Текст книги "Город ненужных детей"

Автор книги: Илья Аркадьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

IV

Четырехметровая бетонная стена, как признак ущемления, отсутствия надежды и признания никчемности существования живущего с обратной ее стороны населения, возносилась вдоль всего периметра Столицы – десятки и десятки километров американских долларов, потраченных на ее сооружение. Еще на момент проектирования стало понятно, что с учетов всех откатов, завышения стоимости, дележки по карманам бюджетных средств, затраты на строительство стены сопоставимы со стоимостью строительства десятка атомных подводных лодок, которыми также гордится диктаторский строй. Это, конечно, несравнимо с ежегодными тратами бюджета на строительство новых дорог и их постоянную реконструкцию, стоимость чего также многократно завышается, давая возможность нужным людям поддерживать безбедных образ жизни. Но именно сооружение Стены стало для народа символом того, на что уходят их налоги.

Проехать пункты контроля Стены можно лишь при наличии универсальной электронной карты, подтверждающей проживание или наличие постоянной работы в Столице, или же по спецпропускам, которые выдаются Министерством национальной безопасности.

Во время возведения стены ее в шутку называли Берлинской, но общего у них оказалось мало – нет ни колючей проволоки, ни рвов, ни проводов под высоким напряжением. Лишь прожекторы и видеокамеры с фиксацией движения установлены через каждые пятьсот метров. Интересно, что никто в правительстве не удосужился подсчитать, сколько бюджетных денег сгорает вместе с электричеством для каждого прожектора. И прожекторы светят настолько ярко, что с расстояния тридцати метров от стены можно ночью как при дневном свете книжки читать без риска ухудшить зрение.

Но двое молодых людей уж точно не за чтением пришли к стене в столь позднее время с деревянной лестницей, только что обмененной на две бутылки водки у местного колхозника.

– Дрон, я еще жить хочу. И жить хочу не на зоне, а свободным. – Произнес Павел, устанавливая лестницу у основания стены. – Мне всего двадцать шесть. Рано еще мне ставить крест на будущем.

– Ты можешь чувствовать себя свободным, когда эта стена мешает твоему праву на передвижение? – Андрей оценивающим взглядом осмотрел верх стены. Увидев, что Павла не очень удовлетворила его реакция на тему тюрьмы и свободы, решил, что надо хоть как-то успокоить нервы товарища. – Не ссы, я все прознал – здесь ни одна камера не палит. Не попадемся, дружище. Стену всего год как построили, а на жесткий контроль уже забили.

Этот человек, поднимающиеся по лестнице, чтобы перелезть через стену, назвал Павла «дружище». То есть он предполагал, что с Павлом они друзья. И не только Андрей так считал – у Павла был талант располагать к себе личностей такого типа, поэтому почти все его повседневное окружение состояло из людей, которых многие называют «отбросами общества» – ни семьи, ни постоянной работы, какие-то постоянные не самые законные дела, ни определенные планы на будущее.

Когда ему было восемнадцать лет, пятеро членов только сформировавшейся банды Андрея Белогородцева на глазах Павла изнасиловали взрослую женщину. «У нас там друг на лестнице грохнулся. Без чувств валяется. Скорую вызвали, но мы не знаем, как даже первую помощь оказать, посмотрите, а то мы беспокоимся, умрет еще», – с такими словами они заманили женщину лет тридцати, возвращающуюся домой с работы, к ведущей к подвалу жилого дома лестнице. Как только отозвавшаяся помочь женщина спустилась к лежащему Димону, она сразу получила удар тяжелым предметом по голове. Полностью сознание она не потеряла, но силы покинули ее. Вшестером ее заволокли в подвал и уложили на подготовленный заранее картон.

– Что вы…? – пролепетала она бессильно, когда ее начали раздевать.

– Заткнись! – один отморозок приставил нож к ее горлу. – Не вякай! Мы побалуемся, и пойдешь себе дальше своей дорогой. Поняла сучка?!

– Пожалуйста…, – она попыталась отпихнуть от себя четыре руки, грубо стягивающих с нее джинсы.

