Текст книги "Серпантин (СИ)"
Автор книги: Инга Гиннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
И она послушалась. Послушалась, потому что поняла – если выживет он, погибнет она. Потому что он и в самом деле серпантин – чуть зазеваешься, поверишь, что обрыв укреплен и надежен, как тут же полетишь в пропасть, а мир будет вращаться, становясь с ног на голову.
Вика спустилась по лестнице, чувствуя на себе взгляд. Надела калоши и ватник, окинула себя взглядом в зеркале – чучело, выставляй на огороде, никто не приблизится. Из альтруизма, тут он честен. Такую – только так. И дело не в том, кого она любит, а кого презирает. Дело все в том, что никто не любит ее, кроме тех, кому уже нечего терять.
– Вик, – настиг ее в дверях слабый отголосок Максовой самоуверенности. – Прости. Не уходи, пожалуйста. Мне страшно.
Но Вика больше ему не верила. Все эти манипуляции, грязные и жестокие, вся его ложь, с которой началось ее путешествие в мир мертвых душ, – они больше не трогали ее сердце. Да и что может тронуть камень? Разве что удар молнии.
Консьерж взглянул на нее сонными глазами, но промолчал. Вика чуть ни бегом припустила дальше от дома, от Макса, от правды. Слезы убегали по вискам, тело под курткой пылало, легкие рвало от морозного воздуха. На набережной Вика выбилась из сил – колющая боль в боку стала нестерпимой. Она добралась до роскошного моста с витиеватым парапетом из черненого чугуна. Остановилась под слабо тлеющим фонарем в раздумьях. Мимо редко проскальзывали машины, слепя ближним светом. Вода тяжелыми складками серебрилась далеко внизу. Прыгнешь – и навсегда сроднишься с ней. Только прыгни. Только решись.
Вика отлепила примерзшие к чугуну ладони и снова бросилась бежать – впереди у первого грязно-зеленого дома остановилась полупустая маршрутка. Водитель наскреб семь рублей сдачи из пластикового лоточка возле сидения. Вика села на заднее сидение. Куда повезет ее этот удивительно бодрый смуглый человек, она не представляла, но понимала одно – лишь бы подальше от Макса.
Телефон напомнил о себе короткой вибрацией. Вика продолжала смотреть, как за окном проплывают призраки домов, углами и балконами попадающие в свет фонарей. В урне ковырялся нечесаный бездомный, за ним волочился раздолбанный чемодан на колесиках, из которого свисали разноцветные языки рубашек, курток и штанов. Еще одна вибрация. Мужчина пошатываясь брел вдоль обочины, то и дело опасно кренясь к проезжей части. На третий раз Вика повернула телефон к себе экраном.
«Вика, мне плохо».
«Вика, я не хочу умирать один».
«Вика, помоги».
«Вика».
«Вика».
«Вика».
Она спешно набрала его номер, но абонент выпал из сети и больше не отвечал. Вика метнулась в начало салона, потребовала остановиться. Чуть не сбила с ног пьянчугу – он отшатнулся и его вырвало под ноги. Снова и снова набирая номер Макса, Вика видела перед собой его остановившиеся глаза. Так смотрел отец, лежа на белом атласе – вверх и никуда одновременно. Абонент недоступен.
Как далеко она уехала! И ни одной маршрутки в обратную сторону, и никто не замечает беспомощно протянутой руки. Вика пошарила по карманам – жалкий полтинник, вот и все, что она может предложить. Абонент недоступен. Держись, Макс! Я бегу, бегу изо всех сил.
Пальцы наткнулись на жесткий картон в кармане. В свете фонаря визитка казалась была сделана из снега. Вика сомнамбулой набрала выведенный незамысловатым шрифтом номер. Гудки капали и капали, но вдруг их перебил рассеянный бас:
– Слушаю?
– Глеб, здравствуйте. Это Вика. Я вам сегодня в магазине помогла…
– Здравствуй, Вика, – опешил Глеб. – А который собственно час?
