Текст книги "Девятая квартира в антресолях. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Инга Кондратьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

В это время где-то за поворотом дороги, по которой они и приехали, раздались шаги нескольких человек, бряцанье кос и заливистый девичий смех. Две крестьяночки и трое мужиков возвращались с покоса.

– Глянь, баре какие-то к нам приехали, – сказала одна из девиц, увидев запряженную повозку.

– Может наш снова? – спросил детина с косой на плече.

– Не-ееее, – протянула девица. – И коляска не та, и конь другой.

– Хватит глазеть! – прикрикнул на них дядька постарше. – То богомольцы какие в пути привалок сделали. Иди своей дорогой, не зырь на чужое!

Голоса звучали все дальше, пока совсем не растворились в жарком мареве. Лишь только заслышав их, Сергей тут же отпустил Лизу и сейчас они тихо лежали рядом, глядя на проплывающие в вышине облака. Лиза первой села и стала нащупывать в траве свою сумочку, что всегда висела у нее на руке, а сейчас выскользнула и куда-то пропала.

– Лиза, – попытался сказать ей что-то Сергей, но она прервала его.

– Не надо, Сергей Осипович! – она нашла пропажу и доставала из нее зеркальце, гребешок, кошелечек и другие мелочи, раскладывая их у себя на коленях или рядом на траве. – Не смотрите на меня, пожалуйста. Я хочу привести себя в порядок.

– Лиза, я подожду Вас у повозки, – Сергей встал и, зачем-то стащив у Лизы зеркальце, отправился к обочине, сел на ступеньки повозки и подумал: «Надо бы принять лекарство. А то с утра прошло уже столько времени! Не просыпалось бы, хотя с зеркальцем будет легче». Поднеся зеркало к лицу, он увидел, что отвороты сюртука все-таки присыпаны чем-то белым. «Лиза вряд ли пользуется пудрой» – подумал он, но решил не обращать внимания на ерунду.

Когда готовая к продолжению пути Лиза подошла к упряжке, она увидела спокойного и улыбающегося ей Сергея, который протягивал руку, чтобы подсадить ее в повозку. Снова все стало хорошо и Лиза, доверившись ему вновь, протянула свою ладошку. Но Сергей схватил ее за талию, развернул и прижал спиной к борту коляски и снова зашептал в самое ухо:

– Лиза! Я не шучу! Я не мыслю без Вас более жизни своей. Выходите за меня замуж! Есть ли здесь где-нибудь поблизости церковь? Едем сейчас же! Пусть нас обвенчают. Есть тут, где повенчаться?

– В Луговом есть храм, – растеряно сообщила Лиза.

– Прямо в Вашей усадьбе?

– Нет, усадьба – это «Полетаево», просто мы ее так называем, по названию ближайшего села. А само Луговое версты на три дальше отсюда.

– Значит, усадьбу мы все равно будем проезжать мимо? – спросил Сергей.

– Да, конечно. Ворота подъездной дороги выходят прямо к проезжей.

– Ну, что, Лиза? Едем? Скажи, ты хочешь быть со мной? Я нравлюсь тебе хоть сколько-нибудь?

– Сергей, зачем Вы спрашиваете? Вы же знаете, что, да, – только и успела произнести Лиза, как он снова стал ее страстно целовать

Потом, как будто бы через силу оторвавшись от ее губ, он подсадил ее в коляску, сел сам на облучок и они, выехав на дорогу, погнали снова. Лиза стала приходить в себя, нашла на сидении свое зеркальце, видимо выпавшее раньше, сложила его к другим мелочам и спросила:

– Но это как-то неправильно, Сергей. Зачем нам так спешить? Давайте скажем папе и вашей семье? Это все так внезапно! – она прижала ладони к горящим щекам и засмеялась. – Я ничего не понимаю сейчас.

– Внезапно. Да, внезапно! – Сергей хлестал Верного, как ленивую клячу. – Я не могу ждать, Лиза! – Тут он увидел арку сбоку от дороги, уходящую от нее вглубь колею и колонны особняка вдалеке. Он резко затормозил, вышел, бросил поводья на ветки придорожного куста и одним движением снял Лизу на землю. – Я ждать больше не могу, Лиза. Я хочу тебя прямо сейчас. К дьяволу все условности!

Он увлекал ее все дальше по дороге, ведущей к дому, не давая сказать ни слова, тут же зажимая ей рот очередным поцелуем и как заклинания все время бормоча ей что-то одуряющее.

