Текст книги "Кизиловый мост"

Автор книги: Ильяс Эфендиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Когда мы были в Баку, она всегда слушалась моих советов, хотя и без особого удовольствия. Но здесь... Когда это началось? И в чем причина? Определить необходимо, ибо, только поставив диагноз, можно начать правильное лечение.

Может быть, она увлечена бульдозеристом? Она-то, вижу, очень нравится ему, и это естественно: Сария молода, красива, общительна. Но что может привлекать мою жену в этом парне? Мою жену! Во всяком случае, положение серьезное. Как она смотрела на меня, когда читали очерк! Сколько ненависти и даже презрения было в ее взгляде! Откуда это? Ведь Сария не видела от меня ничего плохого. Зависть исключается. Она не может завидовать моему успеху – я ее муж, ближайший друг. Если меня хвалят, это должно доставлять ей удовольствие. Эту похвалу я заработал своим трудом, энергией, умением работать! Как Сария не понимает, что это необходимо для нашего будущего, для будущего наших детей?!

Тут послышалась песня. Это было как раз после передачи очерка. Пел Керемхан. Слов я не разобрал; видимо, это было что-то веселое (Керемхан довольно наглый парень, но не лишен остроумия). Его приятели громко захохотали и подхватили припев.

Сария стояла у входа и радостно улыбалась, глядя на палатку рабочих. Я кивнул в ту сторону и произнес, стараясь вложить в свои слова как можно больше иронии:

– Однако тебя так и тянет туда магнитом!

Она скользнула взглядом по моему лицу, и на секунду у нее сдвинулись брови, словно она только что увидела меня и никак не может понять, кто этот человек и почему он здесь стоит. Этот взгляд подействовал на меня сильнее сообщения о вине, распитом ею с посторонними мужчинами, – в нем не было нарочитой злобы. Сейчас она не притворялась.

Нет, надо что-то предпринимать! Недопустимо, чтобы моя собственная жена, которой к тому же нет и двадцати лет, смотрела на меня свысока!

Однако я не дал возмущению овладеть собой, спокойно подошел к Сарии и сказал, взяв ее за руку:

– Знаешь что, милая, будет лучше, если ты перестанешь общаться с ними в нерабочее время. Я, во всяком случае, запрещаю тебе это.

Сария усмехнулась. Никогда раньше я не видел у нее такой наглой усмешки. Я еле удержался, чтобы не закатить ей пощечину.

– Знаешь, Адиль, я терпеть не могу, когда мне что-нибудь запрещают. Обязательно хочется сделать наоборот.

– Да? Раньше я не замечал этого. Ну, в таком случае я тебе не советую ходить к ним. Не советую.

– Но почему, Адиль? – Жена смотрела на меня со спокойным недоумением. Будто не понимала, чертовка, о чем речь.

– Неужели не ясно: замужняя женщина – и трое молодых парней...

– Ну и что? Может быть, ты ревнуешь, Адиль?

Мне было довольно трудно сохранить спокойствие:

– Я люблю тебя, вот и все.

Она снова усмехнулась:

– Что же тогда тебя беспокоит?

– Меня беспокоит, что ты так легкомысленна! Не понимаешь простых вещей положение твоего мужа обязывает тебя достойно...

– Ах, твое положение! Ты прав – мы по-разному, видно, понимаем, что такое достоинство и что такое легкомыслие! Они мои товарищи по работе, понимаешь? То-ва-ри-щи! И я знать ничего не хочу про твое положение!

– Хорошо, не будем спорить. Пора спать, Сария. Стели постели.

– Сейчас постелю. Но ты должен понять, Адиль, я работаю в этой бригаде, и они, Керемхан, Гариб...

– Это все вздор, Сария! – Я старался говорить спокойно и убедительно. Керемхан, Гариб, Солтан! Не нужны они тебе. Я знаю, к чему стремлюсь, чего хочу достичь, и я никому, даже тебе, не позволю мешать мне! Я ни на одну ступеньку не спущусь с того места, которое занимаю, ради твоих капризов. Понимаешь ты это?

– О, конечно!

– А насчет моей ревности... Кто они такие, чтобы я ревновал к ним жену?

– Люди. Строители.

– Ну и что же? Они неплохо зарабатывают на этом строительстве.

– Ты тоже.

