Текст книги "НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска"

Автор книги: Илья Симанчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Поэтому все найденное Клюевым и Салазко в польских лесах поступило в один из московских научно-исследовательских институтов. И там изучением этих трофеев занялся специалист по авиационным системам управления – человек с высоким лбом, цепким взглядом ученого-исследователя и с крупными мозолистыми руками умельца-мастерового.

Он восстановил по тем находкам и двигатели, и системы управления, и корпуса вражеского оружия. Он же напряженно размышлял над схемой Фау, приходя к выводу: «Беда этих снарядов-ракет в том, что они одноступенчатые. Если увеличивать их боевую часть – нет, не боевую, а полезную для науки, – если наращивать дальность полета, то необходимо иметь больший запас топлива. Но увеличение количества топлива приведет к увеличению объема баков для него. Значит, будет возрастать общий сухой вес ракеты. Ведь ее максимальная скорость в конце активного участка траектории задается не только полезной части, но и опустошенным и ненужным бакам.

Да, хорошо, что мы разобрались во всех их премудростях. Лишний раз убедились в том, что наш путь – неизмеримо перспективнее. Да и задачи у нас совсем иные… Прав, прав наш Главный конструктор – надо делать ракету многоступенчатой. И чтобы по мере выгорания топлива в полете отбрасывались отработавшие ступени с пустыми баками…»

Знаменательно, что этому человеку и его товарищам по работе помогали те же, кто на всех этапах помогал, кто постоянно интересовался делами НИГ, – Нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов и маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев.

Клюев не знал этого человека. Он даже не подозревал тогда о его существовании. А звали того специалиста – Николай Алексеевич Пилюгин, и стал он впоследствии академиком, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий, основоположником создания систем управления космическими кораблями и межпланетными станциями. Пилюгин наряду с Королевым явился одним из пионеров мировой практической космонавтики.

Да, не знал, не мог тогда знать всего этого Клюев. А если бы знал, то, конечно, гордился бы в глубине души тем, что труды НИГ таким вот неожиданным, но вполне логичным образом вошли в будущее, в завтрашний день. Тем, что НИГ, разгадывая военные тайны, в конце своего существования словно передала эстафету народившимся научным коллективам, на долю которых выпало раскрытие загадок космических полетов, а возможно, и других тайн Вселенной.

ПЕРЕД СТАРОЙ ФОТОГРАФИЕЙ (Вместо эпилога)

Утром в музее артиллерийской академии прохладно и пустынно. Я иду мимо многочисленных стендов, экспонаты которых рассказывают о становлении и развитии российской, а потом – советской артиллерии. Ранние солнечные лучи посверкивают на их стеклах, выхватывают из тени фотоснимки и рисунки, портреты знаменитых людей, принадлежавших некогда к этому роду войск.

Славный русский механик, привечавшийся Петром Первым, – Андрей Нартов… Это он более двухсот пятидесяти лет назад впервые в мире сконструировал сорокачетырехствольную скорострельную батарею.

Изобретатель оригинального прицела для орудий полевой артиллерии Павел Бестужев – декабрист, сосланный на Кавказ…

Создатели первых минометов и мин, участники русско-японской войны – мичман Власьев и капитан Гобято…

Конструктор великолепного по качествам, не потерявшего своего значения и ныне взрывателя к артиллерийским снарядам – военный инженер Рдултовский…

Я не перестаю удивляться – столько вокруг знакомых имен, интереснейшей информации. Как же, оказывается, послужила отечественная артиллерия кроме своего прямого назначения еще и развитию литературы и искусства, делу революции!

…Когда в четырнадцатом веке появились на Руси первые орудия, особо отличился один из пионеров-огневиков Григорий, представитель славного рода Гаврилы Алексина – соратника Александра Невского. За удаль и мастерство получил Григорий прозвище Пушка и дал впоследствии начало фамилии Пушкиных. Вот оказывается, кем был пращур «солнца русской поэзии»!