Андрей на это «пожалуйста» ответил ей жесткой пощечиной, дав понять, что лучше послушаться и не сопротивляться.

– Расслабься и получай удовольствие! – со смехом сказал кто-то. И, разрезав лифчик, добавил. – А дойки у нее ниче так! – и он продолжил смеяться.

Когда уже все кроме Павла воспользовались ее телом, они посмотрели в его сторону. Хоть Павел и был сильно возбужден, и плотское желание переполняло его, какой-то остаток, островок разума, еще не утонувший в разврате и животном инстинкте, заставил сказать «Я не хочу». Остальным это было безразлично – обвинять Павла, что он отказом предает «братство» никто не стал. «Не хочешь, как хочешь». «Импотент», – заржал Димон, которому спустя две недели было не до смеха, когда он корчился от передозировки в притоне, откуда его безжизненное тело увезли сразу в морг.

Перед тем как уйти, оставив ее абсолютно голую лежать на картонке в этом сыром пропахшем дерьмом и гнилью подвале, парни объяснили ей, что ее документы они оставили себе: «Нам очень понравилось. Так, чтобы хранить память о прекрасном времени с тобой, мы оставим твой паспорт у себя. Не возражаешь? И вспоминай каждый раз, когда будет приходить мысль настучать на нас в полицию, что страничку с твоим адресом я буду тщательней всего хранить. Надеюсь, мадам, я ясно выражаюсь?», – сказал Андрей, приставив к ее лицу страницу с записями о двух детях. В ответ он ничего не услышал, женщина лишь отвернулась и всхлипнула, прикрывая нагое тело своим грязным белым пальто.

И Павлу до сих пор стыдно, что смотрел на это. Что не воспрепятствовал. Что не ушел, как только они озвучили свои планы на вечер. Что он называл этих людей (а кого-то и сейчас называет) своими друзьями. Что он являлся частью компании этих ублюдков, а, значит, соучастником.

У него до сих пор в голове иногда просятся звуки ее плача, который он услышал, когда они, уходя, прикрывали дверь подвала. В такие моменты ему хотелось забраться на самую высокую крышу и сигануть оттуда. Павел пытал оправдать себя неокрепшим умом, даже слабым развитием, но тщетно – совесть брала свое.

Первое, что Павел увидел, спрыгнув через стену с последней ступеньки, были не огни Лас-Вегаса – города-сказки, как он того ожидал, а горящие фары здоровенной фуры, мчащейся прямо на только что перелезших ребят. Перебежав восемь полос дороги, они поняли, почему эта часть трассы не контролируется – такой способ Павла с Андреем пересечь Стену, имеет высокий риск быть размазанными по асфальту.

Нам говорили, мы лучшая нация в мире.

Нам говорили, это наше государство.

Нам говорили, комфортнее жить будет в новых районах, в новых домах.

Нам говорили, запрет митингов это для нашей же безопасности.

Нам говорили, что безработица падает, а уровень жизни растет.

Нам говорили, что у нас демократия.

А в итоге они показали, что им противно само наше существование и без всяких стеснений отгородились от нас. («А, может, это правильно? Я бы тоже хотел жить отдельно и как можно дальше от такого сброда, как я»).

Покинув дорогу, спустившись с пригорка, они оказались на небольшой поляне. На горизонте в десяти минутах ходьбы виднелись жилые дома с редкими огнями в окнах.

«А эти счастливые обладатели квартир в спальных районах вообще осознают, что их жизнь ничем не лучше нашей? Или и они считают себя выше нас, живущих по ту сторону?»

– Свежий воздух выхлопных газов. – Андрей вздохнул полной грудью. – Замечательная погодка для пеших прогулок, не так ли?

