Текст книги "Влечение"

Автор книги: Инга Берристер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

OCR: tysia ; Spellcheck: vera

Роман / Пер. с англ. А. Н. Мироновского.– М.:

Международный журнал «Панорама», 1999.– 192 с.

ISBN 5-7024-0845-4

1

В начале февраля на имя мадам Дюфур пришло письмо. Она вскрыла конверт и, едва пробежав глазами первую строчку, тихо вскрикнула. Муж и дочь с тревогой обернулись к ней.

– Фернан... Фернан умер,– сквозь слезы проговорила она.

Ее муж и дочь обменялись понимающими взглядами и постарались скрыть, безусловно, неуместное, но вполне объяснимое облегчение. Сколько Софи себя помнила, доходившие до них сведения о грязных историях, в которые постоянно попадал старший брат матери, Фернан Рулен, о его беспробудном пьянстве, о неисчислимых долгах всегда служили источником мучительного беспокойства и стыда для ее родителей. Впрочем, отец, видный археолог профессор Дюфур, относился к Фернану с полным безразличием, но он горячо любил жену и хотел бы оградить ее от постоянных переживаний. А мать, Мари-Клэр Дюфур, хотя никогда не была близка со старшим братом, но страдала из-за того горя, которое он причинял их родителям.

И вот теперь он умер.

– Не знаю, что и делать,– растерянно сказала мать, прочитав письмо. – Здесь меня просят как можно скорее приехать в Арль, чтобы уладить все формальности, привести в порядок дела Фернана и продать небольшую недвижимость, которой он владел. О Боже, ведь у него полно долгов! Боюсь, денег, которые можно выручить, продав его дом, не хватит на их уплату.

– Не волнуйся, дорогая,– прервал ее отец. – Мы вполне сможем выплатить все, что он задолжал.

– Да, конечно,– благодарно взглянув на мужа, проговорила мадам Дюфур. – Но когда мне туда ехать? Ведь через две недели мы с тобой должны отправиться в Египет. Раскопки уже начались.

Софи не колебалась ни минуты.

– Я поеду в Арль и сделаю все, что нужно, – решительно заявила она.

– Софи, это совсем нелегко, – запротестовала мать.– Одному Небу известно, в каком состоянии сейчас дом. В последний раз, когда я там была, все заросло грязью, а стоило открыть дверцу какого-нибудь шкафа, оттуда обрушивалась целая лавина пустых бутылок. – Она устало закрыла глаза. – Все время не перестаю себя спрашивать, как Фернан стал таким. Он ведь и в детстве вечно попадал в неприятные истории и очень огорчал папу. Тот был добрым, спокойным, как и дедушка. А вот Фернан... Мы, правда, никогда особо не дружили, возможно, из-за большой разницы в возрасте.

Она печально покачала головой и взглянула на дочь.

– И ты ведь так хотела поехать с папой в Египет. Папа не может задержаться здесь.

– Не беспокойся, мамочка, все будет хорошо, – ласково успокаивала ее Софи. – Я, право же, со всем этим легко управлюсь, а потом присоединюсь к вам.

Она и вправду не предвидела особых трудностей, поскольку от общего наследства Фернана и матери в Арле, кроме небольшого дома, ничего уже не оставалось. Перспектива убить несколько недель на приведение в порядок дел покойного дядюшки в особый восторг Софи не приводила, однако кому-то из них этим надо было заняться, и нельзя же было взваливать на мать улаживание столь неприятных дел.

Софи была в Арле лишь однажды, в связи со смертью бабушки, но ей мало что запомнилось, разве только неподдельное горе матери. Тогда еще была цела усадьба, находившаяся недалеко от Арля, где располагалась ферма, которая передавалась в семье Руленов от отца к сыну. Однако дедушка Софи давно понял, что от его сына ничего хорошего ждать не приходится. Сначала он был вынужден продать соседу землю. Ну а после смерти бабушки был продан и дом, и дяде Фернану пришлось перебраться в неказистый домишко в самом Арле.

