Текст книги "Взгляни на небо"

Автор книги: Илья Дворкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава седьмая

На следующий день с раннего утра у кассы цирка толпился народ. Володька, Таир и Родька из кожи вон лезли, чтобы заработать себе контрамарки. Они граблями разрыхляли манеж, сметали жесткими метелочками пыль с алого бархата барьера, с усердием чистили скребниками ишачка-артиста, таскали какие-то веревки и все время старались попасться на глаза директору.

– Вижу, вижу, все вижу, – сказал наконец директор и вручил им шесть контрамарок, – можете девочек пригласить! Или дружков.

Все шло по плану. Но самое трудное было впереди. Тянули жребий. Спички держал Родька. Потянул Таир – длинная. Володька – тоже длинная.

– Ура! – заорал Родька и швырнул третью спичку в сторону.

Таир внимательно поглядел на Родьку, присел, пошарил в траве, нашел спичку. Длинная.

– Ты что же это делаешь? Жульничаешь? – зловеще спросил Таир.

И тут Родька улыбнулся так добродушно и открыто, что Таир невольно улыбнулся в ответ.

– Понимаете, ребята, уж очень хотелось самому этого клоуна проучить, – с обезоруживающим нахальством проговорил Родька. – Уж больно дядю Арчила жалко.

Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.

– Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!

– Какой?

– А такой, – Володька пошевелил пальцами, – такой… извилистый человек.

– Ладно. Хватит, – вмешался Таир. – От дальнейшей жеребьевки мы тебя, Родька, отстраняем.

Таир взял две спички, отломал у одной кусочек, зажал в кулаке.

– Тяни, Володька, – сказал он.

Володька потащил и вынул коротенькую спичку. Он поглядел на Таира, смущенно пожал плечами.

– Все честно, – сказал Таир. – Значит, ты сегодня выходишь на арену.

– Везет же некоторым, – пробормотал Родька.

– Не надо было жульничать, – отрезал Таир. Вечером цирк был снова переполнен. Мальчишки сидели на том же месте, что и вчера, но почти не видели представления. Они ерзали от нетерпения, они ждали выхода клоуна с ишачком.

За полчаса до этого коронного номера Таир вскочил, пробрался к выходу и выскользнул из цирка.

Володька изо всех сил сжимал кулаки, его колотила нервная дрожь.

«Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?» – беззвучно шептал он.

– Успеет! Должен успеть! – подбадривал его Родька. Вот окончился предпоследний номер, вот сейчас выйдет клоун…

«Не успеет!» – прошептал Володька, и в это время запыхавшийся Таир плюхнулся рядом.

– В порядке! – выдохнул он.

Володька вымученно улыбнулся и еще сильнее сжал кулаки, ногти впились в ладони.

– Боишься? – спросил Таир.

– А ты думал! Вот сколько народу – и все глядеть будут, – честно ответил Володька.

– Давай я выйду, если дрейфишь, – предложил Родька.

– Еще чего! Волнуюсь я, понял?

– Ты только не тяни! А то выскочит какой-нибудь чудик и все испортит, – прошептал Таир.

Вышел клоун, втащил за собой упирающегося ишачка, поправил ему залихватскую соломенную шляпу, вынул будильник, коробку конфет и прокричал слово в слово то же самое, что и вчера.

Ряду этак в десятом поднялся здоровенный парень, стал пробираться к манежу.

Володька испуганно вскочил, и ноги сами собой вынесли его на арену.

Он даже не предполагал, как это страшно – очутиться одному в освещенном круге. Лиц зрителей не видно, и кажется, там, в темноте, шевелится кто-то огромный, глазастый, а ты будто голый стоишь перед сотнями глаз.

– Вот смелый молодой человек! Вот отважный джигит! – закричал клоун. – Прошу садиться! Самый смирный из ослов ждет вас! Минута! Всего одна минута – и конфеты ваши.

