Текст книги "Искушение. Книга 1. Перстень Змеи"

Автор книги: Илья Кирюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 15

11.05. 18 октября 1941 года. Деревня Огибаловка Можайского района.

Софья Ивановна прислушивалась к раскатам пушечной канонады, доносившейся со стороны города. Всю ночь и утро по раскисшей дороге к Можайску, что проходила через деревню, шли солдаты и медленно тащились подводы с раненными. Машины по дороге не могли проехать уже неделю. Все, кто мог, уже ушли из Огибаловки вдоль железной дороги в сторону Москвы, побросав дома, вещи и скотину. Ночью только в усадьбе Ильиных да у Марьи Жуковой в окнах был виден свет. Марья ушла с рассветом в Пушкино к сестре, а дальше в леса, где уже с лета ее муж Степан Порфирьевич готовил заимку, чтоб пережить зиму. Когда началась Война, инвалид и герой Гражданской Степан Жуков, вспоминая Первую мировую и годы коллективизации, так говорил Софье Ивановне:

– Сомнительно, чтобы немец до Можайска дошел. Уверенно можно сказать только одно – все запасы и скотину отберут для нужд фронта.

Вчера Марья зашла к Ильиным в надежде, что Софья с младшей дочерью Надей двинутся вместе с ней, но Софья отказалась. Она знала, что Валентин заберет их до прихода немцев.

Вещей было немного: старенький саквояж и небольшой фибровый чемодан. Саквояж Софья оставить не могла – покойный муж очень любил эту дорожную сумку, берег и регулярно смазывал его камфарным маслом, поэтому саквояж был почти как новый. В него Ильина сложила документы и наиболее ценные вещи. В чемодан – смену чистого белья себе и дочери, да теплые носки и кофты – впереди зима. Все остальное добро они с Надей закопали в огороде. Даже икону Казанской Божьей Матери Софья уложила в чемодан, бережно завернув в чистую скатерть, и закопала в дальней части сада (Валентин служил в НКГБ и носил ромб в петлицах [85]85
  1 ромб – майор Государственной Безопасности. 10-я категория: сотрудники для особых поручений, оперуполномоченные Особого отдела (ОО) ОГПУ Центра; начальники отделения ОО региональных ПП ОГПУ/ГПУ, ОО НКВД военного округа, армии, флота, ВМС края, группы войск; начальники ОО ОГПУ дивизии, отдельной бригады, флотилии.


[Закрыть], икона могла ему повредить на службе).

Они с Надей сидели с вещами на скамейке во дворе рядом с погребом. Хоть штурмовики обстреливали и бомбили дорогу, Софья, боясь случайной бомбы или пули, строго следила, чтобы младшенькая была рядом с ней, и заставляла ее сразу прятаться, едва слышался гул самолетов.

Во дворе было тихо. Корову Пеструшку Софья еще вчера отогнала к Марье – вдруг пригодится, не доить – так хоть на мясо. Поперек двора лежал ствол старой липы. На днях шальной неразорвавшийся снаряд свалил дерево.

– Мамаш, водицы не нальешь? – у ворот стоял солдат в накинутой на плечи грязной шинели. Забинтованная левая рука на перевязи была прижата к груди. Перевязка почернела от засохшей крови и грязи.

Софья встала, пригласила солдата в дом.

– Чего не уходите, хозяюшка? Вроде, все собрали, барахлишка-то у вас немного. Чего с дочкой ждете? Немец не сегодня-завтра здесь будет. Наших полегло видимо-невидимо, но и фрицев положили достаточно. В Можайск войдет – лютовать будет. Шли бы побыстрее, мамаша.

Софья достала из саквояжа чистое полотенце и склянку с йодом. Быстро перевязала рану. Про себя отметила, что рана, хоть и серьезная, но обработана была хорошо и не загноилась.

– Сына жду из Москвы. Он уже едет. Через часик-другой заберет нас, – с уверенностью ответила она.

– Ты что, мамаша! Кто же сейчас по такой распутице сюда доедет. Танки вязнут. Машин я уж второй день не видел на дороге. Бери дочку, и бегите быстрей. Ну, спасибо за все, прощайте.