До ближайшего жилого района они шли около двадцати минут. Андрей в очередной раз высказывал Павлу свое недовольство политической ситуацией в стране, которую загнали в тиски коррупции и беспредела. Он делился своими взглядами на возможные пути выхода из политического кризиса и переломному переходу к демократизации. Иногда Андрей разбавлял свой монолог смешными байками из жизни оппозиционеров, что Павел слушал с интересом, потому что разговоры о необходимости проведения незаконных митингов и агитации политически неактивных граждан вызывали у Павла отвращение. Тут же хотелось бежать в аэропорт и покупать билет в один конец на ближайший рейс до любой цивилизованной страны, в которой правящая элита не вытирает ноги о спины своего народа. Валить как можно дальше от кровопийц и крохоборов из партии власти, воров и жуликов. Мечтая о жизни в другой стране, он представлял не определенные места, но не те где вдоль побережья натыканы роскошные виллы особо приближенных к государственной кормушке узурпаторского правительства.

Как дошли до дороги, путники свернули во дворы – у них не было от работодателя электронного пропуска, в котором указано время рабочего дня. Как одна из мер снижения криминогенной обстановки в Столице – после полуночи до пяти утра, а в зимнее время до семи утра, на улицах почти всех районов можно появляться только людям, кто из-за специфики работы может находиться на улице вне дома во время комендантского часа. Свои универсальные электронные карты Павел с Андреем с собой не взяли в путешествие – Андрей вообще никогда ее с собой не носил, у него была мания предполагать, что по этим картам правительство отслеживает местонахождение держателей этих карт. Да и будь они у ночных искателей приключений, их бы это не спасло – в их электронных картах не было прописано разрешение находиться в Городе. За нарушение этого режима пятнадцать суток дают, если в первый раз попадаешься, а в последующие – плюс к этому еще и три месяца домашнего ареста.

Фактически, контроль над соблюдением комендантского часа осуществлялся только первые месяца три после его введения, да и то, чтобы показать эффективность нововведения – забирали даже тех, кто возвращался к своей семье, голодный и уставший, после напряженного рабочего дня. А потом, чтобы опять же показать эффективность самой идеи, контролировать перестали – «Смотрите, насколько снизились задержания. Действует. Быдло не нарушает законы!». Да и полицейским приятней спать в патрульных машинах или смотреть зомбоящик в отделении, чем кататься по районам. Но, все равно, Павел и Андрей не решались рисковать попасться на глаза случайно встретившимся стражам правопорядка. Они аккуратно шли по темным дворам. «Интересно, – подумал Павел, – кого стоит бояться больше: копов или местную шпану, которая без лишних вопросов глотку перережет и скинет в канаве гнить?».

– Иди в жопу, долбонутый ты придурок! – Кекс, стоя на пороге своей квартиры с худым голым торсом и в джинсах, целился в Андрея из пистолета с расстояния в метр.

– Кекс, положи ствол. – Максимально спокойным тоном пытался его успокоить Павел.

А Андрей лишь смотрел в дуло пистолета и ухмылялся, зная, что у этого тощего наркомана с натянутой на скелет кожей, длинными немытыми несколько дней волосами, не хватит духу на курок нажать.

На лестничной клетке, где аж глаза резало от едкого запаха мочи и табачного дыма, Андрей и Павел стояли перевод дверью Коляна «Кекса» под прицелом пневматического пистолета ТТ.

– Ты, гондон! – стараясь как можно тише высказываться Кекс, чтобы никто полицию из-за шума и подозрительных криков не вызвал. – Кинул меня в прошлый раз на три дозы, и смеешь вот так наведываться ко мне, просить место переночевать? За друга что ли держишь меня после такого кидалова?

– Колян, успокойся, мы с тобой сколько лет-то знакомы? – Андрей аккуратно отодвинул от своего лица ствол пистолета.

«Что же Дрон сразу мне не сказал, что мы к Коле ночевать отправимся? В одном дворе выросли, часто вместе мяч пинали во дворе, когда еще в школе учились. Его мать – ныне покойная – была преподавателем иностранного языка в одной из школ в Городе, вот семья и не стала перебираться в периферию. А сам Коля и учиться не пошел и перспективную работу так и не смог найти после школы, вот и сторчался – толи от скуки, толи потому что дураком был, дураком и остался. Но сейчас вроде имеется у него постоянная работа – раскладывает товары в супермаркете».

