Текст книги "Человечество в амнезии"

Автор книги: Иммануил Великовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Все подобные воспоминания насыщены ужасом. Обычно это бешеная дрожь и сотрясение всего тела, внезапные ощущения жара, за которыми следует резкий озноб, смутность сознания и ощущение полной дезориентации, внезапные, почти шоковые, реакции и конвульсивные спазмы, а также В11зуальные образы электрических разрядов, вихрей, проливных дождей, землетрясений и неописуемых адских шумов.

Прочтя ответ об одном из таких сеансов, где было зафиксировано каждое слово, произнесенное человеком, иногда ответы на вопросы экспериментатора, а также детальное описание мучительных переживаний стонущего и насмерть перепуганного субъекта эксперимента, я задал вопрос: но с какой целью человек стремится к подобному опыту? И я не смог получить удовлетворительного ответа от своего собеседника. Значит, это просто потребность еще раз оказаться в том времени и в той обстановке, когда и человек и зверь пытались, напрягая последние силы и со все меньшим успехом-, выбраться живыми из очага катастрофы, ареной которой была вся Земля и окружающее ее пространство?».

Один учитель общеобразовательной школы из города Нью-Йорка написал мне письмо, в котором рассказал о своих снах, о пережитых им галлюцинациях и выразил тревогу по поводу неспособности или нежелания человека видеть свое прошлое. Он выразил свои мысли почти поэтически – на бумаге это смотрелось так, будто они были написаны древними буквами библейского еврейского языка, хотя он писал на современном английском. Вот что он рассказал: «Вы начали раскапывать для человечества прошлое, заполненное картинами немыслимого насилия. До этого Армагеддон воплощался для нас в этом заменившем комету идоле – водородной бомбе. Хотя гонка вооружений прекращена, мы должны сделать все, что в нашей власти, чтобы вспомнить, кто мы и почему мы являемся носителями насилия. Для ваших теорий катастрофических столкновений вы собрали этнические, исторические, археологические, геологические данные, но вы не коснулись самого главного источника истины – памяти о самих этих катастрофах, пережитых нашими предками, которая сохраняется у нх потомков через сны и галлюцинации. Я имел сотни снов: в некоторых отразился ужас перед приближением кометы, пламя, блистающая стрела с оперением поперек неба, жуткий страх, попытки устроить себе убежище, экономия воды и пищи, безнадежность, дождь из камней, горящие изуродованные тела, бесконечные черные воды, крыши и обломки, на которые взбирались уцелевшие, горящие города, падающие нефтяные капли, навязчивые картины обугленных тел, куски тел, взлетающие в воздух, подземные лабиринты, в которые бежали уцелевшие (элемент бессознательной пещерной фобии), фантастические леса, воздвигнутые над потопом, улетающие в воздух при изменении гравитационных сил, безумные мольбы, обращенные к разгневанным богам кометы, кучке головорезов, собирающих тела обреченных и уносящих эти ужасные жертвоприношения, уничтожение других народов во имя богов – жестокие муки, на которые обрекали заветы и табу религиозного культа кометы. Как могли вы пренебречь неоспоримыми фактами, свидетельствующими в пользу ваших открытий тем, что все мы являемся потомками уцелевших и все знаем истину (хотя мы это отрицаем перед лицом страха и боли, и порочих разгребающих пепел наших ночных кошмаров, который, как мы надеемся, будет «покоиться в мире»), несмотря на наше пребывание в состоянии шока и универсальной амнезии и не осмеливаемся вспоминать о том ужасе, на который человечество себя обрекло (как свидетельствует изгнание человека из райского сада). Вас поносят, потому что вред слишком велик, чтобы единичный разум мог с ним справиться. Галлюциногенные наркотики – это единственный способ пережить ужасное прошлое без угрозы полного самоуничтожения. Альтернатива нашей неспособности выбраться из заполненного ужасом прошлого и пересоздать себя весьма мрачна: использование насилия, чтобы заставить нас. вспомнить – насильственного расплавления или расщепления, или, возможно, сверхновой цепной реакции, вызывающей взрыв, которую ученым не терпится открыть и опробовать.

