Текст книги "Город ненужных детей"

Автор книги: Илья Аркадьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

IX

Павел вышел на улицу с поникшим чувством безысходности. Рабочий день закончен, но это лишь на сегодня, а завтра опять придется вставать утром и идти в этот ненавистный офис. Круговорот времени повторится, и только послезавтра будет выходной – передышка от тупоголовых клиентов, которым можно продать даже то, что тем не надо, и отдых от не более наделенного умом, чем клиенты, начальника. Осознание, что и выходные не принесут никакого разнообразия тоже влияло на настроение Павла: интернет и сериалы, а если повезет, то и увидеться с Женей, которая уже абсолютно безрадостно реагирует на их встречи. «Пара недель – не больше – и она бросит меня» – за последние три года Павел повторял про себя эту фразу чаще, чем пытался бросить курить.

Он пробирался сквозь чащу «комфортабельных многоэтажек», как окрестили их в столичном правительстве несколько лет назад, начав программу по переселению жителей столицы в новые районы периферии. Но по факту это однотипные клонированные высотки, которые представляют собой унылое сочетание кирпича и бетона.

Выйдя с работы, Павел был в твердой решимости отправиться сразу домой к матери, помочь, если нужно, ей в домашних делах, а потом испытать удачу и позвонить своей девушке.

Матери нелегко пришлось. Несколько лет назад семья потеряла кормильца – отец был дальнобойщиком, и однажды он не вернулся с поездки. Спустя неделю, как пропала связь с ним, его обгоревший грузовой автомобиль был обнаружен у обочины в нескольких километрах от маршрута. Скорее всего, нападение, как сказали следователи, груз забрали, а труп спрятали. Все хозяйство и забота о двух детях легли на хрупкие женские плечи. Плюсом к прежней работе, у нее появилась подработка на полставки. Со своим старшим сыном она практически не разговаривала. «Привет», «Кушать будешь?», «На работе все хорошо?» – а что-то другое редко вылетало из ее уст в адрес сына. И нельзя ее упрекнуть за это. Она свыклась с ролью робота, запрограммированного под определенное расписание действий, выполнение которых от нее требуется. А что-то обсуждать, смеяться, мечтать, чувствовать… Никто не помнит, когда она последний раз смеялась, когда говорила «Какая хорошая погода», когда появлялась где-либо с подругами, не говоря уже о мужчине.

И ее старший сын Павел ни в чем не винит свою мать. Скорее наоборот – он видит, как она настрадалась, и ему стыдно, что не может себе позволить сказать ей, что она со спокойной душой может увольняться с работы, что он сможет обеспечить их обоих всем необходимым. Он очень хочет, чтобы его мать больше не работала, но только налог на недвижимость и коммунальные расходы съедают больше половины его собственного оклада. Максимум, что он может сделать сейчас, это работать по двенадцать часов в день, вместо девяти, что он и планировал вскоре начать делать.

Дорога от офиса до дома занимала у Павла не более двадцати минут пешего хода. Именно поэтому он не толкался в давке в автобусе и так и не воспользовался корпоративной кредитной программой по покупке автомобиля – всего пятую часть зарплаты отдавать на протяжении пяти лет за четыре колеса, руль, сидение и минимум комфорта. Выходит, что годовой оклад равен возможности снизить ходьбу пешком к минимуму. А ходить пешком Павлу нравится. Да и будь он за рулем, он не смог бы реализовать неожиданно появившееся желание заглянуть в ирландский бар «Милфорд», который находится как раз по пути с работы домой. Своя публика и жители окрестностей называли это место «Моли»: это слово, наверное, среди местных было главным тэгом и чекином в социальных сетях в пятничные и субботние вечера.

Первое, что удивило Павла, как он только вошел, это приглушенный свет, что вкупе с интерьером из темного дерева снижало предел видимости в заведении – такая атмосфера как правило была здесь только по выходным вечерам, но не среди недели. Чтобы понять, что никого знакомых вокруг нет, ему пришлось, стоя у барной стойки, некоторое время вглядываться в посетителей. Тот факт, что не было видно ни одного знакомого ему человека, было для него вторым удивлением, да еще и обидным. Но он не развернулся и ушел, а решил все равно остаться.

– Привет, – Павел пожал руку бармену и, бросив на стол пачку сигарет и зажигалку, сел за баром через стул от симпатичной блондинки с длинными кудрявыми волосами. – Светлого кружку налей, пожалуйста.

