у неё на душе: никто её не понимает, она страшно одинока и никак не может достучаться до людей и сказать им то главное, от чего зависят их собственные жизнь и смерть. Потрясённая, Маргарита поняла: ей, единственной, она решила доверить свою тайну, такое бывает только один раз в жизни и больше Маргарита не увидит её никогда.

Собственно говоря, улыбки, о которой так много сказано и написано, на лице Моны Лизы почти что и нет. Выражение её лица только с большой натяжкой можно назвать улыбкой. Однако есть какая-то тайна, невысказанность, какое-то одной ей известное знание, до которого люди, спустя пять веков, всё ещё так и не доросли. Эту тайну оставил землянам великий живописец в тщетной надежде, что когда-нибудь, если, конечно, оно сумеет выжить, человечество всё-таки её разгадает.

Маргарита вспомнила, что существует много самых разных гипотез по поводу этой таинственной полуулыбки. Так, одна из них, например, гласит, что женщина, с которой писали портрет, была беременна и улыбалась сама себе – тому, что она чувствовала как будущая мать. Другая гипотеза утверждает, что это вовсе и не женщина, а автопортрет самого художника, который был гомосексуалистом и потому нарядил себя в женские одежды. Ну и так далее и тому подобное...

Как это ни парадоксально, но Маргарита вдруг ощутила, что обе эти гипотезы в какой-то степени тоже приближаются к истине. Улыбке Джоконды за прошедшие пять веков дано очень много определений. Однако до сих пор нигде не встречалось определение "горькая". А ведь это слово – самое главное в разгадке тайны как самого Леонардо да Винчи, так и его живописного шедевра.

Почему можно считать, что две предыдущие гипотезы тоже в какой-то степени приближаются к истине? Сначала стоило бы рассмотреть ту, которая утверждает, что на женском портрете гениальный Леонардо изобразил сам себя. Может быть, в какой-то степени это и, действительно, так. Однако люди объясняют это исходя, разумеется, из собственного уровня и собственной психологии. Нестандартная сексуальная ориентация, видите ли! Как говорится, каждый судит о других по себе. Ну не пришло человеку в голову ничего, кроме чистой физиологии, сконцентрированной, разумеется, в одном известном месте! Что тут поделаешь, ведь выше головы не прыгнешь! И всё-таки в чём-то автор этой гипотезы тоже прав.

Дело в том, что в работе Леонардо заложено послание потомкам. Леонардо был гением и понимал, что обращаться со своими идеями к современникам совершенно бесполезно, преждевременно, а, может быть, даже и опасно. Как же лучше всего донести до будущего человечества это чрезвычайно важное послание-предупреждение? Разумеется, в традиционной форме, которая приемлема для всех и не насторожит ни клерикалов, ни аристократию, ни инквизицию, ни всю прочую публику настоящего и будущего. А что может быть традиционнее портрета? Итак, Леонардо пишет вполне традиционный портрет.

Ну а к какому портрету будет приковано больше внимания – к женскому или мужскому? Разумеется, к женскому, тем более, к такому красивому. Маргарита знала, что и в современном искусстве рекламы на Земле тоже широко используется этот приём. Существует даже градация тех зрительных объектов, которые на рекламном щите или ролике привлекают наибольшее внимание зрителя. Среди них: цветы и природа, симпатичные животные (кошечки-собачки) и, разумеется, красивая женщина, которая, как это ни странно, одинаково привлекает как мужчин, так и женщин. причём красавица стоит в этом списке на первом месте!

Итак, выбран жанр и выбран объект. Но ведь эта женщина должна передать через века послание самого Леонардо, его мысли, его предостережния потомкам. Как же это сделать? Оказывается, действительно, гениальное всегда просто: надо придать женщине черты самого мыслителя, что и было замечено впоследствии, спустя несколько веков. И был ли Леонардо геем или нет – не имеет абсолютно никакого значения. Цель гения была достигнута: он показал потомкам, что эта совершенно особенная картина – главное произведение всей его жизни. И ценность её не в материальном наполнении, не в мастерстве художника, каким бы потрясающим оно ни было, а в самом содержании этого творения, в тайном послании гения своим общечеловеческим потомкам.

Итак, цель достигнута – картина вот уже пять веков приковывает неослабное внимание зрителей, будоражит их какой-то тайной. Какой – пока не знает никто, но то, что люди сумели ощутить эту тайну – уже большое достижение автора шедевра.

Теперь стоит подумать о гипотезе беременности. Как известно, можно быть беременной не только ребёнком, но и, например, революцией, как это было когда-то с бедной Европой. Если так, то можно, пожалуй, сказать, что и Мона Лиза тоже беременна – беременна заключённой в ней идеей, тайной мыслью, посланием гения.