– Спаси тебя Господь, воин. Как звать-то, я за тебя молиться буду.

– Иваном, – и помолчав, добавил, – и тебя храни Господь.

Софья перекрестила его и проводила до ворот.

Уже никто не шел в сторону фронта. Нескончаемая вереница людей серым молчаливым потоком уходила к Можайску.

Зажмурив глаза, Софья постаралась представить, где сейчас Валечка, что с ним. Кольцо, которое последнее время она не снимала, отозвалось холодным покалыванием, и перед ней предстала разбитая дорога, на которой весь в грязи Валентин пытался вытолкнуть забуксовавшую машину.

– Господи! Помоги! Помоги, Милосердный!

И свершилось чудо! Валентин вытолкнул машину, сунул заляпанную грязью шинель за заднее сиденье, и машина, переваливаясь на ухабах, быстро стала удаляться вдаль.

«Хоть бы похолодало, что ли, – подумала Софья, – глядишь, и грязь на дороге прихватит».

Валентин приехал после полудня. Вбежал во двор, обнял мать и сестру. Велел быстрее собирать вещи.

– Да мы уж собрались давно, Валюш, – Софья указала на саквояж и чемодан.

– Тогда, по машинам, – скомандовал сын и велел поудобнее устраиваться.

– Валентин Кирилыч, пока не заправимся, ехать нельзя.

Пожилой водитель полез доставать из-за заднего сиденья канистру.

– Мам, познакомься, – сын подвел ее к водителю ЭМКи, – мой «ангел-хранитель», Трофим Сергеевич Сарафанов, мы с ним еще на барона Унгерна в 20-х ходили.

Сарафанов сконфуженно вытер руки куском ветоши и пожал руку Софье.

– На какого Унгерна? – опешила Ильина, – ты же нам с папой писал, что работаешь в Коминтерне переводчиком. Унгерн же где-то в Монголии был.

– Да, в Монголии-то в Монголии, но писать я тебе про это тогда не мог. Извини.

Пока водитель заливал бензин из запасной канистры, а мать с сестрой отчищали его шинель, Валентин быстро прошел в пустую гостиную. В гостиной остались только стол и комод – гордость Софьи Ивановны (его оставлять было горше всего). Комод Ильиным делал на заказ лучший краснодеревщик Можайска. Он украсил его резьбой, бронзовые ручки заказывал в мастерской по своим оригинальным эскизам. Стулья и этажерку перетащили на чердак – авось сохранятся до лучших времен.

Валентин выдернул нижний ящик комода, с треском отломал заднюю стенку и вытряхнул из нее тонкую тетрадь в синем коленкоре. Быстро пролистав ее, спрятал под гимнастерку.

Всю обратную дорогу и Валентин, и воитель удивлялись хорошей дороге и возможности быстро ехать без заторов, а Софья молилась и сжимала обжигающий холодом перстенек.

На пепелище своего дома Ильина вернется уже весной, когда немцы будут далеко отброшены от Москвы. Откопает икону и, помолившись, начнет копать землянку, где проживет до осени 1953 года. Года, когда умрет Сталин. Года, когда сыновья, вернувшись из дальних краев, отстроят новый дом. Но землянку сломать она не даст, чтобы оставить память внукам.

Глава 16

8:00. 10 октября 2012 года. Москва. Центральный офис корпорации Гумилева Кабинет С. Б. Бунина.

Несмотря на то, что рабочий день начинается в 9.00, все руководство корпорации было на работе из-за недавней трагедии. Степан Борисович Бунин прекрасно понимал – этот день станет его «моментом истины». Сегодня он выйдет из пока еще своего кабинета известным российским ученым или его выведут «под белы рученьки» в качестве гражданина, подозреваемого в убийстве. Предложение Беленина все забыть и спокойно положиться на его людей хоть и звучало абсурдно, но вчера успокоило. Сейчас, сидя за рабочим столом, он ощущал себя игроком, который смотрит на вращающийся диск рулетки, понимая, что судьба его уже решена и Проведение только решает, каким образом ему сообщить свое решение: ждет его выигрыш или полное фиаско.

