Текст книги "Война. 1941—1945"

Автор книги: Илья Эренбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Убей

Вот отрывки из трех писем, найденных на убитых немцах.

Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираху:

«Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжают работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых, может быть, убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг легкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток…»

Матаес Цимлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:

«В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью…»

Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:

«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это – люди!..»

Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву и червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: «Разве это люди?..»

Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!

24 июля 1942 г.

Судьба России

Я получил письмо от командира Казанцева. Он пишет: «Нужно поднять в русском народе такую ненависть к немцам, чтобы наш русский человек бил немцев всем, чем может, чтобы женщины, старики, дети вооружились топорами, косами, камнями и при встрече с немцами убивали их. Все наши столетние завоевания, все созданное нашими предками и современниками может оказаться в руках врага. Мы, наше поколение, несем ответственность за судьбу России. Ведь – представьте себе на минуту – если бы врагу удалось осуществить свое подлое дело покорения нашего народа, тогда следующее поколение, те, которым теперь пять или десять лет, плевали бы нам в глаза за то, что мы оказались не на высоте и не сумели отстоять величайшую державу мира…»

Священная тревога чувствуется в словах командира Казанцева: тревога за судьбу России. Оказавшись в глубокой шахте, чувствуешь, что такое воздух. Когда мать больна, чувствуешь всю силу любви к ней. В эти суровые дни мы поняли, что враг грозит России, и одна мысль одушевляет нас: отстоим родину!

Кропотливо, год за годом, дом за домом, строили люди Россию. Строили стены Кремля, палаты и бойницы. Строили на северных реках просторные избы. Строили городские ворота, башни, крепости. Строили дома, каменные и деревянные, церкви с золотыми куполами, дворцы с колоннами, арки и мосты.

Русь отбивалась от ханов, отбивалась от немцев, крепла, росла, хорошела. Великая держава вышла к двум океанам, к Черному и к Белому морям, она поднялась на крышу мира – Памир, своим дыханием она растопила льды Арктики.

По Двине, по Сухони, по Онеге плыли еще теплые стволы деревьев. Из них сколачивали корабли, ими укрепляли шахты. Русская земля богата черным золотом: есть уголь и в Донбассе, и в Сибири. Там, где некогда язычники поклонялись божественному огню, возникли грандиозные нефтяные промыслы. В Сибири охотники били пушного зверя. Плавали в Волге огромные рыбины. Вологодские кружевницы плели затейливые кружева, и мастера Дагестана ковали кинжалы. Снегом хлопка покрывались плодоносные земли Средней Азии. В Абхазии зацвели апельсинные рощи, и впервые красные помидоры загорелись на огородах Архангельска. Вспыхнули электрические лампочки в избах Печоры, в саклях Кавказа, в белых хатах Украины. Заводы изготовляли станки и телескопы, автомобили и хронометры. В неистощимой земле находили монеты Киевского княжества и новые жилы золота. В стране было все – северные олени и тигры, кедры и магнолии, горы Кавказа и бескрайные степи, тундра и виноградники Крыма, многомиллионные города и заповедники природы – безлюдные чащи.

Россия стала частью света, материком. В ней жили, работали, горевали и радовались дети многих народов. Великая держава, она не подчинялась никому. Она выбрала свой путь, она первая в мире провозгласила права труда и братства.

Мы любим ее громко, торжественно, как мощное государство. И мы любим ее просто, задушевно, по-семейному, как свою избу. Мы любим ее достоинства и ее недостатки, ее славу и ее обиды.

Идет бой за Россию, за державу, сколоченную трудом поколений и окропленную кровью поколений, за державу, которая родилась на светлых водах Днепра, о молодости которой говорил вечевой колокол Новгорода, которую бережно строили – от Ивана Калиты до наших дней. Идет бой за свет русской культуры, за язык Пушкина, за украинскую песню, за наши книги, за наши музеи, за наши школы. Сколько нужно было веков напряжения, чтобы избяная, лесная Русь создала гранитный Ленинград! Только великий народ мог построить Адмиралтейство. Только великий народ мог родить Льва Толстого. Только великий народ мог двадцать пятого октября открыть новую эру. Нам досталась в наследство единственная, прекрасная, трижды любимая страна. В нее вторгся алчный немец. Он хочет убить Россию. Мы видим опасность, и мы сознаем всю глубину нашей ответственности. Внуки или будут прославлять подвиги героев 1942 года, или они проклянут нас, изнывая в немецком плену.

