Текст книги "Кизиловый мост"
Автор книги: Ильяс Эфендиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Ведь я немалого достиг в свои тридцать лет. Достиг! Что за радость в успехах по службе, в налаженной спокойной жизни, если твоя молодая жена не спит, вздыхает в темноте и с тоской смотрит, как в пятидесяти метрах от нее тоже мается молодой красивый мужчина. Вдруг у той палатки снова загорелся огонек. Сария словно ждала этого. Сейчас же повернулась и села на кровати. Видно было, как в темноте блестели ее глаза. Я вздохнул и сонным голосом, словно только чтої проснулся, спросил:
– Ты не спишь?
– Нет.
– Почему?
– Так, не спится.
– А ты ложись, сосчитай до пятисот – и уснешь.
Я поднялся и вышел из палатки. Неслышно ступая в мягкой траве, направился на огонек. Несколько раз останавливался и переводил дух. Наконец, совсем близко подойдя к палатке строителей, в слабом отблеске горящей папиросы я разглядел Гариба. Бульдозерист сидел недалеко, над самой пропастью. Я обернулся к нашей палатке. Отсюда можно было лишь различить ее очертания, не больше.
"Значит, он тоже не может спать. Ясно, он влюблен в Сарию. Но она? Может, мне только кажется, что ее влечет к этому человеку? Да нет, я же видел, как она смотрела! Только дурак может не понять, что это значит!"
Я снова взглянул на бульдозериста. Он не видел меня. У меня в голове пронеслась шальная мысль: а что, если подняться немного выше и столкнуть один из громадных валунов... Уф! Прочь наваждение! А что потом? Сария не любит меня! Не любит, и с этим ничего невозможно поделать!
Она не лгала, когда сказала: "Я не знаю, что со мной, Адиль". Она еще не знает, что любит этого человека. Что будет, когда она поймет это? И чем я смогу ей помешать?
Вероятно, я бы еще долго стоял и мучился сомнениями, но бульдозерист вдруг поднялся, бросил папиросу и, взглянув на нашу палатку, тяжелыми шагами пошел к себе.
Я вернулся. Сария лежала поверх одеяла, лицом к стене. Она не повернулась, когда я вошел, не произнесла ни слова. Может быть, она плакала... Я молча лег и до утра пролежал без сна.
В воскресенье за завтраком Сария сказала мне:
– Знаешь, Адиль, я сегодня еду в город за учебниками. Мы решили осенью поступать в строительный институт. На заочное.
– Кто это "мы"?
– Я и Солтан. Керемхан хочет в техникум, у него ведь только восьмилетка.
– А Гариб?
– Гариб уже на втором курсе. – Она помолчала и холодноїї взглянувїї наїї меня,її добавила: – По-моему,ї я как-то говорила тебе об этом.
– Возможно, не помню. А зачем тебе на заочный? Осенью вернемся в Баку, поступишь на очный.
– Нет, Адиль, я хочу работать. И потом, мы решили всей бригадой вместе работать и учиться.
– Так... Ну, а если меня после окончания этого строительства направят в другой район?
– Что ж. поедешь, куда тебя назначат, а я буду работать там, где бригада. Впрочем, я думаю, всегда можно договориться, чтобы нас послали на твою стройку.
– И все это совершенно серьезно?
– Конечно, Адиль. А что тебя удивляет?
– Меня удивляет одно: ты как будто забыла, что ты моя жена.
Помолчали.
– Адиль, ты что будешь на завтрак?
– Мне все равно.
– Тогда я разогрею мясо. От ужина осталось.
– Значит, хочешь сегодня поехать в город? – спросил я.
– Да, надо съездить. Нужно купить учебники, тетради– начинаем готовиться к экзаменам. Адиль, я суп поставлю и поеду, а ты только посмотри, чтоб не выкипел, ладно?
– Хорошо.
Она поставила на портативную газовую плитку кастрюлю. Потом переоделась, залила бензин в газик и уехала. Уехала, а я остался у кастрюли. Черт знает что! И ведь сам согласился!
Когда мы жили в Баку и жизнь шла своим чередом, я не представлял себе, что Сария так мне необходима. Я даже не задумывался, люблю ли я ее.
Приходил с работы, умывался, садился ужинать с женой. Вокруг чисто, уютно, стол накрыт шуршащей белой скатертью... Все как полагается. После ужина с газетой ложился на тахту. Мог ли я представить себе тогда, что моя хорошо налаженная, плавно текущая жизнь вдруг помчится бурным потоком и я буду сходить с ума от сознания, что теряю жену...
