Текст книги "Влечение"
Автор книги: Инга Берристер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Кто она, откуда взялась? Он восторженно посчитал ее чудесным подарком Небес, о котором мечтал всю жизнь. Но, скорее, если она и была чьей-то посланницей, то уж во всяком случае не Небес. Было ли их знакомство случайным или же тщательно спланированным? Тогда зачем? Обманула ли она его непреднамеренно, или же он сам оказался доверчивым идиотом, наделившим ее добродетелями и достоинствами, которыми она никогда не обладала? И что стояло за этой мгновенно вспыхнувшей между ними взаимной страстью? А в том, что страсть была взаимной, Ив не сомневался даже сейчас! Только вряд ли за ней стояла прекрасная и долгожданная любовь. Скорее – самая обыкновенная похоть.
Спустя полчаса, окончательно убедившись в том, что все у него валится из рук и его вымученные попытки приготовить хоть какое-то подобие торжественного ужина не имеют ни малейших шансов увенчаться успехом, Ив пришел к выводу: единственный способ узнать правду и вновь обрести душевный покой – это напрямик спросить Софи, почему она скрыла от него правду, не сказав о своем родстве с Фернаном.
6
Глубоко втянув в себя воздух, Софи сморщила нос: несмотря на тщательную уборку, в домике покойного дядюшки продолжал ощущаться слабый, но отчетливый запах тлена и
запустения. Когда светило солнце и ветер доносил аромат цветущего миндаля, этот запах почти исчезал. Но сейчас, когда шел дождь ивоздух был насыщен влагой, он вновь чувствовался и портил настроение Софи. Он мешал ей в полной мере насладиться красотой отмытой вазы, которая словно бы светилась нежно-розовым светом. Софи предвкушала, как покажет ее Иву, как он будет любоваться вместе с нею этим шедевром. Она расскажет ему о своей семье, о любимой маме. Через два месяца маме исполнится сорок пять лет. Может быть, Софи с отцом стоит втайне от матери выкупить эту вазу и преподнести ей в день рождения? Хотя откуда у них возьмутся такие деньги...
Она все еще продолжала мечтательно улыбаться, когда послышался стук в дверь.
Софи опрометью кинулась к входу, открыла дверь и... застыла на месте, увидев лицо Ива. Оно было искажено гневом. И вместо того чтобы сжать ее в объятиях, Ив словно отшатнулся от нее.
В памяти ее мгновенно всплыли намеки Рози на то, как легко Ив остывает... Не зная, что сказать и как себя повести, Софи продолжала стоять в нерешительности, безмолвно уставившись на Ива. Вместе с ним с улицы ворвался холодный воздух, и она поежилась, почувствовав озноб. Она потянулась, чтобы закрыть за ним дверь, но он не пошевелился, чтобы помочь ей. Взглянув на него, Софи увидела, что он замер, словно приняв стойку, и не сводит широко раскрытых глаз с того, что стоит за ее спиной, в гостиной. Несколько мгновений он казался в глубоком потрясении, но затем глаза его словно оледенели, а губы искривила неприятная ухмылка.
– В чем дело? – с тревогой спросила Софи, обернувшись к двери гостиной и следя за его взглядом. – Что-нибудь не так?
– Что тут делает эта ваза? – хрипло осведомился Ив.
Софи нахмурилась. Тон Ива ей совершенно не понравился.
– Ждет эксперта! – ответила она, стараясь говорить спокойно. – Эта ваза принадлежала...– Не в силах выдержать насмешливый взгляд Ива, она запнулась и прикусила нижнюю губу.
– Продолжай, что же ты замолчала? – с издевкой спросил он. – Или мне продолжить? Ты ведь хотела сказать, что ваза принадлежала Фернану Рулену? Но знаешь ли, тебе любой в городе подтвердит, что он был мошенником, воришкой и никак не может считаться законным владельцем этой вещи.
– Мошенник... воришка...– растерянно повторила побледневшая Софи.
