Текст книги "Схватка"
Автор книги: Ильяс Есенберлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Ильяс Есенберлин
Схватка
1
Первая встреча произошла так: сидела девушка в степи, а степь-то была широкая, перерезанная сопками и ущельями, тянувшаяся с севера на юг на сотни километров. Сидела девушка в степи и читала. Читала внимательно, даже строго, наморщив лоб. Иногда отрывала голову от книги и, глядя куда-то вдаль, произносила отдельные, наиболее поразившие ее строчки вслух.
Вот она и сказала:
– Я часто задаю себе вопрос: обладает ли любовь интуицией? Если бы Ромео не объяснился в любви Джульетте, догадалась бы она о его чувствах?
И сейчас же за спиной ее спросили:
– А вы как сами думаете?
Девушка в замешательстве обернулась. Книга упала на землю.
Высокий черноволосый парень стоял перед ней. На нем был синий рабочий костюм, а через плечо сумка, на треть набитая камнями.
«Геолог! – решила девушка. – Из новых! Я его не знаю!»
– Извините, – сказал парень, нагибаясь и поднимая книгу. – Я испугал вас! – Он открыл первую страницу и прочел: «Стендаль. Трактат о любви». Ах вот что! Пожалуйста.
По-разному можно было произнести эти слова: насмешливо, язвительно, почтительно, игриво, но парень сказал их как надо – очень просто, серьезно и спокойно. И это девушке понравилось.
– Ничего, – сказала она, – спасибо. – Нет, я не испугалась, кого здесь, в Саяте, бояться? Но вы так внезапно подошли...
Он улыбнулся.
– Да, «яко тать в нощи», – так обязательно сказал бы мой батюшка, будь он сейчас со мной. Он любит исконно русские выражения.
«Батюшка?! – подумала она. – На кого же он похож? А ведь он точно кого-то напоминает».
– Только это не исконно русское выражение, – сказала она поучающе, – это церковно-славянский, литургический язык, то есть это македонское наречие староболгарского языка. Есть некоторая разница, правда?
Парень улыбнулся.
– Даже очень большая! – и вдруг радостно воскликнул:– Стойте! Да вы ведь Дамели Ержанова – учительница здешней школы!
– Ну да, – ответила она удивленно. Ну да, а вы...
– Боже мой! – на лице парня отразилось даже что-то похожее на ужас. – Вот ведь случается! Вы Люсю знаете? Вашу однокурсницу по филфаку?
– Люку! – крикнула девушка. – Люсю Князеву?!
– Ну конечно! – сказал парень и опустился на камень. – Так у меня от нее письмо к вам. Эх, вот не захватил с собой! Я ведь и в школу к вам два раза сегодня заходил.
– Так вы, значит...
– Да, да, да, – он радостно и изумленно глядел на нее. – Вот вы, оказывается, какая! Ну бывает же!
Она схватила его за руку. Люся Князева была ее любимой подругой, поверенной ее тайн. Они сговорились встретиться этим летом здесь, в Саяте.
– Так что с ней, когда она сюда приедет?
– Ой!
Парень засмеялся.
– Вот этого, боюсь, вы не скоро дождетесь.
– Почему?
– Да ведь я и познакомился с вашей подругой на ее свадьбе. Не Князева сейчас она, а Котельникова! Прекрасный парень ее муж. Тоже геолог! Наш сосед по квартире!
– Вот как, – протянула Дамели, она все не могла осознать этого известия.
– Вот как, значит!
– Значит, так, Дамели Хасеновна, – сказал сочувственно и кивнул головой парень и дружески слегка дотронулся до ее руки. – Мир меняется вокруг нас, и вот уже ваша Люська Князева не ваша Люська, а Людмила Михайловна Котельникова. И приехать к вам она сможет только с мужем и ребенком. Это значит – года через два-три. С ума сойти, а?
– Ну почему же, – пробормотала Дамели не особенно уверенно. – Я думаю, наоборот...
Она ничего сейчас не думала – и не так и не эдак – поэтому фраза и осталась недоконченной.