Может быть, наша ненависть остыла? Может быть, мы забыли развалины Киева, поруганную Одессу, сожженный Смоленск, изуродованный Новгород? Теперь нашу ненависть снова накалили добела: немцы залили кровью города Донбасса и тихие казацкие станицы. Враг грозит Сталинграду. Враг рвется на Кубань. Суровые дни требуют от нас двойного мужества, двойной решимости. Если ты сражаешься сейчас у Дона за золотые нивы, за сады, в которых уже тяжелеют яблоки, помни – враг должен ступать только по немецким трупам, враг должен шагать только к своей смерти, врага нужно остановить. Если на твоем участке между раскатами орудий водворяется тишина, прислушайся к ней, и ты услышишь, как учащенно бьется сердце разгневанной России – сейчас решается ее судьба на годы, может быть, на века. Бойцы, перед вами девушка на виселице, и немец с петлей в руке – немец замахнулся на Россию. Бойцы, в ваших руках будущее родины.

28 июля 1942 г.

Проклятое семя

Вот страница, написанная мной в 1916 году:

«Я видел, что сделали немцы с провинцией Суассонэ перед тем, как ее очистить. Это не разгул пьяных солдат, это расчетливая работа. Перед уходом немцы приказали жителям деревень переехать в города, а в городах собрали всех на окраинах. Специальные отряды «поджигателей» на велосипедах разъезжали, сжигая все на пути: заводы, поместья, фермы, крестьянские дома. Целые города – Бапом, Шони, Нель, Ам, сотни деревень выжжены дотла. Кругом пустыня на пятьдесят верст в глубину. За это отступление Гинденбург получил высочайшую благодарность. Верно, и поджигателям роздали Железные кресты за усердие. Проект умерщвления страны был хорошо разработан и тщательно, методически приведен в исполнение.

В апрельское утро в Шольне я глядел на плодовый сад. Меня поразили нетронутые цветущие деревья: немцы знают, что эта область славится грушами и сливами; уходя, они не оставили ни одного дерева – все срубили. А в Шольне стояли рассаженные шпалерами нежно розовеющие грушевые деревья. Я подошел ближе и увидел, что все деревья – более двухсот – подпилены. Рядом со мной стояли французские солдаты, крестьяне. Один из них сказал: «Сволочи! Ведь сколько трудиться надо, чтобы это вырастить…»

Я не изменил ни одного слова. Это написано двадцать шесть лет тому назад. Это было сделано немцами двадцать шесть лет тому назад. Но кто не вздрогнет, прочитав о Бапоме или о садах Шольна? Кто не вспомнит Истру и деревни на Можайском шоссе?

Они все те же. Нет, если угодно, они подучились. Тогда они были новичками. Они стали опытными поджигателями, маститыми грабителями, усовершенствовавшимися палачами. Двадцать шесть лет тому назад они жгли, разъезжая на велосипедах. Теперь им нужно много жечь, они торопятся, они несутся на мотоциклах.

Они были разбойниками. Они стали рецидивистами. Они обратили в пепелище цветущую Францию. Они жгут и терзают русскую землю. Поклянемся, что мы положим этому предел. Мы не допустим, чтобы каждые четверть века негодяи с Железными крестами на груди и с бидоном в руке обращали плоды высокого труда в гору пепла. Нам трудно теперь, очень трудно. Немцы на Дону. Но мы сегодня с особенной уверенностью говорим: мы покончим с потомственными поджигателями.

2 августа 1942 г.

Стой и победи!

Лейтенант Аросев, небритый, с глазами, красными от бессонных ночей, повторял: «Убьют так убьют – я смерти не боюсь…» Скрипели жалостно телеги беженцев, и в золоте заката бледнел пожар села. Политрук Савченко внимательно поглядел на Аросева, покачал головой и ответил: «Умереть легко, нам другое нужно – победить».

