Текст книги "Кизиловый мост"
Автор книги: Ильяс Эфендиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
В больнице мне в первый раз повезло: я увидела Гасана Мамедовича, как только вбежала в вестибюль, – он спускался по лестнице, большой, грузный, в белом халате и белой шапочке.
– Здравствуйте, дядя Гасан!
– Здравствуй, Сария! – Гасан Мамедович остановился и удивленно смотрел на меня. – Ты откуда, девочка? Почему ты такая грязная?
– Я со строительства. У нас несчастный случай...
– Так. Рассказывай. – Гасан Мамедович сразу стал серьезным,
– Я его привезла... Одного товарища, у него тяжелый перелом. Простите, что я в таком виде. Я семь часов сидела за рулем. А дорога...
– Как, маленькая Сария сама водит машину?
– Давно уже...
– Постой, но ведь ты же вышла замуж в Баку. Как ты попала на строительство?
– Дядя Гасан... ему очень плохо, я вам потом все расскажу.
– Хорошо, хорошо, только не реви! Где твой больной?
– Он там, в машине. Ему хотели отрезать ногу, а он такой, он такой... замечательный парень!
– Постой, Сария. Кто хотел резать?
– В районной больнице. Они сказали – гангрена. – И ты семь часов везла его?
– Семь.
– Да...
– Дядя Гасан! – Я схватила его за руки, из глаз у меня брызнули слезы. Постарайтесь! Ну ради меня, ведь вы всегда меня хвалили, вы даже говорили, что я молодец. Господи, что я несу...
Доктор улыбнулся и большой белой рукой потрепал меня по плечу.
– Пойдем ко мне.
Он провел меня к себе в кабинет, усадил на диван и позвонил.
Вошла сестра – молодая стройная женщина.
– Вы звали, Гасан Мамедович?
– Да, Джавахир-ханум. Там больного привезли с гангреной. Срочно принять и в третью палату. Понятно? Доктор Мохсуд-заде здесь?
– Нет. Уже ушел,
– Вызовите.
Сестра ушла.
– Большое спасибо, дядя Гасан. – Я рванулась вслед за сестрой.
– Куда ты? Теперь без тебя управятся. Сиди отдыхай.
Гасан Мамедович сел за стол.
– Значит, врачи сказали – гангрена?
– Да.
– А когда сказали?
– Утром, в девять часов.
Он снял трубку, спросил, вызвали ли профессора Мохсуд-заде.
– Отказывается? Хорошо, я сам позвоню, Он набрал номер.
– Это я, Сабир. Знаю, знаю, что только отдежурил, но, понимаешь, надо... Ну конечно, сейчас же. Договорились? Так я велю готовить.– Он повесил трубку.Считай, что парень на ногах. Это такой хирург!.. Ну, а как ты живешь? Как муж?
– Спасибо, хорошо. Он сейчас начальник строительства.
– Тут по радио как-то о нем говорили. Хвалят. Видно, башковитый парень.
– Да.
– Я знал, что маленькая плутовка не выйдет за плохого. – Он улыбнулся.
– Да, Адиль очень хороший! Доктор, а профессор скоро будет?
– Сейчас приедет. Да ты не волнуйся, все будет в Порядке.
– Я не волнуюсь.
– Тутовые ягоды ела там, в горах?
– Нет, у нас в лесу их что-то нет,
– Жаль, хорошая штука.
– Вы их любите? Я пришлю из района – на рынке есть.
Вошла Джавахир-ханум.
– Больной в палате.
– Значит, так. Я сейчас иду домой. Когда профессор Мохсуд-заде приедет, позвоните мне. Пойдем, Сария.
– Может быть, я останусь, поговорю с профессором.
– Это ни к чему. Он никогда не станет ампутировать без необходимости. А если уж скажет – надо, значит, другого выхода нет. Не кусай губы, не кусай, все будет в порядке. Кто он тебе, этот парень?
– Никто.
– Никто? Впрочем, это неважно. Мохсуд-заде сделает все возможное и даже невозможное. Пошли – тебе надо вымыться, отдохнуть.
Увидев у подъезда наш газик, Гасан Мамедович неодобрительно покачал головой:
– На этой таратайке приехали? Да...
– Что вы, Гасан-ами! Это очень хорошая машина! Видели бы, как мы через Аксу переправлялись. Любая "Волга" перевернулась бы.
– Ладно, не обижайся. А это кто? – спросил он, глядя на Сатаник Айрапетовну. – Мать того парня?