– Да что уж тут ни думай, а все равно досадно, – добродушно усмехнулся парень. – Я вас понимаю. Так, конечно, все и должно быть, и пожелаем ей всего хорошего, но вы правы – все равно как-то досадно. А почему? Тут даже эта умная книга, – и он слегка кивнул головой на «Трактат о любви», – не объяснит. – Обладает ли любовь интуицией? – повторил он.– Поняла бы Джульетта, что Ромео ее любит, если бы он молчал? Так как, по-вашему? Поняла бы? – спросил он Дамели в упор.
– Вероятно, – пожала одним плечом Дамели. Ей было сейчас совершенно не до Стендаля и не до Ромео.
– Да, вероятно, вероятно! – кивнул головой парень. – Кто-то сказал: ненависть скрыть легко, любовь – трудно, равнодушие – невозможно. Конечно, поняла бы.
– Как выглядела Люся? – спросила Дамели, думая о своем.
– Отлично! – воскликнул парень. – Была веселая, нарядная, красивая. Так зайдемте сейчас к нам, я вам отдам письмо. Мы ведь живем за два дома от вашей школы.
– В дирекции? Ой, значит вы... – она только теперь поняла, кого напоминает этот высокий, красивый джигит.
– Совершенно верно, – слегка поклонился парень, – сын известного вам Нурке Ажимова. Бекайдар! Будем знакомы!
– Дамели, – произнесла чинно девушка. – Будем знакомы!
– А я уж заочно знаком с вами, Дамели Хасеновна, – сказал серьезно парень, – только я никак не думал, что вы... – он что-то помедлил и замешкался.
– Ну? – сказала Дамели. – Ну?.. Ну?..
– ...Что вы такая хорошая, – серьезно закончил парень, сорвал одинокий тюльпан и протянул его девушке.
Обладает ли любовь интуицией? Обладает! Конечно!
...Геологическая экспедиция, в которой работали Дамели и Бекайдар, уже третий год находится в Саяте. Ищет медь. По предположениям руководителя экспедиции, Нурке Ажимова, кроме меди здесь должны быть молибден и золото, и все это надлежало обнаружить.
Саятская степь велика; она тянется от пика Медного до сопки Старушечья, то есть на протяжении примерно двухсот километров. И все это пространство таит в своих недрах миллионы тонн ценных руд. Об этом опять-таки можно прочесть в монографии профессора Ажимова. А выше Саята эта степь пустынна, засушлива, покрыта скудной, жесткой растительностью, в ней много ковыля, черной степной полыни, чия, тамариска вперемежку с колючими неподатливыми кустарниками, называемыми по-казахски боялышем и ошагаком. Экспедиция – все пять отрядов ее (их так и называли: первый, второй, пятый Саят) – расположилась в самом центре степи, а расстояния здесь такие: за пятьдесят километров к западу от лагеря – озеро Балташы («Плотницкое»), за полтораста к востоку – автобусная станция «Старушечья сопка». Там перевалочный пункт экспедиции – оттуда везут воду, прямо ее качают из отработанных буровых скважин.
В поселках – деревянные домики и избушки, крытые дерном; все это сбито на скорую руку и кое-как: люди здесь жить не собираются, и только в Первом Саяте есть уже что-то похожее на настоящий поселок: лаборатория, контора, Красный уголок и столовая. Стоит эта столовая посередине центральной площади. И примыкает прямо к сопкам. По праздникам здесь устраиваются танцы, показывают кино или концерты художественной самодеятельности. В будни на площади заправляют машины. Рабочие в брезентовых куртках подкатывают сюда железные бочки с солидолом и бензином. Тарахтят механизмы. Около столовой собирается небольшая очередь. Но сейчас площадь стоит тихая и нарядная. Машины угнали, землю посыпали песком, столовую убрали еловыми ветками.
Сегодня здесь двое комсомольцев – геолог Бекайдар Ажимов и учительница Дамели Ержанова – справляют веселую молодежную, вероятно, первую в Саяте, свадьбу.
Накануне жених слетал в город и привез оттуда повара, ящик коньяку и ящик шампанского, а заведующий хозяйством Саятской экспедиции некий Еламан Курманов съездил в один из ближних аулов и пригнал оттуда десяток баранов. Разделывал туши сам хозяин торжества Нурке Ажимов – повару он таких дел не доверял. Столовая была разукрашена венками, букетами и ветками ели. В эту весну цвело многих желтых и красных тюльпанов, и невеста с подругами два дня собирала их по сопкам. Погода стояла ясная, пировать решили прямо на улице. Но столы стояли и в помещении, и все было сплошь заставлено блюдами со сладостями. Были тут разнообразные сладости: и торты, и чакчак, и огромные яблоки – поразительный по величине и расцветке алма-атинский апорт, и наконец каймак. И все-таки, по мнению хозяина, чего-то не доставало.