Теряю... Черт подери, как я мог отпустить ее одну! Она же водит машину как сумасшедшая, может сорваться в пропасть...
Я сидел у палатки, перебирая в голове все опасные места дороги и прикидывая, миновала ли уже их Сария.
Она вернулась через четыре часа, как обещала. Вытащила из машины большую стопку учебников, переоделась и занялась обедом.
– Еле спаслась от Сатаник Айрапетовны, – весело говорила она, быстро и ловко нарезая картофель для супа. – "Вечером, говорит, поедете". Представляешь, вечером? "Как же, говорю, я могу бросить мужа одного на целый день?"
"Интересно, – думал я, рассеянно слушая Сарию.– Ведь она старается выполнять свои элементарные обязанности, чувствует, что запоздала с обедом, спешит, суетится. И в то же время снова заезжала к этой, как ее, маникюрше. И даже не пытается скрыть от меня... Может быть, эта маникюрша и прекрасная женщина, не в том дело. Важно другое, что я, муж, запретил ей, моей жене, знаться с ней. Сария же не желает считаться с моим запрещением, а ведь в семье, как и во всяком коллективе, младшие должны подчиняться старшим. Я муж, я старший. И дело даже не только в том, что муж, – патриархальные времена давно прошли, – просто я старше ее на десять лет, опытнее, умнее, наконец!.. Ведь естественно, что опытный капитан не может отдать руль в руки бесшабашного юнги.
Нет, я чересчур нервничаю последнее время. Что, собственно, происходит? Не хочет жить так, как я считаю нужным, пусть уходит. В конце концов, я не из последних! Могу найти себе жену в десять раз достойнее Сарии. О, если бы для меня существовали другие женщины! В этом мое несчастье! Чтобы освободиться от чар своей собственной жены, я готов сокрушать стальные ворота, рушить крепостные стены, мечом рубить зловещих колдунов! Но я хорошо знаю, что только время поможет победить проклятую власть Сарии надо мной.
Мы обедаем. Я жадно смотрю на нее, а она лениво черпает из тарелки суп и изредка на меня поглядывает. В каждом ее движении столько неосознанной грации! ..
– Еще что-нибудь хочешь?
– Нет, я сыт.
– Ну, тогда ложись отдыхать, а я отнесу ребятам книги.
И она снова уходит. Да, надо что-то решать. Сколько можно так жить: неделю, месяц? Что же делать?!
САРИЯ
Адиль становится все нежнее и предупредительней; он не упускает случая сказать мне ласковое слово, сдедать приятное. И это огорчает меня больше всего. Я с детства не выношу фальши, двуличия, боюсь этого в людях, чувствую себя бессильной перед обманом.
Я часто думаю: зачем в нашей жизни, честной, справедливой в самой своей основе, люди иногда лгут, изворачиваются, ловчат, чтобы достичь каких-то дешевых преимуществ?
Ведь я же чувствую, что Адиль неискренен, – неужели он этого не понимает? Вот подошел, положил руку мне на плечо. А я знаю, что он делает это не потому, что захотелось приласкать меня, а потому, что считает необходимым поступить так.
Начался дождь. Мы похватали со стола вещи и убежали в палатку. Быстро стало темнеть, с гор подул холодный, порывистый ветер. Гроза. Гром то громыхал далеко в лесу, широкими раскатами наполняя ущелье, то тысячью пулеметных очередей разрывался где-то в пропасти. И вода... Сколько воды... Через несколько минут внизу уже бушевал настоящий сель, он разрастался, вбирал в себя потоки вспененных вод, стремительно мчавшихся к нему со всех сторон.
Мне нравятся грозы. Могучая, буйная природа возвышает человека, рождает желание сделать что-нибудь большое, величественное!..
Какими жалкими, бессмысленными показались мне вдруг эта ложь, лицемерие, все, что отравляло последнее время нашу жизнь...
Вдруг в шуме стремительно мчащихся потоков и раскатов грома я услышала два тяжелых удара. Что-то затрещало.
– Как бы не повалило мост... – озабоченно проговорил Адиль.