Володька напряженно вглядывался в ряды зрителей. Где-то там сидели Таир и Родька, Ленка Бородулина, Мамед по прозвищу Очевидец и еще десятки знакомых людей. Но прожектора ослепляли, и Володька никого не увидел.

Клоун потянул его за рукав.

– Давай, давай, мальчик, не бойся, – прошептал он, а вслух закричал: – Смертельный номер! Джигитовка на осле. Маэстро!

Он протянул руки к оркестру, и там сухо и тревожно затрещал барабан.

Медленно, как в тягучем, вязком сне, Володька подошел к ишачку, неуклюже взгромоздился на него и почувствовал, что тот дрожит. Ослик тоже нервничал и боялся.

Как сквозь вату доносился голос клоуна:

– Тридцать секунд!.. Сорок!.. Ой, пропали мои конфеты! Пятьдесят! Ой, моя голова! Пятьдесят пять!

Ослик стоял неподвижно и мелко кивал головой. Клоун запнулся, с изумлением уставился на Володьку.

– Пятьдесят шесть! – завопил кто-то, и Володька узнал Родькин голос.

– Пятьдесят семь, – машинально продолжил клоун.

– Пятьдесят восемь! – надрывался Родька.

– Минута… – растерянно и негромко пробормотал клоун.

Но в цирке стояла такая тишина, что все услышали.

– Ну и дела, – прошептал клоун, и Володьке стало вдруг жаль его.

Но, видно, клоун был не только отличным артистом, но и настоящим мужчиной. Он взял себя в руки, и голос его прозвучал весело и звонко:

– Гр-р-рандиозно! Этот мальчик прирожденный дрессировщик! Уж если он мог укротить этого серого лопоухого хищника, ему никакие львы и крокодилы не страшны!!!

Зрители добродушно посмеивались. Володька слез с ослика. Клоун подошел и протянул коробку конфет. Но Володька, неожиданно для зрителей, да и для себя тоже, попятился и спрятал руки за спину.

– Бери, бери, разбойник, – тихо проговорил клоун, – ишь чудо-юдо! Заболел, наверное, мой серый.

Клоун шутливо замахнулся на Володьку.

Очевидно, издали его раскрашенное лицо казалось веселым, но Володька видел, что глаза клоуна были печальны и озабочены. Он почти насильно сунул коробку Володьке и поволок ослика за кулисы.

Представление окончилось.

Таир и Родька шумно веселились, какие-то незнакомые люди поздравляли Володьку, хлопали его по плечам, но он молча и сосредоточенно пробирался к выходу.

– Ты чего? – спросил тревожно Таир.

– Ничего. Конфеты надо отдать. Это нечестно. Клоун думает, что осел заболел. Он тревожится. Сейчас пойду и отдам.

– Сдурел! – возмутился Родька.

– Сам сдурел, – огрызнулся Володька.

Они уже вышли из шатра шапито, когда услыхали пронзительные вопли. Двое мальчишек, сцепившись, катались на земле.

Один из них был в знакомом джинсовом костюме с фальшивыми латками, а второй… Вторым был тот самый щекастый пижон, над которым мальчишки подшутили на пляже.

Он оседлал обладателя роскошного костюма, тряс его и вопил:

– Отдай, отдай! Вор! Ворюга! Это мой! Мой костюм!

И по щекам его текли слезы, а лицо было перекошено от злости.

– Псих сумасшедший! – отбивался оседланный мальчишка. – Слезь с меня немедленно! Я тебе дам за «ворюгу»! Ненормальный!

Раздвинув толпу, появился милиционер, легко приподнял мальчишек за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.

– Хулиганите? – деловито спросил он. – Вы что это тут за цирк после цирка устроили?

Черноволосый мальчишка попытался объяснить:

– Вот этот сумасшедший, первый раз его вижу, набросился сзади ни за что ни про что!

– Ах, ни за что! Ни про что! – взревел щекастый. – Это чей костюм? – Он ткнул пальцем в грудь противника.