Он стоял, разглядывал барашка и говорил:
– Разве в наше время так свадьбы справляли? В наше время, если гость не приезжал на коне, он и за гостя не считался. Знаете, какие скачки в наше время были! Э, да что там и говорить! Вы не казах, вам этого никак не понять.
И повар сочувственно хмурился и цокал языком: «Ай, ай, ай!»
– Я, дело прошлое, теперь уже можно похвастаться, – говорил начальник экспедиции, – всегда только первые призы брал и в байге и на скачках. Я, например, на полном скаку мог по-казахски выхватить кинжал из земли зубами! Вот так перегнуться с лошади и выдернуть! А теперешние!.. Э, да что там говорить! Не та молодежь пошла!
Не та и не та! И образование у них, и языки они знают, и на рояле играют, а вот душа у них не та! Не джигитская!
– Невеста у вас очень красивая девушка, – вздохнул деликатно повар. – Он был и польщен доверием начальника, и смущен им, и не знал, как отойти от этого разговора: дел у него было по горло.
– Да у меня и сынок неплох! – гордо и чуть высокомерно усмехнулся Нурке. – Вы бы слышали, как он поет! Вот подождите: на свадьбе он исполнит нам одну песенку! Артист! Поэт! Заслушаешься! А вот со мной ему все равно не потягаться. А мне ведь далеко за пятьдесят, уважаемый. А вы говорите!
Повар ровно ничего не говорил, он горел, как на огне, ему не терпелось бежать к плите – у него там уже что-то пригорело и что-то перестаивалось, но он не знал, как ему отойти от разговорившегося хозяина.
– Вот мне скоро шестьдесят стукнет, – между тем говорил хозяин, – а у меня ни одной морщинки нет! Я, уважаемый, все эти сопки облазил по десять раз. За мной и сейчас ни один рабочий не может поспеть! Ни русский, ни казах! Они давно языки повысовывают, а я все иду и иду! А вы мне говорите! Эх! – и он махнул рукой.
В это время и подошел к нему Еламан. Это был заведующий хозяйственной частью экспедиции: сухой, худощавый, очень подтянутый человек с подвижным лицом и неприятно пристальным взглядом.
– Нурке, – сказал он, – Хасена еще нет! Что, ждать будем!?
– Еще чего! – высокомерно удивился хозяин. – Очень он нам с тобой нужен, а? – и прикрикнул:
– Ты вот лучше за столами понаблюдай: смотри, коньяка мало! Я же сказал – перед каждым прибором должна стоять бутылка коньяка – где она? На столах-то пустыня?
– Правильно, правильно, Нурке! – забеспокоился Еламан. – Эй, кто там на кухне! Давайте из холодильника сюда весь коньяк! Пусть там остается только шампанское. Оно холод любит.
Появилась невеста в белом платье. Она прошла к столу и поставила в вазу большой букет красных цветов. Здесь их почему-то зовут «Марья-Каревна» и растут они весной на горных лужайках.
Нурке мельком взглянул на нее и отметил, что глаза у невесты красные – значит, плакала. От отца-то ни слуху ни духу. А вот уж неделя, как она «отбила» ему телеграмму. Впрочем, вероятно, он ее и не получил. Хасен Ержанов – агент Союза охотников и постоянно пропадает в горах или пустынях. А в этом году он еще заключил договор с зооцентром на отлов ядовитых змей. Именно змеи и беспокоили Дамели особенно. «Ведь он такой горячий, – думала она, – он никогда ни перед чем не останавливается. Однажды он задушил горную рысь прямо руками. Подраненная, она прыгнула на него с дерева, а он изловчился – накинул на нее куртку и не отпустил пока она не задохнулась. А эти змеи... надо будет обязательно в первый же день приезда в Алма-Ату урвать пару часов и сбегать к нему на дом: соседи верно знают где он».