– Что с тобой, Сария? Ты всерьез можешь сравнивать меня с ними?

– Пока не пробовала. Но знаешь, я не уверена, что сравнение будет в твою пользу. Они, по крайней мере, никого и ничего не боятся.

– А я боюсь?!

– Боишься. Боишься за свою карьеру!

– Я ничего не боюсь. Я только выполняю свои обязанности – перед страной, перед обществом... Я, конечно, не стану изображать, что готов ринуться ради тебя в пропасть! Ты...

Я уже не мог говорить, меня душил гнев. А она еще улыбалась!

– Конечно, ты не станешь подходить к пропасти! Разве можно рисковать собой! Такой энергичный, способный, талантливый инженер? Так ведь сказано в очерке, который написали по твоему заказу?

– Очерк написан не по моему заказу! – крикнул я.

– Разве? Ты ведь так добивался, чтобы его написали. Почему ты не сказал корреспонденту, что в нашей бригаде есть люди, которые работают несравненно лучше, чем твоя жена, и что о ней совершенно незачем упоминать в очерке?

– Кто же эти доблестные работники?

– Те, кто за двадцать дней выполнили план двух месяцев. Солтан, Керемхан...

– Что же ты не упоминаешь героического бульдозериста?

Сария гневно взглянула на меня и промолчала.

– Да... Вот уж не думал, что пригрел на груди змею. Ты настоящая гюрза!

– Между прочим, гюрза самая смелая из змей.

– Не знаю, смелая ли, но, во всяком случае, самая ядовитая... Сравнивать мужа черт знает с кем...

– Хватит, Адиль! Я не хочу слушать таких слов о моих товарищах. Тебе-то их не в чем упрекнуть.

У меня не было сил продолжать этот спор. Да... ничего себе семейная жизнь! Очень мало похоже все это на ту идиллию, которую я рисовал себе до женитьбы!

До женитьбы...

...Мы познакомились с Сарией на государственном экзамене в техникуме (я был в комиссии от министерства). Тоненькая, стриженная под мальчика девушка в голубой тенниске привлекла мое внимание – она отвечала толково и смело. И к тому же очень живая и симпатичная.

– Что за девушка? – спросил я у одного из преподавателей, моего старого знакомого.

– Эта, стриженая? Сария Багирова. Любопытная девчонка. Спортсменка, потанцевать любит и при всем том удивительно способная и работящая. Из рабочей семьи, между прочим. Отец – шофер. Забавная. Взяла, например, и выучила немецкий без преподавателя.

Я задал Сарии несколько вопросов. (По-немецки я говорю с детства – ходил в группу.) Она отвечала свободно, но произношение ее не могло не вызывать улыбки. Девушка заинтересовала меня. Я так же, по-немецки, попросил ее записать номер моего телефона и после окончания экзаменов позвонить мне в управление.

Сария позвонила. Мы встретились. Потом еще раз. Девушка увлекла меня. Она словно жила в каком-то другом мире – мире ясности, чистоты и беззаботности. Я не стремился проникнуть в этот мир – в нем была неприемлемая для меня примитивность, но прикоснуться к нему, дышать с этой девушкой одним воздухом стало для меня необходимостью. Очень скоро я понял, что не могу жить без Сарии.

Я ворочался без сна и вспоминал ее черные блестящие глаза, белые руки с сильными пальцами, ее звонкий, чистый, девчоночий голос.

Я вставал и начинал ходить по комнате. За стеной похрапывал отец, скрипели пружины на постели матери– не спит, обеспокоенная моей бессонницей. Боится, женюсь на Сарии! Эх, мама, мама! Думаешь, несмотря на все свои теории, я не понимаю, что не такая девчонка нужна мне в жены? Все понимаю, но завтра снова грубо оборву тебя, если попытаешься меня отговаривать. Не стану же я объяснять тебе, женщине, что не могу справиться со своим влечением к Сарии, не могу спать, не могу есть, не могу работать!.. Она будет моей женой!

Когда мы расписались, я взял отпуск и месяц провел дома, с Сарией.

Потом... Потом все пошло спокойно, своим чередом. Я приходил с работы, ужинал, ложился на диван... Иногда мы ходили в кино, в гости...