…Профессиональный революционер и писатель Степан Степняк-Кравчинский – выпускник артиллерийского училища.

…Петр Лавров, тоже воспитанник артиллерийской академии, стал одним из лидеров «Земли и воли», революционером, публицистом, автором русской «Марсельезы», другом Маркса и Энгельса.

Имена, имена…

Учащийся артиллерийского училища, а потом неистовый бунтарь – Михаил Бакунин…

Выпускник артиллерийской академии, а затем знаменитый скульптор – Петр Клодт…

Слушатель академии, впоследствии художник-передвижник – Николай Ярошенко, чье творчество так нравилось Ленину…

А вот очень знакомое, еще безбородое, упрямое и одновременно мягкое русское лицо, форменный мундир… Да это же храбрый артиллерийский офицер времен Крымской кампании Лев Толстой!

То и дело попадаются великолепно выполненные макеты прославленных в прошлом пушек и гаубиц, зенитных, морских и авиационных орудий. Висят фотографии талантливейших советских изобретателей артиллерийских систем, не имевших себе равных в мире, – Василия Грабина и Федора Петрова, портреты знаменитых маршалов артиллерии Воронова, Яковлева, Неделина, Казакова, Толубко.

А вот и небольшой стенд, на котором я вижу примечательную для себя фотографию. НИГ почти в полном составе: солидный Каплин, задумчивый Борошнев, улыбчивый Попов, по-мальчишески непоседливый, так и готовый сорваться с места Мещеряков, вихрастый Салазко, за ними – Травьянский, Макаров, Андреев… В центре, как и положено, – Алексей Игнатьевич Клюев, подтянутый, так и оставшийся худощавым. Краткая справка-информация рассказывает о том, что сделала группа в годы воины…

– Трудились они, если было нужно, и днем и ночью. Не считались ни со сложностями, ни с невзгодами, ни с постоянным риском, – рассказывает начальник музея генерал Николай Авксентьевич Филиппович.

Кому, как не ему, знать это! Ведь он был одним из опекунов и кураторов НИГ.

– Помните глубокую ленинскую мысль относительно войны? – спрашивает Филиппович. – Где Владимир Ильич подчеркивает, что война забивает и надламывает одних, закаляет и просвещает других, как и всякий кризис в жизни человека или в истории народа. Так вот, Клюев и его соратники вышли из всех опасностей и испытаний военных действительно и закаленными, и умудренными уникальнейшим опытом. Все руководство Главного артиллерийского управления и арткома считало, что их деятельность во время войны – настоящий трудовой и в не меньшей степени боевой подвиг.

– Почему же, Николай Авксентьевич, об этом подвиге столько десятилетий не было широко известно?

– Ну, главное в том, что работы членов группы долгое время не теряли своего практического значения. А кроме того, все они – большие скромники, не любят афишировать свое прошлое. Вы, наверное, сами в этом убедились…

И действительно: все представители НИГ, с которыми мне довелось не раз встречаться и беседовать, с тревогой спрашивали у меня: «Так, может быть, вы все-таки придумаете нам какие-нибудь псевдонимы?» А мне приходилось доказывать им, что читателям следует узнать их подлинные имена и фамилии.

– Как бы трудно ни приходилось членам этой группы, – продолжает генерал Филиппович, – они никогда не испытывали растерянности, смятения, тем более – страха перед неизвестностью. Нет, их всегда отличали особая сосредоточенность, глубокий интерес к делу, стремление как можно скорее разгадать тайны, распутать интриги врага.

И я вновь думаю о сказанном мне Клюевым, сказанном просто, скромно, но с внутренней гордостью:

– У нас постоянно были открытыми глаза. Мы про врагов наших все досконально знали.

Интересно, что у научно-исследовательской группы впоследствии появилась возможность еще раз в этом убедиться.