– Нет, это мой друг, Сатаник Айрапетовна. Может быть, отвезти вас, Гасан Мамедович?
– Нет уж, уволь. Вези вот своего "друга", она, видимо, женщина отчаянная, а я свою персону не могу такой девчонке доверить. Шучу, шучу, конечно. Просто пешком ходить стараюсь – толстеть стал, видишь, брюхо наросло. – Он похлопал себя по пиджаку. – Ну, я пошел. Утром позвони мне в больницу.
– До свидания, Гасан Мамедович! Большое спасибо вам.
Я сделала вид, что занялась мотором, но, как только главный врач свернул за угол, шмыгнула обратно в вестибюль. Я разыскала Джавахир-ханум и не отстала от нее до тех пор, пока она не дала мне халата и не разрешила пройти в палату.
В большой светлой комнате стояли четыре кровати, белые шелковые занавески на окнах были опущены. Гариб лежал справа у окна, глаза у него были закрыты. Я не стала подходить. Может быть, он спал...
– Ну как? – встретила меня Сатаник Айрапетовна.
– Вызвали профессора, а меня прогнали. Надо ехать домой. Ой, я же забыла ключи от квартиры! Только сейчас вспомнила.
– Ну и что? Поедем ко мне.
Я взглянула последний раз на больничные двери, вздохнула и тронула машину. Больница осталась позади – белая, красивая и зловещая.
"Гариб лежит там, у окна, и глаза у него закрыты. Может быть, ему отрежут ногу... И никого нет около него сейчас... Неужели ампутация?! Зачем было тогда мчаться по горным дорогам, переправляться через Аксу, рискуя перевернуть машину?"
Дома у Сатаник Айрапетовны у меня только и хватило сил, чтобы открыть окно, умыться и лечь. Раздеться я не успела – сразу заснула.
Проснулась в одиннадцать часов. Сатаник Айрапетовна накрывала на стол. Я сразу вскочила – очень хотелось есть.
– Садись, девочка, – ласково сказала хозяйка. – Ты хорошо поспала... И я малость вздремнула.
Я села за стол. "Надо позвонить в больницу, – думала я. – Не могу... страшно!"
Красное, воспаленное лицо Гариба на белой подушке маячило передо мной: глаза закрыты, сухие губы плотно сжаты. Я сомкнула веки и вдруг увидела себя навзничь лежащей на белой больничной койке с вытянутой на шине ногой. Я даже ощутила на миг острую, режущую боль в правой ступне. Но стоило мне открыть глаза, боль сразу ушла. Я с удовольствием пошевелила, ступнями и налила себе чаю.
Сатаник Айрапетовна, обычно такая разговорчивая, почему-то не упоминала о Гарибе, ни о чем не спрашивала меня. "Добрая она, – с благодарностью подумала я, – понимает, что мне трудно".
Надо было звонить в больницу, но я все не могла набраться храбрости. Съела яйцо, выпила еще стакан чаю... Все, ужин окончен, надо звонить.
Я взяла трубку. Ответил женский голос.
– Попросите Джавахир-ханум! – чуть охрипшим голосом попросила я.
– Слушаю.
– Как чувствует себя Гариб Велиев?
– Удовлетворительно. Его смотрел профессор Мохсуд-заде... Он решил подождать с ампутацией – что покажет ночь.
– Спасибо, Джавахир-ханум. До свидания. Я положила трубку. Сатаник Айрапетовна вопросительно посмотрела на меня.
– До утра решили не резать.
Я подошла к окну. С моря веяло прохладой, зарево электрического света стояло над городом.
"Только вчера мы были в горах, в лесу. Я и Гариб. Что с ним будет? Неужели отрежут ногу?!" Я закрыла глаза и увидела его с ракеткой в руке: быстрого, ловкого, сильного...
Словно кадры киноленты, замелькали передо мной воспоминания: опять он смелый, уверенный, дерзкий, на краю пропасти, смеется над моим испугом. Вот он расчищает завал: лицо злое, красное, волосы слиплись... Вот с ломом в руке стоит в реке под дождем... И, наконец, его лицо на подушке – губы плотно сжаты, глаза закрыты.
– Давай еще чайку выпьем, Сария! – Сатаник Айрапетовна подошла и обняла меня за плечи.
– Давайте. – Я через силу улыбнулась ей и села за стол.