Только сегодня, после передачи очерка, когда она дерзко говорила со мной, уже забытое страстное влечение к Сарии снова овладело мной. Мне казалось, что я впервые вижу эту красивую женщину, и вместе с тем я совершенно отчетливо сознавал, что она стала частью моего существа, я не могу отказаться от нее, не смогу прожить без Сарии ни одного дня.

Да, эта ее нелепая дружба с рабочими, будь она проклята, совершенно лишила меня равновесия. Один бог знает, чего мне стоили эти ее ежедневные теннисные матчи с молодыми нахальными парнями. Я даже разрешил ей пойти с ними на охоту. Видимо, это попустительство было моей главной ошибкой – Сария стала преувеличивать данную ей свободу действий.

А бульдозерист ее очень интересует – это ясно. Всякий раз, когда Сария видит этого отставного лейтенантика, в глазах у нее появляется беспокойство, и она бросает на меня быстрый, настороженный взгляд. Особенно волноваться нет оснований – Гариб мне не соперник, но следить надо...

Обычно, шестым чувством уловив невидимую еще опасность, я отступаю, пережидаю некоторое время, пока препятствие не исчезнет само собой. Так и теперь. У меня оставалась надежда, что она оговорила себя в раздражении, просто чтобы меня побесить. Да. .. В этой ситуации надо действовать очень осмотрительно. Иначе не миновать катастрофы.

Утром я заговорил с ней так, словно совершенно забыл о вчерашней размолвке, – весело и ласково:

– Сария, я еду сегодня в Гянджу, что тебе привезти?

– Что хочешь, – ответила жена. Улыбка скользнула по ее лицу. Казалось, она тоже забыла о вчерашнем разговоре.

– "Мишек" хочешь? Ты ведь любишь их. – Я подошел и нежно прикоснулся губами к ее лбу. – Ну, привезти "Мишек"?

Она отстранилась:

– Нет, нет, не надо!

– Почему? Ты же всегда их любила.

– Не надо. Мне не хочется сладкого.

Вечером я все-таки привез ей разных конфет и красивую блузку. Сария взяла все, вежливо поблагодарила меня, но детской радости, с которой она обычно принимала подарки, я не увидел в ее глазах.

После ужина я усадил жену около себя.

– Знаешь, Сария, мне все-таки очень неудобно гонять каждый день в город, утомительно это. Я думаю, нам стоит поселиться в райцентре – лето в этом году не жаркое. Как ты считаешь?

Сария внимательно посмотрела на меня и пожала плечами.

– Это все верно, но как же моя работа?

– Ах ты, мой работник! – Я похлопал ее по плечу. – Как-нибудь достроят мост без тебя.

– Нет, Адиль, это исключено. Пока мост не будет закончен, я отсюда никуда не уеду.

– Но ведь тебе здесь неудобно, – возразил я, стараясь сохранить спокойствие, – живем в палатке, ты женщина...

– Не понимаю, о чем ты... Я не испытываю ни малейшего неудобства. И потом, работа же!

Я заставил себя улыбнуться:

– Неужели работа для тебя дороже мужа?

– Ты так говоришь только потому, что тебя моя работа совершенно не интересует!

– Почему же?

– Для тебя важно только то, что ты делаешь,

– Сария! – воскликнул я. – Как ты можешь говорить обо мне подобные вещи?!

– Я не могу говорить иначе, Адиль, потому что так думаю. А лицемерить не умею – ты знаешь.

– Хорошо. Оставим это. Но скажи, разве моя судьба – не твоя судьба?

– Не знаю, Адиль... Ведь после этого моста мы будем строить еще один, выше, в горах. Ты же сам говорил...

– Говорил! Конечно, говорил! Но разве я мог вообразить, что этот проклятый мост встанет между нами? Ты уходишь, ускользаешь из моих рук, Сария, а я ничего не могу сделать, чтобы удержать тебя. Какой уж тут мост, будь он трижды проклят!

САРИЯ

После того как я решительно заявила, что из бригады не уйду, Адиль больше не заговаривал о переезде в город.

Наоборот, он стал еще внимательней. Он шутил со мной, по вечерам мы ходили в лес гулять. Ни о мосте, ни о бригаде больше не было речи.

Прошло несколько дней. Мы с ребятами только что собрались обедать, как послышался треск мотоцикла. Мотоциклист подкатил к нам, выключил мотор и, спросив товарища Велиева, подал Гарибу письмо.

