Текст книги "Сбить на взлете (СИ)"

Автор книги: Илья Бриз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

То ли немцев хорошо впечатлило превращение "худого" в несущуюся к земле головешку, а может быть это командир группы "Фридрихов" был – на фюзеляже у ганса я успел заметить множество всяких знаков – но они как-то все сразу вдруг вышли из сражения и со снижением и набором скорости потянули на свою сторону. Наши – комполка и Леха Годоляка – успели еще по одному фрицевскому пикировщику уронить, прежде чем бой закончился.

На аэродроме батальонный комиссар попытался, было, торжественный митинг с построением устроить – как-никак сразу четырех гадов в одном бою замочили. Но на его команды просто не обратили внимания. Покидали комполка, Леху и меня немного вверх и потопали нестройной толпой в летную столовку праздновать победу. Все, кончилась власть комиссаров – нам еще пару недель назад зачитали указ Верховного Совета от девятого октября "Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии". Начальник штаба майор Гольдштейн сказал, что бывшего комиссара полка теперь ждет неминуемое понижение в ранге. Минимум по одной шпале с петлиц потеряет. Может и до старшего лейтенанта скатиться, так как никакими реальными военными знаниями и умениями замполит не отличается. Весьма горазд только лозунгами во все горло раскидываться.

Моя красавица прямо у капониров одарила на глазах у всех горячим поцелуем. И совсем не для того, чтобы батальонному комиссару досадить. Просто очень обрадовалась за меня.

Начпрод БАО выставил в летной столовой два дополнительных графина с водкой – по литру за каждого сбитого. Посмотрел я на свою благоверную и много пить не стал – ну зачем любимую огорчать? Я и без беленькой пьяный от ее светлой улыбки...

* * *

Вот что я делаю не так? Точнее – чего я не сделал из того что могу, чтобы быстрее победить в этой войне? Ломаю голову, но пока ничего путного в дурную башку не приходит.

Зарядившие осенние дожди разом прервали работу в небе как у нас, так и у противника. Замполит полка, пониженный в звании до старшего лейтенанта, попытался было собрать летный состав на политзанятия, но был мягко послан куда подальше. Устали наши пилоты, если честно, за это лето. Я тут сдуру попытался посчитать, как мы немцам с начала войны насолили, и ужаснулся. Сбили фашистов в полтора раза меньше, чем потеряли своих летчиков. Считал именно пилотов – самолеты, как бы с душой к ним не относишься, все-таки железки. С другой стороны – а сколько наших бомберов и штурмовиков от вражеских пушек уберегли? Скольким красноармейцам жизни сохранили, не давая немцам бомбить наши позиции? Объективно тут никак не посчитать. Полк, как это ни странно, до сих пор считается в дивизии лучшим. И я не последний командир звена в звании младшего лейтенанта. Вот только летаю даже никак не ведущим пары, а ведомым у комполка, у начальника ВСС капитана Зарубина, у недавно назначенного командиром первой эскадрильи старшего лейтенанта Годоляки или у дяди Вити, изредка отправляющегося на боевые задания с нашим полком.

Как погода испортилась, меня майор Варламов вызвал и приказал провести со всеми летчиками полка занятия по тактике воздушного боя:

– Ты у нас самый меткий стрелок, – ну да, было дело, на тренировке конус первой же очередью отстрелил, – и, по свидетельству комдива, лучший пилотажник, – ну а что, мне поддаваться надо было, когда полковник Филиппов на учебный бой вызвал? – Поэтому изволь, – посмотрел на мою весьма недовольную рожу, – подготовиться и провести занятия.

Ну, вот и чему я буду опытных и не очень – в летном составе полка, увы, большая текучка – пилотов учить?

Посидел в отведенной нам с женой хате, подумал, конспектик накидал и собрал летчиков в учебном классе. Всего-то пока два десятка человек. Есть определенные надежды, что вскорости станет больше – ходят слухи о скором формировании в полку третьей эскадрильи.

– Для начала попробуем разобраться в разнице между наступательным воздушным боем и оборонительным, – ну и толкнул свои не очень-то четко оформившиеся рассуждения.

