Текст книги "Прыгай, Филька!"
Автор книги: Илья Ангелов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Сядем у своих подъездов и начнем мяукать. Нас обязательно впустят. Конечно изругают, но разве это самое страшное в жизни? Прыгай, не бойся!
Филька задумалась.
– Нет, Кузя! Мне и здесь хорошо. И никуда прыгать я не собираюсь. Вниз, на улицу, мне тоже не хочется. Тут, наверху, дома – мой мир. Пусть лучше все останется как и прежде. Мы ведь друзья? И ты больше не сердишься? Давай и дальше будем друзьями!
– …Ну что ж…Раз ты так решила…Пусть все останется по-старому…Ладно, пойду я домой. Пока!
– Пока, Кузя!
Часть вторая
Москва
Глава восьмая
Жук
Цветет черемуха! Щебечут на деревьях птицы.
Куда ни глянь – всюду гуляют мамки с колясками. Вечером не протолкнуться на набережной – каждая лавочка занята. Парни обжимают девчонок, летит над рекой беззаботный девчачий смех…
А кто это там едет на велосипедике, бойко крутит педалями?
Так это ж Коленька!
Едет и кричит от восторга, а сзади за ним бежит папа, сопит, выпучив глаза, вытирает на бегу выступивший пот.
Плывут по реке пароходы, баржи и катера. Внизу у воды рыбаки. Ловят окуня, леща, подлещика, выше, у плотины на спиннинг даже щук вытягивают. Есть еще жизнь в реке, радость рыболову…
Заполнилась яхтами институтская пристань. Это уже понаехали москвичи. Жуть как полюбили они маленький научный городок – тихо здесь и квартиры куда дешевле, чем в столице, самое место для отдыха…
Грозно гудят над березами майские жуки. Немного им осталось. Кончился май. Завтра вступает в свои права долгожданное лето. Славный, хоть и капризный месяц июнь…
*********
…После памятного разговора Кузя не показывался на подоконнике два дня.
Правда, Филька особо не переживала. Погода выдалась дождливой, да и выходные – Коленька сидел дома, так что они вдоволь наигрались в любимую игру – мальчик бегал по комнате, дергая поясок с бумажной "мышкой", а Филька весело скакала вокруг, пытаясь сцапать добычу.
"Сам виноват", – думала кошка про Кузю. Впрочем, в эти дни она почти и не вспоминала о бедном коте. Приходили гости, бабушка снова пекла пироги и кормила Фильку жареным фаршем с рублеными вареными яйцами. Эх, почаще бы так угощали!
В понедельник встретились. Вроде все наладилось, но посидели недолго, а затем, почему-то смущенные, разошлись.
Во вторник весь день накрапывал помаленьку дождь и лишь к вечеру небо прояснилось.
Филька выбралась на балкон. Кузи не было.
"Ну и черт с ним, пусть дуется", – решила кошка. Тут внимание ее привлекла береза напротив. Самые тоненькие ее веточки свисали и протягивались почти к балкону. И вот на листочки буквально в полуметре от Фильки вдруг с сердитым гуденьем приземлился майский жук!
Филька никогда еще не видела сблизи такого странного существа!
У жука было две…четыре, нет, целых шесть лап! И маленькие усы (или рога?), двумя щеточками торчавшие по обе стороны головы! Спинка у жука была голая, в продольную полоску, с легким пушком, зато всю голову и плечи покрывала как бы мохнатая накидка или капюшончик.
Жук возился на веточке спиной к Фильке и шуршал листиком, наверное ужинал.
"А вот возьму-ка я сейчас тебя и сцапаю! – решила кошка. – Посмотрим, что ты за фрукт…".
Филька осмотрелась, выбирая, как бы поудачней подобраться к жертве.
У перил балкона стоял старый обшарпанный ящик, накрытый клеенкой. В нем папа хранил какую-то железную мелочь, нужную по хозяйству.
Кошка осторожно запрыгнула на ящик, внимательно ступила на перила и протянула к веточке правую лапу. Черт! Немного не достает.
Повозившись, вытянулась вперед, еще немного, еще самую малость…
Жук ничего не замечал, продолжая ужинать.
И еще немного…
Тут что-то черное, стремительное, пронеслось по воздуху прямо над головой кошки. Птица!
Ай!