Все с интересом наблюдали, как Гариб вытащил из синего конверта маленькую бумажку, молча прочел ее и пожал плечами. Потом прочел еще раз и протянул Солтану.

Это был приказ начальника строительства о переводе Гариба Велиева на другой участок. Солтан и Керемхан вопросительно смотрели на меня.

– Ничего не понимаю, – недоумевающе протянул наконец Керемхан. – Разве нам здесь не нужен бульдозерист?

– Да. . . Вроде бы можно было и нас спросить, – мрачно добавил Солтан.

– Начальство лучше знает, кого спрашивать, кого не спрашивать, насмешливо сказал Гариб.

– Ну, знаешь ли, я с тобой совершенно не согласен!– взорвался Керемхан. Они там, понимаешь, дурака валяют, а мы будем выполнять их дурацкие приказы! На этот мост, если хочешь знать, меньше семи человек не положено, а мы вчетвером управляемся! И они еще хотят взять человека! Что это в самом деле? Мы же тут сработались! Да разве только тут? Еще на Кирдмане мост клали, вместе тонули, вместе награды получали. А тут, здорово живешь, отдай им Гариба!

– Вообще-то говоря, все это, конечно, совершеннейшая чушь, – спокойно произнес Гариб. Он подписал приказ, положил его в конверт и вернул посыльному.

Я подошла к мотоциклисту.

– Вы сейчас в район? Меня не захватите?

– Почему же? Пожалуйста.

Я шутливо козырнула Керемхану:

– Товарищ начальник, разрешите на несколько часов отлучиться в райцентр. Есть важные дела. По исполнении доложу.

Керемхан, ничего не понимая, заморгал.

– Раз важные, поезжай...

Дорожный отдел располагался на втором этаже здания райисполкома. Секретарша Адиля, хорошенькая блондинка лет восемнадцати, окинув меня взглядом, монотонно произнесла: "Начальник занят", – и отвернулась.

– Чем же он занят?

– Я не обязана сообщать об этом каждому. Начальник не вам одной нужен. – И она кивнула на троих мужчин, терпеливо ожидавших в углу на диване.

Парень-мотоциклист подошел к секретарше и что-то шепнул ей на ухо. Та моментально изобразила на лице улыбку и, вскочив с места, открыла мне дверь кабинета:

– Прошу вас. Извините, не догадалась. . .

Я хорошо знаю, что Адиль любит устраиваться с комфортом, но такого великолепия все-таки не ожидала. Роскошный, массивный письменный стол. Хрустальный графин на круглом полированном столике. Ковер. Тяжелые шторы...

Когда я вошла, он писал, не замечая меня. Потом поднял голову и несколько секунд недоумевающе смотрел на меня. Наконец, словно спохватившись, улыбнулся и положил ручку.

– Как ты здесь очутилась?

– Да вот. . . приехала. – Я села.

– На чем?

– На мотоцикле. Меня привез тот парень, которого ты прислал с приказом.

Адиль покраснел.

– Нехорошо, Сария. Неужели ты не можешь этого понять? Если у тебя срочное дело, надо сообщить мне – я пришлю машину. Неудобно получилось.

– Не вижу ничего неудобного.

– Для тебя, может быть, и нет, но для меня...

– Ладно, Адиль. Дело в том, что наша бригада не согласна с твоим приказом

– С каким приказом?

– С приказом о переводе Гариба Велиева на другой участок.

– Ты одна приехала?

– Одна.

Адиль вздохнул и, не отрывая от меня взгляда, откинулся на спинку стула. Потом сказал спокойным, бесцветным голосом:

– Каково бы ни было мнение бригады, приказ должен быть выполнен. Анархии я не допущу!

– Ты прав, Адиль. Анархии не место на строительстве, как и в любом другом деле. Но опротестовать неправильный приказ имеет право каждый член коллектива.

– Почему вы решили, что приказ неправильный?

– Ты сам знаешь, почему он неправильный. Но если хочешь, я объясню.

– Ты лучше объясни, по какому праву вмешиваешься в мои дела? И что тебе за дело до этого бульдозериста, тебе лично? Почему ты так волнуешься за него?

