Текст книги "Мишка Forever"

Автор книги: Илья Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Мозги я им там прочистил, чтобы и мыслей таких больше не возникало у них! Хорошо, что и Толик, ну второй, тоже там оказался. Всё, Илья, всё! Забыли о них. Ладно?

– Попробую, – потихоньку говорю я

– Молодец! Ну, вот, это во-первых.

– А во-вторых?

– Держи-ка, – Мишка достаёт что-то из кармана и, взяв мою ладонь, вкладывает в неё какую-то маленькую штучку.

У меня в руке лежит, – не пойму я, что у меня лежит в руке.

– Что это?

– Зуб, – спокойно так отвечает Мишка.

– Зуб, – повторяю я. – Ничего себе. А чей это зуб?

– Дракона, – так же спокойно говорит он.

– Какого ещё дракона? Ты что, ладно тебе, – я не маленький, я в драконов не верю.

– Это зуб динозавра, Илья, а говорят, что они и были драконами.

– Правда? Настоящего динозавра? А где ты его взял?

– Мне его один человек дал, а я его тебе дарю вот. Ты не сомневайся, Илюха, это самый настоящий динозавр. Этот человек был геологом, вот, ну и нашёл этот зуб.

– Ничего себе. А где он его нашёл?

– В Монголии. Я, правда, не знаю, что это был за динозавр, этот человек говорил, что этого никто не знает. Череп и остальной скелет у них там трактор раздавил, а вот несколько зубов осталось. Так что, считай, что это и взаправду дракон. А назвать его можешь, как захочешь, я вот так и не назвал, не придумал...

– Здоровски, – шепчу я, рассматривая Зуб. Он сантиметров пяти в длину, чуть кривой, окаменевший, коричневый, отполированный временем, миллионами лет, – подумать страшно! И сам он какой-то тёплый, как живой, и совсем не кажется каменным, а в его основании проделана маленькая дырочка.

– Это что бы его носить можно было. Ну там, как талисман, какой или, как залог... – Мишка вдруг осекается. – Ну, в общем, найдёшь шнурок или там, цепочку, например, – и носи. Тот человек говорил, что этот зуб удачу приносит. Я-то сам, правда, не знаю.

– А что это за человек?

– Хороший очень это был человек, один из самых лучших. Я это, правда, потом только понял. Ты извини, Ил, я не очень хочу про него сейчас говорить, ладно? – и лицо при этом у Мишки делается грустным-грустным.

– Конечно, Миш, как хочешь. А можно я зуб маме покажу? И Вовке Рыжкову, – он точно от зависти помрёт, зараза, это ему не в морской бой мухлевать! Это же... Можно?

– Можно, конечно! – смеётся Мишка и легонько тычет меня кулаком в плечо. – Это твой друг?

– Ага, классный пацан, хитрый только уж очень. Изобретатель! Слушай, а как же мне Зуб назвать?

– Не знаю, Ил. Ты не спеши, подумай. Серьёзное имя должно быть и верное, – дракон всё-таки, не щенок.

– Я подумаю. Погоди, я счас...

Я срываюсь и чуть не в припрыжку бегу к маме. Она восхищённо рассматривает Зуб, а я торопливым шёпотом рассказываю ей, что это такое.

– Мам, а можно я Мишке покажу? Ну, дедовы, – можно?

– Ты же никому не показывал, – удивляется мама и говорит: – Покажи, конечно, они же теперь твои.

Я, покивав, спешу назад в свою комнату. Мишка уже не сидит на диване, а стоит, засунув руки в карманы.

– Ну что, Ил, пойду я, а? – опять он какой-то грустный.

– Как пойдёшь, – глупо спрашиваю я, и так же глупо добавляю, – Куда? Ты торопишься, что ли?

– Да нет, просто...

– Ну и всё, не гоню же я тебя. Я наоборот...

Мишка бросает на меня быстрый внимательный взгляд. И вдруг улыбается мне такой улыбкой, что я сразу понимаю, – нет, не хочу я, совсем не хочу, чтобы он уходил. Ни сейчас, ни вообще...

– А я, Миш, тебе показать хотел тоже кое-что, ты такого никогда не видел. Вот, а потом я на лыжах хотел, вместе можно.

– Нельзя на лыжах, – смеётся Мишка. – Не умею я, Ил, на лыжах. Я на них, как корова на льду!

– Как это, – не умеешь? – поражаюсь я.

– Да вот так, – не научился. Там, где я жил снега почти и не бывает, – океан, – вот и не научился. А я и на коньках не умею.

Мишка говорит эти поразительные вещи совершенно спокойно, и даже улыбается! Я потрясён. Как же это так, ведь лыжи, коньки, – это ж... Это ж надо!

