Текст книги "Война. 1941—1945"

Автор книги: Илья Эренбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

(Советским детям)

Советские дети временно занятых немцами районов!

Настали суровые дни. Теперь не до игр. Я говорю с вами, как со взрослыми. Будьте сильными, дети!

Германия напала на нас внезапно, она долго готовилась к разбойному набегу. Она собрала большие силы. Ей удалось занять наши западные области. Но немцы заплатили за это дорогой ценой – их лучшие дивизии перебиты.

Война – дело трудное и сложное. Приходится иногда отдавать врагу города и села. Тяжело было нашим бойцам оставлять Минск, Смоленск, Киев, Харьков, но армия должна думать об одном: как одержать последнюю победу.

С каждым днем немцы слабеют, с каждым днем растет наша сила. С дальних окраин нашей необъятной родины идут на запад все новые и новые дивизии. Мощные заводы Урала и Сибири изготовляют каждый день все новые и новые самолеты, танки, орудия. Мы одержим последнюю победу. Мы прогоним гитлеровцев. Ребята, не падайте духом! Мы вернемся.

Вы росли для хорошей, свободной жизни, и вы увидите хорошую, свободную жизнь. За ваше счастье сражаются ваши отцы и старшие братья. Будьте достойны их!

Гитлеровцы хотят вас обмануть. Они хотят вырастить из вас рабов. Не верьте ни одному их слову. Знайте, что каждый фашист – лжец.

Они вам скажут, что они выиграли войну, – не верьте. Это ложь. Более двух лет Гитлер воюет. Он захватил много чужих стран, но победы он не добился. Он говорил, что займет скоро Лондон. Это было прошлым летом. Англичане ответили: «Попробуйте, мы вас ждем. Рыбы в море вас тоже ждут». Немцы испугались. Они начали бомбить Лондон, бомбили днем и ночью. Но англичане не сдались. Тогда, обезумев, гитлеровцы бросились на нас.

Каждый день английские летчики бомбят Западную Германию, уничтожают заводы, порты, мосты. Теперь наши летчики бомбят Восточную Германию. А Берлин бомбят то советские, то английские летчики: скидывают на гитлеровское гнездо огромные бомбы. Мы уже встретились с англичанами в немецком небе. Скоро мы с ними встретимся на немецкой земле.

Против немцев флот Великобритании. Германия окружена. У немцев мало бензина, мало каучука, мало меди. У них мало хлеба, они живут впроголодь. Вы видели, как они накидываются на еду, – это голодные крысы.

Против гитлеровцев Америка. Там гигантские заводы работают круглые сутки – изготовляют самолеты и вооружение для Англии и для Советского Союза. На море немцев не видно – они боятся высунуть нос из портов. Транспорты идут свободно из Америки в английские и советские порты.

Против немецких фашистов вся Европа. Я был в Париже, когда туда пришли гитлеровские бандиты, я видел, как их ненавидят французы. Их ненавидят и другие порабощенные народы: чехи, поляки, югославы, бельгийцы, голландцы, норвежцы, греки. Вот сколько у немцев врагов. Повсюду в захваченных странах сражаются партизаны, нападают на немецкие посты, спускают с откосов эшелоны. Крестьяне уничтожают хлеб и скот, чтобы не досталось добро насильникам. Рабочие ломают станки, изготовляют негодные моторы.

Против гитлеровской Германии наша Красная Армия и весь наш великий народ. Вот уже около шести миллионов гитлеровцев убито или искалечено на нашей земле. Много тысяч немецких самолетов сбито. А сколько уничтожено немецких танков! Наша артиллерия хорошо работает – немцы очень ее не любят, они еще пробуют наступать, но они уже чувствуют, что их песенка спета.

Они говорят, что разрушили Москву. Я пишу это в Москве. Из моего окна видна улица – идут трамваи, троллейбусы. Открыты все магазины. Работают кино и театры. Много раз немецкие самолеты пробовали прорваться к Москве. Их встречают наши истребители, наши зенитки. Сотни бомб немцы покидали вокруг Москвы на леса, на болота. В Москве они разрушили десятки домов. Но москвичей этим не запугаешь. Наша столица живет кипучей жизнью.