В Алма-Ату молодые уезжали сразу же после свадьбы. Дамели вызывали на двухнедельный семинар, а Бекайдар ее провожал. Он работал в экспедиции, и отец ему предоставил двухнедельный отпуск без сохранения содержания: «Это тебе вместо свадебного путешествия, сынок», – сказал он, сердито смеясь.
Ровно в десять часов начали подходить гости. Их было много, человек сто, не меньше: инженеры, рабочие, геологи, жены их. Рассаживались долго, шумно и весело. Подходили по одному к невесте, к жениху, обнимали их, вручали подарки. Целый столик в стороне был уже заставлен сюрпризными коробками, фарфором и хрусталем.
Когда все наконец расселись, поднялся хозяин.
– Ну, дорогие гости, – сказал он, поглаживая грудь, вернее орден Ленина, который горел на груди, – прошу наполнить бокалы. Первый тост за мою прекрасную невестку! Второй – за ее молодого жениха. Будьте здоровы, ребята! Поменьше анализируйте друг друга и побольше любите! Ура! Пьем!
И сразу хлопнули пробки и раздался звон бокалов. Кто-то отчаянно, но весело заорал:«Горько, горько!»
И тогда молодые поднялись, чтоб поцеловать друг друга.
Дамели все время было и очень весело и очень неловко. Она так и не посмела обвести глазами стол и посмотреть на гостей. Зато гости все неотрывно смотрели на нее: она и в самом деле была очень хороша: тонкая, стройная, с большими черными, сияющими косами, уложенными вокруг головы. Да и жених тоже был неплох – молодой, свежий джигит лет двадцати пяти. И еще: они походили друг на друга, как брат и сестра. Хозяин слегка ткнул в бок Еламана и, когда тот обернулся, подмигнул ему.
«Ну что? По-моему все-таки вышло», – как будто говорил этот взгляд. И вдруг он недоуменно приподнял брови. Где-то совсем, совсем рядом за углом застучала, задребезжала, затарахтела, очевидно, совершенно расхристанная повозка. Казалось, что это с откоса покатились, сталкиваясь и звеня, пустые ведра. Затем показалась лошадь, за ней повозка. Странный человек – высокий, худой казах сидел в ней. Едва повозка поравнялась со столовой, он крикнул лошади «Стой!» и спрыгнул наземь. Лошадь послушно остановилась, сонно поглядела на пирующих и лениво обмахнулась хвостом. Кто-то за столом засмеялся, кто-то подавил смех. Вид у приехавшего на свадьбу был далеко не праздничный: на его тощих плечах болталась (именно болталась, а не сидела) шинель, перехваченная ремнем, на голове торчала ужаснейшая шляпа из зеленого велюра. Шнурки ботинок развязаны. Вот так он и явился на свадьбу дочери – охотник и ловец змей Хасен Ержанов.
– Коке! – крикнула, увидев его, невеста. – Отец! – И бурно бросилась к нему.
И такая ясная радость прозвучала в этом девичьем крике, такая преданность, что все застыли на своих местах. Наверное, не каждый даже сразу понял, что произошло, а уж то, что этот высокий, сухой старик с желтой редкой бородкой и злыми глазами и есть отец невесты, – верно уж никто в ту минуту не сообразил.
– Пройдем, милая, поговорить надо, – сказал, вернее приказал старик.
И дочь, покорно наклонив голову, пошла за стариком.
Они зашли за столовую и направились в степь. Почти с минуту за столом продолжалось ошеломленное молчание.
Потом Нурке улыбнулся и встал.
– Отец захотел, по обычаю предков, напутствовать свою дочь перед свадьбой. Прошу дорогих гостей пить, есть и веселиться. Минут через десять, надо полагать, невеста вернется и разделит нашу компанию.
Но прошло не десять минут, а двадцать, а потом и не двадцать, а целый час, – невесты все не было. Выпили и по первой стопке коньяка, и по второй, и по третьей, а невеста все еще не появлялась. Уже раскупорили третью бутылку шампанского, а Дамели все еще не вернулась. Бекайдар сидел на своем месте рядом с пустым бокалом невесты, и у него было такое лицо, что с ним никто не пытался даже заговорить.
Только раз отец тихо, настойчиво и строго сказал ему через стол.
– Будь человеком! Слышишь? Человек при любых обстоятельствах должен быть человеком.
