Текст книги "Прыгай, Филька!"
Автор книги: Илья Ангелов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
В одиннадцать десять к воротам особняка подкатила процессия из трех огромных черных машин. Два джипа и лимузин между ними. Во дворе сразу же сделалось тесно и шумно, чьи-то тяжелые шаги застучали по лестнице.
– Зая! Зайка! Ты где? – послышался рокочущий, самоуверенный мужской голос.
Бэтти молча уставилась на дверь.
Дверь открылась и на пороге с огромным букетом роз нарисовался любимый друг Мишаня.
– Зайка! Привет? Что случилось? – бросился к подруге олигарх, как и описывала его Бэтти Фильке – огромный, лысый, симпатичный мужик лет сорока пяти.
– Это мне? – безразличным голосом спросила Бэтти.
– Конечно тебе, Зайка, прямо из Лондона! Дай-ка я тебя поцелую, целую вечность не виделись! – придвинулся к любимой Мишаня.
Бэтти однако отстранилась от губ мужчины и язвительным тоном спросила:
– А Феньке Звездинской ты такие же букеты даришь?
– Э…, – запнулся олигарх и на самую чуточку мгновения смутился. – Какая Фенька? Ты о чем?
– Да все о том же, – начала заводиться Бэтти. – Оказывается, весь мир уже знает, что последнюю неделю сучка Звездинская провела в твоем доме в Лондоне. Только я не в курсе!
– Ну…, – смутился Мишаня и лысина у него начала краснеть, – Да ладно тебе! Встретились случайно на пати у Бориса в его особняке в Риджент-парке, потом обедали пару раз и все!
– Ага! Обедали значит? – перешла в наступление Бэтти. – А то ты не знаешь как она "обедает"? Может ты и миллиона ей не переводил?
Тут уже озверился и Мишаня.
– Какой миллион, мать? Ты в себе? Может скорую вызвать? Ну ладно, переспал я ней и что? Ты же прекрасно знаешь, что я время от времени приглашаю к себе девушек. И ты говорила, что не имеешь ничего против! Я сам тебе столько раз предлагал – захочешь с кем-нибудь переспать – спи! Ты молодая, здоровая, нуждаешься в сексе! У нас же свободные отношения! А ты что мне тут гонишь? Или мы с тобой женаты? Живем семьей? В одной квартире? Да вообще, кто ты такая, чтобы считать мои деньги? Ну переспал и ладно. Давай проедем и пойдем дальше, мать! Хватит дергать нервы!
– Мать? – заорала Бэтти таким голосом, что над ее головой мелко задрожали хрусталики люстры. – Какая я тебе мать, лайдак! Подлое русское быдло! Обманщик! Лжец! Все вы русские – скоты! Сволочи! Народ быдла! Страна быдла! Ненавижу вас, твари!
– Что? – удивительно тихим голосом спросил Мишаня. – Значит я – скот, и мой народ – скот, и моя родина – скот на скоте? Так выходит, Бетиночка? Ну тогда прости меня, скота, как ты выражаешься. Думаю, нам больше с тобой не по пути…
– Мишаня! Мишенька! – взвизгнула Бэтти, осознав, что ляпнула лишнего.
– Постойте, Бетина Богуславовна, госпожа Зарецкая, – также тихо продолжал Миша. – Дайте уж я докончу! За два года, дорогая Бетина, я вам на платиновую карточку перевел тысяч триста. Каждый месяц тысяч по десять. О подарках, поездках, ресторанах-кабаках, "Фальконе", что за вами лично присылал, вообще молчу. Черт с ними. И сейчас у вас на карточке сорок тысяч – пусть будут ваши. На здоровье! И машина-вольвочка – тоже ваша. И еще: я вам завтра переведу сто тысяч – за моральный ущерб. Так что давайте расстанемся мирно и тихо, как культурные люди, а не какое-нибудь скотобыдло! А?
– Ик! Ик! – икала от ужаса Бэтти, глядя на тихого и непреклонного Мишаню.
А тот уже достал из кармана пиджака телефон и говорил:
– Федор Андреич! Поднимись-ка к нам, будь ласка!
Через минуту в комнату быстрым шагом вошел неприметный серенький мужичок с незапоминающимся лицом – Федор Андреевич – бывший гэбист, а ныне начальник охраны Мишани.
