Текст книги "Кизиловый мост"
Автор книги: Ильяс Эфендиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Очень вам благодарен.
– Не стоит!
Гариб постепенно развеселился. Я заметила, что сегодня он явно старался проиграть, словно чувствовал себя виноватым: бил неточно, давал легкие подачи, пропускал мячи.
– Вы совершенно напрасно щадите меня, – сказала я как можно небрежнее. Можете быть уверены, что я не нуждаюсь в поблажке. Играйте всерьез или давайте бросим.
– Хорошо, – ответил он. – Будем играть всерьез.
Через несколько минут я уже металась по корту, не успевая отбивать мячи.
Когда мы кончили с привычным уже для меня результатом, я накинула куртку и села на траву рядом с Солтаном и Керемханом.
– Сария-ханум, – обратился ко мне Солтан, – ты не сердись на Гариба.
– И не думаю, – сказала я, покусывая травинку.
– Правда, не сердись. Ведь он почему так взъерепенился – мост этот нам сейчас дороже всего. А нравится наша работа начальству или не нравится, это дело десятое. Ну и обидно, конечно, когда твой супруг не понимает, что не за его "спасибо" мы здесь вкалываем.
Керемхан молчал, о чем-то размышляя. Гариб сидел, уставившись в землю. А на Солтана нашло: он все говорил и говорил. Торжественно, с глубокой убежденностью!
– Мы работаем для людей! Хотим как можно скорее построить мост, чтобы легче было добираться к фермам. Только об этом мы думаем. И наш прежний начальник тоже думал о людях, а не о том, чтобы министру понравиться! Это все показуха. Последний человек тот, кто работает напоказ. А вообще – да здравствуют строители!– неожиданно кончил он, словно желая шуткой замаскировать необычную свою торжественность.
Некоторое время все молчали.
– Завтра выходной, домой пойдете, к своим? – спросила я Солтана.
– Нет. На завтра у нас грандиозные планы – на охоту собираемся.
– На охоту?! – воскликнула я. – А мне можно с вами?
– Не пойдет, Сария-ханум. Не дамское это занятие – мы ведь на медведя идем.
– Ну и что же? И я пойду на медведя!
– А не боишься?
– Вот еще!
– Ну что с тобой делать! Ладно, иди ложись спать. Пойдем на рассвете.
– Возьмете?! – обрадованно воскликнула я. – Тогда спокойной ночи!
Адиль сидел над бумагами. Я разобрала постель, положила Адилю на ужин несколько кусков мяса и поставила миску с катыком.
Переоделась. Делать было нечего, ложиться спать рано. Я вынесла из палатки табуретку и села в стороне, чтобы не мешать Адилю. Темнело. Фонарь, висевший у входа в палатку, освещал лицо Адиля и бумаги, лежащие перед ним.
Я смотрела на мужа, и мне было скучно. Каждый раз когда Адиль садится за отчет, у меня от зевоты сводит скулы. Начинает казаться, что он уже тысячу лет сидит над этими бумагами и никогда не кончит... Я закинула руки за голову и, зевнув, с хрустом потянулась. Потом вздохнула... Адиль положил карандаш и внимательно посмотрел на меня, стараясь в темноте разглядеть выражение моего лица.
– Ты что вздыхаешь? – спросил он. – Вообще, что происходит с тобой, Сария?
Я пожала плечами. Адиль снова склонился над бумагами.
"А в самом деле, что происходит? – подумала я. – Ничего особенного, просто спать хочу".
Но спать я не пошла, сидела тихо, стараясь не отвлекать Адиля. Мысли мои словно растворились во мраке. Далекие огоньки, мерцавшие по ту сторону ущелья, казались в этой непроглядной тьме бортовыми огнями судов в безлунную осеннюю ночь. Сразу вспомнился Баку, отец, сестренки... Дул прохладный ветерок. Пахли ночные цветы. Тихо... Вдруг где-то высоко в горах сорвался большой камень и с грохотом покатился по склону. Через несколько секунд в глубине ущелья раздался глухой шум – камень достиг дна.
– Адиль, – вспомнила я и сразу оживилась, – мы завтра на охоту идем! На медведя!
Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня.
– На охоту? Ну что ж, идите. Я слышал, охота на медведя очень интересна.
– А ты не хочешь пойти?
– Нет, у меня срочная работа.