А через полчаса появился около стола мальчишка. Это был очень сконфуженный, запыхавшийся мальчишка, наверно, ученик второго или третьего класса. Он протиснулся к Бекайдару и подал ему что-то зажатое в кулаке.
«От нашей учительницы!» – сказал он. Это была записка. Бекайдар развернул ее, прочел и с минуту сидел неподвижно, опустив голову и тупо глядя на свои руки. И все за столом тоже молчали.
– Дай-ка! – приказал отец.
Бекайдар молча сунул ему записку. Круглым, им обоим хорошо знакомым почерком Дамели было написано:
«Прости, не сердись и, если можешь, забудь. Тут уже ничего не поделаешь. Вина не наша. Прощай».
Нурке скомкал записку и гневно поглядел на Еламана. Тот молча пожал плечами. Потом встал и подошел к нему.
– Что ж теперь будем делать? – спросил он, наклонясь над ним. На записку он даже и не посмотрел.
Нурке, с лицом серым, как пыль, махнул рукой и встал.
– Пусть уж дожирают! Не собакам же выбрасывать! – сказал он резко.
2
Высокий человек идет по дороге. Раннее-раннее утро. Дорога широкая, извилистая – не дорога, а накатанный шинами асфальт. Все время пролетают машины, возле которых извивается дорога. А вот уж горы действительно огромны – сизо-зеленые, голубые, синие, покрытые легким туманом, великаны со спокойными снежными вершинами. Лесные боры карабкаются по склонам этих гор – ели, ели, ели, елки, елки, дуб, осина, береза.
Человек высок, но сутуловат, он идет, опираясь на палку. Иногда останавливается и смотрит на горы, кажется, он все время что-то ищет. Что только?
– Нет, это не здесь, – бормочет он, – это дальше. Там осыпь, камень, а здесь сплошной лес. Это дальше.
И вот уже солнце поднялось высоко, и снега на вершинах порозовели, а он все еще шел и шел.
И еще пролетел час.
– Вот здесь, – сказал он вдруг и остановился.
Он стоял, опираясь на палку, и смотрел на горы.
«Да, двадцать лет! Двадцать! Двадцать! Двадцать лет прошло с того ясного летнего утра. Я уже и не мечтал увидеть все это снова, а вот пришлось же...»
Он стоит неподвижно, думает и вспоминает. У него внимательный точный глаз и он умеет видеть самое главное.
«В тот день, – вспоминает он, – я должен был читать молодым геологам лекцию «Геологическое прогнозирование». Целую ночь я ходил по комнате и декламировал. Думал о том, какой фразой начну выступление, какой закончу. Но это было не просто утро, это было утро 22 июня. За два часа до назначенного часа я был в военкомате. Кажется, один из десятерых первых добровольцев».
Мимо старика проехала и остановилась машина. Из кабины высунулось молодое улыбающееся лицо.
– Подвезу, отец! – крикнул шофер.
– Рахмет, рахмет, – ответил старик, – мне уже тут недалеко. Дойду.
И еще одна машина, грузовая, пронеслась мимо него. Она была полным-полна молодежи. Девушки и юноши в голубых и красных майках, – веселые, красивые и молодые, стояли и пели. Кто-то кинул старику венок из желтых одуванчиков. Он поднял его над головой и помахал им.
– Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие! Спасибо вам, спасибо.
И в небе уже прорезывались первые острые звезды, когда он подходил к гостинице «Казахстан». В Алма-Ате в это время распускались яблони. Весь город стоял в розовом, белом, кремовом цветении. Издали казалось: кто-то накинул на деревья цветную вуаль. Старик шел медленно и подолгу останавливался почти на каждом квартале. Такую Алма-Ату, огромную, прекрасную, всю из железа, бетона и стекла он еще не видел. Да и гостиницы такой он тоже никогда не видел. Она напоминала большой океанский пароход. Каждый номер – отдельная каюта, каждый балкон – капитанский мостик.
Администраторша – полная спокойная женщина с вьющимися волосами поглядела документы путника и сказала:
– Я вас, товарищ Ержанов, попрошу посидеть с полчаса в холле. Сейчас как раз освобождается одна комната на пятом этаже. Возьмите-ка ваши документы. Мне кроме паспорта ничего не нужно.