– Как чей? Мой!

– Нет, мой! Ты его украл! На пляже украл, пока я плавал!

Черноволосый так рванулся к обидчику, что милиционер с трудом удержал его.

– Слыхали?! Я же говорил – ненормальный он!

– Ладно, – сказал милиционер, – разберемся. Пошли.

И повел мальчишек в милицию. Володька и Таир растерянно переглянулись, поискали глазами Родьку. Но Родька исчез.

– Да-а! – протянул Таир. – Не нравится мне все это. Очень не нравится. Надо срочно найти Родьку, пусть объяснит.

– Ладно, никуда Родька не денется, – завтра в школе поговорим. Тут какая-то ошибка или…

– Вот именно – или, – мрачно проворчал Таир.

– Нет, Таирка, быть такого не может. Я знаю, о чем ты думаешь. Не верю. Пойдем скорее, клоуна повидаем! А с Родькой потом.

Таир и Володька шагнули в сторону от ярко освещенного входа в цирк и сразу окунулись в непроглядную темень. Только тускло светились слабые лампочки над крылечками домиков-вагончиков. Мальчики осторожно подошли к одному из них и увидели клоуна. Он стоял рядом с осликом, гладил его, целовал теплую замшевую морду и горестно бормотал:

– Ну, что же ты, Сережа, Серенький мой! Заболел? Что же с тобой случилось, милый? Эх, такой номер пропал! Столько мы с тобой работали, и все прахом. Заболел ты, бедняга!

– Да не заболел он, не беспокойтесь, – проговорил Володька и шагнул из темноты в желтый круг света.

– А, это ты, джигит? – вяло удивился клоун. – Вкусные конфеты?

– Не знаю, не пробовал, – ответил Володька. – Я их обратно принес.

– Нет уж! Заработал честно – ешь! Просто Серый заболел!

– Никакой это не Серый! И заработал я нечестно. Этого осла Чако зовут! – закричал Володька.

– И-а! И-а! – трубно подтвердил Чако.

И тут же из темноты, будто эхо, раздалось:

– И-а! И-а! И-а!

И появился Таир. За ним бодро трусил артист Сережа, Серенький, двойник ишачка-трудяги Чако.

Ослики стали рядом, Володька снял с Чако соломенную шляпу, а клоун зажмурился и яростно затряс головой.

– Двоится! – прошептал он и открыл глаза. – Точно двоится!

Серый потянулся к клоуну, лизнул его шершавым языком в шею. Чако затрусил к Таиру.

– Погодите, погодите! – клоун хлопнул себя по лбу. – Вы что ж это, черти полосатые, вы, значит, моего Серого подменили?!

– Подменили, – сказал Таир.

– Конфет захотелось?

– Вот ваши конфеты. Забирайте, – ответил Володька.

– Ничего не понимаю! – воскликнул клоун.

Он был так счастлив встречей с Серым, что готов был простить всех мальчишек на свете.

– Для чего ж вы это все проделали? – спросил он.

– Дядю Арчила было жалко, – ответил Таир.

– Какого еще дядю? Не знаю никакого Арчила!

– А кого ваш Серый вчера сбрасывал? Над кем все смеялись? Не знаете! Он же вам сам сказал, мы слышали. «Я, – говорит, – Арчил Коберидзе». А он наш друг. Ему обидно.

– Но ведь это же шутка! Это старый цирковой трюк! Ребенку понятно, – закричал клоун.

– Нам-то понятно. – Таир грустно улыбнулся. – А дяде Арчилу обидно. Он целый день никого брить не мог. У него от обиды рука дрожала.

– Да-а! Дела! – клоун задумался. – Значит, он парикмахер? Ладно! Завтра же пойду к нему и извинюсь. Видно, это хороший человек, если у него такие верные друзья.