Моя улыбка успокоила Сатаник Айрапетовну, уже через минуту она беззаботно болтала:
– Знаешь, Сария, это так удачно, что я приехала,– я ведь не пересыпала вещи нафталином. Ну, просто из головы вон – заперла шкаф и уехала. Завтра все вытрясу, вычищу...
Я сразу вспомнила нашу бакинскую квартиру и то, что Адиль наказывал мне перед отъездом обязательно выбить и пронафталинить зимние вещи. Я, надо сказать, отнеслась к его словам без должного внимания, кое-как пересыпала зимние пальто нафталином и запихнула в шкаф. Нехорошо, конечно. Но как давно это было! Сто лет назад.
Мне сейчас казалось, что это было в тоскливый осенний день, хотя уезжали мы в мае и у меня было тогда очень хорошее настроение. Неужели так бывает всегда, и когда-нибудь мне будет скучно вспоминать свою работу на строительстве моста, товарищей, Гариба? Нет! Только бы он поправился! Если Гариб поправится, я буду счастлива! И на Адиля никогда не буду больше сердиться. Я помирюсь с ним, попрошу у него прощенья. Только бы поправился Гариб, я не хочу, чтобы ему отрезали ногу!
– Ты что не пьешь? Чай совсем остыл.
– Правда холодный. Сейчас налью горячего.
Я налила себе чаю.
"Если Гариб не поправится, я никогда не буду счастлива, Я знаю – не буду, даже если захочу забыть о нем... И зачем я тогда расписалась рядом с ним на этой бумажке! Ведь именно с тех пор я и не могу отделаться от ощущения, что нерасторжимо связана с Гарибом. Что бы ни делала, все время чувствую на себе его взгляд, слышу глуховатый, низкий голос. А тогда ночью! Я не могла оторваться от крошечного, мерцающего во тьме огонька. Мне хотелось, чтобы он горел всегда, и он горел долго, очень долго, а когда наконец растаял во мраке, мне стало так грустно, что я зарылась в подушку и заплакала тихо-тихо, чтобы не услышал Адиль. Почему я тогда плакала? Не знаю".
– Давай свой стакан, Сария. Я вымою.
"Странно, почему Сатаник Айрапетовна ничего не спрашивает о Гарибе. И почему она отвернулась тогда в машине, когда я вытирала ему лицо? Спросить ее? Нет, не надо..."
Утром, в восемь часов, я была в больнице. Джавахир-ханум еще не сдала дежурства. Она подошла ко мне, весело улыбаясь:
– Профессор Мохсуд-заде вчера вечером оперировал вашего родственника.
Ничего не понимая, я смотрела на ее приветливое лицо.
– Отрезали?! – в ужасе воскликнула я наконец.
– Нет, нет! Я хотела сказать, что ему сделали надрезы и ввели дренажи для стока гноя, понимаете? Теперь больному лучше, температура упала. Он даже завтракал... Что с вами? Ведь все же хорошо!... Ну, вытрите слезы, я отведу вас к нему.
Сестра стояла передо мной, высокая, красивая, и улыбалась.
Я покорно вытерла слезы и пошла за ней.
... Гариб лежал на спине, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на меня. Я давно не видела у него такого лица: спокойное, умиротворенное и очень ласковое.
– Ну как, товарищ бульдозерист? – стараясь казаться спокойной, сказала я. – Выкарабкались?
– Кажется, да. Говорят, резать не будут.
– Мне тоже так сказали.
Он улыбнулся и помотал головой.
– А как вы тогда гнали! Я думал, вдребезги разобьемся...
Трое других больных с интересом смотрели на меня.
– Он говорит, – кивнул на Гариба пожилой мужчина, лежащий на соседней койке, – у вас в Аксу чуть машину не перевернуло.
– Было такое дело, – сказала я, улыбнувшись Га-рибу. – Но ничего, проскочили.
– Молодец! Он говорит, ловко машину водишь. Боевая, видно, девка!
Я тихонько засмеялась.
Другой больной, русский, вероятно, не понимал, о чем мы говорим, но уловил слово "машина". Он приподнялся на локте и спросил Гариба:
– Ваша жена сама водит машину?
Гариб не ответил.її Краскаїї медленноїї заливалаїї его лицо. Он не смотрел на меня.
– Я не жена.
– Ох, извините! – Русский смущенно умолк.
– Болит нога, Гариб?
– Болит, но не сравнить, как вчера.
– Не слушай его, дочка, – добродушно сказал пожилой, – это он перед тобой хорохорится.