На войне каждый храбрый солдат должен быть готов к смерти, но он сражается не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы победить. Он сражается для того, чтобы жить. Он защищает свою жизнь, жизнь близких, жизнь родины.

Малодушие – это вовсе не большая любовь к жизни, нежели отвага. Разве заяц привязан к жизни сильнее, чем лев? Малодушие не помогает зайцу, оно только подгоняет охотничью собаку. Когда рядовой француз решил спасти себя любой ценой, он все потерял. Он погиб под немецкой бомбой или в немецком плену. Мнимо благоразумные французы говорили тогда, что они хотят «оградить Париж от разрушений». Они впустили в Париж немцев. Немцы разграбили город, обратили его жителей в рабство, увезли добро и произведения искусства, снесли памятники, сделали из Парижа базу своей военной промышленности, и тогда Париж узнал новые, воздушные бомбардировки. Когда хочешь жить, ничем не рискуя, когда боишься чем-либо пожертвовать, теряешь все. Это верно и для народов, и для людей.

Вот уже больше года, как воюет Россия. Люди стосковались по родным местам, по семьям, по близким. Кто не вспомнит ненароком май прошлого года, дом, работу, любимых? Эти воспоминания укрепляют наше сердце.

Есть у нас в армии юноши, принесшие на фронт свою первую любовь, чистую, как глубокое утро. Целомудренная и страстная любовь укрепляет отвагу юного солдата. Он впервые чувствует: «Я – мужчина, я должен оградить ее, мою любимую, от низких и грязных немцев». Он знает, что где-то, далеко от фронта, девичье сердце учащенно бьется, когда раздается хриплый голос репродуктора: «От Советского Информбюро».

Есть у нас в армии отцы. Много писали о материнской любви, мало написано о любви отца: она стыдливей, она прикрыта мужской стойкостью, ее не сразу разглядишь. Но вот на фронте отцовская любовь делает чудеса. Бойцы знают, что где-то ребятишки доверчиво спрашивают маму: «Папа скоро вернется? Папа побьет немцев?» Для них война – это игра. Они безгранично верят в отца: отец все может. Если отец пошел, чтобы побить немца, отец его побьет. И на плечах бойца ответственность за детские игры, за спокойное дыхание трехлетнего малыша в детской кроватке, за жизнь, за тепло, за целость семьи.

А сколько людей на фронте вдруг поняли, как они любят свою мать?

Сколько бойцов в тревожном полусне вспоминают имя жены, ее ласковое прозвище?..

Жить хотел наш народ, и он принял бой за жизнь. Жить хочет наш народ – и не опустит он оружия, пока не высвободит живую жизнь из опасности. Родина – это нечто живое: как мать, как жена, как ребенок. Так издавна говорили о Руси, потом о Расеюшке – родной и любимой.

Мы хотим жить, и это чувство воодушевляет бойца, когда он, не колеблясь, идет навстречу смерти. Не гибели ищет он – жизни. Убивают многих на войне – это знает каждый, но общая любовь к жизни цементом скрепляет взвод, роту, полк, армию. За жизнь товарища! – скажет боец, и, как эхо, ответят ему миллионы: за жизнь родины!

Придет день, и мирный розовый рассвет подымется над степью Дона, над лесами Смоленщины, над зелеными, сырыми лугами Валдая. Зарастут рубцы на земле. Люди вернутся от танков, от гранат, от винтовок к косам, топорам, к сетям. Расцветет наша родина, легко вздохнут люди, и могилы героев предстанут пред всеми, как вехи на пути к жизни. А живые бойцы, прошедшие через все испытания, обновят, очистят, украсят жизнь, и не будет тогда выше и почетней звания: «Это идет фронтовик».

«Стой и победи!» – говорит родина каждому из нас. Ты пришел на передний край не для того, чтобы умереть, но для того, чтобы убить врага. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Если ты не убьешь немца, немец придет в твой город, в твое село, обесчестит твою любовь, замучает твоих детей, сожжет твой дом.

