Текст книги "Фантастика 1965. Выпуск 1"

Автор книги: Илья Варшавский

Соавторы: Всеволод Ревич,Виктор Сапарин,Зиновий Юрьев,Евгений Муслин,Борис Зубков,В. Травинский,Анатолий Мицкевич,Глан Онанян,Б. Гурфинкель,А. Закгейм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Вы можете купить себе услуги самых лучших врачей, и, пока возможно, они будут поддерживать ваше здоровье самыми лучшими лекарствами. Вы можете купить себе священников, и они обеспечат вам самую чистую совесть и, если угодно, самое лучшее место в раю.

Единственное слабое место нашего общества – это смерть.

Смерть вносит в наше общество элемент социализма, то есть общества, где деньги перестают играть главную роль. Но божество не может быть акционерной компанией с ограниченной ответственностью. Божество или всемогуще, или оно перестает быть божеством. Я хочу сделать доллар настоящим божеством, всемогущим божеством. Я хочу, чтобы богатый человек был бессмертным, чтобы он мог купить себе жизнь там, где бедный обречен на смерть. Прошу прощения, я несколько увлекся, но суть вам ясна. Вы заплатите мне двадцать миллионов долларов и станете бессмертным.

– Двадцать миллионов? Вы шутите, мистер Беллоу.

– Если вы предпочитаете умереть с сорока миллионами, чем жить с двадцатью, боюсь, что нам не о чем разговаривать. Кроме того, на рынке бессмертия спрос, как вы сами отлично знаете, пока превышает предложение. И цены соответственно диктует продавец, а не покупатель. В конце концов, уплатив мне двадцать миллионов долларов, вы впервые по-настоящему почувствуете себе цену. Причем заметьте, я великодушен. Я не требую у вас всех ваших денег, ибо, обретя бессмертие и не имея денег, вы можете прийти к выводу, что игра не стоила свеч. Земное бессмертие в отличие от небесного требует солидной финансовой базы. Какой смысл ускользнуть от смерти, чтобы потом подыхать с голоду в очередях на бирже труда? К тому же шестьдесят восемь лет – а ведь сознание ваше не помолодеет от нового тела – возраст, когда трудно менять привычки, особенно привычки миллионера… Впрочем, мы с вами деловые люди. Не будем притворяться, что меня огорчит ваша смерть, а вас – мое затруднительное финансовое положение. Если бы вы корчились в агонии, я не~ протянул бы вам и кружки воды, и, если бы я пришел к вам за куском хлеба, вы прогнали бы меня. Но я продавец, а вы покупатель, причем в той редкой комбинации, когда вам позарез нужно купить мой товар – бессмертие, а мне – продать его. – Профессор весело улыбнулся. – Но простите, хороший коммивояжер не должен философствовать.

– А откуда я знаю, что все это не жульничество?

– О сэр, все предусмотрено. Мы проделаем небольшой опыт и, если он вам покажется убедительным, обсудим детали. Только учтите, что тело для себя вам придется добывать самому. Пока что у нас, к сожалению, нет законной торговли бедными людьми, хотя это было бы логично. Бедные могут продать свой глаз или скелет после смерти, но целиком себя продать они пока не могут. Что делать, наше общество все еще отягощено предрассудками. Итак, вы согласны на небольшой эксперимент?

– Мне нечего терять, – сказал Гроппер.

Глава 3. ЭТО КТО ТАМ В КРЕСЛЕ, Я!

Лаборатория помещалась в подвале. Когда-то здесь был гараж, и бетонные стенки все еще источали едва уловимый запах бензина. Окон не было, и на секунду Гропперу показалось, что он спускается в склеп, откуда ему никогда не выйти.