Видимо, выдержка у Гариба действительно была колоссальная.
Из больницы я зашла на почту и дала телеграмму Адилю:
"Прошу передать товарищам состояние Гариба улучшилось. Обо мне не беспокойся. Сария". Потом приписала: "Остановилась у Сатаник Айрапетовны", – и указала ее адрес.
Утром пришла телеграмма от Адиля: "Удивлен и возмущен твоим поведением. Требую немедленного возвращения служебной машины.
Адиль".
– От кого это? – спросила Сатаник Айрапетовна, когда я, вздохнув, протянула ей телеграмму. Я стояла перед зеркалом и видела, как Сатаник Айрапетовна поставила на стол кофейник, быстро прочитала телеграмму, нахмурилась, прочитала снова и положила ее на стол.
Завтракали молча. Я всегда чувствовала, что эта на первый взгляд немножко взбалмошная, болтливая женщина очень добра и сердечна, но все-таки не ожидала от нее такого такта, чуткости...
К десяти часам я пошла в управление дорог.
Адиля здесь знали. Я назвала свою фамилию, и через пятнадцать минут секретарша пригласила меня в кабинет начальника управления.
Я рассказала об аварии на стройке, о Гарибе и о том что мне пришлось воспользоваться служебной машиной, чтобы привезти его сюда.
– По-моему, все правильно, Сария-ханум, – сказал мне начальник управления. – Именно так и нужно было поступить.
– Да, но я взяла машину без разрешения.
– Это, конечно, плохо. – Он улыбнулся. – Но главное, что парню не отрезали ногу. Кстати, не нужно ли ему что-нибудь в больнице?
– Нет, у него все есть, а вот если бы вы позвонили в наше управление...
– Это можно. – Он взял трубку. – А как на стройке, все в порядке?
– Да, если не считать обвала во время последней грозы. Я пойду, разрешите?
Мне не хотелось слушать, как он будет говорить с моим мужем.
В больнице сегодня дежурила Джавахир-ханум, и я прямо из вестибюля министерства позвонила ей.
– Как ваше здоровье, Джавахир-ханум?
– Мое? – Она засмеялась. – Хорошо, но, видимо, вы позвонили не для того, чтобы справиться о моем здоровье? Так вот, наш больной просто молодец: опухоль почти спала, температура нормальная. Ваш Гарибджан – молодец!
– Вы даже запомнили его имя!
– Я всегда запоминаю имена красивых молодых людей.
– А... он красивый?
– Как будто вы сами не знаете! Только не ревнуйте, а то возьму и расскажу ему.
– Не надо!
– Не волнуйтесь, – снова засмеялась Джавахир-ханум.– Мы, сестры, обязаны хранить тайны наших больных. Я просто передам ему привет – он ведь знает от кого.
– Знает. Будьте здоровы, Джавахир-ханум.
Настроение у меня в этот день было великолепное. Весь день я, весело напевая, помогала Сатаник Айрапетовне по хозяйству, а вечером даже уговорила ее пойти в кино.
Прошло несколько дней.
Я купила Гарибу сетку-рубашку – было очень жарко, особенно в палате, – и пошла в больницу.
Я быстро шла со своей корзиночкой по коридору. Дверь одной из палат открылась, и оттуда вышли Г-сан Мамедович и высокий седой мужчина в белом халате.
– А, ты здесь? Здравствуй, храбрая Сария! – весело поздоровался со мной главный врач. – Эта та самая отчаянная девчонка, что привезла парня с открытым переломом. Со стройки, помнишь? – обратился он к седому мужчине. И добавил почему-то по-русски, обернувшись ко мне: – Поправится скоро твой мальчик, не горюй.
– Спасибо, Гасан Мамедович!
– Его благодари, – главный врач кивнул на стоявшего рядом мужчину, который с явным любопытством смотрел на меня. – Это профессор Мохсуд-заде. Он спас ногу твоему Гарибджану,
– Оставь, Гасан!
Профессор досадливо махнул рукой, еще раз взглянул на меня и пошел в соседнюю палату.
– Как наш уста себя чувствует?,– Гасан Мамедович всегда так называл моего отца. Я не смогла соврать.
– Еще не была у своих, Гасан-ами,
– Почему же это?
– Они на даче сейчас. А я все время около больницы кручусь. Ведь у Гариба никого нет в Баку.
– Да... Нехорошо, Сария. Сегодня же поезжай к своим. – Гасан Мамедович укоризненно покачал головой.