Ты должен быть готов к смерти – на то война. Но ты должен думать не о смерти – о победе. В руках командира – судьба сотен и тысяч людей. Он должен быть смелым не только на поле боя, он должен быть смелым перед боем и после боя: он должен смело организовать победу, смело продумать план сражения, смело решать и смело приказывать. Может быть, иной боец подумает: «Но я-то отвечаю только за себя». Неправда – каждый боец отвечает за своих товарищей, за свой полк, за родину. На войне каждый человек несет огромную ответственность.

Завтрашний день – это союзник смелых и враг малодушных: потерянное сегодня трудно наверстать завтра. Мы должны полагаться только на себя: если мы не спасем себя, никто нас не спасет. За столом победителя всегда тесно – нет отбоя от друзей, но пусто в зачумленном доме побежденного.

Если герой погиб, преградив путь врагу, мы не скажем: «Он умер», мы скажем: «Он победил» – он многих спас от смерти. Есть смерть обидная, ненужная, и есть смерть, которая и не смерть, а победа: когда человек своей смертью попирает смерть. «Мы не хотим умирать», – говорят храбрые казаки, защищая землю дедов от поганого немца. «Мы не хотим умирать, мы хотим победить», – говорят они и убивают немцев, рубают их, крошат, топчут конями. Россия хочет жить, вся Россия от края до края, от вольной Сибири до Карпат, от стыдливых берез на берегу Онеги до магнолий Кавказа. Россия говорит каждому из своих солдат: «Я хочу, чтобы ты жил. Стой и победи!»

8 августа 1942 г.

О морали

Передо мной статья, напечатанная 4 августа 1942 года в «Дейли мейл». Она рассказывает о параде, имевшем место в одном из немецких лагерей, где содержатся военнопленные англичане. Лейтенант Битти, командовавший десантной операцией в Сен-Назере, был взят немцами в плен. Английское командование наградило лейтенанта орденом Виктории. Немецкий комендант лагеря, выстроив пленных офицеров, огласил приказ о награждении Битти. По словам газеты, он даже «горячо зааплодировал». Описание церемонии кончается следующими словами: «Немецкий комендант поздравил Битти, что было джентльменским поступком».

Русских военнопленных немцы кормят отбросами, заставляют их руками собирать испражнения, подвергают их пыткам. Пленных поляков, французов, сербов немцы превратили в крепостных. Если немцы «джентльменски» обращаются с английскими пленными, то, конечно, не потому, что немцы – джентльмены, а потому что Гитлер все еще не потерял надежды найти людей, которые жаждут быть обманутыми. Немцы всегда плохо разбирались в психологии других народов. Гитлер, видимо, решил, что один вечер в Мюнхене перечеркнул века английской истории, что наследники Питта превратились в наивных девушек, которых можно заговорить. Комендант лагеря, поздравивший Битти, – один из учеников злополучного Гесса.

Я рад, что английские военнопленные не разделяют мучений, которые выпадают на долю других союзных солдат, попавших в лапы к немцам. Статья «Дейли мейл» мне, однако, кажется печальной. Можно было бы ответить журналисту, написавшему о «джентльменском» поступке коменданта лагеря, что после сен-назерского рейда немцы замучили и расстреляли тысячи беззащитных французов. Но сейчас меня интересует не бестактность журналиста, а своеобразная концепция войны, которая сказывается в упомянутой статье.

Я принадлежу к поколению, которое пережило Верден, Сомму, Галицию. После первой мировой войны мы возненавидели войну. Все писатели, пережившие 1914–1918 года, написали книги, проникнутые гневом или скорбью, – от Барбюса до Ремарка, от Олдингтона до Хемингуэя. Мы приветствовали все, что казалось нам противодействием новой войне.

Как случилось, что вчерашние пацифисты благословили войну? Название романа Хемингуэя «Прощай, оружье!» было клятвой поколения. Десять лет спустя Хемингуэй прославил оружие в руках испанцев, отстаивавших свою свободу от Гитлера и Муссолини. В мире появилось нечто новое: фашизм, представляющий угрозу для жизни народов и людей, для человеческого достоинства, для свободы.