Включил телевизор. Бунин этого не делал с того дня, когда впервые переступил порог этого кабинета – вечно не было времени. Тогда, ощутив себя хозяином этих огромных апартаментов, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, он скрупулезно проверял, как работает пульт дистанционного управления кабинетом. Поднимал и опускал экран для проектора, открывал и закрывал шторы, включал и выключал телевизор.

«Россия 24» транслировала вчерашние экономические новости. На экране мелькали графики и серьезные лица аналитиков. Степан Борисович был не в состоянии сконцентрировать внимание на экране. Стук в дверь застал его врасплох. Он даже не сразу понял, что кто-то стучит в дверь – обычно, секретарь сообщала ему по интеркому: такой-то-сякой-то по такому-то вопросу ждет в приемной. Сейчас же, сразу вслед за стуком, дверь отворилась, и в кабинет быстро вошел молодой человек, сопровождая свое появление невнятной фразой: «Корпоративный системный администратор». Ни имени, ни фамилии – безымянный сисадмин [86]86
  Системный администратор.


[Закрыть].

Первым порывом Бунина было выставить нахала за дверь, но вошедший, многозначительно поставив палец к губам, жестом попросил хозяина кабинета встать из-за стола. Степан Борисович пропустил парня за стол и с интересом стал наблюдать за его действиями.

Парень в полном молчании включил компьютер Бунина и, не дожидаясь, когда на экране развернется знамя Майкрософта, подсоединил к системному блоку небольшой ноутбук и принялся стремительно что-то набирать на его клавиатуре.

– Ваша секретарша придет через 10 минут, – Бунин вздрогнул, неожиданно услышав по мальчишески высокий голос визитера, – я за это время всю ежегодную профилактику проведу. Не волнуйтесь, раньше она не появится.

Минут через пять он выдернул кабель из бунинского компьютера, захлопнул крышку ноутбука и широко улыбаясь объявил:

– Вуаля! Вот и все! Ваш компьютер чист, абсолютно безопасен. Конечно, Вы видите меня в первый и, возможно, последний раз в жизни, но я сделал почти невозможное! – парень быстро встал и выскользнул из кабинета, оставив Бунина в совершенном замешательстве.

– Степан Михайлович, из Секретариата передали приглашение на Круглый стол по вопросам освоения Арктики, занести? – раздался из динамика голос секретаря.

– Позже. Вика, сделайте, пожалуйста, чайку покрепче. Сладкого. С лимоном, – сердце стало биться ровно. Степан понял, зачем в его кабинете появлялся этот странного вида юноша. Беленин держит свое обещание.

Санич позвонил после обеда.

– Степан Борисович, у Вас в последние дни компьютер не сбоил? – в голосе его чувствовалось напряжение.

– Да нет, вроде, а что? Что-то случилось? – Бунину показалось, что к низу живота ему положили холодную грелку.

– Я в том смысле, что сегодня утром к Вам в кабинет заходил один из наших сисадминов. Заходил без заявки. Возможно, Вы лично его вызывали?

– Да, нет. Я вообще их редко вызываю. Этот парнишка приходил, по его словам, по поводу ежегодной профилактики. Подключил свой ноутбук к моему компьютеру, чего-то поколдовал минут десять и ушел. Нет, он еще такую странную фразу бросил, мол, Вы видите меня в первый и последний раз в жизни, а я сделал почти невозможное! – руки Бунина сжимали трубку телефона так, что, казалось, хрупкий пластик сейчас хрустнет и рассыплется в пыль.

– Степан Борисович, – Санич понизил голос, – Вы не могли бы сейчас зайти ко мне ненадолго.

– Конечно, коли срочно, хотя, только собрался в опытный цех сходить. Может, потерпит?

– Лучше сейчас. Дело секундное.

– ОК! Через пять минут буду.

«Вот, сейчас все и решится» – мысли путались. Первым желанием было все бросить и исчезнуть, раствориться. Вот, только от Санича исчезнуть не удастся. Надо идти. Нацепив на лицо маску деловой сосредоточенности, руководитель сектора перспективных разработок, вышел из кабинета навстречу своей судьбе.