…Весной победного сорок пятого года в поверженную Германию направлялась комиссия под руководством генерала Снитко. И он включил в нее своих недавних подчиненных по НИГ – Клюева, Борошнева, Салазко. В деловых их качествах, знаниях, сметке и находчивости был уверен абсолютно. Еще перед выездом Снитко сказал им: «Проверьте там, насколько полно вам удалось раскрыть систему германской артиллерии и боеприпасов. Сопоставьте ваши анализы и выводы с реалиями».

Сначала комиссия побывала в Берлине и Потсдаме, а потом ее члены разъехались, так сказать, по «интересам» и профилям.

Например, Клюев с товарищами посетил Магдебург, где они осмотрели колоссальных размеров завод и один из его цехов, производивший гильзы для артиллерийских выстрелов.

Кругом лежали развалины – следы работы американских бомбардировщиков, а этот, сугубо военный объект остался, как ни странно, целым и невредимым. Можно было только подивиться такой случайности, но ларчик открывался просто.

Магдебургский завод принадлежал акционерному обществу, солидной частью капитала которого владели американские бизнесмены. И подобно другим финансовым воротилам США они, еще до войны конечно, тесно сотрудничали с промышленными магнатами гитлеровской Германии, участвуя в подготовке нападения на Советский Союз, а потом – уже в конце войны – позаботились о том, чтобы этот и ряд других предприятий не подверглись бомбардировкам.

Но впоследствии, в экономике ГДР, это крупповское предприятие изменило профиль и стало одним из крупнейших заводов тяжелого машиностроения имени Тельмана.

Еще год назад хозяева германских концернов – люди трезвые и расчетливые – стали откровенно пропускать мимо ушей истерические вопли Гитлера и Геббельса о «тотальной войне до победного конца». В головах Круппа, главы «ИГ Фарбениндустри» Георга фон Шнитцлера, Вальтера Роланда из «Ферайнигте штальверке», банкира и финансиста Гитлера Курта фон Шредера, управляющего концерна «Карл Цейсс» Пауля Генрихса и многих их коллег, вплоть до самого рейхсминистра хозяйства Вальтера Функа, давно уже созрели замыслы, устремленные на Запад, к их недавним партнерам и компаньонам. В радужных надеждах их, несомненно, укрепляли… бомбардировки англо-американской авиации. Странные, выборочные, если можно так выразиться, бомбардировки… Жилые районы, рабочие пригороды нещадно разрушались союзнической авиацией. А вот заводские корпуса военных объектов, другая ценная недвижимость нацистов таинственным образом уцелевали…

А через год после окончания второй мировой войны госдепартамент США приоткрыл завесу над тайными приготовлениями гитлеровской Германии к тому неизбежному периоду, который должен был последовать за ее поражением. Секретной службой для весьма ограниченного круга лиц был распространен документ под недвусмысленным кодовым названием «Операция «Надежная гавань». В нем шла речь о попытках фашистских заправил нацистских промышленных компаний найти ту самую «надежную гавань» для своих капиталов, военных изобретений и новшеств, для возрождения германской военной мощи, для дальнейших исследований и разработок. Найти у своих в недавнем прошлом официальных врагов и тайных компаньонов.

Смертоносные результаты этой успешно проведенной операции со временем стали обнаруживаться в самых разных районах земного шара. И каждый раз скупые газетные строчки, сообщения по радио, заметки в служебных бюллетенях об этих результатах заставляли напряженно задумываться и Клюева, и его товарищей по НИГ.

А тогда, весной сорок пятого года, каждый из них занимался сугубо своим, привычным делом.

Борошнев немало поездил по немецким пороховым заводам. Получил там в свое распоряжение техническую документацию, изучил ее и с радостью убедился в точности расшифровки их группой всех составов производившихся в Германии порохов. С нежностью думал он о своих лаборантках, двух Катях, которые, хоть и тяжко им приходилось, быстро и безупречно провели тысячи анализов.