Вы видели, что несут гитлеровцы нашему народу. Они чванливы, они гордятся тем, что они немцы. Они презирают другие народы. Они хотят быть первыми, взять палку и командовать. Я был у них в Берлине во время войны. Они одичали. У них теперь нет ни писателей, ни настоящих театров. Они сожгли лучшие книги. Это дикари. Они жестокие люди. Гитлер сказал прямо, что человеку лучше жить без совести. Так они и живут. Это бессовестные люди. Грабят другие страны, повсюду разрушают города, библиотеки, больницы, школы. Своих детей они растят для одного: для солдатского ремесла. Для них дети – это пушечное мясо. Но история не может повернуть вспять. Не может человечество вернуться к дикарским временам. Скоро уже наша армия и народы всего мира уничтожат этих бешеных волков.

Не верьте ни одному гитлеровскому слову. Если с вами говорят немцы или люди, которые продались немцам, знайте, что они врут, не верьте их листкам, они написаны русскими буквами, но писала их немецкая рука.

Русские дети, помните, что вы – русские. Не быть вам под немцами.

Украинские дети, помните, что вы – украинцы, не быть вам под немцами.

Белорусские дети, помните, что вы – белорусы, не быть вам под немцами.

Еврейские дети, помните, что вы – евреи, не быть вам под немцами.

Советские дети! Помните, что вы – граждане великого и свободного государства. Не быть вам под Гитлером.

Будьте стойкими, ребята! На вас с надеждой и с гордостью смотрит наша необъятная родина. Вы оказались на опасном посту. Когда мы вернемся, мы прославим вашу отвагу.

Ваши отцы, ваши братья сражаются за освобождение родины. Одни – в рядах Красной Армии, другие – в партизанских отрядах. Ребята, помните, что они сражаются за вас, не отрекайтесь от них! Не отрекайтесь от родины! Стыдите трусов! Поддерживайте слабых! Помогайте сильным!

Мы знаем о героических подвигах детей в захваченных немцами областях. Мы помним их имена. Мы видим, что часто дети дают пример взрослым.

Когда мы победим, перед вами раскроются все двери.

Вы будете писателями, или летчиками, или актерами – кто кем захочет. Счастливой жизнью заживет наш народ. Для этого нужно победить.

Кто верит в победу, тот помогает победе. Мы от вас отрезаны – между нами немецкие штыки, но слушайте: вот ветер подул с востока, вот пролетел над вами советский самолет – это родина шлет вам привет. Мы вас помним, мы в вас верим.

Мужайтесь, дорогие ребята! Будьте верными друзьями! Мы вернемся!

(Сентябрь – октябрь 1941 г.)

Де Голль

Прошлым летом я сидел в пустом, мертвом Париже перед радиоприемником. Из Бордо передавали старческое бормотание Петэна и суетливый лай Лаваля – первый вор Франции, как всегда, хапал и, как всегда, говорил о благородстве. Десять миллионов беженцев метались по вытоптанным полям. Агонизировала брошенная всеми французская армия.

Я слушал смутный гул радио. С улицы доносился топот: это по древним улицам Парижа бродили табуны гитлеровцев. И вдруг донесся мужественный голос:

«Я, генерал де Голль, призываю всех французов продолжать сопротивление. Летчики, ко мне! Ко мне, моряки! Ко мне, молодая Франция! Дряхлый маршал подписал позорное перемирие. Франция его не подписала. Франция продолжает войну, и Франция победит».

Полковник де Голль первым во Франции понял роль авиации и танков. Он написал две книги о современных методах войны. Он требовал реорганизации французской армии.

Старые генералы считали его безумцем. Линия Мажино была тем песком, в который зарывали головы страусы французского генштаба. Почтенные генералы жили славой прошлого. Они смеялись над словами полковника де Голля.

В роковой май 1940 года полковник де Голль показал себя храбрым солдатом. Он организовал третью танковую бригаду и двинул ее навстречу врагу. Неделю спустя, когда началась Фландрская битва, де Голль требовал, чтобы его послали к Амьену. Капитулянты сделали все, чтобы потерять битву. Они держали в тылу танки и орудия.

Настал час развязки. Де Голль вместе со всеми французскими патриотами требовал одного: «Отпор, отпор и еще раз отпор!» Он говорил: «Мы можем воевать за Луарой, за Гаронной, в Африке. Мы переживем страшные годы, но мы спасем Францию». Он говорил это людям, которые хотели спасти не Францию, но свои карманы. Старый мундир маршала прикрыл вора Лаваля. Французское правительство капитулировало. И тогда раздался голос из Лондона: «Франция умерла. Да здравствует Франция!»

