Текст книги "Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм"

Автор книги: Илья Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

вольно давняя и прочная традиция французской культуры слова,

получившая новые импульсы с выходом на сцену постструктура

лизма и переосмысленная затем как основополагающая черта

постмодерннстского теоретизирования. Во всяком случае она

четко укладывается в русло той "французской неоницшеанской

(хайдеггеровской) маллармеанской стилистической традиции

Бланшо, Батая, Фуко, Дерриды, Делеза и др.", о которой упо

минает Джеймс Уиндерс (382, с. 80). И если раньше было

общим местом говорить о "германском сумрачном гении", то

теперь, учитывая пристрастие французских постструктуралистов

к неистовой метафоричности "языкового иконоборчества", с

таким же успехом можно охарактеризовать их работы, перефра

зируя Лукреция, как francogallorum obscura reperta.

Как заметил в свое время Ричард Рорти, "самое шокирую

щее в работах Дерриды – это его примененне мультилингви

стических каламбуров, шутливых этимологий, аллюзий на что

угодно, фонических н типографических трюков" (345, "'с. 146

147). И действительно, Деррида густо уснащает свой текст

немецкими, греческими, латинскими, иногда древнееврейскими

словами, выражениями и философскими терминами, терминоло

гической лексикой, специфичной для самых разных областей

знания. Недаром его оппоненты обвиняли в том, что он пишет

на "патагонском языке".

Однако суть проблемы не в этом. Самое "шокирующее" в

способах аргументации, в самом образе мысли Дерриды

вызывающая, провоцирующая и откровенно эпатирующая, по

41

мнению Каллера, "попытка придать "философский" статус сло

вам, имеющим характер случайного совпадения, сходства или

связи. Тот факт, что "фармакон" одновременно означает и отра

ву и лекарство, "гимен" – мембрану и проницаемость этой

мембраны, "диссеминация" – рассеивание семени, семян и

"сем" (семантических признаков), а s'entendre parler – одно

временно "себя слышать" и "понимать" – таковы факты слу

чайности в языках, значимые для поэзии, но не имеющие значе

ния для универсального языка философии.

Не так уж было бы трудно на это возразить, что деконст

рукция отрицает различие между поэзией и философией или

между случайными лингвистическими чертами и самой мыслью,

но это было бы ошибочным, упрощающим ответом на упро

щающее обвинение, ответом, – несущим на себе отпечаток своего

бессилия" (124, с. 144).

Очевидно, стоит вместе с Каллером рассмотреть в качестве

примера одно из таких "случайных" смысловых совпадений,

чтобы уяснить принципы той операции, которую проводит Дер

рида с многозначными словами, и попытаться понять, с какой

целью он это делает. Таким характерным примером может слу

жить слово: гимен унаследованное французским языком из

греческого через латынь и имеющее два основных значения:

первое – собственно анатомический термин – "гимен, девст

венная плева", и второе – "брак, брачный союз, узы Гименея".

Весьма показательно, что изначальный импульс смысловым

спекуляциям вокруг "гимена" дал Дерриде Малларме, рассуж

дения которого по этому поводу приводятся в "Диссеминации":

"Сцена иллюстрирует только идею, но не реальное действие,

реализованное в гимене (откуда и проистекает Мечта), о пороч

ном, но сокровенном, находящемся между желанием и его ис

полнением, между прегрешением и памятью о нем: то ожидая,

то вспоминая, находясь то в будущем, то в прошлом, но всегда

под ложным обличьем настоящего" (144, с. 201).

При всей фривольности примера (фривольность, впрочем,

неотъемлемая духовная константа современного авангардного

и уж, конечно, постмодернистского мышления), смысл его впол

не серьезен: он демонстрирует условность традиционного пони

мания противоречия, которое рассматривается в данном случае

как оппозиция между "желанием" и "его исполнением" и прак

тически "снимается" гименом как проницаемой и предназначен

ной к разрушению мембраной. Как подчеркивает Деррида,

здесь мы сталкиваемся с операцией, которая, "в одно и то же

время" и вызывает слияние противоположностей, их путаницу, и

42

стоит между ними" (там же, с. 240), достигая тем самым

"двойственного и невозможного" эффекта.