– Слушаю, Михаил Семенович!
– Федор Андреич, Бетина Богуславовна нас покидает, будь добр, организуй ей машину до Брестской, пусть наш парень ее отвезет, а то Бетина Богуславовна немного выпила, ей за руль нельзя. Да, и передай Эльвире, чтобы завтра утром собрала все вещи госпожи Зарецкой, погрузила в микробус и отправила ей домой.
– Ик! – только так и смогла прокомментировать речь бывшего любимого Бэтти.
Через пять минут, уже одетую, звезду светского обозрения, с ноутом в одной руке и сумочкой в другой, уважительно сопроводили к машине. До смерти испуганную Фильку несла на руках Дося. Мишаня остался наверху.
– Нет! – вдруг взбесилась Бэтти. – Никуда меня не надо везти! Сама доеду! Выведите мне "вольву"!
– Бетина Богуславовна! – мягко попытался возразить охранник, – у меня приказ.
– А мне плевать на ваш приказ! – топнула ногой Бэтти. – Позвоните Мишке и скажите, что или я уеду отсюда одна, или я прямо сейчас начну орать и рвать на себе одежду, а потом скажу, что вы меня изнасиловали!
Охранник закусил губу и достал телефон.
– Пускай катится к черту! – ответил Мишаня.
Бэтти села в "вольвочку", положила на заднее сиденье ноут, посадила туда же Фильку и вдарила по газам.
Филька всю дорогу до города дрожала и не смела пикнуть. Бэтти же материлась, кричала и распевала песни. К счастью, милиция их не остановила. Ice White вызывал у ментов уважение и нежелание связываться с его пассажирами.
Въехав в Москву Бэтти умолкла и призадумалась. Потом оглянулась на кошку и пьяно хихикнула. По ночному городу ехали долго, страшно долго. Свернувшаяся в клубочек кошка не смела поднять голову от страха.
Наконец машина остановилась на красный свет на перекрестке кругового движения. Слева, окруженный со всех сторон дорогами, жался маленький скверик-пятачок. Фонарь, три лавочки и мусорная урна.
Вдруг Бэтти схватила Фильку за шкирку и поднесла к лицу. На парализованную ужасом кошку уставились выпученные безумные глаза обозревательницы.
– А ведь это ты во всем виновата, Сулька! Сулька-разлучница! Если бы я тебя тогда не встретила, не было бы никакого ресторана "Глэм"! И Мишаня остался бы моим, поняла, сучка? Сейчас я тебя отвезла примерно туда, откуда забрала. И придется нам расстаться! – зашипела Бэтти.
– Ми…миа…, – пыталась сказать что либо кошка в свое оправдание, но звуки отказывались вылетать из ее горла.
– Вот тебе и "миа"! – передразнила кошку Бэтти и… швырнула ее в скверик! – Иди нахуй, Сулька!
Тут загорелся зеленый свет и "Вольво" унеслось во мрак. Филька, стеная, заползла на реденькую, пропахшую выхлопными газами травку пятачка-скверика и накрыла голову лапками. Захотелось умереть…
Часть третья
117-й элемент
Глава пятнадцатая
Вверх по Дмитровскому
…Уже много дней, он и не помнил сколько, Кузя двигался вверх по Дмитровскому шоссе в сторону станции «Тимирязевская», методично осматривая дворы – а вдруг Филька тоже догадалась расспросить дорогу и теперь бредет ему навстречу – к Савеловскому вокзалу?
При зрелом размышлении еще в первую ночь кот сумел пересечь Бутырскую улицу и пошел по левой ее стороне, вспомнив из рассказа Альберта, что парк Дубки находится слева. Так вероятность не разминуться с Филькой увеличивалась многократно.
Питаться приходилось скудно и через раз – добывая еду в основном из мусорных баков. Правда, почти всюду вокруг них крутились бродячие собаки, поэтому Кузя берегся и действовал исключительно осторожно. С водой было гораздо труднее, погода стояла солнечная и лужи быстро высыхали.
Приходилось и попрошайничать, но ларьки с пирожками, шаурмой и сосисками встречались все реже и реже, а москвичи, известные в былые времена своей любовью и уважением к котам, видимо напрочь теперь об этом позабыли – мало кто из жующих бутерброд или пирожок на улице соглашался поделиться с голодным Кузей.
