Текст книги "Искушение. Книга 2. Старые письма"

Автор книги: Илья Кирюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 21

10:00. 27 октября 2012 года. Центральный офис корпорации Гумилева.

Нет ничего отвратительнее Московских автомобильных пробок. И, хотя, весь цивилизованный и не очень цивилизованный мир периодически замирает в автомобильных пробках, московские – явление уникальное. Попадая в них, москвичи, традиционно незлобивые и покладистые люди, превращаются в злых, агрессивных, а порой не совсем адекватных существ. Желание проехать на «красный свет», выскочить на встречную полосу движения, а, главное, ни за что, ни при каких обстоятельствах не уступить дорогу, становится смыслом их существования во время движения по городу в «час пик». В результате – разбитые фары, поцарапанные крылья и отвратительное настроение на весь день.

Несмотря на то, что пятничное утро 27 октября радовало москвичей ярким осенним солнцем, а обилие не опавшей желто-оранжевой листвы украшало пространство вдоль дорог, настроение Кирилла Ивановича Ильина было отвратительным – он поддался на уговоры домочадцев и, прихватив сына, отправился на работу на автомобиле. Выехав из дома в 7 утра, они только к 10 подползали к зданию корпорации.

Сегодня Илюша должен был встретиться с Андреем Львовичем, и отец в глубине души надеялся, что и сыну найдется место в корпорации. Однако, когда он завел разговор на эту тему с Ильей, получил неожиданную отповедь.

– Пап, неужели ты не понимаешь, какая бы хорошая работа «на дядю» не была, она – «работа на дядю». Сейчас я сам себе хозяин. Да, может быть заработки у меня и меньше, чем в этой вашей корпорации, но я никому ничего не должен. Все, что заработаю, все мое. И отчитываюсь только перед своей совестью, – с некоторым пафосом заявил сын.

– У меня приятель есть, Сашка Кудрявцев, так вот, он обычно в таких случаях говорил: «Там, где у меня совесть была, теперь попа выросла», – недовольным тоном проворчал отец. Движение через пробки сделало Ильина-старшего нервным и раздражительным. Он очень переживал, что первая встреча его сына с главой корпорации сорвется по его, отцовской вине. Когда они, наконец, припарковались, уже было начало одиннадцатого.

Волновался Кирилл Иванович напрасно. Когда они с Ильей появились в приемной, секретарь Гумилева встала к ним навстречу и стала извиняться от имени шефа за то, что ему пришлось срочно уехать на незапланированную встречу.

– Андрей Львович просил Вас, оставить контактную информацию, чтобы переназначить встречу.

То, что ситуация разрешилась самым благоприятным образом, привела Кирилла в самое наилучшее расположение духа. На радостях он предложил сыну посмотреть его новый кабинет, когда еще будет такая возможность!

– Па, только недолго, дел по горло, – согласился Илья.

Не успели они дойти до ильинского рабочего места, как у Ильи зазвонил мобильный.

– Да, да. Нет, недалеко. Хорошо, скоро буду, – Илья убрал телефон и обернулся к отцу, – а теперь, веди меня по вашим лабиринтам обратно. Звонила секретарша твоего босса, он приехал и интересовался – могу ли я сейчас встретиться с ним? Я, конечно, согласился – не ездить же сюда каждый день.

Кирилл оставил сына у дверей приемной, а сам пошел в кофе-бар испить кофею.

Кабинет Гумилева.

Андрей отдавал себе отчет в том, что уделяет неоправдано много внимания отцу, а теперь и сыну Ильина. Тайна тайной, но работа превыше всего. Он сделал старшему Ильину невероятно щедрое предложение. Сейчас к нему придет сын и опять, как недавно перед встречей с Кириллом Ивановичем, Гумилев не представлял, о чем говорить с молодым человеком.

На сообщение секретаря о том, что Илья Кириллович ждет в приемной, Андрей коротко бросил: «Пусть войдет».