В атаке нельзя останавливаться. Потерял скорость – значит, подставился под противника. Если увяз для обменами ударами, считай, ты уже труп. Ни в коем случае не открывать огонь раньше времени, если есть хоть малейшие признаки, что враг тебя еще не заметил. Попасть с большого расстояния практически нереально, но вот трассеры от твоей стрельбы он заметит немедленно и ускользнет из прицела. При активном маневрировании, сами знаете, угодить снарядами в противника невозможно. И вообще, бить врага надо неожиданно для него с первой очереди. А чтобы она была успешной, надо подходить на минимально возможную дистанцию в двадцать-пятьдесят метров. Вот когда каждая заклепка на фрицевском самолете отчетливо наблюдается, только тогда можно и нужно открывать огонь из всего бортового оружия. Желательно сзади снизу, где немец тебя не видит.

– Но ведь это подлая тактика фашистов! – выкрикнул с места Подшивальщиков. – Мы советские летчики и должны быть честными даже в бою!

– Подлым в первую очередь было нападение на нашу страну, – парировал начальник ВСС капитан Зарубин, – а для уничтожения врага все методы хороши. Младший лейтенант Воскобойников, продолжайте, пожалуйста.

Ну, я и продолжил. Высказал свои мысли о необходимости работать большими группами с эшелонированием по высотам. Не ввязываться в "собачьи свалки" без необходимости. Совершенно не нужно гнаться за противником – пусть не намного, но мессеры быстрее. А значит, только оторвешься от группы своих, где тебя всегда прикроют. Точно также нужно действовать в обороне, прикрывая свои бомбардировщики или штурмовики. Не бояться идти в лобовую – она почти бессмысленна, так как на современных скоростях ни ты, ни противник за имеющиеся доли секунды прицелиться толком не успеет. И самое главное – внимательно слушать в бою командира. Он опытнее, глазастее, так как знает куда смотреть. Всегда подскажет верное решение даже в, казалось бы, безвыходной ситуации.

Распространялся, наверное, больше часа. Потом, вспомнив, как отец еще до войны проводил занятия, закончил традиционно:

– Вопросы?

Удивил молчавший все время комполка:

– Воскобойников, ты можешь как-нибудь обосновать утверждение, что при активном маневрировании стрелять бессмысленно?

– Несколько не так, – немедленно возразил я, – заградительный огонь имеет смысл даже с шестисот-семисот метров. Отвлечет внимание, может быть даже заставит отвернуть. А на поражение... – вспомнил, что майор Варламов хвастал своими довоенными "подвигами" на охоте, – Иван Анисимович, вы из гладкоствола дробью в улепетывающего зигзагами зайца попадете с двадцати метров?

– И с полусотни метров не промахнусь! – расцвел улыбкой комполка.

– А из пистолета с десяти? – посмотрел на скисшего майора и ответил сам: – Если только случайно. Стрелять в маневрирующего мессера – примерно то же самое. Только снаряды зря тратить. Да и нормально прицелиться во время трех-четырехкратной перегрузки физиологически невозможно. Основной вывод из всего сказанного – при атаке противником самому нужно крутиться как белка в колесе. Тогда он точно также не сможет в тебя попасть – слишком большая угловая составляющая скорости для прицельной стрельбы.

– Для справки, – вдруг выступил присутствующий начальник штаба, – у младшего лейтенанта Воскобойникова самый низкий в среднем расход боеприпасов. А на его боевую работу при этом никто не жалуется. Экономить надо дорогостоящие снаряды, товарищи, экономить, используя оружие только наверняка. Народ себе во всем отказывает, чтобы у нас было чем ответить немецко-фашистским оккупантам. Берите пример с младшего лейтенанта.

Н-да, какой, оказывается, у Бориса Львовича дар пропагандиста на штабной работе пропадает. Вот кому надо было комиссаром быть.

Топал к месту квартирования и думал. Если рассматривать сегодняшние занятия с точки зрения "Эффекта бабочки" – притерпелся я к этому термину, отторжения уже не вызывает – то ведь тоже могут в соответствии с "Принципом домино" приблизить нашу победу? Пусть всего на день или на час?