Софи до сих пор помнила жгучий стыд, который ей пришлось испытать, когда они с матерью, отправившись за покупками, издали увидели, как дядюшка Фернан, едва ли не на четвереньках, вывалился из дверей захудалой забегаловки. Неизвестно откуда набежавшая толпа мальчишек окружила его плотным кольцом, осыпая насмешками и обидными возгласами. Мгновенно побледнев, мать Софи тихо охнула и, схватив дочь за руку, повернулась и быстро зашагала в противоположном направлении.

Именно тогда Софи поняла, почему лицо, матери становится страдальческим, стоит зайти разговору о брате.

Слабовольный и тщеславный, он, казалось, с детства был предназначен на роль неудачника. Ему никогда ничего в жизни не удавалось. Сначала выяснилось, что его нисколько не привлекало вести нелегкое хозяйство фермы, как издавна делали прежние поколения Руленов.

– Он разбил папино сердце, – со слезами на глазах сказала как-то мать. – Папа делал для него все, что мог. Он по кусочкам продавал землю, чтобы иметь возможность дать Фернану образование. Он пытался понять его и помочь, когда Фернан объявил, что займется торговлей. Однако оказалось, что это было лишь предлогом, чтобы тянуть из папы деньги, проводя дни в пьянстве и за азартными играми. Вначале он отправился в Марсель, а когда там у него ничего не вышло, вернулся назад, в Арль.

Из семейных рассказов Софи хорошо знала, сколько боли доставляло дедушке и бабушке поведение их сына, его легкомысленное и наплевательское отношение к священным для них жизненным ценностям и идеалам.

И вот теперь, когда он умер, оборвалась нить, связывавшая их семью с Арлем. Почти три столетия поколения Руленов возделывали землю вблизи Арля; теперь от некогда большой семьи остались лишь могилы на городском кладбище.

– Не надо так переживать,– снова попыталась Софи утешить мать. Она обняла ее за плечи и поцеловала.– Вот увидишь, все будет хорошо.

Внешне мать и дочь были очень похожи. Природа наделила обеих огромными глазами необыкновенного темно-фиалкового, почти фиолетового цвета и густыми каштановыми волосами: у матери более темными, а у дочери – бронзового оттенка. Но мать была миниатюрной, а Софи унаследовала от отца высокий рост. Она была стройной и гибкой. На овальном тонко очерченном лице выделялись удивительные глаза, таинственно мерцавшие сквозь пушистые ресницы, а также нежные полные губы. В отличие от матери, которая закручивала волосы в тяжелый узел на затылке, у Софи они падали густой копной на плечи.

В свои двадцать пять лет Софи считала себя достаточно умудренной жизнью, чтобы не испытывать особого восторга от внимания мужчин, которые восхищались ее внешностью, совершенно не интересуясь внутренним миром. Пару раз она ненадолго увлекалась своими приятелями-студентами, но никто из них всерьез не задел ее сердца. Она надеялась, что когда-нибудь встретит духовно близкого человека и они оба испытают неодолимое, взаимное влечение, которому невозможно будет противиться. Следовало признать, что Софи, несомненно, была натурой увлекающейся и романтичной, но, поскольку такие черты выглядели абсолютно несовременно, она с негодованием отвергла бы подобное предположение.

– Это просто несправедливо! – вполне искренне воскликнула как-то одна из ее подруг.– Мне бы твою внешность, уж я бы сумела ею распорядиться. А ты... ты даже не понимаешь, как тебе повезло!

– Внешность – не самое главное, – мягко ответила ей Софи, и она действительно так считала.

От отца она унаследовала гордость и неистребимое чувство юмора, от матери – мягкость, деликатность и умение уступать только там, где это необходимо.

В недалеком будущем ей предстояло работать в музее и читать лекции студентам, и она добросовестно готовилась к этому, потому что была приучена делать все хорошо. Ее ожидала насыщенная, интересная и вполне устроенная жизнь, в которой, казалось, не таилось никаких потрясений. Значит, оставалось только поскорее разобраться с малоприятными дядюшкиными делами...