Каков же смысл этой "операции" с точки зрения самого

Дерриды? "Вопрос не в том, чтобы повторить здесь с

"гименом" все то, что Гегель делает с такими словами немецкого

языка, как Aufhebung, Urteil, Meinen, Beispiel и т. д., изумляясь

счастливой случайности, которая пропитывает естественный язык

элементом спекулятивной диалектики. Здесь имеет значение не

лексическое богатство, не семантическая открытость слова или

понятия, не его глубина или широта, или отложившиеся в нем в

виде осадка два противоположных значения (непрерывности и

прерывности, внутри и вовне, тождественности и различия и т.

д.). Значение здесь имеет лишь формальная и синтаксическая

практика, которая его одновременно объединяет и разъединяет.

Мы, кажется, вспомнили все, относящееся к слову "гимен".

Хотя все, кажется, и превращает его в незаменимое означаю

щее, но фактически в нем есть что-то от западни. Это слово,

этот силлепс отнюдь не является незаменимым; филология и

этимология интересуют нас лишь во вторую очередь, и

"Мимика" (произведение Малларме, цитата из которого приво

дилась выше – И. И.) не понесла бы уж такого непоправи

мого ущерба с утратой "гимена". Эффект в основном порожда

ется синтаксисом, который помещает "между" таким образом,

что смысловая неопределенность вызывается лишь расположени

ем, а не содержанием слов. "Гимен" только еще раз маркирует

то, на что уже указывает местоположение этого "между", и на

то, что оно указывало бы и в том случае, если бы там не было

слова "между". Если заменить "гимен" на "брак" или

"преступление", "тождество" или "различение" и т. д., результат

был бы тот же самый, за исключением утраты экономии смы

слового сгущения или аккумуляции, которой мы не пренебрегли"

(144, с. 249-250).

Подобная установка на "смысловую игру" пронизывает все

творчество Дерриды. Это относится не только к содержанию, но

даже и к названию его работ, таких, как, например, "Глас"

(1974) (147). Я сознательно не даю перевода названия, по

скольку это увело бы нас слишком далеко в бездонные трясины

этимологической игры: это и "похоронный звон", и ассоциация с

орлиным клекотом, и т. д. и т. п.; во всяком случае, одно из

основных значений – "крах системы обозначения" (les glas de

la signification ). Разумеется, пристрастие Дерриды к "игровому

принципу" – отголосок весьма распространенной в ХХ в.

культурологической позиции; достаточно вспомнить Шпенглера,

Ортегу-и-Гассета, Хейзингу, Гессе да и многих других, включая

43 Сверхзадача аргументации Дерриды

того же Хайдеггера с его "игрой" в произвольную этимологию.

И, хотя бы в плане наиболее возможной преемственности, сле

дует, конечно, назвать Ницше

с его "Веселой наукой".

Сверхзадача аргументации Дерриды

Если вкратце охаракте

ризовать аргументативную по

зицию Дерриды (более под

робно о литературоведчес

ком варианте которой будет

рассказано в разделе об американском деконструктивизме), то

она состоит в критике всего, что попадает в поле его зрения,

сопровождаемой обычно вежливым сожалением о неизбежности

подобных заблуждений как следствии метафизичности мышле

ния, "типичной" для западной культуры. При этом анализ Дер

риды – зто прежде всего анализ самой аргументации, условно

говоря, ее "понятийной стилистики"; не столько даже фразовое,

сколько пословесное испытание исследуемого текста на

"логическую прочность" и последовательность в отстаивании

своего постулата, и, разумеется, доказательство несостоятельно

сти изучаемой аргументации как явно "метафизической". Факти

чески – это позиция "принципиального сомнения" во всем,

доведение до своей экстремы декартовского принципа

"методологического сомнения" .

Неудивительно, что в этих условиях анализ Дерриды тре

бует обширного текстового пространства, оснащенного многочис

ленными цитатами, выписками из словарей и энциклопедий и,

как уже упоминалось выше, часто целых словарных статей для

демонстрации факта, насколько словоупотребление исследуемого

автора отклоняется от общепринятого в его или настоящее вре

мя. В частности, поэтому, когда у Дерриды возникает потреб

ность в опровержении предъявляемых ему замечаний или в

защите своих тезисов, что случается довольно часто, то его

ответы нередко значительно превышают по объему критические

статьи его оппонентов. Так, например, произошло во время

полемики Дерриды с лингвистом Джоном Серлем, который в

ответ на критические замечания в свой адрес в эссе француз

ского ученого "Подпись, событие, контекст" (157) выступил с

десятистраничным опровержением "Повторяя различия: Ответ

Дерриде" (354), указав в том числе на "логические ошибки"

рассуждений своего оппонента. Чтобы отвести встречные обви

нения, Дерриде понадобилась статья почти в десять раз больше

по объему ("Лимитед инкорпорейтед, а, б, ц") (150), где он

упрекнул Серля в "непонимании" его позиции, в неточности

формулировок своих взглядов и т. д. и т. п.