А Клюев интересовался взрывчатыми веществами. Ему довелось повидать немецких профессоров, специализировавшихся по взрывчатым веществам, познакомиться с их лабораториями, архивами, осмотреть заводы, выпускавшие продукцию по рецептуре этих лабораторий. Обнаружились даже остатки низкосортных суррогатов, шедших в конце войны вместо чистых химических веществ.

И Алексей Игнатьевич еще раз сделал свой профессиональный вывод: «Как по научным исследованиям мы их превзошли, так и технологически наши заводы стояли неизмеримо выше».

Анархия и беспорядок последних месяцев войны сказывались в Германии постоянно. Немало взрывчатки плохо хранилось, а то и попросту валялось где попало. Например, неподалеку от одного крупного поселка члены НИГ обнаружили большое количество пироксилина – без упаковки, прямо на земле, под солнцем. Возможность непроизвольного взрыва была настолько велика, что Борошнев решил незамедлительно принять меры. Только благодаря его усилиям удалось предупредить грозивший взрыв пироксилина, накрыть его брезентом, а потом взять эту партию и предприятие, где пироксилин произведен, под контроль и охрану.

А в целом чего-либо нового, неизвестного, представлявшего научный или промышленный интерес они в Германии не обнаружили. Это подтвердил и еще один член НИГ – майор Каплин, успевший к тому времени объездить металлургические заводы Дрездена, Котбуса и другие. И то, что в первые годы войны они одну за другой, разгадывали загадки боеприпасов и артиллерии врага, а к концу обнаруживали спад производства, застой и разлад в исследовательских и конструкторских работах, все больше напоминало им что-то вроде сигнальной ракеты. Она с шумом и ярким блеском взлетает вверх, но потом – пустой обгоревшей картонной гильзой падает наземь. С этими наблюдениями и заключениями полностью согласился генерал Снитко, который был удостоен за свои фундаментальные научные труды Государственной премии. Поздравляя его наперебой, радовались тому, что эти глубокие исследования получили такую высокую оценку. И только потом стало известно: Снитко оставил себе лишь лауреатскую медаль, а всю сумму тут же передал в детские дома – сиротам войны.

Все члены НИГ с восхищением вспоминали, как Константин Константинович умел с ходу вникнуть в самую сложную проблему, поддержать научный поиск или, наоборот, жестко спросить с людей, если считал, что работа слишком затягивается.

Как он любил порой углубиться в историю своего «кровного» рода войск! И тогда мог свободно цитировать по памяти самый, пожалуй, ранний российский специальный труд по артиллерии, изданный в начало семнадцатого века, – книгу некоего Михайлова «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки…». Или начинал расспрашивать собеседника – известны ли ему первые московские артиллерийские «предприятия», какие они были, где находились. И с удовольствием рассказывал о Московской пушечной избе, построенной в 1475 году, о созданном еще лет через пятьдесят пушечном дворе, где работали великолепные мастера литейного дела, среди которых был и Андрей Чохов, творец царь-пушки…

Георгия Салазко однажды генерал удивил вопросом – давно ли он перечитывал Горького, его воспоминания о Ленине? И когда Салазко смущенно забормотал о том, что недосуг, что за сугубо артиллерийскими делами и заботами до литературы просто руки не доходят, Снитко укоризненно сказал:

– Нельзя так отделять одно от другого. Разносторонность, широта кругозора всегда отличали русских артиллеристов, подлинную интеллигенцию армии. В воспоминаниях Горького о Ленине есть весьма примечательное место. Думается мне, что напомнить его вам сейчас будет как нельзя кстати. Это поможет разрешить некоторые ваши сомнения. Насколько мне известно, они у вас сейчас есть, не так ли?

Салазко мрачновато кивнул.

– Послушайте – и ваши научно-служебные неурядицы покажутся вам песчинками. – С этими словами Снитко вынул из стола книгу с аккуратной закладкой, раскрыл и стал читать: – «Я предложил ему съездить в Главное артиллерийское управление посмотреть изобретенный одним большевиком, бывшим артиллеристом, аппарат, корректирующий стрельбу по аэропланам.