– Я волнуюсь не за него. Я волнуюсь за бригаду. Он – член нашей бригады. И если ты не отменишь свое распоряжение, я буду звонить в министерство и добьюсь, чтобы назначили комиссию для разбора нашего конфликта. Мы вместе начинали работу, вместе и кончим ее. Без бульдозериста на нашем участке делать нечего – ты знаешь это лучше меня.

– Я пришлю другого.

– Зачем же тогда нужно переводить Гариба?

Он помолчал.

– Скажи, Сария, тебя послали ко мне твои товарищи?

– Нет. Они не знают, что я поехала к тебе. Я просто сказала, что мне нужно в район.

Адиль молчал, сосредоточенно глядя в угол комнаты. Тонкие морщинки резче обозначились у него на лбу. Мне показалось, что-то мучает его. Мне стало жаль мужа. Я подошла к нему и тихо сказала:

– Адиль, ведь ты должен заботиться о том, чтобы в бригадах была настоящая дружба, чтобы людям хотелось работать друг с другом. Наша бригада, мы четверо...

– Ничего ты еще не понимаешь, Сария, – сказал Адиль, устало прикрыв глаза. – Ладно, пусть будет по-твоему.

– Да это не по-моему, Адиль. Это желание бригады.

– Я понял.

– Спасибо, Адиль. Мы все очень благодарны тебе.

Я обрадованно схватила его руку и прижала ее к себе. Он коротко взглянул мне в лицо и отнял руку. Меня не обидело это, но я уже не сомневалась – он что-то от меня скрывает. Мне стало одиноко и тоскливо в его роскошном кабинете.

– Зачем тебе летом такие шторы, Адиль?

– Гардины? – Он рассеянно взглянул на окно. – От пыли. Пыльно очень.

– Ну я пошла, Адиль. Схожу пока на базар, куплю кое-что, раз уж попала в город. Ты вечером во сколько приедешь?

– Ты не дождешься меня? – с горечью и недоумением спросил он.

– Нет, почему же? – смутилась я. – Поедем вместе, если хочешь.

На базаре я прежде всего купила большую плетеную корзину и с удовольствием стала наполнять ее продуктами. Все было такое свежее, аппетитное: и огурцы, и помидоры, и солидный кусок баранины на кебаб. С рынка я зашла еще в книжный магазин, взяла несколько новых журналов. Кроме того, успела забежать к своей знакомой Сатаник Айрапетовне, которую в прошлое воскресенье встретила на базаре. Даже пообедала у нее.

Чрезвычайно довольная покупками, веселая, хоть и усталая, притащила в райисполком свою корзину. Адиль, увидев меня, засмеялся:

– Да куда ты столько накупила? Нам же за месяц не съесть!

– Что ты, разве много? Ведь пять человек, за день ничего не останется.

Улыбка сразу же исчезла с лица Адиля.

– Они, что же, просили тебя купить им продуктов?

– Сегодня не просили.

Адиль отвернулся к окну, помолчал.

– И ты все это время была на базаре?

– Нет, еще в гостях была. У меня тут знакомая, Сатаник Айрапетовна. Я тебе как-то говорила – маникюрша.

– И давно ты ее знаешь?

– Да в прошлом году как-то маникюр делала – познакомилась. Она зимой в Баку живет, а летом – здесь.

– И ты идешь в дом к какой-то маникюрше, малознакомой женщине?

– Люди ведь, рождаясь, не сразу обзаводятся знакомыми!

– Почему ты так резко отвечаешь мне, Сария?

Адиль быстро взглянул на меня. Мне показалось, он сейчас меня ударит. Я хорошо знала, что он никогда не позволит себе ничего подобного, но сейчас...

– Может быть, поедем, уже шестой час, – прервала я молчание.

– Поедем.

Он хотел взять корзину.

– Не надо, Адиль, я сама.

Я схватила корзину и быстро пошла к выходу. В машине я положила ее на заднее сиденье и села за руль.

– Ты что, сама хочешь вести?

– Да.

– Не надо, дорога плохая. Сядь рядом.

– Нет, Адиль, я сама. Ты же знаешь, я вожу не хуже тебя.

Мы быстро выехали из райцентра.