– И все-таки мне не по душе, что тебе придется жить в доме Фернана, – продолжала сомневаться мать.

Софи села напротив.

– Мама, мы же все обсудили,– ласково напомнила она. – Смысл моей поездки в Арль состоит в том, чтобы подготовить дом к продаже. А заняться этим удобнее, поселившись в самом доме.

– Конечно, конечно! Разумеется, ты права. Но зная, какой образ жизни вел Фернан...– Голос матери дрогнул, и она поежилась, как от холода.

Она прекрасно вела их дом и умела наладить быт в самых непригодных экспедиционных условиях. Настоящая дочь нескольких поколений предков-фермеров, она привыкла вести постоянную борьбу с грязью так, что все вокруг блестело. Но мысль о том, с чем предстояло столкнуться дочери в доме старого алкоголика, пугала ее.

– Я возьму с собой постельные принадлежности, полотенца и даже кухонную утварь,– терпеливо уговаривала ее Софи.

– И все-таки туда должна ехать я, – слабо протестовала Мари-Клэр Дюфур.– Ведь Фернан был моим братом.

– И моим дядей,– напомнила Софи.– Кроме того, ты просто не можешь этого сделать. Вы с папой уезжаете совсем скоро, так что у тебя нет времени. А у меня – есть.

К тому же, подумала Софи, поездка в Арль послужит весьма удобным предлогом на время избежать усиленного внимания, которым уже довольно давно одаривал ее один из постоянных участников отцовской экспедиции. Он ухаживал за ней трогательно и настойчиво и вовсе не был ей неприятен. Вероятно, из него вышел бы великолепный и надежный муж, к удовольствию обоих родителей, давно мечтавших, чтобы их взрослая дочь стала наконец женой и матерью. Но, к сожалению, этот милый поклонник не вызывал в ней ни малейшего трепета. Ее больше привлекали, к собственному удивлению, мужчины пылкие, импульсивные, романтические герои, более уместные на страницах романов, нежели в спокойной и размеренной жизни. Вот только пока ей такие не попадались, и не было ни малейшего шанса встретить подобного мужчину в Арле, где под жарким солнцем Прованса жизнь текла медленно, дремотно и где самой Софи предстояло отмывать и приводить в порядок старый захламленный дом.

2

– Как я понимаю, этих негодяев до сих пор не поймали? – спросил Ив Каррер, входя в свою комнату, где в его отсутствие разбиралась с бумагами Катрин Гренье.

Несколько лет назад, вернувшись в родной город, Ив завел здесь свое дело. Он стал к тому времени довольно известным архитектором, особенно прославившимся среди знатоков как специалист по реставрации замков и старинных зданий. Кроме того, он неплохо разбирался и в антиквариате. Устроив свою контору, Ив пригласил поработать там секретарем старинную приятельницу Катрин Гренье. Он пошел на этот шаг не без задней мысли, ибо в то время испытывал к Катрин нечто большее, чем просто дружеские чувства.

Ив любил в своей жизни многих женщин и всегда искренне, но особенно ценил таких, как Катрин, – добрых, нежных, женственных. Он рано научился отличать внешнюю красоту от красоты души и предпочитал в женщине доброту, нежность и верность – качества, не тускнеющие от времени и всегда достойные поклонения. Ему казалось, что в личной жизни Катрин не все складывается гладко, и он подумывал увести ее от мужа, не вполне представляя себе, как все сложится у них потом. Но все его попытки были напрасны, и со временем ему пришлось признать, что Катрин – не для него, что она любит только своего мужа, а к Иву относится как к другу, причем как к «молодому другу», что она нередко подчеркивала вполне справедливо. Ей исполнилось сорок пять лет, а ему еще не было сорока. Впрочем, он давно не считал себя молодым.

Так или иначе, сейчас их связывали только дружеские отношения, и Ив давно отказался от попыток сделать Катрин своей. Он сдружился с ее мужем, городским нотариусом, надежным, спокойным Домиником, и относился к их многочисленным детям, как мог бы относиться заботливый дядюшка.