Дождь все лил. В темноте то появлялся, то пропадал огонек – фонарь в палатке строителей. Мы с Адилем выпили по чашке остывшего кофе с хлебом и улеглись, Я повернулась лицом к выходу, ветер брызгал в лицо холодными капельками дождя. Может быть, поэтому я долго не могла уснуть...
В палатке было сухо, но вокруг – сверху, снизу– струились потоки воды. Я лежала и слушала ее шум. Адиль тоже не спал, он курил и изредка негромко вздыхал. Так мы лежали, молча, слушая шум грозы.
Вдруг раздался страшный грохот.
– Что случилось? – спросила я Адиля, вскакивая с постели. Он тоже встал и выглянул из палатки.
– Кусок скалы оторвался, знаешь, тот, с большим дубом наверху.
– Ой! Наверное, всю дорогу завалило!
– Ничего. Обойдется. Ложись, Сария.
– Спокойной ночи, Адиль,
Когда я открыла глаза, было совсем светло. Адиля в палатке не было. Я быстро оделась и вышла.
Утро было тихое, ясное, как всегда после грозы: небо светло-голубое, прозрачное, листья, трава, цветы, омытые дождем, ослепительны и свежи. Ничто здесь не на* поминало о ночной буре, только поток внизу мчался мутный, стремительный, лохматый от пены... Горы вдали были окутаны густым туманом там, видимо, еще шел дождь, и горные потоки со всех сторон стремились к реке, вода в ней все прибывала.
Кусок скалы, с росшим на ней старым ветвистым дубом, рухнул ночью на дорогу – проехать по ней было теперь невозможно.
Могучий дуб, вчера еще высоким сводом нависавший над дорогой, сейчас лежал в пыли среди обломков скалы, изуродованный, с обломанными, расщепленными ветвями.
А ведь казалось, что он стоит здесь целую вечность и всегда будет стоять над этим ущельем, гордый, несокрушимый..
Адиль и рабочие молча осматривали завал. С ними был еще какой-то незнакомый мне рослый, широкоплечий парень в синей спецовке, – видимо, шофер пятитонки, которая застыла на дороге в нескольких шагах от завала.
Я подошла к ним, поздоровалась,
Парень переминался с ноги на ногу и беспокойно поглядывал на свою машину,
– Начальник, – нерешительно заговорил он наконец, – что делать-то будем? Мне муку надо на ферму доставить. Люди без хлеба сидят!
– Что-нибудь придумаем, – спокойно ответил Адиль и, не оборачиваясь, спросил Гариба: – У вас бульдозер в исправности?
– Не отказывал пока.
– Надо расчистить дорогу.
– Конечно, расчистим.
– А справитесь? Может быть, из района вызвать еще бульдозер?
– Не стоит, – проговорил Гариб, чуть прищурив глаза.
– В таком случае расчищайте! – коротко бросил Адиль и пошел к нашей палатке – ехать в район, пока не расчистят дорогу, он не мог. Наш газик, словно послушный пес, смирно стоял у дороги.
Бульдозер с сердитым урчанием потащил три огромных камня. Вот он подполз к пропасти и столкнул камни вниз. Они раскатисто и гулко загрохотали по ущелью, пока не докатились до воды.
Я снова – в который раз! – вспомнила день нашего приезда, бульдозер у края пропасти, насмешливое лицо Гариба, искоса поглядывавшего на меня.
Сейчас он не улыбался и не смотрел в мою сторону – ему не до меня. Лицо у него было сосредоточенное, серьезное.
Завал уменьшался медленно, и видно было, что бульдозерист работает изо всех сил. Лицо и шея у него побагровели. Он работал молча. Мы тоже молчали, чтобы не мешать ему, хотя из-за шума мотора он все равно не услышал бы наших голосов.
"Странно... – думала я, глядя на напряженное, даже злое лицо Гариба. Ведь тогда, в первый день, он показался мне эдаким бесшабашным, озорным парнем... даже нахалом... А теперь он такой молчаливый, сосредоточенный, слова из него не вытянешь. Ни с кем не разговаривает, кроме Солтана и Керемхана, словно всех остальных презирает... Хотя нет, не всех, – наверное, это только Адиля и меня. Как он старается скрыть свою ненависть к Адилю – даже отворачивается, чтобы тот не видел его лица! Только все равно это чувствуется – в каждом его слове, в каждом движении, в том даже, как он мнет губами папиросу, когда при нем упоминают об Адиле. Что ж, он прав. Прав, что презирает и меня – жену преуспевающего инженера Джафарзаде...