Он вздрогнул и огляделся. В углу стоял странного вида аппарат с торчащим спереди колпаком, наподобие фена для сушки волос в дамских парикмахерских. Профессор, склонившись над аппаратом, оживленно говорил:

– Видите ли, мистер Гроппер, как только мне пришла в голову идея этой штуки, я тут же ушел из Гарвардского университета, где я работал в лаборатории бионики. Согласитесь, что такую идею жаль делить с кем-либо. Коллектив хорош, пока не запахнет большими деньгами. Деньги действуют на коллектив, как мощный растворитель: он моментально растворяется и распадается на составные части – столько-то индивидуальных карманов. А я по натуре не благодетель. Меня огорчает зрелище чужих разинутых карманов. Лучше пускай мои коллеги разинут рот, глядя на мои карманы. Кроме того, как я уже сказал, у нас все еще существует уйма моральных, политических и религиозных предрассудков…

Щелкнул тумблер, на зеленоватых экранчиках осциллографов заметались яркие зайчики.

Профессор кивнул на своего помощника.

– Посмотрите внимательно, мистер Гроппер, это мой коллега Кристофер Хант. Осмотрите тщательно его костюм. Отличный ворстед, модный покрой. Мистер Хант одевается только у братьев Брукс. Двести долларов за костюм. Каково, а? Посмотрите на ботинки, носки. Нет, нет, я не рекламирую по совместительству костюмы. Просто через несколько минут вы увидите все эти вещи с другой точки зрения. Итак, Крис, вы согласны одолжить свое тридцатисемилетнее тело, здоровое, весом в сто восемьдесят фунтов, ростом в пять футов десять с половиной дюймов присутствующему здесь одному из крупнейших финансистов нашей страны мистеру Фрэнку Джилберту Гропперу?

– Шеф, вы торжественны, как агент по продаже недвижимости при заключении контракта на девяносто девять лет.

– Согласитесь, Крис, что примерка бессмертия – довольно необычная церемония.

Мозгу Гроппера всегда был присущ ярко аналитический характер. Он пропускал сквозь себя факты, выбирал нужные, нисколько не заботясь об их эмоциональной окраске. Думая, он чувствовал при этом примерно то же, что рыболовная сеть, задерживающая в своих ячейках рыбу. Но сейчас он потерял способность думать. Он весь одеревенел, напрягся, распираемый жаждой жизни. Он уже верил в возможность невозможного, и чем невозможнее, нереальнее казалась цель, тем жарче была его вера.

Перед его мысленным взором хаотически проносился длинный список фирм, в которые были вложены его деньги: “Дженерал дайнемикс”, “Боинг”, “Локхид”, “Алкоа”, “Бётлехем стил”… Он видел главный зал нью-йоркской фондовой биржи, слышал потрескиванье тикеров, из которых выползали ленты с так хорошо знакомыми цифрами…

– Прошу вас, мистер Гроппер, не бойтесь. Сядьте сюда, в это кресло. Так. Вставьте голову в фиксатор. Отлично. Крис уже готов. Внимание! Начинаем.

Гроппер почувствовал, как будто кто-то невидимый начал быстро и ловко стирать резинкой нарисованную его мысленным взором картину.

Биржевой зал тускнел, вернее не тускнел, а по частям растворялся, исчезал. Взмахнув бумажными лентами, испарились тикеры. Стали прозрачными стены. Он ощутил странную легкость полета… Он… кто он?… Калейдоскоп перед глазами продолжал бледнеть. Осталась одна яркая цепочка. Она порвалась, мигнула в последний раз, и он перестал существовать…

– Как вы себя чувствуете, мистер Гроппер? – послышался голос Беллоу. Профессор с улыбкой откинул фиксатор, и Гроппер, ворочая слегка онемевшей шеей, встал.

– Что-нибудь не получилось? – автоматически спросил финансист.

– Напротив, все в порядке.

Гроппер обернулся. Первым его ощущением было ощущение водителя, пересевшего из старого, полуразбитого, дребезжащего автомобиля в новый мощный лимузин. Каждое нажатие на педаль акселератора немедленно вызывает пугающенепривычный взрыв энергии в двигателе.

Старое, больное тело Гропнера, к которому он так привык, со всей сложной системой болей и физических ограничений, вдруг повернулось легко и свободно.

Гроппер взглянул на свои руки. Это были чужие руки.