... Когда я вошла в палату, Гариб приподнялся на локтях и сел. Лицо у него покраснело от напряжения, я поняла, что двигать ногой ему еще очень больно.
Я, как со старыми знакомыми, поздоровалась с соседями Гариба и села на стул у его постели.
– Тебе надо ехать, Сария, – вздохнул Гариб. – Машина нужна на строительстве.
Как незаметно мы перешли на "ты"!
– Ничего. Там есть другие легковушки. А насчет нашего газика у меня специальное разрешение начальства. Так что не спеши гнать меня из Баку. Может быть, я по нему соскучилась.
– Ты живешь далеко от больницы?
– Не очень. Но я сейчас не дома, Гариб. У Сатаник Айрапетовны. Впопыхах ключи у Адиля забыла взять.
Он помолчал.
– Когда тебя выпишут?
– Кто их знает! По мне, хоть сегодня!
– Ему профессор сказал, через несколько дней вставать можно. Слышишь, дочка? – обратился ко мне пожилой сосед Гариба. – С палкой будет прыгать.
– Вот здорово, Гариб! При больнице такой хороший сад, моЖно будет гулять. Курит здесь кто-нибудь кроме Гариба? – спросила я, доставая из корзинки "Казбек",
– Григорий Иванович мучается. – Гариб показал на соседа. – Мы уж просили няню, не покупает – нельзя, говорит, здесь курить. Ты нам дай по штуке, а остальные сунь вот сюда, под подушку. Смотри, чтобы сестра не вошла, – сказал Гариб парню с забинтованными руками.
– И как вы узнали, что мы тут пропадаем без курева? – спросил Григорий Иванович, с наслаждением затягиваясь.
– Она волшебница, – с улыбкой взглянувї наї меня, сказал Гариб. – Все знает.
– К сожалению, не все, Гариб, – грустно сказала я. – Мне кажется, я не знаю самого важного...
Лицо у Гариба вдруг стало строгое, брови нахмурились. Я встала и начала прощаться.
– Ну что это вы вдруг заспешили? – благодушно спросил Григорий Иванович. Мы ведь здесь скучаем.
– Меня на десять минут пустили, а я уже полчаса сижу. Поправляйтесь.
Я кивнула Гарибу и вышла из палаты.
У Сатаник Айрапетовны меня ждало письмо от Адиля. Вернее, не письмо, а записка: "Тринадцатого приеду в Баку. К пяти часам вечера буду дома".
Сегодня тринадцатое. Адиль, вероятно, уже дома. Я села в газик и поехала на улицу Хагани. Поставив машину во дворе, стала подниматься к себе на четвертый этаж. Раньше я даже с тяжелыми сумками легко взбегала по лестнице сейчас поднималась медленно, останавливалась на площадках, словно у меня была одышка, как у Сатаник Айрапетовны.
По дороге мне встретилась знакомая с пятого этажа, разговорчивая пожилая дама. Я так долго и любезно расспрашивала о здоровье всех ее родственников, что та, наверное, была потрясена: что случилось с дерзкой девчонкой, которая обычно пробегала мимо нее, едва поздоровавшись? Дама выговорилась и ушла. Наконец моя квартира. Я нажала кнопку звонка. Послышались неторопливые шаги мужа. Дверь открылась. Какое странное у Адиля лицо – совсем чужое!
– Здравствуй, Адиль! Ты давно здесь?
– Утром приехал. Я же писал тебе.
– Да, писал...
С непонятным чувством оглядела я нашу нарядную столовую. Как все запылилось...
Адиль молча наблюдал за мной. Мне показалось, что он очень взволнован, хотя, как всегда, не подает виду, выдержан и корректен.
Я подошла к туалетному столику, взяла расческу, провела по волосам. Потом подняла штору и села на подоконник.
За окном все то же: газон, напротив новый многоэтажный дом. Сколько часов провела я перед этим окном, поджидая Адиля!
– Сария!
Я обернулась.
Адиль подошел ко мне, схватил за руку.
– Что ты со мной делаешь, Сария?! Зачем ты поехала в Баку?
– Я не могла не поехать, Адиль, – Гарибу отрезали бы ногу!
– Будь прокляты и его нога, и он сам! – Адиль резко повернулся и отошел от меня. – Почему именно тебе понадобилось везти? Разве это не мог сделать кто-нибудь из его товарищей?
– Я тоже его товарищ.
– Ты прежде всего моя жена! И ты должна была спросить у меня разрешения!