44 Проблема периодизации творчества Дерриды

Вообще проблема "правильного", "верного" понимания

смысла учения Дерриды, как и всего постструктурализма и его

литературоведческой деконструктивистской практики – вопрос,

который является предметом постоянной заботы его привержен

цев и в результате – темой многочисленных рассуждений и

споров. Проблема, насколько и в какой степени постструктура

лизм способен защитить свои позиции перед лицом здравого

смысла и формальной логики – представляет собой предмет

особого анализа, несомненно, обязательного при общей оценке

постструктурализма превыше всего в перспективе определения его

места среди других течений гуманитарной мысли ХХ в. Но,

очевидно, сама проблема не исчерпывается лишь этим, иначе

трудно было бы объяснить столь широкую его популярность и

столь значительное его воздействие на весь круг гуманитарных

наук Запада в последнюю четверть века.

Проблема периодизации творчества Дерриды

Очень трудно говорить о периодизации творчества Дерри

ды. Как уже отмечалось, в его первой получившей широкую

известность статье 1966 г. "Структура, знак и игра в дискурсе

о науках о человеке" содержались в краткой форме практически

все темы, которые он потом

разрабатывал всю свою даль

нейшую жизнь. Хотя, конеч

но, можно с большей или

меньшей степенью опреде

ленности выделить три пе

риода. Первый – с начала

60-х до начала 70-х гг., ко

гда вышли его первые шесть книг, сформулировавших доктрину

зрелого постструктурализма. Начиная с"Гласа" (1974) и до

"Почтовой открытки" (1980) происходит некоторая переориен

тация политических и соответственно философских, если не по

зиций, то пристрастий французского ученого: с одной стороны,

он пытается освоить более широкий тематический материал, с

другой, – отходит от политического индифферентизма, что

особенно проявилось в его третий период – в 80-е гг. Любо

пытное замечание в связи с этим делает Кристофер Батлер,

подчеркнувший, что в поздних работах (например, в "Почтовой

открытке") у Дерриды появляется значительно более заметная,

чем раньше, "озабоченность экзистенциальными темами ответст

венности за чью-либо жизнь" (115, с. 152). Именно в начале

этого десятилетия, пожалуй, наиболее отчетливо стала просмат

риваться некоторая левизна его взглядов: он выступил с осуж

дением консерватизма, хотя и весьма осторожным, а также

связанного с ним непониманием частью американских деконст

Переоценка ценностей 45

руктивистов (в основном ориентировавшихся на Йельскую шко

лу) "принципиальной неинституированности" своего учения, в

более радикальной атмосфере английских постструктуралистов

высказался о своих симпатиях к "открытому марксизму" и тому

подобное.

Переоценка ценностей

Впрочем, политические симпатии в наше время – вещи

довольно переменчивая и непостоянная, и не она определяет

суть того нового, что происходило во всем постструктурализме и

80-е гг. к в том числе в теоретической позиции Дерриды. Пост

структурализм если брать его

как стратегию анализа, явля

ется прежде всего, главным

образом и по преимуществу

тактикой разрушения всего

общепринятого и укоренив

шегося в общественном соз

нании как неоспоримого набора "прописных истин". Собственно

этот негативный пафос постструктурализма и является его глав

ным содержательным аспектом. Однако, по мере того, как его

критика охватывала все новые области, все явственнее станови

лась ограниченность подобной позиции, "одномерность" ее ду

ховного самоопределения, перерастающая в слишком очевидную

тенденциозность.