В Париже после оккупации города немцами находился адмирал Мюзелье. Он знал, что важные документы могут попасть в руки врага. Он проник в министерство. Он обошел штабы. Он сжег все. Потом он добрался до Лондона и сказал де Голлю: «Генерал, я с вами». С де Голлем пошел честный и умный генерал Катру. С де Голлем оказались тысячи командиров и десятки тысяч солдат. Родилась армия Свободной Франции.

Эта армия показала себя достойной великих традиций. Живы дети героев Марны и Вердена. Они храбро сражались в пустынях Африки. Имя оазиса Мурзук останется славным в военной истории Франции.

Что значит горсточка храбрецов, скажут скептики. Де Голль был один. Теперь вокруг него армия – с самолетами, с танками. Мы знаем, как горсточка храбрецов во главе с Гарибальди освободила Италию.

Радиостанция де Голля семь раз в день несет порабощенной Франции слова гнева и надежды. Когда де Голль объявил «час молчания», все улицы Франции опустели. Когда де Голль сказал о букве «V», все стены Франции покрылись символом надежды. Когда де Голль сказал, что близится час решительной схватки, чаще забились сердца во Франции.

Студентов собрали по аудиториям, прочли им послание маршала Петэна – о покорности, о долге, о традициях. Студенты дружно ответили: «Vive de Gaulle!»

В конце сентября во Францию прибыл из Германии поезд с военнопленными: Гитлер решил побаловать маршала Петэна – он отпустил несколько тысяч рабов. Маршал Петэн приказал встретить военнопленных с цветами и с музыкой. Когда поезд остановился на Тулузском вокзале, из вагонов понесся один крик: «Vive de Gaulle!»

Париж клокочет. Впереди гордость Франции – парижские рабочие. Гитлер и его французские лакеи расстреливают патриотов, режут им головы. Девяносто тысяч французских патриотов – в парижских тюрьмах. Каждый день судьи выносят смертные приговоры. Рабочий Катла, коммунист, депутат парламента, герой первой войны, гильотинирован за то, что не предал Францию. Свободомыслящие и католики, демократы и коммунисты, рабочие и студенты, женщины и подростки – вся Франция клокочет.

На стенах Парижа немцы расклеили объявление: они обещают каждому доносчику тридцать тысяч франков. Тридцать сребреников… Но все иуды уже пристроены как штатные доносчики – в Виши с Петэном или в Париже с Лавалем. Добровольных доносчиков не нашлось.

Германский генерал фон Штюльпнагель, наглый убийца с моноклем в глазу, торжественно хоронил немецкого офицера, застреленного на парижской улице. Тогда в двух кварталах Парижа снова заговорили револьверы – еще два насильника свалились замертво.

Плывут от берегов Бретани рыбацкие лодки с юношами – это подкрепление де Голлю. На заводах Ситроена и Рено рабочие ломают станки – это саперы де Голля. В окрестностях Лилля рабочие расправляются с немецкими шпионами – это разведка де Голля. Кипит народная Франция – это тыл де Голля и это его фронт.

Когда Гитлер напал на Советский Союз, де Голль сказал, что он восхищен мужеством русских. Радиостанция де Голля передала «Марсельезу» в исполнении хора Красной Армии: русские пели великую песню. Это не только гимн Свободной Франции, это и французский гимн свободе. Его нельзя слушать без волнения. Он создан героями, которые пошли против тиранов. С ним побеждали французы полтораста лет тому назад, с ним победит Франция де Голля.

9 октября 1941 г.

В суровый час

Настал час простых чувств и простых слов. Гитлер бросил в бой все свои силы. Он не считает потерь. Он торопится. Немецкие танки давят немецких раненых. Враг прорвался к Орлу. Враг грозит каждому из нас.

Мы знаем, что враг силен. Это – сила машины. Он навалился на нас своим железным брюхом. Мы не тешим себя иллюзиями. Но мы знаем также, что враг изнурен, что он измучен двадцатью пятью месяцами войны, что в его тылу голод, что в его дивизиях бреши, что в его сердце тревога. Мы знаем, почему он торопится: он не может ждать.

Он в страхе смотрит на океан: оттуда идет снаряжение для нас и для Англии. Он в страхе смотрит на Америку: дымятся трубы заводов. Он в страхе смотрит на календарь: зима на носу. Он не хочет зимовать в наших лесах. Немцы, взятые в последние дни, говорят: «Нам сказали, что, если мы дойдем до Москвы, нас отпустят по домам». Их ведут на смерть, соблазняя миром. Им говорили прежде: «Вперед! Я вам обещаю хлеб и сало». Теперь им говорят: «Вперед! Если вас не убьют, я обещаю вам жизнь».