Может, поговорить с ребятами? Ведь они мои товарищи. Поговорить обо всем, даже о моих отношениях с Адилем. Мне будет трудно это сказать, но я скажу, мы и не такие трудные вещи делаем. Только я, наверное, разревусь... Ну и пусть, зато потом всем нам станет легче.,."
Солнце стояло уже высоко и светило прямо в лицо Гарибу – жаркое, беспощадное, какое всегда бывает после грозы.
– А вы не думаете, что Гарибу хочется пить? – спросила я ребят. – Хоть бы стакан воды догадались принести. ..
– Полностью принимаю критику! – вскочил шофер пятитонки.
И он, с неожиданной для его большого грузного тела легкостью прыгая по камням, побежал к своей машине. Через минуту он принес бутылку пива, открыл ее и передал Гарибу. Тот не отрываясь выпил все и швырнул бутылку в кусты.
– Вот так, – удовлетворенно произнес шофер.– Еще?
Гариб отрицательно покачал головой.
Керемхан и Солтан стали ломами разбивать обломки, чтобы бульдозеру легче было их подхватить. Шофер некоторое время вздыхал, беспомощно оглядываясь по сторонам, – у него не было лома, – потом поплевал на руки и, упершись огромными, темными от загара руками в большой круглый камень, стал толкать его к обрыву. Солтан и Керемхан с любопытством наблюдали за ним.
– Что твой бульдозер! – восхищенно заключил Солтан. – Этак мы за полчаса управимся.
Но прошел час, другой, солнце уже стало спускаться к закату, а работа еще не была окончена. Шофер уже несколько раз лазил в машину за пивом. Наконец достал одну бутылку, смущенно развел руками: "Все! Пиво кончилось, ларек закрыт!"
– Эй, парень! – крикнул он, подойдя к бульдозеру поближе. – Слезай давай, отдохни. Я в этой штуке разбираюсь, – он показал на рукоятки.
Гариб отрицательно покачал головой.
– Рекорд решил поставить? Ну и черт с тобой, ворочай! – махнул шофер рукой.
Гариб не оставлял бульдозера. Пот тек с него ручьями, глаза покраснели, волосы слиплись...
Только к шести часам вечера дорога была расчищена, Шофер влез в кабину, помахал нам рукой и умчался.
– Ты вот что, накройся давай, потный весь, – грубовато сказал Керемхан и набросил Гарибу на плечи свою спецовку. – Простудишься!
– Ну, Адиль, расчистили, – входя в палатку, сказала я мужу. – Какая я вся грязная... Пыль там... Гариб работал как зверь!
– Особенно восхищаться тут нечем. Расчистить дорогу – его прямая обязанность.
– Может быть, и обязанность, но ты великолепно знаешь, что он за десять часов сделал то, на что понадобилось бы четыре дня!
Адиль пожал плечами:
– Я предлагал вызватьїї ещеїї бульдозер...її Выпиши ему трехдневную выработку, если считаешь нужным. Я так посмотрела на Адиля, что он замолчал.
– Будет возможность, – сказал он все же, – в конце месяца постараюсь оформить ему премию – получит три-четыре сотни...
– Да не в сотнях дело, неужели ты не понимаешь?! Не интересуют они его!
– А что же его еще интересует здесь, в горах, если не высокие заработки? ехидно спросил Адиль.
– Хорошо! Значит, мы с тобой тоже за высокими заработками сюда приехали?
– Не знаю, как ты, а я хожу по земле. Для меня пока что существует материальная заинтересованность. Не при коммунизме живем.
Спорить с ним я не стала.
К ночи погода снова испортилась. Полил дождь. Я несколько раз просыпалась и слушала, как тяжелые струи воды хлещут по натянутому брезенту.
Как только рассвело, я поднялась и выглянула из палатки. Моросило, утро было серое, тусклое. Я оделась и, набросив на голову плащ, побежала к стройплощадке.
Огромный валун, принесенный неведомо откуда селем, лежал у самого отверстия трубы и загораживал дорогу воде. Не находя выхода, она рвалась вверх, грозя размыть еще не оконченную кладку. Ребята стояли по пояс в бушующем потоке и ломами пытались сдвинуть валун в сторону.
Сбросив плащ на землю, я схватила лом и тоже вошла в холодную, бурлящую воду. Поток чуть не опрокинул меня. Солтан протянул мне руку, я ухватилась и встала рядом с ним.