Вопрос, заданный Ивом, касался Катрин, приветливо улыбнувшейся, как всегда при виде Ива.

Как-никак он был одним из самых красивых мужчин, которых ей доводилось встречать. Был он высок и великолепно сложен. Черные вьющиеся волосы небрежно откинуты назад. На смуглом волевом лице выделялись сверкающие серые глаза, опушенные черными ресницами. Упрямый подбородок выдавался вперед, а чувственные, четко очерченные губы всегда готовы были разомкнуться в белозубой улыбке. Неудивительно, что сердца местных красавиц сладко замирали при одном взгляде на столь неотразимого мужчину.

Нельзя сказать, что впечатляющая внешность, обаяние, благородство характера и душевная теплота Ива оставляли Катрин совершенно равнодушной, но она искренне любила своего Доминика и, если и вздыхала изредка, то лишь о том, что ее «молодой друг», который мог бы осчастливить любую женщину, до сих пор оставался одиноким, если не считать легких увлечений на стороне.

– По крайней мере, они не тронули Батистена,– добавила она, возвращаясь к истории в доме свекра.– Однако случившееся здорово его подкосило. Ты же знаешь, каким упрямым он становится, когда мы с Домиником пытаемся убедить его пригласить кого-нибудь пожить с ним.

– Расскажи подробнее, – попросил Ив. – Когда я заходил, чтобы посоветовать ему установить охранную систему, Батистен тут же пришел в ярость и едва не вытолкал меня в шею. Судя по всему, он ее так и не установил?

– Ты же знаешь Батистена,– вздохнула Катрин. – К счастью, воры вынесли не так уж и много. В полиции думают, что их что-то спугнуло. Телефонный звонок, например, а может, кто-то постучался в дверь...

– И все же не верится, – покачал головой Ив,– что средь бела дня в дом могут вломиться грабители и вынести все, что пожелают.

– В полиции предупредили, что, скорее всего, обратно мы ничего не получим. Они говорят, что за последние месяцы такие кражи случаются все чаще. Вероятнее всего, это действуют банды подростков, может быть, из Марселя. Поймать их очень сложно, равно как и найти украденное. Они приезжают, быстренько обчищают заранее облюбованный дом и мгновенно скрываются в неизвестном направлении.

– Но теперь-то вам удалось убедить старика, что с ним должен кто-то жить?

– В том-то и дело, что нет, – снова вздохнула Катрин.– Ты же знаешь, с ним никто не уживется.

Ив сочувственно кивнул. Вздорный характер Батистена с годами лучше не становился.

– Конечно же, кража потрясла Батистена, – продолжала между тем Катрин.– Особенно его огорчила утрата севрской вазы. Она досталась ему от отца. Прелестная вещица и, между прочим, очень дорогая.

– Я оценивал ее недавно по просьбе Батистена, – кивнул Ив. – Должно быть, воры знали, куда шли.

– Именно так, – подтвердила Катрин. – Скорее всего, знали. Во всяком случае, это самая ценная и самая крупная вещь из украденного. Остальное – серебро и кое-какие драгоценности. Чтобы составить список украденного, я позвала сестру Батистена. Ну, знаешь, Элизу. Нам с ней понадобился почти целый день. От Батистена толку было немного, но Элиза хорошо помнила, где что стояло в доме родителей.

– Значит, она вернулась из Англии?

– Да. Они с Диком, ее мужем, прилетели в субботу, – ответила Катрин и рассмеялась. – Все-таки здорово придумали: жить по полгода то здесь, то там! Яиногда устаю, просто слушая рассказы обо всех делах. И, знаешь, не могу удержаться, чтобы время от времени не сравнивать их с Батистеном: у них – бурлящая энергия и радость жизни, у него же – постепенная утрата интереса ко всему на свете...

И на лице Катрин появилось озабоченное выражение, что часто случалось, когда разговор заходил о свекре. Затем, явно желая сменить тему, она спросила:

– А у тебя что нового?