Мы должны выстоять. Сейчас решается судьба России. Судьба всей нашей страны. Судьба каждого из нас. Судьба наших детей.

Гитлер как-то сказал Раушнингу. «Мне все равно, кто правит Россией – цари или большевики. Русские остаются нашими врагами». Да, эти разбойники не думают об идеях, о программах. Для них Россия – колония, страна сырья, непочатый край, питомник рабов, которые должны работать на немцев.

Они хотят уничтожить Россию, разбить ее на «протектораты», на «генерал-губернаторства», которыми будут заведовать пруссаки или баварцы. «Из России можно нашинковать двадцать немецких гау», – писала их газета «Франкфуртер цейтунг».

В этот суровый час Красная Армия защищает нашу родину. Если немцы победят, не быть России.

Они не могут победить. Велика наша страна. Еще необъятней наше сердце. Оно многое вмещает. Оно пережило столько горя, столько радости, русское сердце! Мы выстоим: мы крепче сердцем. Мы знаем, за что воюем: за право дышать. Мы знаем, за что терпим: за наших детей. Мы знаем, за что стоим: за Россию, за родину.

10 октября 1941 г.

10 октября 1941 года

Москва – город моего детства. Я хорошо помню Москву прошлого века. Я вырос в тихом Хамовническом переулке. Зимой он был загроможден сугробами. Летом из палисадника выглядывала душистая сирень. В соседнем доме жил старик. Когда он проходил сутулясь, городовой на углу переулка подозрительно хмурился. А студенты и рабочие часто заходили в наш переулок, пели «Марсельезу», что-то кричали перед соседним домом: они приветствовали Льва Толстого. Это была сонная, деревянная уютная Москва с извозчиками, с чайными, с садами.

Я помню баррикады в 1905 году – я был мальчишкой, я помогал – таскал мешки… Я помню бои в семнадцатом. Все это мне кажется далекой стариной.

Москва менялась с каждым годом. Вырастали новые кварталы. Зимой снег жгли, как покойника. Автомобиль сменил санки. Обозначились новые площади. Дома переезжали, как люди, улицы путешествовали. Город казался гигантской стройкой. Его заселяла молодежь, и только воробьи казались мне старожилами, сверстниками моего детства.

Я знал Москву в горе и в счастье, в лени и в лихорадке. Она сохранила свою душу – не дома, не уклад жизни, но особую повадку, речь с развалкой, добродушие, мечтательность, пестроту. Она не похожа ни на один город. Прежде говорили о ней «огромная деревня». Я скажу «маленький материк» – отдельный, особый мир.

Вот узнала Москва еще одно испытание. За нее теперь идут страшные бои. Если пройти по московским улицам, ничего не заметишь: они выглядят, как всегда. Те же переполненные трамваи и троллейбусы, те же театральные афиши на стенах, те же женщины с кошелками. Но лица стали другими: глаза печальней и строже, реже улыбки. Есть старая поговорка: «Москва слезам не верит». Москва верит только делу – не словам, не жестам, даже не слезам.

В первые недели войны Москва многого не понимала. Тогда были слезы на глазах. Тогда были женщины, которые суетились, куда-то тащили узелки с добром, тогда были тревожные вопросы. Не то теперь: Москва, как многие люди, может волноваться перед опасностью. Но когда опасность настает, Москва становится спокойной.

Вчера я был на военном заводе. Я видел почерневшие от усталости лица: работают сколько могут. По нескольку суток не уходят с завода. Каждая женщина понимает, что она сражается, как ее муж или брат у Вязьмы сражается за Москву. Она знает, что именно она изготовляет. Чуть усмехаясь, говорит: «Для фашиста…» Это не жестокость, это скрытая и потому вдвойне страстная любовь: защитить Москву. Когда над кварталом, где находится завод, стоит жужжание моторов, когда грохот станков покрывают зенитки и тот свист, который стал языком, понятным в Москве, как в Лондоне, – ни на одну минуту не останавливается работа. Я спросил одну работницу, сколько она спит, она глухо ответила: «Грех теперь спать. Я что же – сплю, а они – на фронте?..» От работы отрываются только для военных занятий. Как друга, рассматривают пулемет – доверчиво, внимательно, ласково.