От ежедневного многочасового бега трусцой постоянно болела хромая лапа. Боль донимала даже ночью, во время сна. Кузе хотелось плакать, но он крепился и продолжал идти вперед, понимая, что только он может помочь глупой и неопытной Фильке, и вывести ее из Москвы.
Пересечь 1-ю Хуторскую удалось без труда, глубокой ночью. Добрался Кузя и до метро "Дмитровская", а затем начался ад – мост над железной дорогой, развязки Дмитровского проспекта и Бутырского путепровода. День и две ночи перебирался голодный, измученный жаждой, задыхающийся в выхлопных газах Кузя на ту сторону. Четыре раза бедного кота чуть не сбили машины, он метался, прижимался к бровке, возвращался назад и вновь ковылял вперед под гневный или удивленный свист и ругань в свой адрес, доносившиеся до него из проезжавших мимо автомобилей.
Выбравшись наконец за Дмитровский проспект Кузя упал на траву и моментально уснул. С перерывами кот проспал до вечера, но когда попылася подняться, ничего не вышло. Сил идти больше не было. И воды вокруг не было. Некогда пушистый и длинношерстый Кузя теперь походил на древний, грязный половик. Шерсть на коте свалялась и висела колтухами, забитая до отказа вездесущей и неумолимой московской пылью. Натертые почти до крови подушечки лап раздулись и саднили. "Нет, любой ценой надо встать, – подумал Кузя. – Любой ценой. Иначе я прямо здесь и умру. Помоги мне, не оставь меня, Кошачий Бог!".
И опять, в который раз Всевидящий и Милосердный Кошачий Бог смиловался над отважным котом Кузей!
Вдруг неподалеку от места, где лежал Кузя, послышались чьи-то шаги. Кузя поднял голову и похолодел – метрах в тридцати от него стояла и удивленно смотрела на него собака! Убедившись, что перед ней все-таки кот, а не пыльная тряпка, собака медленно двинулась к нему.
Ужас охватил Кузю и он, забыв о боли, подскочил и рванул в сторону первого попавшегося на глаза дома, что виднелся неподалеку. Собака с лаем кинулась за ним.
Еще издали кот увидел (о чудо!) открытую и подпертую щепкой дверь подъезда. Из последних сил он добежал до двери, ударился об нее, щепка выскочила и дверь начала закрываться. Собака уже подлетала к подъезду. Кузя бросился вниз – к подвалам. Неужели собака успеет заскочить внутрь? Но тут за спиной беглеца раздалось громкое "Хлоп!", а вслед за тем обиженный вой извечного четвероногого врага. Собака осталась снаружи!
Кузя свалился в изнеможденьи на ступеньки подвала и заплакал от радости. Нет, поживем еще, рано пока умирать!
Отдышавшись и наплакавшись, кот встрепенулся и принялся водить носом из стороны в сторону. Определенно откуда-то снизу пахло пищей! Кузя поднялся и пошатываясь принялся спускаться по стертым ступенькам. Дверь в подвал оказалась открытой. Кузя осторожно двинулся вперед по коридору. Свернул, потом еще раз. "Какие глубокие и обширные подземелья! – удивился кот. – Скорее всего, дом строили в сталинские времена, не удивлюсь, если где-то поблизости имеется и вход в бомбоубежище!"
Запах пищи усиливался и наконец Кузя увидел его источник – в конце коридора одна из дверей в подвалы была приоткрыта и из нее выбивались наружу тусклый свет и пар! Кто-то варил суп!
Подобравшись к двери, Кузя осторожно заглянул внутрь и увидел небольшую, метра полтора на два с половиной комнатку. У стены стояла лежанка с наброшенными на нее грязными одеялами, а на лежанке сидел бородатый старик, несмотря на июльскую жару почему-то обутый в обрезанные валенки. Рядом с лежанкой примостился стол. На нем стояла электрическая плитка, на которой весело попыхивала паром кастрюля. Комнатку освещала неяркая электрическая лампочка, в свете которой Кузя заметил и трубу парового отопления, проходящую у внешней стены подвала, и верстачок, и еще один маленький столик с разными приборчиками и инструментами, а также маленький чернобелый телевизор – удивительно, но работающий!