Она и раньше понимала, что дядю ее Ив недолюбливал. Почувствовала это по немногочисленным репликам, касавшимся покойного Фернана, по интонации, с которой те реплики произносились. Но сейчас в его голосе звучали неприкрытая злоба, откровенная ненависть и презрение, причем каким-то шестым чувством Софи уловила, что изрядная толика этих эмоций направлена не столько на дядю сколько на нее. Это так поразило ее, что она просто оказалась не в силах что-нибудь объяснить, возразить. Она лишь молча смотрела на него изумленными потемневшими глазами.
– Но ведь ты и без меня прекрасно это знала, правда, Софи? – продолжал все сильнее распалявшийся Ив. – Именно по этой причине ты так тщательно скрывала от меня, что этот подонок Рулен – твой дядя?
– Нет! Это неправда! – воскликнула Софи дрожащим голосом.
– Ах, вот как! Значит, неправда? – издевательски переспросил Ив. – Выходит, он не был т воимдядей?
Софи молча кусала губы. Ее так потрясли его тон, его гнев, что она была не в состоянии защищаться. Да и как она могла бы убедить Ива, что собиралась честно рассказать ему о своих родственных отношениях с Фернаном? Наверное, она виновата, что слишком долго молчала об этом, но просто случай не подворачивался. У нее не было никаких задних мыслей, да ей и в голову не могло прийти, что это вызовет в нем такую ненависть и презрение. Он смотрел на нее так, будто она была полнейшим ничтожеством, будто сам ее вид вызывал в нем омерзение. Собравшись с силами, она пролепетала:
– Я... я собиралась все тебе рассказать, я хотела сделать это. – Голос ее сорвался, губы задрожали.
– О, еще бы! Конечно же, ты собиралась, – с отвращением передразнил ее Ив. – И разумеется, ты хотела!..
– Все произошло так быстро... Я просто не успела...– запинаясь, попыталась объяснить Софи. Она чувствовала, что необходимо объяснить ему все, прежде чем он бросит ей в лицо слова, которые разрушат, безвозвратно убьют все то, что столь стремительно и прекрасно возникло между ними.
– Понимаю. Все произошло слишком быстро, чтобы ты успела избавиться вот от этого! – прорычал Ив, обвиняюще протянул руку в сторону вазы. – Я всегда знал, что Фернан не отличается особой щепетильностью, но даже мне никогда не приходило в голову, что он докатился до укрывания краденого!
– Краденого? – не веря ушам, переспросила Софи. – О чем ты? Эта ваза не украдена. Она принадлежала моей прабабушке, которая...
– Эта ваза, – жестко оборвал ее Ив, – менее двух недель назад была украдена из дома свекра Катрин. Уж мне ли это не знать. Я сам занимался ее оценкой по просьбе Батистена Гренье. Так что учти: заработать на ней тебе не удастся, если ты рассчитываешь торговать краденым.
– Ты лжешь! – Чудовищность этих оскорблений вывела наконец Софи из шока. Несправедливые обвинения привели ее в негодование. Ведь получалось, что он обвинял не только ее, но и маму! Мама сказала ей, что ваза принадлежали прабабушке, а мама никогда не могла бы обмануть. Ее слово для Софи было весомее каких бы то ни было смехотворных обвинений!
– Это я лгу? – Бешенство в глазах Ива на мгновение достигло такого накала, что Софи, побледнев, инстинктивно отпрянула назад. Однако он все же сумел взять себя в руки и, отступив в сторону, с надменной брезгливостью бросил: – Не бойся. Женщин я не бью. Даже таких, как ты.
Таких, как она?!
– Интересно, что еще из ворованного ты здесь прячешь? И как много твой дядюшка уже успел сбыть? Имей в виду, что в полиции этими вопросами очень заинтересуются!
В полиции? На мгновение сердце Софи тревожно сжалось, но она не позволила панике и страху одолеть себя. Да и чего ей, собственно, бояться? Ничего противозаконного она не совершила, как, впрочем, и ее покойный дядя. Во всяком случае, в отношении вазы. Ваза принадлежала их семье. Скорее всего, Ив что-то напутал. Он, конечно, ошибся. Но как он мог хотя бы на миг допустить?..