Странная вещь! Спокойствие мужа разозлило меня. Я ведь побаивалась, что он рассердится, даже не сразу решилась сказать. Да, странные мы, люди. И не поймешь, что нам нужно...
Я вошла в палатку, разделась и стала рассматривать себя в маленьком зеркале. Мне часто говорили, что я красива, но это как-то мало меня интересовало. Сейчас я с каким-то злым удовлетворением разглядывала свое лицо, шею, волосы. Красива... Ну и что?
Я легла. Но сон не шел ко мне. Чувствовала, что полна сил, что существо мое слито с этой темной ночью, благоухающей, полной таинственной жизни. Как я могу спать, когда вокруг все живет!
Я долго ворочалась на своей раскладушке. Все мои приподнятые мысли уже давно улетучились, а заснуть я так и не могла – тюфяк, казалось, был набит колючками.
Адиль кончил работать, погасил, фонарь и стал раздеваться. В палатке было темно. Я слышала, как скрипит раскладушка под тяжестью его тела, и уже не чувствовала себя ни молодой, ни сильной... Наоборот, теперь мне казалось, что я одинока, затеряна в этой бесконечной ночи... Потом стала думать о завтрашней охоте и заснула.
Едва начало светать, я тихонько поднялась и побежала к речке.
Когда я вернулась, Адиль уже проснулся. Он лежал, заложив руки за голову, и смотрел на виднеющийся вдали темный лес. Я причесалась, надела куртку и стала укладывать в чемоданчик еду на всех: хлеб, сыр, котлеты.
– Будь здоров, Адиль, – сказала я, наклонившись к нему. – Не скучай. Какао в термосе, котлеты я поджарила. А может быть, все-таки соберешься с нами?
Он покачал головой.
– Возьми и термос. Я обойдусь без какао.
– Зачем? Не надо. До свидания, Адиль.
– До свидания.
Мне вдруг стало жалко его, особенно когда он предложил взять термос. Я даже чуть не заплакала. Вышла из палатки и остановилась: "Может быть, не идти?"
Но ребята уже ждали у своей палатки. Увидев меня, Керемхан замахал рукой: "Пошли!"
– У-у! – разочарованноїїї протянулаїїї я,їїї подойдяїїї к ним. – У вас у всех ружья, а я как же? Керемхан засмеялся.
– Тоже мне, охотник! Ну ничего, я тебе свое дам, если медведя увидим. А если оправдаешь доверие – не струсишь, к следующему разу двустволку тебе купим. Пошли!
Сначала мы шли тропой, той узкой тропой, которая ведет к высокогорным фермам и которую вскоре заменит наша шоссейная дорога. Потом свернули на запад и пошли лесом. Я первый раз была в таком лесу: мощные стволы столетних каштанов, огромные обломки скал, густо поросшие мхом. Сумрачно, страшновато. В густой, по колено траве, кое-где виднелись голубые и красные тюльпаны; в полумраке леса они, казалось, дремали. Птиц еще не слышно. Кажется, здесь никогда не ступала нога человека.
Мы шли гуськом по узенькой, едва заметной в густой траве тропке: впереди Керемхан и Солтан, за ними я, последний – Гариб.
Когда мы вышли на открытый, усеянный тюльпанами склон, солнце уже взошло и воздух наполнился ароматом, чуть-чуть напоминающим запах лимона. Тропинка вела наверх, к перевалу. Мы не пошли по ней, а свернули направо и через несколько минут опять очутились и лесу. Здесь тропинка терялась.
– Мы не заблудимся? – спросила я Солтана.
– Ну зачем же! А ты, между прочим, не устала? – не оборачиваясь, спросил он.
– Почему это я должна устать? Ты же не устал.
– У сестрицы Сарии львиное сердце! – засмеялся Керемхан.– Разве она признается!
– Ладно уж! Чем смеяться, лучше бы свое обещание выполнил. Давай ружье!
– До медведей еще далеко. А ружье тяжелое – устанешь.
– Не устану – давай!
– На, если тебе так хочется лишние три кило тащить. Стрелять-то умеешь?
– Стрелять? Оно заряжено? – спросила я, осторожно принимая ружье из рук Керемхана.
– А ты как думала! Смотри зря не пали. Солтан даст знак.
– Понятно.