Должны ли мы повторить бедствия и уничтожение, планетарную катастрофу, или нам следует собраться с силами и решиться вспомнить о нашем общем происхождении, общих потерях через воссоздание исторической истины из материала снов, являющихся свидетельствами реальных событий, увиденных с определенной географической и эмоциональной дистанции? Возможно, мы вспомним чело– • века танам, каков он был до познания греха и стыда, что заставило его покинуть земной рай, которым была когда-то земля (порой этот человек смутно видится визионерам, и его непосредственное ощущение возникает при приеме галлюциногенов)? Страхи человечества ныне погребены, но мы обнаружим их без всякого ущерба, ибо, если повернемся к ним лицом, они не только не покажутся нам страшными, но предстанут радостными – сознание, отступившее в глубины адского бедлама, будет вызволено зрелищем грандиозной встречи, когда наша планета соединилась с разъяренной сверкающей плазмой кометы, представшей во всей своей роскоши и ужасающей красоте».

Если в том, что написал мне этот школьный учитель,, заключена истина, то вполне возможно, что широко распространившееся потребление галлюционогенных наркотиков имеет в качестве одной из целей потребность заново пережить травмирующий опыт, глубоко погребенный в человеческом разуме.

Планеты в снах и страхах

Regimen– работа, авторство которой приписывается Гиппократу, врачу конца пятого века-• начала четвертого века до н. э., содержит главу «О снах». В ней есть следующее наблюдение: «Всякий раз, когда небесные тела странствуют свободно, то одним путем, то другим, это указывает на расстройство души, пробуждающейся в беспокойстве».

Переводчик Ке^ипеп, У. X. С. Джоунс, добавил вариант перевода этого предложения: вместо «то одним путем, то другим» – «то в одном направлении, то в другом».

Движение, и в особенности неправильное движение, планет в снах связано с бессознательным ужасом: наблюдение Гиппократа и его интерпретация основаны на глубоком прозрении. Но по какой же причине сильная тревога находит свое выражение в снах, продукте бессознательного разума, заставляя планеты свободно бродить по небу, если небесные тела всегда двигались по правильным орбитам, никогда не угрожая Земле и ее обитателям?

Чтобы иллюстрировать данное Гиппократом описание страшного сна, в котором планетарные тела покидают свои орбиты, я предлагаю здесь сон, рассказанный мне профессором истории университета Среднего Запада в связи с лекцией, прочитанной мною несколько лет назад группе сотрудников факультета.

«Недавно вы выразили интерес к моему сну, который я вам пересказал в ходе беседы за обеденным столом. Я видел этот сон, насколько я помню, когда мне было лет шесть-семь (т. е. в конце 1920 или в 1921 году;…Во сне я находился во дворе нашего дома поздним вечером; с огромной тревогой и страхом я смотрел на небо, на котором не было луны, зато были какие-то небесные тела, больше обычных размеров, «сердито» роящиеся или спорящие друг с другом, Я очень тщательно взвешиваю слова, чтобы передать действительное впечатление.

Этот сон произвел на меня особое впечатление, потому что как раз в это время появились сообщения о пророчествах в отношении «конца света». Позже (примерно через год), когда я получил библиотечную карточку, я посвятил некоторое время чтению детских книг по астрономии. В конце моего школьного обучения в Гарварде я почти решился выбрать профессию астронома, когда один приятель предложил мне, ввиду моих исследований, работать там ассистентом в обсерватории. Я упоминаю обо всем этом, чтобы отчасти объяснить, почему этот сон так сохранился в моей памяти. В тридцатые годы он был забыт. Весной 1944 года я вспомнил о нем, когда наблюдал воздушные налеты на Лондон, а также в связи с чтением книги Дж. В. Данна «Эксперимент со временем», в которой высказывается предположение, что во сне разум высвобождается, чтобы странствовать в четвертом измерении (Данн, по профессии математик, был тогда в Англии в моде). Естественно, напрашивался вывод, что мой детский сон предвосхищал военное время в Лондоне. Однако, если быть более точным, тот сон отличался от ночного воздушного налета роящимися небесными телами, заполнявшими небо и не имевшими никакого отношения к событиям на поверхности Земли. Это было просто подобие прожекторов и ракет».

В случае, который здесь описан, сон и беспокойство, смешанное с любопытством, которое он вызвал, определили круг интересов человека в годы обучения в колледже и почти решили для него выбор будущей профессии.