Собравшись духом, Кузя толкнул дверь и вошел.
– Мяу! – обратился он к старику…
*********
…В 1970 году, отслужив два года во Внутренних войсках, вернулся в родную деревеньку под городом Клин Федор Андреевич Вдовин, двадцати лет отроду, беспартийный, несудимый и неженатый.
Погуляв с неделю и присмотревшись к позабытой деревенской жизни, Федька, а по-иному в деревне его никто и не кликал, сделал однозначно правильный вывод – пора подаваться в столицу.
Москва в те времена росла и ширилась как на дрожжах, жадно всасывая в себя работный люд из окрестных городов и сел. Тогда еще не знали жуткого и ненавистного слова "гастабрайтер". Лимитчики – вот как называли прибывших в столицу по т. н. "лимиту прописки" строителей, слесарей, водителей автобусов и трамваев, мойщиков транспорта и ментов.
Работу юный дембель нашел сразу же – именно ту, что искал. Беспартийный, несудимый и неженатый, уроженец деревни Клюково Федор Иванович Вдовин стал охранником на Московском электроламповом заводе, благо представленные им документы и многочисленные грамоты с места службы свидетельствовали о том, что последний год Вдовин плотно работал по специальности, участвуя в охране одной из многочисленных мордовских "зон". Лучшей рекомендации для поступления на "Электролампу" было не найти.
Вначале, как и остальным лимитчикам, Феде Вдовину пришлось года три пожить в одном из общежитий завода. Впрочем, Федя, привыкший к казарменной жизни, особо не переживал. Наоборот, с самого начала Вдовин зарекомендовал себя ответственным и бдительным работником, на которого можно было положиться. Через год он вступил в партию, а к концу третьего, когда расписался с Дунькой Котельниковой, начальство единогласно постановило премировать товарища Вдовина однокомнатной квартирой за успешную трудовую деятельность.
Однако, не все в жизни складывалось так, как хотел того Вдовин. Несмотря на то, что на работе души в нем не чаяли, личная жизнь быстро покатилась под откос. Дунька погуливала. Натерпевшись, через два года Вдовин подал на развод. Оформили быстро, но квартиру пришлось оставить паскуднице жене. И вновь Федор оказался в общежитии.
В 1978 году справили вторую свадьбу, ее устроила мать Федора. Женой Вдовина стала тихая и добрая Варя Куденкова из соседней с Клюково деревеньки. Начальство пошло навстречу и молодой семье выделили комнату в коммуналке, а через год, когда родился Александр, Сашенька, – семье дали двухкомнатную квартиру в сталинском доме на улице Костякова. Добираться до работы приходилось долго, но Вдовин ни о чем не жалел – альтернативой было продолжить жить в комнатке в коммунальной квартире на семь семей с одними ванной и туалетом…
Когда Саша подрос, его отдали в детсад, а Варя стала работать билетером в кинотеатре. Жили душа в душу и Вдовин не мог нарадоваться на семью. Каждую неделю ходили в кино, благо за билеты в варин кинотеатр платить не приходилось. Сына Вдовин воспитывал строго – заставлял делать физзарядку, а когда мальчику исполнилось 10 лет, отдал его в секцию бокса.
Служба в вохре считается год за два, поэтому уже в сорок Федор вышел на пенсию. Года два он еще проработал на заводе в одном из цехов, но потом, когда в стране началась полная катавасия и бюджетные зарплаты с пенсиями стали равняться нескольким жалким долларам, заделался охранником в частной фирме, благо репутация и связи имелись.
В отличие от большинства как советских, так и новых российских отцов, Вдовин уделял огромное внимание патриотическому воспитанию сына. Десятки, сотни военных фильмов, походы, лагеря, секция бокса – в 1998 г., когда Александра забирали в армию, радовались этому оба – и отец, и сын. К тому времени младший Вдовин вымахал в 190-сантиметрового синеглазого гиганта, красавца, бойца, входящего в десятку лучших боксеров Москвы. Мечтой Александра были Воздушно-десантные войска. И его с радостью туда взяли.
А через год началась Вторая чеченская…
Сержант Александр Федорович Вдовин геройски погиб 29 февраля 2000 года в бою у высоты 776.
Получив известие о смерти сына мать слегла, а Федор Андреевич запил.