– А что я в этом понимаю? – спросил он, но поехал. В сумрачной комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди… Среди них скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной».

– Что за генералы? – спросил Салазко. – Это ведь, как я понимаю, происходит уже после победи Октября?

– Ну, военспецы, перешедшие в Красную Армию, – объяснил Снитко. – Их фамилий Горький не приводит, а жаль. Наверняка были среди них очень известные деятели российской артиллерии. Ладно, давайте дальше… «Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его минуты две, три, одобрительно сказал:

– Гм-гм! – И начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики: – А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма, устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов орудий автоматически с показаниями механизма?»

– Неужели Ленин интересовался такими вещами? – изумился Салазко.

– Представьте себе, как и многим другим. Да что вы меня перебиваете? Дайте дочитать.

«…Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, – изобретатель и генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель рассказывал мне:

– Я сообщил моим генералам, что приедете вы с товарищем, но умолчал, кто – товарищ. Они не узнали Ильича, да, вероятно, и не могли себе представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: это техник, профессор? Ленин? Страшно удивились – как? Не похоже! И – позвольте! – откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как человек технически сведущий!..»

Генерал захлопнул книгу, строго глянул на сидевшего перед ним Салазко.

– Видите, какое внимание Ильич уделял развитию артиллерии. А ведь тогда условия были намного тяжелее, да и страна не обладала ни должным техническим, промышленным уровнем, ни избытком средств. Но, тем не менее, на той встрече Ленин обещал Главному артиллерийскому управлению помощь и поддержку, и вскоре она последовала, в довольно солидных масштабах.

И я призываю вас отмести все сомнения и переживания. Ваши замыслы встретят поддержку, уверяю вас…

С годами эта черта Снитко стала проступать все ощутимее – стремление разобраться в затруднениях тех, кто погружен в поиски нового, помочь им, причем далеко не всегда добрым, ласковым словом, а чаще – суровым упреком, подсказкой неиспользованных возможностей, призывом к выдержке, терпению, проявлению характера и воли.

– Что и говорить – доставалось от него по первое число! И неоднократно… – улыбаясь, вспоминает Алексей Игнатьевич Клюев. – Но всегда по делу: обоснованно и вполне объективно. И любой его приказ, любое предписание так глубоко продумывались, так научно и служебно прорабатывались, что ни в Наркомате боеприпасов, ни в Наркомате вооружения никогда никаких возражений не встречали.

– Скажите, Алексей Игнатьевич, – спрашиваю я, – а с чем – в общих, конечно, чертах – были связаны собственные научные исследования Снитко?

– Ну, во-первых, он был одним из лучших теоретиков физики горения и взрыва… Кроме того, одним из первых сделал вывод, что у преобразований, у попыток синтезирования новых соединений, есть предел…

Ныне научные открытия позволяют создавать, синтезировать небывалые, фантастические по мощности взрывчатые вещества. Можно-то можно, но они неизбежно будут неустойчивыми… Вот над чем он постоянно думал…

Алексей Игнатьевич помнит до мелочей все, что связано с событиями сорокалетней давности. Тот период, естественно, особо дорогая для него часть жизни. Пусть и воскрешает она тяжелый труд, большую опасность, а все равно – дорогая. И соратники его, конечно, видятся ему такими, какими были четыре десятилетия назад. Да и он для них по-прежнему остается старшим товарищем, наиболее опытным и знающим. Короче – командиром. Все они давно уже люди самостоятельные, явно немолодые, многие внуками обзавелись, но, если надо обсудить какую-нибудь проблему, посоветоваться, принять решение, едут к Клюеву: с одного конца Москвы на другой. И это так трогательно.