– Ну, не знаю, на коньках тебе поздно, наверное, – большой ты уже, а на лыжах я тебя запросто натаскаю. Хочешь?

– Если ты, то очень хочу, – Мишка снова делается весёлым и насмешливым. – А ты меня как, не сильно покалечишь?

– Да нет, так только, – чуть-чуть совсем, – подхватываю я.

– Ну смотри, если чуть-чуть, тогда ладно. Только не сегодня, а то у меня и лыж-то нету. А что ты мне показать хотел, а?

– Я покажу, но только ты никому не говори, хорошо?

– Хорошо, конечно, никому не скажу, – посерьёзнев, обещает мне Мишка.

Я прячу Зуб в коробку со своими сокровищами, – ну, всякое разное там у меня, пусть и Зуб там же полежит. Я беру Мишку за рукав и веду его к сундуку.

– Ты обещал, – говорю я ему. – Не забудь, Миша.

Мишка согласно кивает мне головой, ему явно очень интересно, – чего же это я хочу такое показать, да ещё и под секретом. Я сажусь на пол рядом с сундуком и хлопаю рукой по полу, приглашая Мишку тоже сесть. Он усаживается, подогнув ноги по-турецки. Я открываю тяжёлую, окованную широкими железными полосами, крышку. Помедлив чуть, я достаю широкий и длинный кожаный футляр с медными углами и увесистый свёрток китайского шёлка. Свёрток я кладу рядом на пол, а футляр передаю Мишке. Он осторожно берёт его и вопросительно смотрит на меня.

– Вот, Миша, это деда моего. Теперь я храню. Открывай, не бойся.

Мишка открывает крышку футляра и замирает, увидев, что там внутри.

– Вот это ничего себе! Это что же, – настоящие? Конечно, сразу видно, что настоящие! Вот это да! Ну, ты даёшь, Илья! А... А можно? Я осторожненько, честное слово! Можно, Ил?

– Можно, – улыбаюсь я, очень я доволен, какой эффект на Мишку произвели дедовы шашки. – Вот эту сначала посмотри, а потом уже кавказскую.

Мишка, поставив футляр на пол, достаёт из него офицерскую шашку с бронзовым призовым знаком на ножнах, между устьем и обоймицей. Он, запинаясь на непривычных буквах, читает надпись на знаке:

"II ИМПЕРАТОРСКIЙ ПРИЗЪ Л. Гв. КЕГСГОЛЬМСКАГО П. ПОРУЧИКУ

И. П. ТОКМАКОВУ ЗА СОСТЯЗАНIЕ НА ШТЫКАХЪ

МАРТА 28го 1912го".

– Ничего себе! Так это что, – при царе ещё было? – удивлённо спрашивает меня Мишка.

– Да, после Пажеского Корпуса дед в Гвардии служил, а потом, – когда война началась, – в Армию перевёлся, в кавалерию.

– Ух ты! Гвардия, Первая Мировая... Сколько ж ему было лет?

– Он в 1890-м году родился, я же тебе говорил, что он девяносто пять лет прожил.

– Ну да, ну да, – я просто как-то не сообразил. А можно я её достану?

– Доставай, чего же нельзя.

Мишка обнажает слегка изогнутый клинок, и восхищённо смотрит вдоль него на свет из окна.

– Как блестит! А она острая?

– Ну что ты, Мишка, совсем тупая. Шашки только во время войны точили. По специальному приказу. Даже у полиции шашки тупые были. А с этой дед не воевал, говорил, что на ней крови нет.

– Ого! Крови... – Мишка смотрит на меня во все свои серые глазищи. – А эта, вторая? Можно?

– Кавказская? Смотри, конечно.

Мишка осторожно убирает клинок в ножны и кладёт шашку в футляр. Вторая из дедовых шашек достаётся наружу.

– А эта другая, без скобы.

– Без дужки гарды, – поправляю я. – Это кавказского типа, не офицерского, почти такие же и у казаков были.

– "ЗА ХРАБРОСТЬ". Да уж! Это как?

– Ну вот так, за храбрость, – значит, за храбрость. Видишь маленький белый крестик на эфесе. Да нет, с другой стороны, слева. Да. Это Георгиевский Крест. А называется, – Золотое Георгиевское оружие. Такое за храбрость и давали.

– Она что, правда золотая?

– Позолоченная. А совсем давно, рукояти из настоящего золота делали к такому оружию, а так, – война ведь шла. Ты достань её из ножен, там на клинке ещё надпись есть.

"КАПИТАНУ АДЪЮТАНТУ 14го ГРУЗИНСКАГО П.