Вчера в институте керамики, как всегда, шли занятия: девушки рисовали на фарфоре цветы. Вдруг одна встала: «Нужно учиться кидать гранаты, бутылки с горючим…» Ее все поддержали. Милая курносая Галя говорит мне: «Каждая из нас, если до того дойдет, убьет хоть одного фашиста». Это не бахвальство. Каждый человек волен выбирать судьбу. Москва, как Галя, свою судьбу выбрала: если ей будет суждено, она встретит смерть с одной мыслью – убить врага.

Актеры Камерного театра разбирают станковый пулемет, а два часа спустя гримируются, играют, повторяют торжественные монологи. Студентки литературного факультета, влюбленные в Ронсара или в Шелли, роют противотанковые рвы. Все это без патетических слов, без криков, без жестов. Героизм Москвы на вид будничен. Москва любила яркие хламиды – для масленицы, для театра, для праздника. Она веселилась в звонкой одежде рыцаря. Она идет навстречу смертельной опасности в шинели защитного цвета.

Сколько испытаний для женских сердец: от утра, когда ждет старуха мать почтальона – у нее четверо на фронте, до вечера, когда молодая мать, прижимая к себе младенца, прислушивается к голосам зениток. Москва всегда представлялась русским женщиной. За Москву, за мать, за жену сейчас сражаются люди от Орла до Гжатска… И женщина Москва подает бойцу боеприпасы, готовая, если придется, схватить ружье и пойти в бой.

Врагу не найти своей, второй Москвы: Москва одна. Я видел, как читали подросткам статью Ленина из «Правды» 1919 года «Москва в опасности». Они слушали угрюмо, потом загудели: «На фронт!» А в это время в московских церквах служили молебны за защитников Москвы, и старушки несли в фонд обороны обручальные кольца и нательные кресты.

Врагу не вызвать паники. Я слышал, как немцы по радио говорили: «Удирают красноармейцы, комиссары, жители». Это мечта Берлина. А Москва молчит. Она опровергает ложь немцев молчанием, выдержкой, суровым трудом. Идут на фронт новые дивизии. Везут боеприпасы. И город, древний город, моя Москва, учится новому делу: стрелять или кидать гранаты. И каждый день на фронтах, не только под Вязьмой, на далеких фронтах – у Мурманска, в Крыму – слышится голос диктора: «Слушай, фронт! Говорит Москва». Это коротко и полно значения. Пушкин писал: «Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось!» Не только под Вязьмой, от Мурманска до Севастополя миллионы людей сражаются за Москву.

Люди столпились, молча читают сводку. Все понимают: настали суровые дни. Что будет с Москвой?..

Сейчас мне рассказали о судьбе связиста Печонкина. Он был на наблюдательном пункте возле Гжатска, продолжал работать. Израсходовав все патроны и гранаты, он передал по проводу: «Работать дольше нет возможности. Немцы напирают со всех сторон. Иду врукопашную. Живым не сдамся».

Выстоять!

Немцы хотят нас разъесть своей ложью. Они говорят колхозникам: «Мы не против вас, мы против рабочих». Они говорят рабочим: «Мы не против вас, мы против интеллигентов». На самом деле им все равно, кто ты – рабочий, колхозник, интеллигент, русский, украинец, грузин, еврей: они против всех нас. Они хотят завоевать нашу землю. Они хотят взять наше добро. Половину людей они хотят уничтожить. Другую половину обратить в рабство.

Они говорят: «Мы против советского строя». Ложь. Им все равно, какой у нас строй. Им нужно нас ограбить. Во Франции была республика. Немцы были тогда против республики. В Югославии была монархия, немцы были против монархии. В Польше было правое правительство, немцы были против правых, в Норвегии было левое правительство, они были против левых.

Они говорят: «Мы против коммунистов». Ложь. Они против всех граждан нашей страны. Они только за своих шпионов. Все честные люди для них враги. Кого они сейчас расстреливают в Чехословакии? Коммунистов? Нет, генералов, рабочих, крестьян, учителей, левых и правых. Они сажают в тюрьмы католических священников Франции, Бельгии, Словении. Они пытают православных священников Сербии. Может быть, для них аббаты и священники тоже «коммунисты»?

Они говорят: «Мы против евреев». Ложь. У них есть свои евреи, которых они жалуют. У таких евреев в паспорте две буквы – «W. J.» – «ценный еврей». В Югославии немцы объявили, что «низшая раса» – сербы. В Польше они обратили в рабство поляков. Они говорят, что французы «низшая раса – полунегры». Русских они называют «монгольскими выродками». Они ненавидят все народы, кроме немцев. Они презирают все расы, кроме немецкой.