Зазвонил телефон. Женщина подняла трубку и сказала:
– Сейчас посмотрю. Какая экспедиция, говорите? Саятская? Есть у нас из Саятской экспедиции пара человек. Ага, вот и генерал Жариков Афанасий Семенович, начальник экспедиции. Номер телефона? Сейчас скажу: второй этаж, телефон 92251. Да, позвоните. Наверно, у себя, я не видела, чтобы он проходил, позвоните. – Она положила трубку, потом собрала документы Ержанова и, отдавая их, сказала:
– Так через полчасика. Посидите в холле.
«Саятская экспедиция, – подумал Ержанов отходя. – Вот тебе и на! Действительно на ловца и зверь бежит! Жариков Афанасий Семенович? Отлично!» Он вытащил записную книжку и тщательно записал все: номер телефона, этаж, фамилию, имя и отчество.
А за три дня до появления Даурена Ержанова в вестибюле гостиницы «Казахстан» генерал Жариков ходил по своему номеру и рассеянно слушал гостя, высокого пожилого казаха, который стоял перед геологической картой, тыкал в нее указкой и говорил:
– Такой человек, Афанасий Семенович, как вы, для нас настоящая находка. Вы же представляете, что такое вести разведку в голой пустыне, в песках. Народу много, и он весь разный. Случаются подчас и чрезвычайные происшествия, и скандалы, и даже преступления. Сами понимаете, до города далеко, работа тяжелая, развлечений никаких, а с водкой как ни борись – обязательно просочится. Руководитель экспедиции, профессор Нурке Ажимов, совсем сбился с ног. Ведь до сих пор на нем лежало все: и геология, и воспитательная работа, и бухгалтерия, и еще аллах знает что. Вот он и взмолился: освободите от всех нагрузок, а то толку не будет. Поэтому мы и обратились к вам.
– Да, – говорит генерал. – Да-а, – и все шагает и шагает по комнате. Он небольшого роста, мускулистый, плотно сбитый, со светлыми задумчивыми глазами. На нем военная гимнастерка и несокрушимые сапоги. Движения спокойны, хотя и резки. Сразу видно человека, полжизни прослужившего в армии. Так оно и есть. Афанасий Семенович тридцать лет провел на разных кордонах. Недавно вышел на пенсию и уже собирался купить билет в Воронеж – там живет его семья, как неожиданно его вызвали в Алма-Ату, в комитет геологии, и предложили стать начальником Саятской экспедиции.
– Да, – говорит генерал задумчиво. – Да – пески, пески. Знаю я эти пески, полжизни прожил в них, —и вдруг вскидывает голову:– постойте, профессор Ажимов – это что же, автор книги «Геологическое прогнозирование. Опыт исследования Жаркынских хребтов?»
– Ну, ну! – отвечает казах и смеется. – А вы, оказывается, уже в курсе всех наших дел? Он, он самый. А что вас смущает? Его, конечно, не все любят! Слишком уж требователен к себе и к людям. Иногда не сдерживается и прорывается. Что поделаешь? Приходится и с этим считаться. Вот поэтому мы и хотим освободить его от всякой административной работы.
– Хм! Женат?
– Вдовец. Как умерла жена лет двадцать тому назад, так с тех пор он и одинок. Вот лаборатория, спектрограммы, анализы количественные, качественные – в этом и заключается вся его жизнь. Это, можно сказать, самый блестящий из учеников Даурена Ержанова.
– Ержанов, – генерал останавливается, – постойте, постойте. Я что-то как будто...
– Слышали, конечно, слышали. Не могли не слышать. Это чуть ли не первый геологоразведчик из казахов. Рано погиб, а то был бы и академиком, и ученым с мировым именем, и лауреатом всяческих премий.
– Когда же он умер?
Казах вздыхает и разводит руками.
– Этого точно никто не знает. Вывезен был с фронта с ранением легких. Пролежал почти год в лазарете. В сводках числился пропавшим без вести. А тут распустили слух, что он как будто попал в плен. Да еще чуть ли не добровольно. Брата его таскали. Ну, времена были крутые, к тому же жена у него умерла. Он оказался бобылем и остался на Дальнем Востоке и там где-то умер и похоронен. В общем, невеселая история. Ну, ладно! Как говорится, пусть мертвые хоронят мертвых! Так, что же, Афанасий Семенович, соглашаетесь?