Санич ждал его в углу кабинета. Перед ним стояла чашечка кофе, вторая чашка – пустая, явно предназначенная гостю, и чайничек чая, подогреваемый горящей «свечкой в попе», как любил шутить Санич. Увидев Бунина, начальник службы охраны встал и протянул ему свою широкую мускулистую ладонь.

– Давно не встречались вот так, накоротке, Степан Борисович. Чайку или сразу к делу? – Бунин поразился улыбке на лице Санича.

– Дело, прежде всего! Но сперва – чаю! – сейчас Степан Бунин налепил маску «ударника капиталистического труда».

– Ну, к делу, так к делу, – вздохнул Олег. – Видишь ли, Степан Борисович, – он неожиданно перешел на «Ты», чего, отродясь, между ними не было, – сегодня мы выявили в нашей конторе «крота».

– Не может быть! – по тому, как Санич его встретил, Бунин уже понял, что каким-то образом Беленину удалось отвести от него подозрения, хотя испуг окончательно еще не прошел.

– Тот парень, что был у тебя утром, – продолжал Санич, – и есть «крот»!

– А ошибки быть не может? – чашка с чаем слегка подрагивала в руках Бунина, но любой сторонний наблюдатель воспринял бы это, как результат нервного напряжения.

– Нет, не может! Более того, мы еще не все раскопали, но, главное, почему я и попросил тебя зайти ко мне, это то, что его целью был ты – Степан Борисович Бунин собственной персоной! – выпалив эту тираду, начальник службы охраны корпорации довольный откинулся на спинку кресла. Раздался треск, и Робокоп с грохотом рухнул на обломки развалившейся под его весом мебели.

Оба от неожиданности хором вскрикнули: – Блин! – и расхохотались. Один от того, что «нашел и обезвредил», а другой – от того, что «выскользнул ужом».

Когда они перебрались за рабочий стол Санича, тот рассказал, что первоначально под подозрение попал сам Бунин. В ответ на маску «изумленная наивность и справедливое возмущение» Санич пояснил, что с почтового адреса рабочего компьютера Степана систематически уходила техническая информация конфиденциального характера. На его имя был открыт сингапурский оффшор, и на этот счет стали поступать серьезные суммы в евро.

– Мы тебя «под колпак» взяли, и после приезда Андрея Львовича уже собирались тебя «брать», – радостно рассказывал Санич.

Пот холодной струйкой побежал по спине. Виски наполнились ритмом ускоряющегося сердца. Бунину на мгновение показалось, что все происходящее он видит во сне, в жутком предутреннем кошмаре. И сейчас Робокоп схватит его за горло с торжествующим криком: «Попалась, гадина! Поди поверил, что удалось ускользнуть!». Он даже стал приподниматься на стуле.

– Да не волнуйся ты так! – с улыбкой успокоил его Санич, – выловили мы гада! Я хотел и Андрею Львовичу все сообщить, но у него сейчас связь отключена. Оставил ему сообщение, что есть сверхважное сообщение. Жду от него ответа. Давай еще чайку! Хотя, правды ради должен признаться, что все прояснилось почти случайно – парень сам проговорился, что хакнул твою рабочую и личную почту, плюс возможности системного администратора. Мы же, сам понимаешь, когда поняли, что идет утечка, стали «фильтровать» все и вся. Тут парнишка и прокололся – трепанул приятелю «в контакте», что скоро накопит на виллу на Пхукете [87]87
  Остров Пхукет – расположен на юго-западе Таиланда, омывается водами Андаманского моря Индийского океана.


[Закрыть], приглашал его и предлагал посмотреть билеты на конец октября. Как только мои ребята в его компьютере «пошуршали», все стало ясно. На его компьютере нашлись все твои пароли, коды доступа к счетам и очередная порция информации, которую он уже подготовил, но еще не успел отправить. Сегодня, видимо, он свои следы в твоем компьютере подчищал – готовился «благополучно» отбыть на Андаманское побережье.