– Не знаю. Мне очень нужна ваша помощь. Умоляю, не вешайте трубку.
– Да я и не собирался, – он медленно просыпался и голос его креп. – Чего случилось-то?
– Вы можете позвонить в соседнюю дверь? Там мой друг, он написал, что ему плохо и больше не отвечает. Я боюсь, как бы…
– Понял, – перебил Глеб. – Не отсоединяйся. Я только штаны напялю.
Стоя на месте, Вика слушала, как он тихо матерится, шлепает гигантскими босыми ступнями по полу, щелкает дверным замком. Мурлычет звонок в Максову обитель, но никто не спешит открыть. С тихим скрипом опускается ручка. Пятки тапочек стучат по кафелю в прихожей.
– От же ёшки-матрёшки! – роняет в трубку Глеб. – Эй, парень! Эй!
Трубка падает на пол, оглушая Вику тишиной. Звонок сорвался. Занято. Вызывает скорую? Вика бежит, боль в боку больше не слышно. Поворот, поворот, вот он – мост, рукой подать, но он все не приближается. Вибрирует телефон.
– Забрали твоего друга, – без предисловий сообщает Глеб.
– К-куда забрали? – стуча зубами, спрашивает Вика.
– Пока в реанимацию, а там как повезет. Ты где? Я подхвачу.
Вика стоит, запрокинув голову к небу. Сверху спускается мягкий, как крыло ангела, снег, тает на щеках и превращается в слезы. Никакого ветра.
И тишина.
Глава девятнадцатая
Методичный непрекращающийся писк сводил Вику с ума. В глубине души она знала, что он не имеет к Максу никакого отношения, и все же принимала его за биение пульса. Она не могла усидеть на жесткой тахте в коридоре и все мерила его шагами вдоль покрытых зеленой эмульсионкой стен с плакатами, предупреждающими о вреде курения.
Ни времени, ни адреса – она будто застряла между двумя реальностями, в первой из которых Макс был еще жив, а во второй – готовился лечь в могилу.
В конце коридора появилась косматая тень, расплываясь в Викиных глазах. Она плыла по коридору, искажая пространство, заставляя чувствовать, как на самом деле тесна эта длинная пронизанная белым светом коридорная кишка.
– Ела? – спросил Глеб, нависнув над сжавшейся еще на улице и с тех пор не расправлявшей плечи Викой. – Пойдем. У меня в машине полбатона есть и колбаса кабанья.
– Я здесь подожду, – пискнула Вика.
– Нечего ждать, – отрезал Глеб и бесцеремонно взял ее за руку. – Пошли, не хватало еще чтобы ты в голодный обморок грохнулась.
– Как – нечего? – Вика взглянула в его круглое бородатое лицо.
– Так. В реанимации он, а туда тебя не пустят. Да не трясись, выкарабкается. Вовремя успели.
Вика послушно поплелась следом за Глебом, считая трещины в кафеле под ногами. На улице на нее снова напал такой озноб, что с места не сдвинешься. Знакомый внедорожник скучал в одиночестве на служебной парковке.
– У меня тут кореша, – поделился Глеб по дороге, подталкивая Вику в спину лопатообразной ладонью. – Я им осетра пообещал, чтобы все в лучшем виде было.
– Зачем? – слабым голосом спросила Вика.
– Да что-то помочь тебе захотелось. У тебя в глазах написано, что жизнь без этого сморчка немила.
– А вы еще и психолог?
– Ну, было что-то такое в институте. Да тут и психологом быть не надо, достаточно на тебя посмотреть.
Она забралась на переднее сидение потрепанного грязного внедорожника. Глеб поковырялся в багажнике и вскоре впрямь разложил на Викиных коленях полбуханки белого нарезного и с десяток кружочков непривычно голубоватой колбасы.