В одном из предшествующих разделов мы видели, что Юнг развивал теорию коллективного бессознательного разума. Кроме собственного личного подсознания, в каждом из нас живет родовая память: мы носители некоторых черт – Юнг назвал их архетипами – общих для всего человечества. Как возникли эти схемы, Юнг не знал. Он только верил, что эти архетипы встречаются постоянно, как определенные модели мысли и воображения, и он связывал их с первоначальным возникновением человека как Ьото зар1- спз.Ему не приходило в голову, что пережитое всеми ужасное испытание, после которого уцелели немногие, запечатлелись в наследственной природе человека. После смерти Юнга совсем немногие из его учеников стали искать ответ в событиях, описанных в книге «Столкновения миров».

Незадолго до своей смерти Юнг описал сон, который ему рассказали: «…Когда эта сфера очень быстро приблизилась к земле, я сначала подумал, что это Юпитер, сошедший со своей орбиты, но когда она подошла еще ближе, я увидел, несмотря на ее огромные размеры, что она слишком мала для планеты, подобной Юпитеру… Когда мы поняли, что она должна самым страшным образом столкнуться с Землей, мы ощутили осознанный ужас. Но это был ужас, в котором преобладало благоговение. Это было космическое действо, внушавшее благоговение и изумление…Вторая сфера, и третья, и еще одна приближались на огромной скорости. И каждая из них врезалась в. Землю…» ¹.

В этом сне открывается нечто из родовой памяти. Даже первое впечатление, что приближающееся небесное тело – это Юпитер, позже измененное, воплощает ту иллюзию, которую пережили наши предки при приближении Венеры, ошибочно принятой за Юпитер, как это описано в «Столкновениях миров» («Зевс и Афина»). Раздавшийся треск воспроизводит впечатление той самой эпохи, когда «мощные раскаты грома» (Исход 9:28) сопровождали падение метеоритов; этот грохот был не менее ужасающим, чем сами разрушения, причиненные метеоритами.

Частичное высвобождение глубинных и пугающих родовых воспоминаний, естественно, вызывало ожидание судного дня. В вышеупомянутой книге, своей последней книге, Юнг предварил дискуссию о летающих тарелках следующими необычными словами: «Меня побуждает не самонадеянность, но моя врачебная совесть, которая советует мне исполнить долг и приготовить тех немногих, к кому я могу обратиться, к факту, что для человеческого рода все наготове, и это означает конец еще одной Эры.

В этих прощальных словах, сказанных после полувека, посвященного изучению человеческого разума, Юнг раскрыл свое видение будущего.

Торнадо

1966 году бешеный торнадо пронесся через Топеку в штате Канзас и его окрестности и произвел полное опустошение. Один из жителей города с населением около 100 000 в 1973 году прислал мне письмо в связи с психологическими реакциям» на бедствие, которые испытали жители города и -он сам. Торнадо часто угрожали этому городу, в связи с чем были даны необходимые предупреждения и, хотя сам он отсутствовал, когда обрушился ураган, реакции жителей на предупреждение, свидетелем которых он был, привели автора в недоумение. Через год после первого письма он написал ^мне вновь по поводу иррациональных психологических реакций, как ему показалось, сравнивая их со своей собственной сильной, но абсолютно противоположной по существу, реакцией на эти предупреждения. Поскольку корреспондент, как он сам написал, подвергался психоаналитическому лечению, было поучительно увидеть даже в его первом письме, что не детские впечатления и страхи, не социальная среда и контакты, но некий родовой опыт является целостностью, непроницаемой для анализа опыта конкретной личности – та самая истина, к которой Фрейд пришел после многих лет раздумий. Человек из Топеки не был, однако, знаком с фрейдовской концепцией подавленных родовых воспоминаний. Эта концепция постоянно, даже упорно, не обсуждалась и не применялась психоаналитиками в их работе, следовательно, они не только пренебрегали тем, что сам Фрейд оценивал как вершину своих достижений, но и проникали сами только на определенную глубину. Вина в этом самого Фрейда, так как он понял «демоническую силу», заключенную в подавленных родовых воспоминаниях о травмирующем опыте прошлого, но ему не удалось постичь природу этого опыта.

