Текст книги "Автобиография. Записки офицера спецназа ГРУ"

Автор книги: Игорь Стодеревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

4.2. Целина.

Каждый год на армии обрушивалась такая напасть как работы по уборке урожая. В округах комплектовались автомобильные батальоны и отправлялись оказывать помощь колхозам в перевозке собранного урожая. Армия занималась не своим делом. Отправляли тысячи машин и людей. Как правило, в мало населённые местности, где местные власти не справлялись с перевозками. Это так называемая целина. Сводные подразделения уходили на три-четыре месяца. Начинали помогать на юге, и по мере продвижения уборки на север, шли вслед за ней. Там резко падала дисциплина. Солдат целый день крутил баранку и появлялся только поздно вечером. Он был по сути дела бесконтролен. Это была головная боль командиров всех степеней. Ты здесь, люди от тебя за тысячи километров, но ты несёшь за них полную ответственность. Во всём этом был только один хороший момент. По возвращению с целины машины передавались в народное хозяйство, и так обновлялся парк автотранспорта части. Нашу часть, как правило, на целину не привлекали, но в 1974 году от нас послали автовзвод, около тридцати машин.

Уже глубокой осенью, кажется в конце октября, замполита батальона майора Кондратовича и меня вызвали к командиру бригады Р.П. Мосолову. Он довёл до нас, что на наш взвод большие нарекания, со стороны командования батальона, в состав которого он входит. Полный развал дисциплины. Округ требует поехать, навести там порядок, и заменить взводного. Нам было приказано разобраться и на месте принять решение. Батальон находился в Петропавловской области Казахстана, на самом севере. До границы Омской области было около 50 км. Прибыв на место, мы представились командиру батальона. По манере держаться и разговаривать было видно, что он просто сволочь. Сразу заявил нам, что наших солдат надо бить тогда будет порядок. Я ему ответил, что у нас несколько другие методы работы.

Прибыв в свой взвод, он располагался в соседнем селе, мы увидели удручающую картину. Люди не мылись в бане уже две недели, и это на целине. Бельё и нательное и постельное грязное. У многих в белье платяная вошь. Как выяснилось, из разговора с солдатами, им постоянно не додавали продуктов. Солдату ВДВ по нормам было положено больше, чем пехотинцу, и мяса и сливочного масла. Но ребятам постоянно урезали даже пехотный паёк. Комбат со своими подручными был просто вор. А наш взводный размазня, у нас о таких людей называли дюймовочками.

Кондратович собрал все объяснения и, забрав взводного, поехал назад в часть, а я остался наводить порядок. Это было не просто, народ озлоблен несправедливостью и просто хамством батальонного начальства. Солдат спецназа не привык к мату, во всяком случае, в нашей бригаде. Дело ещё усложнялось тем, что сельхозработы прекратились, и надо было чем-то занять людей. Сложно было первые двое суток. Мы, я и солдаты, друг друга плохо знали. Они все были с автороты. А это не совсем спецназ, просто рота обслуживания. За двое суток я смог им доказать, что приехал навести порядок, и я это сделаю.

Взвод располагался в школе, в одном из больших классов. После вечерней поверки люди сели на кровати, и многие, стали давить вшей, я такое раньше видел только в кино. Дал им слово, что завтра, максимум послезавтра, будет баня, и им поменяют бельё.

На вечерней поверке не было одного солдата, как мне сказали ребята, он возит старшину роты, который и повинен во всех вышеперечисленных безобразиях. Старшина был не наш, из пехоты. Они же меня предупредили, что он здоровый как слон и к тому же КМС по классической борьбе. Выйдя из школы, я увидел подъехавшую машину нашего взвода. Приказал солдату, водителю, подойти ко мне. Представился ему кто я такой, и спросил, на каком основании он отсутствует на проверке. Из кабины вылез прапорщик с явным алкогольным опьянением и стал встревать в разговор, не соблюдая ни каких субординаций. Я потребовал, чтоб он удалился и не мешал мне. Но слова на этого субъекта уже не действовали, панибратски он продолжал что-то бухтеть. Видя это, я провёл удар правой прямой в голову. Прапорщик, сломав спиной штакетник, завалился в сад. Когда он пришёл в себя, я предупредил его, что если завтра не будет бани и чистого белья, он останется вообще без головы.