«Серость, безнадежность и отчаяние – три слова, которыми можно охарактеризовать мою жизнь. И пол-литра пива недостаточно, чтобы залить ее». Эти мысли заставили его ответить согласием на предложение бармена повторить. «Только принялся за вторую кружку, а закуриваю третью сигарету. Удачно у меня получается бросить курить, ничего не скажешь».

– Простите, у Вас можно угоститься? – спросила кудрявая блондинка, потянувшись за пачкой сигарет.

– Попробуйте. – Павел изобразил безразличие.

– Звучит как угроза. – Девушка улыбнулась, и сидела в ожидании предложения ей огня прикурить.

– Я готов ВАМ простить эту мелочь, если начнете обращаться ко мне на «ты» и назовете свое имя. – Произнес он, преподнеся к ее сигарете зажженную зажигалку, и пересел на стул ближе к ней.

– Настя. А тебя как зовут?

– Паша. Пытаешься бросить курить? Смотрю, у тебя сигарет нет, а эта уж точно не последней будет, но покупать их заранее ты не стала.

– Нет, Холмс, не бросаю. Я курю, но пачку не покупаю, чтобы дома муж ее не обнаружил. – В тоне новой знакомой Павел учуял нотки раздражения.

– Это всего лишь пачка сигарет, а не любовник, чтобы не суметь ее припрятать куда-нибудь. – Попытка пошутить не вызвала у собеседницы ожидаемого эффекта, и Павел решил больше не докучать ей своей компанией, продолжив молча пить свое пиво, периодически выпуская дым сигареты.

«Ничтожные существа, обремененные на сырое бытие, безнадежно убеждающие себя в скором наступлении лучших дней. Ни будущего, ни прошлого, ни настоящего. Уповающие на чудо завтрашнего дня. Имбецилы, не осознающие обреченность их существования на погибель индивидуума. Для Них наверху каждый из нас хоть в отдельности хоть в толпе – «Они», которые не имеют права на что-то большее, чем просто быть, не имеют право на свободу мыслей и действий. Мы быдло. Мы грязь. Мы экскременты, прилипшие к подошве этой страны, вызывающие омерзение у ее хозяев».

– Я устала от того, что постоянно необходимо скрывать себя, себя настоящую. – Ни с того ни с сего начала она откровенничать.

«У нее накипело, и, наконец-то, появился незнакомый человек, которому можно излить душу. Пусть даже она каждый день это делает, но, если от этого ей становится легче, я готов быть тем человеком, который выслушает ее сейчас».

– Для многих я идеал – не пью, не курю, вегетарианка, спортсменка, верная мужу примерная жена. Дочка, которой гордятся родители. Коллега, на которую ровняются сослуживцы. Сотрудница, работа которой высоко цениться начальством. Дисциплинирована и пунктуальна.

– А сегодня ты решила устроить этому образу бойкот, начав курить и пить маргариту по вечерам?

– Я решила иногда после работы заходить сюда и быть собой. – Она заметила в Павле недопонимание. – Я противна сама себе, что приходиться всем врать. Пойми правильно – я не говорю людям неправду. Я вру им, не показывая себя такой, какая я есть на самом деле.

– Думаю, я понимаю, о чем ты. – Произнес Павел для поддержания разговора.

– Часто я просто не в силах поступить так, как поступают окружающие, и только из-за того, что для тех, кто меня знает, такое мое поведение вызовет у них шок и бурю возмущения. Если кто-то из моих знакомых зайдет сейчас сюда, первая мысль их будет: «Как же она до такого опустилась?». Не смотря на то, что я всего лишь курю. «До чего опустилась» – хотя для них мои поступки сейчас это лишь малая часть их повседневной жизни. Я действительно вегетарианка, и мой организм не переносит алкоголь, – только в небольших количествах могу пить, а если выпью чуть больше положенного, на следующий день состояние будто отравилась. Дело даже не в том, что я с сигаретой сижу, а в том, что я для многих являюсь идеалом, из-за чего они думают, что я просто обязана после работы идти домой. Готовить мужу ужин, стирать и перед сном заниматься сексом с мужем, причем исключительно в миссионерской позе и с выключенным светом. Я хотела быть идеальной, воплотила в себе тот образ идеала, что нарисовал мой наивный разум и, спустя некоторое время гордого восхищения собой, улавливая завистливые хвалебные восклицания в свой адрес, поняла, что я и мое поведение это всего лишь картинка, которою видят люди, которой они сами хотят быть, но которой я на самом деле не являюсь.