– Ну вы, охотники! – прикрикнул на нас Солтан. – Нельзя шуметь – ведь в лесу. Рядом зверь может оказаться.
Значит, мы уже на охоте! В настоящем лесу! Но мне совсем не страшно. Наоборот, я чувствовала себя смелой, ловкой и была уверена, что мне ничего не стоит уложить на месте любого медведя. Пусть только попадется! Я никогда еще не встречалась с настоящей опасностью, – оказывается, это удивительно приятное ощущение!
Почему Гариб все время молчит? Неужели в такое утро у человека может быть плохое настроение? Я обернулась к нему:
– А ваше ружье заряжено?
Он удивленно взглянул на меня: "Кто же ходит на охоту с незаряженным ружьем?" – и утвердительно кивнул головой. У меня загорелись щеки.
– Чем пять раз головой мотать, лучше бы один раз языком пошевелили! злясь на себя, бросила я Гарибу.
Это было не очень смешно, скорее грубо, но Гариб улыбнулся. Керемхан прыснул, плечи у него затряслись.
– Тише вы! – шикнул на нас Солтан. – Что за болтовня на охоте!
Послышался громкий шум, словно кто-то продирался сквозь чащу, ломая сухие ветки. Гариб отстранил меня, быстро прошел вперед и стал рядом с Солтаном. Все остановились, прислушиваясь. И снова все затихло.
Держа наготове ружья, мы осторожно пошли в том направлении, откуда слышался шум. Керемхан вынул из-за пояса большой охотничий нож.
– Видишь? – шепнул Солтан, показывая на землю. Ничего особенного я не видела.
– Что там? – шепотом спросила я Керемхана.
– Трава примята, – значит, прошел кто-то.
Я нагнулась: действительно, в нескольких местах трава была чуть заметно примята.
Мы осторожно шли по лесу, поднимаясь все выше, – впереди Солтан и Гариб, за ними я и Керемхан. При малейшем шорохе ребята замирали на месте и внимательно прислушивались, зорко оглядываясь по сторонам.
Мы двигались на запад. Начался крутой подъем. Подниматься по каменистому склону. было нелегко, приходилось цепляться за ветви, за выступы скал. Все молчали, слышалось только тяжелое дыхание.
Наконец подъем кончился, мы вошли в заросли кара-гата. Я сейчас же вспомнила, что медведи очень любят груши и ягоды карагата: в бабушкиных сказках они всегда лакомились ими.
Я шла, раздумывая, можно ли верить сказкам, как вдруг совершенно неожиданно увидела медведя. "Будто в кино!" – мелькнула мысль. Большой мохнатый медведь, поднявшись на задние лапы, смотрел на нас маленькими черными глазками. Смотрел совсем не враждебно, – казалось, он даже рад встрече. Поэтому, когда Солтан и Гариб выстрелили, я не сразу поняла, зачем они это сделали.
Едва дым рассеялся, я увидела, что медведь медленно поднимается с земли. Только тут я вспомнила, что держу в руках заряженное ружье. "Нужно стрелять!" – мелькнуло у меня в голове. И тут Гариб бросился к раненому зверю.
– Стой! – закричал Солтан, но разъяренный медведь уже обхватил Гариба лапами.
Ничего не соображая, я отшвырнула ружье и с диким, воплем бросилась к ним. Медведь, злобно рыча, старался повалить Гариба, а тот, схватив зверя за нижнюю челюсть, не давал ему открыть пасть. Через секунду медведь выпустил Гариба и с тяжелым хрипом повалился на бок нож Керемхана глубоко вошел ему в спину между лопаток.
Гариб отряхнулся, носовым платком стал вытирать кровь с лица. Солтан и Керемхан внимательно осмотрели его шею, руки, грудь.
– Пустяки! – заключил Солтан. – Царапины, до свадьбы заживут.
Керемхан взглянул на меня и засмеялся. Я вымученно улыбнулась, потом закрыла лицо руками и расплакалась.
– Это как же так? – удивился Солтан. – Такая храбрая женщина – и плачет!... А ведь правду сказал Керемхан, что у Сарии-ханум львиное сердце, медведя не побоялась!
Я вытирала слезы и старалась не смотреть на Гариба. Только теперь я опомнилась и поняла, как нелепо вела себя: бросила ружье, подбежала к раненому зверю! И все это с диким визгом, как сумасшедшая!