– Раз-два, взяли! Еще раз! – командовал Керемхан.
Мы никак не могли приноровиться друг к другу, толкались, ломы скользили по камню. Дождь усилился, и сейчас в двух шагах ничего не было видно.
– Еще взяли! Еще раз!
Наконец засунули под камень острия ломов и единым усилием перевернули валун. Вода с ревом устремилась в трубу. Мы цепочкой, держась за руки, пошли к берегу.
Когда я уже вылезала из воды, большой камень, с грохотом оторвавшись от скалы, пролетел прямо над моей головой. Сзади раздался сдавленный крик.
– Ты что, Гариб? – Солтан отпустил мою руку и быстро, насколько позволяло течение, пошел к бульдозеристу. Тот стоял, прислонившись к стене моста, подняв правую ногу. Лицо у него было искажено от боли. – Что с тобой? – снова спросил Солтан.
– Камнем задело, – сквозь зубы проговорил Гариб, отворачиваясь.
Керемхан и Солтан с трудом вытащили Гариба из воды и понесли в палатку.
– Не трогайте его пока! – крикнула я Керемхану.– Я за аптечкой!
Ничего не сказав Адилю, я открыла чемодан, схватила аптечку и бросилась обратно. Муж ни о чем не спросил.
Мы разрезали штанину и сапог. Кровь текла быстрой и тонкой струйкой. Когда я накладывала на рану смоченную йодом марлю, под руками у меня что-то хруст нуло,
Гариб молчал, глаза у него были закрыты. Только когда ребята подняли его ногу, чтобы я могла забинтовать, он заскрипел зубами.
– Так. Картина ясная, – мрачно сказал Солтан. – Очень больно?
– Больно, – коротко ответил Гариб.
Солтан достал из-под кровати бутылку коньяку:
– Прежде всего вот это лекарство. На фронте раненым всегда спирт давали.
Я недоверчиво посмотрела на него, но промолчала – я никогда не была на фронте.
– Снимите с него мокрую одежду, – сказала я, – и оденьте его потеплее. Я пойду заводить машину – надо срочно везти в больницу.
Солтан вышел вслед за мной.їїїїїїїїїїїїїїїїїї
– Может, не надо, Сария-ханум? -спросил он неуверенно. – Как-нибудь сами, а?
– Надо, Солтан. Я читала, что при открытых переломах обязательно нужно в больницу1 иначе будет заражение крови.
Солтан вздохнул, посмотрел на меня страдальчески и, махнув рукой, скрылся в палатке.
– Адиль, – сказала мужу, – Гариб сломал ногу, придется отвезти в больницу. Ты ведь едешь в район?
– Еду. Но не хочешь же ты сказать, что я должен везти его. Приеду, скажу, чтобы за ним прислали машину из больницы.
– Пока ты все это сделаешь, у него начнется заражение крови.
– Но не могу же я...
– Если ты не можешь, я могу! Отвезу сама,
– Сама?..
Адиль был явно растерян, но возражать не решался, – видимо, почувствовал, что положение серьезное.
Я быстро поставила ему на стол завтрак, переоделась и, лавируя между деревьями, подвела газик к палатке.
Солтан с Керемханом вынесли Гариба и устроили его на заднем сиденье. Я села за руль.
– Ты сама поедешь?-удивленно спросил Солтан.– Я думал, начальник... Да тебе же с ним не справиться, мы вдвоем еле дотащили! Давайте тогда и я с вами.
– Ты думаешь, что говоришь, Солтан? Разве можно сейчас бросать мост? – Я показала на затянутое облаками небо. – Справлюсь. Я сильная.
Подошел Адиль. Он сделал было движение сесть за руль, но я молча покачала головой, и он так же молча сел рядом.
Я старалась вести машину как можно осторожнее, но дорога была из рук вон плохая, и я несколько раз слышала глухие стоны Гариба. Дождь не прекращался. Он заливал переднее стекло, и я почти ничего не видела. До райцентра ехали два часа.
У райисполкома Адиль вышел.
– Отправишь его в больницу и поставь, пожалуйста, машину сюда. Она мне понадобится. – Только это он и сказал за всю дорогу.
Я ничего не ответила, только посмотрела ему вслед, затем спросила у проходившей мимо женщины, как проехать к больнице...