Баня была. После бани и вечерней поверки я обратил внимание на то, что не которые солдаты явно под градусом. Выпить где-то на стороне они не могли, я постоянно был с ними. И спал вместе с ними, прямо у двери, на голой кровати, накинув свою плащ-накидку. Вши мне не к чему. У стены стоял, сорока литровый бидон, для воды, ребята подходили, и, черпая кружкой, пили. И тут меня осенило. Я подошёл и тоже зачерпнул, в бидоне была чистая водка, литров пять. А они ведь пили, не закусывая и не морщась, чтоб я не заметил. Гауптвахты не было так, что просто пришлось уложить их спать.

Уже мытых и не вшивых я имел право выводить их на физзарядку. Что я и проделал наследующий день. Выведя взвод утром на улицу, я приказал бежать, но народ продолжал идти. Явно чувствовалась рука организатора. Но я уже был воробей стрелянный. Не хотите бежать и не надо, я даже не стал повторять приказание, вряд ли бы его выполнили. Так в строю, мы ушли от села километра на два. На ребятах было одето, как это и положено на физзарядку, только брюки и гимнастёрки. А мороз около десяти градусов. Смотрю, уже замёрзли, послышался ропот, что пора идти назад. Нет проблем. Я развернул взвод. Скомандовал: «Бегом марш», и сам побежал. Сзади услышал топот, весь взвод бежал. Многие стали меня обгонять, я бежал не спеша.

Наблюдая за людьми, я выявил лидеров, их было трое. Вызывая по одному, не крича, не угрожая, разъяснил им, что если и дальше так пойдёт, по приезду в часть они угодят под суд военного трибунала, как зачинщики. Но я уже требовал от них не просто не саботировать мои приказания, а оказать мне помощь в наведении порядка. Они всё поняли правильно, и все проблемы были сняты.

Надо было готовить технику к маршу на погрузку на станцию Мамлютка. За два дня мы отремонтировали все машины, которые можно было отремонтировать, была проблема с запчастями. А для остальных приготовили жёсткие буксиры. Марш на станцию, около 60 км. наш взвод совершил за два часа. Остальные взвода роты тянулись весь день, подбирая по дороге заглохшие машины. Погрузка была назначена на следующий день, какого чёрта нас притащили раньше? Видимо знали, сколько пехота будет тащиться.

Мороз крепчал, к вечеру было градусов 15. Поступил приказ, чтоб на всех машинах сняли трамблёры. Это для того, чтоб водители не угорели, заснув при работающем двигателе. Но людям негде было спасаться от мороза. Нам не представили ни места для ночлега, ни дров для костров. Я в своём взводе трамблёры снимать не стал. Люди всю ночь провели в тёплых машинах, периодически включая, выключая двигатели. А чтоб не случилось несчастья, я скомплектовал три смены наряда, каждая во главе с одним из лидеров. Они, меняясь, всю ночь ходили и заставляли заснувших водителей выключать двигатели и проветривать кабины. После этой ночи народ в меня поверил полностью. Они видели, как пехота мёрзла всю ночь, несколько человек поместились в наши машины. А утром ещё и оказалось, что около десятка машин пехоты с размороженными двигателями. Трамблёры сняли, а воду не слили.

Утром подогнали эшелон, и началась погрузка. У нас заранее были сформированы крепёжные команды, и они имели всё необходимое. За двое суток до погрузки я посылал машину на станцию, и ребята привезли и крепёжную проволоку, и деревянные колодки. То есть мы выполнили формулу «3-и П». До обеда мы закрепили всю свою технику и, сдав платформы железнодорожникам, ушли отдыхать в классный вагон. Нам полагалась только половина вагона, поэтому мы сразу её отгородили плащ-палаткой и выставили наряд. Остальная рота грузилась весь день и ещё полночи, а мои ребята спокойно спали.