Мы отвергали и отвергаем войну как естественное явление, как рыцарский поединок, как кровавый матч. Мы убеждены, что танки не годятся для организации мировой экономики и что фугаски не решают идеологических споров. Есть единственное оправдание войны: бесчеловечность гитлеровской Германии, ее одичание, ее воля к уничтожению других народов. Статья «Дейли мейл» мне представляется аморальной. Если читатель согласится с оценкой поведения немецкого коменданта, он должен осудить войну: джентльмен с джентльменом держит пари, но не дерется.

Не раз говорили, что подход к войне как к спортивному матчу вреден для успешного ведения военных действий. Мне хочется добавить, что такой подход безнравствен и бесчеловечен. Для англичан, переживших Лондон и Ковентри, ненависть к низкому врагу – понятное чувство. Они знают, как знают это русские, что только большая ненависть оправдывает войну. До такой ненависти нужно созреть, ее нужно выстрадать. А война без ненависти – это нечто бесстыдное, как сожительство без любви.

Наш народ жил вне тумана национальной или расовой нетерпимости. Русские издавна уважали чужую культуру, жаловали и любили иностранцев. Не грех сейчас напомнить о том хлебе, который посылала отнюдь не богатая Россия немецким женщинам после мировой войны. Вчера я получил письмо от украинского лейтенанта Супруненко, он пишет: «Я не знал прежде, что можно кого-нибудь так ненавидеть. Я – артиллерист, и мне обидно, что я не могу убить немца штыком или прикладом или задушить его своими руками». Священное чувство! Оно родилось от крови русских женщин и детей, замученных немцами, оно родилось на пожарищах наших городов.

Описание немецких зверств в России некоторые пуритане считают «безнравственным чтением». По-моему, в таком случае «безнравственны» сообщения о бомбардировках Кельна и Любека. За что бомбят немецкие города? – спросит наивный человек. Ведь ему не хотят показать, кого бомбят и за что бомбят.

Чех поймет с полуслова муки Киева и Керчи: он знает Лидице. Норвежец разделит гнев каждого русского: норвежец видел Гиммлера не только на экране. Француз помнит расстрелы заложников, и француз скажет о письме Супруненко: «Это писал мой брат». Пусть Ла-Манш останется непроходимым для полчищ Гитлера, но пусть через эту узкую полоску воды перешагнут гнев и ненависть всей Европы.

13 августа 1942 г.

Россия

После артиллерийской подготовки немцы пошли в атаку. Они думали, что в рощице не осталось живой души. Тогда закричал Жамбул Тулаев: «Ни шагу назад!» Семь бойцов. Пулеметчики выбыли из строя. Тулаев лег за пулемет. Немецкие автоматчики просочились во фланг. «Ни шагу», – кричал Тулаев. Атака была отбита. Жамбул Тулаев – бурят. До войны он был искусным охотником. Далеко до дома Тулаева, далеко от Старой Руссы до Байкала. Но Жамбул Тулаев защищает свою родину.

Гавриил Хандогин родом из Красноярского края. Бродил по тайге, с ружьем, – бывало, приносил домой по двадцать белок. Жил хорошо человек: жил, как ему нравилось. Напали на Россию немцы. На Волхове осколок мины ранил Хандогина: оторвал указательный палец на правой руке. Что же, Хандогин приспособился. Недавно он убил сто шестнадцатого немца. Он говорит: «Ох, и зол я на них!..»

Абдулла Сифербеков – лезгин. Он уложил много немцев. Он говорит: «Наш народ любит оружие, умеет стрелять. Я с детства бил кабанов. Когда кабана подстрелишь, он кидается – злой, но немцы хуже кабанов; немца мы не трогали, немец на нас пошел. Я их бью лучше, чем кабанов. Нужно их всех перебить – это и дитя понимает».

Иосиф Катус – белорус. Был механиком. Когда напали немцы, сменил отвертку на ручной пулемет. Недавно он ходил в атаку. Немцы открыли сильный минометный огонь. Катус крикнул: «Вперед, друзья!» Он расстрелял немецкого офицера и десяток солдат. Вдохновленные его примером, пошли другие. Когда командир поздравил Катуса, смельчак ответил: «Беларусь…»

Донской казак сержант Александр Сазонов, бросая в немцев одну гранату за другой, приговаривал: «Это вам за Ростов, это за Новочеркасск». Казак Петр Астахов еще недавно выращивал резвых дончаков, теперь он уничтожает немецкие танки: он уже подбил две машины. Казак Яков Рябов говорит: «Мы их зарубаем. Неумеючи и свинью не убьешь, а немца нужно бить умеючи». Об умении Рябова могли бы рассказать немцы, но мертвые молчат.