– Не кидал я тебя. Ты попросил меня забрать пакет, и я его забрал и отдал, кому ты сказал, а к чему мне твое добро, если я его сам не употребляю? – От Андрея это прозвучало так же издевательски, как и если бы он произнес: «Сам мудак, и хер ты что докажешь, что это я взял твой товар и сам загнал, подменив сильной бодягой». – Да и было это три месяца назад, давай забудем это недоразумение. – Андрей продолжал успокаивать свое «друга детства», и Кекс уже начал опускать пистолет. – Умница, дружище.

Гости вошли в квартиру. Одна комната. Выцветшие обои, желтый потолок и грязный пол из паркетной доски, что ботинки прилипают. Паркета в некоторых местах не было вовсе. Кровать и чудом доживший до наших дней старый раскладной диван, спинка которого содержала меньше обивки, чем площадь ее отсутствия. Запах пыли и с трудом выносимая духота говорила о том, что закрытые шторами окна давно уже не открывались. Андрей с Павлом даже разрешения спрашивать не стали о возможности прохода в обуви – посчитали это как само разумеющееся.

Павел зашел в туалет и ужаснулся – ванная и унитаз были покрыты желтым налетом, а запах протухшей воды ударял в голову не хуже запаха разложившегося трупа («Может, труп у него под ванной?»).

Не обладая желанием дожидаться подходящего момента, Павел с телефона отправил товарищу сообщение: «Какого черта ты не сказал что ночевать будем у Кекса? Он же нарик конченный! Он и есть твой единомышленник?». Успел Павел завершить свои «дела», как получил ответ: «А ты бы пошел, если бы знал это?))))))».

Кекс сел за компьютерный стол (остается только догадываться, как ему хватило силы воли не продать компьютер во время последней ломки, когда его метало по всей квартире от желания принять дозу), замотал резинкой волосы в хвостик и прикурил. Павел вернулся из туалета и молча взял у давнего товарища из пачки сигарету и зажигалку. Но Андрею не понравилась идея находиться в комнате с курящими друзьями.

– Парни, идите курить на кухню! Или хотя бы окно откройте – уважайте мое здоровье. – С этими словами он запустил в их сторону подушкой. – Нам еще спать в этой комнате.

Павел вопросительно посмотрел на Колю, но тот невозмутимо ответил, не отрываясь от монитора:

– Не нравится – свободен.

Андрей якобы придерживался здорового образа жизни. Но это было лишь на словах. Кроме отсутствия никотинной зависимости никаких аргументов для таких умозаключений больше не было. Когда-то он профессионально занимался спортом, но бросил это дело давным-давно, а до сих пор считает себя спортсменом.

– Паша, и ты тоже? Говорил же, что бросаешь. – С резким возмущением и даже гневом Андрей вцепился взглядом, как Павел выпускает дым после затяжки.

– Брошу, не волнуйся за меня. – Ответил он, с довольным видом наблюдая, что Андрей не контролирует ситуацию, что приходилось видеть очень редко.

В ином случае Павел принял бы сторону Андрея и тоже просил бы Кекса не курить в этой комнате, но он никак не мог утихомирить обиду на товарища, за его умалчивание места ночлега. Да, Андрей был прав, что Павел не согласился бы на это путешествие, если бы знал, где им придется остановиться. «От запаха сигарет малоприятней находиться в этой комнате уж точно не станет».

– Кекс, а ты чем сейчас занимаешься? – спросил Павел.

– Мерчендайзер. – Сухо ответил Николай, не оборачиваясь от экрана монитора.

– Гонит, – возразил Андрей, – он высококлассный хакер. Например, он постарался, что мои липовые водительские права стали настоящими.

– Были времена. Но тогда это было проще простого. Сейчас я за такое даже за большие деньги не возьмусь. В государственные базы сейчас лесть очень опасно. Найдут – а это точно – и посадят.