– Лиза! Лиза! Пойдем в твою комнату. Отец твой в городе. Ты же можешь отослать всех слуг? Они тебя послушаются. Лиза! Будь моей женой прямо сейчас! У тебя же есть своя комната? Там нам никто не помешает.

– Сергей! Остановитесь! – Лиза пыталась выскользнуть из его рук. – Это невозможно!

– Нет ничего невозможного. Пойдем, Лиза! Ну!

– Вы не понимаете! – почти кричала она. – Отпустите меня!

Он отпустил.

– Ну, что еще не так, Лиза? – Сергей теперь отошел от нее на два шага и смотрел насмешливо.

– Всё не так! – Лиза пыталась не разрыдаться. – Особняк заколочен. Там нет никаких слуг. И ключей у меня нет. Но дело вовсе не в этом! Это невозможно! То, что Вы говорите – это невозможно! Вы обижаете меня. Неужели Вы этого не понимаете?

– Заколочен? Почему? А куда же ездит Ваш отец? – Сергей слышал из ее слов только то, что говорило ему о том, что план его скорей всего сорван.

– Папа ездит в мастерские, в Луговое. А дом отдан за долги еще тем летом.

– За долги? – Сергей теперь смотрел на нее почти с ужасом.

– Папа все наше состояние вложил в разработки, но и этих денег не хватило. Городской особняк заложен, а этот пришлось уступить банку.

– Так Вы, Лиза, бесприданница? – хлопнув себя по коленям, расхохотался Горбатов.

– Что Вы хотите этим сказать? – Лиза смотрела как он, не останавливаясь, хохочет и ей постепенно становилось страшно.

– Ах, погодите, мне надо успокоиться! – Сергей, вытирая выступившие от смеха слезы с глаз, развернулся и медленно пошел к повозке. Уже издалека Лиза разобрала его слова себе под нос: – Хорош бы я был завтра!

Сергей снова захохотал, потом поискал что-то на сидении, потом сел на ступеньки, спиной к ней, потом запрокинул голову. Лиза стояла, не двигаясь, в том месте, где он ее оставил и ждала, что же будет дальше. А дальше… Сергей молча сидел несколько минут, потом огляделся по сторонам, как бы, не узнавая, где он находится, потом пересел на место кучера и стал разворачивать в сторону города. Лиза ждала, что развернувшись, он позовет ее, но вот мимо проема арки проплыл Верный, потом возница, потом пустое пассажирское место и звук копыт стал удаляться. Лиза пошла к дороге, но, когда она вышла из ворот, та была уже абсолютно пуста.

***

Сергей выехал на ровный участок дороги и остановился. Надо принять лекарство. Он рылся во всех карманах, но так и не нашел ни одной коробочки. «Вывалились что ли, когда мы возились в траве? Ах, как много времени и сил потрачено впустую! Бесприданница! А ведь никогда не подумаешь. Наряды, выходы, Мимозовы в друзьях!» Он тронул Верного и тут понял, что солнце палит так, что обеденное время вероятно уже наступило. «Обед! Варвара, обед, издатель! Ах, ты, черт! Все же псу под хвост, если не явлюсь! Надо успеть!» Кажется, по дороге у него снова шла носом кровь. «Это от жары», – подумал Сергей. «Но какова Лиза! Молчала! И где она, кстати? А, осталась в своем любимом Луговом у белого рояля. Ну, и черт с ней! Забыть. Не думать о ней вовсе! Теперь у него есть только одна выигрышная карта – Варвара. Все ставки не нее. Главное успеть до отплытия!».

Через час и три четверти он въехал в свои городские ворота. Бросил поводья Фильке и не стал слушать его причитаний.

– Ах, барин! Что это Вы с конем сотворили? Аж, розовая пена из-под сбруи. Хозяйка убьет меня!

– Поди прочь, дурак! – отодвинул его с дороги Сергей и пошел сразу на половину к Татьяне.

Она, увидев обезумевший взгляд брата, вскочила и спиной прислонилась к столу. Но так как она была барышня разумная, то перечить ему в таком состоянии, посчитала излишним.

– Таня! Только ты можешь меня спасти!

– Что случилось? Что ты натворил?

– Таня! Меня ждут. Мне необходимо уехать сегодня из города. Но вначале мне нужно мое лекарство. Хоть одна порция! Умоляю. Дай мне денег. Я женюсь и сразу тебе все отдам! Завтра же!