Прежде всего, Гумилева поразило, что сын Ильина при явном внешнем сходстве с отцом представлял собой совершенно другой типаж. В кабинет вошел деловой человек, для которого визит к олигарху был не посещением «начальствующего кабинета», а «отрывающее от дел» вынужденное мероприятие, дань вежливости. Одет он был неброско, но не «с рынка» и только немного запыленные туфли говорили о том, что по городу он перемещается не на автомобиле, а пешком. Чтобы проверить свою наблюдательность, после приветствия и приглашения присесть, Андрей спросил: «Илья Кириллович, не подскажите, а где Вам удалось припарковаться?»

– Парковался папа. Далековато, но, я подозреваю, здесь вообще с этим проблемы, когда все уже на работе. Пришлось идти по задворкам рынка. Жуткая пылища. Признаюсь, предпочитаю передвигаться по центру города общественным транспортом. Конечно, о комфорте приходится забыть и в хорошем костюме в наш метрополитен лучше не соваться, зато я еще ни разу не опаздывал на назначенную встречу.

Ответ молодого Ильина поднял настроение главы корпорации и неожиданно для себя Гумилев разоткровенничался.

– Извините меня, Илья Кириллович, но своим вопросом я хотел проверить свою наблюдательность и, возможно, интуицию. Я подумал, что Вы предпочитаете общественный транспорт личному автомобилю, и, как видите, не ошибся. Несколько лет назад один мой знакомый сказал, что у меня хорошая интуиция, с тех пор я частенько непроизвольно проверяю ее. Еще раз, извините.

– Нет проблем. Тем более, в самую точку, – Илья старался не показать, что чувствует себя неудобно, потому что не понимал, о чем он может говорить с IT-шным олигархом. Он решил первым начать разговор.

– Андрей Львович, спасибо, что пригласили меня, но мне не совсем понятен Ваш интерес к нашей семье. Папа – человек, который всю свою жизнь провел в пыльной лаборатории закрытого НИИ, не в обиду ему будет сказано, видит Мир в упрощенно-идеальном виде: он что-то придумывает, государство в лице «родного» НИИ, платит ему копеечку, не придумывает – тоже копеечку. Так, год за годом, прямиком к пенсии в десятку-полторы тысяч российских рублей. Если хорошо подумать – та же копеечка. Мне кажется, что пригласили Вы его работать не просто так, скорее всего, отец что-то придумал. И это «что-то» тянет уже не на «копеечку», не так ли?

– Вот и делай добро людям. Илья Кириллович, Ваш папа пока ничего не открыл и ничего выдающегося не придумал. В этом я могу Вам поклясться, хоть на Библии, хоть на Карлмарксовском «Капитале».

Грозная складка, которая пролегла вдоль губ и потемневший взгляд, сразу показали Илье, что его слова очень не понравились Гумилеву.

– Признаюсь, Ваши подозрения мне весьма неприятны. За все время существования моей компании или, как сейчас принято говорить, корпорации, ни один из моих сотрудников не может сказать, что я, Андрей Львович Гумилев, паразитирую на открытиях сотрудников! – последние слова глава корпорации уже говорил достаточно громко и резко. Настолько громко, что в кабинет заглянула секретарь и, увидев покрасневшее лицо шефа, быстро скрылась, прикрыв дверь.

– А Вам, молодой человек, должно быть стыдно. Впредь, старайтесь лучше думать о людях, – гнев Гумилева пошел на спад и он замолчал, откинувшись в кресле.

Илья понял, что перегнул палку.

– Извините, Андрей Львович, что нечаянно Вас обидел, поверьте, не хотел. Но что думать, когда отец сперва целый год что-то «тихарит» – не ест, все время о чем-то напряженно думает, потом его вызывают аж к самому вице-премьеру, который отвечает за оборонку. Потом папа пропадает. Мы уж думали – все. Мама себе места не находила, не знаю, как она это пережила. Обнаруживают отца в больнице. Ничего не помнит, документов нет. Сам чем-то напуган. Не успел выписаться из больницы – предлагают работу за огромные деньги в самой инновационной корпорации страны. Что бы Вы сами подумали после этого?