– Только вы поосторожнее, – предупредил Володька, – вы сперва извинитесь, а потом уж брейтесь. Дядя Арчил ужас какой горячий человек. Забирайте конфеты. Нам домой пора.

– Нет уж, – твердо сказал клоун, – вы их заработали честно. И многому меня научили. Может быть, и пора уже менять старые трюки. Особенно если из-за них хорошим людям – обида.

Глава восьмая

На следующий день весь шестой «а» лакомился конфетами. А на Володьку приходили глядеть, как на чудо, изо всех классов – от первого до восьмого.

Тяжкое бремя славы легло на Володькины плечи. Поначалу он смущался, потом развеселился и очень серьезно стал рассказывать о своих необычных способностях.

– Я, – говорил он, – его загипнотизировал. Я ему мысленные приказы передавал.

– Ой! – пугались девочки. – Значит, ты гипнотизер?

– Ага! – говорил Володька и прикрывал ладошкой губы – уж очень ему хотелось расхохотаться. – Я, наверное, и учиться брошу, – продолжал он, – в цирк пойду. Раз у меня такие неслыханные способности.

– Врешь ты все, – заявила Ленка Бородулина.

– Ах, так! – зловеще прошептал Володька. – Сейчас, сейчас… сделаю тебя черепахой… Сейчас узнаешь…

Ленка вдруг застыла, лицо ее стало таким испуганным, что Володька даже растерялся на миг.

Потом он расхохотался. Ленка ткнула его острым локтем в бок и выбежала из класса.

Таир в этих Володькиных развлечениях участия не принимал. Он ходил мрачный и все высматривал, не появился ли Родька. Странная сцена, разыгравшаяся у выхода из цирка, не давала ему покоя.

Но Родьки все не было. И только на следующий день выяснилось, что родители увезли его в Баку удалять гланды.

Несколько дней Родька пролежал в больнице.

И как раз в эти дни пропал любимый Володькин щен Филимон.

Еще утром Володька играл с ним, а когда вернулся из школы, Филимона и след простыл. Сперва ни Володька, ни Таир не беспокоились: характер у Филимона был независимый, и он частенько отправлялся разгуливать по городу, но к вечеру возвращался обязательно.

На этот раз Филимон не вернулся. Три дня Таир и Володька прочесывали город, расспрашивали прохожих, по очереди звали Филимона и прислушивались: не отзовется ли?

Все было тщетно. Филимон исчез. Володька осунулся за эти дни, глаза его запали и неестественно блестели. А на четвертый день, когда все уже не сомневались, что Филимон пропал окончательно и только один Володька не желал этому верить, Филимон явился.

Был он взъерошенный и решительный, на шее его болтался обрывок веревки, а хвост вилял победно и радостно.

Захлебываясь лаем, он бросился к Володьке, тот подхватил его на руки, и Филимон мгновенно облизал своему хозяину лицо. Обычно такие телячьи нежности Володькой не допускались, но в тот миг он был так счастлив, что позволял Фильке все. Он сам целовал щенка в холодный влажный нос и приговаривал:

– Филька мой, Филимон, Филимоша…

Володькина мама принесла бульон и куриную ногу. Филимон с такой жадностью набросился на еду, что стало ясно: пес не ел несколько дней.

– Да какой же это злодей тебя голодом морил, псина ты моя милая?! – возмутилась мама.

– Гляди, Володька, – сказал Таир, – видал, как конец веревки замусолен? Она не оборвана, ее Филимон перегрыз.

– Вот бы найти этого гада, который Фильку мучил! Я не я буду, если не найду!

– А что?! – загорелся Таир. – И найдем! Нас Филька отведет.

Филимон внимательно глядел ребятам в глаза и всякий раз, услышав свое имя, с готовностью вскакивал.

– Мальчики, может, подождете, пока отец с моря придет? – сказала мама. – Наверняка тот, кто морил Фильку голодом, человек плохой.

– Да что, мы в лесу живем? Не бойся ты, пожалуйста!