Керемхан сжег кусочек платка и присыпал пеплом кровоточащие ссадины на лице и руках Гариба. Пепел не хуже йода дезинфицирует раны, это я тоже знала из бабушкиных рассказов.
Я посмотрела на лежащего в траве медведя и вздохнула. Мне все-таки не верилось, что этот добродушный мохнатый зверь мог бы причинить нам вред,– он так дружелюбно смотрел на нас... А мы его убили...
Ребята стали совещаться, как быть с медвежьей тушей. Наконец решили, что Гариб пойдет к знакомым пчеловодам– они живут неподалеку – и приведет лошадь.
Гариб перезарядил ружье и ушел.
Солтан и Керемхан начали свежевать медведя. Я с интересом наблюдала за их ловкими, быстрыми движениями. Подумать только, а я и не знала, что они к тому же еще и настоящие охотники!
Ребята все время шутили, старались развеселить меня. Но я все еще злилась на себя и потому отмалчивалась.
"А что, если Гарибу другой медведь встретится?" – вдруг пришло мне в голову, и я не удержалась, чтобы не спросить об этом вслух.
– Разберутся как-нибудь, – усмехнулся Солтан. – Ружье у него заряжено. Он быстро, но внимательно посмотрел на меня и стал объяснять: – Медведь обычно не нападает на человека, уж если только какой-нибудь исключительный случай. Да и вообще они теперь редко попадаются. Мы вот десятый раз ходим на охоту и впервые встретили. Тебе просто повезло, Сария-ханум!
Мы расположились под высоким ветвистым орехом, Помня свои обязанности хозяйки, я достала из чемоданчика салфетку и расстелила на траве. Вскоре на ней появились все наши припасы: котлеты, рыбные и мясные консервы, сыр.
– Вот что, друзья, – заявил Солтан, – аппетит у меня сейчас такой, что, кажется, медведя сырым съем, и у вас, наверно, не хуже. Поэтому предлагаю на всякий случай отложить долю Гариба.
– Как раз об этом подумала, – сказала я, укладывая остатки обратно в чемоданчик.
Пообедали мы прямо-таки на славу, потом, сытые и умиротворенные, разлеглись на траве.
– Интересно, сколько же здесь мяса? – спросила я, кивнув на спрятанную под ветвями медвежатину.
– Килограммов семьдесят, пожалуй, – ответил Сол-тан.
– И куда ж вы его денете?
– Продать можно. Ведь медвежье мясо здесь считается целебным. А шкуру подарим тебе, если разрешишь.
– Зачем она мне? – рассмеялась я. – Я не Меджнун, чтобы ходить в звериной шкуре.
– Ну зачем же обязательно ходить? Перед кроватью расстелешь – зимой знаешь как приятно! Подарок будет, память о Кизиловом мосте.
– Я не люблю подарков.
– Не любишь подарков, возьми как добычу, ты ведь тоже участвовала в охоте.
– Ну, добыча – другое дело, – засмеялась я.– А что это там? – Я показала на пещеру внизу, среди зарослей. – Берлога?
– Где? – Солтан приподнялся. – Вот это? Пожалуй, берлога.
Я вскочила.
– Пошли посмотрим?
– Пошли.
Солтан зарядил ружье. Керемхан нехотя поднялся и тоже стал заряжать.
– Вы так готовитесь, словно там медведи сидят.
– Осторожность не мешает, – отозвался Солтан.– Этого мы ведь тоже не очень-то ждали, – он кивнул на распластанную на земле шкуру.
Мне стало страшно: вдруг там и правда медведи? Больше мне что-то не хотелось с ними встречаться. Выскочат из пещеры огромные лохматые чудовища и разорвут нас на части. А Гариб придет и найдет только наши растерзанные тела.
– Ты здесь побудь, Сария-ханум, – словно угадав мои мысли, сказал Солтан.
– Ну почему? – неуверенно возразила я. – И я пойду.
– Не стоит. – Солтан произнес это таким тоном, что возражать я не решилась.
Они достали фонари и вдвоем осторожно пошли к пещере.
Пока они там возились, мне было не по себе, А вдруг?..
– Пустая! – крикнул мне Керемхан, выходя из пещеры и перекидывая ружье за спину. – Можешь посмотреть, если хочешь.