– Все натур-продукт, – похвастался Глеб. – Ешь давай. А это вот – мед, – он протянул пластиковую бутылку без этикетки с мутным содержимым. – С местной медоварни, прямиком из бочки, так сказать. Давай, тебе взбодриться надо и глюкозки побольше. Я дело говорю.
– Спасибо, – не нашлась чем возразить Вика. – Вы очень… Заботливый.
– На «ты» давай?
– Давай.
Вика разломила хлеб и прикуску начала есть соленую жесткую колбасу. Приторно сладкий мед с отзвуком хмеля согрел ее и успокоил раскаченные нервы. Узел в груди ослаб, обмякли пальцы, которые она несколько часов к ряду сдавливала в кулаки.
– Во-о-от, – довольно протянул Глеб. – Хоть зарумянилась, а то хоть в гроб клади.
– Простите, я вас разбудила, подняла среди ночи, вы еще и за меня вписались… Давайте я заплачу за осетра?
– Дурная что ли? – возмутился Глеб. – Да мы этих осетров наловили на год вперед, половина на фарш пойдет и морозилку. Я ж один, мне до лета этой благодати хватит, уж не обеднею с одной рыбины. А у тебя видно каждый рубль расписан.
– Я так не постоянно хожу, – попыталась оправдаться Вика, указывая на ватник. – Просто торопилась и схватила первое попавшееся.
– Ну ты знаешь, мне давно не попадались девушки с телогрейками в шкафу. Все больше как-то по шубам. Да и калоши уже два века как не в моде.
– Я за городом живу, – продолжила объяснять Вика. – Там на каблуках неудобно.
– Эх, понимаю. У меня тоже домик небольшой под Стрельной, так, десять соток, сарай, да баня. Зато все сам, век простоит – не закачается.
Вика кивала, но мысли ее уносились далеко, они блуждали по холодным безлюдным коридорам, они дежурили под дверью в реанимацию. Как она могла уйти? Как поверила, что он в порядке? Как вообще он мог быть в порядке, когда на ее глазах его выворачивало и колотило в лихорадке? Но она развернулась, хлопнула дверь, разграничивая их жизни. Вот здесь черта, ты остался за ней, дальше не ходи. И он не пошел. Он остался.
– Не до болтовни тебе, – заметил Глеб. – Может, домой отвезу?
– Это далеко.
– Ну бешеной собаке, как говорится. Я ж пару часов поспал, могу еще полночи пробегать.
– А как на работе?
– Так у меня отпуск еще три дня. Ну что, отвезти?
– Нет. Я лучше здесь побуду.
Глеб укоризненно покачал косматой головой.
– Говорю тебе, не пустят никого, кроме родственников. Хочешь, попрошу, чтобы мне позвонили, когда очухается?
Вика обернулась к нему, отряхнула крошки с ватника, оттерла липкий след с губ.
– Зачем вы мне помогаете?
– Ты как ребенок, – развел руками Глеб. – Худющая, глаза в пол-лица, а тоска в них не детская. И о наркоше каком-то печешься, как о нормальном человеке. Чего? – поймал он ее изумленный взгляд. – Я практику в тубдиспансере проходил, сто лет назад. Торчков за километр вижу. Зачем с ним связалась, неужели никого лучше не нашлось?
– Не нашлось, – эхом отозвалась Вика.
– Ой, молодо-зелено. Послушай взрослого дядьку – меня то бишь – не лезь в это. Спасти все равно не спасешь, а свою жизнь угрохаешь на такого вот дармоеда. Будь он трижды красавчик, а хосписе для спидозников они все на одно лицо.
– Вы не верите, что им можно помочь?
– Не-а, – он покачал головой. – Легче мою бабку интернетом пользоваться научить, чем нарика переделать. Да и зачем? От интернета бабке хоть польза, а от слизня этого какой прок?
Вика поморщилась, закрутила пробку на хрустящей бутылке и вернула Глебу. Собрала оставшийся кусок хлеба и колбасу, сложила на приборной панели.