Леонардо был человеком уникальным, гениальным во всём, к чему бы он ни прикасался – к кисти ли, к перу или какому-нибудь рабочему инструменту чтобы изготовить один из своих инженерных шедевров. Как известно, он изобрёл "что-то", позволяющее человеку находиться под водой несколько часов подряд. Это "что-то" (ещё в далёком пятнадцатом веке!) было то ли скафандром, то ли (и скорее всего) подводной лодкой, и у людей нет никаких причин не верить такому утверждению гения. Это "что-то" было затем, уже в девятнадцатом веке, описано Жюлем Верном в потрясшей современников своим пророческим даром книге "Таинственный остров" как прообраз современной подводной лодки. Реальные же подводные лодки были изобретены только спустя четыре века после смерти Леонардо.

Слишком хорошо зная людей, Леонардо предусмотрительно сжёг свои чертежи, и его изобретение при жизни гения так никогда и не увидело света. Впрочем, это не решило проблему кардинально – подводная лодка появилась в самом конце девятнадцатого – начале двадцатого века! Леонардо не хотел, чтобы его изобретение попало в руки злодеев (что всегда неизбежно происходило в человеческой истории) и использовалось для уничтожения кораблей и убийства людей. Тем не менее, это всё-таки произошло, хотя и на несколько веков позднее! Произошло потому, что люди, и спустя много веков, так и остались такими же людьми со всеми их пороками...

Итак, Леонардо да Винчи для своих современников был, несомненно, человеком из далёкого будущего. Он напоминал взрослого учителя, окружённого толпой маленьких ребятишек, с которыми он, к сожалению, не может говорить ни о чём взрослом и серьёзном до тех пор, пока они не повзрослеют. Но ведь пределы человеческой жизни ограничены, и Леонардо не мог ждать ещё целых пять веков! Вот почему он и вложил в зашифрованном виде свои мысли, свою душу (а отчасти даже и своё лицо) в этот главный труд всей жизни – портрет Моны Лизы, действительно, "беременной" его тайным посланием к потомкам. Эта лебединая песня Леонардо не должна была пропасть, здесь просто недопустимо рисковать – слишком многое поставлено на карту. Поэтому она была предусмотрительно написана заранее – за шестнадцать лет до смерти художника!

Что же всё-таки сказала Мона Лиза, которую глухое и слепое человечество видит уже целых пять веков, но так и не слышит её вечной мольбы, обращенной к потомкам? Для того, чтобы понять это, надо, отрешившись от всего остального, долго и внимательно смотреть ей в глаза. Забыть весь мир и остаться наедине с ней. Маргарита увидела в её взгляде горечь, тоску, сожаление и бесполезное сочувствие к трагической судьбе, которая ожидает слепое человечество, непременно решившее покончить самоубийством.

Маргарита подумала, что времена меняются, но человек, видимо, остаётся прежним – самым злобным и глупым существом планеты. Остаётся творцом войн, инквизиции, наисовременнейших вооружений, убийств, терроризма и прочих прелестей человеческой истории, которые, впрочем, чаще всего подаются продажными историками или фанатичными теологами как беспримерные героические подвиги вояк или учёных. Стоит подумать немножко о другом. О том, что на глазах "кончается" этот прекрасный Земной Шар, когда-то казавшийся людям таким огромным и вечным как скатерть-самобранка. Он был дан человеку просто так, как щедрый подарок, ну а они, как ненасытный яблочный червь, непрерывно и очень целеустремлённо уничтожая леса, животных и растения, реки, моря, землю и даже воздух, скоро останутся агонизировать лишь в его пустой скорлупе...

Леонардо да Вичи, самый гениальный из всех гениев Планеты, человек из будущего, разумеется, ещё в те далёкие времена хорошо знал, что из себя представляет человек, палач всего живого и неживого вокруг, а потому и палач самого себя. В один прекрасный день он понял, что ожидает человечество в будущем, если ...оно не перестанет быть самим собой и не поумнеет. Поняв, что на это очень мало надежды, что человечество почти что обречено, гений содрогнулся и решил сделать всё от него зависящее, чтобы предупредить людей, попытаться заставить их одуматься и стать более гуманными, более духовными, более (как ни смешно это звучит!) человечными... И если уж не современников, то хотя бы людей будущих поколений.

Именно эта неизбывная тоска о таком ужасном будущем, это сострадание и предупреждение потомкам и истекают вот уже пять веков в людские глаза из глаз Моны Лизы-Леонардо да Винчи. Как говорится, "имеющий уши да услышит!" Маргарита знала, что о том же самом в своё время говорили на Земле наиболее дальновидные люди будущего – российский эколог Алексей Яблоков, буддист Далай-лама Х1У и многие другие. А ведь самым первым сказал людям об этом именно Леонардо да Винчи с помощью своей Джоконды!