Генерал разводит руками.
– Да как-то, знаете, даже боязно. Я ведь не геолог, кончал, правда, геологоразведочный институт, но с того времени столько воды утекло! А у вашего Ажимова, как я понимаю, характер-то не сахарный... вот я и... Честное слово, не знаю.
Казах откладывает указку.
– Соглашайтесь, соглашайтесь, Афанасий Семенович, – говорит он ласково. – Сработаетесь, ручаюсь, что сработаетесь. Ажимову нужен ваш не геологический, а человеческий опыт. Ваш ум и сердце, А знаний у него и самого хватит.
Снова помолчали.
– Мы многих перебирали, – сказал гость, – но ваша кандидатура нам показалась самой подходящей.
– Хорошо! – махнул рукой генерал. – Соглашаюсь! Была не была! Когда, говорите, надо ехать?
– Ну вот, это по-нашему, – улыбнулся гость.
Обо всем остальном сговорились очень скоро. Гость попрощался и ушел.
Проводив его, генерал сел к столу и задумался. Все-таки далеко не все было ему ясно: «А не сваляю ли я на старости лет большого дурака?» – подумал он.
Зазвонил телефон.
Генерал снял трубку. Какой-то Ержанов осведомлялся, долго ли еще он, Жариков, пробудет в городе, и на чем будет добираться до Саяты, если на машине, то не захватит ли он его с собой?
– В том-то и беда, товарищ Ержанов, – ответил Жариков, – что я и сам не представляю себе, как буду добираться. Так что с большим удовольствием, но-о...
Он положил трубку, хотел уж отойти от стола, как вдруг остановился. Это имя ему было знакомо.
«Ержанов, Ержанов! – подумал он. – Ведь мы только что говорили о каком-то Ержанове! Ну, наверно, родственник».
Снова зазвонил телефон.
Жариков снял трубку, послушал и радостно закричал:
– Как, из самой Саяты? Завхоз экспедиции! Товарищ Еламан Курманов? Товарищ Курманов, очень прошу, зайдите ко мне! Может быть, мы и поедем вместе! А вы с машиной! Ну и отлично! Лучше быть не может! Так когда зайдете? Хоть сейчас! Хорошо жду! – Он вызвал дежурную и заказал ей графинчик коньяку, два лимона и закуску. Потом вытащил блокнот и на чистой странице сделал первую запись, относящуюся к своей новой работе: «Еламан Курманов. Зав. хозяйственной частью Саятской экспедиции!» – «Отлично, – подумал он, – вот я и познакомился со своим первым сослуживцем».
В дверь постучались и в комнату сразу вошли двое: официантка с подносом в руке и невысокий ладный казах средних лет в военной гимнастерке. Генералу он сразу понравился. Тугой ремень. Блестящие сапоги. Галифе. Гимнастерка с краем белого воротничка. Сразу видно фронтовика.
Беседа завязалась немедленно. Жариков умел молчать и слушать. В течение пяти минут Еламан успел ему выложить, что когда-то он работал на очень, очень ответственной работе («на оперативной», – сказал он по секрету), имел немалый чин – ну, а потом обстоятельства изменились, работу реорганизовали, должность упразднили, и вот уже несколько лет он работает помощником профессора Ажимова по хозяйственной части. Работой доволен, хотя часто приходится трудновато. Говорил Еламан спокойно, не задумываясь. На вопросы отвечал четко и ясно. Сразу было видно: дисциплинированный и бывалый человек.
– Вы уже на пенсии? – спросил Жариков.
Еламан усмехнулся.
– На нашей пенсии, товарищ генерал, далеко не ускачешь, – ответил он горько. – Если бы я ее еще получал по прежней должности, а то ведь... У нас есть в степях пословица: «Кто айран украл, тот давно сбежал, а кто ведро тащил – под камчу угодил». Вот так и я. За чужие грехи страдаю, товарищ генерал! Как говорится: знал бы, где упасть, – соломку подостлал бы, да вот не знал... Ну, да ладно, кто старое вспомянет... Работаю – и все! Хорошо, что еще силенка есть. Должность хлопотливая, зарплата маленькая, но вот душа спокойна. А это, знаете, в мои годы – главнее всего.