– Отвезете меня на работу? – попросила Вика.
– Да здравствует здравый смысл! – обрадовался Глеб и добавил: – Извини за тавтологию.
Вика озвучила адрес. Тепло салона убаюкивало, по радио крутили хиты семидесятых, Глеб тихо подпевал, покачивая массивной головой. Вика наблюдала за ним и отчаянно мечтала, чтобы его уверенность передалась ей внутривенно, чтобы не нужно было обдумывать его слова, чтобы они стали частью личности и разрешили ей никогда больше не возвращаться туда, где противно пищали датчики и пахло смертью.
Офис уже открылся. Глеб остановился напротив входа и присвистнул:
– Тут трудишься? Выглядит недурно.
– Спасибо большое, – решительно попрощалась Вика. – Я больше вас не побеспокою.
– Да ты беспокой, не стесняйся. А если решишь все-таки меня послушать, заезжай в гости, я осетра-то тебе так и не отдал.
Вика выбралась на проезжую часть, спешно пересекла пешеходный переход на красный и прямо в ватнике и галошах вошла в офис. Охранник на вертушке сперва всполошился, но узнав Вику, невозмутимо кивнул. По пустынным коридорам, так непохожим и вместе с тем напоминающим больничные, Вика добралась до закрытого офиса, спешно спрятала верхнюю одежду в ящик стола и переобулась в офисные туфли, даром что, просиживая под Фединой дверью, не успела переодеться в пижаму.
Рукав блузки окаймляла цепочка бурых пятен – кровь с головы брата. Интересно, Макс жалел о том, что сделал? Или лишь о том, чем для него это обернулось?
Постепенно подтягивались коллеги, наполняя гулкую пустоту беспечностью, свободой, несущественными проблемами. Вика едва дождалась десяти часов, схватила трубку и набрала номер человека, которому хоть сколько-нибудь доверяла.
– Викуля, – приветствовал ее Антон потухшим тоном. – Срочно? А то у меня задач навалилось.
– Что-то случилось? – невинным голосом спросила Вика.
– Да не, в отпуск ухожу с понедельника, надо дела Максанычу сдать. А он еще и приболел некстати.
– Приболел?
– Ну да, не пришел сегодня. Наверное, на больняке.
«Они не знают, – пронеслось у Вики в голове. – Некому сообщить, жена не в курсе, а Макс без сознания. Черт!»
Вика в сердцах бросила трубку. Коллеги взглянули на неё с подозрением. Ещё больше их подозрения усилились, когда она стала судорожно искать в справочнике номер Андрея Евгеньевича.
Номер нашёлся вместе с кабинетом. Ближайшие два часа, судя по отметкам в расписании, оба были свободны. Вика вооружилась единственной ручкой и вызвала лифт.
Ей казалось, она пробила атмосферу, пока кабина на тросах неспешно ползла вверх. Голова закружилась, горло высохло, как пылью забитое, и саднило беспощадно. Она слабо представляла, что хочет сказать, но с молчанием не дотянула бы до утра.
В кабинете он был один – высоченный, с зализанными бриолином волосами, в рубашке в мелкую клетку и нелепой розовой бабочке. Пронзительные ледяные глаза – глаза хладнокровного убийцы – уставились на Вику в недоумении.
– Чем могу помочь? – спросил Максов начальник, по-женски выгнув бровь.
– Максим в больнице, – заявила Вика, без спроса присев в глубокое кожаное кресло. – У него сердечный приступ.
– Так, – деланная веселость слетела с мужественного лица, уступив сомнению. – А вы, собственно, у нас кто?
– Вика, – представилась она. – Из-за меня украли деньги. Точнее, из-за моего брата.
Андрей Евгеньевич окончательно растерялся и не мог этого скрыть. Он взял заточенный на убийство карандаш, пропустил его между пальцами, задумчиво разглядывая Викино бледное лицо.