В хате радостная Валюша встретила меня поцелуем и ароматом выпечки. На вопросительный взгляд немедленно ответила:

– Шарлотка с яблоками, как ты любишь, и каравай ржаного будет, – кивнула на распахнутое окно, откуда слышалась звонкая капель, – завтра ведь не полетишь, поэтому черный хлебушек можно. А сейчас марш руки мыть – до ужина все равно успеешь проголодаться.

Вернулся из сеней, а она стоит у распахнутого окна, любуется отвратным ненастьем и улыбается. Буквально светится вся.

– И чем ты такая довольная?

– Погода хорошая...

Дождь моросил уже третий день. На хмуром небе в сплошной пелене туч ни одного просвета.

Подошел, развернул к себе, проверил губами лоб – вроде бы повышенная температура отсутствует. Валюша еще больше разулыбалась.

– Ну ты сам посмотри – все дождиком умытое, чистенькое, а главное... – замолчала вдруг, спрятав лицо у меня на груди. Чувствую, что заплакала. Тихо-тихо, стараясь не всхлипывать. Сначала просто обнял, по спине и локонам погладил. А она вдруг в голос заревела, вжимаясь в меня. Не сразу, но дошло, почему Валенька была так довольна этой отвратной погодой. Каждый мой вылет – это ее нервы. Но я ведь должен мстить и за своих родителей, и за Валюшиных. А если доживу, то сына назовем, как ее погибшего под бомбами младшего брата – Вениамином.

Глава 9

– С дуба рухнул? – удивленно посмотрел на меня комполка. – Высота облачности триста-четыреста метров. Мало того, что район разведки не найдешь, так еще и на свой аэродром вряд ли потом сможешь вернуться.

– У меня отлаженный как надо радиополукомпас РПК-10. Дадите по запросу сигнал маяка – выйду на полосу как привязанный. А в тыл противника полечу вообще над нижним слоем облаков по счислению.

Майор Варламов переглянулся с начальником штаба. Получив утвердительный кивок, посмотрел на чуть ли не ерзающего от нетерпения капитана из разведки, которому, по его утверждению, кровь из носа, были нужны снимки железнодорожной станции по ту сторону фронта. Потом перевел взгляд на старшего лейтенанта ГБ Свиридова.

– У меня сомнений в благонадежности младшего лейтенанта Воскобойникова нет, – немедленно откликнулся особист, – к немцам точно не перелетит, – улыбнулся и добавил: – К тому же ему есть теперь, к кому возвращаться.

Ага, семья – ячейка Советского государства. Ну, хоть этот не возражает.

Комполка постучал по своим часам пальцем и принял решение:

– Завтра с утра полетишь, – в ответ на попытку капитана из разведки возразить что-то, веско добавил: – Метеослужба обещает чуть лучшую погоду.

Метеослужба? Тогда почему у нас в авиации говорят "Врет как синоптик"?

Под Сталинградом идут тяжелые бои, а мы здесь как в санатории отдыхаем. Даже кофе в рационе почти без ограничения появилось – вроде как союзнички поставляют. Нет, крепкий горячий ароматный напиток да с беломориной – мне нынче тоже папиросы положены! – я очень люблю. А вот шариками "колы", чудодейственного заокеанского средства для бодрости, стараюсь не злоупотреблять. Капитан медицинской службы Савушкин, выдающий летчикам эти таблетки, сам же и отсоветовал:

– Ты, Колька, по моим наблюдениям, даже наркомовские редко употребляешь. Что я, как врач, могу только приветствовать. Тогда зачем тебе это лекарство от похмелья с неизвестными последствиями для твоего растущего организма?

Да уж, растущего... При таких темпах летное училище через год, когда реально семнадцать исполнится, мне бы точно не светило. Туда принимают от метра шестидесяти до ста восьмидесяти пяти. А я уже сейчас всего четыре сантиметра до верхней границы не добираю. И в плечах разнесло – все-таки семьдесят килограммов набрал. Главное, жена довольна – улыбнется хитренько и скажет, что абсолютно все органы пропорционально развиваются. А потом еще чего-нибудь вкусненького на тарелку подложит. Кто бы спорил?