– Олег, а кому он информацию-то передавал. Уж не Беленину ли? Наши аналитики считают, что его IT-шные фирмы продукцию «гонят» ну очень на нашу похожую, – Бунин уже расслабился и позволил себе роль «равноправного собеседника». Его остро интересовало, насколько глубоко «копнул» Санич?

– Разберемся! Теперь не отвертится! Ну, что, еще чайку? Вижу, что про опытное производство ты уж и забыл совсем! – лицо Санича напоминало довольную физиономию сытого кота, который выловил всех мышей, плотно отобедал и теперь, нежась, урчал в уютном кресле.

– Да уж, тут забудешь, когда тебя подозревают и в предательстве, и в воровстве и прочая, прочая, прочая. Да и подозревают-то тебя люди, с которыми ты бок-о-бок, и днем и ночью… Как в дешевом шпионском фильме, только в роли шпиона-диверсанта ты сам. Думаю, сегодня я не только на опытное производство не пойду, я вообще поеду домой. По парку погуляю, а на ночь – коньячку.

Они тепло распрощались и Бунин, даже не заходя к себе в кабинет, уехал домой.

13:00. 10 октября 2012 года. Москва. Бережковская набережная.

Не проехав и полпути, Бунин остановил машину. Он заглушил мотор и замер, держась обеими руками за руль. Его неожиданно затрясло. Повинуясь рефлексу, рука сама включила «аварийку».

Сегодня он «сорвал банк», вернее, банк сорвал кто-то для него и этот кто-то скоро придет, чтобы получить «за труды». «Что ты сам себя обманываешь, теперь ты, Степан Борисович Бунин, весь „с потрохами“ принадлежишь нефтяному олигарху Беленину, ты Степа – его раб до скончания твоих дней».

– Пока его, а там посмотрим… – вдруг прозвучал невнятный голос у него в голове. Дрожь резко прошла.

– Что это? – не хватало еще раздвоения личности, – мысленно одернул себя Бунин. Главное – он жив, жив и относительно свободен. Да, «по горло» проблем, но их он решит, не из таких передряг вылезали… Стоп! А из каких передряг я уже вылезал?

Все перед глазами заволокло туманом, и неожиданно накрыло глубоким сном.

Степан пришел в себя часа через два. Нехотя разлепил глаза и огляделся по сторонам. Машины проносились мимо. Никого не интересовала машина у обочины с включенной аварийкой, в которой спал мужчина. Грудь болела в том месте, где в нее упиралось рулевое колесо.

Домой он решил не ехать, нашел за Парком Победы небольшой ресторанчик, где были отдельные кабинеты, заказал литр коньяка, немудреной закуски, кинув официанту: «Самое съедобное на Ваш вкус». Вкус у официанта оказался «с претензией» или ресторан был какой-то особый. На столе появилось блюдо с рисом, обильно сдобренным овощами и огненными специями. На блюде с рисом лежали куски неизвестного ароматного нежирного мяса величиной с кулак. К этому была подана литровая миска с концентрированным до коричневы бульоном. Не успел Бунин удивиться, как принесли блюдо с крупно нарезанными свежими овощами, пучками зелени и тарелку лепешек. И совершенно неожиданно большое блюдо с ассорти французских сыров. Обслуживал его официант, видимо, бывалый, потому что вместе с коньяком он принес стакан, сразу оценив состояние посетителя.

– Отлично, в самый раз – оценил по достоинству прозорливость официанта Степан, – Сколько с меня? Я хотел бы расплатиться сразу, чтобы потом не было проблем.

Когда сумма была озвучена, он достал деньги, сложил их в папочку со счетом, потом добавил к ним еще пятнадцать тысяч: «Это Вам „на чай“ и, пожалуйста, если я „заболею“ – меня и мою машину вот по этому адресу». Он быстро написал на салфетке свой домашний адрес и опрокинул внутрь первый стакан…

Обслуживание в ресторане оказалось на «высшем уровне» – официант лично отнес его в машину, дотащил тело Бунина до квартиры и, открыв дверь, уложил профессора на диван.

