Текст книги "Благочестивые вдовы"

Автор книги: Ингрид Нолль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

10

Когда мы выходили из университета, мнимый сутенер стоял на прежнем месте у ворот. В этот раз, увидев меня, он глупо улыбнулся. И из-за этого тюфяка Катрин наложила в штаны?! Какое счастье, что Кора не знает о нашем фиаско! Хватит и одной пропажи протокола, о которой она вдруг заговорила:

– Без оплошностей вы обойтись не могли! Как можно быть такими дилетантами! Почему вы фотографии не сделали? Раздолбанная квартира, связанная Майя – первоклассные кадры. Но может, еще не поздно поправить дело. На всякий случай проверим, не завалился ли злосчастный листок куда-нибудь под кухонный стол. Далеко отсюда ваша квартира? Надеюсь, у тебя ключи с собой…

Чтобы попасть к моему прежнему дому, нужно было сделать большой крюк. Я показывала дорогу.

– Поезжай медленнее, – попросила я перед поворотом на нашу улицу, – нужно посмотреть, не следит ли Эрик за домом, подкарауливая Катрин.

Мы покатили черепашьим шагом. Предчувствия меня не обманули: перед нашим подъездом в машине скучал подозрительный тип, читавший газету в солнцезащитных очках. В нем я узнала старого знакомца – человека, болтавшегося у женского туалета в аэропорту.

– Ну прямо как в кино! Хоть сейчас на экран: поднятый воротник, кепка с козырьком и трехдневная щетина. Хорошо бы проверить, не в гамашах ли он сидит! – оценила Кора. – Сделаем так: ты оставайся в машине, благо номера на ней итальянские, а я поднимусь в квартиру. Меня здесь никто не знает. Предупреди меня, если он вздумает подняться. Вот тебе телефон.

Мы поставили машину прямо под запрещающим знаком: отсюда было хорошо видно мафиози.

– Второй этаж, вторая дверь налево, – напутствовала я Кору.

Не прошло и пяти минут, как Кора исчезла в подъезде, – зазвонил мобильный, помешав мне выковыривать пальцем камешки из рифленых подошв ботинок.

– Он по-прежнему смирно сидит в авто? Вашего протокола нигде нет. И что тут Эрик убирал, непонятно… Ни малейших следов уборки, бардак первостатейный! Похоже, здесь еще раз кто-то рылся. Хорошо, что телефон не срезали.

– Ну как, фотографии делаешь?

– Нет, ничего примечательного. Я выхожу, тут делать нечего – если признание и оставалось, то его уже прихватили. Посмотрю для очистки совести в спальне.

– Кора! – зашипела я. – Уходи! Он вылез из машины. Идет к дому. Сматывайся!

Некоторое время она молчала, потом сказала:

– Я вижу его из окна. Не успею. Он сейчас будет тут. Посмотри, в бардачке должен лежать фонарь Марио. Есть?

Не рассуждая и не обуваясь, я бросилась к ней. Мне удалось подхватить дверь подъезда в последний момент, и она не защелкнулась. Затаив дыхание, я кралась следом за бандитом. А он уже стоял в дверях, вцепившись в локоть Коры:

– Кто это тут лазает? Ищете краденые картины?

Кора даже не потрудилась ответить: она спокойно смотрела на меня, подбиравшуюся сзади к громиле. Со всей силы я шарахнула его по затылку огромным жестяным фонарем.

Кора покатилась со смеху:

– Класс! Моя школа! Ты молодец, не теряешь хватку.

Она веселилась около незваного гостя, что лежал на полу, истекая кровью. А мне вдруг стало гадко: я не задумываясь хлопнула по наущению Коры очередного мужика. И куда теперь девать тело? Но тут тело застонало, и вопрос временно остался открытым.

– Держи другую ногу, – сказала Кора, – затащим его внутрь, нехорошо, если он будет лежать прямо перед твоей дверью.

Так и сделали. Кора защелкнула замок и обыскала мужчину. Ключи от машины, другие, видимо, от жилья, и связку отмычек она забрала. Я осмотрелась: очередной обыск был посерьезнее первого – со стен сорвали не только бордовые покрывала, но даже обои, которые теперь свисали клоками. Хаос мы оставили в первозданном виде, чтобы и Катрин было чем заняться.

На лобовом стекле «феррари», под левым дворником, белела квитанция, появившаяся в наше отсутствие. А из-за поворота торжественно выворачивал транспортировщик дорожной полиции.