Филька дернулась, испугавшись, лапы ее соскользнули с мокрых после дождя перил балкона и…
ААААААА!
Кошка начала падать!
Бум! Удар был сильным, все-таки третий этаж это не шутка!
Со страху и от неожиданности Филька обмочилась. Присела, зашипела, отскочила в сторону, ударилась об стену дома и…пришла в себя.
Лапы болели, но вроде ничего не сломалось. Спасло то, что приземлилась Филька на перекопанную клумбу и это смягчило удар.
"А ведь я на улице! Впервые!" – подумала кошка и интерес к окружающему постепенно помог ей забыть о боли.
Филька подняла голову и посмотрела на свой балкон. Как же он высоко!
Дверь в подъезд была закрыта, а двор и улица пусты.
"А не устроить ли мне небольшую экскурсию по окрестностям, а? Все равно в дом я сейчас никак попасть не могу. Зато будет потом что рассказать Кузе!" – мысль эта показалась кошке забавной. Она фыркнула и, не забывая о предосторожностях, двинулась вглубь двора, оглядываясь и принюхиваясь к новым запахам.
Кусты, деревья, земля, лавочки, качели, песочница, мокрые от дождя машины, дорожки, лужи…
Лужа!
Метрах в двадцати от Фильки в луже на повороте дороги стоял голубь и что-то клевал. Дальше за поворотом в каких-то пятидесяти метрах находился вокзал.
«Ну ты сейчас у меня попляшешь, гад! С потрохами сожру! Ты мне за все ответишь!» – решила кошка и, пригнувшись, медленно начала подбираться к ничего не подозревающей птице. Охотничий инстинкт взял верх над разумом и Филька все дальше и дальше уходила от родного подъезда.
Рывок! Цап-цап! Не уйдешь! Но…
Миг спустя, очухавшись, Филька установила, что одиноко сидит посреди лужи, а проклятый голубь, живой и невредимый, нагло взирает на нее с ветки соседнего дерева!
Тьфу!
Кошка помотала головой, вышла из лужи и встряхнулась. Коротная, прямая, обсаженная густыми кустами дорожка вела прямо к ступенькам единственного перрона местного вокзала. Там желтыми огоньками светились окошки московского экспресса.
"Пора домой, – решила Филька. – Ну и денек! Одно расстройство! Нет, ничего я Кузе рассказывать о своих приключениях не буду. Засмеет!"
И тут из-за угла, со стороны их дома, послышались шаги, веселое насвистывание и прямо перед Филькой, чуть не налетев на нее, вдруг появился Женька Болт! Филька в ужасе отскочила.
– Ого? – это кто ж тут такие гуляют? – с издевкой спросил Женька и заорал. – Рич! Рич! Фас ее! Дери!!!
Филька икнула и увидела, как со двора гигантскими прыжками к ней несется доберман-убийца.
Сама не понимая почему, кошка рванула в сторону перрона, а позади ее разносился по улице злобных хохот Болта: " Аха-ха-ха-ха! Фас ее! Дери-и-и-и-и!"
Буквально за секунды Филька взлетела по ступенькам на перрон и помчалась вдоль поезда. Так как станция была конечной, пассажиров пускали только через двери первого и третьего вагонов. До отправления оставалось две-три минуты и на перроне никого, кроме десятка провожающих не было.
«Вот и конец!» – подумала кошка. Доберман ворвался на перрон. Между ним и беглянкой оставалась лишь пара вагонов. Закричала в ужасе какая-то женщина. К ней присоединилась еще одна.
И тут – о чудо!
– А ну стой, тварь! Куда-а-а-а пре-о-ошь на людей? – навстречу собаке откуда ни возьмись выскочил человек в фуражке! Дежурный!
Филька вломилась в тамбур, едва не сбив с ног проводницу. А доберман как раз подлетал к мужчине.
БАХ! БАХ! БАХ!!!
Из ствола пистолета дежурного вырвался столб огня и дыма. Еще один. Еще.
Доберман в ужасе осадил, взвыл и замотал головой, падая на землю. Газ! Это был газовый пистолет!
Филькин спаситель быстро отскочил в сторону, чтобы не попасть под газовое облако.
– Назад! Все назад! – кричал мужчина. Провожающие, которых к счастью было мало, разбегались. К окошкам поезда прилипли удивленные лица пассажиров.