И. П. ТОКМАКОВУ. ГАЛИЦIЯ – 1915".

– Уже капитан, – уважительно говорит Мишка.

– Да, из Гвардии с повышением переводили. И вот адъютантом полка дед был, – видишь.

– Так он, что, – у белых был? – почему-то шёпотом спрашивает Мишка.

– Почему же у белых, – возражаю я. – Не все же офицеры белые были. Дед у наших был, с Будённым. И у Тухачевского они потом вместе с поляками дрались.

– Вот это да, с самим Будённым, надо же!

– Сам балдею! Я тебе потом ещё фотографии покажу, – ахнешь! А у деда ещё две шашки было, одна подарочная, от генерала Иссы Плиева, дед у него в кавкорпусе полком командовал. И на сорокалетие Красной Армии, юбилейная, от Верховного Совета. Он их обе в музей Армии передал.

– А эти?

– А эти нет, – просто отвечаю я. – Убери, я тебе ещё не всё показал.

Пока Мишка с неохотой убирает шашку и закрывает футляр, я разворачиваю жёсткий, как жесть, шёлк и достаю кинжал. И молча протягиваю его Мишке.

– Здоровый какой! И здесь тоже чего-то написано, на пластинке. "Красному доблестному командиру т. Илье Токмакову от рев. ком. Белой Церкви Киевской губ. 25 июня 1920г. Смерть белопольским панам!". Ну, у меня даже слов нет. Слушай, Ил-Илья, а почему ты говоришь, что никому это не показывал? Это ведь... Я бы знаешь, – я бы экскурсии водил! Это же такое дело, это ж история! А дед у тебя, выходит, герой!

Мишка воодушевлёно помахивает огромным кубачинским кинжалом в такт своим словам.

– Герой, – соглашаюсь я. – Настоящий Герой Советского Союза. В сорок четвёртом получил.

– А... а за что? – совсем уж тихим шёпотом спрашивает Мишка, а глаза у самого круглые, как мой будильник.

– Он всего с полуэскадроном три танка захватить умудрился, я потом как-нибудь расскажу, – обхохочешься. Я так смеялся, когда дед рассказывал, – аж соседи прибегали!

– А что тут смешного, это же подвиг. Надо же, три танка!

– Да уж больно смешно всё это у них получилось, по-дурацки как-то. Да дед-то и сам смеялся, знаешь как? Говорил, что это самый нелепый случай, который ему известен.

– А расскажи, Ил! – загорается Мишка.

– Потом как-нибудь, скоро кино начнётся, – Шерлок Холмс. А оставайся у меня, вместе посмотрим. Оставайся, Миш, правда!

– Ну, не знаю. Я не ужинал ещё, и вообще...

– Так у меня и поужинаешь! Давай?

– Да неудобно как-то. И мама твоя... – я вижу, что Мишке и самому хочется остаться со мной, а чего он мнётся тогда, – не пойму.

– Ну и что, – мама! Мама у меня, знаешь какая? Человек! В морской пехоте, правда, не служила...

Мишка смеётся и ерошит мне волосы. По-доброму, ласково так, я даже и не отстраняюсь.

– Ах ты Ил! Самолётик... Ладно, только я домой, по быстрому сбегаю, своих предупрежу, а то у нас с этим строго.

Я, проводив Мишку, смотрю на маму, она стоит в коридоре и сморит на меня.

– Ты чего, Илюшка, – улыбка прямо до ушей. Что, понравился тебе этот Миша?

– Понравился, по-моему. Он сейчас вернётся, дома отпросится и вернётся, мы кино вместе посмотрим. Можно, мам? И поужинаем.

– Можно, – мама удивлённо поднимает левую бровь, у меня у самого такая же привычка. – Надо же, – дома отпросится! Какой ответственный паренёк. Вот с кого пример бы брать тебе надо. А то Рыжков твой... Да нет, Илья, погоди. Вова очень милый мальчик, но я вас вдвоём оставлять просто боюсь. Не вернуться бы мне на пепелище, однажды. Пират бедный, – сколько он от вас натерпелся.

– Мама! – возмущаюсь я. – Мы его нырять учили! Морского котика хотели воспитать!

– Вот-вот! Его сейчас в ванную калачом не заманишь!

– Ну и нечего ему там делать. Скажи, а тебе Мишка понравился?

– Да. Но не это главное, а главное, сокровище, – чтобы он тебе понравился.

– А я ему?

– Не было ещё человека, которому ты бы не понравился. Ты же Илья Токмаков, забыл?

– Так-то оно так...

– Иди чайник ставь, я ветчины нарежу.