Андрею этот парень начинал нравиться. Гнев прошел, а доводы гостя были просты и убедительны.

– Илья Кириллович, разрешите мне прояснить ситуацию. Действительно, ваш отец неожиданно стал центром интереса различных сил настолько серьезных, что я сейчас не буду Вас посвящать в столь щекотливые подробности. Скажу только одно, работами Вашего отца заинтересовались зарубежные спецслужбы. Но, так как закона он не нарушал, на контакты с «супостатом» не шел, ФСБ им не интересовалось. Наш же интерес объясняется просто – Осокин – вице-премьер, у которого накануне несчастного случая был на приеме Кирилл Иванович, первоначально очень хотел, чтобы я встретился с Вашим отцом и обсудил его изобретение. Проблема в том, что неожиданно Осокин резко потерял интерес к исследованиям Кирилла Ивановича, более того, стал считать его «шарлатаном». Мне показалось, что за всем этим скрывается какая-то тайна, и я пригласил Вашего отца поработать у меня. Возможно, к нему вернется память, возможно, он заново изобретет то, что вызывает такой интерес за рубежом. Согласитесь, там дураков нет. Хотя, в свое время они «купились» на «Красную ртуть» [89]89
  Красная ртуть или многофункциональный катализатор RM 20/20 – несуществующее вещество, якобы разработанное в «закрытом» НИИ в качестве детонатора для термоядерной бомбы. Многие компетентные источники считают, что «красная ртуть» – успешная операция российских спецслужб по выявлению каналов утечки секретной информации и отвлечения зарубежных разведок на заведомую «пустышку».


[Закрыть].

Гумилев замолчал, вероятно, обдумывая, не наговорил ли он чего лишнего.

Затянувшееся молчание нарушил младший Ильин.

– Еще раз, извините меня, Андрей Львович. Ни я, ни мама об этом ничего не знали. И большое Вам спасибо.

– Да, ладно, сами понимаете, у меня есть и коммерческий интерес. В том, что Кирилл Иванович до сих пор находится «под прицелом» американских и британских спецслужб, убедилась наша служба безопасности. А коли наших «заклятых друзей» интересует персона Вашего отца, отчего бы и соотечественникам не поинтересоваться. Откровенность, за откровенность, – Гумилев пристально посмотрел в глаза Илье, – Вы мне лучше скажите, у Вас ничего неординарного, загадочного в последние дни не происходило?

Вопрос заставил молодого человека задуматься. Последние дни были одной сплошной чередой загадочных и поистине фантастических событий, но, маловероятно, что они касались отца. Помедлив, он ответил:

– Затрудняюсь ответить, – он повременил и продолжил, – во всяком случае, ничего, что могло бы как-то касаться папы.

По неуверенности, с которой Илья отвечал, Гумилев понял, что в жизни молодого человека не все так просто, но настаивать и, тем более, давить на него, он не стал.

– Ну, нет, так нет. Однако, Илья Кириллович, если вдруг что-либо вспомните или, не дай Бог, произойдет, свяжитесь, пожалуйста, с Олегом Саничем, Ваш отец его знает.

Когда за Ильиным-младшим закрылась дверь, Андрей неожиданно подумал, что его встреча с Ильей напоминала кадры из советских фильмов про беседы работников МВД или Госбезопасности с совгражданами.

– Если вдруг что-либо вспомните… – усмехнулся Гумилев, – мне еще кителя с погонами не хватает.

Глава 22

15:00. 27 октября 2012 года. Аэропорт Леонардо да Винчи. Рим.

Пронзительно-голубой небесный купол накрывал летное поле. Здесь, в прохладе аэропорта, казалось, что там, за стеклянной стеной, тоже по-осеннему прохладно. Сидя на высоких барных стульях возле стойки, Баркер и Уинсли вносили последние «штрихи» предстоящей попытки «поболтать по душам» с Ильиным.