– Да, в общем-то, ничего,– ответил Ив и, угадав ее желание, перевел разговор на дела профессиональные: – Сегодня надо будет съездить по одному адресу. Там продается дом, хотя я сомневаюсь, что он пригоден для реставрации. Так, развалюха... Да ты знаешь, – мрачно добавил он. – Это дом Фернана Рулена.

– Фернана?– удивленно подняв брови, воскликнула Катрин. – С чего это ему вздумалось продать дом?

– Не ему, – буркнул Ив. – Родственникам. Этот пропойца наконец загнал себя в гроб.

– Бедняга, – сочувственно произнесла Катрин.

– Бедняга? – возмутился Ив. – Да другого такого мерзавца трудно найти. Не говоря уж о том, что он назанимал денег чуть ли не у каждого и не подумал отдать перед смертью.

Эта гневная вспышка удивила Катрин, но она сочла за лучшее промолчать. Обычно Ив сострадал чужим невзгодам и всегда был готов помочь в беде. Нет, за его негодованием скрывалось что-то личное. Возможно, дело в какой-нибудь давней неприязни между семьями Карреров и Руленов. В таком старинном городе, как Арль, истоки современных отношений между людьми иногда следовало искать в прошлом. Особенно если речь шла о столь многочисленной и яркой семье, как Карреры. Ходили слухи, что начало этой семье положил невероятный и мимолетный союз между добродетельной девицей из уважаемой семьи и бродячим красавцем цыганом. К тому времени, как выяснилось, что девушка находится в интересном положении, бродяга-цыган давно исчез. Девушку спешно пришлось выдать замуж, но начало потомству цыгана было положено.

Все последующие Карреры отличались, как правило, на редкость деятельной натурой, предприимчивостью и завидной удачливостью в делах. Относились к ним по-разному: кто – с искренним уважением, кто – с завистью, а кто – и с откровенной подозрительностью. И, надо сказать, не без оснований. Дело в том, что за истекшие столетия в сознании добропорядочных и законопослушных жителей Арля имя Карреров стало ассоциироваться не только с обширной сетью местных таверн, кафе и прочих увеселительных заведений, которыми они владели, но и с менее респектабельными видами деятельности, вроде контрабанды, браконьерства и азартных игр, что было принято объяснять влиянием генов предка-цыгана.

И не то чтобы в наши дни кто-либо из Карреров был замечен в браконьерстве, контрабанде и тому подобных прегрешениях. Нет, такого рода промысел ушел в небытие вместе с поколением деда Ива, который, к слову сказать, весьма достойно зарекомендовал себя еще в годы первой мировой войны. А отец Ива и его многочисленные дяди активно действовали в партизанских группах Сопротивления.

– Однако от устоявшейся репутации очень трудно избавиться, – не без обиды пожаловался как-то Ив.– Уж если ты родился Каррером, значит, такой ты и есть!

– При этом твоя неотразимая цыганско-разбойничья внешность отнюдь не способствует улучшению ситуации,– заметила Катрин, мягко поддразнивая его.

– Не способствует, – с тяжелым вздохом согласился Ив. Он уже давно потерял счет отцам, которые еще со времен его ранней юности строго-настрого запрещали дочерям с ним встречаться. Ив Каррер пользовался репутацией самого большого донжуана округи, хотя, если честно, для этого не было особых оснований.

В тот день они работали до обеда. Затем Катрин поспешила к семейному очагу, а Ив задержался в конторе. Он собирался проверить некоторые счета. С тех пор как в дополнение к обычной работе архитектора он увлекся проектами реставрации памятников старины, у него не было отбоя от клиентов. Похоже, помощи одной Катрин уже не хватает, надо расширять штат конторы. Тогда ему не пришлось бы самому заниматься оценкой такой малоинтересной развалюхи, как домишко Фернана Рулена. И еще ему удалось бы больше внимания уделять антиквариату, который всегда сильно привлекал его.