Мой корреспондент уяснил, что в людях науки есть определенное нежелание стать лицом к лицу с реальностью, и не обошелся без колкостей. Не зная о постижении Фрейдом родовой памяти, он заметил, что Фрейду удалось всего лишь обмакнуть кончики пальцев в бездонно глубокие воды, а потом отдернуть их, так как воды оказались слишком горячими. Более глубокое знакомство с произведениями Фрейда, которых он не воспринял, располагаясь на кушетке психоаналитика, возможно, удержало бы его от легкомысленной реплики. Он имел преимущество над Фрейдом в том смысле, что уже прочел новаторскую работу отступника, которому направил свое письмо и, таким образом, знал, что травматический опыт человеческого рода состоял не в постоянных отцеубийствах, происходивших в доисторических пещерах, а в ужасе беспомощного человека перед враждебными стихиями – стихиями, от которых он закапывался в землю, как крот, или карабкался под какой-нибудь, иногда роковой, навес во вздрагивающих от толчков горных пещерах.

Поскольку этот человек из Топеки отсутствовал в городе во время торнадо 1966 года, я поинтересовался, насколько непосредственно он столкнулся с таким опытом, поскольку он вел себя, как если бы слышал сигнал тревоги. В своем ответе он описывал панику, охватившую его по дороге в Миннеаполис, даже до того, как полицейские сирены оповестили о торнадо. Миннеаполис – это город, который довольно редко становится жертвой вихревых штормов, и остальные пассажиры реагировали совсем по-другому, чем жители Топеки, пережившие событие 1966 года. Перед угрозой торнадо, о которой было сообщено всего через несколько дет после бедствия 1966 года, в Топеке словно стремились отбросить эту угрозу. Приходит на память сравнение с жителями Хиросимы, всегда имеющими перед глазами гораздо больший масштаб события и гораздо большие потери. Но событие в Хиросиме в свою очередь тоже не располагалось на шкале всемирных катастроф далекого человеческого прошлого.

^хИз писем я смог выяснить, что этот человек изучал юриспруденцию и занимается какой-то прозаической профессией. Ни его занятия, ни''его квалификация не могли позволить ему со знанием дела рассуждать о вещах, о которых он писал. Однако психоаналитики из клиники Мен-нинджер близ Топеки н с ними вместе целая толпа тех, кто спустя одно поколение после Фрейда сидит у изголовья кушетки и слушает «третьим ухом», будут судить, можно ли извлечь какой-нибудь урок из этих послании, цитируемых ниже.

«Дорогой доктор Великовский!

Если яправильно понял вашу теорию, суть ее в том, что люди подавляют сознание всего того, что их больше пугает и против чего они чувствуют себя беспомощными. Для меня и для любого, кому помог психоанализ, через который я проходил, это горькая истина. Но мой собственный опыт совпадает с тем, что вы предлагаете, в одном отношении: когда я прорабатывал «забытые» эпизоды раннего детства, там всегда еще что-то оставалось. Что-то гораздо более страшное, чем все остальное. Оно было настолько отталкивающим, что ассоциации вели в никуда. Но постепенно натура этого зверя раскрывалась…

Я живу в Топеке, штат Канзас, в месте, известным своей непредсказуемой неровной погодой. Еще до начала моего психоаналитического лечения погода на меня действовала угнетающе, когда она бывала плохая, но это меня не особенно беспокоило, когда наступали более благоприятные периоды. Однако и тогда бывало ощущение предчувствия, непостижимого зла, когда темнело небо. При психоанализе я столкнулся с этим безымянным подсознательным страхом. У меня развился сильнейший страх темноты, словно это одна из величайших катастроф. Когда я бывал вне дома, инстинкты повелевали мне закрыть голову и бежать в поисках какого-нибудь убежища. Небо стало моим врагом. Еслиукрыться под крышей, это обеспечит определенную защиту от штормовой погоды, но не для меня. Все это было так, словно все эти враждебные силы были слишком могущественными, чтобы от них можно было защититься. Я испытывал чувство полной беспомощности, и именно это являлось самым невыносимым. Единственным возможным средством облегчения была ярость,направленная против всех и всего, ни в чем неповинных и никак не связанных с источником угрозы…

Я внимательно наблюдал за реакциями, состояниями других людей, живущих в этом климате, при приближении плохой погоды. Семь лет назад торнадо опустошил этот город, и с тех пор неоднократно поступали сигналы тревоги. В общем люди прекрасно знают, как проходят такие бури и какие имеют последствия. Они, как и я, знают, что с помощью радаров и сирен, даже если вы одинокий калека, безопасность вам гарантирована. Однако, когда такие минуты наступают, почти никто не действует в соответствии с приобретенным опытом или известными возможностями!