– Вот наши пути и расходятся, – усмехнулся американец, – сэр Артур. Надеюсь, Вам повезет больше, чем мне. Хотя, трудно представить, что может заставить этого русского заговорить, а, тем более, вспомнить. Предлагаю не торопиться. Возможно, какую-то информацию мы получим от Далай-ламы. Попробую поговорить с ним по поводу документов, которые он оставил на хранение Харреру. Надо, чтобы тибетец стал пооткровеннее.

– С этой информацией, Генри, будьте осторожны. Неизвестно, захочет ли Его Святейшество говорить с Вами на эту тему. Если почувствуете, что он не настроен говорить – сразу переходите к обсуждению другого вопроса. Сейчас для нас главная цель – Ильин.

– Не забывайте, Уинсли, эти вопросы тесно связаны и, вероятно, мы с Вами стоим на пороге откровения, которое перевернет наши взгляды на существующий Мир. Не знаю, как Вам, а мне немного не по себе от этой мысли. Первый раз в жизни я не уверен, хочу ли я это знать.

– И еще, Генри, возьмите на всякий случай, – Уинсли достал из жилетного кармашка бархатный мешочек и протянул его Баркеру, – не хочу, чтобы, не дай Бог, она опять попала Ильину в руки. Надеюсь, когда завершим операцию, Вы вернете ее мне в целости и сохранности.

Американец ненадолго задумался, явно сомневаясь в необходимости брать предмет, затем быстро спрятал его во внутренний карман.

– Сэр Артур, если Медуза второй раз попадет в руки этого русского, боюсь, нам будет уже все равно.

Мысли о предстоящей операции, возможная встреча с русским ученым окончательно испортили настроение джентльменам.

Кондиционеры с трудом справлялись с осенним солнцем Италии. Его лучи раскалили барную стойку. Англичанин сделал большой глоток холодного светлого из своего стакана и …

Боковым зрением Артур Уинсли заметил молодую женщину, которая показалась ему чем-то знакомой. Она сидела за столиком непосредственно у стеклянной стены. На фоне почти белого бетона аэропорта ее силуэт был практически черным. Лица разобрать было невозможно, но она явно была ему знакома и, от нее исходило тяжелое чувство опасности.

Не меняя выражения лица, англичанин прошептал, едва шевеля губами:

– Генри, третий столик справа у стеклянной стены.

Баркер расцвел белозубой улыбкой и громким нетрезвым голосом обратился к бармену:

– А двухпинтовые [90]90
  Около 1 литра.


[Закрыть]кружки в Италии есть? Давайте, Артур, Октоберфест [91]91
  Октоберфест – ежегодный крупнейший пивной фестиваль, который проводится в Мюнхене во второй половине сентября – начале октября.


[Закрыть]продолжается! Чтобы нос в пивной пене!

Когда улыбающийся бармен принес им пару кружек с шапками пены, партнеры с вожделением приникли к ним. Как бы ненароком, Генри повернулся в сторону, где сидела незнакомка.

– Сэр Артур Уинсли, с прискорбием должен признать, что Вы гораздо внимательнее меня, и, когда пойдете пописать, заскочите в аптеку, мне уже пора принимать пилюли от склероза. Только такой диагноз можно поставить человеку, который не узнал даму, облившую ему лицо какой-то вонючей гадостью.

Янки еще не закончил свою ядовитую тираду, а Уинсли уже вспомнил кадры видеонаблюдения своих сотрудников, которые снимали его встречу с Баркером на площади Санта-Мария-Маджоре. Камера запечатлела эту особу крупным планом, поэтому ошибиться было невозможно – они с Генри под наблюдением. И следят за ними, не скрываясь. Это – либо итальянская криминальная полиция, либо – дилетанты, которые не смотрели «шпионские» фильмы. Мысль про «шпионские» фильмы развеселила сэра Артура, и он, соскользнув с высокого стула, нетвердой походкой двинулся по направлению к незнакомке.