Он понял, что должен стать классным специалистом по антиквариату, особенно старинной мебели, утвари, светильникам, когда занялся реставрацией зданий. Восстановить какой-нибудь замок и изысканно обставить его в духе эпохи – вот истинное наслаждение.

Ив еще немного покопался в счетах, но сегодня что-то мешало ему сосредоточиться. В конце концов, он отодвинул от себя бумаги и попытался разобраться, что же испортило ему сегодня настроение, откуда взялось это не утихавшее раздражение. Мысленно вернувшись к началу дня, он внезапно понял, что источником его злости стал утренний звонок. Он еще не допил кофе, когда зазвонил телефон и в трубке зазвучал низкий мелодичный женский голос. Она представилась как Софи Дюфур и объяснила, что просит его оценить дом недавно умершего Фернана Рулена и надеется, что он сможет осмотреть его сегодня, ближе к вечеру. Затем она назвала свой адрес и спросила, согласен ли он.

Ив, которому очень понравился звук ее голоса, не особенно вслушивался в то, что она говорила. Он лишь машинально согласился с ее предложением и, только когда она положила трубку, сообразил, что ему вовсе не хочется заниматься этим делом.

Фернана Рулена он знал со школьных времен. Правда, Ив учился еще в младших классах, когда Фернан заканчивал школу. Ив был довольно хилым, болезненным мальчиком. Тогда никто бы не подумал, что, повзрослев, он станет красивым, атлетически сложенным мужчиной. Из сыновей в их многодетной семье он был самым младшим. Моложе была лишь еще одна сестра.

Прилежный, послушный и очень болезненный ребенок – предмет постоянной заботы матери и сестер. Фернан Рулен немедленно и безошибочно угадал в нем идеальную жертву для своего излюбленного занятия: отнимать деньги, выдаваемые родителями на завтрак.

Ив, которому, несмотря на болезненность, отваги было не занимать, сопротивлялся Фернану изо всех сил. Он рано привык к бескомпромиссной борьбе за свои права с родными и двоюродными братьями, которые, в отличие от сестер и прочих родственниц женского пола, относились к нему без особой мягкости. Однако была у него ахиллесова пята, тщательно скрываемая от всех, в том числе и от членов семьи. Ив ужасно боялся воды. Мать и сестры, оберегавшие его от частых простуд, никогда не позволяли ему приближаться к полноводной Роне. В детстве его никто не удосужился свозить к морю. И в результате он не научился плавать.

Фернан очень быстро выявил уязвимые места Ива: и боязнь воды, и страх, что об этом станет известно всем. И, разумеется, не преминул воспользоваться слабостью малыша в своих интересах.

Ив знал, что никогда не забудет тот день, когда Фернан Рулен загнал его к реке и удерживал под водой так долго, что мальчику казалось, будто он уже утонул. И он действительно утонул бы, если бы мимо не проходил один из его старших братьев. Увидев, что происходит, он быстро навел порядок, поставив Фернану под глазом восхитительный лиловый синяк и положив таким образом конец дальнейшим мучениям Ива.

В то лето Ив научился плавать, но с Фернаном он больше не сталкивался: тот, окончив школу, исчез из города, а вернулся уже с прочной репутацией горького пьяницы, совершенно никчемного человека, лишенного каких бы то ни было принципов. Чем ему удалось прельстить младшую сестренку Ива, осталось абсолютно непонятным. Иветт было только шестнадцать лет, и, когда обнаружилось, что она ждет ребенка, вся семья Карреров пришла в неистовство. Фернана заставили на ней жениться, но лучше бы, частенько думал Ив, они этого не делали. Что происходило между ней и Фернаном, никто толком не знал, но, видимо, жизнь ее превратилась в ад, потому что, в конце концов, она утопилась. Ива в то время уже не было в городе, но все случившееся внушило ему стойкую неприязнь к Фернану, граничившую с ненавистью. И вот теперь этот звонок...

Интересно, кто она, эта Софи Дюфур? Судя по голосу, по манере говорить, она вряд ли принадлежала к сомнительным подружкам Фернана, то и дело сменявшим друг друга в его доме. Скорее всего, ее наняли родственники этого пропойцы.