Смуглые, с короткими рыжими волосками, с незнакомым золотым перстнем. Ногти были коротко острижены. На мизинце видна была крошечная заусеница. Гроппер надавил на нее ногтем большого пальца другой руки. Стало больно. Ему, Гропперу, стало больно от чужой заусеницы. Он нагнул голову и увидел на себе серый ворстедовый костюм. Знакомый материал. Он только что где-то его видел. Ага, на помощнике профессора, на этом Кристофере, как там его. Серый ворстед.

Как называется такой цвет? Ага, цвет древесного угля.

– Послушайте, профессор, – сказал Гроппер и вздрогнул.

Голос его звучал странно, хотя и не казался незнакомым.

– Где ваш помощник?

Беллоу весело засмеялся:

– Видите ли, о Крисе сейчас нельзя говорить в единственном числе. Частично он находится вот здесь, – профессор похлопал рукой по металлическому сферическому кожуху на аппарате, – сдал, так сказать, свой мозг в камеру хранения, частично же он некоторым образом в вас.

– Во мне? – крикнул Гроппер.

– Вот зеркало, повернитесь.

Из дешевого, в деревянной раме зеркала, в правом верхнем углу которого амальгама отделилась от стекла и застыла тусклыми блестками, на Гроппера смотрел помощник профессора. В отлично сидящем темно-сером костюме. От братьев Брукс, вспомнил Гроппер. Лицо казалось спокойным, лишь зрачки ярко блестели от волнения. Гроппер сделал шаг навстречу зеркалу, и Кристофер тоже шагнул вперед. Нерешительно, осторожно Гроппер поднял руку. Кристофер ответил тем же. Шестидесятивосьмилетний финансист, президент четырех банков, член правления двадцати трех компаний, обладатель сорока миллионов долларов, человек, пожать руку которого считали за честь министры, высунул язык. Язык был ярко-розовый.

Кристофер Хаит, тридцати семи лет, никому не известный помощник никому не известного профессора, в свою очередь, выставил язык знаменитому финансисту. Гроппер показал ему фигу. Хант выставил ему другую. Гроппер сказал:

– Убирайтесь к черту!

Человек в зеркале незамедлительно открыл рот. По всей видимости, он произнес те же самые слова.

Значит, человек в зеркале – это и есть Гроппер? Фрэнк Джилберт Гроппер, обреченный на смерть через каких-нибудь два месяца?…

Со всей силой, на которую он был способен, Гроппер надавил себе на желудок, на то место, которое вот уже несколько месяцев с какой-то торжествующей готовностью незамедлительно отзывалось острой, грызущей болью. Вместо боли он ощутил непроизвольно напрягшиеся мышцы живота. Боли не было.

– Так, значит, это я?! – во весь голос заревел Гроппер. – Значит, это все-таки я?? Это я, я, я? Я, Гроппер? Фрэнк Джилберт Гроппер?!

– Сейчас мы это окончательно установим. Бедняга Крис ни черта не смыслит в ценных бумагах. Не мудрено. Всю свою зарплату он тратит на одежду. Еще бы, платить по двести долларов за костюм! Допустим, у меня есть свободных двадцать-тридцать тысяч долларов. Куда бы мне их вложить?

Гроппер мгновенно пришел в себя и подозрительно покосился на профессора. Одно лишь упоминание о деньгах всегда заставляло его автоматически настораживаться.

– Видите ли, мистер Беллоу, я обычно воздерживаюсь от подобных советов.

– Браво, сэр! После такого ответа можете не сомневаться, что вы – это вы. Глупый Крис, если бы он, конечно, знал, наверняка поделился бы со мной своими секретами. Итак, вы согласны?

Финансист повернулся лицом к профессору. В углу, в кресле, сидел Гроппер. У него закружилась голова. Он шагнул вперед. Человек в кресле, откинувшись на спинку, улыбался.

Из угла рта сочилась слюна. Глаза сияли глубочайшей пустотой. Гроппер никогда не поверил бы, что человеческие глаза могут быть так чудовищно пусты и бессмысленны.

Гроппер протянул руку. Человек в кресле захныкал.