Ни громкий кашель, раздавшийся сзади, ни брызги пива, которые холодным душем «освежили» затылок, не остановили наследного пэра Англии. Он шел навстречу своей судьбе.

Во всяком случае, ему так казалось.

В аэропорту Вечного города он получил «смертельную» рану. Колющее оружие из «стрелялки» крылатого бога-проказника «продырявило» сердце поседевшего холостяка. Холодный рассудок чистокровного англосакса парализовало. Окружающая суета аэропорта потеряла свою естественную пестроту и окрасилась в розовый цвет. Любовь горячей, всесокрушающей волной накрыла необычно постриженного джентльмена.

– А Вы милый! – хрипловатый голос предмета его обожания заставил биться сердце подобно электромотору, – ну, что Вы молчите, говорите же что-нибудь! Я жду. – Капризные интонации девушки приводили сэра Уинсли в состояние, близкое к экстазу. Окунуться с головой в состояние восторга мешало холодное пиво, льющееся на голову. Оно заливало глаза, ледяной струей вдоль позвоночника стремилось в брюки, отвлекая от счастья и создавая серьезные неудобства.

– Очнитесь, Артур! – голос Баркера доносился откуда-то издалека, хотя его физиономия маячила прямо перед глазами, скрывая предмет обожания.

– Уйдите, Генри! Что Вам от меня надо? – язык немного заплетается, но этот американский хулиган, видимо, услышал и перестал лить холодное пиво на голову.

– Мальчики, если вы будете безобразничать, вас заберет полиция, и мы не сможем познакомиться.

Баркер приложил что-то обжигающе холодное к виску, и окружающий Мир обрушился на несчастного Уинсли шумом пассажирской толпы и неприятным холодом мокрой одежды. Особенно неприятно было внизу. Перед ним сидела неряшливо одетая молодая особа с электронной сигариллой в ярко накрашенных губах. Воздух был пропитан запахом пива.

– Мистер Баркер, – лицо незнакомки скривилось, как будто ей в рот попало нечто очень кислое, – уберите Вашу Медузу, она на меня не действует, а окружающим сейчас не по себе, не дай Бог, отчудят чего-нибудь. Обещаю, что больше не буду тревожить либидо Вашего приятеля, – она улыбнулась сэру Артуру и, сделав «губки бантиком», послала ему воздушный поцелуй. – Arrivederci, bambino! [92]92
  Arrivederci, bambino! (итал.) – До свиданья, малыш!


[Закрыть]

Уинсли чувствовал себя идиотом. Идиотом мокрым и униженным. Неожиданно, это стало неважным. Окружающий мир затих, ушел «на второй план». Осталась незнакомка, на ней сконцентрировалось все внимание. Уинсли напрягся в ожидании. Сжавшая плечо рука Баркера, говорила, что и с янки происходит нечто подобное.

– Джентльмены, – голос незнакомки приобрел менторские интонации Мэри Поппинс [93]93
  Мэри Поппинс – няня-волшебница в сказочных повестях английской писательницы Памелы Трэверс.


[Закрыть], – у нас очень мало времени, поэтому будьте предельно внимательны. Ваше неуемное стремление выяснить тайну Предсказания, возможности этого русского, секреты металла – к сожалению, не увенчается успехом. Я здесь для того, чтобы скорректировать вашу реальность.

– Господи, если б вы знали, как я устала. Ваша реальность иногда представляется мне дневником двоечника, который панически боится гнева родителей. Он стирает двойки и замечания, переделывает единицы в четверки, тройки в пятерки. Странички протерты «до дыр», а я – тот ластик, который корежит реальность. Джентльмены, я говорю это вам для того, чтобы задержать вылет сэра Артура на один час, – взгляд ее затуманился, голос стал глухим, в нем зазвучали мужские нотки, – за это время Ильин уйдет домой, а собака уже испугалась кошки, попугаю забыли насыпать корм, а кабинка туалета – занята.