– Минута до отправления! Всем внутрь! Закрывай двери! – заорал дежурный высунувшемуся машинисту. Тот просигналил рукой в знак того, что понял.
– Миш! А кошка-то? Что делать с кошкой? – запричитала проводница.
– Да хуй с ней, Валь! Ты ее все равно сейчас не вытащишь – обдерет. Нехай едет, куда хочет! Выпустишь ее в Дмитрове или в Москве. А если успокоится, можешь завтра привезти ее обратно. Она ж небось бродячая, все нормальные кошки сейчас по домам сидят…
– Лады! Так и сделаю! – кивнула проводница.
Двери захлопнулись. Московский экспресс тронулся, набирая ход.
На перроне Женька Болт ругался с подъехавшими патрульными. В стороне, обосравшийся, скулил доберман.
Ничего не подозревающий Кузя сидел рядом с Никитишной и смотрел телевизор.
Майский жук, которого так и не смогла сцапать Филька, давно уже наелся, отдохнул и летел теперь в сторону набережной – там предстоял вечерний слет-гуденье.
Глава девятая
У бомжей
Ту-тук, ту-тук, ту-тук – мерно стучали колеса.
Вечерний экспресс на Москву, как и всегда в будни, шел почти пустым.
Всего из городка в столицу ежедневно отправлялось штук семь электричек и два быстрых поезда.
Электрички, старые, без туалетов и каких бы то ни было удобств, проходили 120-километровый путь почти за три часа, делая при этом 28 остановок.
Экспресс укладывался в 2 часа, останавливаясь в пути лишь два раза.
Забившись под сиденье у окна, Филька дрожала от ужаса. В вагоне сидело человек десять – пара командированных, студенты, семья с ребенком. Появление беглянки вызвало у пассажиров бесспорный интерес, но увидев, в каком состоянии она находится, кошку тактично оставили в покое. Едет – ну и пусть себе едет, велика важность!
Ту-тук, ту-тук, ту-тук! Километр за километром экспресс удалялся во мрак и неизвестность. Фильке хотелось завыть от безысходности и она сдержала себя лишь в последний момент: «А вдруг выкинут? Прямо через окно?» – испугалась кошка и еще дальше забилась под батарею отопления кресла.
Неприятные запахи лезли со всех сторон. Под креслом было пыльно и очень неудобно, но приходилось терпеть. Прошла проводница, проверила билеты. Заметила Фильку и сочувственно покачала головой – эх, бедняжка!
Ту-тук, ту-тук, ту-тук…
Минут через сорок Филька немного пришла в себя. Никто ее не трогал и не гнал. Любопытство пересилило страх – кошка тихонько вылезла и, запрыгнув на сиденье, принялась глядеть в окно. Мимо с огромной скоростью пролетали леса и перелески Подмосковья, болота, пруды, дачные поселки и дороги. С непривычки закружилась голова и Фильку вытошнило прямо на сиденье. Кошка свалилась на пол и ее стошнило еще раз.
"Умру. От собаки спаслась, но теперь точно умру", – успела подумать Филька и тут ее накрыл разъяренный голос проводницы:
– Да что ж ты вытворяешь-то, паскуда? Кто за тобой будет все это мыть? Уж не я ли? Убирайся вон, тварь черномазая!
Внезапно металлический голос из репродуктора сообщил: "Уважаемые пассажиры! Наш экспресс прибывает на станцию Дмитров. Следущая остановка Москва!"
Ругаясь, проводница открыла дверь в тамбур и стала выпихивать туда Фильку.
– Иди, иди! Оставь тебя, так ты мне до Москвы полвагона заблюешь!
Филька на слабых лапах вывалилась в тамбур. Поезд замедлил ход.
– Станция Дмитров!
Двери с шипеньем распахнулись и кошка выскочила на перрон.
– Безбилетница! – заорали и засвистели какие-то пацаны, приготовившиеся войти в вагон. – Ату ее! Ату! Бей чурок!
Увернувшись от пинка, Филька, собрав последние силы, бросилась по перрону в обратную сторону – туда, откуда пришел поезд. Сзади улюлюкали и гоготали. Добежав до конца перрона кошка спрыгнула вниз, на камни, и понеслась во мрак, не разбирая дороги – по рельсам, щебенке, мимо каких-то унылых древних построек и складов.
Выскочила на дорогу и ее тут же ослепили фары и скрип тормозов.