Наиболее чуткие приверженцы постструктурализма не мог

ли не заметить этой опасности, и Деррида был одним из пер

вых, кто почувствовал угрозу истощения негативного потенциала

постструктуралистской доктрины и приступил к осторожной

корректировке своих изначальных постулатов., Если раньше он

акцентировал вторую половину (правый ряд) выстраиваемых им

бинарных оппозиций культурных ценностей как традиционно

подавляемых оценочными установками западной культуры и

"восстанавливал" их в своих правах как "неявную" культуру

западной цивилизации, то теперь он стал подчеркивать значи

мость ранее им отвергаемых ценностных установок. Если преж

де его аргументация была направлена на разрушение всех воз

можных структур, то теперь он пытается выявить какие-то

принципы связи, выдвигает понятие "стриктуры" – крайне

туманный и не особенно вразумительно характеризуемый им

термин, – призванный как-то оформить этот новый принцип

новой ограниченно действующей связи (143, с. 428-429).

И, наконец, еще один немаловажный аспект. Постструкту

рализм как учение выступил с концепцией теоретического отри

цания целостного, автономного, суверенного субъекта – но

аннигилировав его, как казалось, окончательно, по крайней мере

46 Свобода субъекта

в теории, в 80-е гг. вдруг снова обнаружил живой интерес к

этой проблеме. Не явился исключением и Деррида, который в

своих последних книгах (в этом плане особенно показательна

его работа "Психея: Открытие другого" (1987) (156) делает

некоторые попытки наметить пути восстановления возможных

связей среди обломков разбитой вдребезги "фрагментарной лич

ности" постструктуралистской доктрины. Насколько это ему

удается, или удалось, и как далеко он пойдет, или способен

пойти в этом направлении – вопрос более чем спорный и уже

явно выходящий за пределы собственно постструктуралистской

тематики, к тому же принадлежащий сфере чисто гипотетиче

ских спекуляций и поэтому выходящий за рамки данной работы.

Свобода субъекта

В самом общем плане, если оставаться в пределах тематики

постструктурализма, можно сказать, что проблема свободы

субъекта в доктрине этого

течения была заявлена, но не

разработана (более подробно

об этом вопросе см. в разделе

о Ю. Кристевой), что вполне

понятно, поскольку основной

пафос постструктуралистских выступлений был направлен про

тив традиционного понимания субъекта как суверенного сущест

ва, сознательно, независимо и активно предопределяющего свою

деятельность и свою жизненную позицию, "вольного в мыслях и

делах". Главное в общей программе постструктурализма было

доказать зависимость сознания индивида от языковых стереоти

пов своего времени. Собственно свобода как таковая сводилась

в рамках постструктуралистских представлений к свободе интер

претации, понимаемой, разумеется, весьма широко, и предпола

гала игровой принцип функционирования сознания. Еще раз

повторим: постулируемая неизбежность интерпретации дает

возможность индивиду творить новые смыслы (или оттенки

смысла), что уже есть путь к "власти", к "господству" над ми

ром, поскольку в том мире постструктурализма, где доминируют

представления о практике не как о чувственно-предметной фор

ме жизнедеятельности, а как о дискурсивных практиках, т. е.

фактически замкнутых в пределах сознания, "налагание" нового

смысла на любой феномен материальной или духовной действи

тельности означает его подчинение этому "новому смыслу".

Поэтому, когда Деррида говорил о раскрывающейся перед

"читателем" (опять же понимаемым в самом широком смысле: в

мире культуры, воспринимаемом как мир текстов, каждый из

нас является прежде всего ее "читателем", вне зависимости от

рода деятельности, хотя осмысление человека как "читателя" не

47

могло не повлечь за собой "ретроактивного" увеличения роли

литературы в "общепостструктуралистском проекте" становления

и функционирования сознания индивида) "бездне" возможных

смысловых значений, как и самой возможности "свободной игры

активной интерпретации", то тем самым была декларирована и

свобода интерпретирующего сознания. При этом были намечены

и его пределы, определяемые рамками общей интертекстуально

сти, или "всеобщего текста" – письменной традиции западной

культуры. Но весьма важный в своей кардинальности вопрос о

стенени этой свободы удовлетворительного решения так и не

получил.