Она напряженно вглядывалась в лицо Ива и никак не могла поверить, что всего несколько часов назад они держали друг друга в объятиях, клялись в вечной верности и любви и даже думали о будущей совместной жизни. Что же им теперь делать? Плакать или смеяться? Ибо все, что сейчас происходило, было настолько невероятно, что, пожалуй, могло вызвать безумный смех. А может быть, вдруг кольнула ее мысль, Ив, потеряв к ней интерес, просто ищет способа поссориться и порвать все отношения? Возможно, эта Рози права: изобразив пылкие чувства и получив все, что хотел, он сразу остыл. Ну, что ж!..
К сожалению, с ней все было не так. Она знала, что все еще любит его и никогда не сможет полюбить никого другого. Даже сейчас, несмотря на всю боль, которую он ей причинил, стоило ему обнять ее и попросить прощения, она бы простила. Может, он просто вышел из себя, узнав, что она племянница Фернана, а теперь сам раскаивается? Она поймет его и все простит.
Короткого взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: ни о чем подобном Ив и не помышляет. Не желая подвергаться дальнейшим унижениям и оскорблениям, а главное, не желая дать ему возможность заметить, как больно он ранил ее, Софи гордо выпрямилась во весь рост и, сама удивляясь спокойствию своего голоса, сказала:
– Мне кажется, тебе лучше уйти.
– Мне тоже так кажется, – кивнул Ив и, резко повернувшись, направился к выходу.
Софи молча смотрела ему вслед почти не видящими глазами.
У двери он обернулся.
– Ты можешь гордиться, – язвительно проговорил он. – Не многим удавалось обмануть меня. Тебе удалось. Не сболтни Катрин случайно, кто ты такая...
– Я сама собиралась рассказать тебе о моей семье, – сухо сказала Софи. – Но твою предубежденность к дяде Фернану ощущала с первой секунды. Лишь поэтому я...
– Ты мне солгала, – холодно прервал Ив.
– Но ведь и ты солгал мне насчет своих отношений с Катрин, – не сдержавшись, упрекнула его Софи. Теперь ей нечего было терять. И пусть он не считает себя безупречным. – Одна из твоих многочисленных родственниц сегодня разъяснила мне, что ты славишься пылкой влюбчивостью и ветреностью. Тебе ни в чем нельзя верить. – Губы ее скривила горькая улыбка. – Жаль, что я не знала об этом раньше.
Он ответил ей взглядом, полным такого бешенства, что отвага на мгновение покинула Софи. Однако она тут же взяла себя в руки. Ничего! Пусть знает, что о нем думают. Да, она поступила неправильно, не сказав ему о родстве с Фернаном, но, по крайней мере, в ее жизни не было другого мужчины, о котором она умолчала бы. А он... Да что говорить! Ничего странного, что он оказался таким опытным любовником!
– Что бы тебе ни наговорили, это не имеет ни малейшего значения, – холодно процедил сквозь зубы Ив, стараясь сохранить самообладание. – Мои чувства к Катрин – мое личное дело. Она никогда не отвечала на них взаимностью, и поведение ее всегда было в высшей степени безупречным.
– Все это – не более чем слова. Твои слова! – презрительно бросила Софи. – Теперь я знаю им цену!
Ей удалось так уязвить его, что Ив сделал то, чего никогда себе не позволял. Грязно обругав ее, позеленевший от гнева и обиды, он выскочил за порог и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Оставшись одна, Софи безудержно расплакалась. Ноги не держали ее. Она опустилась прямо на пол и отчаянно рыдала, зажимая рукой рот, чтобы подавить рвущийся из груди крик боли, а соленые безнадежные слезы горя и смертельной обиды лились безостановочно.
Она не знала, сколько времени это продолжалось. Сначала она и не пыталась успокоиться, но когда первый пароксизм горя прошел и она обрела способность думать, на помощь пришли свойственные ей чувства собственного достоинства и гордости.
Софи попыталась рассуждать здраво. Приходилось признать, что она оказалась безумно наивной, глупой и доверчивой. Иначе как могла она поверить в любовь и искренность Ива? Он ведь совершенно не знал ее. Просто она приглянулась ему, и он применил свой богатый опыт, чтобы соблазнить ее, использовать ее тело. Должно быть, ему не раз случалось так поступать, чтобы как-то утолить свои желания. Ведь он сам сказал, что его любовь к Катрин была безответной. Вот он и искал утешения на стороне. Разумеется, не было никакой любви. Лишь похоть и обман, вроде разговоров насчет обручального кольца.