Беленин позвонил поздно вечером. Степан к этому времени уже успел проснуться и теперь нехотя трезвел.

– Степан Борисович, ты говорить-то в состоянии? – хохотнув, спросил олигарх.

– Местами… – прохрипел Бунин.

– Через час выходи погулять. Мой водитель подхватит тебя. Есть важный разговор…

Пятнадцать минут под душем, стакан горячего очень сладкого чая с лимоном и из зеркала на Степана уже смотрело лицо с осмысленным выражением. Глаза были красными, круги вокруг глаз – синими, а лицо – белое, прямо, российский спортивный фанат-патриот.

Дождь, который вяло «сыпал» весь день, к ночи усилился. Зонт не спасал ноги от капель дождя, и они быстро промокли. Но Бунин этого не замечал. Мысль о том, что теперь он стал «рабом», вещью, не давала ему покоя. Всегда, считая себя если не сверхчеловеком, то уж точно одним из лучших представителей интеллектуальной элиты, он смотрел на окружающих свысока, какое бы они положение не занимали и каким бы количеством нулей ни исчислялись их состояния. Теперь он превратился в фигурку на чьей-то «шахматной доске». Перед глазами нарисовалась сюрреалистическая картина, на которой огромная рука двигала указательным пальцем крошечных живых людей по бескрайней шахматной доске. Бунин даже физически ощутил, как огромный указательный палец толкает его в поясницу. Его трясло то ли от промозглого мокрого ветра, то ли от осознания своей ничтожности, то ли от банального страха.

Неприметная серая «девятка» аккуратно притормозила рядом со Степаном, совершенно его не забрызгав. Водитель приоткрыл окно:

– Хозяин, могу подбросить до БЕЛЕНИНО. «Синенькая» и через полчаса будем на месте, – хриплым голосом бывалого «бомбилы» пробасил он.

До профессора не сразу дошло, куда приглашает его лихой добытчик случайного заработка. Воровато оглянувшись, он быстро шмыгнул на заднее сиденье прокуренного салона.

Водитель, молча, гнал по ночной Москве. Вечерние пробки уже рассосались, и стрелка спидометра дрожала у сотни. В начале Бунин постоянно оглядывался, но постепенно успокоился и в задумчивости стал смотреть в исполосованное следами капель окно. Вопреки его ожиданиям машина явно направлялась в центр. Быстро проскочили Кремлевскую набережную, свернули на Бульварное кольцо, и немного поколесив по Арбатским переулкам, въехали в глухую, неосвещенную подворотню.

– Вам, туда, Степан Борисович, – сообщил водитель и указал на одинокую металлическую дверь, которая оказалась прямо перед дверцей Бунина.

Дверь была приоткрыта, и свет, который проникал из щели, был единственным источником, освещающим пространство. Стоило Степану захлопнуть дверцу машины, как она тут же уехала, обдав его едким выхлопом. В подворотне стоял застарелый запах мочи и кошек. Влажный воздух придавал запаху особую остроту, и ощущение одиночества совершенно накрыло его.

В этот момент дверь приоткрылась, и знакомый голос раздался из глубины помещения:

– Не ожидал от тебя, Степан, такой нерешительности, не ожидал, – дверь широко распахнулась, и в проеме обозначился Беленин в клубах сигарного дыма с бокалом коньяка.

Бунин шагнул навстречу олигарху.

Помещение, в которое он попал, представляло собой нечто удивительное. Все говорило, что когда-то здесь находился парадный вход в особняк или, на худой конец, микродворец. Во всяком случае, в наличии была вся атрибутика: небольшой, но достаточно просторный зал, колоннады вдоль стен, в глухом сумраке виднелось помещение для гардероба. Широкая мраморная лестница, расположенная напротив входа в другом конце зала, раздваиваясь, вела наверх. Возможно, к созданию этого архитектурного чуда приложил руку сам Федор Осипович Шехтель – рисунок цветного мрамора гармонично сочетался с изысканным модерном лестницы. Плафон потолка был украшен яркими картинами с более чем нескромным содержанием.