– Ты сдурел, братец? Мы это уже обсуждали. И на ком это ты завтра собрался жениться?

– Ах, да, завтра уже не получится, – что-то вдруг вспомнив, Сергей болезненно захохотал. – А Лиза-то твоя! А? Какова?

– Полетаева? – напряглась Татьяна. – А она-то тут причем?

– Обманула! Всех обманула! А у самой за душой ни гроша! – и Сергей снова рассмеялся. – Сестренка, дай денег?

– Причем тут Лиза? – отчетливо повторила Таня, заподозрив неладное.

– Думал, сделаю женой, потом обвенчаемся, куда ее папаша денется! Хорошо, вовремя узнал!

– Что узнал?

– Что бесприданница твоя Лиза! Они все в долгах! Особняк заколочен. Нет никакой усадьбы! Ха-ха!

– Ты что, виделся с ней?

– Два часа назад.

– И где она сейчас? – Таня вела беспристрастный допрос.

– Да там и осталась! Ну, будет о ней. Все кончено! Танечка! Дай денег. Дай хоть рубль! Хочешь, я на колени встану? – и Сергей сильно брякнулся об паркет коленями, но в этом положении не остался, а упал на пол и стал дергаться в конвульсиях.

– Этого мне только не хватало! – прошептала Таня и позвонила в колокольчик. На звук явилась ее горничная и, увидев молодого хозяина на полу, взвизгнула и хотела заголосить. – Заткнись! Сходи за Савелием, да чтоб кроме него ни с кем и словом не смела перемолвиться! Поняла? Сделаешь все тихо, дам рубль.

Пока та ходила, Таня достала из тайника в пресс-папье на столе несколько купюр, положила их под бумаги и потом только опустилась перед братом на колени.

– Сережа, ты слышишь меня?

– Ах, как голова болит, – застонал он. – И душно! Как мне душно.

Все лицо его было в испарине, и Таня стала вытирать его своим платком. А когда она хотела расстегнуть ему ворот, то прикоснувшись к груди, услышала, как бешено колотиться его сердце.

– Сейчас тебе станет легче, подожди, – она стала обмахивать ему лицо платком. – Скажи мне, где ты оставил Лизу? Ты что? Соблазнил ее?

– Хотел, сестренка, хотел. Но ничего не было.

– А где она сейчас? Что с ней? – терпеливо расспрашивала Татьяна.

– Ха-ха! Как ты о ней заботишься! Переживаешь! Раньше я за тобой не замечал такого, – Сергей сел на полу, а Татьяна встала и выпрямилась.

– Забочусь? Идиот! Я о себе забочусь! Если тебя завтра за нее засудят, что я тогда такое буду? Сестра каторжника? Ты хоть бы думал, когда что-то затеваешь! Где она?

– Что ты так орешь? Она в своей усадьбе. Жива и здорова.

– Жива и здорова она была два часа назад. Ты все-таки сбрендил окончательно! Если ты ее не трогал пальцем, то не значит, что не найдется других охотников! Сам сказал – нет усадьбы, дом заколочен. С кем она? Где?

– Я не знаю, – до Сергея начинало доходить, насколько права сестра. – Я оставил ее там. Одну.

– Увез за город и бросил? – Таня заломила руки. – Это слишком, даже для тебя, братец! Ты понимаешь, что погубил нас всех? Докажи потом, что не виноват в том, что с ней будет!

– Не мучай меня, Таня! И не кричи! Мне срочно нужно ехать, пароход отходит! – стал вставать Сергей и рухнул теперь уже в настоящий обморок.

Пришли горничная и Савелий – камердинер Сергея.

– Приведите мне его в порядок, – велела Таня. – В долгу не останусь. И так, чтобы тетка не знала.

Савелий присел на корточки перед лежащим телом, приподнял веки глаз, пощупал пульс – не шее и на запястье.

– Ему бы отоспаться, барышня. Если сердце выдержит, то к утру будет как огурчик.

– Никакого утра! – Таня достала из-под бумаг трешку и протянула Савелию. – Он мне нужен во вменяемом состоянии не позже, чем через полчаса.

– Тогда его надо в холодную ванну, – задумчиво потирал подбородок Савелий. – Еще мужиков бы позвать, барышня? Один не дотащу.

– Никого более! Сами справимся! – отрезала Таня.

– Как же его такого в ванну, еще соскользнет, утонет? – снова запричитала горничная.