Я настояла на своем, но мне было совсем не весело. Хотелось плакать. Какие мы с Адилем стали чужие! Почему нам теперь нехорошо вместе? И все из-за того, что он так относится к моим товарищам. А что они ему сделали? Может быть, я не права, может, нельзя идти наперекор мужу? Но почему? Разве у меня нет своей головы на плечах, своего сердца? Нет, Адиль, я буду поступать так, как считаю нужным. Ни от работы, ни от товарищей я не откажусь. Ты сам должен сделать так, чтобы у нас снова было взаимопонимание, – ведь ты старше меня, умнее, опытнее. Только не советуй мне действовать осмотрительно, осторожненько... Я все равно не послушаюсь тебя. Я не ползти хочу, а летать! Понимаешь, Адиль, летать!..

– Сбавь газ! Что ты делаешь, сумасшедшая?!

Испуганный голос Адиля вернул меня к действительности, – я совсем забыла, что рядом муж, мой осмотрительный, осторожный, разумный муж.

Разве он понимает, какое наслаждение в этом стремительном движении вперед, ввысь, к горным вершинам, когда ветер рвет волосы, а машина так послушна! Разве он способен испытать что-нибудь, кроме страха и опасения за собственную жизнь! Так на же тебе! . . Я снова нажала на педаль. Адиль схватил меня за руку:

– Не смей! Девчонка! Не видишь, какая дорога? И сами покалечимся, и машину разобьем!

– Не разобьем, – сквозь зубы ответила я, прижавшись к рулю.

Адиль отпихнул меня и, перегнувшись, схватил руль.

– Ладно, Адиль,– сказала я, как-то сразу сникнув.– Пусти, я не буду гнать. На этот раз пусть будет по-твоему.

– Что значит "на этот раз"?

– А это значит, что я вовсе не собираюсь всегда поступать так, как ты считаешь нужным. Особенно если уверена, что ты не прав.

Адиль странно смотрел на меня. Кажется, он меня не узнавал. В то же время я чувствовала, что очень нравилась ему сейчас. Вообще-то последнее время Адиль обычно смотрел на меня ласково, спокойно и покровительственно. Сейчас в его глазах светились восторг, нежность и, пожалуй, страх за меня, но почему-то это не радовало, а раздражало меня.

Если говорить честно, он был прав, тысячу раз прав: дорога шла по самому краю пропасти, и, одно неосторожное движение... Вот эта громыхающая пятитонка, неожиданно вырвавшаяся из-за скалы, могла стать последней машиной, которую мы видели в своей жизни. Хорошо, что я успела прижать газик к скале и резко затормозить. Ну и лицо было у водителя, когда, остановив машину, он выглянул из кабины! Как он кричал! И поделом – я ведь даже не сигналила на поворотах. Я тихонько подала машину назад. Почему-то опять вспомнила в этот момент Гариба и его улыбку тогда, на краю пропасти.

Адиль сидел молча. Он будто бы успокоился, только лицо побледнело под загаром.

– Извини, Адиль! – Я повернулась к мужу и взяла его за руку.

Не отвечая, Адиль смотрел прямо перед собой. Рука лежала спокойная, безучастная.

Гнать машину мне уже больше не хотелось. Я тихо вела газик, раздумывая о том, почему мой муж так редко дает волю гневу, волнению... Многие хвалят его как раз за выдержку. Неужели меня начинают раздражать даже явные достоинства Адиля? Господи, может быть, я просто не люблю его?!

Я быстро взглянула на мужа: красивое, загорелое лицо, крепкая, сильная шея, сосредоточенно сдвинутые густые брови. Какая глупость! Ведь можно позавидовать, какой у меня муж, и не любить его невозможно!

Хорошо, что приехали, а то бог знает до чего бы я еще додумалась.

Теперь Адиль совершенно потерял интерес к нашему мосту. Он не только не появлялся на стройплощадке, но даже ни разу не спросил меня, как у нас дела. Мне кажется, за последний месяц он даже не взглянул на мост. Наш "малыш"! Я не могла скрыть обиды, словно это касалось моего собственного ребенка. И перед товарищами мне было стыдно. Они не говорили об Адиле, но было бы легче, если бы они на чем свет ругали его. Я и сама бы, наверное, присоединилась к ним: моя обида искала выхода, а устраивать семейную сцену не хотелось.

Я часто думала о том, почему Адиль хотел тогда перевести от нас Гариба. Не могла взять в толк, почему бульдозерист как будто и не возражал против перевода. Не понимала и злилась...