Хотя Ив ни в малейшей степени не испытывал жалости к бездарно промотавшему жизнь Фернану, однако на короткое время мысли его приняли философское направление. Он ведь и сам далеко уже не мальчик, приближается к сорока. И чего он достиг? Завидный счет в банке. Интересная работа. Прекрасный дом в центре города. Он сам его нашел, приобрел и превратил в изысканный, элегантный особняк – украшение улицы. Но дом был слишком велик для одного...

Сестры давно уже утратили надежду увидеть Ива семейным человеком, но не уставали горевать по этому поводу. Его связывали теплые отношения со многими женщинами, но ни одну из них он не хотел бы впустить в свою жизнь. И даже прилагая некоторые усилия, чтобы увести Катрин от мужа, он предпочел бы заполучить ее в постель, но не связывать с ней свою жизнь бесповоротно. Хорошо, что у них хватило ума не заходить далеко и сохранить чисто дружеские отношения. Впрочем, Ив отдавал себе отчет, что главная заслуга в этом принадлежит Катрин.

Посмотрев на часы, Ив со вздохом поднялся. Пора было отправляться на встречу с этой неведомо откуда явившейся Софи Дюфур.

Сойдя с поезда, Софи решила пройтись пешком и немного осмотреться, прежде чем приступить к малоприятной работе в доме дядюшки. Она договорилась, что багаж ей доставят попозже, и отправилась в путь налегке. Она не прошла и половины пути, как поняла, что бесповоротно влюбилась в старинный город, в набережные широкой и ленивой Роны, в железные мосты над ней. В Париже еще стояла зима, а здесь уже вовсю бушевала весна. Цвели миндаль и персиковые деревья, насыщая воздух горьким ароматом. Небо сверкало синевой и белизной. Глаза Софи выхватывали из буйства красок то лиловые стволы тополей, то черневшие вдалеке кипарисы, то серебристо-зеленые оливы. На улицах было много улыбающихся людей в ярких нарядах. Должно быть, решила Софи, уже начался туристический сезон. Казалось, здесь царит вечный праздник.

Однако, когда она, уже совсем без ног, добралась до жилья дядюшки Фернана, радостное настроение исчезло. Уж очень неказисто выглядел облупленный домишко. Неаккуратная, поцарапанная дверь, косо висевшие ставни – все это нагоняло тоску. Но внешний вид дома оказался пустяком по сравнению с тем, что ждало ее внутри. Судя по всему, дядя Фернан вообще никогда не выбрасывал мусор. На захламленном полу скопились устрашающие кучи, состоявшие из каких-то писем, счетов, как правило, неоплаченных, рекламных проспектов и бумажек совершенно непонятного происхождения.

Софи поняла, что ее надежды побыстрее расправиться с делами рухнули. Но она не привыкла опускать руки в отчаянии. На следующий же день она скупила в ближайших магазинах чуть не весь запас пластиковых мешков для мусора, а также множество моющих и чистящих средств. Первоначально она планировала просто сжечь весь мусор на заднем дворе домика. Оказалось, однако, что мусора слишком много, чтобы можно было избавиться от него так просто. Пришлось обратиться за помощью к местным властям. В результате за приготовленными Софи мешками с мусором уже трижды приезжали специальные машины, и в доме постепенно появлялось все больше очищенного пространства.

Для себя Софи освободила от хлама и отмыла небольшую мансарду, куда снизу вела скрипучая, изогнутая лестница. Там стояла широкая тахта, и Софи, вычистив ее, застелила привезенным с собой бельем, неоднократно – мысленно и вслух – благодаря мать, заста вившуюее запастись достаточным количеством простыней, подушкой и всем прочим.

Кроме того, она привела в относительный порядок крошечную гостиную, кухню и ванную комнату.