– Ага. Поэтому, Паша, он за дозу ломает телефоны, почты и соцсети. Стремается браться за серьезные дела.

– Иди в жопу – за наркоту я не работаю.

– Если сливаешь все на дозу, значит, за наркоту ты и работаешь. Вот Паша – он работает за еду.

– А ты? – С обидой спросил Павел. – За что ты работаешь?

– Я не работаю. Я зарабатываю. – Гордо ответил Андрей.

От невыносимой духоты и смрада сон был не крепкий. Павел всю ночь ворочался и, в итоге, окончательно встал с кровати после четырехчасового сна. Он был рад увидеть пробивающиеся сквозь шторы лучи солнца – значит, можно выдвигаться из этой берлоги. Переполненный желанием поспать еще столько же, но только в своей кровати дома, Павел растолкал Андрея и, не посмотрев, проснулся ли тот, поковылял в ванную принять душ – все тело было неприятно липким от пота, и было ощущение, что мерзкий запах этой квартиры за ночь впитался в его кожу.

Андрей, пока Павел был в ванной, с компьютера Кекса сидел в интернете. Социальные сети, твиттер, избранные форумы – утренний ритуал минут на двадцать, который Андрей проводил постоянно после зарядки, но до чашки кофе и душа. И этим утром в одной из социальных сетей ему пришло сообщение о смерти, а точнее – самоубийстве, их бывшего одноклассника Виктора.

Эту новость Андрей с Павлом обсудили в первую очередь, пока Павел одевался после душа.

– Что-то я не втыкаю. – Громко произнес Павел и хлопнул по столу, из-за чего Кекс на своей кровати что-то промычал, но, все же, не проснулся. – Он последний, на кого я мог бы подумать, что кто-то из моих знакомых решит себе мозги по стене размазать.

Павел сел на диван, резким движением закинул в рот жвачку и стал нервно крутить двумя пальцами зажигалку. Он был готов разбить голову тому ублюдку, который виноват в смерти Виктора. Неплохая работа, жена, планы завести ребенка, хорошие перспективы на лучшую жизнь – у Виктора все рухнуло в секунду как карточный домик.

«Мы – лишь тридцать триллионов клеток. И когда-нибудь приходит время этим клеткам умереть. Бывает, они умирают раньше исхода их срока годности. Вода, органические и неорганические вещества – и ничего более. Душа, чувства, эмоции и тому подобная брехня – это мы сами выдумали. Один организм уничтожает другой – такова природа. А человек относится к тем исключениям, когда одновидные организмы доводят себеподобных до уничтожения. Мы тараканы на этой планете. Недостойные жить».

Павел собрал всю агрессию в кулак и что было сил выплеснул ее на спинку дивана, из-за чего та издала треск.

– Братишь, че за негатив? – Спросил спросонья Кекс, приподняв голову.

– Дрон, уходим. – Сказал Паша и пошел к двери.

Андрей резко вскочил, на бегу взял свою куртку со стула и, крикнул «Спасибо, Кекс, за ночлежку. Позвоню».

После получасовой прогулки в неясном для Павла направлении Андрей предпринял очередную попытку кому-то дозвониться, но тщетно – к телефону на том конце так никто и не подошел. «Спит еще, наверное», – тихо сказал он.

Павла уж совсем начала выводить из себя эта прогулка. Он остановился и тормознул Андрея за рукав.

– Бля, Дрон, ты мне скажешь куда мы идем? Какие у тебя планы? Что мы, черт возьми, вообще собираемся делать, а, самое главное, мать твою, как? Как ты собрался все это провернуть? Будет весело, – Павел с сарказмом пародировал вчерашние слова товарища, – туса, бухло, телки, мы еще никогда так не тусовались! Первоклассные шлюхи будут у тебя отсасывать в кабинке туалета! Как, блять, ты собрался это делать! Я заебался плестись за тобой словно собачонка и нихуя не понимать, что происходит! Хватит с меня сюрпризов! Достаточно уже и этой ночевки у Кекса! Выкладывай, как есть, иначе я дальше ни шагу!