"Начинается или.паника (как в моем случае) или, что более распространено, нежелание принять предупреждение всерьез. Эта вторая реакция у людей, переживших торнадо, просто поразительна. Я должен задать вопрос, почему люди, которые это пережили и точно знают, что нужно делать, чтобы еще раз уцелеть, этого не делают.

Я отвечу на это, судя по самому себе: это ужасное внешнее событие создает связь с каким-то еще более ужасным, которое своей неотвратимостью делает людей беззащитными…»/

– Пятнадцать месяцев спустя, как явствует из второго письма, мысли, выраженные в первом, не отступили на задний план и не только продолжали занимать автора, но привели его еще к некоторым новым наблюдениям:

«Дорогой доктор Великовский!

Уже в течение нескольких лет я размышляю о том, что мне представляется наиболее могущественным природным врагом человека. Нет, это не смерть – хуже. Я говорю о склонности человека видеть мир и себя самого только так, чтобы доставить себе наибольшее удовольствие…

Доктор Великовский, Вас ненавидят, боятся, потому что Вы вынесли на поверхность нечто совершенно непереносимое. Вы пошатнули основу веры. Вы представили в качестве причины некоторых человеческих поступков и чувств то, что по происхождению является нечеловеческим,равнодушным и, что хуже всего, ни в чем не контролируемым. Нечеловеческие силы, возможно, слепые, возможно, наделенные злой волей, окружают нас. И именно такое положение, в большей степени, чем всякое другое, неприемлемо для человеческого разума…

Я писал вам год назад о' некоторых своих наблюдениях, сделанных мною в связи с торнадо. С моей точки зрения, такие природные явления связаны с вытесненными воспоминаниями о природных катастрофах.

Я живу в Топеке, в Канзасе, в районе, где весной и осенью почти всегда существует угроза торнадо. В 1966 году торнадо обрушился на город. Он был шириной в полмили, и хотя я не находился в это время на месте, фильмы, снятые о нем, показались мне самым ужасным из того, что я когда-либо видел…

Мой интерес к этой проблеме подтолкнуло наблюдение: буквально через несколько лет после бедствия люди вели себя так, как будто ничего не произошло. Даже теперь, когда воет сирена, предупреждая о тревоге, большинство людей ничего не предпринимает. Они полностью отказываются менять свое привычное поведение. Такое состояние вовсе не означает безнадежности перед лицом какого-то внушающего благоговейный трепет врага. Ведь существует масса способов себя защитить. Слушать радио, голос разума, обратить хоть какое-то внимание. Однако многие не делают даже таких простых вещей. Они ведут себя так, словно ничего не происходит – как будто ничего никогда и не происходило.

И что совершенно невероятно – эта странная реакция типична именно для людей, выживших во время мощного торнадо 1966 года, людей, которые видели и слышали его буйство.

Я должен сказать, что есть очень немногие, кто испытывает страх, кто дрожит и может осознать опасность. Они, однако, порой ведут себя так, будто бежать некуда, даже если безопасность находится на расстоянии нескольких секунд.

В любом случае все это кажется мне в высшей степени странным, особенно с тех пор, как я познакомился с людьми, побывавшими в серьезных автокатастрофах. Реакция этих людей решающим образом отличается от поведения тех, кто пережил торнадо. Жертвы аварии не рассматривают вождение машины как безнадежно опасное и не отказываются от него. Они вовсе не забывают об этом эпизоде и не сидят за рулем, как будто ничего не случилось. Они продолжают водить машину, но более осторожно, действуют рационально.

Почему же тогда наблюдается такое странное поведение при угрозе торнадо? Люди в окрестностях предпочитают не произносить слово «торнадо», предпочитая слово «шторм». В эмоциональном звучании этих слов колоссальное различие. Еще более странным является тот факт, что животные, похоже, знают, когда наступит торнадо. Насекомые исчезают, птицы прекращают петь, собаки вздрагивают и ищут" укрытия. Этого, не происходит при обычной грозе, не сопровождающейся торнадо. Даже я могу это ощущать: сам воздух напоен его дыханием, ожиданием, надеждой, желанием.