Но в таком случае ей не остается ничего другого, кроме как скрепить свое сердце и подавить в нем любовь к Иву. И она сделает это, чего бы ей ни стоило. Наверное, она должна быть благодарна судьбе за то, что узнала истинное лицо Ива так скоро. По крайней мере, иллюзий у нее больше не осталось.
Вот только Софи не очень хорошо понимала, как будет жить дальше, день за днем, среди чужих людей, в чужом доме, в чужом городе. Если бы можно было бросить все, сбежать к родителям, найти утешения у мамы! Но она не могла так поступить, не закончив здесь дела и обманув доверие родителей. Значит, придется все выдержать здесь. Ничего, она заставит себя много ходить по городу и его окрестностям, благо тут было что осматривать. Только надо постараться выбирать такие места, где нет опасности встретить многочисленных родственников Ива или... его самого. И слезы снова заструились по ее осунувшемуся, потемневшему от страдания лицу.
Ив выскочил из дома Фернана, испытывая безумное желание что-нибудь разбить, сокрушить, стереть в порошок, чтобы разрядиться, дать выход переполнявшим его эмоциям. Такие вспышки бывали у него в далекой юности, правда, и тогда он не был способен сорвать свою ярость на другом человеке. Причинить боль кому бы то ни было, особенно женщине, он не мог. О чем сейчас даже жалел.
Вне себя от ярости, не видя ничего вокруг, он проскочил полгорода, пока хлынувший ливень немного не отрезвил его. Но и тогда он не остановился, а продолжал бесцельно брести по опустевшим улицам в сгущающейся тьме, погруженный в безрадостные размышления.
«Я собиралась все тебе рассказать, я хотела сделать это»,– слышал он срывающийся голос Софи и видел ее дрожащие губы. Но как он мог верить ей, особенно когда выяснилось, что у нее эта проклятая ваза? А у нее еще хватило бесстыдства утверждать, будто ваза принадлежит ее семье!
Правда, в какой-то момент в глазах Софи появилось выражение, заставившее его... не то чтобы поверить ей, нет, скорее – усомниться в полной безусловности своей правоты. Но именно в этот момент она обрушила на него обвинения относительно его отношений с Катрин. И тогда ощущение собственной вины за то, что он скрыл правду от Софи, умолчал о своих былых чувствах к Катрин, вывело его из себя, и он сорвался. И вот к чему это привело!
Сейчас, уставившись прямо перед собой невидящими глазами, Ив восстанавливал в памяти все подробности их ссоры, слово за словом. Ярость его сама собой утихла, остались лишь бесконечная усталость, тоска и душевная пустота. Теперь он ругал себя за то, что был нетерпим и категоричен, что не прислушался к предостережениям внутреннего голоса. И в результате потерял то, что тщетно искал всю свою сознательную жизнь, – беззаветную, безоглядную любовь.
Долгие годы он воображал, что влюблен в Катрин. Вероятно, одиночество и порожденная им тоска толкали его на это. Но теперь он понимал, что это воображаемое чувство ничего общего не имело с любовью, которая обрушилась на него, когда он узнал Софи.
Настоящая любовь сбила его с ног, словно солнечный удар. Нахлынула, словно горная река в весеннюю пору. Сокрушительная мощь этой любви сделала его другим человеком. Рядом с Софи он порой не узнавал сам себя. Любовь к ней была...
Была... Горькая усмешка скривила губы Ива. Кого он пытался обмануть? Его любовь к Софи невозможно было изгладить из памяти простым усилием воли. Она оставалась с ним, как бы сильно ни были задеты его гордость и самолюбие. И что теперь ему оставалось делать?
Спустя полчаса он добрел до своего роскошного дома, который никогда еще не казался ему таким пустым, неуютным, безрадостным. Он машинально поплелся на кухню, обнаружил там наполовину приготовленный ужин и мрачно повыбрасывал все деликатесы в мусорный бак.