– Сейчас кто-то лишится машины, – задумчиво сказала я. – Уж не мы ли…

– Если догонят! – Кора порвала в клочья и перекинула через левое плечо штрафное предписание. – Итак, старушка, я рада, что ты по-прежнему в строю. Вместе мы непобедимы. Это нужно отметить!

И уже через десять минут мы сидели на высоких табуретах в итальянском кафе, болтая ногами, как две школьницы, и кокетничали с барменом. Кора заказала порцию мороженого чудовищных размеров – «сливочную бомбу», хотя с первого взгляда стало ясно, что такую нам не съесть.

– Где-то теперь наш Бэла, – облизывая ложечку, сказала Кора. – Он всегда так славно пачкает мороженым твою блузку! Не могу тебя похвалить за то, что ты подкинула его мужу и успокоилась. Ни себе, ни людям – я очень по нему скучаю. Кстати, думаю, что запишу его в самую лучшую школу, тут я денег не пожалею.

Я мешала трубочкой свой коктейль, боясь, что расплачусь. Но вдруг мне расхотелось плакать. Дать ей в лоб, что ли? Какое право она имеет называть меня плохой матерью? Легко давать советы, когда своих детей нет!

– Представь себе на минуту, – мрачно ответила я, – если бы Бэла был со мной, я не поехала бы к Полли, уроков бы не давала, молчу уже, что не смогла бы никого лупить фонарем по башке.

– Сдаюсь! Сегодня у нас не детская программа. В следующий раз, когда приедем с Бэлой в Германию, пойдем прямиком в зоопарк. Погоди, не плачь! Сейчас я уйду в туалет, тогда начнешь. Ты можешь заплатить за нас?

Не говоря ни слова, я открыла перед Корой свой пустой кошелек.

– А! Ну да. – Кора сунула мне в руку свой и исчезла.

Надо бы ей объяснить, что она слишком долго отсутствовала, оставив меня без денег и поддержки. И намекнуть, что, кроме нее, некому заплатить мои долги.

Потом я подумала о сыне и зоопарке. Незадолго до отъезда из Италии мы втроем ходили в зоопарк. Очень любезный юноша, Бенито – карточка с именем приколота к форменному комбинезону, – провел с нами целый час, так ему понравился Бэла. Да и две мамаши у мальчонки очень даже ничего… Показывал, где живут самые интересные животные – animali: трое молодых жирафов, которых недавно выпустили в вольер и они застенчиво жались в углу, у кормушки, или забавные львята, возившиеся возле матери-львицы, как всякие дети.

На обратном пути Кора спросила:

– Кто из зверей тебе больше всех понравился?

– Бенито! – завопил Бэла.

Да, мой сын – маленькое чудо! Кажется, Кора завидует мне, хотя сама не желает заводить детей, несмотря на то что возможностей у нее предостаточно. Должно быть, проблема глубже, чем я думаю: у меня есть то, что она не сможет себе купить ни за какие деньги.

Кому ж захочется запираться в четырех стенах, когда на улице такая погода! Вернувшись в Дармштадт, мы не пошли домой, а задержались ненадолго в платановых аллеях парка на Матильденхёе, наслаждаясь последним теплом уходящего лета. Первые паутинки отправились в путешествие, они летели по ветру, как волосы умерших век назад старух колдуний. Пахло осенью, прелой листвой.

Вдруг перед нами на тротуар упал мертвый голубь. Ниоткуда, прямо с неба.

– Странно, – сказала Кора немного испуганно, – никогда такого не видела, а ведь, казалось бы, столько птиц в городе. Кто их хоронит, когда они умирают? Почему они не лежат повсюду, воняя?

– Дворники, – бросила я.

Однако, боясь быть осмеянной, промолчала о том, что сочла мертвую птицу плохим знаком. Кора никогда не понимала моих суеверий и не желала видеть в крылатых созданиях посланцев потусторонних сил. Все же дурное предзнаменование осуществилось, зря я не попыталась остановить Кору.

– Если бы я только знала, где взять метадон, – я бы показала этой американской захватчице! – Она спихнула носком лакированной туфли сизый символ мира в сточную канаву.

Похоже, она больше ни о чем думать не могла, только о замке в Тоскане.

– Я достану тебе метадон, у меня есть связи… – А на самом деле я просто хотела набить себе цену.

– Правда? У кого? – удивилась Кора. – Тогда мы можем послать подальше эту тупую Полли!