Бунин даже достал носовой платок, чтобы, протерев очки, получше рассмотреть эту странную роспись, в которой переплелись мастерство художника и неприкрытая непристойность.

– К сожалению, это все, что осталось, – привел его в чувство насмешливый голос Беленина, – здесь, сто лет тому назад находился один из самых роскошных и закрытых борделей. Исключительно для самых избранных и привередливых. Вот, хочу отреставрировать и возродить былую славу отечественной секс-индустрии.

– Вы удивитесь, Степан Борисович, эту красоту с видом на Бульвар я приобрел у военных буквально за бесценок. В последние годы Советской власти здесь размещалась какая-то их контора. Когда мой риэлтор, который мне недвижимость в столице подыскивает, про домик этот доложил, поверите ли, сам приехал, полюбопытствовал и, конечно же, купил.

Более того, никто не знает, что особнячок мой. Очень удобно – самый центр Москвы. Переулки вокруг – глухие, масса проходных дворов. Одним словом, идеальное место для таких разговоров, что нам с Вами предстоит.

Беленин жестом пригласил профессора следовать за собой, а сам двинулся в темный боковой проход, будто паровоз, попыхивая сигарой. Когда глаза Бунина привыкли к темноте, он разобрал, что они идут по узкому коридору, который плавно спускается серпантином вниз. От удушающего сигарного дыма слезились глаза. Наконец на стене появился отблеск огня. По пройденному пути и углу наклона Бунин прикинул, что опустились они метров на пять, периодическое дрожание пола свидетельствовало, что где-то рядом проходит метро.

В комнате, куда они вошли, никого больше не было. В дальнем углу горел камин. Это всполохи его огня были видны в туннеле. Перед камином был сервирован стол «на двоих», но крепкий алкоголь отсутствовал, из чего Степан сделал вывод о том, что разговор будет серьезным и долгим.

– Располагайтесь, Степан Борисович, милости прошу, у нас есть, о чем поговорить.

Разговор действительно оказался долгим и неожиданным. Оказалось, что Беленину не были нужны технологические секреты корпорации Гумилева, не нужна конструкторская документация на новейшее оборудование, ничего подобного ему не было нужно. Целью олигарха был один человек – профессор Степан Борисович Бунин. Эта новость настолько была неожиданна для профессора, что он с открытым ртом уставился на собеседника. На его немой вопрос Беленин с улыбкой, чем-то неуловимым напоминающей волчий оскал, поведал, что для того дела, которое он затевает, ему нужен человек преданный, обязанный ему, Беленину, жизнью и, при этом, специалист по предметам, о которых «наш дорогой профессор» наслышан как никто.

– Особенную ценность, Вы, Степан Борисович, представляете для нашего общего дела тем, что имеете уникальный навык обращения вот с этим…

С этими словами он поднялся, подошел к одной из деревянных панелей, которыми были отделаны стены подземелья, и открыл ее. За панелью открылась дверца сейфа. По ее массивности и пульту замка Бунин понял, что сейф, скорее всего, хранит один из предметов. Когда хозяин достал из сейфа шкатулку и открыл ее, удивлению профессора не было предела. На черном бархате в специальных углублениях поблескивала дюжина разных фигурок. Углублений было двадцать, из чего Бунин сделал вывод, что за ними или идет охота, или они у кого-то «на руках». Углубления располагались по кругу, одно же находилось в центре. В нем лежал Спрут.

При виде Спрута по всему телу пробежала дрожь. Рука непроизвольно потянулась к предмету.

Беленин захлопнул крышку шкатулки, больно ударив Степана по кончикам пальцев. Бунин вздрогнул от неожиданности и резкой боли.

– И Вы храните это сокровище в таком сейфе? – изумлению его не было предела.

– Вот это и есть настоящая тема нашего разговора, уважаемый профессор…

То, что потом произошло, перевернуло жизнь Степана Борисовича Бунина, превратило его из загнанной жертвы, которая готова на все, лишь бы ускользнуть от настигающих ее охотников, в опасного хищника. Хищника сильного, хитрого и беспощадного.