Минометчик Николай Анжинов – калмык. Он защищает славный город Ленина. На его счету несколько десятков убитых немцев. Таджика Тэшабоя Алимова прозвали «грозой фашистов»: он перешел реку и, захватив вражеский пулемет, начал давать очереди по удирающим немцам. Чуваш Тарханов – артиллерист-зенитчик. У него верный глаз, и он не пропустит «юнкерса».

Боец Илья Шнеер до войны был переводчиком. Окруженный немцами, Шнеер расстрелял все патроны, гранатой взорвал себя и семерых немцев. За три недели до смерти Шнеер прислал мне письмо. Он писал: «Евреи сражаются рука об руку с русскими, с украинцами, с казахами. У меня четверо детей. Пусть будут лучше сиротами, но пусть живут в свободной России…»

Широка и привольна Сибирь. Нет шире сердца, чем у сибиряка, шире и смелее. В маленьком городке Алтая живет семья Героя Советского Союза полковника Батракова.

Полковник пишет своей жене: «Ты говоришь, что тебе не нравится самое упоминание о смерти. Кому оно нравится? Но если это ради родины, что значит одна или несколько жизней…»

Отважно дрался у синего моря Григорий Коваленко, сержант по званию, герой по сердцу. Он говорил друзьям: «Мать сгибла. Хату герман спалыв. Бить гадов хочу». Веселый хлопец из Полтавщины, когда немцы подошли близко, он врос в скалу и стал скалой. В машины с немецкой пехотой Коваленко кидал связки гранат. Он не пропустил немцев.

Младшему сержанту Федору Чистякову двадцать лет. Он сын ленинградского рабочего и сам работал на заводе слесарем: потомственный питерский рабочий. Отец Федора Чистякова погиб в боях с немцами. Сын поклялся отомстить за отца. Немцы пошли в атаку. Чистяков лег за пулемет, он косил немцев. Когда кончились пулеметные ленты, Чистяков взялся за автомат. Когда опустели диски, он пустил в ход гранаты. Он говорит: «Если бы немцы не отступили, я бы их руками задушил…»

Сколько разных людей, сколько разных судеб! Но одно чувство роднит всех: убить немца. Люди говорят на разных языках, но есть одно слово, которое все понимают: Россия. Одна мать, одна родина. Когда немцы топчут нивы Кубани, гнев раздувает сердце Сибири. Когда немцы жгут белые хаты Украины, казахи и калмыки целятся в мерзких факельщиков. Разные у людей глаза, но во всех глазах один огонь: ненависть.

О мести шумит сибирская тайга, яростью наливаются гроздья Кахетии, немецкой крови просит сухая полынная степь.

Видал ли ты могучее ветвистое дерево? Оно было крохотным деревцом. Ему много лет. Ему больше лет, чем тебе. Его сердцевину опоясали круги: каждый круг – год, и кругов не счесть. Великое дерево наша Россия. Она началась с разобщенных племен, с первых ратных подвигов, с первых рукописных книг. Она стала великой державой. Волга начинается, как ручеек. В колыбели – младенец. Он может стать Пушкиным. Государство создается веками. Без него человеку не жить. В мирное время есть у кого тайга и ружье, у кого стамеска, у кого плуг, у кого книга. Когда настает время великих испытаний, нет больше личной судьбы – только судьба России.

В далеком тылу женщины говорят: «Придут немцы, мы их встретим цепами». Старики в тоске смотрят на охотничьи ружья, на ножи, на камни. Народ готов на все, лишь бы спасти Россию.

Настали решающие недели. Немцы идут вперед по своим трупам. Немцы истекают кровью. Их можно остановить. Их нужно остановить. Великая беда грозит России.

14 августа 1942 г.