– Блять! Ты что, охуела? Пиздуй отседова, ведь чуть не сбил тебя, дура! – заорал на кошку высунувшийся из окна машины паренек.
Филька перебежала шоссе и попала на чей-то садовый участок. Или это был дачный поселок?
Ууу! Гав-гав! Вау-вау! Будто демоны, вызванные заклинаниями, пробуждались за заборами собаки и их нескончаемый многоголосый лай сводил с ума. Обезумевшая Филька бежала, бежала, бежала и бежала. Затем был лес. Или парк? Обессилев, беглянка рухнула на траву и прижалась к корням какого-то дерева. И потеряла сознание…
*********
Чирик-чирик пиу-пиу! Чирик-чирик пиу-пиу!
Филька проснулась от холода и открыла глаза.
Прямо перед носом лежала огромная еловая шишка. Деловитые муравьи волокли куда-то длинную сухую иголку.
"Где я?", – удивилась кошка и тут же черной волной накатили ужасы вчерашнего вечера. Филька задрожала и зажмурилась.
Чирик-чирик пиу-пиу! Чирик-чирик пиу-пиу! Где-то высоко на дереве пела птичка. Лес медленно просыпался.
От голода сводило желудок. Кошка встала, встряхнулась и медленными шажками, огибая деревья, двинулась к видневшемуся неподалеку болотцу. Пить из него однако побоялась. Болотце было покрыто густой зеленой ряской и пахла вода неприятно. К счастью, метрах в пяти обнаружился тонюсенький ручеек, видимо подпитывающий эту вонючую зеленую лужу. Филька долго лакала воду, умылась и почувствовала себя гораздо лучше.
Вспомнился родной дом. Бабушка сейчас наверное варит кашу, папа достает из холодильника колбасу, чтобы сделать себе бутерброды…
Ах, колбаса! Филька представила себе тоненькие аппетитные кружочки, много, много кружочков! Папа кидает их Фильке и она ловит колбасу на лету, давится, глотает, не прожевав, и опять ловит и ловит!
А-а-а-а-а-а!
Вспомнился Кузя. Милый, добрый Кузя! Ну как она могла так гадко с ним себя вести? Если бы Кузя сейчас оказался рядом, он наверняка бы нашел и пищу, и дорогу домой. Сильный, верный, опытный Кузя! Как его не хватает!
Краем глаза кошка заметила некое движение. Осторожно повернулась. По полянке, смешно перебирая лапками, торопилось куда-то маленькое серое существо с голым хвостиком.
Мышь! Филька никогда в жизни не видела мышей, но сразу поняла, что перед ней именно мышь и ее можно и нужно съесть!
Рррцап! Цап! Цап!
Через пять минут от несчастной мышки осталось лишь несколько косточек, а довольная кошка сладко растянулась на полянке и зажмурила глаза. Настроение сразу же улучшилось. Ничего! Выживем! Только бы знать, куда идти, в какую сторону?
«Пойду вперед!» – решила кошка и поднялась. Лес впереди однако оказался заболоченным и пришлось вернуться. Филька вздохнула. Ну что ж, двинемся в обратную сторону!
Но и там почва была подтопленной.
"Как же я здесь очутилась? – удивилась кошка. – И вообще, с какой стороны я пришла?"
Побродив по лесу где-то с час, она совсем запуталась и поняла, что заблудилась. Опять захотелось есть, но мыши больше не попадались. Правда, то тут, то там на мелких кусточках встречались красные и синие ягодки, но Филька побоялась их пробовать.
"Что же делать? Как мне отсюда выбраться?" – не на шутку встревожилась беглянка.
И тут легчайший порыв ветерка донес до нее аромат…пищи!
Медленно, боясь спугнуть удачу, кошка двинулась навстречу запаху, становившемуся все сильней и сильней.
Суп! Кто-то варит суп! Варит в лесу куриный суп!
Через сотню метров глазам кошки открылась маленькая, заросшая по краям кустами полянка. Запах супа сводил с ума.
Филька подкралась поближе и увидела в середине полянки дыру. Осторожно заглянула туда.
Ну и ну! Так это же дом! Настоящий подземный дом со стенами из старого, местами раскрошившегося бетона, покрытого мокрыми пятнами! А на крыше дома – толстой бетонной плите, засыпанной сверху землей, и образовалась скорее всего эта полянка!