Пока мы с мамой возимся на кухне, возвращается Мишка. Он довольно мне подмигивает, – отпустили его дома, значит. У них с мамой сразу налаживается разговор. Я ем хлеб с шоколадным маслом, пью себе чай и слушаю. Мишка рассказывает моей маме о себе, о своей семье, о том, как они живут, – но я чувствую, что рассказывает он это всё, вообще-то для меня. Он так со мной знакомится. А мама говорит Мишке, что мне срочно требуется крепкая мужская рука. А то он, – это я, значит, – мало управляемый совсем делается. Кота с другом мучает. И с алгеброй до утра сидит.

– А у меня с алгеброй тоже... не очень того... – невесело вздыхает Мишка.

– А у меня ничего, четвёрку оторвал сегодня, и ничего я не до утра сидел, я способный, но не внимательный я, просто. Слушай, Миш, а ты плавать умеешь? Ты же говорил, что у вас там океан есть, да?

– Плаваю я хорошо! Вот только там, где мы жили купаться нельзя, – грязно очень. Там у нас база, – кораблей много военных, – ну и мазут там всякий, мусор там... А вот немного подальше, тоже Тихоокеанск, только у нас Шкотово-17, так вот, там бухта есть, вот там-то мы и купались всегда. Классно! Чисто и понырять даже можно, осторожно только надо. Там где знаешь можно нырять, – там кладбище.

– Как это, – кладбище? – удивляемся мы с мамой.

– Ну, так вот... Да вы что? Нет, не настоящее, конечно! Свалка там кораблей старых, вот с них мы и купались, – здорово!

– Здорово, – завистливо соглашаюсь я. – У нас на Урале такого нет.

– Ты из него и так не вылазишь всё лето, водоплавающее! – смеётся мама.

– А там ещё тигры есть, – вспоминает Мишка.

– Настоящие? Живые, да? А ты сам видел?

– Мне повезло, я их не видел, а вот слышать довелось.

– Как это, – не видел, и повезло? – удивляюсь я. – Почему это повезло?

– Да с тигром если встретишься, то это последняя встреча в твоей жизни будет! У нас там, на одной сопке свинарник был, там для части свиней держали, так туда один раз тигр приходил, обошлось, правда, – никого он не съел, походил просто вокруг, поорал, да и ушёл себе. Морячки закрылись, потом даже офицеру не сразу открыли, – так испугались. А после оказалось, что от рыка тигриного одна свинья со страху сдохла! Во как! Я же говорю, – сам один раз слышал, как тигр рычит, до сих пор мурашки по коже!

– Ничего себе! Да мам?

– Да уж, Илюшка, это тебе не Пират наш, – тигра ты бы с Вовой нырять не поучил!

– А чего же они испугались? – спрашиваю я Мишку, досадливо дёрнув плечом в ответ на мамину реплику. – Морячки эти? Взяли бы его, да из автомата!

– Так откуда ж у них автоматы, – в свинарнике! Да и то сказать, тигра увидишь, так про всякий автомат забудешь, на фиг. Ой, извините, – торопливо говорит Мишка моей маме.

Мама только спокойно улыбается Мишке. Вот так-то вот! А мне бы влетело... А потом Мишка рассказывает, как его старшая сестра Ольга в наш пединститут поступала. Мы с мамой смеёмся, а Мишка совсем разошёлся, – маме моей улыбается, мне подмигивает, – чувствую я, что настроение у него здоровское. И нравится мне, что у него такое настроение, и что совсем не грустный он сейчас. И нравится мне весь Мишка, весёлый и сильный, и что со мной он так вот, – ну, как с младшим братом, что ли... Не выпендривается, не ставит из себя чёрти что. А вообще-то, так даже старшие братья себя не ведут, – вон, у Славки, такая зараза брат! Только и слышно, – уйди из-под ног, гадёныш, да отстань, гадёныш... Не-е, – Мишка, всё-таки классный парень. Ну да, напугался я вчера до одури, – так ведь кто ж не напугался бы?! А сейчас мне даже хорошо с ним, даже рад я как-то, что мы с ним познакомились, – пусть хоть и так, как вчера...

– Илюшка! Шестой кусок! Лопнешь ведь, сокровище. Нельзя же столько сладкого.

– Я тоже сладкое люблю, – похоже, Мишка решил за меня заступиться, не заметил я что-то, чтобы он на шоколадное масло налегал.

Я беспечно пожимаю плечами.

– У меня, мама, потребности, – организм у меня растёт. Мишка, а тебе до скольки разрешили у нас быть?

– Что, выгоняешь? – смеётся Мишка.

– Да ну тебя! Давай после кино ещё посидим? Давай, Миш! Можно, мам?