Последней в его руках оказалась бутылка ужасно старого и дорогого вина. Выбросить ее, пожалуй, было бы слишком. Это было бы кощунством. Он откупорил бутылку и рассеянно наполнил стакан. Вино, как и следовало ожидать, оказалось превосходным, но даже его легкий хмель и чудесный терпкий вкус были не в состоянии заглушить тупую, ноющую боль в сердце.
Когда стакан опустел, Ив некоторое время задумчиво на него смотрел, затем наполнил снова. Он всегда гордился своей способностью разбираться в людях. Случившееся же наглядно показало, сколь слабым знатоком человеческих душ он оказался на деле. Софи обвела его вокруг пальца, словно желторотого птенца.
Взгляд его упал на стакан, и Ив с некоторым удивлением увидел, что тот опять пуст. Он раздраженно поморщился и наполнил его до краев. Напрасно винить судьбу за то, что та послала ему встречу с этой бесстыдной, коварной и такой прекрасной женщиной. Уж если кто и был виноват в случившемся, так это он сам, его безграничные глупость и доверчивость.
Поглядев на бутылку, Ив обнаружил, что та на три четверти пуста. Оставлять такое количество было бессмысленным и даже смешным. Он взял стакан, бутылку и направился к лестнице.
В полудреме Ив крепко прижимал Софи к груди, вдыхал теплый аромат ее кожи. Он недовольно нахмурился, ощутив, как она вдруг напряглась в его руках, оглядываясь на притаившиеся в глубине спальни тени.
– На кого это ты смотришь?– ревниво спрашивает он и вдруг видит Фернана и свою младшую сестренку, какой она была в тот год, когда Фернан совратил ее.– Ты ведь их не знаешь.
– Нет, знаю! – решительно заявляет Софи и начинает выбираться из его объятий.
И тогда Фернан, оттолкнув куда-то в тень его сестру, хватает Софи за руку и тащит к себе, насмешливо глядя на Ива.
– Теперь-то ты понимаешь, что на самом деле ей нужен вовсе не ты? Вы, Карреры, никому не нужны,– говорит он, и лицо его искажает злобная гримаса.
Он уводит Софи все дальше и дальше, а в ушах Ива продолжает звучать его невыносимо самодовольный голос:
– Ты только посмотри, посмотри, что я для тебя приготовил.
И в руках Фернана оказывается изысканно розовая ваза.
– Нет! Остановись! Не смей к ней прикасаться! – слышит Ив свой отчаянный крик.
– Разумеется, я прикоснусь,– отвечает Софи, неприятно улыбаясь. – Ведь она моя.
– Н-е-е-т! – кричит Ив и, нечеловеческим усилием сбрасывая с себя оцепенение, кидается к ней, чтобы удержать...
Некоторое время Ив, ничего не понимая, напряженно вглядывался в окружающую тьму. Затем, придя в себя, поднялся с пола и снова забрался в постель.
Спать ему не хотелось совершенно. В голове беспорядочно теснились разрозненные фразы и образы.
Не вина Софи, что у нее был такой дядя, как Фернан Рулен. В конце концов, ее мать давно прекратила все отношения со своим братцем. Тем не менее...
«Эта ваза не украдена. Она принадлежала моей прабабушке, которая...»
«Они считают, что в банде, ограбившей Батистена, была по крайней мере одна женщина...»
Ив застонал и перевернулся на спину. Нет, Софи не может быть связана с шайкой, ограбившей Батистена. Он никогда не поверит в это. Но ведь еще сегодня утром он не поверил бы и в то, что она способна обманывать его. Широко раскрытыми глазами он уставился в потолок. Смешно, но даже сейчас, уже хорошо зная, что представляет собой эта женщина, он буквально корчился от боли и муки. Не только тело его тосковало по ней, но и душа. И это было самым горьким.
Еще ни одна женщина, включая Катрин, не заставляла его испытывать такие муки. Значит, он был прав, когда с первого взгляда понял, что Софи – единственная, кого ему суждено по-настоящему полюбить. Что ж! Зато во всем другом он ошибся, особенно в том, что поверил, будто она разделяет его чувства.