Очевидно, к незнанию о происходящем подлила масла в огонь новость о смерти Виктора, его некогда очень хорошего друга. Павел был уверен, что именно только благодаря Виктору он не стал жертвой водоворота событий, которые кого-то привели на нары, кто-то сторчался, кто-то состоит в местной банде, кто-то убивает, грабит и насилует. Нет, не воспитание и наставления родителей тому причина, что он не пошел по кривой дороге, а именно Виктор – общение с ним заставляло Павла реально смотреть на вещи, внушило ему необходимость осознавать ответственность своих действий, жить по законом морали и быть человеком. Не всегда так выходило, особенно в последнее время, но Павлу было на кого ровняться. «Что сказал бы на это Виктор?» – иногда Павел спрашивал сам себя, оценивая свои поступки. Павел чувствовал утрату самого доброго, отзывчивого, ответственного, бескорыстного и…и…и – этот список положительных качеств, которые сейчас в дефиците у других, нескончаем.

– Все сказал? – Андрей попытался максимально спокойно это произнести, хотя ему было сложно преодолеть желание сломать Паше нос за такой наезд. Он хотел, чтобы его реакция показывала безразличие к только что услышанному. И ему это удалось.

– Да! Мать твою, да! – Ошарашено ответил Павел. Он никак не ожидал сдержанной реакции от товарища.

– Тогда пойдем дальше.

Мимо изредка проезжали автомобили. Каждая вторая машина была такого класса, что не чаще раза в час можно встретить за Стеной. А людей-пешеходов было еще меньше, чем машин – мало кто любит здесь ходить пешком. Если нет машины в личном пользовании, то местные жители готовы и десять минут и более ждать автобуса, даже если на своих двоих идти те же десять минут.

– Я и сам не знаю, куда мы идем. – Сказал Андрей через пятнадцать минут после эмоционального всплеска Павла. – У меня есть нужный контакт, но никак не могу до этого человека дозвониться. Он должен был забрать нас.

– Понятно.

– И это все, что ты можешь сказать, упырь? – Андрей улыбнулся. – Я еле сдержался, чтобы по роже тебе не треснуть, а ты «Понятно».

– Извини. – Сказал Павел, уселся на ограждение газона и закурил единственную взятую у Коли «Кекса» сигарету. – Из-за смерти Виктора это все.

– Мне тоже жаль парня. – («Врешь! Тебе никогда никого не бывает жаль»). – Кто бы мог подумать, что он решит к праотцам раньше времени в гости наведаться.

– Да уж.

Они сидели еще несколько минут молча. Андрей за это время еще раз попытался дозвониться до своего знакомого, но безуспешно.

– Не понимаю я, Андрей, как эти люди живут здесь, делая вид, что ничего не изменилось с появлением Стены. Будто все хорошо. Будто остались прежним их повседневный мир, образ жизни, и все, что происходит по всей стране. Но это же не так. Даже наоборот – остальная страна, вся огромная ее территория, это совсем иная жизнь: намного-много хуже той, что видят они. Столица и остальная страна – это две сущности, сильно друг от друга отличающихся.

– О, ты назвал меня по имени! – Андрей хлопнул Павла по плечу. – А их купили. Точнее – сделали бесценный подарок. Подарили чувство превосходства. Типа, они лучше других – нас. Живут тут без пробок, давок в общественном транспорте, очередей, в мнимой безопасности и ложным чувством уверенности в завтрашнем дне.

– Для самих себя у них так это и есть. А дети? Своей жизни не хватит – на детей перейдут кредиты за образование, ипотеку, отдых на побережье. Как им растить детей в своих условиях? Так что они – такое же дерьмо, что и мы.

– Неа. – Сказал на это Андрей. – Они мягкие.

– Что?

– Они прислуга. Они мягкое говно, а мы твердое, да еще и несмываемое. И знаешь, почему? У нас осталось чувство собственного достоинства, чтобы не бояться не только не скрывать свое недовольство, но и демонстрировать его нашими акциями.