Олигарх начал издалека. Мол, кем ты не будешь, сколько денег не заработаешь, все равно, конец, примерно, один – время придет, и сам все отдашь. В лучшем случае, налоговой или бандитам-комиссарам, в худшем – курносой с косой. Выбора нет. Однако, если верить разнообразным слухам, как говорится, «возможны варианты». Как будто бы, среди известных Степану Борисовичу фигурок, имеются такие, которые способны омолодить организм на пятьдесят лет, а есть и такие, что дарят бессмертие.

Надо признаться, это все Бунин знал и до беленинских рассуждений, поэтому чуть не пропустил самое важное.

– Так вот, уважаемый профессор, хватит ждать подачек Фортуны. Предлагаю создать Центр, Фонд, Институт, собственно, не важно, как мы его назовем, который будет заниматься поиском, добычей и хранением предметов. Возможно, даже их изучением.

– Михаил Борисович, извините, но как это касается меня? – с недоумением воззрился на хозяина Бунин, – я-то здесь при чем?

– При том, что управлять этим хозяйством будете Вы, – палец олигарха уперся Степану в грудь.

План его был предельно простой. Обиженный подозрениями Бунин увольняется из корпорации Гумилева и возвращается к своей «любимой» антропологии (слово «любимая» покоробило Степана, он действительно, любил науку, которой посвятил жизнь). В это время Беленин «решает» создать инновационный венчурный центр наподобие Сколково, только подальше от Москвы, где будут растить новых российских «Ломоносовых» и «Ковалевских». Этакий Хогвартс для российских «Гаррипоттеров».

Центр, остро нуждающийся в высококвалифицированных кадрах с мировым именем, обращается к антропологу Бунину с просьбой возглавить «Нью-Сколково». И известный ученый, уступая настойчивым уговорам, соглашается и переезжает в Нью-Сколковский Мухосранск.

– Ну как? – Беленин не скрывал, что и сам восхищен оригинальностью и простотой плана, – что скажете.

Эти его «ну» выводили Бунина из себя, но он заставил себя улыбнуться и ответить идиотским: «Супер»!

Беленин не заметил сарказма.

– Профессор, ну, если «Супер», тогда – по рукам? – он протянул Степану руку.

Скрепив крепким рукопожатием сделку, олигарх не спешил уходить из «переговорной».

– Степан, если ты не против, перейдем на «ты», – помолчав, предложил Беленин и, заметив утвердительный кивок Бунина, продолжал, – все уже построено и готово к эксплуатации. Недалеко от Нижнего. Дело оставалось за тобой. Твое знание предметов, умение обращаться со Спрутом – залог успеха всего начинания. За последние годы многое изменилось. Многие хорошо известные и могущественные предметы исчезли из поля зрения. Мои аналитические службы приходят к выводу, что по косвенным данным в мире проявляют себя предметы, ранее неизвестные и находятся они у совершенно случайных людей. Кроме того, в охоту за предметами включаются все новые и новые группы. И, поверь мне, это во многом более могущественные организации, чем спецслужбы таких государств, как наше или даже Штаты. Ставка в этой гонке – Власть и Бессмертие!

Олигарх стал пунцовым, глаза блестели, руки, сжимавшие подлокотники кресла, побелели. «Господи, как бы его удар не хватил», – забеспокоился Бунин. Он плеснул воды в стакан и протянул Беленину.

Хозяин жадно выпил воды и, видимо, немного успокоился.

– Михаил Борисович, коли мы все обговорили, разрешите Спрута в руках подержать. Мы вот тут все планируем, а он, вдруг, возьмет, да и не послушается меня, все наши планы – насмарку.

Внутри у Бунина все напряглось. Он испытал неожиданное ощущение одновременно страха от возможного отказа и необъяснимой тоски от ожидания возврата к чему-то гибельному, но неотвратимому.

– Бога ради – Беленин поднялся, достал из сейфа футляр, открыл его и, небрежно взяв фигурку Спрута, протянул ее ученому.

То, что Бунин сидел в кресле, спасло его от падения. Едва Спрут коснулся руки, Степана будто ударило током. Удар был настолько сильным, что он потерял сознание…