– Посидим, только не очень долго, а то мне ещё черчение надо закончить. Я так, как ты, Ил, до утра просидеть с чертежом не смогу, я слабый, я спать хочу...

– Да не сидел я до утра! Вот ведь! Мама! Всё ты. Как сама с тётей Машей сидишь, так тебе значит можно. Мишка, а мне мама клюшку обещала, с премии, – хочешь, вместе пойдём покупать?

– Пойдём, конечно, только я в этом ни шиша не понимаю. А когда?

– Через неделю, в следующий понедельник, – говорит мама. – Ох, чувствую я, что будет у меня та ещё неделька! Повезло твоим родителям, Миша, что ты в хоккей не гоняешь. Спят себе спокойно. А тут, – сплошные коньки да клюшки! И синяки ещё. Видел, Миша, шрам какой у Ильи? И ведь не говорит, где заработал, молчит, как Зоя Космодемьянская, партизан! Весь в прадеда.

Я сижу и, правда, молчу, как партизан.

– Так это же он вас расстраивать не хочет, – рассудительно говорит Мишка. – А шрам, – что же, что шрам. Пустяки, Илюшке даже хорошо с эти шрамом. И я бы от такого не отказался.

– Уж лучше не надо. Так, идите в комнату, включайте своего Шерлока, а я здесь уберу всё.

– Давайте мы с Ильёй сами, – предлагает галантный Мишка. – Да, Ил?

– Нет, не "да Ил", пусть сама убирает, а то и так всегда я, да я. Ты почаще приходи, Мишка, тогда я совсем филонить буду.

– Буду приходить почаще, – серьёзно говорит Мишка. – Если ты меня приглашаешь, Ил, тогда буду.

– Как ты его называешь, Миша? Ил? А что, мне нравится. А тебе, сокровище?

– Нормально, – я смотрю на Мишку и улыбаюсь ему. – Пошли, а то опоздаем.

Мы выходим из кухни, – я впереди, Мишка следом, и, вдруг, он кладёт мне руки на плечи, сжимает их и говорит мне в ухо:

– Ты мой мотор, а я пилот, а вместе мы самолёт Ил-2. Куда лететь-то? Сюда кажись?

Мишка поворачивает меня за плечи к двери в туалет. Я смеюсь и пытаюсь повернуть в сторону маминой комнаты.

– Какой у меня мотор не послушный! – удивляется Мишка. – Ага, не сюда. Тогда, значит, сюда? Блин, ванная! Аэродром где, а? Так и топлива не хватит!

Мне совсем смешно, – так со мной никто ещё не играл! Здорово! Я начинаю пофыркивать и жужжать, изображая звук самолёта, а руки, которые теперь у меня не руки, а крылья, раскидываю в стороны.

– Что же это, – заслуженному геройскому лётчику и кино теперь не посмотреть, да?

– Вот сюда надо! Да нет же! Сюда! Рули сюда, говорю.

– Во! У меня мотор говорящий! Чудеса. Поверить ему, что ли? Ну, поверим. Шасси выпускай!

– Как? Чем?

– А, ладно, без шасси. Сажусь на пузо!

Мы с Мишкой, который продолжает мной рулить, влетаем в мамину комнату и, не торопясь, делаем по ней круг, а потом мягко падаем на широкую тахту.

– Удачная посадка! Без шасси-то, – того... А ну-ка, пропеллер целый у нас?

Мишка ловит меня за голову и разглядывает мне лицо. Я, задыхаясь от смеха, смотрю ему в глаза. Они у него снова кажутся мне другими, – серые-то они, серые, – но теперь они совсем светлые, как сталь. Как дедовы шашки, и блестят так же. Мишка тоже смеётся и, легко притянув меня к себе, крепко меня обнимает. Я не вырываюсь, – а чего мне вырываться! Мне хорошо.

– Самолётик! – смеётся Мишка. – Включай телек, а то начало прозеваем.

И мы с Мишкой смотрим, как Шерлок Холмс с доктором Ватсоном прячутся от профессора Мориарти в горах Швейцарии. Мама сидит с нами недолго, а потом уходит ко мне, – читать. Я беру Мишку за руку, – он не вырывает её у меня, не ворчит, – чего, мол, как маленький! А я не маленький, просто мне так хочется, и всё. Так мы и смотрим кино, – рука в руке... И я чувствую, что Мишке тоже хорошо, и ему тоже нравится со мной вот так, – рука в руке...

– Ну вот! Кончилось... – говорю я недовольно. – И чего бы им сто серий не снять? Я бы все посмотрел. Тебе тоже нравится, Миш?