– Это камень в мою сторону? Типа, я такой же, как они, что не хожу на все эти митинги, не кладу свою голову под сапог карателя из спецгвардии?

– Ты нормальный парень Паша. И не ходишь на наши мероприятия из-за своих убеждений, а они, – он указал пальцем на дома напротив дороги, – мягкотелые от страха. Им дали чуть больше того, что имеем мы, и они боятся это потерять. Вцепились, как в последнюю надежду не пойми на что, хотя последняя надежда – выйти всем и кольцом двинуть к центру, сметая все преграды на своем пути. Мы не нужны правящей элите, поэтому они и выселили нас. Поэтому и мочат нас нещадно. А эти рабы, которые еще спят в своих кроватках, еще пригодятся – ведь нужно, чтобы кто-то жопу подтирал и всю другую грязную работу за ними делал.

Монолог Андрея прервался из-за мелодии. Заиграл «Имперский марш» – у Белогородцева зазвонил телефон.

Андрей очень эмоционально разговаривал с кем-то по прозвищу «Жендос». За две минуты разговора он сначала агрессивно оскорблял его за безответные звонки, на шутку перевел свой наезд, и договорился о встрече – через десять-пятнадцать минут Жендос должен был заехать за ними, на что Андрей сказал Павлу, что это означает минимум тридцать, и продолжил свою мысль:

– Ты посмотри, как работают наши официанты и бармены – мы к ним приходим, как к нашим друзьям, и они соответствующе нас обслуживают. А здесь халдеи гнут спины, вылизывая господ, лелея мечту оказаться когда-нибудь на месте тех, кому прислуживают. И эти мечты ни к чему не приводят. А еще важное наше отличие – у нас есть друзья, а у них – только соседи и коллеги. У нас есть стремление улучшить нашу жизнь, у них – страх не потерять те крохи, которые им бросили как корм свиньям. У них пропуск в метро и комендантский час, у нас – свобода передвижения. Мы не боимся говорить и ходить по улицам, а они всегда находятся под колпаком Большого брата. Да, мы не свободны в полном понимании этого слова, но мы хотя бы предоставлены сами себе, в то время как эти, – Павел показал рукой на дом перед собой, – могут лишь существовать по правилам избранных. И эти правила превращают здешних жителей в слуг. Все они слуги. В каждом городе-миллионнике – во всех пятнадцати городах – есть закрытые зоны, куда нет прохода простым смертным, кроме тех, кто обслуживает самодержавных узурпаторов. Взять еще тех рабочих, которых горбатятся на заводах и нефтегазовых станциях. Вот и подсчитай – теория, что этой стране нужно лишь пятнадцать миллионов жителей в действии перед нашими глазами. А мы – я, ты, наши родные и наше окружение – им не нужны. Оставить пятнадцать миллионов, а остальные сами себя загубят: алкоголизм, наркомания, криминал – губит всех, кто живет «Там», по другую отсюда сторону Стены, мать ее! Им не надо пускать нас под нож или ставить к стенке на расстрел – мы сожрем и погубим друг друга сами. Для них нас нет. Вот я и устраиваю все эти, по их мнению, незаконные, акции протеста, чтобы сказать «Мы есть, и с нашим мнением стоит считаться».

– Им срать. – Равнодушно ответил Павел, поняв, что Андрей закончил.

– Им срать, пока мы от первых дубинок разбегаемся. А нечего космонавтов бояться – им самим страшно, обсираются, когда видят идущую на них многотысячную толпу. Собрать бы тысяч пятьдесят, кто ни шагу назад не отступится – тогда будут с нами считаться эти верховные начальники, посылающие на встречу разъяренной толпе своих подчиненных. В этом случае они начнут выполнять уже наши требования. Это моя цель.

– Ты, видимо, плохо учил историю – Китай восемьдесят девятого. Что ты будешь делать, когда придут танки?

– Не уверен, что солдат станет выполнять приказ «Стрелять», когда увидит улицы народа своей страны. Не станет, я уверен.