– У тебя определенно что-то случилось. День выдался неудачный? Что-то стряслось?

– Дослушай.

– Ты так быстро проболтала заранее подготовленную речь с несколькими «идеал» и «идеальна»…

– Люди видят меня и думают, а кто-то и прямо с честностью говорит, что они хотели бы быть такой как я, но, к сожалению, я не обладаю такой силой воли, чтобы переломить себя и стать человеком со всеми теми моими качествами, которые они во мне увидели. На самом то деле я не такая, какой я себя когда вообразила, и какую они видят.

– Тебя уволили? Или даже не знаю, что могло тебя так вскипятить?

– Нет. Ничего не случилась. Пока что. Но случится. Я решилась.

– Я и понимаю, что ты имеешь ввиду, и в то же время, видимо, вообще не врубаюсь. – «Она называет своих знакомых людьми. Но это не люди. И я, и она – тоже не люди. Все мы – часть прогнившей системы, которая кормит избранных, добившихся свое положения лишь тем, что стали играть по правилам этой системы. Незаконным правилам. Они оставляют нас в живых лишь в качестве ресурса преумножения их состояния». – Суицид? – Павел озвучил первое, что пришло ему в голову. – Не на это, надеюсь, ты решилась?

– Я похожа на больную?

– Вопрос, как я понял, риторический. Ну, если все действительно дело в притворстве и все настолько уже невыносимо, так, может, стоит, хотя мужу открыть глаза на правду? Не примет тебя настоящую, ну, хотя бы будешь честна и с собой и с ним.

Сначала Настя презрительно посмотрела на своего случайного собеседника, но для придания ясности своей гримасы сказала:

– Я не такая дура, чтобы это делать. Очень сильно я его люблю, чтобы делать ему настолько больно. Не на мне, какой я сейчас перед тобой сижу, он женился, а на девушке-идеале. И он меня любит именно такой, какой знает. Не просто любит, а боготворит. И я не имею права показывать себя в ином свете.

– Самопожертвование ради любви…

– Это не жертва ради того, чтобы быть с ним, а благодарность за все, что он сделал для меня и сделает еще в многократном размере.

Через полчаса обсуждений ее образа жизни, Павел многозначительно посмотрел на часы и сообщил новоиспеченной знакомой, что ему пора бы уже направлять свой путь в сторону дома. Удивлению Павла не было предела, когда Настя предложила подвести его до дома, узнав, что он живет в нескольких минутах ходьбы от бара.

– После двух коктейлей сядешь за руль? Хочешь пожизненно прав лишиться?

– Мне ехать не больше десяти минут, не волнуйся за меня. – Настя взяла со стула сумку и направилась к выходу. Павел посмотрел на движения ее бедер и, успев уловить в свою сторону многозначительную ухмылку бармена, направился следом.

Только Павел успел сесть в не самую дешевую иномарку, даже пристегнулся еще не успел. В его голове промелькнуло, что автомобиль отечественной сборки. Ведь зарубежную мало кому по карману тем, кто не из Города. Но, обратив внимание на внутреннюю отделку, удивленно заметил, что с таким богатым интерьером в этой стране автомобили не собирают. Настя резко нажала на педаль газа, и двухлитровый двигатель с уверенностью покатил их по пустой вечерней дороге.

– У знакомых купила? Не дешево такая стоит.

Но ответа на этот вопрос Павел не получил – Настя свернула в тихий переулок и, найдя место поукромней, заглушила двигатель. Она не дала ему времени даже задать вопрос «Что происходит?», схватила Павла в свои объятия и жарко поцеловала. «Я решилась» – тут же вспомнил он недавние слова своей новой знакомой, чей язык был уже у него во рту.

Привет, братишка.

Совсем-совсем тяжко. Тебе о моих проблемах не очень-то приятно читать, но надо хоть с кем поделиться. На это и друзья есть, но все же ты для меня самый лучший друг. Был им и остаешься по сей день.

Смотрю на все вокруг, и терзает хищный зверь изнутри.

«Настя, конечно, еще та зажигалка. Называется, примерная верная жена. Ну-ну».

Помнишь Генку Астафьева, что на класс ниже меня учился? Представляешь, его на 8 лет за решетку упрятали за незаконные финансовые махинации. Пару лямов в левую оприходовал, говорят. Хотя, по сути, все провернул по той же схеме, по которой наши небезызвестные воры и жулики миллиарды крутят.