Синоптики, конечно же, наврали – погода утром лучше никак не стала. Ладно, еще снега нет, а мокрая полоса не так уж и страшно. Аккуратнее на взлете надо быть, внимательнее. А вот летать внутри облаков мне совершенно не понравилось – ни хрена не видно, одна светло-серая марь и трясет чувствительно. Еще это дурацкое ощущение, что с приличным креном иду – в таких условиях даже вестибулярный аппарат отказывает, ориентиров-то нет. Уперся взглядом в "Пионер"[37]37
  Комбинированный указатель крена и скольжения. Значительно более простой прибор, чем авиагоризонт.


[Закрыть], так и тащился до высоты двух километров. Наконец-то мгла быстро светлеет, и вдруг вокруг раскидывается бескрайний лазурный простор, залитый ослепительным солнечным светом. Я восторженно жмурюсь – выскочил из облачного слоя. Вовремя – первые признаки обледенения уже появились. А здесь лепота – солнышко не только светит, но и ощутимо греет. А подо мной расстилается немного холмистая ярко-белая равнина. Хорошо, что предусмотрительно очки с темными светофильтрами прихватил – слепит. Так, теперь засечь время и контролировать курс. Иду на достаточно экономичной скорости триста километров в час. По расчету – угол ветра еще на земле с помощью специальной штурманской линейки вычислил – ровно через двадцать четыре минуты буду над целью. Оттриммировал машину – она сама летит. Всегда любил летать именно так – над белым сказочным миром, под ярким солнцем. Кажется, протяни руку и коснешься пушистых облаков. Что такое полет? Полет – это восторг, умноженный на размах крыльев. Мне жаль тех, кто никогда не испытает это чувство.

Н-да, вот сейчас бы папироса точно не помешала бы. И хотя есть у меня в кармане мехового комбинезона почти целая пачка беломора, но курить в кабине категорически воспрещается. Бензином и маслом, увы, пованивает. И сгоревшим порохом – брезентовые кошели гильзосборников насквозь этим запахом войны пропитались.

Время. Прибрать газ, прикрыть немного заслонки радиатора и опять окунуться в кажущуюся твердой марь. Вот ведь знаю, что облако, а ощущение – прямо как в землю пикируешь, страшно. Угол тангажа побольше, чтобы быстрее миновать облачный слой, не набрав на плоскости много льда. Земля открылась всего на трех сотнях метров высоты. Выровнял машину и попытался сориентироваться. Хрен там – лес, поля, проселки какие-то, но ничего общего с картой в планшете. Стоп! Железная дорога, двухпутка. Прикинул по направлению относительно показаний компаса и понял, где примерно нахожусь. Километров на тридцать промахнулся. Разворот и строго над железкой. Теперь потянуть тросик, открывающий лючок объектива и приготовиться к включению АФА. Скорость и высота постоянные, чтобы не смазать снимки.

Вот она, эта станция! Два эшелона на путях разгружаются. Что это? Показалось или в самом деле цистерны? Слишком быстро промелькнул железнодорожный узел под крылом. Рискнуть? Ну, где наша не пропадала? Очень уж жирная цель! Разворот на сто восемьдесят, включение тумблера оружия, пальцы на гашетках и сосредоточиться. Вот они! Длинная очередь из обоих стволов. Попал! Жахнуло так, что аж самолет подкинуло! Там что, во втором эшелоне боеприпасы были? Нет, возвращаться для проверки не буду – боязно. Если при первых двух заходах не ожидающие при такой облачности немецкие зенитчики просто не успели отреагировать, то сейчас на такой мизерной высоте точно подожгут. А мне "чертова дюжина" для возврата домой целехонькой требуется. Меня Валюша ждет, друзья и этот капитан из разведки.

Опять несколько минут набора высоты в гадском облаке и ласковое солнышко. Курс к родному аэродрому. Доложил о выполнении задания и запросил включение радиомаяка ориентировочно минут за пять до конечной точки маршрута. По пеленгу идти куда как приятнее, чем по счислению. Выскочил под облачный слой за пару километров до радиопривода. А вот посадка на мокрую полосу была тяжелой – чуть не скапотировал[38]38
  Переворот через нос (капот) как правило, на посадке.