Два года спустя, когда боль утраты начала стихать, 43-летняя Варя предложила мужу – давай усыновим ребенка? 52-летний Федор долго думал, а затем отрицательно покачал головой – не могу. Нет больше сил.
– Хорошо, – покорно ответила жена и с тех пор начала тихо угасать.
Варя Вдовина умерла в 2004 году. Похоронив ее Федор запил, его крепили, ставили на ноги, но потом уволили и он зажил в одиночестве в двухкомнатной сталинской квартире на вохровскую пенсию. Наедине с бутылкой.
…В конце 2005 года в соседней квартире начался ремонт. Стучали молотки, сверлила дрель, пахло краской и растворителями. Шума было много, порой до самого позднего вечера. Вдовину такое нарушение порядка не понравилось и он решил поговорить с соседями.
На звонок дверь Федору Андреевичу открыл не прежний хозяин квартиры, а незнакомый смуглый горбоносый мужчина со жгучими черными глазами и такими же черными волосами.
– Здравствуй, дорогой! В чем проблема? – с непередаваемым кавказским акцентом, почесывая толстый живот, спросил мужик.
Вдовин представился и спросил, куда делся прежний жилец.
– А, он мне квартиру продал, теперь я здесь буду жить. Вот, делаю ремонт, Киркором меня зовут. Будем знакомы, сосед! – и толстяк, заулыбавшись, протянул Вдовину руку.
Федор Андреевич пожал ее и объяснил цель своего визита – нельзя ли шуметь поменьше и проводить работы в отведенное для этого время? Кавказец ахал, охал, закатывал глаза к небу и, прижимая руки к груди долго извинялся, а затем попросил подождать минутку и юркнул в квартиру. Вернулся он с бутылкой "Русского стандарта" и торжественно протянул ее Вдовину.
– Извини, пожалуйста, дорогой! Больше не будем так шуметь! А это скромный презент в знак уважения! Прими, пожалуйста!
Вдовин бутылку взял, поблагодарил и распрощался. Такой дорогой водки он не пил уже несколько лет, со времен увольнения. Трясущимися руками Федор Андреевич свинтил крышечку и следующие несколько часов балдел от чудного напитка.
Кавказский человек Киркор свое обещание выполнил – больше поводов для скандалов не было. Наоборот, при каждой встрече в подъезде он первым здоровался со Вдовиным и заботливо спрашивал – все ли в порядке и нет ли у того претензий?
Федору Андреевичу такое отношение понравилось. "А говорят "звери", "звери"…, – размышлял он о новом соседе. – А выходит-то, что среди "черных" есть очень приличные люди!" Правда, Киркор был армянином, а не чеченом, то есть почти наш человек…
В свои пятьдесят пять Федор Андреевич уже был законченным алкоголиком. Он не мог себе представить день без водки или вина. Конечно пенсии на такую жизнь не хватало, поэтому Вдовин подрабатывал надомной работой, починяя разную бытовую электротехнику соседям и знакомым. Некоторую сумму к пенсии – за убитого сына-героя – доплачивало государство. Так что жизнь как-то продолжалась, скудная и водочная. Конечно бывали и запои, в которые Вдовин ввинчивался не менее раза в месяц. Допивался он пару раз и до «белочки», но врачи свое дело знали и бывшего охранника приводили в себя.
Как-то раз, когда до пенсии оставалось еще два дня, а денег не было ни копейки, Вдовин решил перехватить у соседа пару сотен рублей. Услышав, о чем идет речь, Киркор тут же полез за бумажником и вытащил двести рублей.
– О чем речь, дорогой! Бери, бери! Всегда, когда будет в чем нужда, обращайся! – и благородный кавказец закатил глаза от полноты чувств.
Деньги Вдовин честно отдал, а еще через пару дней, когда пить в одиночестве стало невмоготу, пригласил Киркора в гости и тот мигом согласился. Сидели в тот вечер долго, допили вдовинскую водку, затем Киркор сбегал к себе еще за одной бутылкой. Напившись, Федор Андреевич расплакался и рассказал слово за слово историю своей жизни – и об умершей жене, и об убитом сыне герое, и об одиночестве и пьянстве, которые стали единственными спутниками его существования.