– На метадон нужны деньги. К тому же я наделала долгов. Ты удрала с Феликсом, не оставив мне ни марки. Я должна Энди, Йонасу, Феликсу, Катрин!

Кора резко села на каменную ограду, отделявшую дорожку от зелени парка, и подписала один за другим десять банковских чеков.

– Мне очень неудобно, что я ставлю тебя в такое положение, что тебе приходится напоминать мне о деньгах. Честно! – сказала она и протянула мне чеки. – Только не позволяй Эрику стащить у тебя и эти бумажки!

В коммуне Феликс первым делом усадил нас пить чай. В благодарность Кора небрежно взъерошила его стриженые волосы, а потом ушла с мобильным в комнату, чтобы не откладывая заказать билет во Флоренцию на завтра.

Положив ноги на соседний табурет, я поведала Феликсу, как мы повергли в прах очередного злодея. Но Феликс вовсе не стал хлопать себя по ляжкам и вопить «Браво, девочки!», а посмотрел на меня с жалостью, как на тронутую.

– Лучше бы вам держаться подальше от этих парней. Теперь не двое, а трое станут стараться вложить вам ума. Не доросли вы еще до таких разборок! – покачал головой Феликс. – Когда появится Катрин, предупреди ее! Пусть не суется в квартиру и не ходит одна на работу. А может, вы увезете ее с собой в Италию?

Он был прав. Нужно сматываться, и по возможности быстро. Кора улетала завтра, да и мне пора. Раз она сама говорит, что я бросила сына, – значит, так тому и быть…

С энергичным упорством, которым с самого утра заразила меня Кора, я позвонила ее родителям: Гейдельберг станет первой остановкой на моем пути. В родном доме Коры никто не отвечал. Хорошо, что Йонаса не надо заблаговременно предупреждать о приезде: куда денется из дому крестьянская семья в самый разгар сбора урожая?

Мы налили всего только по второй чашке вечернего чая, как раздался звонок телефона. Я сняла трубку, поскольку сидела ближе всех и, честно сказать, ждала, что мне в ухо зачастит торопыжка Катрин.

– Феликс! Это тебя. Бабушка.

Он взял трубку и, слушая, бледнел на глазах, потом подскочил как ужаленный:

– Еду!

Дед был совсем плох, он звал Шарлотту.

– Я могу поехать с тобой? Жаль бабушку! – Голос Коры дрожал от сострадания.

Убедительно.

Вошел Энди, волоча собаку как на буксире, я сидела одна, с журналом в руках. Мой бойфренд последнее время выглядел совсем измученным, тем не менее он поцеловал меня в темечко и сказал:

– Пойду-ка прилягу, денек выдался тяжелый! Ласковой кошечке в своей кровати я бы обрадовался больше, чем старому псу.

И я пошла с ним.

Знаю, что меня особенно привлекает в моем недавнем любовнике, – то, как он пахнет. Удивительно, взрослый мужчина с невинным детским запахом. Этот запах трогает меня, пробуждает самые нежные чувства.

Прежде чем дать Энди уснуть, я спросила:

– Помнишь, ты говорил, что тебе постоянно предлагают наркотики на улицах?

– Тебе тоже предложат, если будешь стоять в нужное время в нужном месте с парой банкнот в кармане. А зачем тебе?

Мотивы для подобной просьбы я уже выдумала. Пока раздевалась. Точнее, я слегка отредактировала историю Полли. Значит, слушай, Энди: одна школьная подруга Коры, несмотря на длительный стаж наркоманки, родила вполне здорового ребенка и резко захотела слезть с героина. Теперь она принимает метадон, который каждый день приносит куратор. Но так ведь никуда не уедешь, а Кора пригласила Полли во Флоренцию: ей будет полезна смена обстановки, мы надеемся, что поездка ее подбодрит и придаст сил бороться.

Выставив нас добрыми самаритянками, я убрала прядь волос со лба Энди, словно хотела этим жестом стереть его ненужные сомнения.

– Допустим, – согласился он. – Но предупреждаю… Впрочем, ты без меня знаешь, что с метадоном надо быть аккуратнее, он может быть смертельно опасен. Ей двадцать миллиграммов на день хватит? Как, говоришь, ее зовут – Полли? Один мой товарищ по работе встречался с некой Полли Вакер, я ее пару раз видел – та еще дрянь! Но она не может быть вашей подругой! Слышал, у Коры деньжата водятся?