[Закрыть] от сильного торможения водой. Рулить даже не пробовал – вручную Як в капонир пусть заталкивают. И без меня – и так руки после такого полета трясутся. Когда вызвался, никак не предполагал, что настолько сложно будет...

Потом долго сидели с Валенькой, обнявшись под промокшей плащ-палаткой. Она уже прикидывает, как будет деньги тратить за эту разведку – как-никак половина месячного содержания за один полет. Н-да, вот старше жена меня по документам, а смотрю на любимую и думаю – чем бы дите не тешилась...

Через четыре дня подтверждение от партизан пришло – полстанции как корова языком слизала! А еще через неделю увидел в газете списки награжденных. Офигеть – орденом "Отечественной войны" первой степени меня пожаловали! Строго по самому первому пункту статута – "Кто метко поразил и разрушил особо важный объект в тылу противника".

* * *

Нет, мы с Валентиной были в полку не первыми, но столько свадеб почти подряд еще не было. Сначала мой кореш Мишка решил узаконить свои отношения с Наташкой Ведерниковой – намертво присушила бравого сержанта коллега по специальности. Комдив – он нынче в фаворе – на просьбу сержантов отреагировал правильно и дал комполка команду разрешить бракосочетание, но без излишнего шума. Тихо посидели в столовой технического состава, радуясь за друзей-мотористов. Майор Варламов подумал и сам к полковнику Филиппову с аналогичной просьбой пошел. Этот вопрос был уже другого уровня. Пришлось с командармом вентилировать. Всего-то машинистка ефрейтор Танька Злобина. Вроде ничего особенного в девчонке, а вот, поди ж ты – вскружила майору голову. Смотрят друг на друга и никого другого рядом не замечают. Наши женщины Татьяну разодели – соответственно, платье было из белого парашютного шелка – прическу крупными локонами накрутили – посмотреть и вправду со стороны приятно.

Вот когда танцевали на командирской свадьбе, тогда у нас трагедия и произошла. Но я же не знал! Валюша мне слова не сказала – хотела сама удостовериться, а потом только обрадовать. А тут вдруг кровотечение. Подхватил на руки и бегом следом за нашим Айболитом в санчасть. Потом, наверное, полпачки беломора выкурил, пока ждал. Вышел капитан медицинской службы Савушкин, вытащил у меня из рук только что прикуренную папиросу, глубоко затянулся и давай успокаивать, что ничего страшного, такое бывает. Сказал, что никаких последствий для Валенькиного здоровья не будет. Выкидыш, мол, обусловлен банальным физическим перенапряжением при излишне высокой психологической нагрузке во время войны. Особенно если интересное положение впервые. Лекцию прочитал на тему минимум год быть аккуратнее – перерыв между беременностями должен быть. Потом еще порассуждал на тему сложностей с грудным ребенком сейчас. Ехать моей жене некуда – знает гад, что соседка написала про разбитый еще в том году тяжелой фугаской дом – а у меня, малохольного, жилье на оккупированной территории. Да и на тыловом пайке выкормить маленького было бы тяжело. Вот понимаю, что только для успокоения говорит... Хотел было за грудки потрясти, но одумался и потребовал разрешение радом с женой эту ночь провести. Надо признать, удивился, направленный мыться и напяливать белый халат. Спит моя благоверная, тихо-тихо посапывая носиком. Сам не заметил, как на соседней койке вырубился.

Поревела любимая несколько дней – что ни говори, а дите, хоть и не ко времени, все-таки хочется. Долго думал, как отвлечь от переживаний, а потом стукнуло – стержневые лампы! У меня временами в голове чужие знания сами проявляются. На сей раз весьма вовремя! Сначала навел разговор на общие принципы устройства электронных радиоламп. Мол, мне это тоже интересно. Ну, женщина же – мало того, что поучать любит, а тут еще есть что-то, в чем разбирается на порядок лучше мужа. Лекции на эту тему мне несколько дней подряд читала. Вот в один момент и задал с виду глупейший вопрос:

– Почему катод, сетки и анод в обязательном порядке должны располагаться последовательно друг за другом? Радио, это ведь, как и свет – электромагнитные волны. Следовательно, при определенных условиях, должны подчиняться законам оптики.