– Вот и будешь его держать! – велел Савелий. – А пока я воду готовлю, возьми полотенце, намочи холодным, и протирай все время. Да не лицо, а шею сзади и затылок. Сейчас прислоним его куда-нибудь.

– Да у тебя, я гляжу, опыт, – усмехнулась Татьяна.

– Не без того, барышня. Так и Вы ж неспроста за мной послали. Все сделаем в лучшем виде! И прикажите чаю поставить.

Когда более-менее приведенный в себя Сергей отпивался сладким чаем, Татьяна выложила перед ним чистый лист бумаги.

– Что это? – спросил брат.

– Это ты сейчас сядешь и напишешь ей письмо.

– Нет.

– Да!

– Таня, но это глупо! Что я могу ей написать?

– Напиши, что был не в себе. Что страсть помутила твой рассудок, и ты не мог находиться рядом. Что ускакал, чтобы не наделать непоправимого. Что хочешь! Проси прощения, клянись в святости ее чистоты, пиши хоть какую чушь, но чтобы она никому даже слова не подумала про тебя сказать, если жива.

– Что значит, если…

– Пиши! Да со стишками! Как ты это умеешь.

– Таня! Какими стишками, у меня голова сейчас ничего не соображает! И вообще я катастрофически опаздываю! А стихи – это долго. Это вдохновенье, время.

– Ничего! А ты возьми да из своей же книжечки и выпиши! Только, чтоб к делу подошли. Да конверт не надписывай! А адрес ее мне отдельно дай.

– Таня. Давай все письма потом? Мне надо ехать! А то вообще все рухнет, ты не понимаешь!

– Куда уж мне понять! – Таня села на стол лицом к нему. – Отсюда не выйдешь, пока в руках у меня не будет письма к ней. Надеюсь, мы обойдемся без тетки? – насмешливо спросила она, зная, чем можно припугнуть брата. – Сама повезу, а отдам, только если увижу, что жива и в разуме. Пиши! Сначала разгреби, что уже понаделал, потом поедешь другое городить.

Спустя какое-то время брат и сестра вместе вышли во двор.

– Запрягай мне повозку, Филимон, со мной поедешь, – велела Таня, – а барину седлай…

– Никого не велено! Уж как тетушка ваша разорялась из-за орловца нашего. Больше сказано Сергея Осиповича близко к лошадям не подпускать, а то шкуру сдерет. С меня.

– Я б тебя подвезла, да тебе в другую сторону от стрелки. Езжай на извозчике, и так сколь времени упустили! – Таня протянула брату несколько мелких купюр и уселась с коляску.

Она нашла особняк Полетаевых и послала Фильку бродить мимо решетки забора и подслушивать разговоры. Они видели, как во двор несколько раз выбегала толстая тетка из бокового флигеля, которая явно кого-то ждала, расспрашивала дворника, выглядывала за ворота. Из обрывков фраз Филька, который спрятался за столбом ограды, вынес соображение о том, что барышня еще не вернулись, и хозяин еще не вернулись, и кучер их не вернулся, а тетка очень волнуется за отсутствием их всех, не знает куда кинуться, а в полицию без указания барина пойти не решается. Тогда Татьяна велела отъехать чуть назад, чтобы видеть ворота и улицу впереди и приказала смотреть в оба.

***

Лиза простояла на дороге не меньше часа. Она боялась уходить с того места, где ее оставил Сергей, и все ждала, что вот-вот он за ней вернется. Солнце пекло, шляпы у нее давно не было и со временем все сильнее ее охватывало чувство безнадежности и обиды. Он не приедет! Он бросил ее. Она ему больше не нужна. «Лиза – Вы бесприданница!» Боже! Какой стыд. Что скажет папа! А она-то, она! Час назад она валялась в поле, а руки мужчины шарили у нее под юбкой! Грязь какая! И это он! Он! Не может такого быть.

Чувство обиды сменилось чувством омерзения и заставило Лизу двигаться. Ей захотелось срочно смыть с себя весь этот ужас. Ну, хотя бы просто умыться холодной водой. Она повернулась и пошла в противоположную от города сторону. Тут-то она знала каждый куст, была как у себя дома и пошла по направлению к Луговому. Где-то посередине пути между усадьбой и селом был пологий спуск к реке – туда они ходили купаться еще малышами. Пока Лиза дошла до него, она совсем измаялась от жары, но зато это заглушило самоуничижительные мысли. Осталось только одно желание – вода.