Неожиданно ее лицо расцвело улыбкой. Ступорное состояние отпустило Баркера и Уинсли. Они опять были обычными посетителями аэропортного бара, если не считать пропитанного пивом сэра Уинсли.

– А здорово, у меня получилось, – восхищенно проговорила незнакомка, – прямо Булгаков [94]94
  Видимо, имеется в виду известная цитата из романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова: «Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится».


[Закрыть]. Ай да Сима! Ай да… [95]95
  «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» – Из письма А. С. Пушкина своему другу поэту П. А. Вяземскому.


[Закрыть] – она неожиданно замолкла, исподлобья взглянула на собеседников и конфузливо прыснула.

– Не стесняйтесь, мэм, – мрачно проговорил Баркер, мы и Михаила Афанасьевича читали и знаем, что Александр Сергеевич своему приятелю Вяземскому писал, – кстати, не скажу, что мне приятно с Вами познакомиться, но, тем не менее, теперь мы знаем, как Вас зовут.

– Итак, мисс [96]96
  Баркер намеренно хочет подчеркнуть, что с такой внешностью его собеседница вряд ли замужем. В англоязычных странах к незамужним женщинам обращаются – мисс, к замужним – миссис.


[Закрыть]Сима, по вашим словам, Вы пытаетесь «поставить нам палки в колеса». Мы правильно Вас поняли?

Сима кивнула и глубоко затянулась своим электронным муляжом.

– Во-первых, кто Вы? А во-вторых, чем мы обязаны Вашему вниманию? – продолжил Баркер.

– Кто я, информация – абсолютно ненужная. Она только вызовет больше вопросов. С вами я вынуждена возиться только потому, что вы с сэром Артуром стали невольными обладателями информации, которая может радикально изменить характер существующей реальности. И, главное, может серьезно повлиять на развитие Человечества в будущем. Так как вы оба являетесь людьми, в некотором роде, исключительными и посвящены в секреты общечеловеческого масштаба, я больше не буду пытаться корректировать вашу память.

На глазах джентльменов неряшливая девица стала трансформироваться в даму средних лет, облаченную в строгий костюм невыразительного «мышиного» цвета. Ее разноцветные глаза скрылись за затененными линзами очков, волосы улеглись в аккуратный пучок на затылке.

– Господа, – незнакомка, казалось, стала даже выше ростом, – событие, о котором гласит известное вам пророчество, не должно произойти ни сейчас, ни в будущем. История Человечества, не только вашего (нечего делать такие изумленные лица) уже знала появление подобного существа. Человеком я его назвать не могу, уж больно могуч был. Горы двигал, молнии метал, ну, и все такое. Индусы сохранили в своем эпосе память о тех событиях, правда, с датами напутали, но это неважно. Важно только то, что, если это повториться, то человеческие фантазии о последствиях ядерной войны покажутся людям тихим летним вечером где-нибудь в патриархальном захолустье. Вас еще ждут серьезные испытания, особенно Вас, мистер Баркер, но ставить Вас в известность я не вправе. Мой долг, а теперь и ваш, господа, не допустить превращения Ильина или его детей в тех, кем им было предсказано стать, – с этими словами она поднялась из-за столика и небрежно посмотрела на неброский квадратный циферблат Пьяже Алтиплано [97]97
  Piaget Altiplano – модель Altiplano швейцарской часовой фирмы Piaget ориентирована на богатых деловых женщин, поддерживающих строгий консервативный стиль.


[Закрыть].

До джентльменов донеслось хрипловатое «Чао», и дама модельной походкой удалилась, растворяясь в толпе. Сладковатый тяжелый запах неизвестных духов, смешиваясь с запахом пива, окутывал двух оцепеневших мужчин, к которым подходили полицейские.