Но зачем, зачем она пыталась убедить его в этом? Зачем делала вид, что любит? Зачем отдавалась ему с такой безоглядностью? Он ведь готов поклясться жизнью, что ее робость и неопытность в постели были искренними, неподдельными. Даже сейчас он не мог заставить себя поверить, что она просто развлекалась.
Голова его невыносимо болела от выпитого вина, но боль эта была ничто по сравнению с муками, терзавшими сердце...
За окном день был в разгаре, а Ив все метался по кровати. Несколько раз принимался звонить телефон, но Ив не подходил к нему. Ему предстояло принять самое трудное решение в жизни: позвонить в полицию. Наконец, поняв, что если он не сделает это сейчас, то не сделает никогда, он решился и взял трубку.
Окончив разговор, Ив услышал, как у входной двери звякнул колокольчик. Хотя видеть ему никого не хотелось, а голова раскалывалась от боли, он вздрогнул, представив себе, что вдруг за дверью окажется Софи. Это невозможно, одернул он себя, тяжело спускаясь по лестнице, и тем не менее испытал острое разочарование, увидев, что это всего-навсего Катрин.
– Ив, с тобой все в порядке? – спросила она, с тревогой и недоумением глядя на его измученное лицо. – Ты не пришел в контору, не отвечал на звонки. И у тебя совсем больной вид.
Он постарался приветливо улыбнуться, но на вопрос отвечать не стал. Слишком много пришлось бы объяснять!
– Не хотелось бы тебя без нужды беспокоить, но, похоже, у нас проблемы,– продолжала Катрин, следуя за ним в кухню.– А где Софи?– не удержавшись, полюбопытствовала она.
– Ее здесь нет,– сухо бросил через плечо Ив. – Между нами все кончено.
– Ив...– От удивления Катрин остановилась. – Что ты говоришь?.. Знаешь, все ссорятся, но я уверена, что...
– Знаю, знаю. Милые бранятся – только тешатся, – мрачно фыркнул Ив и повернулся к ней. – Нет, Катрин, это не просто ссора. Видишь ли, до того как ты вчера случайно упомянула об этом в разговоре, я даже не подозревал, что Софи – племянница Фернана Рулена. Она вела себя так, будто просто действует в интересах его родственников.
Катрин нахмурилась.
– Ох! Мне, право, жаль. Не следовало тебе это говорить. Честное слово, я не хотела... Но я думала, что ты знаешь.
– Нет, я этого не знал. Она мне солгала! – сурово ответил Ив. Он был не в силах оставаться на одном месте и начал метаться по кухне, отрывисто бросая: – Мало того что она солгала! Она... – Тут он запнулся, не уверенный, следует ли продолжать.
– Ив, я понимаю, что ты должен чувствовать... Тебе очень больно.– Катрин подошла к нему и ободряюще похлопала по плечу. – Я знаю, как ты относился к Фернану и что он заставил вас пережить. Но почему ты не подумал, что из-за этого Софи и умолчала о своем родстве с ним?
Не отвечая, Ив отвернулся к окну. Интересно, поведет ли себя Катрин так же великодушно и благородно по отношению к Софи, когда узнает о вазе? Вряд ли...
– Дело не только в том, что она скрыла от меня свое родство с Фернаном, – нехотя выдавил он. – Имеется еще одно... обстоятельство... – Он на мгновение замолчал, но потом решительно повернулся лицом к Катрин. —У Софи севрская ваза Батистена. Я видел ее собственными глазами, Катрин. Об ошибке не может быть и речи. Ведь это я оценивал ее недавно. Тем не менее Софи утверждала, будто ваза принадлежала ее семье. Даже она поняла, что смешно думать, будто такая вещь могла принадлежать Фернану. Это невозможно. И тогда она принялась врать, будто это ваза ее прабабушки.
– Возможно, она искренне верит в это,– неуверенно предположила Катрин.
– Но почему, почему она продолжает верить после того, как я сказал, что это не так? И даже после того, как я сообщил ей имя настоящего владельца!
– О Господи! – воскликнула Катрин. – Мне так жаль, Ив. Не знаю, что сказать. Софи показалась мне такой милой, такой искренней. Вы созданы друг для друга. Быть может, тебе следует поговорить с ней еще раз?