В этот час у реки не оказалось ни одного человека. После утренних работ все уже давно прошли с поля, а теперь сидели по домам и ждали, пока спадет жара. Не было даже ребятишек. Лиза приподняла юбки и стала заходить глубже, где вода была чище, чтобы умыть лицо. Ботиночки у нее были высокие, закрывали всю щиколотку, на шнуровке – снимать долго. Ничего, не успеют намокнуть. Тут со стороны дороги раздались шаги и мужские голоса. Лиза обернулась лицом к берегу. Двое мужиков – один сильно пожилой, а другой – молодой парень, шли куда-то по делам, но остановились, заметив Лизу в воде. Младший присвистнул.

– Погодь! – шикнул на него старшой и стал спускаться к песчаной кромке.

Лиза страшно испугалась и сделала еще несколько шагов к середине реки. Потом поняла, как высоко уже задраны ее юбки и отпустила их вовсе. Они тут же намокли и отяжелели. Течение тут было хоть и не очень стремительным у берега, но усиливалось с глубиной. Лизу стало затягивать и сносить.

– Барышня! А чего ты там? Иди к нам? – как-то очень ласково позвал ее старик и сделал шаг в воду прямо в сапогах.

Лиза молчала, стараясь удержаться на ногах.

– Иди на бережок, чего удумала? – продолжал уговоры дядька, и еще на шаг продвинулся к Лизе. – Ну, иди сюда, милая. А то тебя сом утащит! Тут большо-оооой сом живет. Столетний! Во-ооон там, на стремнине. Иди сюда.

– Вы неправду говорите, – голос Лизы дрожал, но байка про сома, вместо того, чтобы напугать ее еще больше, почему-то разрядила обстановку. – Нет там никакого сома. Сом жил под корягой, но это версты две вверх по течению, да и того уж сколь лет назад выловили.

– А ты почем знаешь? – изумился дедок.

– Так все ж тогда бегали смотреть, как его телеги объезжают – он всю дорогу лежа перегородил. Так и валялся несколько дней, пока тухнуть не стал. Его потом закопать велели.

– Да ты, никак, здешняя? – вглядывался в нее мужик.

– Да не барина ли то дочка? – вдруг догадался молодой парень на берегу. – А чего ж одна-то?

– Ты ли? – спросил дядька и Лиза кивнула. – А меня помнишь?

– Степаныч? – прошептала Лиза, улыбнулась сквозь слезы и без чувств упала к нему на руки.

– Ах, ты ж, птаха какая! – причитал Степаныч, поняв, что за улов ему достался. – Надо ж срочно! Надо ж что-то… Дохтур-то дома?

– Дык, еще с вечера в Мокрое уехал, там баба рожает.

Степаныч ни на секунду не желал выпускать из рук драгоценную ношу, но ему пришлось передать Лизу парню, пока он сам смог подняться по скользкому теперь бережку на дорогу. С них текла вода, и с Лизой на руках это оказалось сложным. Но как только он стал крепко на ровную землю, то тут же отобрал добычу.

– Куда! А ну, не прижимай барышню! Дай сюда, сам понесу, – свирепствовал Степаныч. – Узнала. Узнала ведь меня! Вот птаха.

– Дядечка, дай я понесу? Тебе ж тяжело, ты старый, – просился у него парень.

– Я те дам старый! Я ее, голубку, хоть десять верст, хоть сколь надо пронесу. А тебе нечего, ручищами своими! А я ее еще крохой помню. Мне только и можно.

– Куда ж мы ее, дядечка? – забегая впереди идущего дядьки, заглядывал ему в лицо парень и рассматривал Лизу.

– К Наталье Гавриловне! Она все знает, как надо.

***

Наталья Гавриловна жила своим домом, тем, что остался после мужа и откуда ушли оба сына. Один насовсем, вечная ему память. А второго она ждала. Ждала, не как с войны ждут – со страхом и отчаяньем последнего упования, а приняв после первых недель метаний его пропажу за испытание и урок. Вот не отпускала никого из мужчин от своей бабьей юбки, все на расстоянии вытянутой руки держала. Себя тешила. А оставшегося младшего, так просто обрекла, именно, что словами его место обозначила, как приговорила. А вот Бог по-другому о нем распорядился. Поэтому ее задача – долгое отсутствие сына принять, если не за радость, то за должное и слезами и своим страхом ему не портить божье предназначенье, потому как не о нем, а о себе эти слезы. А вот, если сможет она выдержать все в спокойствии и светлой молитве, да помочь своему ребенку, где бы он сейчас ни был, тем, что себя сохранить живой, здоровой и дело его отца продолжающей, то, глядишь, и смилостивится Господь. И вернется Митя, живой и невредимый.