Когда я пришёл и доложил комбату о том, что всё сделано, он, похвалив меня, предложил на следующий год место в его целинном батальоне. На, что я ответил, что если бы у меня душа лежала к сельскому хозяйству, то я бы поступил в сельхоз институт, но у меня, однако, за плечами военное училище. И каждый должен заниматься своим делом.

Через несколько дней мы благополучно разгрузились в Чирчике. Я написал командиру бригады рапорт по деяниям целинного комбата, но, по неизвестным мне причинам, в штабе округа хода ему не дали.

Командуя группой, я получил свой первый орден. А было это так. Если у офицера подразделение, которым он командует, два года подряд является отличным, ему положено присвоение очередного звания досрочно. На меня, и ещё на целую группу офицеров, послали документы в 1973 году. Так делалось каждый год, и досрочные звания приходили. Документы ходили долго, и офицеры досрочные звания получали чуть раньше, чем по сроку, но главное в личном деле делалась запись, что, звание получено досрочно.

В этот раз пришли досрочные звания только на замполитов рот. Мосолов, когда узнал об этом, запретил, больше отправлять на досрочные звания, если не всем, значить ни кому. А мне сказал, что пошлёт на орден.

В 1974 году как раз был введён новый орден «За службу Родине в Вооружённых Силах», был он трёх степеней. Этот орден третей степени я и получил в конце апреля 1975 года. Кроме меня в бригаде этот орден получили ещё трое: мой друг и однокашник Юра Цыганов, мой товарищ и будущий командир отряда Сергей Шапиро, начальник штаба отряда Василий Васильевич Колесник, будущий Герой Советского Союза, главный организатор операции по взятию дворца Амина.

4.3. Рота

Роту я получил осенью 1975 года, прослужив командиром группы четыре года. Стал ротным в своей родной роте. Она всегда было отличной, и при Владимире Манченко, и при Викторе Коновальчикове. Но отличных рот в бригаде много, для спецназа это не показатель. Я хотел сделать лучшую роту в части. Для этого надо было, в первую очередь, сколотить хороший воинский коллектив. Где один за всех, все за одного, как у Дюма в «Трёх мушкетёрах». Народ был подобран хороший и офицеры и солдаты. Я уже говорил, что лучших из лучших собрал в группу Рафика Латыпова, и он два года подряд занимал первое место в соревнованиях разведгрупп. В боксе мы тоже были первые. Рота бегала такие по протяженности кроссы, какие не бегало больше ни одно подразделение бригады.

Осенью 1977 года я, посоветовавшись с ротой, вышел с предложением на политотдел бригады о совершении марш-броска до Алма-Аты. Протяженность трасы -850 км. Почему на политотдел, и почему в 1977 году? Страна готовилась отмечать 60 лет Октябрьской революции. Я понимал, что просто так, бежать такую дистанцию ни кто не даст. А если это политизировать, может быть, что-то и выйдет. Мы предложили, что будем пробегать по 50 км. в день, а они должны обеспечить в местах ночёвок полноценный отдых. И могут на фоне этого марш-броска проводить любую агитационную работу. В политотделе посовещались и послали меня к чёртовой матери. Может быть и правильно.

Во всех моих начинаниях мне нужна была поддержка не только офицеров роты, но и солдат. Мне нужно было опереться на коллектив. И я стал создавать в роте комсомольскую организацию. Нет, конечно, на бумаге она была. Но понадобилось не менее полугода, чтобы она заработала. Здесь много усилий приложил замполит роты Александр Славник, по званию прапорщик, в последствии полковник преподаватель одного из военных училищ.

Прапорщик – замполит, это вообще исключительное явление не только в спецназе, но и вообще в Армии, так как это офицерская должность. Правда, он заочно учился в Новосибирском политическом училище.