– Тебя не было в управлении.
– Не могла подождать?
– Не могла. У него начиналась гангрена. Я думала...
– Думала! – Адиль отпихнул ногой стул и стал нервно ходить по комнате. Ты очень мало думаешь, Сария! Для тебя не существует ни общепринятых норм, ни правил поведения! Ты не имеешь понятия об обязанностях жены!..
– Ты прав. Тебе нужна совсем не такая жена. Одну, очень долгую минуту мы молчали.
– Ах, вот что ты задумала! Дрянь!
Хрустальная ваза, пролетев около моего уха, ударилась о стену и разбилась. Я взглянула на осколки, встала...
– Напрасно ты это, Адиль...
Я пошла в спальню и начала собирать свои вещи. Доставать большой чемодан не стала – ведь я возьму только те платья, что принесла из дому, а они вполне поместятся и в маленьком. К тому же идти придется пешком.
Я уложила вещи, закрыла чемодан. Адиль сидел на диване, обхватив голову руками...
Ладно, это платье снимать не буду, хотя мне его и купил муж. Пусть останется.
– Прощай, Адиль.
Он поднял голову, увидел чемодан, быстро взглянул мне в лицо. В глазах у него не было уже ярости, только испуг. Но он быстро овладел собой.
– Поставь чемодан, Сария. Нам надо поговорить.
– Не надо больше говорить, Адиль. Мне нечего сказать тебе.
Он молчал.
– Адиль, я никогда не смогу жить так, как ты считаешь правильным.
– Не понимаю, Сария, ничего не понимаю! Ты вышла за меня по своей воле... никто не принуждал тебя. Мне казалось... ты меня любишь.
– Мне тоже так казалось. Поэтому я и стала твоей женой. Я только теперь, сейчас поняла, что никогда тебя не любила.
– Ну что ж... Только знай, что ты своими руками губишь свое будущее, свое счастье.
– Мы по-разному понимаем, что такое счастье. Прощай, Адиль. – Я взяла чемодан и пошла к двери.
ГАРИБ
Вчера Сария принесла мне шелковую рубашку: я сказал как-то, что в больнице очень жарко.
Сначала я обрадовался, развернув сверток, а потом вдруг так нехорошо стало на душе – вспомнилось, как надевал я там, на строительстве, рубашки, которые она стирала и гладила.
Сария заботилась обо мне, заботилась, как сестра. И в этой ее заботе было такое дружелюбное равнодушие, что я готов был выть от тоски. "Конечно, говорил я себе, – она довольна жизнью. Адиль – молодой, сильный мужик, хорошо зарабатывает, что ей еще нужно, девчонке!" Но как я ни старался плохо думать о Сарии, где-то в глубине души я был убежден, что не может она быть счастлива с Адилем. Недаром же я сразу возненавидел его – самовлюбленного карьериста.
Но она же вышла за него замуж! Живет с ним под одной крышей, носит платья, которые он ей покупает!
Я не мог этого понять и всеми силами старался доказать себе, что мне нет дела до смазливой, легкомысленной девчонки. Интересоваться чужими женами я всегда считал недостойным настоящего мужчины.
Вскоре я понял, что у Сарии с мужем не все так гладко, как я думал вначале. Кажется, это было на следующий день после того, как Адиль беседовал с нами.
Мы подносили Керемхану раствор, и вдруг я поймал на себе взгляд Сарии всегда чувствую, когда она на меня смотрит. Сария насмешливо улыбалась.
– Что это вы веселитесь, Сария-ханум? – спросил я как можно равнодушнее.
– Да просто вспомнила, какое у вас вчера было выражение лица, когда вы разозлились на Адиля. Не идет вам кипятиться. И, между прочим, не из-за чего было.
"Ах вот оно что – ей надо поговорить об Адиле, как-то оправдать его! Значит, я не ошибся. Сария не может быть с ним заодно".
– Понимаете, Сария-ханум, в конце концов дело не в том, кто из нас вчера был прав. Обидно, что ваш муж не уважает людей.
– Почему это вы решили? Разве он проявил к вам неуважение?
– Да не ко мне, Сария-ханум. Ваш супруг принадлежит к людям, которые думают, что рождены для грандиозных дел, а потому только от них, от их деятельности зависит будущее. Остальные же пригодны лишь выполнять распоряжения инженера Джафарзаде. Он может их наказать или милостиво похлопать по плечу, если они старательно выполняют его приказания.