Я вскочила и бросилась заполнять один из тех чеков, что дала Кора. Сумма оказалась слишком большой.

– Если что останется, – великодушно отмахнулась я, – потрать на машину Макса, пусть опять бегает, как молодая! Скажи-ка, а Кора не пыталась тебя соблазнить?

– Придет же такое в голову! – пробурчал Энди и вскоре заснул.

Можно ли назвать любовью связывающее нас чувство? Себя не обманешь: просто и мне, и ему не хватает тепла, участия, утешения. И объединяет нас не что иное, как страх перед жизнью. Жизнь для нас – скользкая шаткая лестница, ведущая вверх, в темноту, неизвестно куда. Мы упорно карабкаемся, сознавая каждый момент, что любой порыв ветра или чья-то злая воля готовы опрокинуть ее. И скорее всего это случится.

Позже я выскользнула из комнаты Энди: время детское, я думала подождать остальных. Вскоре вернулись Кора и Феликс. Как следует спрашивать о состоянии умирающих? Я нерешительно вглядывалась в лица брата и сестры, пытаясь угадать, с чем они приехали.

– Он пока жив, – сказала Кора, – но без сознания.

– Вообще-то я с ним попрощался позавчера, он уже знал, что осталось недолго…

– И что он тебе сказал? – с любопытством подняла голову Кора.

И мне хотелось узнать. Феликс смущенно опустил глаза:

– «Парень, – сказал мне Хуго, – если у тебя есть любимая девушка, то женитесь скорее и рожайте детей. Цепочка не должна прерваться».

Кора разразилась громким хохотом. Феликс оскорбленно вскинул голову, но посмотрел не на кузину. Его горячий прямой взгляд пронзил меня как молния. От растерянности я стала суетливо убирать со стола, переставлять чашки. Феликс вышел, Кора вытерла глаза платочком.

– Трогательная история, – сказала я. – Твоя бабушка и ее любимый мужчина задали мне задачку: начинаю думать, что можно всю жизнь любить одного-единственного человека. Или это только пустая мечта, которую лучше выбросить из головы раз и навсегда?

Вопреки ожиданию Кора не захохотала, но все же на ее лице отразился вопрос: «Не слишком ли торжественно ты заговорила?…»

– Майя, ты – сентиментальная фантазерка и такой останешься, – сказала она, помолчав секунду. – У тебя на лбу написано, что ты готова броситься в объятия очередного сопляка. Хотя прекрасно знаешь, что затянувши еся отношения – головная боль, да и только! Никто тебя не осудит, если ты станешь отлавливать время от времени бодрого итальянского самца, чтобы гормоны не застаивались. Только знаешь, Энди, да, кстати, и Феликс – такие же писуны, что и твой Йонас! Мужиков выбирать ты не умеешь, научный факт!

Срываюсь я редко, но это уж слишком! Сколько она будет поучать меня? С какой, собственно, стати? Вечно лезет в мою жизнь, лучше меня знает, как воспитывать моего сына! Треснуть бы ее сковородкой…

– Почему ты плохо говоришь об Энди, ведь ты его не знаешь? А на Феликса можешь губы не раскатывать! Что ты поучаешь всех, как Эмилия? Тебе тоже шестьдесят? Нашлась самая умная! Наша Эмилия должна благодарить Бога, что Марио староват для тебя, а то бы ей пришлось с ним проститься! Ты считаешь, что все мужчины на свете должны соответствовать твоим пожеланиям? Собственно, ради чего? Чтобы ты безжалостно откусила им голову после акта спаривания, как самка богомола?

Хлопнув дверью, я вышла. Странно, плакать мне не хотелось. Больше не рассуждая, я упала в кровать, крепко заснула и проспала без сновидений до самого утра.

Следующие дни я провела с Энди. Он взял выходной работе и предложил мне съездить куда-нибудь. И хо-шо – два дня не попадаться на глаза ни надутой Коре, Феликсу в его печали.

И мы поехали вдвоем в забытый Богом городок на ту Некара, примечательный главным образом тем, что нем родился и вырос Энди. Остановились мы в старой гостинице, маленькой и уютной, дышащей средневековой романтикой. Благодаря чекам Коры мы могли позволить себе немного роскоши.