У нас было заведено, на день рождение солдату преподносился торт. Мне кажется для парня оторванного от семьи, от дома, это важно.

Была ещё одна очень важная задача, поднять роль сержантов. Роль сержанта в армии трудно переоценить. Как говорил Г.К. Жуков, будучи министром обороны: «Армией командую я, и сержанты». Но это тогда, во времена Жукова. К сожалению, в 70-х годах, роль сержантов свели на нет. Отсюда и так называемые не уставные отношения.

Младший командир, который круглые сутки находится в казарме, по сути, был отстранён от исполнения своих обязанностей. Наплодили все возможных приказов, на уровне министерства обороны и округа, где упор делается только на офицеров. А сержанту нельзя поручить ни какую ответственную работу. Да и подготовка сержантов в учебных частях стала не качественная. С переходом армии на двухгодичный срок службы, сержантов стали готовить за шесть месяцев. За шесть месяцев командира отделения подготовить сложно. Раньше готовили год. А ведь в случае начала войны, в спецназе, предусматривалась выброска разведгрупп в составе отделений. Кто будет командовать, и выполнять боевую задачу? Сержант, как не верти.

Я помню, когда отец служил, в погранвойсках солдат готовили несколько месяцев в специально создаваемых учебных пунктах. И только подготовленных их отправляли в подразделения. Мне скажут, что там иная специфика, солдат шёл охранять границу. Да ответственности больше. Но такой подход должен быть во всех войсках. Тогда и психологический барьер между старослужащим и новобранцем будет меньше. А то ведь в подразделения попадают солдаты, которых научили только ходить строем и стрелять, в сторону мишени. Это очень плохо в мирное время, и совершенно преступно в военное.

Я как мог, пытался выделить сержантов из общей массы. Ещё командуя группой, среди рабочей недели брал сержантов, а их было всего три человека, собой в город на новые кинофильмы. В армии всегда показывали старьё. В нашем отряде, в Афгане, у сержантов был свой, отдельный, день помывки в бане. Как у офицеров. Ну и конечно пытались доверять им ответственные задачи, и они, как правило, не подводили.

После кропотливой работы всего офицерского коллектива роты мы добились того, что в роте появился и сержантский коллектив. Ведь как, в основном, в подразделениях группируются люди. По двум принципам: по принципу землячества и годам призыва. Когда ко мне, пришёл солдат с жалобой, на излишнею требовательность сержанта. Так ему казалось. Я поблагодарил его за сообщение о том, что, наконец, сержанты в роте заработали. Дело в том, что он был с этим сержантом одного года призыва, и к тому же они были земляками.

Был у нас в части и драматический случай с сержантской требовательностью. Старшина (срочной службы) одной из рот, сержант Маметов, КМС по боксу. Заметил, что дневальный, одного с ним призыва солдат, ночью поднял новобранца и заставил его чистить себе сапоги. Он отправил солдата спать, а дневальному сделал замечание. Спустя какое-то время он опять увидел туже картину, и одним ударом сломал «барину» челюсть. Конечно, это было сделано не правильно. Сержанта судили судом военного трибунала.

Заседание проходило в клубе части. Была и мать пострадавшего, но здесь номер какая армия плохая не прошёл. Это она, лично она, воспитала подонка. А сержант, по сути, встал на защиту более слабого. И выполнил свой сержантский и человеческий долг, но не тем методом. Ей это говорили прямо в лицо не только офицеры, но и солдаты. В зале заседания постоянно стоял недовольный ропот. А когда был объявлен приговор – три года дисциплинарного батальона, зал просто возмущёно взорвался. Наверно эта мама долго ещё рассказывала своим знакомым о не уставных отношениях в армии. Сына её перевели дослуживать в другую часть. А Алик, так звали сержанта, отсидев в дисбате, и уволившись из Армии, вернулся в Чирчик. Я, уже командуя отрядом, приглашал его для бесед с солдатами. Плохой пример бывает поучительней, чем положительный.