– Филька! Вперед! Веди! – закричал Таир, и Филимон бойко побежал, поминутно оглядываясь на мальчишек.

Миновали одну улицу, другую, свернули в заросший травой окраинный переулок. В конце переулка дома кончались, узкая извилистая тропка вела в горы.

Таир и Володька недоуменно переглянулись, но Филимон с прежней уверенностью бежал вперед. Ребята припустили за ним. Тропинка петляла, змеилась, но упорно вела все выше в горы. Начался голубой грабовый лес. Голубым он был оттого, что стволы деревьев обросли густым синеватым мхом. Только на грабах бывает такой мох. Филимон вдруг свернул с тропинки, и мальчишкам пришлось продираться сквозь густые кусты орешника.

– Куда это он нас завел? – спросил Таир.

Володька только плечами пожал. Ребята были мокрые от пота, исцарапанные; они тяжело дышали, но упрямо продолжали ломиться сквозь густые переплетения гибких веток.

Неожиданно орешник кончился, и мальчишки выскочили на небольшую полянку, покрытую высокой, сочной травой.

Полянка упиралась в отвесный склон горы, и в этом склоне зияла треугольная дыра.

– Вот это да! – прошептал Володька. – Пещера!

Рядом с входом в пещеру чернел след от костра, чуть поодаль в землю был вбит кол, а к нему привязана веревка.

Филимон уселся рядом с колом и уставился в лицо Володьки своими умными и преданными глазами.

– Видал? – Таир подошел, поднял замусоленный конец веревки. – Вот здесь его кто-то и привязал.

– Зачем только ему это понадобилось? Непонятно.

Мальчишки говорили шепотом. Было жутковато. Глухая тишина висела над поляной, и ребятам казалось, что из черной дыры пещеры за ними наблюдают внимательные, холодные глаза.

Филимон вдруг вскочил и неторопливо вбежал в пещеру. Через малое время он выскочил оттуда и уселся перед входом – одно ухо торчком, другое, как тряпочное, болтается и голова набок – загляденье!

– Не лаял! – сказал Володька.

– Пусто там. Никого нет. Пойдем поглядим? – предложил Таир.

– Пошли!

Мальчишки осторожно протиснулись сквозь узкую дыру входа и замерли. После яркого, блистающего зелеными, голубыми, золотыми красками дня пещера, казалось, была залита до краев непроглядным мраком.

Таир первым сообразил, что они заслоняют собой вход.

– Давай руку, Володька, – сказал он, – отходи в сторону, пусть свет войдет.

Глаза постепенно привыкли к сумраку пещеры, и наконец мальчишки рассмотрели ее всю. Потом обстоятельно измерили. Пещера была невелика – восемь шагов в длину, шесть в ширину, зато свода ее разглядеть было невозможно.

У стенки напротив входа лежала груда веток с пожелтевшими уже листьями. Очевидно, кто-то спал на них.

Больше ничего в пещере не было, если не считать многочисленных окурков, разбросанных по каменному полу.

– Необитаемой пещеры не получилось, – Володька усмехнулся. – Хозяин был, но куда-то ушел или переселился.

– Что же он, гад, Фильку не отвязал?! Псина ведь погибнуть могла!

– Может, просто не успел?

– А может, он вот-вот явится? – Таир был очень серьезен. – Знаешь, Володька, давай-ка сматываться отсюда. Через пару дней придем поглядим. Тогда и решим, что с нашей находкой делать. Про эту пещеру, наверное, никто и не знает.

– Кроме того, кто в ней спал и курил, – Володька усмехнулся.

– Может, это давно было, – не сдавался Таир.

– Нет, недавно. Не позже, чем три дня назад. Ты что, забыл, когда Филька пропал.

– Верно, – протянул Таир, он задумался, потом решительно тряхнул головой: – Все равно! Если здесь кто и живет, надо на него поглядеть: что это за тип, который чужих собак ворует, да еще голодом их морит.