– Очень интересно, – резюмировал он. – Ну расскажите что ли, откуда такая всезнайка взялась. А я пока попрошу принести вам кофе, ненароком еще в обморок тут свалитесь.
Второй раз за утро ей грозили потерей сознания, но Вика держалась. И сцепив пальцы и вычеркнув из рассказа все, что касалось их с Максом личных отношений, передала его начальнику в подробностях и оттенках. Худенькая брюнетка внесла исходящие паром кружки, одну поставила перед Викой. К кофе прилагались крохотные безе, и Вика некстати вспомнила, как Глеб настойчиво убеждал ее в необходимости глюкозы.
– Фантастика, – Андрей Евгеньевич покачал зализанной головой. – Черт, если б знать заранее.
– Я виновата, – повторила Вика, крепче сдавливая ладони, чтобы не выдать колотящую ее дрожь. – Если нужны мои показания, я готова…
– Деньги у нас, – перебил ее Максов начальник. – Их не успели вывести.
– Как? – ахнула Вика.
– Ну не такие мы дурачки, чтобы на один только ключ полагаться. К тому же дыру-то не вчера открыли, так что мы давно уже наблюдаем за этими «ворами».
– Но ведь деньги со счета ушли? – с упавшим сердцем спросила Вика, памятуя, как Макс говорил о двух потерянных миллионах.
– С одного да, но мы их перехватили и отправили на резервный. Вот в чем штука, понимаете? Я Максу звонил, но у него телефон был выключен, а потом не до того стало.
«А выключил он его из-за меня, – поняла Вика. – Господи, как все это нелепо!»
– Так вы… не уволите его? – выдавила Вика через сжатое горло.
– Человека, который инфаркт из-за работы схватил? – удивился Андрей Евгеньевич. – Нет, не переживайте. Он высококлассный специалист, таких еще поискать. Если увидите его, передайте, пусть ни о чем не беспокоится. У нас все под контролем. И сами не нервничайте, а то, мне кажется, вы следующая за ним в очереди к сердечным катаклизмам.
Вике почудился намек в его словах, но она серьезно кивнула и поспешила ретироваться из дышащего пафосом и властью кабинета.
По коридору шла Танюша – покачиваясь на шпильках, заплаканная, растрепанная. Их взгляды встретились, и обе остановились. И бессловесный разговор, одними только едва уловимыми переменами в мимике, Вика воспроизвела в голове дословно:
«Допрыгалась, гадина? Решила, пусть он никому не достанется, да?»
«Ты ничего не знаешь».
«Ой ли? Трахнул он тебя и бросил, вот что я знаю. А ты отомстить решила, подло, низко. Ну ничего, еще посмотрим кто кого. Ты пожалеешь. Очень пожалеешь».
Вика дернулась, всерьез опасаясь, что не сдержится и ударит, но вместо этого проскользнула на лестницу и бегом бросилась вниз, не считая этажи и не касаясь перил. Она пикировала, в глубине души надеясь сорваться, разбить голову и потерять память.
Но, наверное, уже слишком привыкла парить.
Эпилог
На больничной парковке спортивная «Бэха» выделялась среди пошарпанных, побитых и местами осыпающихся развалюх. Вика остановилась у шлагбаума, завороженно разглядывая прищуренные фары, словно те могли ее увидеть и ринуться вперед. Не ринулись. На рулевой стойке лежала вскрытая пачка сигарет. В прорези печки торчала фотография – лиц было не разглядеть через тонировку боковых окон.
Вика сжала в кармане телефон – Глеб позвонил ей за час до конца рабочего дня.
«Оклемался твой нарколыга, – утешил он безрадостно. – Если фамилией моей прихвастнешь, вам даже поболтать дадут».
А нужно ли?
Вика остановилась у дверей, через которые выходили хмурые, усталые люди. Ни одной улыбки, как будто здесь они вовсе запрещены. Вике вдруг страшно захотелось улыбнуться, чтобы просто удостовериться, что этот навык еще не забыт.