Я вошла в пещеру и тотчас же выскочила оттуда, не успев разглядеть ничего, кроме груды прелых листьев. Воздух в берлоге был сырой и затхлый, а снаружи так хорошо! Я с наслаждением глотнула чистый горный воздух, снова ощутив тонкий запах лимона.
– Почему так долго нет Гариба? – вслух подумала я.
– Скоро придет, – сказал Солтан и улыбнулся. – Если только друзья не задержат.
– А у него на ферме друзья?
– Есть там одна армяночка... Старший пчеловод..,
– Пчеловод?
– Да, техникум окончила.
– Странно как-то, женщина – и вдруг пчеловод. И... красивая девушка?
– У-у! Красавица!
Я посмотрела на свои часики.
– Поздно мы вернемся сегодня. Адиль, наверное, скучает.
– Ничего, как Гариб придет, сразу отправимся. Да вот и он, легок на помине!
Я вздрогнула. Адиль прав – я совершенно не умею владеть собой. Ну чего ради, спрашивается, я сейчас вздрогнула?
Гариб ехал верхом, сзади него на крупе сидел мальчик-подросток. Мы побежали им навстречу. Гариб соскочил с лошади.
– Ну как ваш пчеловод? – неожиданно для себя задала я самый глупый вопрос, какой только можно было придумать.
Гариб удивленно взглянул на меня.
– А вы откуда о ней знаете?
– Земля слухом полнится.
Керемхан и Солтан засмеялись. Гариб укоризненно посмотрел на них и покачал головой.
– Ладно, чего уж! – хлопнул его по плечу Солтан. – Люди мы свои, одна бригада. Нечего тайны разводить!
– Да какие тайны? – пожал плечами Гариб.
– В самом деле, ну что за тайны? – язвительно заметила я. – Поболтал человек час-другой с девушкой.
Гариб снова удивленно посмотрел на меня. "Вам-то какое дело до этого?" казалось, хотел он спросить. Но не спросил.
– Сария-ханум торопится, – объяснил Солтан. – Давайте сворачиваться.
Мы быстро навьючили медвежатину на лошадь, собрали вещи и тронулись в обратный путь.
Когда мы подошли к Кизиловому мосту, солнце было уже совсем низко. Ребята сняли с лошади вьюки, и мальчик сел на нее.
– Не боишься один лесом ехать? – спросила я у парнишки.
Он ничего не ответил, улыбнулся, кивнул нам и, ударив пятками лошадь, затрусил по дороге.
– Такой ничего не боится, – ласково поглядев ему вслед, сказал Солтан.
Он стал разворачивать медвежью шкуру, чтобы просушить, а я пошла к себе.
Адиль читал, лежа на кровати. Увидев меня, он отложил книгу; мне показалось, что муж чем-то расстроен.
– Ну, как охота?
– Просто здорово! – весело воскликнула я. – Жаль, ты не пошел, – мы убили медведя! Адиль молчал.
– Нет, понимаешь, настоящего медведя! Он чуть на разорвал Гариба...
– Ты устала? – перебил меня муж.
– Немножко. Ужинать будем? Я сейчас приготовлю.
– Не надо, Сария, я сыт. Отдыхай.
Когда я надевала халат, у входа в палатку раздался голос Солтана:
– Можно, товарищ начальник?
Адиль вышел к нему:
– Что случилось?
– Товарищ начальник, не разрешите часа на два машину? Медведя мы взяли, хотим в деревню свезти...
– Машина нужна здесь для дела, а не для коммерческих операций.
– Это конечно, но ведь пропадет мясо-то...
Я подошла к ним:
– Адиль, тебе же машина сегодня не понадобится. А через два часа она будет на месте.
– Может быть, ты предоставишь мне решать такие вопросы? – произнес Адиль, жестко и холодно взглянув на меня. – Я не могу дать машину. – Он повернулся и, не прибавив больше ни слова, скрылся в палатке.
Солтан ушел.
Я подошла к мужу:
– Адиль, почему ты не дал машину? Не съедят же они ее!
– Ты первый раз говоришь со мной таким образом, Сария. Надеюсь, что и последний. Поди сюда, девочка, я объясню тебе, в чем дело. – Адиль усадил меня рядом с собой. – Ну, повезут они это мясо, и тут им встретится автоинспекция. "Куда, какое мясо, чья машина?" Понимаешь? Как я докажу, что материально совершенно не заинтересован в этой операции? Дальше – больше, дойдет до министерства. Начальник строительства, вместо того чтобы заниматься делом, торгует медвежатиной. Ты, Сария, не знаешь людей, не представляешь себе, как можно раздуть это.