О своей находке мальчишки не рассказали никому. И только когда в классе появился Родька, все такой же улыбающийся, добродушный и красивый, Володька и Таир открыли ему свою тайну.

Володьку поразило, как мгновенно изменилось Родькино лицо. Он побледнел, глаза сделались жесткими, зрачки сузились, стали размером с булавочную головку.

– Как вы ее нашли? – резко спросил он. Таир и Володька переглянулись.

– Так ты, значит, знал про пещеру? – спросил Таир. На мгновение Родька смутился, но тут же ясными глазами оглядел приятелей:

– Да откуда ж мне знать! Просто интересно.

– Темнишь ты что-то, – подозрительно сказал Таир. – И вообще… скажи-ка, что это за дурацкую сцену мы видели у выхода из цирка? И куда ты тогда исчез?

– Никуда я не исчезал, – спокойно ответил Родька, – нас толпа растащила в разные стороны. Я тогда сразу понял, в чем дело. Этот щекастый, видно, большой жук. Он, наверное, кому-нибудь дал свою джинсу, чтобы тот продал тому парню. Денежки поделили, а потом решили костюм отобрать – поди докажи, что он не ворованный! Жулики!

Таир и Володька оторопели. Слишком уж замысловатым казалось им Родькино объяснение. Просто в голове не укладывалось, что может быть такое.

– Ерунда какая-то, – сказал Володька.

– Чего ж ты молчал, не вмешался? – спросил Таир.

– Чудила! – Родька снисходительно улыбнулся. – Я же только предполагаю. А вдруг все не так?

– Ну и что? Мог же ты рассказать, как мы подшутили на пляже, а потом ты сам, лично отдал этот несчастный костюм, – не унимался Таир.

– А если бы он отказался? – Родька внимательно и твердо глядел в глаза Таиру. Таир смутился отчего-то и отвел взгляд в сторону.

– Да как же он мог отпереться? – заорал Володька. – С ума ты сошел! Мы бы подтвердили твои слова!

– А если он жулик? Подтвердили! Что получается? А то: вместе брали, вместе закапывали, вместе прятали. Сказал бы он, что я ничего ему не отдавал, и никто бы вашим словам не поверил. Вышло бы, что не он, а мы все трое жулики.

Родька говорил напористо и убедительно.

Таир и Володька растерянно молчали. Нельзя сказать, что Родька убедил их. Нельзя сказать, что они испугались. Да и чего пугаться, если ты ни в чем не виноват?

И все же. Какая-то смутная тревога охватила мальчишек. Таир хмурился, сосредоточенно уставясь в землю, тер кулаком лоб. У Володьки противно сосало под ложечкой, он глядел на Родьку, и тот вдруг показался ему ни капельки не симпатичным, обаяние и добродушная улыбка, все это куда-то исчезло, лицо Родькино сделалось напряженным и злым.

– Все это странно и противно, – проговорил Володька.

– Вот что, – решительно сказал Таир. – В этом деле надо разобраться. А потому необходимо разыскать щекастого.

– Правильно! – закричал Родька. – Верно! Найдем и все выясним. Не отвертится.

Он обрадовался, заулыбался и снова стал прежним Родькой – веселым и добродушным парнем.

Но оказалось, что не так-то просто даже в небольшом городе отыскать человека, если не знаешь ни имени его, ни фамилии.

Разве что случайно встретишь.

Но щекастый не попадался на глаза, он как в воду канул. Несколько дней, сразу после школы, мальчишки бродили по пляжу, без устали сновали по главной улице города, вглядывались в лица прохожих – все без толку.

– Асфальт полируем, – посмеивался Родька, – ноги гудят как чугунные.

– Ну его к монахам, – разозлился наконец Володька, – мы из-за этого типа нахватаем «пар» полные дневники. Я уже третий день уроков не делаю.

– И я! – подхватил Родька.