Замполит роты постоянно поддерживал переписку с родителями солдат. Только солдат пребывал в роту, ему на родину сразу шло письмо. Мы просили родителей подробней расписать его привычки и привязанности. И нам было легче работать и родителям спокойней. Я до сих пор храню пачку писем родителей солдат. Но писали нам и бывшие сослуживцы. У нас был заведён альбом «Нам пишут». И ещё было два альбома: «О нас пишут» и «Они служили в нашей роте». В первом мы помещали все публикации в прессе о роте. В окружной газете практически каждый квартал печаталась статья. Были публикации и в других изданиях. Во втором, были фотографии уволенных в запас солдат. Но право попасть в этот альбом имели не все. Только лучшие из лучших. Это решалось на комсомольском собрании.

Фото на память с увольняемыми в запас

Всё это помогало нам в воспитании солдат. На подведении итогов боевой и политической подготовки за месяц лучшему отделению вручался переходящий приз имени Эрнесто Че Гевары. В части определяли лучшую группу, а я в роте решил это делать для отделения. Вымпел ставился на тумбочку рядом с кроватью командира этого отделения. Из-за этого приза у меня были проблемы с замполитом батальона майором Кондратовичем.

Он мне доказывал. Что Че совсем левак, наша партия не совсем разделяет его взгляды. И, что мы против экспорта революции. На, что я ему отвечал, что для меня он является эталоном и как спецназовец, и как человек. Да он наверно не нравился многим у нас наверху потому как писал: «Революционный государственный деятель должен вести монашеский образ жизни. И это понятно. Ведь большинство чиновников, в особенности высокооплачиваемых, в наших странах занимается самообогащением, раскрадыванием государственной казны, берут взятки, живут в роскошных вилах, пьянствуют, развратничают». Это высказывание было актуально тогда, и на порядок выше его актуальность сегодня. Че призывал: «Живите скромно, не пытайтесь делать капитализм при социализме». Он бросил пост министра финансов в той стране, которой помог обрести свободу, и пошёл воевать в чужую страну за чужую свободу. Да он ошибался, но до конца был верен себе и своим идеалам.

«Помните, что самое главное – это революция, и что каждый из нас в отдельности ничего не значит. И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемою, где бы то ни было в мире» – Эрнесто Че Гевара.

Он умер как солдат, в бою.

«Я никогда не вернусь побеждённым. Предпочту смерть поражению» – Че.

Я награждал этим вымпелом. А Кондратович забирал его с тумбочки и уносил к себе в кабинет. Дневальный мне докладывал, и я шёл на очередной раунд переговоров. В конце концов, Василий Дмитриевич сдался и оставил вымпел в покое. Уже когда он уволился в запас, а я командовал отрядом, он прислал мне два огромных письма. В которых подробно описывалась жизнь Че. В продаже, тогда, такой литературы было крайне мало. Не один вечер, видимо, просидел Дмитрич, ксерокопирования тогда тоже не было.

Была у меня ещё и стычка с начальником политотдела. Но это уже было связано с выборами в Верховный Совет СССР. Поступила мне информация о том, что в роте ночью несколько солдат употребили спиртные напитки. Мы всегда разъясняли людям, что употребление спиртных напитков подрывает боевую готовность. Я не стал разбираться кто пил, сколько пил, и почему пил, не любил я эти разборки. Поднял роту по тревоге и на марш-бросок. Пробежали бы километра три, и уже бы было видно, кто ночью праздновал. Ещё километра два и товарищам пришлось бы их нести. На марш-броске подразделение должно бежать компактно. Отстающих быть не может. Но тут на встречу попался начальник политотдела. Боже, какие у него были глаза.

Дело в том, что в этот день были выборы, а в связи с этим игры в демократию. В этот день солдат поднимали не свет не заря. И ко времени открытия избирательного участка все уже стояли перед дверями. Не обходимо было показать активность, кого обманывали не понятно, ведь ни каких наблюдателей не было. После голосования начиналась демократия, а точнее бардак. В этот день солдаты могли ходить в столовую без строя, но организация питания в наших столовых была к этому не готова. Столы накрывались по подразделениям, и приходить надо было все равно всем вместе, но без строя. Значить толпой.