В дом вела ржавая металлическая дверь. Рядом, припертая к стене, стояла длинная, метра в два с половиной, железная лесенка. Только по ней и можно было подняться на поверхность земли.
Из-за неплотно прикрытой двери слышались голоса. Куриный аромат околдовывал и Филька, не в силах совладать с собой, прыгнула вниз. "Будь, что будет! Только бы накормили!" – мелькнула последняя мысль.
Приземлившись, кошка встряхнулась и скользнула внутрь…
*********
…Если бы Вась-Вась спросили, что ему нужно для полного и всеобъемлющего счастья, он, не задумываясь, сразу бы ответил: две бутылки настоящей пшеничной сорокаградусной в день!
Именно две бутылки, а не одну или три.
Ну скажите – кто нормальный сможет прожить на пятьсот капель в день? Это вечерняя доза, а как быть в остальное время? Утром? В обед?
С другой стороны, если рассуждать здраво, три бутылки уже перебор – прямой путь к алкоголизму, циррозу и скоропостижной смерти.
Первые пятьдесят граммов надо пить рано утром – для бодрости, поправки тела, духа и раскочегаривания мозгов.
Вторые пятьдесят приятно употребить часов в одиннадцать.
Еще двести – за обедом. А после обязательно поспать.
Последние двести грамм первой бутылки распределять как угодно.
Например, проснувшись после обеда, дернуть пятьдесят. Еще пятьдесят – часов в пять, по окончании работы. Сотку – за ужином. И остается еще целая бутылка!
А можно не выпивать последнюю сотку за ужином, а присоединить ее к вечерне-ночной поллитре! Получится шестьсот, но бывают моменты, когда именно шестьсот требуются человеку, чтобы скрасить вечер! Шестьсот, а не пятьсот…
Много лет назад, в советские времена, когда не существовало еще бомжа Вась-Вась, жил-был в городе Дмитров мастер-золотые руки электрик Василий Васильевич, трудившийся на одном из местных оборонных предприятий.
Зарабатывал Василий Васильевич неплохо, а в выходные починял или проводил электропроводку частникам, что давало семье существенный приварок в доходах. Да, тогда у Василия Васильевича еще была семья…
Конечно, как и все, Василий Васильевич любил выпить. А и как не выпить, если половина левых гонораров выплачивалась ему в самой твердой советской валюте – водке?
Правда, в те времена Василий Васильевич был молод, силен и знал, когда остановиться. Как давно это было…
Все начало рушиться в начале 90-х, когда закрылся завод и Василия Васильевича уволили. В начале он перебивался мелкими ремонтами и подрядами, но денег у людей становилось все меньше и меньше и вскоре работы почти не стало. Именно тогда Василий Васильевич запил по-серьезному.
А затем дела пошли совсем плохо. Дочка вышла замуж и уехала куда-то в Сибирь, а жена, крепкая сорокалетняя Марья Петровна, после очередного скандала с нажравшимся мужем, выгнала его из дома и зажила с 50-летним вдовцом Прохором Зюзиным – мужиком серьезным, крепким, непьющим и домовитым. Пару раз Василий Васильевич пытался вернуться, напивался пьяным и шел скандалить, но получал от соперника такой отлуп, что ничего другого не оставалось, кроме как убраться подобру-поздорову, вытирая кровь с разбитого лица.
Жигуль ему правда отдали и Василий Васильевич тут же его продал, но денег почему-то хватило лишь на месяц житья. Инфляция и водка сделали свое дело. Где-то с полгода Василий Васильевич ночевал по друзьям и знакомым, потом по подвалам и подъездам…
Так в середине 90-х исчез квалифицированный электрик Василий Васильевич Морозов, а вместо него в городе появился грязный бородатый бомж по кличке Вась-Вась…
В начале нового века судьба чуть-чуть смиловалась над падшим электриком. Во время одного из походов за грибами Вась-Вась случайно наткнулся на заброшенный немецкий бункер времен Великой Отечественной войны. Самое удивительное – в бункере имелась не только вентиляция, но и некое подобие водопровода. В самой дальней его части из стены выступал обломок трубы, по которому на желобок в бетонном полу стекал тоненький ручеек воды. Желобок вел к вмурованной в углу широкой трубе, уходившей куда-то вниз. Именно туда Вась-Вась, когда зажил здесь, справлял нужду. Интересно, что труба никогда не забивалась – видимо там, глубоко-глубоко, проходил какой-то подземный канал. Куда? Вась-Вась однако не заморачивался подобными вопросами. Кому оно нужно?