«Напиши-ка брату письмо, попробуй, когда из головы никак не выходят воспоминания о прошедшем получаса назад страстном сексе».

Я вот уже пять лет работаю в этой страховой конторе и, представляешь, руководителем группы агентов назначают какого-то урода, который пришел всего 3 месяца назад! И вот я узнаю, что он племянник нашего финансового директора! Кругом сплошной блат. Тошнит.

От работы тошнит, от мерзких рож клиентов тошнит, откаты-взятки-беспредел – от всего этого тошнит!

Ладно, братишка, потом еще напишу, а то смотрю, уже эмоции пишут моими руками.

«Не так уж и удобно заниматься сексом в машине, как я думал раньше. А ведь столько подобных сцен в фильмах. Там это показано более романтично, чем оказалось в действительности».

X

Когда власти смогли справиться со всеми на тот момент медийными протестными лидерами, оппозиционное движение начало стремительно угасать, что людьми во власти считалось победой, а все средства массовой информации преподносило это как зрелость гражданской позиции и долгожданный рост патриотизма. «Все мы не без греха» – и грехами тех, кто выводил тысячи людей на митинги и вел активную политику неповиновения законам, воспользовалась политическая элита, которая финансово пострадала бы от каких-либо изменений. Каждому, кого оппозиционеры считали возможным кандидатом на пост от муниципального депутата до губернатора, нашли подходящую статью для уголовного преследования. И как бы ни разносились голоса, что это сфабрикованные дела, на самом деле свои скелеты в шкафу были у всех: от несовершеннолетних любовниц и увлечения «слабыми» наркотиками до уклонения от уплаты налогов через оффшоры и призывов к насильственным действиям. Нужен был лишь человек, а накопать на него тонну грязи это дело времени.

А вот если нет человека? Если появляется некий предводитель, которого никто и не видел, и которой за короткое время собрал армию единомышленников, не желающих спустить протест на тормозах, как это делали до них, то уже задача для властьимущих становится сложнее. Так и произошло – появилась радикальная группа «Красная бригада» в одном из городов за Стеной, которую вел за собой человек, подписывающийся как «Круглый». Своим символом они выбрали красный флаг, хотя отрицали идеологию коммунизма, и какое-либо вообще политическое течение им было чуждо – они не выдвигали конкретных требований, не предлагали программу изменений, все их действия сводились к лозунгам о социальной справедливости, прекращению репрессий, свободе слова, свободе передвижений и, главное, свободе устраивать митинги и шествия. Сотни человек быстро переросли в тысячи, а потом их сторонники начали появляться в других городах периферии. Координационный совет оппозиции не признавал их своими сторонниками, хоть «Красная бригада» и принимали участие во всех устраиваемых акциях, без разницы кем они организовывались. И именно «Красная бригада» всегда обвинялись в случае беспорядков или столкновениях с полицией, если это имело быть на акциях протеста.

Караоке-клуб «Си» одного из городов за Стеной в рабочие вечерние и ночные часы собирал в основном местных чиновников и силовиков, но днем тяжелые двери под выключенной вывеской со знаком музыкального ключа всегда были закрыты, если только никто не праздновал свадьбу или еще какое торжество. Члены координационного совета оппозиции (или как его называли в народе «Совет»), по одному проходили в помещение через служебный вход, у которого в это же время происходила приемка товара: еда и алкоголь, предназначавшиеся для тех, кого члены этого совета и желали свергнуть со своих нагретых мест.

Секретность встречи была обусловлена недавними событиями, когда на стихийном митинге у здания мэрии против закрытия завода металлоконструкций под снос для строительства очередного жилого квартала, администрация города перехитрила протестующих. Чиновники, испугавшись потерявших работу двух тысяч человек, начавших кидать камни в здание мэрии и в небольшую группу полицейских, пригласили инициативную группу – самых активных участников протеста, представителей местной оппозиции. Заместитель мэра, надеясь о скором прибытии спецгвардии вышел к протестующим с предложением разойтись, и обещал утвердить сценарий поэтапного закрытия завода с компенсациями для сотрудников и гарантиями предоставления аналогичных рабочих мест. Толпа послушалась и начала расходиться. А после этого в интернете начали появляться видеозаписи задержаний участников митинга. Когда значительная часть участников уже рассеялась, было арестовано более ста человек, которые получили месяц заключения. И только спустя несколько часов стало известно, что инициативная группа покинула здание в наручниках – в итоге они получили восемь лет заключения за организацию несогласованного массового мероприятия с риском для жизни и здоровья, и причинение вреда государственной собственности. На следующий день была предпринята попытка устроить народный сход у здания мэрии, но с утра туда были стянуты три тысячи сотрудников спецгвардии, которые силовыми методами не давали подойти к зданию – было арестовано еще несколько сотен человек. Тогда все восемь членов координационного совета оппозиции единогласно решили больше не встречаться на людях и никак публично не афишировать свое участие в Совете, как и существование самого Совета – никто не хотел печальной участи этой инициативной группы.