После всей этой истории Гариб ходил совсем мрачный, замкнутый. Он не смотрел на меня и, кажется, больше всего боялся остаться со мной наедине. Одним словом, он вел себя так, что мне уже не приходило в голову донимать его шутками. Мы почти не разговаривали.

...Мост же наш рос не по дням, а по часам, словно его строил сказочный герой, которому грозный шах приказал сделать это за одну ночь. Укладку железобетона мы закончили на месяц раньше срока.

Мы все сильно загорели, а у Гариба, от природы смуглого, лицо стало совсем бронзовое. Только зубы сверкали, когда он улыбался. Правда, последнее время это было очень редко.

Теперь мы даже в перерыв не уходили к себе в палатки, а, расположившись под большим каштаном, вместе готовили обед. Я была главным поваром. Керемхан оказался неплохим помощником. Самым большим праздником был слоеный пирог, который, как они говорили, я готовила очень вкусно. Надо было видеть, какие были глаза у Керемхана, когда я, обжарив пирог в масле, отрезала ему кусочек на пробу. Ответ дегустатора был неизменен: "Никогда в жизни не ел ничего подобного".

– Это еще что! – обычно говорила я. – Мука немножко с запахом, вот я завтра изжарю...

Как только кончали с обедом, я бежала в свою палатку, быстро готовила ужин Адилю, умывалась, причесывалась и снова шла работать. После обеда дело у нас шло обычно еще веселее, только Керемхан иногда вздыхал и жаловался на тяжесть в желудке, особенно если на обед был пирог.

Мне было с ними легко, просто... Вот только Гариб... Он оставался замкнутым, молчаливым, пропускал мимо ушей шутки друзей и не замечал моих заискивающих взглядов. А мне так хотелось, чтобы все было по-прежнему. .. Гариб не шел мне в этом навстречу, и, сама не зная почему, я чувствовала себя перед ним виноватой.

– А знаете, почему Гариб у нас такой важный, немногословный? – спросил однажды за обедом Солтан. – Ведь подумать только, даже с Сарией-ханум не разговаривает!– И сам ответил себе: – Ученый стал – зазнаётся. Я думаю, надо и нам на заочный подаваться, а то совсем презирать нас будет образованный друг. Ты на каком факультете? – обратился он к Гарибу.

– Мосты и тоннели, – сердито буркнул тот.

– Видали? Инженерно-строительный институт, факультет мостов и тоннелей. Ну как тут не зазнаться! Предлагаю еще раз: для ликвидации неравенства всей бригаде поступить на заочный.

– Легко сказать! – отозвался Керемхан. – А если у меня восемь классов?

– Это хуже. Но, между прочим, ты в техникум можешь подавать. Нет, друзья, серьезно – давайте учиться! Как ты, Сария-ханум?

– Я вообще-то собираюсь, хотя, по правде сказать, еще от выпускных экзаменов не очухалась. Но если вся бригада решит, я не отстану.

– Тогда поговорим всерьез. Гариб отличный математик, он обязуется подготовить нас всех по математике...

– Мне русский ни за что не сдать, – мрачно заявил Керемхан.

– Тут на меня можете рассчитывать, – сказала я. – У меня по русскому всегда пятерка была.

– Товарищи,її выходит – вопросїї решен? – радостно подытожил Солтан. Начинаем учиться. Так, что ли? Гариб с недоверчивой усмешкой покрутил головой.

– Нечего башкой вертеть! – прикрикнул на него Солтан. – Возражаешь скажи! А то как воды в рот набрал. У Гариба при Сарии-ханум прямо язык отнимается, – засмеялся он.

Гариб быстро взглянул на меня, потом бросил свирепый взгляд на Солтана:

– Дураку хоть палец покажи, смеяться будет!

– Ну, зачем вы так? – вмешалась я. – Критику принимать надо.

– Какая это критика? Зубоскальство одно!

– Ладно, позлится – перестанет, – благодушно отозвался Солтан. – Не обращайте внимания. Поступило предложение председателем учкома выбрать Сарию. Кто против? Воздержался? Принято единогласно. Сария-ханум, поздравляю! Второе почетное назначение!

– Ладно. Но имейте в виду, я вам теперь житья не дам. Будем заниматься по-настоящему. В воскресенье еду закупать учебники.

– Раз так, – обрадовался Керемхан, – необходимо устроить концерт! Начинаю!