Горячий армянский человек Киркор снова охал, ахал, махал руками, вскрикивал от ужаса и сочувствия, но если бы Вдовин был потрезвее и поосторожней, он бы заметил, с каким интересом осматривает как бы невзначай его квартиру сосед, будто прикидывая что-то в уме…
Больше Киркор в гости к Вдовину не заходил, ссылаясь на постоянные дела. «Бизнес! Бизнес, дорогой! Понимаешь – кручусь-верчусь, надо делать деньги, содержать семью в Ереване!» Однако деньги давал каждый раз, когда Федор Андреевич его об этом просил. И канистру вина как-то подарил – настоящего армянского «Арени». «Пей, дорогой! Пей! Это тебе за сына-героя, он нас всех защищал!»
Вдовин теперь пил с утра до вечера. Деньги, которых раньше хватало на месяц, улетали в неделю-полторы. И снова, по привычке, приходилось просить о них Киркора…
Когда в очередной раз пьяный пенсионер позвонил в дверь к армянину, тот встретил его хмуро.
– Здравствуй, дорогой! За деньгами опять? Знаешь, извини, нету денег.
У Вдовина затряслись от ужаса поджилки. Он знал, что если сейчас не продолжит пить, этой ночи ему не пережить. Но тут к радости алкоголика Киркор вдруг сменил гнев на милость.
– Денег нет, но водка есть. Заходи, дорогой, у меня сейчас друзья, выпьем вместе.
Друзья – пара заросших щетиной армян, пили коньяк. Вдовин от него отказался и ему налили водки.
Что было потом и как кончился вечер, Федор Андреевич не помнил. Правда, в сознание вертелась какая-то бумага, которую он вроде подписал. Или не было такого? Впрочем, купив водки и выпив стакан, Вдовин тут же о бумаге позабыл…
Через несколько дней Киркор сам пригласил его в гости. Кроме двух знакомых небритых армян в компании сидел и какой-то блондинистый парень, почему-то в костюме и с кейсом. Нажрались по-классному, а на следующий день Федору Андреевича привиделось, что он вроде опять что-то подписывал, а блондин даже подпечатывал бумаги…
Полгода спустя Вдовин опять нарвался на «белочку». Приехала Скорая и Федора Андреевича увезли в дурку. Пробыл он там с месяц, а когда вернулся домой, то подумал, что ошибся подъездом или у него начался очередной глюк. Дверь на квартире почему-то была теперь новая, стальная и на площадке потягивало запахами свежего ремонта.
Держась за стену, чтобы не упасть, Вдовин позвонил. Послышались бодрые шаги и дверь в его собственную квартиру открыл…Киркор!
– А…это…ты чего тут? – заплетающимся языком спросил Федор Андреевич.
– Тебе что здесь надо? – зло бросил бывший собутыльник.
– Как чего, я тут живу! – ответил Вдовин и попытался пройти в квартиру.
– А ну убирайся отсюда, алкаш! – заорал армянин и пнул Федора Андреевича ногой в живот. Вдовин отлетел и упал на пол.
– Помогите! Помогите! Люди добрые! – слабым голосом закричал он.
Дверь в квартиру захлопнулась и Вдовин остался один. С трудом поднявшись, он позвонил в дверь напротив – здесь жила пожилая семья, переехавшая сюда несколько лет назад откуда-то из-под Воркуты. С ними Вдовин не был знаком, так, здоровались по-соседски…
Выслушав сбивчивый рассказ Вдовина, сосед – бывший шахтер, почесал голову и посоветовал – к участковому!
Вдовин на заплетающихся ногах бросился в опорный пункт. Участковый, отлично знакомый с Федором Андреевичем, внимательно его выслушал и развел руками.
– Ты чего, Андреич? Остатки ума пропил? Ты же сам взял взаймы у гражданина Карапетяна 300 тысяч рублей под залог квартиры. На полгода, с процентами. И нотариальная заверка есть, и остальные документы, тобою же подписанные. Мне их гражданин Карапетян показал, когда вселялся в твою квартиру. Все законно. И соседи о том, что ты у Карапетяна постоянно деньги стреляешь тоже прекрасно знают, я расспрашивал. Меньше надо пить, Андреич!
– И что же мне теперь делать? – в полуобморочном состоянии спросил Вдовин.