Они говорят, что они дадут крестьянам землю. Ложь. Для крестьян у них одна земля – на могилу. У кого в Германии земля? У герцога Кобург-Гота десять тысяч га, у герцога Фридрих-Ангальт двадцать девять тысяч га, у графа фон Арним Мускау двадцать шесть тысяч га, у маршала Геринга двадцать тысяч га. Эти герцоги, графы, бароны решили прикарманить русскую землю.

Немцы вводят в захваченных областях крепостное право. Колхозы они превратили в «предприятия германской армии», машинно-тракторные станции объявлены собственностью германского государства. Колхозники обязаны работать на «общинных дворах» под надсмотром немецких офицеров.

Они говорят, что они несут рабочим «социализм». Ложь. Кто правит Германией? Капиталисты. Круппы. Феглеры. На одного маршала Геринга работает шестьсот тысяч рабочих. Немецкие капиталисты хотят забрать нашу нефть, наш уголь, нашу сталь, наш марганец, наш лес. Рабочие будут работать на них и есть помои. Немецкий медицинский журнал недавно разъяснил, что мясо «чрезвычайно вредно для славянской расы», поэтому немцы, заботясь о спасении всех рас, переведут славян на вегетарианский режим. Котлеты будут есть Геринги – им полезны котлеты с картошкой. Кожуру от картошки они выдадут русским рабочим.

Они говорят, что они несут интеллигенции культуру. Жалкие выродки, они смеют говорить о культуре, нам, стране Пушкина и Толстого, Менделеева и Павлова, Мусоргского и Бородина. Они заставили французских писателей продавать на улицах орехи. Они заставили чешских профессоров убирать немецкие конюшни. Они заставили голландских музыкантов чистить сапоги немецким ефрейторам. Они уничтожают культуру. Они ищут русских ученых, русских врачей, русских инженеров, чтобы послать их на «трудовые работы»: убирать в Германии выгребные ямы.

Они говорят, что они чтут мораль. Это развратники, мужеложцы, скотоложцы. Они хватают русских девушек и тащат их в публичные дома, выдают их своей солдатне, они их насилуют, заражают сифилисом.

Они говорят, что они исповедуют религию. Но они поклоняются языческому богу Вотану. Они вешают священников. У них написано на бляхах «С нами бог». Но этими бляхами они бьют по лицу агонизирующих пленных.

Они говорят, что они сторонники национальной культуры. О культуре они ничего не слыхали. Культура для них – это автоматические ручки и безопасные бритвы. Автоматическими ручками они записывают, сколько девушек они изнасиловали. Безопасными бритвами они бреются. А потом опасными бритвами отрезают носы, уши и груди у своих жертв. Они призывают фламандцев резать валлонцев, они призывают хорват резать сербов, они призывают украинцев резать русских. А потом они режут фламандцев, хорват и украинцев. Они заставляют норвежцев говорить по-немецки. Они заставляют чехов писать по-немецки. Они заставляют поляков перед смертью хрипеть по-немецки. Они уничтожают национальную культуру. Они требуют, чтобы все народы отреклись от своей культуры. Они хотят, чтобы была только одна нация: немцы. Остальные пусть лижут камень и глотают пыль.

Они не сотрут нас силой. Они не возьмут нас и хитростью. Каждый советский боец знает, за что он идет в бой. Колхозник дерется за землю дедов. Рабочий – за труд, за свое государство. Интеллигент сражается за нашу культуру, за книги, за право мыслить, творить, совершенствовать мир. Юноши сражаются за чистоту любви, за русских девушек. Отцы за счастье детей и за честь матери. Подростки за то, что перед ними. Старики за то, что они сделали. Русские за Пушкина, за Волгу, за березы. Украинцы за Шевченко, за хаты, за вишни. Грузины за Руставели, за горы, за виноградники. Все народы – за одно – за родину.

Враг наступает. Враг грозит Москве. У нас должна быть одна только мысль – выстоять. Они наступают, потому что им хочется грабить и разорять. Мы обороняемся, потому что мы хотим жить. Жить, как люди, а не как немецкие скоты. С востока идут подкрепления. Разгружают пароходы с военным снаряжением: из Англии, из Америки. Каждый день горы трупов отмечают путь Гитлера. Мы должны выстоять. Октябрь сорок первого года наши потомки вспомнят как месяц борьбы и гордости. Гитлеру не уничтожить Россию! Россия была, есть и будет.

12 октября 1941 г.