Оставшись в доме одна из хозяев, звала она к себе жить старика отца, Гаврилу Стогова, но тот отказался: «Никогда в господских хоромах не жил, нечего и начинать на старости лет!». В доме было полно работящего люда, так что хозяйство в нем спорилось, а сама она осуществляла общий надзор. Деловую часть по мужниному наследству она полностью доверила Андрею Полетаеву, а вот накормить, напоить работников, за приезжими гостями проследить, чтоб все как надо было, по дому и хозяйству распорядиться – это и был ее труд. «Барыней» она себя так и не научилась считать, но то, что все нити сходились на ней, и за советом или указанием все в селе шли к ней, того было не отнять. Одним словом – «Хозяйка».

– Хозяйка! Гляди, кажись к нам идут, – ключница Харита из сеней смотрела из-под руки в проем открытой при жаре двери. – Мирон и Пашка чего-то тащат. Ох, опять с ними греха не оберешься, вечно куда-то вляпаются!

– Да не каркай! – ответила Наталья Кузяева.

– Да тут каркай, не каркай – Харита была невозмутима, – вон полсела ребятишек за ними увязались, значит точно какая-то хрень.

– И не выражайся в доме, я тебя просила!

– Так я и не выражаюсь, для Вас стараюсь. Это ж разве я выражаюсь? – последнее слово Харита всегда оставляла за собой.

Тут подошли мужики, и стало не до препирательств. На шум выбежала Фимка, бросила, паршивка, что поручили и тут как тут. Наталья мигом поняла, что дело касаемо живого человека и тут же стала давать распоряжения:

– Ефимия, не стой столбом! Иди, постелю разбери в светелке. Где нашли?

– Вот, Наталья Гавриловна, в речке у Комариного спуска стояла.

– Что значит «стояла»? Почему сейчас без памяти? Кто рядом был? Вещи, повозка? Ну?

– Так, ничего ж, хозяйка, чес-с-слово! – Пашка мог поклясться. – Идем, а она как есть по пояс в воде.

– Так-таки и по пояс? – Наталья рассматривала девицу в обмороке и все еще ее не узнавала. – Чего ж тогда только подол замочила? Вы, что ль, дураки, напугали?

– Это, видать, дочка Андрея Григорьевича, – вступил Степаныч. – Меня признала!

– Боже мой! Лиза! Так вы что ж, и разговаривали? Что еще она сказала? Где отец ее? Давай неси в комнату! – Кузяева указала рукой, в какую.

– Так течет с меня, хозяйка, как же?

– Ничего, тут есть, кому подтереть. Неси!

Степаныч бережно уложил Лизу, вышел обратно в сени, где топтался Пашка, они переглянулись – миссия была выполнена, делать в хозяйском доме им было более нечего.

– Дык. Ничего не сказала. Бряк мне на руки, еле успел подхватить. Ну, мы это, – переминался с ноги на ногу Степаныч. – Пойдем, хозяйка?

Фимка подтерев в комнате, теперь вытирала мокрый след до порога. В открытую дверь просунулась голова ее ровесницы и зашептала:

– Фимка, че, правда, что мужики утопленницу выловили да к вам принесли? Это ж страсть какая в доме! Она синяя вся? Да? Ты сама-то видала?

– Ефимия! Прикрой-ка дверь, мухи налетят! – громко приказала ей Наталья. Фимка, только набравшая в грудь воздуха, чтобы в кои веки поделиться «интересным», вынуждена была подчиниться. – Мирон Степанович, Павел, прошу по чарке за такое ваше участие. Будьте гостями, прошу в горницу. Харита Авдеевна, уважь мужиков, а я тут пока. Да ставни прикрой! Жарко.

Наталья заперла за собой дверь комнаты, где разместили Лизу, и быстро осмотрела ее не раздевая, пока та не пришла в себя. Лиза стала что-то бормотать, переходя из полусна в полубред. Разобрать можно было только отдельные слова.

– Лиза, Лиза! – попыталась пробиться сквозь эту пелену Наталья Гавриловна. – Где твой папа? Ему плохо? Вас кто-то напугал? Что произошло? Где он, почему ты одна?