Почему же главным определением к полуулыбке Джоконды Маргарита невольно выбрала слово "горькая"? Да потому что это – улыбка человека, который всё понимает, но ничего не может изменить. Улыбка человека, обладающего тайным знанием. Тайным и невероятно горьким. Мона Лиза понимает, что будущее человечества зависит совсем не от неё, а именно от самого человечества. Что предначертано, то произойдёт. Неизбежное – неизбежно. Как говорится, "наше будущее будет таким, каким мы его построим сами"...

Впрочем, наверное, не зря на портрете где-то на дальнем фоне написана ещё и дорога. А что, если это – именно тот символический Путь, по которму должно пойти Человечество? Вдруг, люди всё-так выберут не тупик, а именно Путь, который лежит перед ним, и от того, что люди выберут, куда свернут, зависит всё его будущее, а, вернее говоря, осталось ли у них ещё это будущее или уже нет... Итак, люди предупреждены и теперь выбор за ними.

Мона Лиза (Леонардо да Винчи) – человек из будущего, играющий роль прорицателя, может только сказать, предупредить, но не изменить. Однако и одно это – уже очень много. Ведь, как говорят, "кто предупреждён, тот вооружён". И от человека теперь зависит, взять ли в руки это предлагаемое ему спасительное орудие, или оставить далёким потомкам ещё на несколько веков. Впрочем, ни этих веков, ни этих потомков уже просто может и не быть...

Маргарита вспомнила, что за последние несколько десятилетий полярные льды Земного Шара растаяли на целых семь-десять процентов. То же самое происходит и с ледниками Гималаев, Памира и других высокогорных районов земли. Уже все, кому не лень писали там, на Земле, о парниковом эффекте, потеплении климата, озоновой дыре, Киотском протоколе "О защите климата Земли путём международного квотирования производства фреона и других парниковых газов". А ведь он и до сих пор ещё не подписан Соединёнными Штатами Америки – самым крупным производителем парниковых газов в мире – более трети мирового производства – (Россия, на долю которой приходится 17% мирового производства парниковых газов, наконец-то приняла решиление его подписать лишь в 2004 году), но, несмотря на всё вышесказанное, мало что меняется в самоубийственном поведении человечества. Учёные предрекают близкое таяние оставшихся льдов и затопление почти всей земной суши. А это означает не более и не менее как новый всемирный потоп. И тогда остаткам человечества придётся спасаться где-нибудь в Тибете или Гималаях.

Маргарита знала, что в ноябре 2003 года в Санкт-Петербурге проходила третья международная конференция по изучению климата. На ней учёные обнародовали такие выводы: с 70-х годов прошлого века и по 2002 год льды Арктики растаяли на 40%. Через сорок лет, самое позднее к концу 21-го века они растают окончательно и площадь суши намного сократится. Уйдут под воду Венеция, Санкт-Петербург, многие территории Западной Сибири, не говоря уж о приморских странах Европы, Африки и других континентов. Исчезнут многие поля, леса, луга, города, дороги. Появятся ещё десятки и даже сотни миллионов новых беженцев, спасающихся теперь уже не от войн или нищеты, а от глобальной катастрофы – плодов хозяйственной деятельности человека. Видимо, конец света – не столько результат, сколько процесс, в который человечество вовлечено уже давно, причём своими собственными усилиями...

Людям придётся заранее подумать о переселении беженцев из катастрофических районов, а для этого построить новые города на оставшемся крохотном участке суши, который и так уже давно освоен и заселён. Придётся выбирать – или отдать последние оставшиеся земли под поселения или же засеять их продовольственными культурами. Понятно, что задача эта экономически просто и неразрешима и невыполнима. Отсюда единственно возможный вывод: лучше и дешевле предупредить катастрофу, чем потом пытаться смягчить её последствия. Но, увы, для этого так ничего и не делается – пока идут одни лишь разговоры на международном уровне и ...ежегодно расходуются десятки миллиардов долларов на исследования Марса и другие никому не нужные космические проекты...

Однако природные явления, хотя и могут быть вызваны человеческой деятельностью, но всё же остаются природными явлениями. А что бы сказала Мона Лиза о современных деяниях рук человеческих? Вот, например, такой факт (к сожалению, вполне типичный для землян, всего лишь один из многих миллионов исторических фактов земной "цивилизации"): в африканской стране Руанда, где годами идут межплеменные войны (ну чем не первобытные люди?!), только за три месяца 1994 года было убито 800 тысяч людей из племени Тутси...