Года три назад, устав от одиночества, Вась-Вась пригласил к себе жить старую знакомую – пятидесятилетнюю бомжиху Жульку-Помойку. А позапрошлой осенью к ним прибился таджик Рахим – гастарбайтер из Москвы, выгнанный с работы в связи со всемирным кризисом.
Зарабатывали на жизнь попрошайничеством, мелким воровством, сбором бумаги или металлолома. Рахима, как самого молодого и крепкого, время от времени нанимали местные дачники – что-нибудь починить, поправить, перекопать, погрузить, вычистить выгребную яму.
Вот к кому забрела в гости неосторожная кошка Филька…
*********
…Двое мужчин и женщина сидели на грудах тряпья около небольшого очага, над которым висел закопченый котелок. Над котелком поднимался пар. Вот он – суп!!!
– Мяу! – подала голос Филька.
Троица резко обернулась.
– Нихуя се! Смотри, кошка! – всплеснул руками бородатый старик, кутавшийся в грязное пальто.
– Кисанька! Киса! Кис-кис! Иди сюда! – заулыбалась женщина. Спереди во рту у нее недоставало двух зубов.
– Кошка в дом – радость в дом! – помедлив, с каким-то гортанным акцентом проговорил узкоглазый темнокожий мужчина в телогрейке.
Филька осторожно подошла. Только тут она почувствовала, как воняет в помещении. Пахло мочой, слегка – калом, затхлостью, давно не стиранной одеждой и немытыми телами.
– Никак голодная, а? Кисанька! На запах курочки пришла? – женщина протянула к кошке грязноватую руку и почесала ее за ухом. Опять пахнуло вонью. Филька скривилась, дернулась, но стерпела – так хотелось есть.
– Хе-хе, – засмеялся мелким смешком старик. – Запах есть, только курочки-то нет. Одни куриные головы, хе-хе. Будешь? Или ты у нас аристократка? Смотрю, вроде ухоженная, небось одними вискасами привыкла питаться?
– Мяу! – отчаялась Филька. – Мяу!
– Рахимушка! Будь мил, подай вон ту баночку, я туды плесну киске супчику. – попросила бомжиха.
Рахим отошел к некоему подобию кухонного шкафа, сбитого из четырех досок. На его полках стояли пустые разнокалиберные консервные банки, заменявшие бомжам тарелки и кружки.
Древним, с отбитой эмалью половником женщина принялась разливать суп.
Спустя минуту сотрапезники, обжигаясь, яростно зачавкали, глотая бульон и вылавливая оттуда куриные головы.
Бомжиха налила добавки. Вторую порцию ели медленнее, отрыгиваясь и утирая выступивший пот.
– Вась-Вась! Дай-ка по цигарке! – попросила бомжиха.
Старик достал откуда-то из тряпок стограммовую жестяную баночку из-под растворимого кофе, снял с нее крышку и поставил на пол – типа угощайтесь!
Каждый протянул к баночке руку и вытащил оттуда по окурку. Собирать их на улицах входило в обязанности Вась-Вася и старик очень гордился тем, что знает самые "бычковые" места города.
– Ой, хорошо! Очень хорошо! – довольно помотал головой Рахим, выкурив три "сигареты". Он встал, сильно потянулся, так, что затрещали кости, и погладил себя по животу. – Все! Наелись? Пора идти, работа искать. Иначе что вечером пить-кушать будем?
– Эх, сейчас бы водочки! Грамм пятьдесят! – мечтательно проговорил старик.
– Э-э-э! – сказанное почему-то очень не понравилось Рахиму. – Водка хорошо, а где денги? Надо идти зарабатывать. Вставай, Вас-Вас! Пошли!
– Да я б тоже от беленькой не отказалась! – призналась бомжиха. – Ничего, вечером, дай Бог, выпьем! Если не водки, так бражки. Она, родимая, сегодня точно дойдет! – бомжиха с вожделением посмотрела на ряд банок и кастрюль слева от "кухонной полки". Брагу приготовляли из муки и сахара и обязательно запивали ею водку, чтобы вставляло покрепче.