– Нет, нет, – еле слышно шептала Лиза. – Это не папина повозка. Это богомольцы… Шляпа! Шляпа моя уплыла.

Наталья стала аккуратно раздевать ее. Прежде всего, сняла ботиночки, потом расстегнула платье. Когда очередь дошла до нижних юбок, Лиза очнулась.

– Не надо! – схватилась она за подол. – Я сама.

– Хорошо, хорошо, Лиза. Ты меня узнаешь?

– Конечно, Наталья Гавриловна. Митя не вернулся? – Лиза оглядывалась, не понимая, где она находится.

– Нет, деточка. А ты как тут? Где папа? Ему плохо стало, ты за помощью пошла?

– Папе плохо? О, Господи! – только и сказала Лиза и снова провалилась в беспамятство.

В это время раздался настойчивый стук во входную дверь. Наталья слышала, как Харита вышла отворять и бросилась в сени сама. На пороге стоял ее отец, а в открытую дверь уже заглядывала любопытная мордочка Фимкиной подружки. Наталья молча переглянулась с отцом, потом с Харитой, та кивнула.

– Добро пожаловать в дом, папа – приветствовала Наталья отца и увела, ничего больше не говоря, в комнату.

Харита попыталась закрыть дверь, но с ней не церемонились и подставили ногу. За углом пыхтели еще минимум две соискательницы новостей.

– Ну! Чё у вас? – спросила первая девица.

– Чё у тебя? – невозмутимо, доставая из кармана семечки, стала лузгать их в ладонь Харита. – Козы где?

– В загоне, где им быть.

– А чего не пасешь?

– Второй раз, что ли?

– В такую жару, конечно. Иди, давай! И смотри, чтоб опять клеверу не нажрались.

– Харитушка, ну, скажи, что у вас? Что за девица топилась?

– Понятия не имею. Узнаешь – расскажешь. Иди к козам! Чего дожидаешься, пока солнце зайдет и роса выпадет?

– Наврал что ли Федька? – раздались разочарованные голоса за порогом. – Вот я ему! Пойдем, вихры надерем паскуднику!

– Так все ж видели, как Степаныч к вам девицу принес. Ты, Харита, не крути! – продолжала свою линию козья пастушка. – Говори что там, а то все одно узнаем.

– Тоже мне тайна великая! Тьфу! – и шелуха от семечек вроде как случайно упала на босую ступню в проеме двери. Нога дернулась, дверь захлопнулась.

***

Гаврила Стогов от порога рассматривал бледную Лизу, лежащую среди белых же простыней, и ближе не подходил, как бы давая всем своим видом понять, что отношения к происходящему иметь не желает.

– Всякую дурь опять на себя вешаешь! – недовольным шепотом пенял он дочери. – А никак преставится? Что – урядника в доме не хватает? Совсем ты без мужика, Наташка, распустилась!

– Папа! – Наталья махнула рукой на его пророчества. – Это ж дочка Андрея, у тебя совесть есть?

– Вот оно как, – чуть сменил тон старик и сделал шаг к постели. – Вот они ваши новомодные обучения! Обучили? Где он сам-то?

– Причем тут обучение, папа?!

– При том. Вожжами по жопе – вот лучшее воспитание! И, чтоб всегда на глазах!

– Папа! Ну, что ты говоришь! Много ты меня бил? – Наталья покачала головой на старческие бредни. – Было-то один раз, а разговоров!

– Значит, с одного раза на всю жизнь – и поняла, и запомнила! – стоял на своем дед. – Где, говорю, сам-то? Хоть знает, что с ней? А что с ней, как думаешь?

– Не знаю, папа, – вздохнула Наталья. – Пришла в себя ненадолго, так ничего не сказала толком. Но вроде не плачет.

– Думаешь, напугал кто? Или чего хуже? – посмотрел на дочь совсем серьезно Гаврила.

– Ох, не знаю! Вроде смотрела – все чисто. Ни синяков, ничего такого не видать. Губы только обветрены, так, если долго шла по жаре, облизывала, хотела пить, то… А там – кто знает?

– По селу говорят, будто топиться собиралась, так что все может, – раздумывал вслух старик. – Вот твоему Андрею то мука!

– Папа! Почему «моему» то? – взмолилась Наталья.

– Да, ладно, ладно. Не шуми. Чего делать-то станем? Девке лишняя слава при любом раскладе ни к чему.