...Главный врач районной больницы, похожий в своей белой шапочке на студента мединститута, вышел ко мне, наверное, через полчаса после того, как санитары унесли на носилках Гариба.
– Мы произвели первичную обработку раны, – сказал он, стараясь, видимо, казаться как можно солиднее. – Но перелом очень тяжелый. – Он прибавил какое-то латинское название. – Нужно оперировать.
– Кто же будет оперировать?
– Я – главный хирург больницы. Я с недоверием уставилась на главного хирурга. Студент, самый настоящий студент!
– Может быть, вызвать профессора из Баку?
– Не вижу необходимости. – В голосе главного хирурга послышалась обида. И потом, погода... вы же видите.
– Вижу. Вы уверены, что операция необходима?
– Совершенно уверен. Что еще вас интересует? – Он терял терпение.
– Больше ничего.
– Больной ваш родственник?
– Нет. Да... родственник! Врач улыбнулся.
"Дура! – мысленно выругала я себя. – Надо было сказать – муж. Тогда он не стал бы ухмыляться!"
– А вы не волнуйтесь так, – успокоил меня врач.– Прооперируем вашего... родственника, все будет в порядке.
– Когда операция?
– Завтра утром. В девять часов.
– Почему не сегодня?! – воскликнула я.
– Сегодня невозможно. – Он покачал головой и с достоинством добавил: Сегодня у меня две операции... Сестра! Больного в предоперационную палату! коротко приказал он, давая понять, что разговор закончен.
Я сидела в приемной и не знала, что делать. Вышла дежурная сестра и сказала, что я могу пройти к больному.
– Вам что-нибудь хочется, Гариб? – спросила я, садясь на белый табурет около кровати.
– Нет, ничего... Сестра, дайте воды.
– Воду вам нельзя, – строго сказала сестра. – Я сейчас принесу чаю.
Она принесла стакан чаю и стала поить Гариба. Держать стакан он уже не мог.
Стали измерять температуру. Я в нетерпении ерзала на табурете. Сестра взяла у Гариба градусник, взглянула на него и протянула мне. Я чуть не вскрикнула: "Сорок!"
– Вы устали, Сария-ханум, – облизывая пересохшие губы, с трудом проговорил Гариб, – Поезжайте домой.
– Я сегодня не поеду.
– Почему?
– У меня дела. Дня два придется пробыть здесь. Утром приду к вам. До свидания, Гариб.
В коридоре я встретила хирурга.
– У него сорок!
– Ну и что же? Это естественно при открытом переломе. Сейчас ему сделают укол.
– Спасибо, доктор.
Я попрощалась с врачом, поехала в управление к Адилю и коротко рассказала ему обо всем.
– Вот так обстоит дело. Домой я сегодня не поеду. Невозможно бросить его здесь одного.
– Разве в больнице нет людей?
– В больнице есть люди, Адиль, – сказала я, отчетливо выговаривая каждое слово и стараясь быть спокойной, – но я не уеду, пока не узнаю, как прошла операция,
Он глубоко вздохнул и покачал головой.
– И где же ты будешь ночевать?
– У меня здесь есть знакомая, я тебе говорила.
– Маникюрша?
– Да, маникюрша. Переночую у нее или в гостинице. Ты поезжай, не волнуйся.
Я думала, он предложит мне ехать сейчас вместе домой, а рано утром вернуться, но он промолчал.
– Счастливо, Адиль. Поужинай здесь перед отъездом, а то у нас там ничего нет сегодня.
– Хорошо. До свидания.
У Сатаник Айрапетовны было, как всегда, чисто и уютно. Поздоровавшись с хозяйкой, я села на диван, закрыла глаза и почувствовала, что очень устала.
Отзывчивая и всегда бурно на все реагирующая Сатаник Айрапетовна, не переставая хлопотать у стола, немедленно начала успокаивать меня:
– Ты зря волнуешься, Сария. Это очень хороший врач, не смотри, что молодой. Он такие операции делает!
– Не знаю, Сатаник Айрапетовна. Неспокойно как-то на душе. Надо позвонить в больницу.
К телефону подошла дежурная сестра, та, что принимала Гариба, – я узнала ее по голосу.
– Скажите, как чувствует себя Гариб Велиев?
– Жалоб нет. Лежит, дремлет.
– Благодарю вас. – Я положила трубку.
Сатаник Айрапетовна уложила меня на своей кровати. Я не сопротивлялась – у меня не было сил.