Всю войну члены НИГ держались в форме, не позволяя себе хворать, не обращая внимания на недомогания и боли. А вот в мирное время, как и у многих фронтовиков, у них открылись всяческие недуги. Но и с ними упрямо сражаются военные инженеры, не сдаются. Вот только нет уже рядом одного из самых молодых их коллег, дослужившегося до генеральского звания, – Георгия Салазко…

Уважение к научной деятельности Алексея Игнатьевича, к его работам военных лет испытывают не только его бывшие коллеги.

Вот, например, какую оценку дал ему главный маршал артиллерии Воронов:

«В годы Великой Отечественной войны инженер-полковник Клюев выполнял ответственное задание по исследованию и описанию боеприпасов и артиллерии германской, итальянской и других армий, в результате чего им было издано несколько капитальных справочников и руководств общим объемом около шестидесяти печатных листов. Эти работы принесли большую пользу всей артиллерии Советской Армии. На основании некоторых научно исследовательских работ инженер-полковника Клюева были созданы новые образцы боеприпасов, принятые на вооружение нашей артиллерии».

Такая характеристика неплохо вписалась бы в наградной лист Клюева к ордену Красной Звезды – за войну и к ордену Трудового Красного Знамени, полученному им тоже в военные годы.

Не так давно в связи с двухсотпятидесятилетием артиллерийской академии была опубликована статья, одним из авторов которой явился заместитель начальника академии, лауреат Государственной премии, доктор технических наук, генерал-лейтенант инженер А. Солодов. В этой статье содержится, так сказать, «сегодняшняя» оценка всего сделанного НИГ. Вот она:

«Для того чтобы бороться с таким сильным и хорошо технически оснащенным противником, каким явилась армия гитлеровской Германии, необходимо было непрерывно следить за развитием его артиллерийского вооружения и боеприпасов, досконально выяснить его слабые и сильные стороны. Эту работу выполняла группа специалистов академии под руководством А. И. Клюева.

Результаты работы группы позволили выявить всю систему артиллерийского вооружения немецко-фашистской армии и ее союзников, быть постоянно в курсе всех его изменений в ходе войны».

Да, такая оценка – высокая награда.

Многие из бывших фронтовиков любят читать и перечитывать мемуары известных полководцев. Они, таким образом, не только вспоминают сражения, в которых сами принимали участие, но и приобщаются к стратегическим замыслам, невольно ставят себя на более высокий уровень, как бы участвуя в разработке победных операций.

Ветеранам НИГ не надо ничего воображать: они, аналитики по складу ума и профессии, углублены в свои, уже нынешние, заботы и проблемы, которые их тревожат.

…Вечер. Очередной разговор с Клюевым подходит к концу. Негромко работает телевизор – идет программа «Время». Алексей Игнатьевич прислушивается к сообщениям из «горячих точек» планеты и поворачивается ко мне.

– Я постоянно думаю вот о чем. Был Вьетнам, сейчас – Ближний Восток, Центральная Америка, юг Африки… Ведь это все – самые настоящие полигоны! Там проходили и проходят проверку новейшие системы и виды вооружения, угрожающие миру. Всякие вакуумные бомбы и прочая мерзость…

Я уже не раз убеждался в пристальном внимании Клюева к современной международной обстановке, к милитаристским приготовлениям империалистических кругов. Узнав о принятом в США решении «поставить на поток» производство неких химических снарядов и бомб, Клюев сказал мне в сердцах: «Увидите, они еще наплачутся с такими боеприпасами. Вспомните, что я говорил вам о предвидениях Снитко!»

И я немало был поражен, прочитав впоследствии в газетах сообщение: «США пришли к выводу отложить производство специальных химических бомб и снарядов. Выяснилось, что они представляют смертельную опасность даже во время хранения: ими выделяются ядовитые вещества».

– Все эти испытания, применение смертоносных новинок на практике невольно напоминают то время, когда мы только начинали раскрывать фашистские секреты, – хмурится Клюев. И пристально смотрит мне в глаза: – Вы понимаете, что меня сейчас заботит?

А телевизионный диктор спокойно сообщает о том, что завтра ожидается хорошая, ясная погода…