– Зачем? – вскинулся Ив. – Чтобы услышать еще одну ложь? – Он печально покачал головой.– В любом случае теперь уже слишком поздно. Я позвонил в полицию и рассказал им о вазе. Я должен был так поступить,– быстро добавил он, увидев, как изменилась в лице Катрин. – И ты это знаешь.
– Да, знаю,– тихо подтвердила Катрин.– Но не уверена, смогла бы я поступить так.
– Через полчаса они за мной заедут. В полиции хотят, чтобы я поехал с ними и официально опознал вазу.
– Мне так жаль, – повторила Катрин.
– А мне-то как жаль, если б ты знала,– зло ухмыльнулся Ив.
Они обсудили деловые проблемы, хотя Иву явно было не до того. Катрин собралась уходить.
– Я надеюсь, все это не пойдет дальше тебя и Доминика,– тихо попросил Ив.– Я имею в виду вазу.
– Разумеется. Можешь не сомневаться, – заверила его Катрин.
– Рано или поздно это все равно выплывет наружу, но пока... Представляешь, как я буду выглядеть во всей этой истории?
– А я все же продолжаю надеяться, что случившемуся существует какое-то иное объяснение, – еще раз попробовала успокоить его Катрин, но Ив только криво усмехнулся.
– Спасибо тебе. Это очень благородно с твоей стороны, но мы оба знаем правду. У семьи Софи не могло быть такой вещи. Подумай сама. Эта ваза уникальна. Мелкий фермер вроде прадедушки Софи никогда не смог бы себе позволить, да и не захотел бы купить такую вазу. Это слишком дорогая и изысканная вещь. По словам Батистена, она досталась Гренье в те времена, когда один из них женился на графской дочке. Ваза числилась среди ее приданого и с тех пор переходила из поколения к поколению.
– Так-то оно так, – покачала головой Катрин. – Но знаешь, когда-то, очень давно, я слышала смутные слухи о том, что было две вазы. Не помню только, кто об этом говорил.
– Было две вазы? – с внезапно вспыхнувшей надеждой переспросил Ив. Но тут же помрачнел. – Ты хочешь меня утешить. Спасибо тебе, но это невозможно. Если бы было так, Батистен обязательно упомянул бы об этом, когда мы с ним рассматривали вазу. А он ничего не сказал.
– Ты ведь знаешь Батистена, – возразила Катрин. – Он часто поступает весьма своеобразно. А в том, что касается истории его семейства, он не всегда бывает откровенен. Он считает своего отца образцом добродетели, но Доминик говорил мне, что его дед был далеко не таким. – Катрин умоляюще взглянула на Ива. – Послушай, постарайся понять Софи. Поговори с ней еще раз. Мне невыносимо думать о том, что ей приходится переживать.
– Это бессмысленно,– покачал головой Ив. – Мы наговорили друг другу слишком много лишнего. Прежних отношений теперь не вернешь. Даже если бы мне этого и захотелось, – грустно добавил он.
Хотя Софи, в отличие от Ива, не пыталась утопить свое горе в вине, но спала она еще хуже, чем он. Вернее, совсем не спала. Как она ни старалась заставить себя думать о чем-то другом, мысли ее упрямо возвращались к тому, что с ней произошло.
Теперь было уже слишком поздно раскаиваться в том, что она с самого начала не призналась Иву, кем приходится ей Фернан Рулен. Поступи она таким образом, Ив отверг бы ее с самого начала и не дал бы ей возможности так безоглядно влюбиться в него. Тогда ей, наверное, было бы легче. Мучительнее всего было думать о том, что он совсем не любил ее. Иначе он хотя бы выслушал ее, позволил бы ей все объяснить. Но ему это было ни к чему. Похоже, ему просто был нужен любой предлог, чтобы прекратить их отношения.
Измученная этими бесконечными и к тому же совершенно напрасными размышлениями, Софи едва дождалась утра. Как только рассвело, она вскочила с тахты, умылась ледяной водой, натянула джинсы и водолазку и, не проглотив ни кусочка, вышла из дома. Она бродила по городу несколько часов, не останавливаясь ни на минуту, и опомнилась, лишь когда обнаружила, что бредет по аллее, обсаженной кипарисами, среди которых виднеются какие-то саркофаги. Оказалось, что она забрела на место, где когда-то располагался некрополь.