– Разбивать головы дубинками – это, конечно же, не так ужасно, это гуманно. – Съязвил Павел.

К ним подъехал черный автомобиль в кузове купе немецкого производства с тремя латинскими буквами на капоте. Андрей узнал машину и пошел в ее сторону. Павел следовал за ним.

– Вас подбросить? Может, нам по пути? – из открывшегося окна на них смотрело ухмыляющееся лицо.

Конечно же, это Жендос.

«Не знаю, насколько им тут плохо живется, как Дрон мне только что говорил, но на такую тачку я буду копить лет десять, если не больше».

– Ну что, бандиты, отдыхаете? – Спросил Женя, когда Андрей сел рядом, а Павел на заднее видение.

– Не, братиш, отдыхать мы будем этой ночью. – Ответил Андрей и кинул ему маленький пакетик с белым порошком. Пакетик отскочил от водителя к коробке передач.

– Как и обещал? – но он и по улыбке собеседника понял ответ и засмеялся. – Я вам такой отдых устрою, что о нем будут легенды ходить!

Жендос на скорости, в двое превышающую разрешенную, умело перестраивался из одного ряда в другой, обгоняя попутные машины. Из динамиков играла музыка техно, да и так громко играла, что всем приходилось орать при необходимости сказать что-нибудь.

Евгений Гаврилов, он же Жендос, был выпускником бизнес-школы в Англии. Он любил этим хвастаться, а на высказывания вроде «Ну и остался бы там строить карьеру. С таким-то образованием» или «Пошел бы дальше в университет, в Кембридж или вроде того, учиться» всегда отвечал «Буду продолжать дело отца». Отец у него был главным акционером компании-монополиста по поставке отечественного леса в страны Европы и Азии. И Евгений прекрасно понимал, что диплом это одно, а вот то, что он знаний толком там не получил – это совсем другое. Ну, кроме тех знаний, в какие ночные клубы Туманного Альбиона стоит ходить, где купить кокаин, куда съездить поучаствовать в уличных гонках (два спорт-кара разбил в них), где проводят время «легкие на подъем» симпатичные девушки. Пока никому не ясно, что кроется под словами «продолжать дело отца», потому что, хоть он и числился у отца в компании сотрудником, да и заработная плата ему перечислялась не маленькая, но никто из его знакомых еще ни разу не застал телефонным звонком в будничное дневное время за работой.

– Сначала мы едем ко мне домой. Переодеваемся, допингуем, и потом куда-нибудь пожрать.

Когда они подъехали к въезду в самый центр Столицы, Евгений притормозил у шлагбаума, и тот поднялся.

– И это все? – удивился Павел. – Машины не проверяются? А если у тебя целый багажник мексиканцев?

– Какие же пробки будут, если каждую проверять? Если подозрение кто вызывает, то постовой осматривает машину и проверяет доки всех пассажиров, ну или даже не у всех – меня всего раз проверили.

– Так можно постоянно возить кого угодно и бабки брать за это.

– А есть те, кто так и делает. Из-за Стены сюда – такса пятера.

– Охренеть. Это какое сильное должно быть желание, чтобы отвалить такие бабки только за проезд?! – Высказал Павел свое возмущение.

– Кому надо, тот платит. У ваших телок эта сумма отбивается в разы за выходные.

«Нескончаемый ад погони за счастьем. Хоть выходные провести рядом с Ними. Главное, назначить правильную цену за свое тело. Или так, или как моя Женя – мозги промывать и давить «Зарабатывай больше!». Всем хочется большего, чем они имеют. Дорогие машины, рестораны, брендовая одежда, настоящие драгметаллы и камни, элитный алкоголь, пафос и гламур – Женя считает, что в этом есть счастье и винит меня за то, что я не могу ей этого дать. Статус определяет не ум, положение в обществе и достижения, а стоимость мобильного телефона. А так как я не в системе, как и почти все, кто проживает за пределами центра, нет никак шансов на шоколадную жизнь. Социальный лифт сломался и не подлежит ремонту».