– Так, так! – сказал Жариков, – только для того, чтобы что-нибудь сказать. – Так, так! Ну, что ж, еще по одной, что ли? И расскажите, пожалуйста, про экспедицию. Ну, во-первых – где она? Что это за местность такая – Саяты?
– Степь это, Афанасий Семенович. Глухая степь. Место отличное, но открытое для ветров и суровое. Летом жара, зимой морозы и бураны! Иногда сидим, как на острове, даже продукты нельзя нам доставить. Так вот и бедуем. Ведь на нас весь ответ: на мне и начальнике экспедиции. Ну, теперь, конечно, раз уж вы едете, то он – бывший начальник экспедиции. Вот завтра познакомитесь – Нурке Ажимов, сверстник мой, вместе выросли, отличный человек: знающий, спокойный, обходительный.
– Но, говорят, шутить не любит? – как будто вскользь спросил Жариков.
Еламан пожал плечами.
– С кем надо он и шутит и дружбу водит, ну, а с разгильдяями да лодырями у него, верно, свой разговор. Это так! Тут он много слов не тратит.
– Да, – сказал Жариков задумчиво. – Да, понимаю, понимаю! Слушайте, а кто такой Ержанов?
– Даурен Ержанов!? – усмехнулся Еламан. – Еще не знаете? Ну, это имя вам теперь придется слышать часто. По нескольку раз в день. Это покойный учитель Ажимова. Крупнейший геолог Казахстана. Погиб при невыясненных обстоятельствах где-то на севере лет десять тому назад.
– Позвольте, так какой же Ержанов мне тогда звонил только что?! – спросил Жариков.
– Как? Он и вам уже успел позвонить?! – не на шутку рассердился Еламан. – Вот проклятый старик! И, наверно, еще просил взять его с собой? Ну, конечно! Плюньте, не берите! Пусть добирается, как хочет! Так он уже нам надоел! Это Хасен, младший брат Даурена. Его дочь работает у нас, вот он и повадился к нам! Как приедет, так история! Хулиган, скандалист, не то и верно помешанный, не то просто валяет дурака. Нурке он ненавидит. Вот недавно такую историю сотворил... И Еламан рассказал Жарикову, как Хасен сорвал свадьбу.
– Действительно, черт знает что! – рассердился генерал. – Увести невесту со свадьбы! И что же, так они больше и не виделись с женихом?!
– Да нет! Парень назавтра же уехал в другой отряд. Это от нас пятьдесят километров. А девушка и сейчас в Саяте, но молчит, ни с кем не встречается. Ничего у нее не узнаешь.
– И отец ее молчит?
– А кто с ним разговаривать-то будет?! Я же говорю, сумасшедший! Ему и руку боязно подать – откусит. Нет, нет, вы с ним не связывайтесь! Не советую! Пусть добирается сам, как хочет. Тут, если жених вернется и они встретятся, может до убийства дойти. Ведь знаете какой вздор этот Хасен плетет?!
– Какой?
– Да всякий! Черт-те что собирает. Губители, погубители, грабители! А ну его к чертям! Пусть лучше своих змей ловит.
– Каких еще змей?
– Всяких! Змей, черепах, варанов. Этим он и кормится. Договор с ним какой-то зооцентр заключил. Вот он и бродит, как волк по степи. И к нам заглядывает.
– И всегда дело кончается ссорой?
– Обязательно! Он так и прет на профессора. Вот вы говорите, что Ажимов человек суровый. Оно так, конечно, а вот этого же сумасшедшего он терпит! Да еще как терпит! Ничего не поделаешь – тоже Ержанов. Плохой – да Ержанов... Вот ради памяти Дауке все ему и прощается.
– Так, так, – сказал Жариков, – ну спасибо, что предупредили! Да этого сумасшедшего надо, конечно, на пушечный выстрел не подпускать к экспедиции! А скажите, пожалуйста, мне вот что... – и Жариков опять начал расспрашивать об экспедиции.
Расстались они уже за полночь, а утром Жарикову позвонили из комитета и попросили срочно зайти. Он пришел, и секретарша сразу же провела его в кабинет начальника.
– Демеу Ахметович вас уже два раза спрашивал, – сказала она. – Там сейчас у него какой-то посетитель, но все равно заходите. Он просил.