– Здорово, – отвечает Мишка. – Только сто серий, – это ты загнул, Ил. Скажи спасибо, что столько-то сняли. А всего Холмса очень много.

– Да знаю я, – мне чуть-чуть смешно. – Я же читал. У нас собрание Конан Дойла есть.

– Правда? – восхищается Мишка. – У нас тоже... А мне больше фантастика нравится.

Я молча улыбаюсь, встаю, снова беру Мишку за рукав, и тащу его в свою комнату. Он послушно идёт со мной.

– Мама, кино кончилось, я хочу Мишке свои книги показать, можно?

– Ну конечно, сокровище. Я тогда к себе пойду. Миша, я надеюсь, ты Ильке не дашь себя мучить? Если, вдруг, у него такая вздорная мысль появится?

– Я попробую, – соглашается Мишка.

– Вот, смотри, – я открываю свой книжный шкаф.

– Ничего себе... Ух ты, Азимов. Мне про роботов у него нравится. Кларк, Шекли... Ха, Булычёв! И Хайнлайн! А Стругацкие у тебя есть? Нет? Что ж так? Мои любимые, – "Трудно быть богом", читал? Нет? Ну, ты даёшь! Обязательно дам тебе почитать, суперкнига! Договорились?

– А тебе разрешат? У меня мама не очень любит, когда я свои книги даю кому-нибудь.

– И правильно, что не любит. Папа мой тоже, не очень-то. Но тебе, я думаю, разрешит. Во-первых, я тебе пообещал, а во-вторых, ты ему понравился, по-моему. Точно тебе говорю, Ил!

Я даже чуть краснею от удовольствия. Хочется, ах как хочется мне спросить Мишку, – а как я ему самому-то, – понравился? Но я лишь беру с полки "Заповедник Гоблинов", и протягиваю его Мишке.

– А ты это читал? Вот и возьми, обязательно прочитай, – вещь! Тут тоже про Дракона, и не только про него. А Дракон такой, знаешь... Не повезло ему, просидел миллион лет в камне, а вокруг него потом дела такие начались! И тигр ещё тоже, саблезубый... Миш, а Миш... – тихонько зову я.

– Чего, Илька? – так же тихонько отзывается Мишка.

– А можно я... можно мне с тобой... в общем, можно я с тобой дружить буду, а? – выговариваю, на конец-то я, у-уф-ф! И тут же тороплюсь ему всё сказать, раз уж решился: – Ты только не думай, я не навязываюсь, я понимаю, ты старше и вообще. Если нет, то ладно... Я понимаю. Но ты не думай, так-то я не плакса, я вообще, редко плачу, даже когда саблей мне, даже дед когда... Просто вчера... ну ты же сам всё видел, что случилось вчера со мной. Вот, а так я не плакса! И на лыжах я бы тебя научил, и купаться бы вместе на Урал ходили летом. А можно абонемент в бассейн взять, и не дорого вовсе. Ты бы мне приёмы показал, из самбо, ну и вообще, поучил бы меня чему-нибудь, – я же вижу, ты сильный и весёлый ты... За меня даже заступаться не надо, – ты не подумай, что я из-за этого! А я тебе совсем-совсем надоедать не буду, вот честно! А если нет, то нет, только ты сразу скажи, чтобы я не думал про себя, не придумывал чего-нибудь. А, Миш?

Мишка молча откладывает "Заповедник", молча притягивает меня к себе, молча обнимает, я молча утыкаюсь ему в грудь. Вот так вот мы какое-то время и стоим, – молча. А потом Мишка чуть отстраняется, поднимает мою голову, смотрит на меня близко-близко, и говорит:

– Всё можно! Тебе всё можно, Ил-Илья! Дружить со мной хочешь? Знаешь, если бы ты сказал мне, чтобы я больше не приходил к тебе... Ну конечно, я больше не пришёл бы, но хреново бы мне было. Не помер бы я, но так бы мне плохо тогда было, что не знаю даже, как! Дружить! Да ты знаешь, какой ты? Вот ты говоришь, что заступаться за тебя мне не надо. Да если кто на тебя хоть палец поднимет! Да пусть только кто-нибудь рискнёт, всю жизнь потом жалеть будет! У меня никогда друга младше меня не было, старше был, а младше нет. И я с тобой не потому хочу быть вместе, что мне за вчерашнее стыдно, ну что я вчера облажался, нет. Ну, может быть и из-за этого, но только сначала. А сейчас нет, – просто сейчас я вижу ведь, какой ты, Илька. А ты говоришь, – дружить! Это я тебя просить должен. Понял? Эх ты, самолётик...