Впрочем, как уже неоднократно отмечалось, "процесс реви

зии" для Дерриды не был, очевидно, особенно болезненным и

трудным: как мы старались показать в нашем анализе, специ

фика позиции ученого как раз и заключалась в том, что она

всегда обеспечивала ему надежный путь к отступлению. Впро

чем, из его построений можно было делать выводы и весьма

радикального характера, как поступали и поступают многие

приверженцы его "методы". Но суть именно дерридеанской

деконструкции, как сам Деррида об этом неоднократно заявлял,

состоит в том, что его знаменитое "опрокидывание" ценностного

ряда иерархически организованных бинарных оппозиций никогда

не доходило до кардинальной смены, грубо говоря, "позитива"

на "негатив". В разные периоды своей деятельности (и в разных

работах) он уделял различный "объем аналитической энергии"

доказательству того, какую важную роль играют в формирова

нии западного сознания традиционно им отвергаемые или рас

сматриваемые как второстепенные и подчиненные ценностные

ориентации. Но в отличие от Фуко, Барта, Делеза, Кристевой

(может быть потому, что все они в той или иной степени про

шли искус маоизма) ему всегда была чужда позиция

"революционного" разрушения ценностных установок.

Несколько упрощая общую картину, можно сказать, что

Деррида стремится выявить сложность, неоднозначность и про

тиворечивость общепринятых истин (и в этом смысле его дея

тельность шла в том же направлении, что и у большинства ве

дущих теоретиков постструктурализма – Фуко, Делеза, Кри

стевой и т. д.), но он никогда не становился на позицию

"обязательного жеста" однозначного, прямолинейного замещения

"знака полярности" у членов оппозиции. Возможно, для Дерри

ды самым важным было доказать взаимообусловленность и

невозможность существования одного без другого, их взаимную

"предпосылочность". Как, например, в понятиях Якоба Беме

невозможность существования "светлого начала" Бога без его

48

"темной основы". Несомненно, что особенно в начальный пери

од своего творчества Деррида явно отдавал предпочтение тра

диционно "репрессируемому" ряду членов оппозиции, но это

предпочтение никогда не доходило у него до тех крайностей

теоретического экстремизма, которые можно наблюдать у Де

леза или даже у Фуко. Сам Деррида всегда пытается сохранить

определенный уровень "теоретически отрефлексированного ба

ланса", подчеркивая взаимное значение друг для друга

"противоположностей".

Другое дело, что "отрицательный потенциал" дерридеанской

критики западной культуры, западного образа мышления ока

зался настолько силен, наделен таким мощным зарядом всеохва

тывающего и всеобъемлющего сомнения, что именно эта сторона

его творчества, его методологической позиции предопределила не

только содержательный аспект (да и результат) всех его науч

ных поисков, но и сам облик постструктурализма, в немалой

степени складывающийся под его непосредственным влиянием.

Возвращаясь к проблеме периодизации творчества Дерри

ды, необходимо сказать, что она требует большой осторожности

и, лично у меня, вызывает довольно скептическое отношение.

Эволюция взглядов Дерриды несомненна, но сама природа его

творчества такова, что при всех явных или предполагаемых ее

изменениях речь может идти лишь о смещении или переносе

акцентов, поскольку, как уже отмечалось, даже в самой первой

его работе можно найти в зародыше все то, что в дальнейшем

получало ту или иную окраску, акцентировку, развитие. Факти

чески в каждой работе Дерриды, при старании, можно вычитать

совершенно противоположные вещи, чем собственно к занима

ются его многочисленные интерпретаторы. В связи с этим мож

но говорить о дерридеанстве как о специфической отрасли зна

ния, где немало специалистов нашло свое призвание. Не в по

следнюю очередь это объясняется особой манерой его аргумен

тации. Ему меньше всего присуща категоричность, он выступает

как искусный, а может быть и непревзойденный мастер сомне

ния, эксгибиционирующий его перед читателем, как гений алллю

зий, недомолвок и суггестий. Он постоянно предлагает читателю

множество возможностей решения поставленных им проблем, не

говоря уже о том, что некоторые его пассажи написаны в духе

лирический отступлений.

Иными словами, Деррида фактически всегда един в трех

лицах как философ, лингвист и литературовед. Это философ

письменного текста, размышляющий о заблуждениях и аберра

циях человеческого разума. И в данном отношении он, как ни

парадоксально это звучит, близок к духу философствования

49

ХVIII в. со всеми вытекающими из этого последствиями. Сле

дует еще раз подчеркнуть: Деррида– не просто философ, а имен

но философ от лингвистики и литературоведения, поскольку

именно в этих областях он заимствует методику своего анализа

и ту специфически интердисциплинарную позицию, которая и

дала смешение данных сфер в лоне французского постструкту

рализма. Неудивительно, что как раз в сфере литературоведения

влияние Дерриды было особенно большим к широкомасштаб

ным, явно не сравнимым с тем положением, которое он пример

но до середины 70-х гг. занимал в философии. Более того,

именно интерес, питаемый к нему со стороны литературных

критиков, и превратил его в "фигуру влияния" одной из первых

величин на западном интеллектуальном горизонте.