Во сне и видела Гариба – на своем бульдозере он прорывался сквозь бушующий поток.
Утром мы вместе с Сатаник Айрапетовной пошли в больницу. Знакомая сестра еще не сдала дежурства. Лицо у нее было усталое, под глазами тени.
– Можно видеть главного хирурга?
– Он на консилиуме. Как раз относительно вашего родственника.
– А разве ему стало хуже? – Я схватила сестру за руку.
– Не... знаю, – неопределенно ответила та,
– Пойдемте к главному врачу, я с ним знакома,– заявила Сатаник Айрапетовна,
– Не надо, я сама.
В кабинете главного врача сидело несколько людей в белых халатах, видимо, это и был консилиум.
Когда я открыла дверь, все замолчали. Главный хирург поднялся мне навстречу:
– Хорошо, что вы пришли. Понимаете – возникла необходимость ампутировать стопу,
– Ампутировать?! Почему?
– Кажется, началась гангрена. И ампутировать незамедлительно, через несколько часов придется отрезать ногу до колена.
– И он дал согласие?
– Не дал, – ответил один из врачей. – Но сейчас нельзя считаться с ним-у больного затемнено сознание.
– У меня сознание не затемнено, но я тоже не согласна на ампутацию! Резать ногу я не дам! Я повезу его в Баку!
Врачи молчали.
– Когда вы хотите ехать? – спросил наконец главный врач.
– Сейчас!
– На чем?
– На машине "ГАЗ-69".
– Я бы не советовал рисковать, – мягко сказал он, подходя ко мне. – Но... но, уж если вы решили везти его, не теряйте ни минуты.
– Мне можно к больному?
– Да, Сестра, проводите гражданку в палату. Еще раз повторяю:її подумайте,її положениеї серьезное.її Если опоздать с ампутацией...
– Пойдемте, сестра! – Я выбежала из кабинета.
Лицо у Гариба было очень красное и потное – почти такое же, как тогда, когда он расчищал завал; глаза закрыты.
Услышав мой голос, он открыл глаза и слабо улыбнулся:
– Знаете, Сария-ханум, а мне тут ногу собираются отрезать.
– Я слышала. Мы сейчас поедем в Баку. Там опытные врачи, профессора...
– В Баку? – тихо спросил Гариб. – Далеко... Он вдруг стиснул зубы и несколько секунд молчал. Наверное, это очень больно – сломать ногу.
– Но как же мы поедем? – Он говорил с трудом. – Пусть тогда кто-нибудь из ребят... Или мать вызвать... Тут недалеко... Можно телеграмму послать...
– Это все ерунда. Некогда, Гариб! Вы поедете со мной. Не беспокойтесь довезу в целости и сохранности.
Он снова улыбнулся и взглянул на меня большими, блестящими от жара глазами, потом снова закрыл их. Мне показалось, что он хотел еще что-то сказать, но у него не хватило сил.
– Я сейчас вернусь, Гариб. Вас пока оденут.
Я побежала к мужу в управление – нужно было еще выпросить у него машину. Секретарша сказала, что Адиль уехал на объекты и будет только вечером.
Что делать?
– Он на своей машине поехал? – спросила я девушку.
– Нет, на райисполкомовской "Волге". Я бросилась в гараж.
– Мне нужно на несколько часов машину, – заявила я сторожу. – Скажите Адилю, что я взяла.
Он было замялся, но, не решившись возражать, молча распахнул ворота гаража.
Сатаник Айрапетовна ждала меня у больницы.
– Я тоже поеду, – сказала она, беря меня за руку, – Разве тебе довезти одной? До Баку четыреста километров!
– Да как же вы поедете? А работа?
– Уже договорилась, отпустили. А вот это нам на дорогу. – Она показала на корзину с продуктами – из нее торчал розовый термос. – Тут чай -ї ему нужно покрепче, яйца, масло, сыр, в общем, хватит. – И Сатаник Айрапетовна поставила корзину под переднее сиденье.
В это время вынесли Гариба. Сатаник Айрапетовна, отстранив сестру и санитаров, сама принялась устраивать его в машине.
Гариб дремал, полулежа на заднем сиденье. Сатаник Айрапетовна довольно удобно устроила его. Сломанная нога, затянутая в лубки, была высоко поднята. Сама она примостилась внизу, рядом с сиденьем, что, принимая во внимание ее полноту, было не так-то просто.