Мы здесь горы сокрушаем,

Прочный мост сооружаем,

Скоро в институт пойдем,

Все пятерки заберем.

Только милый наш Гариб

Почему-то все молчит...

Он мечтает и страдает,

Взгляд с земли не поднимает.

Может быть, при всем при этом

Он влюбленным стал поэтом?

Гариб смотрел на Керемхана круглыми от ярости глазами. Тот, не обращая на него ни малейшего внимания, еще и повторил:

Может быть, при всем при этом

Он влюбленным стал поэтом?

– Смотри, как бы самому не стать поэтом – больно здорово сочиняешь! – со смехом сказала я Керемхану и, схватив ракетку, подошла к Гарибу: – Сразимся, товарищ бульдозерист?

Тот, не глядя на меня, достал из чехла ракетку и, кинув мрачный взгляд на Керемхана, пошел за мной на площадку. Играл он, как всегда, точно и уверенно, но я чувствовала, что он не в себе. Я шутила, смеялась, пыталась острить, но развеселить Гариба мне так и не удалось.

АДИЛЬ

Вчера вечером Сария пришла с тенниса какая-то странная. Брови у нее были чуть-чуть насуплены, лицо сосредоточенное, словно она старалась понять или вспомнить что-то. Она невпопад ответила на мои вопросы,– видимо, их смысл просто не дошел до нее. Первый раз, с тех пор как мы приехали сюда, я видел жену такой. Стена отчужденности, безразличия, давно уже вставшая между нами, поднялась и окончательно разъединила нас. А между тем она никогда еще не казалась мне такой привлекательной и желанной.

Упрекать, требовать, угрожать было бы бессмысленно– это я понял сразу. Надо было найти те ласковые, единственно возможные слова, которые могли бы спасти положение.

Я сидел у столика перед входом в палатку. Сария стояла неподалеку и расчесывала волосы; движения ее были медлительны, глаза глядели на орла, парящего над ущельем.

– Сария! – окликнул я жену. – Поедем путешествовать после окончания строительства? Возьмем отпуск, попросим у папы "Волгу"...

Сария, не отрывая взгляда от орла, отрицательно покачала головой.

– Чем трясти головой, лучше бы языком шевельнула, – грубовато пошутил я.

Жена не ответила. Я вскочил, схватил ее за плечи и силой усадил на табуретку.

– Ты скажешь наконец, что с тобой происходит?!

Она подняла на меня глаза, сняла с плеч мои руки и вздохнула:

– Если бы я знала, Адиль!..

Больше не о чем было спрашивать. Я отошел от жены, – она не должна видеть моего замешательства. Со мной творилось что-то непонятное. Мне хотелось схватить ее, целовать ее хрупкие плечи, нежную девичью шею, тонкие ароматные волосы! И в то же время я, кажется, мог бы сейчас ее растерзать. И как она смеет обнажать для других свою шею, руки, эти маленькие крепкие руки, которые принадлежат только мне! Мне!

Я вдруг почувствовал, что бесконечно устал: от необходимости притворяться спокойным, от постоянного опасения потерять Сарию, от ее равнодушия.

Я пошел в палатку и лег. Заснуть я и не пытался. Вскоре тихо легла и Сария.

Долго я лежал в темноте с закрытыми глазами. Вдруг что-то словно толкнуло меня. Я открыл глаза и взглянул на жену.

Сария сидела на своей постели и глядела в ночную темноту. Я проследил ее взгляд: она не отрываясь смотрела на яркую огненнуюї точку, – кажется,її около палатки рабочих. Время от времени точка эта совершала плавные движения: кто-то подносил ко рту папиросу и, затянувшись, снова опускал руку...

Почему она не спит? Почему с такой тоской смотрит на мерцающий во мраке огонь папиросы? Понял! Кровь застучала в висках. Да. Это бульдозерист Гариб! Он один курит!

Все было ясно. Не нужно было ни о чем допытываться... Наконец горящая точка описала кривую и исчезла– Гариб бросил папиросу в траву. Сария еще несколько минут не отводила глаз от того места, где она погасла. Потом глубоко вздохнула и легла. Лицом к стене. В мою сторону она не взглянула.

Река внизу текла все с тем же привычным однообразным шумом, темный кусочек неба, видный в отверстие палатки, был усеян мерцающими звездами. По-прежнему пахли цветы.