В газах у меня начинает щипать, – а ещё говорил, что не плакса я. Но вот ни сколечко мне сейчас не стыдно, почему-то. А Мишка-то тоже кажись, – того, чуть сам не плачет. Ну, вообще! Как девчонки! Но мы не девчонки, мы два пацана, – просто такое дело...

– Мишка, Миша, а пойдём тогда сейчас с Корнетом погуляем, а? Давай? Снежки ему покидаем. Так просто, – побесимся, снег ведь какой! Чистый. А потом просто на улице посидим, поболтаем.

– Да нет уж, Ил, не получится. С Корнетом уже папа погулял или Олька. Да и мне уже скоро домой надо, – черчение у меня, забыл? А Корнет никуда не денется, наиграешься ещё. Давай лучше у тебя немного посидим ещё, можно?

– Да конечно, что ж ты спрашиваешь!

И мы сидим, и я рассказываю Мишке про себя, – всё-всё рассказываю. Даже про то, про что я и маме то не рассказывал. Как я, например, в "Горном Ущелье" летом, ну лагерь у нас такой, пионерский, ну вот, как я там испугался, когда мы по скалам лазили. А я вообще высоты боюсь, только не говорю никому, а Мишке вот рассказал, надо же! И про то, как мы с Рыжковым водой из брызгалок у него в подъезде обливались, да мужика какого-то и облили, а он меня поймал и в домоуправление притащил. Дурак он, Ил, – подумаешь, брызгалки! Дурак-то он, Мишка, дурак, да только он начальником каким-то оказался. А Рыжков сначала удрал, а потом, когда увидел, что меня в домоуправление волокут, так тоже туда припёрся, не бросил меня. А штраф, – прикинь, десятка целая, – только Вовке, почему-то пришёл! А он молчал, и даже вот совсем ничегошеньки своим не сказал, – ну, что не один был. Представляешь? Молодчина он, Вовка твой! Да он-то молодчина, это ежу ясно, а мне-то каково? А ты меня с ним познакомишь, Илька? С Вовкой? Конечно, только он хитрый очень, я ж тебе говорил, так ты с ним, Миш, никогда лучше ни во что не играй, ни в карты там, вообще ни во что. А плавает он хуже, чем я! А что, может нам и правда в бассейн абонементы взять? Сколько ты говоришь, он стоит? Трояк в месяц. Фигня! А бассейн у нас классный, на Центральном, знаешь? Да, я знаю, мы там с секцией бывали, – зачёты по плаванию сдавали. Вот так вот! Самбистов, значит, в бассейн водят, а нас ни шиша! Завтра надо у Портоса, – ну, тренера нашего, Сергея Владимировича, мы так зовём, – так вот, надо будет у него спросить, а почему нас в бассейн не водят? А там ведь и вышки ещё есть, Илья. Как ты насчёт вышки, а? Да ну и что, подумаешь... Прыгнул бы! Глаза бы зажмурил, и прыгнул. Ты чего ржёшь? Ах, ты так, да? Ну, всё, сейчас, Мишка, я тебя зарублю! В капусту нашинкую! Где сабля моя? Ой! Не честно так! Я ж без оружия! А самбо расшифровывается, знаешь как? Самооборона без оружия. Ни фига себе, Илюха! В глаз заехал! Ох ты ж, блин горелый, ты ещё и кусаешься? А вот так вот тебе понравится? Больно? А в глаз, по-твоему, как, – не больно? Ну, Мишка, ну держись, зараза! Уф-ф-ф... Получил? Ну, ты даёшь, Ил! В солнечное сплетение, локтём... Погоди, дай отдышусь. Ты чего, Миш? Извини, а? Не хотел я, правда, я не специально. Ну, Миша, ну ты как? Да-а, здорово! А ты хоть и маленький, ну меньше меня, я хотел сказать, а ловкий! Ха, Илюшка! А у меня тоже шрам есть! Покажи! Не-е, он у меня в таком месте... Чего? А, смешно тебе, да? А вот так вот, что не смешно сразу, да? Ой-ёй-ёй!

– Илья, ты чего орёшь, как тепловоз на переезде? Что, Миша, раскрутил он тебя, всё-таки, на драку? Это за ним не заржавеет. Мальчики, а у меня лампочка перегорела.

– Мы счас, мам! Мишка, помоги, там стол двигать надо. Мама, где у нас запасные лампочки? Да погоди, я же их сам убирал.

– Ил, берись за тот край, осторожно, сервант не зацепи. Ну, куда полез, я сам, там же высоко. Это ты, что ли, её так закрутил? Сила есть, ума не надо... Давай целую лампочку. Ну, вот и всё. Можно включать. Да будет свет!

– Мо-лод-цы! Спасибо, Миша.