Сначала моя сердешная втык выдала, мол, не надо путать электромагнитные волны и поток электронов, а затем надолго задумалась. Потом стала в тетрадке, где пояснения рисовала, какие-то формулы писать. Затем несколько эскизов накидала, задумчиво висок своим музыкальным пальчиком потирая.

– А знаешь, Николенька, из твоей идеи может что-то интересное получиться.

Из моей? Вот только этого мне сейчас и не хватало! Долго с многочисленными поцелуями убеждал, что это Валюша такая умненькая, что из дурацкого вопроса мужа целую теорию вывела. Ну, при известном умении можно и медведя научить на велосипеде ездить – ей-ей, сам в Москве в "Уголке Дурова" такое видел. А уж заставить возгордиться женщину – раз плюнуть! Скушала и не подавилась. Начала вслух рассуждать об управление электронным потоком по принципу электронно-оптической фокусировки. Что-то такое нести об электрическом поле "сеток", образующих между катодом и анодом систему электронных линз. В общем, задумалась-загорелась. Села письмо писать своему профессору в МГУ. Толстенький такой пакетик получился. Я, не будь дураком, отвел Валюшу с этими бумагами к старшему лейтенанту ГБ Свиридову. Мотивировав возможным значением для обороны страны, настоял на отправке документа через его каналы.

На что бы еще такое жену надоумить? Транзисторы? Долгая история – там сверхчистые материалы требуются для маломальской эффективности. Разве что подвести к принципу зонной плавки в высокочастотных индукторах? Ну, ведь догадается же, отнюдь не глупенькая у меня Валюша. Или расколоться? И что я ей скажу? Приснилось?..

Хотя... Насколько я понимаю, основной проблемой известной мне истории появления микроэлектроники была не столько технология, как неверные представления о самой сущности полупроводников. Тысячи, десятки тысяч экспериментов "методом тыка", долгое осознание теории. Первый точечный транзистор – тупиковая ветвь – был, кажется, сделан в году этак сорок седьмом.

Стоп! Как это? У нас же сейчас только сорок второй к концу подходит! Одно из двух – или я свихнулся, то ли у моего подсознания крыша едет. Плевать! Если это поможет Валеньке отвлечься от наших проблем и заодно даст в будущем технологический прорыв моей стране, то pourquoi pas?[39]39
  Французский – почему бы и нет?


[Закрыть]

Итак, точечный транзистор, затем теория p-n-перехода некоего Шокли к пятидесятому и только потом безудержный рост твердотельной микроэлектроники с плоскостными биполярными и полевыми транзисторами. А если попробовать с обратной стороны? Сначала безумную теорию с электронами, "дырками" и областями пространственных зарядов? На ее фоне вброс тем или иным путем информации о зонной плавке? Здесь же сам принцип больше всего важен – медленное – миллиметры в час – протягивание графитовой лодочки с кремнием, германием или что там еще требуется через индукторы мощных сверхвысокочастотных генераторов. До бестигельной зонной плавки сами додумаются, не маленькие. Разве что тем или иным образом предупредить о необходимости создания так называемой "сверхчистой комнаты", где все технологические операции выполняться будут. Вплоть до расстрела – иначе наших людей не приучить...

Ну что ж, придется под видом безумного научного любопытства впаривать жене теорию полупроводников. Некрасиво? Может быть, зато удастся рано или поздно убрать Валюшу в глубокий тыл. Я ведь и сам так долго нервотрепки не выдержу – а если не успею взлететь, когда немцы опять прилетят бомбить аэродром? Ну не раз ведь уже бывало такое. Вот разумом понимаю, что глупейшие мысли, но без любимой ведь точно с тоски помру. Или на таран пойду лоб в лоб...