Энди не верил своему счастью – смотрел на меня как чудо. И подарил мне родной город. Он таскал меня за руку по главным достопримечательностям своего детства, пытаясь с их помощью оживить то время, пожалуй, не только для меня. Показал школу, родительский дом. Мы были в лесу, где он, десятилетний, играл с друзьями в разбойников, полежали на поляне, где когда-то стоял их разбойничий лагерь.

* * *

Вернувшись, я увидела Катрин, которая сидела на кухне и точила пилочкой коготки.

– Вот и я! – радостно завопила она. – Как твои раны?

Я совсем о них забыла, но от ее слов раны вмиг заныли. Отлепив грязненький пластырь, я показала ей поджившую кожицу, и Катрин вздохнула с облегчением. Видно, она думала, что я до конца дней своих останусь инвалидом.

– Где картины? – спросила она. Нахалка! Теперь подайте ей картины!

– Может, сначала расскажешь, как твои дела? – увильнула я.

Улыбаясь, как дитя, безмятежно и задорно, Катрин начала хвастаться:

– Представь себе, мне сделали предложение! Если бы я захотела, могла бы выйти за одного из владельцев сувенирной лавки и поселиться в Инсбруке!

Большего бреда представить себе было нельзя. Я собрала весь свой сарказм:

– И ты упустила такой шанс? Жаль, я не знала, что не нужно больше греть твой учительский стул!

Катрин милостиво улыбнулась:

– Спасибо! Очень любезно с твоей стороны! Не стану я выходить замуж, хватит с меня одного неудачного брака! С другой стороны, кто бы не растаял, когда жених расстилает перед тобой подвенечное платье: спереди пуговицы из литого серебра, сзади – классическая шнуровка из белой атласной ленты! Просто мечта, скажу тебе!

Тут я взвилась как фурия. Умею же я выбирать подруг! Мало мне надменной всезнайки Коры, еще и безумная Катрин на мою голову!

– А я скажу, что тебе в этом платье нужно не под венец, а прямиком в Голливуд! – завопила я. – Знаешь фильм «Бородатая невеста»? У тебя есть все шансы сняться в продолжении! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Это все – сумасбродная чушь! Я прошла для тебя сквозь огонь! Как ты собираешься расплатиться со мной? Без меня плакали бы твои картины!

Лицо Катрин вытянулось.

– Позволь тебе напомнить, – процедила она сквозь зубы, – ты обязана мне своим спасением. Это я послала парней тебе на помощь. Я и не ждала, глупо было бы ждать, что ты просто так, по дружбе, что-то станешь для меня делать. Ну, выкладывай, что ты хочешь за свои услуги?

Холодно и серьезно я сказала:

– Многого я не прошу: завышенные требования – не мой стиль. С меня будет достаточно Матисса. Ты ведь знаешь, продать его все равно нельзя.

Катрин сглотнула. Катрин скушала.

Хуго хоронили на кладбище Вальдфридхоф, где нашли последний приют и его жена, и многочисленные колена семейства Шваб.

– Таких стариков обычно не провожают друзья, все Уже умерли, – прошептал мне Феликс, оглядев собравшихся.

Сверстников Хуго представляла только Шарлотта Шваб, и, помимо Коры, Феликса и меня, за гробом шли обе дочери покойного – старшая, о которой я даже не слышала, и Регана. Парни из коммуны не сочли нужным проводить деда лучшего друга в последний путь, а родители Коры уехали. От Регины мы узнали, что они в Америке.

Отпевание было заказано в маленькой кладбищенской часовне. Пожилой священник старался принести утешение скорбящим, но общие, стандартные фразы говорили скорее о том, что покойного он не знал и не потрудился заранее переговорить с кем-то из родных.

Кора и Феликс поддерживали бабушку под руки. Черное старомодное пальто с капюшоном очень шло фрау Шваб, она постоянно качала головой, словно не веря в происходящее, и не сводила глаз с гроба на катафалке, покрытого ковром белых роз. В конце мессы случилась накладка: хорал, который должны были петь все присутствующие, знали только Шарлотта и я. Остальные безбожно перевирали мотив, и печально-торжественное пение превратилось в нестройный кошачий хор.

Пожилая дама не заплакала ни разу, чего не могу сказать о себе.

Могилу засыпали землей, потом венками, и траурная процессия потянулась к воротам. Но Шарлотта еще долго оставалась недвижно сидеть на кладбищенской скамье, сложив на коленях руки.