– Но... во всяком случае, начальник – это начальник, рабочий– рабочий...
– Правильно, но у нас любой рабочий чувствует себя ответственным за свое дело и работает с полной отдачей. Потому мы и хотим, чтоб нас не покровительственно хлопали по плечу, а по-настоящему уважали. А такие люди, как ваш Адиль, умеют уважать только "вышестоящих".
Я взглянул на Сарию. От ее насмешливой улыбки не осталось и следа. Смущенная, даже испуганная, смотрела она на меня. Я замолчал...
Сария улыбнулась жалко, растерянно.
– Пойдемте за раствором, – сказала она, – мы задерживаем.
До конца работы Сария больше не задевала меня, ни разу не пошутила. Я стал жалеть о своей резкости – видеть ее грустной было невыносимо.
Потом, через несколько дней, я принес ей цветы, вернее даже не ей, а Адилю.
Вот как это получилось. Я полюбил после работы забираться высоко в горы хотелось побыть одному. Странное, новое для меня чувство – никогда раньше я не искал тишины и уединения.
И вот как-то, спускаясь по склону, я вдруг почувствовал аромат кокликоту и вспомнил, что несколько дней назад Сария искала в лесу эти цветы. "Адиль их очень любит", – сказала она. Солтан объяснил ей, что в лесу эти цветы не растут, а только высоко на скалах.
Я уже протянул руку, чтобы нарвать их... "Собирать цветы для Адиля!.." Потом представил себе, как улыбнется Сария, увидев эти цветы. Я собрал букет. Но Сария не улыбнулась, она удивленно взглянула на меня, потом на цветы, потом снова на меня и поблагодарила.
Мы больше не вспоминали с Сарией кокликоту, но я не жалел, что принес ей тогда букет.
... Все эти дни в больнице я непрерывно думаю о ней. Лежу, молчу, вспоминаю... Когда я понял, что Сария необыкновенная, удивительная девушка? Кажется, с первых дней. Она сначала ничего не умела толком делать и так терпеливо, внимательно выслушивала замечания и советы Керемхана. "Неужели у нее нет самолюбия?" – подумал я, но скоро убедился, что это совсем не так.
Как-то я проходил около их палатки, что, вообще го" воря, старался делать как можно реже. Сария сидела у входа с книгой в руках и делала в ней пометки, Я узнал книгу – это была книга "Конструкции мостов".
Услышав мои шаги, Сария быстро захлопнула учебник и, чтобы я не разглядел названия, прикрыла книжку ладонью.
Я улыбнулся, и Сария поняла, что я все-таки видел.
– Вот, решила вспомнить кое-что, – небрежно сказала она.
Я снова улыбнулся и ничего не ответил.
– Что вы смеетесь? – вдруг рассердилась она.
Какое у нее было сердитое лицо, когда она вскочила, бросила книгу и ушла в палатку... Смешная!.. Как она всякий раз сердилась, когда проигрывала мне в теннис, а потом опять начинала смеяться и шутить! Словно ребенок, веселый, незлопамятный! И она – жена Адиля Джафарзаде! Ведь он, даже завязывая галстук, наверняка думает о том, что он начальник строительства!
Странная, удивительная девушка... И добрая, я убедился в этом. Сколько я грубил ей, когда злился на нее, на ее мужа, на себя!..
Почему она не приходит? Уже двое суток я не видел Сарии!
Она пришла на третий день, принесла фрукты и папиросы. Мне показалось, она побледнела, осунулась.
– Ты что, была больна?
– Я никогда не болею. Почему ты решил?
– Так... Ты не приходила два дня. И бледная... Машина еще здесь?
– Нет, я отдала ее Адилю.
– Ездила в район?
Она покачала головой.
– Адиль сам приехал.
– Он... в Баку?
– Не знаю...
Сария смотрела в сторону, в окно. Мы молчали.
– Как твоя нога, Гариб?
– Ничего. Профессор разрешил ходить с палкой. Но я не хочу. Попробую завтра так.
– Ты почему никогда не позвонишь?
– Разве у Сатаник Айрапетовны есть телефон?
– Есть, я давала его Джавахир-ханум... Когда же ты все-таки думаешь выйти?
– Дня через три. А ты что, очень спешишь на стройку?
Сария отрицательно покачала головой.
– Ты дождешься меня?
Она кивнула.
– Как там наши?
– Не знаю, ничего не пишут.
Она снова замолчала и стала смотреть в окно. Глаза у нее были грустные-грустные.