– Если хочешь, подавай в суд, – ответил участковый. – У тебя есть деньги, чтобы судиться?
– Нет! – признался Федор Андреевич, сплюнул и ушел.
Свои немногочисленные вещи он нашел сваленными около подвала. На подвал Карапетян не покушался и милостиво оставил его Вдовину. Там тот и зажил, и проживал уже четыре года. Мочился Федор Андреевич в большую канистру, содержание которой периодически ночами сливал в решетку канализации или на траву во дворе. Срал же на газету, разложенную предварительно в полиэтиленовом пакете. Его, крепко затянув, Вдовин выкидывал в мусорные баки. Соседи, знавшие вдовинскую историю, не возражали против его житья в подвале – жалели старика. Да, в 60 лет Вдовин выглядел уже имено как старик…
Вот такую историю пришлось выслушать Кузе, пока он ел.
Вдовин коту обрадовался и тут же принялся щедро его угощать. Кузя поел и супу, и дешевой пенсионерской тушенки по двадцать рублей банка, и вдоволь напился воды. Затем Вдовин поставил на пол какой-то пыльный ящик, накрыл его старой курткой и предложил коту улечься и отдохнуть на этом импровизированном ложе – на полу лежать было холодно. Довольный Кузя забрался на ящик и задремал. Вдовин же улегся на кровать и принялся смотреть телевизор. На столике рядом с ним стояли две бутылки паленой водки…
*********
– …И это ты мне говоришь, жид!
От крика Кузя проснулся, подскочил от ужаса и чуть не свалился на пол. Мигая спросонья, он принялся осматривать комнату в поисках опасности.
Бородатый старик продолжал лежать на кровати, потягивая водку. Одной рукой он впивался в бутылку, а другой обличительно указывал на экран телевизора. Кузя повернулся и присмотрелся. Показывали вечернее ток-шоу, а в гостях у ведущего этим вечером был какой-то правозащитник, требовавший освободить "невинно томящегося в застенках" бывшего олигарха Говорковского.
"…Жид на жиде сидит и жидом погоняет! Два сапога пара – жид да армянин. Пьют русскую кровь. Присосались как клопы к простому человеку. Лгут, грабят, измываются – сил больше нет терпеть!
Ну чего этот гад мне сейчас врет про Говорковского? "Безвинно пострадавший"! А то мы не знаем, как он воровал и что вытворял…"Совесть нации"… Какая он "совесть"? Он своей жидовской нации совесть, а не нашей.
Вот ты сам посуди, Васька – ничего, что я тебя Васькой кличу? у нас в деревне дома кот Васька жил, очень похож был на тебя…Так вот, Вася, я все помню! Все!
Видывали мы этих так называемых правозащитников еще в 70-е – жид на жиде и все сплошь тунеядцы и американские агенты. Сколько грязи вылили на Советский Союз. Он их кормил, растил, учил, а они – в душу наплевали. Нет им свободы, видите ли…Какая свобода? Я всю жизнь в охране проработал, и зарплата хорошая шла, и квартиру дали, и даже на курорте один раз побывал – и никогда я вокруг этой несвободы не замечал. Где они ее увидали? Дисциплина должна быть. Строгость. Порядок. Нас в армии так учили и я полностью эту систему поддерживаю. А ихняя свобода что? Выйти на улицу, помахать плакатиками с гадкими надписями и покричать обидные слова правительству? Этой что ли свободы добиваются?
Вот помню, Вася, как их стали за границу отпускать в начале 70-х. О-о-о, если б ты видел, как рванули. Тысячи. Десятки тысяч. Может и миллион. Предали родину за кусок мацы и пару джинсов. Уехали, и ты не можешь себе представить, как мы свободней себя почувствовали. Жаль, что не всю эту сволочь можно было выдворить – некоторые затаились, а кого-то и нельзя было отпустить – секретоносители…
Ну а потом Перестройка. И опять они в свой Израиль да Штаты поперли. Да только почему-то в 90-е стали возвращаться. Плачут-ревут – не можем на чужбине жить! Пустите нас назад!
Русский народ добрый и отходчивый. Пустили. И что? Ты думаешь, Вася, они утихомирились? На Западе да в ихнем Израиле фиг попьешь чужой кровушки, а в России можно. Знают они это. Вот и вернулись.