– Господи, но мы-то ведь знаем, что ты тут ни при чем.
– Вы! Кто вам поверит? И получится, что репутация твоего мужа будет подмочена. Поняла?
– Поняла.
– Ты должна хорошенько уяснить себе, каково положение. В первый раз я получил назначение на большую самостоятельную работу, и оттого, как я зарекомендую себя, зависит мое будущее. И твое, естественно. А ты говоришьмедвежатина. Поняла меня?
– Поняла.
– Ну и хорошо. Умница моя! – Он взял меня за руки и притянул к себе. Глаза у него чуть сощурились, и на лице появилось то особенное выражение, которое я часто видела, когда он обнимал меня. Я отстранилась. Адиль отпустил мои руки.
Мне уже не хотелось лежать. Я села под большим дубом над обрывом и стала смотреть на бурлящую внизу речку. Почему-то мне вспомнился первый день нашего приезда сюда: бульдозер у самой, пропасти и тяжелые глыбы, с грохотом скатывавшиеся вниз. Мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Мы так славно жили в Баку, а здесь что-то нехорошее встало между нами, я почему-то чувствую себя одинокой. Хотя почему одинокой? А Керемхан, Солтан? А Гариб? Ну да, и Гариб.
Какие они все-таки хорошие, эти ребята. Мне захотелось пойти к ним, но я подумала, что я замужем, что муж мой ответственный работник и от моего поведения в значительной степени зависит его будущее. Впервые мне стало жалко, что я замужем. Прав папа, в наше время, когда женщина работает, незачем так рано выходить замуж...
Я посмотрела на палатку ребят. Все трое стояли у входа. За плечами у Керемхана висела двустволка. Он что-то сказал товарищам и, напевая свою песенку, пошел к лесу. Куда он? Солтан догнал Керемхана, они обернулись и, посмотрев на нашу палатку, засмеялись. Керемхан помахал мне рукой. Я помахала ему в ответ, и мне стало веселее. Замечательный парень этот Керемхан веселый, добрый... Словно брат...
Я спустилась к реке и умылась. Адиль не должен знать, что я успела пореветь. В прозрачной, чистой воде отражались солнечные лучи. Видна была каждая прожилочка на камнях. Над кустами ежевики, склонившимися к воде, усеянными белыми цветами, порхали золотистые бабочки. Кругом так спокойно, легко, ясно. . .
Вечером, когда мы с Адилем пили чай у входа в палатку, мимо нас прогромыхала пустая полуторка. Керемхан выглянул из кабины и кивнул мне.
Минут через пять машина прошла обратно. Керемхан сидел рядом с водителем, Гариб и Солтан стояли в кузове, держась за крышу кабины.
Адиль проводил их взглядом, положил себе в чай варенья и, глотнув из стакана, сказал, словно раздумывая:
– Если они завтра опоздают к началу рабочего дня, всех сниму с работы. Мы должны бороться с малейшими нарушениями дисциплины.
"Мы"! Я на секунду представила себе, что скажет Гариб, когда им объявят, что все они сняты с работы... какое у него будет при этом выражение лица. "Мы"...
Утром, ровно к восьми, все были на месте. Адиль мельком взглянул на рабочих, заправил газик и уехал...
– Кончай! – весело крикнул Солтан. – Перерыв! Сария-ханум, до нас дошло, что вы кебаб любите, а мы вчера из деревни привезли такую баранину! .. Будете с нами кебаб есть?
– Еще бы! Сейчас, только замеры кончу.
Мы расположились около их палатки. Гариб разводил огонь, Солтан резал на столе помидоры, привезенные из деревни, а Керемхан нанизывал куски мяса на тонкие, только что обструганные палочки. Рядом с ним стояла полная миска наперченного, потемневшего мяса. Это они заготовили еще утром.
Я подсела к Керемхану, взяла палочку.
– Нет! – решительно отстранил меня Керемхан. – Это дело не женское. Борщ, суп, котлеты, даже плов – пожалуйста, а кебаб по-настоящему может изжарить только мужчина.