* * *

Офигеть! Наш начальник штаба на безоружной «Утке» мессера завалил! Чудеса в решете! Летал по делам в командование корпуса, а на обратном пути нарвался на пару немецких охотников. Сначала, вовремя заметив истребители противника, высоту до бреющего полета сбросил. Прижался к верхушкам деревьев, в надежде, что не заметят камуфлированный УТ-2М на фоне леса. Все равно засекли гады. Ушел Борис Львович в глубокий вираж, зная, что нормально прицелиться при этом в «Утку» практически невозможно. Начал помаленьку в сторону нашего аэродрома оттягиваться, так эти сволочи разошлись и стали свои атаки одновременно с разных сторон строить. Пришлось майору Гольдштейну высотой поигрывать, уходя от вражеских очередей. И «доигрался» – разозленный фашист, не рассчитав скорость, преследуя маленький учебно-связной моноплан задел за высокую сосну. Второй покружил еще немного, но – видимо горючка кончалась, у мессеров с дальностью всегда проблемы были – ушел с набором высоты на запад.

Сначала похохотали над якобы веселой байкой начальника штаба. Борис Львович обиделся и потребовал проверки. Уж в картах-то майор нормально разбирается и на планшете точку "удачного" маневрирования "худого" отметил. Территория наша, да и записать на счет полка еще один сбитый тоже никак не помешает. Запросили комендатуру того района, предварительно слетав и уточнив место падения "мессера". Ответ порадовал – в кабине свеженький труп целого оберстлейтенанта, то бишь подполковника люфтваффе. Жирного зверя Гольдштейн завалил, за что и был награжден орденом "Красной звезды". А еще через несколько дней вызвал меня во время занятий из класса и, явно смущаясь, попросил потренировать его на Як-7УТИ. Всю войну на истребителе не летал, а тут вдруг приспичило. Попросил и глаза прячет. Думал, смеяться над ним буду? Никогда! Слишком уважаю Бориса Львовича. Он всегда меня поддерживал и прикрывал при разных проступках.

Слетали разок в зону. Ну тут, что называется, сразу видно – мастерство не пропьешь. Конечно, минимум три-четыре часа налета для восстановления былой формы требуется. Уговорил отрабатывать пилотаж не на учебной, а на боевой машине – с посадкой у майора проблем нет. Сам удивился, когда Гольдштейн в одной из трех стычек меня на прицел умудрился взять. Через неделю предложил начальнику штаба слетать вместе на разведку ведомым. Меня, похоже, в разведчики на постоянку комдив записал. Вот понимаю, что опасно, но ведь кто-то же должен в тыл противника летать? И оплачиваются, надо признать, такие полеты неплохо. Три раза с Борис Львовичем на ту сторону ходили, ни разу не нарвавшись на "худых". А на четвертый мы влипли – с восьмеркой мессеров лоб в лоб столкнулись. Покрутились минуты три на виражах – чувствую, зажимают. Плюнул на все правила и вызвал помощь – не хочется почему-то быть сбитым на вражеской территории. Тем более что благодаря великолепно настроенной рации меня услышали и немедленно ответили: "Держись. Сожми зубы и держись!" Ну, рекомендация насчет зубов правильная – при таких перегрузках собственный язык только так откусить можно, были уже случаи. Как потом выяснилось, дядя Витя по тревоге весь полк поднял. Приказал, не дожидаясь общего сбора, мчать на максималке. Как мы с Борис Львовичем десять минут в этой свистопляске выдержали до появления дежурного звена, до сих пор сам не понимаю. А когда вторая эскадрилья прилетела, из меня можно было, наверное, воду выжимать. Даже посадил свою "чертову дюжину" наискосок старта. Зарылся колесами шасси в снег, чуть не кувырнувшись через капот, и сижу как дурак, улыбаюсь. Оттого что живой остался?

Комполка за наши с майором нервы качественно отплатил – двоих адольфов с неба внештатно спустил. Сам я не видел, но там половина полка подтвердили падение мессеров.

В плоскостях моего самолета Елизарыч потом девять дырок насчитал, а у начальника штаба ни одной. Где, спрашивается, справедливость? Вот, называется, отметил день рождения. Валюша меня беленькой отпаивала – всю наркомовскую норму в несколько глотков разом вылакал – так жалко подраненный Як-1Б было, что чуть не заплакал.