Ты посмотри, кто миллионеры да олигархи у нас, Вася! Сплошь жиды. Нету русского человека – они на него всем скопом набрасываются, гадят, ногу подставляют, со свету сживают, если он не из их жидовского кагала.
Довели Россию! Убивают Россию! Нет для них большего счастья, чем поработить русского человека, надеть на него цепи, втоптать в грязь и плюнуть в морду.
И вот нашелся один, один-единственный человек, который не побоялся, вступился за родину. Это я, Вася, о Владимире Владимировиче, ты и сам наверное понял.
Кто страну принял в разрухе, обобранную, униженную, и вернул ей былую славу, воссоздав Государство Российское? Владимир Владимирович. И ему за это мой земной поклон.
Кто бандитов прижал к ногтю? Кто восстановил конституционную целостность? Он, Васенька. Он. Я тебе рассказывал – мой сынок в Чечне погиб как раз защищая нас с тобой, нашу родину. Он за правое дело сражался, как и остальные русские люди, а повел их на бой Владимир Владимирович. Нет, не напрасно сложили они свои головы! Потому что у нас теперь мир. И жить мы лучше стали.
А ты вспомни, Вася, как Владимир Владимирович этих поганых жидов ссаной тряпкой по мордам да по мордам! Главных воров – Березу да Гуся обломал да вышвырнул к чертовой матери в ихний Израиль. А потом первого из первых – самого важного из ихнего кагала – Говорковского – так говном по губам помазал, что тот и до сих пор в тюрьме брызжет слюной да плюется. И увидев это все, многие жидоолигархи, что пили русскую кровь, призадумались и съебали нахуй в свой Израиль или Америку, а те, кто остался, выкинули белый флаг. И сразу почувствовалось – лучше стало, чище. Дети на улице улыбаться начали. Взрослые. Двинулась Россия вперед!
Представляешь, Вася, и дети, русские дети стали лучше!
Ты молодой, вряд ли помнишь, как дети при Перестройке да при Ельцине выглядели?
Идет по улице такой уебан – волосы до пупа, штаны свалились, будто он обосрамшись, в ушах да в носу серьги, на футболке надпись "фак", это по-американски "хуй" – то ли хиппи, то ли хипстеры – одним словом металлисты. На улицах всюду тогда шприцы валялись, наркомания сплошная, алкоголики и тунеядцы, в армию идти никто не хочет.
А сейчас, Вася…Ведь другие подростки-то! За десять лет новое поколение людей Владимир Владимирович воспитал. Вот, помнится, пару лет назад, вроде дело было перед выборами, они меня даже тут в подвале нашли – приходят два мальчика и девочка – чистенькие, опрятные. Подарили мне футболку с медведем и флагом – все как полагается, подожди, сейчас покажу – вот видишь, Вася, она! И только "Вперед, Россия!" чуть стерлось, ну да ладно. И книжку принесли про молодежную партийную школу на Селигере. Говорят, мы вас помним, Федор Андреевич, и партия наша всегда с вами, приходите голосуйте за нее.
Ты не смотри так, Васька, что я плачу. Как вспомнил этих хороших детей, сразу сердце защемило, так и помирать легче – они, новые пионеры и комсомольцы Владимира Владимировича родину нашу не дадут в обиду. И Олимпиаду мы обязательно выиграем с такими детьми. Не пьют, не курят, на собрания ходят, куда прикажет партия – туда и двинутся на прорыв во имя славы Отечества…
А потом что случилось, Васька, помнишь? Поставили руководить страной этого Гнома. И что? А сразу полезли опять изо всех дыр жиды да армяне. И еще хлеще принялись пить кровь русского человека.
Вот хотят наши строить сейчас город науки, город будущего – Склоково. Не слышал? А, вижу, слышал, молодец. И кого ты думаешь Гном назначил в его председатели? А? Не знаешь? Да самого пархатого Жида Жидовича, который неизвестно откуда вылез, зато с миллиардами – его и назначили! А почему? Неужели у Гнома не нашлось нашего с тобой природного русского человека, чтобы построил Склоково, от которого были бы всему народу счастье и прогресс? Вот и думай-гадай. Владимир Владимирович бы такого не позволил, нет! А поганый Гном – самый что ни на есть масон и жидовский ставленник!