Софи чуть не падала с ног. Она поняла, что если сейчас же не повернет к дому, то просто рухнет на землю от слабости. Недостойно так вести себя, подумала она. Ив не стоит таких мучений. Собравшись с силами, она повернула к дому и долго еще шла, заставляя себя держаться уверенно.
Когда же впереди показался дом Рулена, сердце ее чуть не остановилось. У дома стояла полицейская машина. Ее ждали. До этого мгновения. Софи не верила, что Ив все-таки поступит так, как пообещал. Она считала, что это были пустые угрозы, сказанные сгоряча. Теперь в ней будто что-то умерло. Но она гордо подняла голову и, стараясь скрыть тревогу, решительно направилась к машине.
У машины стояли двое мужчин – полицейский инспектор и Ив Каррер. Софи окинула Ива презрительным взглядом и прошла мимо него к полицейскому, не заметив, как потрясло Ива ее осунувшееся бледное лицо с лихорадочно горевшими глазами. Ив машинально шагнул к ней, испытывая нестерпимое, но абсолютно иррациональное желание защитить ее. Но Софи, держась так, будто его здесь и не было, уже подошла к полицейскому.
– Мадемуазель Дюфур? – спросил инспектор строгим тоном.
Софи кивнула, и он двинулся вслед за ней к дому. Войдя в гостиную, инспектор огляделся, увидел по-прежнему стоявшую на столе бледно-розовую вазу и, вероятно, несколько удивился. Обычно краденое не выставляют напоказ. Откашлявшись, инспектор сказал:
– Прощу прощения, мадемуазель, но, по поступившим к нам сведениям, эта вещь, – он указал на вазу, – возможно, является краденым имуществом.
– Ваши сведения ошибочны, – ответила Софи, стараясь не глядеть на Ива и не утратить достоинства. – Эта ваза принадлежала моей прабабушке.
– Допустим, – кивнул полицейский. – Можете ли вы представить доказательства своих прав на эту вазу?
Разумеется, никаких доказательств у Софи не было. Только слова матери. Поверит ей полицейский или нет, она должна все объяснить ему. Почти физически ощущая устремленный на нее сзади насмешливый взгляд Ива, она твердо проговорила:
– Боюсь, что сейчас не могу предоставит никаких доказательств. Яразыскала эту вазу здесь, в доме, по просьбе моей матери и по её описанию. Для меня вполне достаточно ее утверждения, что ваза принадлежит нам.
– Могу ли я поговорить с вашей матерью? – спросил полицейский.
Софи прикусила губу.
– Нет, это невозможно,– ответила она неохотно после небольшой паузы.– Дело в том, что мои родители сейчас в отъезде.
– А кто ваши родители и где они находятся?
– Мой отец– археолог, профессор Дюфур, – объяснила Софи.
Державшийся в стороне Ив с интересом вслушивался в ее слова. Сам-то он ничего не успел узнать о ее семье. Сейчас в нем все сильнее росло подозрение, что все происходящее вызвано каким-то недоразумением. Однако ничто не могло поколебать его уверенность что эта ваза – из дома Батистена.
– Сейчас он и моя мама,– продолжал Софи,– в экспедиции в Египте. Раскопки только что начались, и мне не хотелось бы прерывать их, вызвав родителей сюда.
– Кроме них, может ли кто-нибудь подтвердить права вашей семьи на эту вазу? Насколько я понимаю, никто?
– Да, вы правильно понимаете, – тихо ответила Софи, пытаясь унять дрожание губ и запрещая себе думать о том, как торжествует сейчас Ив.
– Месье Каррер, вы по-прежнему считаете, что эта ваза украдена из дома Батистена Гренье? – обратился полицейский к Иву.
– Не считаю, а твердо знаю,– поправил его Ив. – Я сам, по просьбе Батистена, оценивал эту вазу, и, как вам известно, она числится среди вещей, украденных из его дома.