Он хныкал точь-в-точь как грудной ребенок с голосовыми связками старца.

– Это кто там в кресле, я?

– Да, да, – сказал Беллоу. – Это вы. Вернее, ваше тело. Обратите внимание на идиотский взгляд. Прошу прощения за выражение, но это так. Когда мы разряжаем кору больших полушарий мозга, остаются лишь безусловные рефлексы грудного ребенка. Это существо в кресле будет охотно брать грудь, плакать по ночам, ходить под себя и улыбаться кормилице. И то, кстати, не сразу. Если бы он был здоров, через год, возможно, он начал бы проситься на горшок и делать первые шаги. Впрочем, не исключена вероятность, что в вашем возрасте научиться этому труднее…

– Послушайте, профессор, – сказал Гроппер, – я вам верю. Но для чего рисковать еще раз? Быть может, оставим меня в моем нынешнем… так сказать… обличье? Мне нравится ваш помощник, вернее его тело. Я чувствую себя в нем, как в хорошо сшитом костюме. Скажу откровенно, мне не хочется вылезать из него.

– О, я предвидел такой вопрос, – ухмыльнулся профессор. – Но, во-первых, у меня нет чека на двадцать миллионов и ни малейшей уверенности, что я их получу. Во-вторых, вы сами не смогли бы получить и цента, так как в глазах всех БЫ были бы не Фрэнком Гроппером, а Кристофером Хаитом. В-третьих, мне нужен помощник.

– Я понимаю, но поговорим серьезно. Деньги я вам гарантирую. Что же касается вашего помощника, скажите прямо, по сколько вы его оцениваете? Я заплачу.

– Но…

– Все равно мне нужно будет где-нибудь купить тело, а это, – Гроппер показал себе на грудь, – я уже, как вы сказали, примерил.

– Дело не в Ханте, в конце концов за определенную сумму я согласился бы отправить его в рай. Просто я слишком хорошо изучил вашу биографию и почему-то не нашел в ней ни одного примера верности своему слову. Я вам не верю, как, впрочем, и вы мне. Когда я буду иметь деньги…

– А если я… – Гроппер вскочил и бросился на Беллоу, стараясь схватить его за горло.

Профессор ловко отскочил, и в руках у него тускло блеснул похожий на пистолет предмет.

– Я подумал и об этом, мистер Гроппер. Я ведь изучил вашу биографию. Дверь лаборатории заперта, и вы не знаете комбинации замка. Кроме того, у меня в руках гидравлический пистолет-шприц с сильным наркотиком. Если я нажму спуск, через секунду вы потеряете сознание.

– Вы деловой человек, Беллоу.

Впервые за все эти фантастические часы и минуты он почувствовал, что имеет дело с человеком, похожим на него самого. Это успокоило его. В мире без эмоций царит логика, элегантная цепочка нолей, вытянувшаяся от первой цифры до слова “доллар”. За кольца этой цепочки можно держаться, не боясь, что они разорвутся. А у двадцати миллионов семь нолей… Они соединяли его и профессора золотой пуповиной.

Они были родственниками, они могли доверять друг другу…

Пока, во всяком случае…

Только эта мысль дала ему силы снова сесть к аппарату и покорно вытянуть шею, словно он клал голову на плаху.

Через несколько минут Гроппер услышал голос профессора!

– Встаньте, откиньте фиксатор!

Гроппер выпрямился. Облако привычной боли и слабости плыло у него перед глазами. Тупо ныл живот. Липкая испарина клеем смазывала лоб. Дрожали руки. Больной, умирающий старик, проснувшийся после сна, в котором его тело звенело молодостью и силой. Ему не хотелось просыпаться, как не хочется просыпаться и терять сон о жизни осужденному на казнь. Это слишком – помахать перед носом жизнью, ощущением здорового, такого всемогущего тела и снова засунуть умирать в кишащий метастазами истлевший мешок. Он почувствовал, как расплылись очертания лаборатории, и догадался, что у него на глазах слезы. У него не было сил встать.