Софи довольно улыбнулась. Видела бы мать, с какой энергией, пылом и жаром она их отчищала, отмывала и дезинфицировала, прежде чем сочла пригодными для пользования. Холодильник она тоже отмыла, однако до сих пор не могла заставить себя положить туда что-нибудь: слишком живо было воспоминание о найденных там в день приезда зловонных и совершенно неопределимых продуктax, густо поросших разноцветной плесенью.

Дядину одежду Софи по возможности привела в порядок и отправила в одну из местных благотворительных организаций.

Теперь она с удовлетворением огляделась, потирая слегка нывшую поясницу. Да, давно ей не приходилось столько трудиться. А между тем к главным делам она еще и не приступала, Завтра ей предстояло встретиться с городским нотариусом, который сможет помочь ей разобраться с долгами покойного дяди. Денег, вырученных от продажи оставшихся в доме вещей, едва ли хватит на погашение долгов. Впрочем, родители так и думали и брались выплатить все, что задолжал Фернан, в течение короткого времени.

Разговаривая по телефону с дочерью в очередной раз, мать вдруг вспомнила, что совершенно забыла предупредить ее об одной вещи.

– Послушай, Софи, это очень важно для меня. У нас в доме была всего одна по-настоящему ценная вещь. Это прекрасная ваза, которая принадлежала моей бабушке, то есть твоей прабабушке. Не знаю, как та оказалась у нее, но помню, что она очень любила эту вазу, именно любила, а не просто ценила. Постарайся отыскать ее и проследи, чтобы ее не продали после оценки. Я постараюсь ее выкупить, если смогу. После смерти мамы я спрашивала Фернана, где эта ваза, но он делал вид, что понятия не имеет. Может, он исхитрился ее продать? – Вздохнув, мать добавила: – Поищи ее получше, ладно! Хотя надежды мало.

– Хорошо, мама,– ответила Софи.– Я еще не кончила разбирать эти жуткие залежи хлама в чулане и в стенном шкафу. Не волнуйся. Обращусь к какому-нибудь эксперту по антиквариату и попрошу его оценить вазу.

Пока что все поиски, предпринятые Софи, были напрасными. И сегодня на них уже не оставалось времени. Специалист, который поможет ей оценить дом, а возможно, и продать его, должен прийти с минуты на минуту.

Софи с удовольствием, всем телом потянулась. Несмотря на усталость, настроение было отличным. Так приятно сознавать, что все здесь наконец вымыто и вычищено. Она сбросила с себя некогда белоснежную, а теперь перепачканную в паутине, пыли и еще бог знает в чем тенниску и решила оставшееся время потратить на то, чтобы привести себя в порядок.

3

Ив коротко постучал в дверь домика. Хорошо зная образ жизни Фернана Рулена, он был приятно удивлен тем, что дверь была отмыта, ручка до блеска начищена, чистые оконные стекла сверкали в лучах солнца. Хотя обшарпанные стены и облупившаяся краска никуда не исчезли, все же дом выглядел куда более симпатичным, чем он себе представлял. Если они и внутри все привели в порядок, подумал Ив, то напрасно он натянул на себя то, что не жалко было запачкать: линялые джинсы и старую выцветшую водолазку.

Услышав стук, Софи открыла дверь. В первую секунду Ив смотрел на нее без малейшего интереса. На лице его была заранее приготовленная вежливая улыбка, и он уже открыл рот, чтобы представиться. Однако в следующее мгновение что-то в его глазах неуловимо изменилось, и он так и замер с открытым ртом, не в силах произнести ни слова. Софи тоже застыла, словно пораженная ударом молнии.

Разумеется, она слышала о любви с первого взгляда, однако всегда относилась к подобным рассказам с изрядной долей скепсиса.

Образованной и здравомыслящей девушке, какой она привыкла себя считать, трудно было поверить, чтобы в наше напрочь лишенное всякой поэзии и романтики время в первое же мгновение первой же встречи можно абсолютно четко осознать, что перед ней – тот единственный и неповторимый, с кем ей суждено прожить всю оставшуюся жизнь. А если не с ним – то ни с кем другим, да и вообще жить тогда, пожалуй, не стоит.