Еще у бомжей имелось несколько старых ведер и две десятилитровые канистры, украденные Рахимом с какой-то автозаправки. Летом и осенью, когда появлялись ягоды и фрукты, троица делала из них вино.
– Ну все, пошли! – Рахим начинал сердиться.
– Ладно тебе, идем! – старик аккуратно закрыл крышечкой банку с "сигаретами", спрятал ее в тряпье, сунул в карман пальто другую такую баночку, пустую, и направился к двери.
– Мяу! А я! – испугалась Филька.
– Что? Не наелась? – нахмурилась бомжиха. – Сиди теперь, жди! Может к обеду вернемся. А может и вечером.
Филька не поняла. Неужели ее хотят оставить здесь, в этом грязном, вонючем подвале? Кошка кинулась за выходящими в дверь бомжами.
– Мяу! Мяу! Возьмите меня с собой! Поднимите меня наверх!
– Э, нет! – смеясь, покачал пальцем Рахим. – Сиди тут! Раз сама пришла, будешь теперь с нами жить! Сторожи квартир! Я тебе даю такой заданий.
И носком ободранной кроссовки таджик ловко поддел Фильку, зашвырнув ее обратно в бункер.
А затем закрыл дверь и подпер ее доской!
…Часа два бедная кошка выла и мяукала, пытаясь вырваться наружу. Ничего не выходило.
Устав, Филька решила обследовать свою тюрьму.
Помещение оказалось довольно-таки большим, метров семь-восемь в длину и метра четыре в ширину. В центре его располагался очаг, по краям, у стен, валялись кучи дурно пахнущего тряпья. В левом верхнем углу прямо под крышей имелось продолговатое отверстие сантиметров пятьдесят на десять, через которое в бункер проникал неясный свет. Снаружи отверстие прикрывали кусты, так что заметить его было почти невозможно. Зимой Вась-Вась забивал дыру деревянной дощечкой, а летом снимал ее, чтобы в бункер проникал свежий воздух. В противоположном углу наверху Филька высмотрела еще одну дыру, круглую, с выходящей наружу трубой. Это была старая фашистская вентиляция. Труба, как позже узнала кошка, тоже выходила в кусты, правда, с другой стороны поляны. Сверху над ней был приварен "грибок", предохраняющий от попадения внутрь воды и снега.
«Да…, и попала я, как говорит бабушка, из огня да в полымя, – подумала Филька. Ничего не поделаешь, придется ждать вечера…».
Кошка походила среди тряпья, выбрала наименее вонючую куртку (или это было пальто?), улеглась на нее и уснула…
*********
…Бомжи вернулись засветло.
Филька проснулась от скрипа двери и их веселых голосов. День выдался удачным.
Вась-Вась принес полную банку окурков. Кроме того, в городе ему удалось настрелять 61 рубль.
Жулька-Помойка денег насобирала меньше, всего полсотни, но зато на задворках одного универмага ей удалось выпросить у знакомой продавщицы полпалки списанной и подлежащей уничтожению копченой колбасы. Конечно на самом деле никому бы и в голову не пришло сжигать испорченный товар! После составления акта об уничтожении, продукты с истекшим сроком годности тут же шли на приготовление «фирменных» магазинных салатов или «освежались» мытьем фенолом и другими препаратами, а потом выставлялись на полках в виде привлекательных пакетов с вакуумированной нарезкой. Еще Жулька разжилась двумя порванными пакетами муки, полусплющенной банкой консервов, не имеющей товарный вид и потому не подлежащей продаже, и тремя банками с прокисшими маринованными огурцами.
Больше всего однако гордился собою Рахим. Почти весь день он разгружал кирпичи для одного дачника. Тот накормил его пельменями и выдал целых двести рублей!
Была однако тема, которую троица старательно избегала обсуждать и которая несмотря на это постоянно становилась предметом споров и скандалов.
Каждый из бомжей крысятничал, утаивая часть доходов.
Ясно, что самый молодой и самый сильный из них – тридцативосьмилетний Рахим – зарабатывал гораздо больше, чем вносил в общий котел. Дело в том, что в далеком городе Ош Рахима ждала семья – жена и трое детей, поэтому большую часть денег он тайком отправлял им. Никто из остальных бомжей об этом не знал, но о том, что у таджика имеется где-то заначка подозревали и Вась-Вась и Жулька.