Он сидел, прижимая привычным жестом руку к животу, и смотрел, как Беллоу, кряхтя от натуги, подтащил к аппарату Ханта и вставил в фиксатор его голову. Пожалуй, первый раз в жизни Гроппер смотрел, как его обкрадывают, и ничего не мог поделать. И как обкрадывают…

– Терпение, сэр! – сказал Хант, вставая. – У вас будет упаковка еще лучше моей. Видите, это абсолютно надежно.

– Теперь дело за вами, – добавил Беллоу. – Ищите тело. С вашими деньгами и в нашей стране, слава богу, это будет не слишком трудным делом. Двадцать миллионов разделите на несколько частей. Положите деньги и акции в сейфы различных банков и привезите ключи. Наличных не надо. Это слишком рискованно. Лучше подпишите чеки на часть суммы. Мне незачем вам говорить, но все это должно быть сохранено в абсолютной тайне. Вот мой номер телефона. Когда все будет готово – дайте знать. Сядете в машину – убедитесь, что никто не следит за вами. А то ваши наследники вряд ли придут в восторг, если узнают о том, что здесь замышляется… До свидания, сэр. Сюда, пожалуйста.

Глава 4. Я НЕ ФИЛАНТРОП

Патрик Кроуфорд включил электрическую бритву. “Ремингтон” сердито зажужжал. Патрик подпер языком левую щеку – он всегда начинал бритье с левой половины лица – и поморщился. Уже давно он так скверно не выглядел: пухлые мешочки под глазами, сетка красных прожилок на белках глаз.

Ну, кто там еще?

В дверях стоял Блез Мередит.

– Сэр, у меня не больше пятнадцати минут. Старик не любит, когда меня не оказывается под рукой. Я сказал, что должен навестить сестру. Придется заехать к ней на секунду.

Старик может проверить, действительно ли я был у нее. Эти дни он страшно подозрителен.

– Ну что у вас там, выкладывайте.

– Ваша штучка, мистер Кроуфорд, что вы мне дали прошлый раз, очень помогла. Мне удалось ее засунуть под сиденье “шевроле”…

– Почему “шевроле”? – спросил, внезапно заинтересовавшись, Кроуфорд. – Старик ведь всегда ездит на своем черном катафалке.

– В том-то и дело, сэр. Он специально поехал не в “роллсе”, чтобы не привлекать внимания. Поехал сам, без шофера.

– Сам, без шофера, в его состоянии? Не может быть.

– Я вам уже сказал, сэр, что я засунул эту штуку под сиденье. Как вы ее называете? Ага, наводчик. Это что, кстати, крошечный передатчик?

– Да.

– Так вот, я обождал минут пять после того, как старик выехал, и двинулся за ним. Эта штука пищала как оглашенная в моем приемнике, и я понял, что “шевроле” не далее мили от меня. Я все время старался не отставать от него, но и не приближаться. Один раз на развилке мне показалось, что он свернул направо. Я тоже свернул, но не проехал и двухсот ярдов, заметил, что писк в приемнике ослабевает. Пришлось вернуться и взять левее. У мотеля Джордана, это на тридцать четвертой дороге, сэр, старик остановился. К нему подошел человек, ждавший его в сером “рэмблере”, и обе машины повернули вправо. Старик остановил машину у небольшого домика типа ранчо. Это милях в двадцати от мотеля Джордана. Пробыл он там часа полтора. Выходя, несколько раз огляделся по сторонам. Я спрятал машину за холмиком и следил за ранчо в бинокль. Можете не сомневаться, он меня не заметил.

– Кто там живет?

– В том-то и дело, сэр, что удалось узнать очень мало. Каких-то два типа. Говорят, ученые. Купили ранчо с полгода назад за двадцать тысяч. Почти не якшаются с местными жителями. Говорят, что работают над каким-то изобретением в области радио.

– Гм, а как выглядел Гроппер, когда вышел от них?

– Я вам уже сказал, что он несколько раз огляделся, прежде чем сесть в машину. Я бы сказал, что он был возбужден.

– Возбужден?

– Как вам объяснить, мистер Кроуфорд? Он как-то двигался энергичнее, чем в последнее время… Может быть, держался прямее, что ли…

– Как он вел себя дома? После того, как вернулся?