Каждый это чувствует, но при этом большинство не придает никакого значения информации. Дело в том, что они просто не контролируют ситуацию, потому что могутвыбраться, могутуйти в укрытие. Люди этого не делают. На мой взгляд, это все равно, что идти по железнодорожным шпалам, видеть приближающийся поезд, и не отступить в сторону.

Но поезд, видимо, отличается от природной опасности. Ведь люди отступают с железнодорожной колеи. Это явление слишком грандиозно, когда возникает на юго-западе. Черно-серое, оно надвигается, простираясь от горизонта до горизонта, двигаясь подобно гигантской волне. День становится ночью, и вы ощущаете, что это похоже на конец света.

Это яркое переживание Апокалипсиса.

И по этой причине любая поступающая информация об этих бурях, любой пережитый опыт не могут ослабить ужаса, связанного с ними. И единственной защитой кажется их отрицание. Это своего рода анестезия, которая служит людям эмоциональной защитой от ужаса».

Меньше, чем через две недели после этого письма, в ответ на мои вопросы, мой корреспондент из Топеки описал мне свой более ранний опыт» пережитый в Миннеаполисе: у тамошних жителей нет особых воспоминаний о природных бедствиях, однако сигнал сирены взволновал всех пассажиров. Добравшись до дома, он взглянул вверх: «Очень высоко, на значительном расстоянии, я увидел то, что показалось тонким серовато-белым жгутом, свисавшим из облаков. Его нижняя часть, все еще находившая довольно высоко над землей, двигалась, словно медленно подергивающийся кошачий хвост. Хотя он удалялся от того места, где я находился, я в глубине души ощутил, что выхода нет. Моя реакция была настолько сильной, что я испугался за сердце. До нас ничего не дошло, но когда все удалилось, оказалось, что где-то в городе была потеряна дюжина жизней. Интересно было то, что, еще не видев этого, я переживал какие-то бессознательные ощущения. Мое тело знало, даже когда еще не прозвучали сирены, что агония приближается. Это было чувство, которое я никогда не испытывал при прежних бурях. Это было ощущение смерти -не только моей, но общей. И вновь повторялось навязчивое сознание конца света.

Я вспоминаю еще кое-что. Когда я был маленьким мальчиком, меня особенно поражало и ставило в тупик то, как вел себя отец во время бурь. По натуре он был очень рациональным, осторожным человеком, который никогда не забывал напоминать мне, чтобы я был осторожен с машинами, падениями, ножами, электричеством. Но когда приближался шторм, он бросал все, чем занимался, и выродил на улицу. Даже при самых сильных грозах с молниями он прогуливался за пределами дома. Он не проявлял никакого страха и не замечал ничего вокруг. Но в его глазах было что-то странное. Какой-то свет, блеск, совершенно не характерный для очень сосредоточенного, осторожного и сдержанного человека, каким он всегда был. Это пугало меня. Казалось, будто его бессознательно влекло к единению со стихией.

Я часто наблюдал то же самое здесь, в Топеке. Люди, которые прошли через торнадо 1966 года, вдруг вспоминали, что им что-то нужно сделать на улице, несмотря на предупреждение. Подстричь лужайки, сходить в магазин – все, что угодно. Они не торопились, а двигались медленно, задумчиво, отстраненно.

Таков итог изучения переживших это бедствие. Впоследствии ни один из них не упоминал о случившемся, ничего не говорилось о разрушениях, даже если их вытащили из-под обломков. Не слишком много говорили жертвы и о своих переживаниях, скорее описывали совершавшееся вокруг них в тот момент, когда ударил торнадо. Никаких субъективных отчетов, никаких рассказов о том, как это реально для них происходило, не появилось. У вас создавалось такое впечатление, что никаких чувств не было – по крайней мере, сознательных. Сразу после события некоторые признаки всякого рода эмоций сохранялись. Говорили только о состоянии изумления.

Одна знакомая пара, которая жила всего за один дом от полностью уничтоженного участка, объявилась, как только буря прогрохотала, села в машину и поехала через весь город, чтобы не пропустить назначенной партии в бридж. И это несмотря на то, что им понадобилось два часа, чтобы преодолеть расстояние в милю через завалы обломков, ка-торые разделяли их и участников партии. Обычное дело, как будто ничего не случилось.