Страстью последней была пища. Ошиваясь на базаре, бомжиха выпрашивала не только деньги, но и еду, которую пожирала там же с непонятным, будящим беспокойство остервенением. Весила Жулька целых восемьдесят пять кило! Когда еды давали мало, она тратила на нее выцыганенные деньги, иногда возвращаясь домой всего с пятью-десятью рублями.
Вась-Вась в еде особо не нуждался. Главным для него было добыть до одиннадцати утра 20 рублей. Столько стоил у осетина Шаура пластмассовый двухсотграммовый стаканчик со специальной «бомжовой» водкой, которую земляки Шаура бодяжили в одном из подвалов города из паленого спирта. Кроме Шаура «бомжуху» можно было приобрести у дагестанца Мамеда, чечена Исы и аварца Гамзата. Расторопные горцы уже многие годы пригоняли в город цистерны с заветной жидкостью…
Иногда Вась-Вась удавалось добить четыреста капель еще до обеда. Выпив, он заваливался где-нибудь спать, а затем запоздало бросался стрелять деньги – с пустым карманом возвращаться домой не рекомендовалось…
…Купили три бутылки паленой, три банки двадцатирублевой тушенки, пачку куриных голов, выпросили два батона черствого белого и полбуханки черного хлеба. Пока мужчины, точнее Рахим, собирали ветки на вечер, Жулька разожгла очаг, согрела тушенку и вывалила в пластмассовую миску огурцы. Немного горячего жира с волосинками мяса бомжиха положила в филькину банку, добавила туда хлеба и залила горячей водой.
Разлили по пятьдесят в пластиковые стаканчики, найденные сегодня на помойке, выпили, вздрогнули. Ох!
И начался пир!
Первой справилась с ужином Филька. Но сколько она ни просила добавки, больше ей не дали.
– Отстань, зараза! Не видишь – нас тут трое и каждому всего по банке? – окрысилась на кошку Жулька.
Рахим молча отщипнул кусок хлеба и кинул его Фильке.
– Кушай, пажалста. Больше нет. Надо завтра.
– Ничо, хе-хе, привыкнет, иждивенка, – хихикнул Вась-Вась. Сама выбрала свою судьбу, хе-хе…
Бомжи доели тушенку, закурили и налили по второй. Филька, чихая от дыма, отползла в сторону, поближе к прямоугольному окошку.
Вась-Вася потянуло на беседу.
– А вот я вам скажу: Россия – лучшая в мире страна! – гордо заявил он. – Сегодня на рынке один мужик рассказывал, у него сын из Америки вернулся, был там в командировке. Представляешь, в Америке человека могут уволить с работы уже только за то, что он курит! Совсем охренели пиндосы! Вышел ты, к примеру, из цеха, засмолил цигарку, возвращаешься, а у тебя на станке лежит приказ! А что говорить о бухле? Почует ихний начальник запашок – вмиг выставляют за порог завода. Где это видано, чтобы человеку на заводе запрещали курить или гнали за сто грамм? Да будь такое у нас, мы, рабочие, нахуй бы такой цех в щепки разнесли. А американцы молчат. Гнут спину на хозяина. А еще мужик сказал, что у них там всюду понатыканы камеры слежения. И компьютер отмечает – когда и куда ты отошел с рабочего места, а потом хуяк! – и штрафуют на ползарплаты! И так по всей стране. Ни во что уже не ставят человека, а называют это демократией и пропагандируют по всему миру. Не-не, ребята. Вот подойди сейчас ко мне американец и скажи: Вась-Вась, давай отправим тебя к нам! Я б ему шиш показал. Не на того напали! Я свою родину ни на какую другую не променяю. А тем более на Америку.
– Правильно! – поддержала Вась-Вася Жулька Помойка. Я б этим американцам в глаза плюнула! Всюду суют, гады, свой поганый нос, учат нас как жить. Не нужна мне ни такая работа, ни такая жизнь. Я вообще вон десять лет бомжую и ничего, жива-здорова. Курю и бухаю, когда захочу. И родина-мать кормит, заботится!
– Это точно, – ответил Вась-Вась. – Я в бомжах уже пятнадцать лет. И по пальцам могу пересчитать дни, когда ложился спать с пустым желудком. С выпивкой да, напряги были, но все равно, разве жил бы я так в Америке? Да ни в жисть!