– Заперся в кабинете на несколько часов. Никого не звал. Несколько раз звонил по телефону.

– Куда?

– В том-то и дело, сэр, что он звонил сам. Обычно он просит меня соединять его. Правда, потом я позвонил на подстанцию. У меня там знакомая девушка. Похоже, что он звонил в Нью-Йорк и в Сан-Франциско.

– Кому?

– Пока еще не узнал, сэр.

– За те деньги, что я вам плачу, Мередит, вы могли бы снабжать меня более точными сведениями.

Мередит взглянул на собеседника. Краска медленно заливала его лицо.

– Сэр, я бы мог сказать об этом…

– Простите меня, Мередит. Вы же знаете, как я нервничаю. Скажите мне, как по-вашему, что это все значит?

– Я бы сказал так, сэр. Я работаю у мистера Гроппера вот уже восемь лет. Я знаю его лучше, чем себя. Не мудрено, потому что сам себя уволить я не собираюсь, Гроппер же может это сделать в любую минуту. А двести долларов в неделю на улице не валяются. В общем, мистер Кроуфорд, со стариком что-то происходит. С тех пор как стало известно о его болезни, я никогда не видел его таким оживленным.

– Хорошо, Мередит. Благодарю вас. Как только я получу деньги, можете не сомневаться, я выполню наш уговор. Тридцать тысяч будут ваши. Если, конечно, меня не проведут за нос. Но я не филантроп. Кроме меня, у Гроппера нет ни одного наследника, и если старик вздумает выкинуть какуюнибудь штуку… Следите за ним в оба, Мередит. Профессор Клей сказал мне, что нет и одного шанса из тысячи, что старик протянет больше двух месяцев… До свидания, Мередит. Жду ваших звонков.

Патрик Кроуфорд добрил вторую щеку, вставил в рот сигарету и затянулся. Что задумал старик? Что за странная поездка? И это возбуждение? Дядюшка никогда не испытывал к нему особой любви, последний раз они виделись три года тому назад, и старик наотрез отказался одолжить ему какихнибудь десять тысяч. Скупая скотина! Хорошо, что ему пришло в голову подкупить этого Мередита. По крайней мере он в курсе того, что происходит в Риверглейде. Конечно, Гроппер не из тех людей, что завещают свои деньги на благотворительность, а он, сын его покойной сестры, единственный прямой наследник. Старый болван, правда, несколько раз говорил, что ему. следовало бы бросить все и заняться делом…

Сигарета погасла, а Кроуфорду не хотелось вставать, чтобы протянуть руку за зажигалкой. Он с отвращением бросил окурок в угол.

Но что все-таки значит эта поездка? Внезапно в голове у него промелькнула тревожная мысль, и он покрылся холодной испариной. А что, если эти два типа – врачи? Что, если они вылечат Гроппера? Конечно, профессор Клей говорит, что ни операция, ни любое из известных средств не могло бы даже оттянуть смерть. Но кто знает? Может быть, все-таки у этих шарлатанов есть какой-нибудь новый препарат?

Патрик Кроуфорд вскочил и принялся шагать по комнате.

Как он сразу не понял? У этих двух с ранчо нет патента, отсюда вся секретность. Они не врачи, они ученые. Открыли какой-нибудь чудодейственный препарат и решили отхватить основательный куш. Без проверки, без официального разрешения. А чем они рискуют? Кто знает, что они лечили его?

А если поможет? Черт возьми, он уже полгода живет в долг, рассчитывая на наследство. Нет, нет, рисковать нельзя. Сорок миллионов долларов не та сумма, которой можно рисковать.

Наверняка Гроппер снова поедет туда.

Куда девалась эта чертова зажигалка? Кроуфорд взял сигарету, нашарил спички и вдохнул пахнущий ментолом дым.

Кажется, становится ясным, что нужно сделать.

Глава 5 МОЖЕТ БЫТЬ, ВОЗЬМЕТЕ ВСЕХ ШЕСТЕРЫХ!