– Сария-ханум! – просительным тоном сказал Солтан.– Что знает аллах, должно быть известно и вам,– есть у нас заветная бутылочка. Разрешите, мы ее сейчас достанем...
– Доставайте, разрешаю.
– Слава богу!
Через минуту на столе была бутылка красного вина и четыре стакана.
– Ну, за нашу бригаду! – Керемхан налил всем и поднял стакан.
Мы тоже подняли свои и, сдвинув их, чокнулись друг с другом. Ребята разом осушили стаканы. Я, конечно, отпила только несколько глотков.
– За досрочное завершение строительства! – провозгласил последний тост Керемхан.
Пора было снова приниматься за работу. Солтан вскочил, скомандовал: "Бригада, стройсь!" Мы пошли к мосту.
– А малыш наш ничего! – ласково сказал как-то Керемхан, погладив шершавые камни опоры. – Поднимается понемножку!
И правда, с каждым днем наш "малыш" становился все выше, красивее, крепче. Созданный нашими руками, он иногда казался мне живым существом: словно ребенок растет, взрослеет и начинает радоваться яркому солнцу, весеннему шуму реки, громким голосам людей...
Чтобы ускорить строительство, Адиль хотел подбросить нам двух рабочих. Мы дружно запротестовали: "Сами поставим нашего малыша на ноги".
– Как знаете, – сказал Адиль. – Возражать не буду, но работа должна быть закончена ровно через два месяца – менять сроки, о которых уже сообщено в центр, я не собираюсь.
– Можете не беспокоиться, товарищ начальник! – уверенно сказал Солтан. – В центре будут вами довольны.
Мы давно уже договорились между собой, что закончим мост на двадцать дней раньше срока. Почему Солтан не сказал Адилю об этом? Теперь тот чувствует себя оскорбленным... И почему так получается: только что всем было весело, хорошо, и вдруг этот неприятный разговор с Адилем... Какой-то мутный осадок на душе...
В этот день муж вернулся домой часов в семь. Ел с аппетитом, шутил настроение у него было прекрасное.
– Ты что все на часы поглядываешь, Адиль? Куда-нибудь ехать надо?
– Нет, девочка, не ехать. В девятнадцать тридцать будут передавать очерк о нашем строительстве. Включи-ка приемник.
– А откуда ты знаешь? – спросила я, настраивая радиоприемник.
– Звонили сегодня из Баку.
Сначала диктор рассказала о студенческих годах Адиля, о его работе в министерстве.
"Джафарзаде талантливый инженер. За четыре года его работы в министерстве не было ни одного случая, чтобы этот деятельный, энергичный человек не выполнил данного ему поручения. Ему давались все более и более ответственные задания. Вместе с опытом рос и авторитет способного инженера..."
Диктор читала звучным, чистым голосом, отчетливо выговаривая каждое слово.
Муж внимательно слушал, что о нем говорят, и лицо у него было такое, словно он проверял, не пропустил бы диктор чего-нибудь существенного.
Затем в очерке сообщалось о том, что прекрасный организатор Джафарзаде назначен начальником строительства дороги в районе К.
"С приходом нового энергичного руководителя жизнь на строительстве забила ключом. Его, всегда подтянутого, в брезентовых сапогах и пестрой ковбойке, можно видеть на самых ответственных участках строительства..."
Напряженное выражение исчезло с лица Адиля. Он облегченно вздохнул. Видимо, услышал все, чего ждал.
Он смотрел на далекие горные вершины, но я чувствовала, что видит он не их, а свои будущие успехи, награды, повышения...
"Его жена, молодой техник Сария Джафарзаде, руководит на том же участке работами по строительству места – Кизилового моста, как его назвали строители..."
Я обернулась к Адилю. Он ласково и чуть-чуть покровительственно улыбался мне. Это было уже слишком. А диктор продолжала:
"Молодому технику поручен трудный, ответственный участок. По ее инициативе бригада отказалась от дополнительных рабочих, предложенных администрацией, строители моста своими силами обещали досрочно закончить все работы. Сария-ханум не останавливается на достигнутом, она собирается поступать на заочное отделение строительного института.
Организаторский талант инженера Адиля..."
"Боже мой, – с ужасом думала я, – ведь у них в палатке тоже есть приемник... Они все слышали!"
Когда диктор кончила, Адиль улыбнулся и ласково-вопросительно посмотрел на меня: "Ну как?"