Практически вся деятельность Дерриды представляет собой

огромный и непрерывный комментарий, и "вторичность" его

духовной позиции заключается в том, что вне сферы чужих

мыслей его существование просто немыслимо. Надо отметить к

тому же, что "интертекстуальность, в которую погружают себя

постструктуралисты, мыслится ими как буквальное существова

ние в других текстах, и поскольку вопрос об оригинальности

мысли ими не ставится (следствие все того же редукционист

ского представления о человеке как о сумме запечатленных в

его сознании "текстов" и за пределы этих текстов не выходя

щего), то их собственное творчество до такой степени состоит из

цитат, прямых и косвенных, аллюзий, сносок и отсылок, что

часто голос комментатора трудно отличить от голоса комменти

руемого. Особенно это относится к повествовательной манере

Дерриды, который сознательно пользуется этим приемом для

демонстрации принципа "бесконечной интертекстуальности".

Пафос творчества Дерриды по своему нигилистическому духу

откровенно регрессивен: ученый не столько создает "новое зна

ние", сколько сеет сомнения в правомочности "старого знания".

Он "аннотатор" и комментатор по своей сути, по самому спосо

бу своего философского существования, что иногда вызывает

впечатление паразитирования на анализируемом материале.

Если подыскивать аналогии, то это напоминает "лоскутную

поэзию" времен заката Римской империи, когда Авсоний и Гета

составляли центоны из отдельных стихов поэтов эпохи расцвета

латинской музы. Последний даже умудрился скомпоновать из

полустиший Вергилия целую драму – "Медею", и, по призна

нию специалистов в этой области, местами весьма искусно.

Нельзя отказать в искусности и Дерриде: при всей своей труд

ности, его работы отмечены мастерством риторической софисти

ки, достигающей временами чисто художественной выразитель

50

ности стиля, что и позволяет говорить о Дерриде как о "поэте

мысли", обладающего тем, что обычно называют "даром слова".

Однако все это не может избавить его труды от духа оп

ределенной вторичности и роковой бесперспективности. И в то

же время я бы воздерживался от обвинений в зпигонстве: Дер

рида как раз очень современен и типичен, так как отвечает на

запросы именно своего времени и своей среды. Иное дело, что в

определенные эпохи именно вторичность оказывается наиболее

характерной чертой сознания, той роковой печатью, что наложе

на на его лик и неизбежно отмечает все его мысли и дела.

51

МИШЕЛЬ ФУКО – ИСТОРИК БЕЗУМИЯ, СЕКСУАЛЬНОСТИ И ВЛАСТИ

Другим основным теоретиком постструктурализма, влияние

которого на приверженцев деконструктивистской критики, осо

бенно в 80-х гг., возросло настолько, что стало оспаривать

авторитет Дерриды, является Мишель Фуко. Главная цель его

исследований – выявление "исторического бессознательного"

различных эпох начиная с Возрождения и по XX век включи

тельно. Помимо этого, он выдвинул сформулировал и осно

вал целый ряд концепций, не только активно вошедших в по

нятийный аппарат самых различных современных гуманитарных

наук, но и в значительной степени повлиявших на само пред

ставление о характере и специфике гуманитарного знания.