Чтобы подтвердить свою причастность к семейству Шваб, я поперлась к поминальному столу, хотя ощущала себя не вполне в своей тарелке. Я всю жизнь мечтала, особенно в школе, чтобы меня удочерил отец Коры или чтобы на мне женился ее брат. Я невольно поглядывала на Феликса, юношу из клана Швабов. Размечталась! Вряд ли он… А Кора уж точно будет возражать против хеппи-энда в моем понимании…

Меню составляла Регина. Увидев чашку эспрессо к началу трапезы, я стала тихо протестовать – и была поднята на смех. А, ерунда! Я часто попадаю впросак: нам принесли не большую чашку кофе, а маленькую мисочку грибного супа. Поев супчика, я взялась ковырять вилкой закуску: после того как Кора представила мне крошечные мясные фрикадельки, выглядывавшие из листьев салата, как устрицы, я не доверяла больше ни одному овощу. Куда увереннее я чувствовала себя, угощаясь помидорами, фаршированными острым сметанным соусом. Подали запеченного лосося – мне оставалось только обезьянничать, краем глаза подсматривая за остальными: какую вилку и какой рукой следует брать и как ей орудовать, чтобы так же ловко, как, например, Регина выбирать рыбьи косточки.

Лишь в большой груше, начиненной ванильным мороженым, я была как дома. Съев мороженое и закусив листочками мяты, я самодовольно утерлась, но, когда официанты стали собирать десертные тарелки, неожиданно заметила, что нежно-зеленое мятное украшение отсутствует только на моей.

* * *

Вернувшись домой, мы с Корой стали собираться всерьез. Из-за смерти Хуго Кора опять перенесла дату вылета. Завтра утром я отвезу ее в аэропорт, а потом поеду дальше, обратно во Флоренцию, на ее машине. Энди заваривал жасминовый чай. – А где Катрин? – спросил он. Я пожала плечами. Постепенно до меня дошло, что по всем расчетам ей давно пора быть дома. Переборов себя, я набрала номер Копенфельда, втайне надеясь, что уже не застану его на работе. Но он поднял трубку сразу.

– Нет, – злобно ответил Бернд, – ни Катрин, ни ее замена сегодня не появлялись. Урок проводил я. А еще собирался сказать вам, что сыт вами по горло! Не делайте из меня идиота! На глаза мне больше не показывайтесь!

– Вдруг с ней что-нибудь случилось?

Бернд фыркнул:

– Мне какое дело?! Иди в полицию! Все, что я должен сделать на своем месте, – впредь не связываться с необязательными дамочками.

А что делать мне на моем месте?

Энди пробежал по всем комнатам и собрал на кухне чрезвычайный штаб: Кору, Феликса, Макса, собаку. Я вкратце доложила обстановку: Катрин до сих пор нет, и это подозрительно, вполне может быть, что ее достали длинные руки Эрика.

Кора успокаивала меня, впрочем, чисто из эгоистических побуждений:

– Не хватит ли возиться с этой Катрин? Лично я не буду опять переносить вылет. Вообще-то я собиралась завтра уже сидеть над тарелкой пасты, и ничто меня не остановит!

Неожиданно Феликс поддержал Кору:

– Ты же знаешь, Катрин не позволит себе такой глупости – одна пойти на работу. Не сомневаюсь, она сейчас войдет в дверь и посмеется вместе с нами.

Итак, вечер того дня, дня похорон Хуго, закончился для нас оголтелым пьянством: нужно же было заглушить чем-то страх смерти, о котором нельзя не думать, стоя у разверстой могилы, да и беспокойство за Катрин давало себя знать. Тосты быстро кончились, и мы стали поднимать бокалы за Адама и Еву, за Хуго и Шарлотту, собаку и кошку, Кору и меня… Чем больше я пила, тем более никчемными сопляками казались мне Феликс и Энди. А они все время говорили о том, как им жаль расставаться с нами. И у меня вдруг возникло желание ретироваться отсюда как можно скорее, чтобы не пасть жертвой собственной сентиментальности и не броситься в объятия любого из двоих. В итоге я привалилась к нашему единственному оплоту, Максу. Тоже нехорошо – пес вскочил и устроил скандал, как примитивный ревнивец. Сквозь пьяный туман я видела, что Энди поднялся и вышел. А я тут при чем? Устал, наверное, спать пошел.

Только потом я узнала, что Энди отправился не в кровать, а в ночь – за метадоном. Ах, эти глупые мужчины! Ведь к черту на рога полезет, чтобы вернуть мое расположение!