– А я, а мне спасибо, а стол то кто таскал?

– Ты таскал, сокровище.

– Ну, всё, пора мне, пойду я. Ил, у тебя завтра секция, да? И у меня тоже, только с утра. А в школе завтра у нас пять уроков, так что ты давай, часов в шесть ко мне приходи, с Корнетом пойдём погуляем, хорошо? Только ты оденься как-нибудь так, а то он тебя изваляет всего в снегу.

– Здорово! Я костюм лыжный надену, да мам? Он у меня непромокаемый. В шесть, значит? Я обязательно приду, Мишка. Погоди, ты же книжку забыл, "Заповедник...". Мам, я ему почитать дал, можно? А Миша мне Стругацких обещал.

– Можно, конечно, только вы, ребята, поосторожнее с книгами, хорошо? Миша, очень рада была с тобой познакомиться, ты к нам и правда, почаще приходи. Только Илюшке особо не потакай, а то он на шею тебе сядет.

– Какая шея ещё?! Мама! Мишка, ты не слушай, не сяду я тебе на шею.

– Да можешь садиться, на здоровье, шея у меня крепкая, – выдержит. До свиданья, Наталья Николаевна. Пока, Ил-Илья! Держи пять! Ну, всё, смотри, не забудь, – завтра к шести.

Я стою на пороге, дверь не закрываю, жду, пока к Мишке приедет лифт. Улыбаюсь ему аж до ушей, – вот здорово, завтра с Корнетом побесимся! А Мишка мне улыбается, – уж не знаю я, чего он улыбается, но улыбка у него такая! Лифт приехал. Мишка машет мне на прощание книжкой. А в подъезде-то прохладно, замечаю я. Нет, ну всё-таки, какой парень! Надо будет обязательно с Вовкой его познакомить. И Корнет! Такой пёс! А может, мне вчера повезло, может то, что случилось, – просто это такая плата? За то, что я с Мишкой вот познакомился. И ведь подружимся мы, – в этом у меня никаких сомнений нет, это уж точно. На всю жизнь подружимся. А если бы не эта мразь вчерашняя, то и Мишки бы тогда не было. Чего там думать, – мне сейчас хорошо, а то что было... Ну, было, и было, что уж теперь. Главное ведь то, что теперь будет! Это главное. Теперь-то уж со мной ничего плохого не будет, раз Мишка теперь со мной, то всё будет здорово у нас.

Пока то, да сё, время спать, но в отличие от вчера, сегодня засыпаю я медленно. Думаю, думаю... Как всё будет. А почему это Мишка вчера не захотел меня... того... Да потому, что он самый лучший. А если бы захотел? А потом бы мы с ним как? Да ладно, спать надо. Да, Мишка...

 ***

Да-а, Мишка! Нет, надо же, ведь Тулу эту нашёл, подарил, денег занял, наверное, кучу. Бутовский, Курбатов! Это тебе не Испания какая-нибудь отвёрточная, вшивая! Ну, я отвечу! А Борька всё-таки свинья, а не собака. Пятно какое-то, – похоже, он мне его посадил, когда в гараже лизаться полез. Восемь месяцев щенку, – а что будет, когда ему пять лет стукнет? А семь? Сожрёт он меня. Точно сожрёт, – от восторга и сожрёт когда-нибудь. Чего Соболев с пацанами там застрял, опять Вадька, наверное, чего-нибудь затеял. А быстро мой сын с Егоркой подружился, сразу же, практически. Вадька, – он такой, это как раз не удивительно. А вот Егор... От него не ожидал, если честно. Совсем не контактный парень, да и то сказать, – с чего бы ему контактным быть-то? После того, что на его долю выпало. Да уж... Как Мишка тогда вовремя Егорку подобрал, – чудо просто. Впрочем, это природное Мишкино качество, – вовремя появляться. Одно слово, – телепат. Сходить в магазин, что ли? Ага, сами идут. Ни фига себе! Пакетов-то, пакетов, помочь надо бы, а, ладно, – их там трое, а вылезать на мороз, – ой, как неохота.

– Ну, чего ты тут? Борька, погоди, дай пакеты поставить. Ил, ты его тут не обижал? Вот, держи, поставь на колени.

– А в багажник нельзя? Чего мне-то? Мишка, вы там что, – кирпичей накупили? Вадька, ты чего такой тихий? Если ты дядю Мишу опять на что-нибудь раскрутил...

– И ничего я никого не крутил! Вот почему, – только стоит задуматься о чём-нибудь, так сразу... Егорыч, а спорим, что я сегодня смогу не спать? Я вообще могу не спать! Папа! Чё ржёшь, правда могу!