Фуко – еще одно любопытное явление из мира "знакомых

незнакомцев". О нем много писали и пишут в отечественной

прессе, была переведена его ранняя книга "Слова и вещи. Ар

хеология гуманитарных наук" (1977) (61), на него часто ссыла

ются, но его реальный вклад в создание того, что можно было

бы назвать современной парадигмой мышления, по крайней мере

в отечественной литературе, остается еще во многом непрояс

ненным. Не в последнюю очередь это положение объясняется

интердисциплинарной по своей коренной сути позицией Фуко. В

течение своей относительно не долгой творческой карьеры (он

умер в 1984 г. в возрасте 57 лет) он продемонстрировал замет

ный сдвиг своих исследовательских интересов от вопросов более

или менее преобладающе философского характера к проблемам

широкого культурологического плана, и в конечном счете создал

впечатляющую концепцию истории культуры и методики ее

анализа, которые оказали сильнейшее воздействие как на совре

менное представление о механизме функционирования цивилиза

52 ГЛАВА 1 Критика Дерриды

ции, так и на современную западную литературную критику

постструктуралистской ориентации. Причем в этой области

влияние Фуко было настолько значительным, что без него во

обще было бы невозможным говорить и о формировании пост

структурализма, и о его существовании в тех формах, которые

мы можем сегодня наблюдать. Фактически Фуко создал свой, и

не менее влиятельный, чем Деррида, вариант постструктуралист

ского учения. Как бы ни спорили и ни соглашались друг с дру

гом Деррида и Фуко, их версии постструктурализма во многом

дополняют и уточняют друг друга, образуя те два полюса его

доктрины, в напряженном пространстве между которыми и

находится внутреннее полемическое поле, где в течение уже

четверти века развертываются междуусобные сражения сторон

ников этого учения, отстаивающих свои права на самое истинное

его толкование.

Критика Дерриды

Основная специфичность

позиции Фуко в рамках пост

структурализма заключается в

его резко отрицательном от

ношении к "текстуальному

изоляционизму", ведущему, по его мнению, к теоретическому

уничтожению всех "внетекстуальных факторов". За это в част

ности он критиковал Дерриду, обвиняя его в том, что он спо

собствовал укоренению в научном сознании все той же " идео

логии", которая порождала формы знания (и, следовательно,

стратегии власти), выработанные со времен "классического пе

риода" (1500-1800), – фактически Фуко упрекал Дерриду в

той метафизике, против которой последний боролся всю свою

жизнь и продолжает это делать до сих пор.

В "Истории безумия" (1972) Фуко пишет: "Сегодня Дер

рида самыи решительный представитель (классической) системы

в ее конечном блеске: редукция дискурсивной практики к тек

стуальным следам; элизия событий, которые здесь порождаются,

чтобы для чтения не оставалось ничего; кроме их следов; изо

бретение голосов, находящихся за текстами, для того, чтобы не

надо было анализировать модусы импликации субъекта в дис

курсе; наделение неким местом "происхождения все сказанное и

несказанное в тексте для того, чтобы не восстанавливать дис

курсивные практики в том поле трансформаций, где они собст

венно порождаются.

Я не скажу, что это метафизика, метафизика сама по себе

или ее ограниченность, скрытая в этой "текстуализации" дискур

сивных практик. Я пойду гораздо дальше: я скажу, что это

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 53

банальная исторически хорошо детерминированная педагогика,

которая здесь проявляется весьма наглядно (184, с.602).

Эту мысль он неоднократно повторял в своем курсе

лекций "История систем мысли" в Коллеж де Франс, позднее

опубликованном в его сборнике эссе "Язык, контрпамять, прак

тика" (1977) (188, с. 199-204). Контраргументы Дерриды по

этому поводу привела Гайятри Спивак в своем введении к соб

ственному переводу "О грамматологии" (149, с. XI).

Суть проблемы, как уже говорилось выше, заключается в

том, что Фуко выступает против "текстуального изоляционизма"

Дерриды (вспомним знаменитую фразу последнего "ничего нет

вне текста"), который, но мнению Фуко, состоит или в забвении

всех внетекстуальных факторов, или в сведении их к

"текстуальной функции". Фуко стоит на других позициях. Для

него, отмечает Х. Харари, главная задача состоит в том, чтобы

"показать, что письмо представляет собой активизацию множе

ства разрозненных сил и что текст и есть то место, где происхо

дит борьба между этими силами" (368, с. 41).

Поэтому для Фуко сама концепция о якобы присущих тек

сту "деконструктивной критики" и особой "текстуальной энер

гии", проявляющейся как имманентная "текстуальная продуктив

ность", приписывание языку особой автономности по отношению

ко всем историческим и социальным системам ("рамкам рефе

ренции", по его терминологии), является одной из форм

"идеологии", которая препятствует развитию познания.

Иными словами, речь опять идет о системе референции, и,

хотя, как мы видели, Деррида, по крайней мере в общетеорети

ческом плане, не отвергает ни понятие референции (что бы под

ним ни подразумевать), ни самой реальности, тем не менее (и в

этом и кроется главное различие их позиций) для Фуко этого

было мало, поскольку текст всегда для него вторичен по отно

шению к тем силам, которые, по его мнению, порождали и каж

дый конкретный текст, и весь "мир текстов" как проявление

всеобщей текстуальности сознания. Для Дерриды же – основ