– Ну, так я этих, что нашли ее, в горнице держу, водкой пою, окна закрыты, чтоб никто на них не вис. От девок – вон Харита пока отбивается. А как с дому кто выйдет, так говорить что-то людям надо.

– Водкой? Средь бела дня? Тьфу, срам! – Стогов аж перекрестился. – А кто нашел-то?

– Мирон да Пашка.

– Ну, Степаныча я на себя беру, – размышляя, потер лоб Гаврила. – Раз ему в рот попало, то теперь не остановить. Так я его к себе заберу, он к вечеру мне любую поэму наизусть выучит. А вот с молодым – сама разбирайся. Эти с три короба наплетут, чего и не было, лишь бы перед девками выставиться.

– Папа, ты ж не пьешь совсем?

– Ради такого дела… А чего она там лепетала, говоришь?

– Ой. Ну, что-то про повозку, – вспоминала Наталья. – Еще про каких-то богомольцев. Вот! Что шляпа у нее в речку улетела!

– Ага, ага, – Стогов явно что-то соображал и прикидывал. – Ну, вот так, значит. Ехала с богомольцами. Ехала к тебе. Они довезли до места, поехали дальше. Пешком часть пути шла, потеряла шляпу. Голову солнцем напекло, хотела освежиться, потеряла сознание. А тут, на счастье – как раз наши. Все!

– Папа, а поверят?

– Мне? – с удивлением спросил он дочь. – Так я еще серебряную полтину пообещаю тому, кто ту шляпу отыщет. Они про то, что кто-то топиться хотел и знать забудут!

– Папа, какая шляпа! Та шляпа уж давно до города доплыла! – фыркнула Наталья.

– Значит, полтина целее будет, – хитро ухмыльнулся старик, но потом сразу вновь стал серьезным. – А ты давай одевайся по-городскому.

– Зачем это?

– Отлежится чуток, так вези ее к отцу, – он кивнул в сторону кровати. – Он же умом двинется, если и в правду не знает, где она.

Стогов ушел, забрав Мирона с собой. Их облепили со всех сторон девки, редкие мужики да малолетки.

– Здрассьте, дядь Гаврила! Дядь Мирон! – любопытная девица точно оставила коз голодными. – Правда, что городская топиться хотела, да вы ей помешали?

– Тьфу, дура! – остановился Стогов. – Слышала звон, да не знает, где он! Какой топиться? На Комарином спуске комару-то по колено. Как там топиться? Там умыться-то исхитриться! Наоборот, ей солнцем в голову ударило. С богомольцами добиралась, да им не досуг было сворачивать, пешком до своей усадьбы шла. Да шляпку-то свою городскую и потеряла! Не то, как хорошо – в платочке, да, Дуняша? – обратился он к молчащей до этого девушке.

– А мы видели! Мы видели! – вступила в разговор и Дуняша, довольная хоть какой-то своей причастностью к событиям. – Мы как с покоса шли, ту повозку богомольцев и видели! Правда, дядька Анисим?

Версия Гаврилы обрастала свидетельскими показаниями, а обещанная полтина придала ей весу и значения. Село опустело – пацанье, да и многие постарше ушли вниз по течению в надежде, что барская шляпка зацепилась где-нибудь, не потонув.

Лиза постепенно приходила в себя и слышала обрывки разговора Натальи с отцом. Когда тот вышел, она села на кровати. Было очень стыдно, она не понимала, что говорить этой гостеприимной женщине, которая знала ее с пеленок и так дружила с отцом. Язык не поворачивался. К тому же кружилась голова и ее подташнивало.

– Лиза, ну, ты как? – осторожно спросила ее Наталья Гавриловна.

– Спасибо, лучше, – вежливо ответила Лиза.

– Ты передо мной не хорохорься, девочка. Говори как есть.

– Меня тошнит и голова… – тогда честно призналась Лиза.

– Ты мне скажи, – Наталья присела на краешек ее кровати, – тебя кто-нибудь обидел? Мы найдем того человека. Был кто? Тебя трогали?

– Какого человека?! – испуганно спросила Лиза.

– Лизонька, как ты тут оказалась? Папа-то знает, где ты?

Лиза сначала опустила взгляд, потом отрицательно покачала головой, потом разревелась.

Наталья придвинулась ближе, обняла ее и стала качать как маленькую ляльку. Постепенно рыдания стали стихать. Наталья достала свой платок и утирала теперь лицо Лизы.