Не получилось.
Она протиснулась в холл, чувствуя себя совершенно лишней здесь. Взгляд скользил по толпе, но так и не выхватил черные завитки волос и стальное море в глазах. Впрочем, Лиза ведь могла быть где угодно. Где угодно в палате Макса. В палате своего мужа.
В регистратуре Вике равнодушно сообщили номер этажа, зато в спину прикрикнули, чтобы надела бахилы. Резинка на правой сразу же лопнула и голубой полиэтилен держался теперь на одном обещании. Вика пешком поднялась на четвертый этаж – к лифту выстроилась очередь, а ждать не было сил. Почему-то никто не остановил ее, не спросил, собственно, куда и зачем она направляется. Всем было наплевать.
В коридоре четвертого этажа Вика присела на первую попавшуюся скамейку, сгорбилась, как будто собиралась по привычке расправить крылья, но забыла, что на их месте уже затянулись шрамы. Последний раз. Все, что она хочет – успокоить и тем самым подвести черту. И если Лиза там, то и к лучшему. Пусть торжествует. Пусть видит, как ветер стирает пепельные следы Вики.
У безразлично-белой двери с выведенным красной краской номером Вика выстояла четверть часа. От поднесенной ладони дверная ручка запотевала. Внутри тревожилась тишина, как будто набегая волнами, усиливаясь, захлестывая Вику. Ждала ли она Лизу, понимая, что внутри ее нет? Но Лиза не приходила. Ни через десять минут, ни через пятнадцать. А потом сдали нервы.
Она ждала, что Макс встретит ее криком, а может презрением или на крайний, самый лучший случай – пренебрежительной улыбкой. Но он спал. Мятежно, уголки губ подергивались в гримасе злости и отчаяния, хмурились брови, дрожали ресницы. Вика ждала, что он вот-вот откроет глаза, представляла, каким растерянным станет его лицо.
Но что-то коснулось ее локтя и потащило назад.
Вика обернулась – Лиза, поджав губы, молча тянула ее обратно в коридор. И Вика поддалась.
– Что там случилось на самом деле? – спросила Лиза, едва захлопнулась дверь. – Хочу сравнить с его версией.
Вика молча смотрела на нее – яркую, как мертвая бабочка на черном бархате. Не удавалось не то что ответить – даже вздохнуть. Никогда раньше Вика не чувствовала себя такой жалкой и такой бессмысленной. Замкнулся круг: Макс спасен, Макс убит и снова спасен. И финиш, к которому Вика пришла последней.
– Ну что ты молчишь?! – У Лизы дрогнул голос, выдавая и бессонную ночь, и бессонную жизнь. – Теперь-то уже можно говорить, как есть. Что у вас стряслось?
И Вика заговорила – кажется, вовсе без интонаций, словно священник, тянущий молитву на одной монотонной ноте. Как странно Лиза действовала на нее! Еще мгновение назад казалось немыслимым рассказать о той последней грубости, о том самом искреннем Максовом порыве, но под прицелом Лизиного взгляда слова сами рвались на волю, будто клетку распахнули.
– Значит, деньги на месте, – протянула Лиза, дослушав до конца. – И как будто ничего не произошло, да?
– Я увольняюсь, – брякнула Вика, хотя какое кому было дело? – Мы больше с ним не увидимся.
– Ну, покуда он знает, где ты живешь, это все же не исключено, – заметила Лиза и замолчала.
«Не жена, нет, – подумалось Вике. – Мать. Но даже матери отказываются от своих сыновей, когда плечи не выдерживают».
– Вы ведь… его не бросите? – спросила она Лизу, а та брезгливо поморщилась.
– Я прослежу, чтобы его выписали в добром здравии.
И снова пауза. Вика, сама не зная зачем, схватила рукав лазоревого Лизиного пиджака и сжала тонкое запястье под ним.
– Его нельзя бросать.