Из первого же почтового отделения я дала Адилю телеграмму: "Гариба гангрена, районе предлагают ампутировать ногу. Решила везти Баку. Связи твоим отсутствием машину пришлось взять без разрешения. Извини.
Сария".
Горы были уже позади, ехали по равнине. Спидометр показывал восемьдесят, но я прибавила газу. Солнце жгло немилосердно, к тому же пришлось закрыть окна – встречные машины то и дело обдавали нас облаками пыли. Все это было ужасно для Гариба.
Несколько раз мы останавливались на две-три минуты: закипала вода в радиаторе. На каждой остановке Сатаник Айрапетовна поила Гариба чаем – он все время хотел пить – и заставляла его съесть яблоко. Гариб не сопротивлялся, нехотя, вяло жевал.
Когда же мы наконец приедем?! Будь проклята эта бесконечная равнина с ее жарой и пылью, ведь у него гангрена!
А Гариб все лежал молча, закрыв глаза.
Около Акдаша есть чайхана – небольшой чистенький домик в тени трехсотлетней чинары. Я очень любила останавливаться здесь, когда мы с Адилем совершали дальние автомобильные прогулки. Как давно это было!
Поставив машину в тени, я пошла к колодцу, намочила полотенце и обтерла Гарибу лицо – оно было все в пыли. Потом мы дали ему чаю, сами выпили по стакану и снова тронулись в путь.
И тут я сообразила – ведь Гариб пил очень много, ему, наверное, нужно... Как быть? Я затормозила и, перегнувшись назад, наклонилась к нему. Не зная, как сказать, я сначала взяла его руку, будто чтобы послушать пульс, потом шутливо сказала:
– Гариб, мы вас все поим, поим, а...
– Нет! – с неожиданной силой резко произнес он и отвернулся.
– Ты сиди, крути свой руль, а мы тут и без тебя управимся. Я – сиделка. Сатаник Айрапетовна сердито оттолкнула меня и прошептала мне на ухо: Стесняется он тебя, неужели не понимаешь, глупая...
– Плохо ему так, голова мотается, – сокрушенно сказала я. – Может, вы сядете рядом и голову его на колени к себе положите?
– Это ты правильно, только больно толста я – места займу много. Попробую.
Мы снова отправились в путь. Наконец вдали засверкала Аксу.
– Скоро уже, Гарибджан, потерпи немножко. Сейчас через Аксу переправимся, а там – рядом.
Он на секунду открыл глаза, взглянул на меня и утвердительно качнул головой.
Первый раз в жизни я назвала его ласково – Гарибджан и даже не сразу заметила это...
Мы подъехали к броду. Только я осторожно ввела машину в реку, хлынул ливень. Я сразу перестала видеть, что происходит снаружи. Перед стеклами была сплошная серая пелена.
Мы медленно двигались в бушующем потоке – веселая, прозрачная Аксу превратилась в бурную горную реку. Я знала, что, если откажет мотор, машину снесет в сторону, перевернет потоком... Бедный газик, словно верный добрый конь, самоотверженно рвался навстречу стихии, дрожал от напряжения, но не останавливался. Только бы не заглох мотор...
Я обернулась – Гариб, приподнявшись на локте, напряженно смотрел вперед. Сатаник Айрапетовна попыталась его уложить, но он отвел ее руку...
Машину тащило в самую быстрину.
– Держи правее! – крикнул Гариб.
Я выровняла машину, прибавила скорость и, обернувшись, кивнула Гарибу. Он опустил голову на подушечку, лежавшую на коленях у Сатаник Айрапетовны, и закрыл глаза.
Как только мы выбрались из реки, дождь сейчас же кончился. Словно нарочно!
Я взглянула на часы. Боже, уже пять часов в пути! Полчаса ушло на переправу. Бедный Гариб!
Проехали Шемерху. Ещеїї стоїї километров.її Яї снова дала газу – на спидометре девяносто пять километров. Если бы видел Адиль!... Интересно, я совсем не чувствовала усталости. Только руки на руле словно одеревенели. К Баку мы подъехали в четвертом часу, нужно было еще добраться до больницы нефтяников. Это лучшая больница в городе, и, кроме того, я хорошо знала главного врача Гасана Мамедовича Мамедова. Отец у него был шофером, когда он, молодой тогда врач, работал на "Скорой помощи". Лишь бы найти его побыстрее!