– Знаешь, Адиль, – вдруг вырвалось у меня, – а я сегодня напилась! Такое у ребят вино замечательное! Жаль, тебя не было.
– Что? Ты пила с ними?
– Да. А что тут особенного? Прекрасное вино!..
Он молча смотрел на меня. Удивление, смешанное с ужасом, было в его взгляде. Потом сказал негромко:
– Странно... Ты ведь не любишь вина.
– Ну почему же? Если угощают...
– Напрасно ты пила. Я не ожидал этого от тебя,
– Не ожидал?
Я хотела сказать ему, что тоже не ожидала... не ожидала, что буду как оплеванная сидеть сегодня у радиоприемника. Но не нашла достаточно злых и обидных слов, вскочила, с остервенением оттолкнув упавшую табуретку, и бросилась на свою постель.
АДИЛЬ
Я решил проанализировать свои поступки.
То, что сказано в очерке, – не преувеличение. Я действительно делаю все необходимое, чтобы как можно скорее закончить дорогу через перевал. Сколько иногда надо потратить нервов, чтобы хоть на несколько дней раньше срока раздобыть стройматериалы! А не добудешь – простой, вынужденное безделье рабочих, снижается зарплата. У меня на строительстве этого не было еще ни разу. Но зато я ни днем, ни ночью не знаю покоя.
Я знаю, что ответствен за то, как сложится наша жизнь с Сарией. Эта работа на строительстве в значительной степени может определить наши дальнейшие взаимоотношения. Я не фаталист и понимаю, что счастье семьи прежде всего зависит от ее главы. Поэтому и не предаюсь пустым мечтаниям, а стараюсь планировать свое будущее и действовать в соответствии с этим планом. Иначе вести наступление на жизнь невозможно, а без этого для меня нет жизни – я ненавижу оборону, даже активную оборону!
Именно поэтому с первого дня своего назначения на эту работу я повел дело так, чтобы не зависеть от управления. Все полагающиеся мне по смете материалы я требовал от них за месяц до срока. И они очень хорошо понимали, что связываться со мной не стоит, если не хочешь нажить неприятности. И поэтому не я с ними, а они со мной говорили заискивающе: "Подождите три денечка, товарищ Джафарзаде... Не пишите в министерство, товарищ Джафарзаде.. . Мы обеспечим строительство дороги, товарищ Джафарзаде..." Я сразу поставил себя так, что мне не приходилось обивать пороги, выпрашивая цемент или трубы... Я требую, а не прошу!
Это мне удается. А вот с Сарией... С Сарией труднее...
Скоро год, как она стала моей женой. Мы с ней были совсем мало знакомы, когда я сделал ей предложение. Родители, разумеется, возражали – простая девчонка, отец – шофер. Они хотели-бы невестку из хорошей семьи.
Особенно недовольна была мама, она даже пыталась отговаривать, возражать. Но у меня особое мнение на этот счет. Жена обязательно должна быть в чем-то несколько ниже мужа и всегда должна чувствовать это. Тогда (если, конечно, муж человек не тупой и не грубый) ему легко будет строить жизнь семьи так, как он считает нужным. Разумеется, добиваться этого надо очень осторожно, действовать тонко, чтобы жена не чувствовала себя ущемленной. Я, во всяком случае, очень терпим с Сарией...
Через несколько дней после нашего приезда на строительство я увидел, что Сария пришивает пуговицу к рубашке бульдозериста. "А все-таки права была мама,– подумал я, – отсутствие воспитания всегда будет давать себя знать. Пришивать пуговицу чужому мужчине!.." Но спорить тогда с ней не стал. Потом она собралась играть с рабочими в теннис. Я сказал ей, что считаю неудобным такую фамильярность между рабочими и женой начальника строительства. Сария не придала значения моим словам, улыбнулась и, взяв ракетку, ушла. Назавтра она снова играла с ними в теннис. Я не стал больше говорить о теннисе, – в таких делах надо проявлять величайший такт, иначе можно добиться противоположных результатов...
Я также не препятствовал Сарии идти на охоту. Совершенно ясно, что сейчас моя маленькая жена непроизвольно протестует против малейшего насилия. К тому же, говоря честно, нет ничего страшного, если молодая женщина проводит какое-то свободное время со своей бригадой. Вся сложность лишь в том, что я начальник строительства, а Сария не хочет этого понимать.