– Но ты же бросила? – Изгиб брови.
– Я… Я ошиблась, – призналась Вика.
– Ах, вот оно что. Глупая ты, девочка. Глупая, несчастная девочка. Но каждый выбирает за себя. Я выбрала другой город – красивый, старый, маленький. С хорошим воздухом. Далеко отсюда. Я рассказываю тебе, чтобы ты знала, ничего уже не изменить. Ты, наверное, надеялась, что я тебе помогу. И напрасно.
– Он любит тебя, – возразила Вика, понимая, что Лиза права – ничего уже не исправишь.
– Он любит себя, – огрызнулась Лиза. – И наркоту. И вот вопрос – кого сильнее? В первом случае он выкарабкается, во втором – сдохнет. И то, и другое – его выбор, не мой и не твой. Но если другого алтаря у тебя нет, то пожалуйста, этот скоро освободится…
– Есть, – перебила Вика. – У меня есть другой. И я его вытащила.
– Надолго ли? – в холодных глазах Лизы пульсировало отчаяние. – И зачем?
– У каждого ангела должен быть свой демон, – вспомнила Вика. – А спасая – приручаешь. Так все и устроено.
– Да откуда тебе знать…
Лиза беспомощно посмотрела на дверь. Вика поверила, что у нее есть билеты, есть открытка, на которую она смотрит и представляет себя иной, без прошлого, без иссушающего страха и обреченности. Но принятые решения, порой, не прочнее первого льда.
Вика отступила, развернулась. Побежала. Замелькали двери палат, чьи-то усталые изможденные лица, белые халаты, перила, ступеньки.
Вика вырвалась на волю – и никто не задержал. Угодила в лужу – сапоги хлебнули так, что ноги в мокрых носках тут же заледенели. Вика перебежала парковку. Прищуренные фары следили за ней, она чувствовала спиной их взгляд, такой же пронзительный, как у хозяйки.
За шлагбаумом чуть не попала под Скорую – водитель оглушительно гаркнул клаксоном, Вика отпрыгнула, снова в лужу. Закачалась, как пьяная, и готовилась рухнуть в воду, но кто-то удержал ее.
– Ну, совсем дурная! – воскликнул Глеб. – Кто ж возле больницы с собой кончает?
Он перехватил ее за плечи, развернул к себе лицом. Борода исчезла, явив еще совсем молодого улыбчивого мужчину немного за тридцать. Он казался таким безмятежным, таким надежным и сильным, что мог бы стоять в ряду Атлантов и ничем от них не отличаться.
– Что ты тут делаешь? – спросила Вика слишком резко и слишком искренне.
– Тебя караулю, а то мне так показалось, ты чудная. И видишь – не прогадал!
У обочины стоял тот самый внедорожник, в котором они делили хлеб и грызли жесткую кабанью колбасу. Мостик между прошлым и будущим.
Как там Макс говорил? Ты из тех, кто жжет после себя мосты. Или нет?
– У меня там чай в термосе, – подкупил Глеб. – А еще я подумал… Твоей маме осетра не надо?
Он глухо засмеялся: зубы у него были желтоватые, крупные, как и все лицо – округлое, с выдающимся носом, широкое и доброе. Хороший человек, тем более – врач. Мать умерла бы от восторга.
– Спасибо, – Вика отстранила его руки и улыбнулась. – Но мне пора.
Она зашагала по слякоти, хлюпая размокшими сапогами.
– Давай хоть подвезу! – крикнул Глеб, но Вика лишь помотала головой, не обернувшись.
Она шла по талому снегу, замерзшая, как будто босая. Налетел ветер, облизнул щеки, забился за пазуху. Вика развела плечи и что-то в ней изменилось.
Она шла по тротуару среди незнакомых безразличных теней и вдыхала ветер. Вика достала телефон, выскребла из него сим-карту. Крохотный кусочек красного пластика утонул в луже.
Началась новая жизнь.