– Ладно, – решил Таир, – никуда он не денется. Все равно когда-нибудь встретим. Случайно.

И они встретили. Но не щекастого пижона, а того худенького парнишку, на которого щекастый напал тогда у цирка. И встретили неподалеку от школы.

– Стой! – закричал Таир. – Погоди! Поговорить надо.

Мальчишка остановился. Хмуро оглядел по очереди троих приятелей. Одет он был в обычную школьную форму.

– Чего вам? – спросил он.

– Слушай, мы видели, как тебя и еще одного милиционер увел. Ну, у цирка, помнишь?

– Еще бы не помнить! – мальчишка сердито фыркнул. – А вам-то какое до этого дело?

– Да брось ты злиться. Мы тебе помочь хотим, понимаешь? – сказал Володька.

– В чем помочь?

– А в том! Где твой джинсовый костюм? – спросил Таир. Мальчишка дернулся, будто его ударили.

– И ты туда же?! – заорал он. – Идите вы все к черту с этим проклятым костюмом!

– Не ори, – приказал Таир. – Говори толком. Мы тебе действительно можем помочь. Рассказывай все по порядку.

Мальчишка внезапно сник. Исподлобья поглядел в серьезное лицо Таира, нехотя заговорил.

– Чего там рассказывать – костюм этот ворованный оказался. Его у того парня сперли на пляже. А я-то откуда знал? Мне его предложили купить, я продавца этого домой отвел. Маме костюм тоже понравился. Купили. Шестьдесят рублей заплатили. Только и поносить успел четыре дня. А потом этот парень налетел. Милиция, крики, родителей наших вызвали. Мать и отец того парня – его Славкой зовут – подтвердили, что он не врет: его это костюм, обворовали его на пляже. – Мальчишка помолчал немного, грустно улыбнулся. – Славкина мать красную тряпку принесла, из которой фальшивые латки вырезала. Все точно, без обмана.

– Ну, а дальше что? – спросил Володька.

– Ясное дело – что! Пришлось отдать костюм. Славка его в охапку, и тю-тю мой костюмчик – укатил!

– Куда укатил, говори ты толком! – закричал Таир.

– Не знаю, – равнодушно ответил парнишка. – В Ленкорань или в Баку, не знаю. Славка-то нездешний. Он с родителями на несколько дней приезжал.

– Вот так номер! – Родька весело захохотал. – А продавец-то какой из себя?

– Взрослый уже парень, лет семнадцать ему, восемнадцать, невысокий такой, квадратный.

– Что я говорил? – ликовал Родька. – Жулики! Этот Славка и продавец – одна шайка-лейка. Надули тебя, парень!

– Ты-то чему радуешься?! – разозлился парень. – Никуда этот продавец от меня не денется! Я его, кривоногого, за километр узнаю. Уже больше недели ищу.

– Ну и городишко! Все друг друга ищут! – веселился Родька. – Вот у нас…

– Вот у вас в Юрмале! – оборвал его Таир. – Слыхали. Надоело.

Они распрощались с парнем, у Родьки оказалось какое-то срочное дело, и Таир с Володькой остались одни.

– А Родька-то оказался прав. Я б до такого в жизни не додумался! А этот-то щекастый, ну и подлая рожа!

– Да, – кивнул Таир. – Прав. И это очень хорошо. Нет, не то говорю! Ничего, конечно, хорошего во всей этой истории нету, но я… – Таир запнулся, быстро вскинул на Володьку глаза, – я ведь знаешь о чем думал… я ведь подумал, что Родька костюм хозяину не вернул.

Таир и Володька сосредоточенно глядели друг на друга, довольно долго молчали. Потом Володька опустил глаза, тихо произнес:

– Я тоже. Только говорить было неловко. Больно уж все это… – Володька сделал неопределенный жест, лицо его брезгливо сморщилось.

– Это точно! – буркнул Таир.

И больше они об этой истории не говорили.