Утром голова болела, не то, что на политзанятия, на построение не пошел, сказавшись больным. Все, надо с водкой завязывать, до добра точно не доведет. Смеяться другие Красные командиры будут? Умные даже не подумают, а на дураков плевать. Нет, по поводу рюмку другую изредка принять можно, но никак не более. Контроль на жену возложу – Валенька только рада будет такой обязанности. А сейчас... Рассольчик где-то у хозяйки был – влить в себя и к самолету топать. Сказал вчера Мишке или нет, что тяга высотного корректора заедает? В упор не помню. Вот пойду, проверю и помогу при необходимости. Да и с Елизарычем насчет лакокрасочного покрытия переговорить – уж больно много мелких трещинок на плоскостях сверху появилось. Как бы отслаивание верхнего слоя перкаля не началось...

* * *

Под Сталинградом Красная армия взяла в котел двадцать две вражеских дивизии во главе с целым фельдмаршалом. А наш Западный фронт, теряя людей и технику, раз за разом пытается вновь разгромить девятую немецкую армию, составляющую основу группы армий «Центр», в районе Ржев, Сычёвка, Оленино, Белый. Горючки не хватает, наверное, все основные запасы идут к Сталинграду и на Дон, где тоже идет крупное и вроде как успешное наступление наших войск.

Майор Гольдштейн, наш стратег полкового масштаба, утверждает, что война по сути уже выиграна – фашистам отныне никогда не сравниться с Советским Союзом по производству вооружений, боеприпасов и всего необходимого снаряжения. В чем-то Борис Львович наверняка прав. Во всяком случае, массовый пилот Люфтваффе уже далеко не тот, что был в сорок первом. Опытных летчиков у немцев стало значительно меньше. Да и с доставкой авиабензина тоже явные проблемы – партизаны вроде как постарались. Но перехватчиков, засекая нашу воздушную разведку, поднимают с аэродромов подскока незамедлительно. Хорошо, если мы со "Львом" – вот такой незамысловатый позывной выбрал себе начальник штаба – успеваем набрать высоту после фотосъемки заданного района. В противном случае драться с новыми модификациями мессеров довольно тяжело.

Тяжело, но можно. В предпоследний день уходящего года, возвращаясь с разведки рокадных дорог западнее долины Лучесы – есть такая речка в Калининской области, где немцы пытались ликвидировать прорыв нашей двадцать второй армии – встретились с шестеркой мессеров. Вроде и грамотно фрицы на нас зашли – пара на меня, пара на Гольдштейна, а третья сверху контролирует наши возможные траектории выхода из-под обстрела. А вот хрен им! Благо шли мы строем "фронт" – рядом в паре сотен метров друг от друга – то легли в глубокие виражи в разные стороны. Немцы соответственно вдогонку, третья пара мимо кассы вообще дальше промчалась – на большой скорости любая машина становится неповоротливой. Если крутишь самолет с креном под восемьдесят градусов, то перегрузка наваливается жуткая – за четыре-пять единиц. Налитые как свинцом веки сами пытаются закрыть глаза. Но нам обоим нужно терпеть, чтобы развернувшись на три четверти круга, выйти на встречные курсы и пугануть преследователей друг друга пушечно-пулеметным огнем. На первый взгляд – никакого преимущества перед противником, ведь перегрузки-то с преследователями одинаковые. Но это только кажется – несколько секунд, что мы уже на прямой, позволяют прийти в себя, точно сориентироваться и, с небольшим скольжением промчавшись мимо напарника, нажать гашетки. Попасть при встречной скорости под семь сотен километров – глубоко виражить намного быстрее, чем на трехстах, не получается – но, когда в морду трассеры летят, любому страшно. Ориентировку, вообще положение машины в небе потерять можно. Не знаю как Борис Львович, а я охренел, увидев взрыв столкнувшихся мессеров. Вот только что преследовали нас, всеми силами пытались убить, зная, что на пленках наших АФА ценнейшие разведданные, и яркая вспышка!