– Сария, хочешь, я завтра выпишусь!
Она удивленно посмотрела на меня.
– Что это ты вдруг? Тебя же не выпишут. Не надо, Гариб! – попросила она.
Я курил и смотрел на нее не отрываясь, а она сидела задумчивая, усталая, на меня почти не глядела.
... Утром после обхода я, осторожно ступая на больную ногу, дохромал до телефона.
Трубка не успела прогудеть и одного раза,
– Слушаю.
– Ты что, прямо у телефона сидишь?
– Гариб?
Никто никогда так не произносил моего имени. Голос у Сарии был взволнованный и чуть глуховатый. Я в первый раз слышал ее по телефону.
– Как ты, Гариб? Ходишь уже?
– Вот до телефона доскакал. Прыгаю на одной ноге, как подстреленный воробей. Она засмеялась.
– Ну уж на воробья ты совсем не похож!
– Как Сатаник Айрапетовна?
– Хорошо. Передает тебе привет. Спрашивает, что приготовить, когда выйдешь.
– Довгу (До в г а – рисовый суп, приготовленный на кислом молоке) конечно. Но только когда это еще будет!
– Профессор сказал – послезавтра.
– Откуда ты знаешь?
– Я звонила ему. У тебя какой размер ботинок?
– Сорок два. А тебе зачем?
– Еще спрашивает! Видно, забыл, что тебя в одном сапоге привезли?
– Да, действительно... А деньги у тебя есть?
– Есть немного.
– Ну тогда покупай. Только подешевле что-нибудь... Ну, будь здорова, Сария! Привет Сатаник Айрапетовне.
– Почему ты спешишь?
– Да тут целая очередь.
– Ну хорошо, до свидания. Только не ходи много. Береги ногу... Поправляйся скорее, Гариб!
Она положила трубку. Я отошел от телефона и уселся в кресло под большой, разлапистой пальмой. Она так некстати стояла здесь в бочке, на скучном больничном столике. Белые, чистые коридоры, одинаковые светлые двери... Я вдруг почувствовал себя как в тюрьме. Прыгаю на одной ноге, сижу под этой дурацкой пальмой, а ведь я должен быть с Сарией. Должен! Потому что очень нужен ей. Я это сейчас понял.
Я нужен Сарии! Неужели это правда?
Сария вовсе не похожа на тех роковых пери, о которых слагали стихи поэты, но когда я увидел ее однажды на теннисной площадке, стройную, легкую, светлую, всю в лучах заходящего солнца, я почувствовал – мое счастье, моя судьба зависят от этой маленькой женщины.
Я разозлился тогда, послал ей несколько сильных, резких мячей. Она и не попыталась их принять, только укоризненно покачала кудрявой, мальчишеской головой.
Неужели это правда? Неужели она ушла от мужа?!
... Через два дня меня выписали.
И вот мы сидим с Сарией в чужой чистой комнате. Сария смотрит на меня и молчит. Сатаник Айрапетовна готовит на кухне довгу. По моему заказу... На Сарии старенькое платье. Оно ей коротковато, словно она носила его еще девочкой. Я не видел раньше этого платья.
Что у нее с мужем? Ведь как бы я к нему ни относился, Адиль красивый, умный и, наверное, нравится ей...
Она ничего не говорит о нем, а я не спрашиваю.
– Ты что опять брови хмуришь? – Сария вдруг встряхнула головой, словно хотела прогнать надоевшие мысли. – В больнице был такой добрый, просветленный, точно ангел, а тут опять хмуриться начал. Смотри, отправим тебя снова к Джавахир-ханум.
– Нет, не пойдет! – Я засмеялся. – Скажи, Сария, ты сколько заплатила за туфли?
– Двадцать.
– Недорого. Такие шикарные! – Я достал из бумажника деньги и протянул ей.
Сария недовольно посмотрела на меня.
– Ну, зачем же обязательно сейчас? Потом отдашь.
– Ты убери. У меня есть деньги.
Она пожала плечами, сложила бумажки и спрятала в сумочку.
На минуту мне показалось, что Сария моя жена, я принес ей зарплату, и она с озабоченностью прячет ее, чтобы потом распорядиться нашими общими деньгами.
Но Сария не моя жена, она жена Адиля... моего начальника, способного инженера и красивого мужчины. И он очень любит жену, это я знаю. Правда, сейчас что-то произошло между ними, но мало ли что бывает...
– Адиль в Баку?