В прошлую весну, когда небо затаило злобу, завыли сирены и радио объявило торнадо над городом, мой сосед сидел у себя на лужайке, держа на коленях своего двухлетнего сына. Он тоже находился в Топеке в 1966 году. В этот момент ударила мощная молния и расколола напополам дерево на другой стороне улицы. Но он продолжал сидеть.

Я не знаю, помогут ли вам эти внньетки. Полные безнадежности, они передают пугающую непостижимость, которая царствует в такие моменты. Возможно, мое подсознание ближе к поверхности, чем у большинства людей. Они действуют в соответствии с несуществующей реальностью».

Глава VII

ХРОНИКА НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Вся последующая глава должна быть прочитана как текущий комментарий к некоторым событиям последних двух десятилетий. Каждый раздел этой главы был написан в момент события, ко герое описывается, или непосредственно вслед за ним. По этой причине о некоторых личностях ныне покойных, например о Мао, или уже ушедших в огставку, например об Лмйне, здесь иногда говоршсл в настоящем времени.

Пробужденные воспоминания

Что скрывается за этим мощным рывком, подхватившим молодое поколение, который до такой степени меняет общество, что зоолог заподозрил бы действие мощных мутантов, и если бы подобный рывок произошел среди приматов или млекопитающих, то во всеуслышание объявили бы о появлении новых вариаций, даже новых видов? Девятнадцатилетний хиппи и его среднего возраста родитель внешне не напоминают представителей одного и того же вида, а по своему мышлению и поведению скорее всего не принадлежат даже к одному роду. Ухоженный и прилично одетый родитель, во всем является продолжением того, чем былого родитель: продвижение в учебе и по службе, зачатие и воспроизведение в супружеских и внебрачных связях, комфорт и удовольствия, гольф, моторная лодка и летний домик, возможно, и воскресное посещение церкви; ежедневное изучение новостей с Уоллстрита, ночные думы и время от времени бегство от них в какой-нибудь шикарный ресторанчик или бар – и превыше всего надежность и статус, статус и надежность.

С другой стороны разделяющей поколения бреши – расставание со всем вышеперечисленным, от цели жизни до ее внешнего оформления: босые ноги, рваные джинсы, длинные и нечесаные волосы на голове и на лице – все внешние проявления отрицания всего общепринятого, почитаемого, желаемого или принадлежащего тем, кто находится на противоположной стороне этой пропасти.

Что скрывается за этим кардинальным изменением внутренних и внешних ценностей? Что ведет молодых мужчин и женщин к такому полному отделению от стиля жизни и амбиций их отцов и матерей? Что заставляет их предпочитать спальный мешок хорошему постельному белью? Бесприютную жизнь жизни под родительской опекой, в пригородной вилле, защищенной акциями и бонами?

Что же заставляет значительную часть молодого поколения двигаться в противоположном направлении? Что заставляет их внешне воспроизводить пещерного человека, хотя даже пещерный человек умел брить лицо кремнем? Пещерного человека без дубинки, но зато с цветком.

Может быть, это возрождение движения ессеев, о котором мы узнали из свитков Мертвого моря? Может быть, эти хиппи являются религиозной сектой, напуганной ожиданием судного дня? Не соперничают ли они с ранними христианскими сектами, выступая против насилия?

Они действительно напуганы. Они убегали в «безопасные» места при приближении астероида Икаруса, который со своей массой в миллион тонн, как ожидалось, должен был почти пересечь орбиту Земли в 1968 году. Они больше всех волновались – буквально до дрожи – по поводу предсказанной возможности (которая для многих из них превратилась в гарантию) сползания Калифорнии в океан из-за трещины вдоль разлома Сан Андреас: должно было произойти внезапное расширение этого разлома и провал земной коры. Они не живут ради презрения к земным богам, они равнодушны к жизни вообще. Они угнетены жизнью, даже больше своих стабильных здоровых родителей. Они отравлены чем-то, чего сами не знают и что заставляет их стремиться к аскетическому существованию. Они боятся, и сами не знают чегодвердая почва, на которой стоят их отцы, для них в высшей степени ненадежна: это место, откуда надо бежать.

Создается впечатление, что, рожденное от родителей, которые жили, а порой и воевали, в период второй мировой войны, и от дедушек и бабушек, которые жили, а порой и воевали, в период первой мировой войны, новое поколение, глядя в прошлое, испытывает ужасные ощущения приближающегося рокового конца.