На повестке дня у Совета всегда стояла задача по разработке плана будущих мероприятий с дальнейшей подачей согласовательных документов в местные органы. Выработав стратегию действий и оговорив способы коммуникаций, члены Совета подняли тему о «Красной бригаде» и о Круглом. Если о «Красных» мнение было лишь положительное – чем больше людей приходит, тем лучше для дела, – то оценка личности Круглого была противоречивой.

«Он же никто. Даже любой из нас может им назваться, и толпа за ним пойдет».

«Любой лидер должен иметь физическое воплощение и явиться своим сторонникам».

«Этот Круглый – круглый дурак, если так и не показался перед своей армией фанатиков».

«Какие бы не были его методы, мы все видим, что они работают».

«Он должен быть сейчас с нами – если мы действуем в одних целях, то и нам и ему было бы полезно объединить свои действия, тогда и результат будет существенней. Это может быть взаимовыгодный тандем».

«Целесообразность работы с ним под вопросом – временами его люди только портят и нашу репутацию в том числе».

«Лидером должен быть человек, а не аккаунт в интернете».

«Он трус! Если он считает свое дело правым, то должен отвечать за свои действия. Кроме того, вы только представьте, каким мощным будет протест против его ареста. Красные за него город разнесут! Пока он на пике славы, он должен этим воспользоваться, пусть и сам пострадает в какой-то мере, пусть его посадят, но только тогда с протестом будут считаться. Да, я против насилия, против погромов, но именно арест Круглого приведет к тому, что с нами, наконец, пойдут на переговоры, я уверен».

«Такого роста сторонников не было ни у кого из нас и даже до нас, а он даже по существу не может высказать требований к власти, против которой выступает. Он просит «дайте», но не говорит, что ему дать – как за ним идут люди, для меня загадка».

«Определенно можно сказать только одно – от него нужно избавляться. Если честно, я его боюсь, как боюсь неопределенности, куда поведут его действия. Круглый вреден для нас, и я никогда не считал его нашим сторонником».

«Прошло несколько месяцев с его появления, а когда мы ожидаем вывести на улицу десять тысяч человек, он приводит столько же – кто знает, в какую сторону он может повести этих людей».

«Без большого финансирования это невозможно. Не надо скидывать со счетов теорию, что Круглый может быть проектом кого-то из политических элит, кто в своих целях использует наши протестные акции».

«Его уже назвали террористом. И его группировку террористической организацией. Но что это дает – как на митинге определить, кто из наших, а кто из его людей. У них же нет знаков отличая. А за красный флаг приписывать принадлежность к какому-либо движению это смех».

«У Красных не было ни одного мероприятия, которое они бы сами и организовали. Они лишь присоединяются к протестам. Как по мне, Круглый не несет для нас опасности. Пока что он точно безопасен».

«Жаль, что мы не можем сделать лично его для нас полезным. Сейчас каждый вставший за спиной Круглого готов выполнить любой его приказ. Если его посадят, понятно, что произойдет. Но это, во-первых, точно будет насилие, что опять очернит протест, а, во-вторых, будет единичным бунтом, который точно будет подавлен. Круглый способен на большее – устроить сидячую забастовку на магистралях, например. В правительстве не знали бы что делать, если на сутки или несколько суток десятки тысяч человек перекроют все дороги, ведущие в аэропорты. Да, я фантазирую, но завидую Круглому, что я не в состоянии без объяснений целесообразности вот так вывести людей».

«Сложная он фигура. Давайте смотреть, что будет дальше. Сейчас мы к консенсусу не придем».

Последние слова были произнесены высоким худощавым блондином, который обладал самым большим авторитетом у собравшихся оппозиционеров за его способность предвидеть действия властей на устраиваемые Советом акции протеста.