И в этот день демократии я бегу с ротой марш-бросок. Я попытался вывернуться. Сказал, что мы всем коллективом посвящаем этот марш-бросок как раз выборам.

Нач. ПО сказал, чтобы я не морочил ему голову и разворачивал роту назад. У меня с ним были не плохие отношения, и всё прошло без последствий. Он нигде об этом не сказал ни слова.

Помню в соседней роте, командир отряда Сергей Шапиро, проводил примерно такую же воспитательную работу. К нему в кабинет привели двоих выпивох, они уже отсидели на гауптвахте. Спросив, что пили, сколько, и чем закусывали он, дав деньги старшине роты, отправил его в магазин. По прибытию всё это выложили на стол и предложили нарушителям всё это употребить. Они отказались, но комбат приказал делать то, что они делали в прошлый раз. Жалко на этих ребят было смотреть. Как сидеть и выпивать, если за этим действом наблюдает всё командование отряда. После «банкета» комбат разрешил им посидеть в курилке, покурить полчаса, а затем вызвал и сказал, что сейчас я вам докажу, что вы подрываете боевую готовность. Приказал командиру группы: «Полная выкладка и на марш-бросок в 6 км».

Пока они бежали, построили отряд. Нарушителей поставили перед строем, и комбат коротко сказал: «Мы часть постоянной боевой готовности. В любой момент может поступить сигнал боевой тревоги. В состоянии ли эти два наших товарища сейчас вести бой? А ведь придётся бежать не 6 км, а гораздо больше». Провинившиеся ели держались на ногах. Уже позже в Афгане я очень жёстко спрашивал с любителей «зелёного змия». Спиртное в боевой обстановке не допустимо, ведёт к неоправданным потерям.

В роте был создан комитет по борьбе с курением. Я всю свою службу боролся с этим злом. Нет, мы не заставляли ни кого бросать курить. Проводилась пропаганда, а самая лучшая пропаганда это кроссы. Когда солдат прибегает на финиш, ходит, отплёвывается и говорит: «Всё надо бросать курение, тяжело бежать». А главное было не дать закурить тем, кто до армии не курил. У меня в роте, а затем и в отряде, из вновь прибывших солдат, составлялись списки не курящих, И горе тому сержанту, у которого солдат закурил. Будучи уже командиром полка я поощрял офицеров, которые вели здоровый образ жизни. Тому, кто в течение года не болел, двое суток к отпуску, а тем, кто не курит ещё трое. Права увеличивать отпуск я не имел, но выход нашёл. Я отправлял офицера в отпуск, а приказом отдавал позже. Да нарушал, но считаю, был прав.

«Посеешь заботу – пожнёшь инициативу».

(Пословица).

Ещё очень важным делом было организовать досуг солдата. Да они ходят в увольнение, но ведь это только пятнадцать процентов от всего состава. Больше нельзя боеготовность подрывается. Солдату надо дать отдушину. Он должен знать, что, прозанимавшись всю неделю боевой подготовкой, в выходные хорошо отдохнёт. Тогда и отдача будет лучше.

Я ещё лейтенантом, организовал своей группе поездку в Ташкент, на концерт Словацкой эстрады. Но это было сложно. Концерт заканчивался поздно, и на автобус в Чирчик мы не успевали. Пришлось остаться ночевать в Ташкенте, родное училище помогло. Так, что пришлось долго уговаривать начальство, чтоб разрешили поездку. И вообще, если кто-то думает, что вот сейчас он возьмётся за такую, как он думает, не обходимую работу и все сразу начнут ему помогать. Чёрта с два, хорошо, если б не мешали.

Триединая задача командира любого ранга это:

– боеготовность подразделения или части, кто бы этому не мешал;

– проталкивать наверх толковых, перспективных подчиненных;

– и топтать дрянь.

Став ротным, а затем и комбатом я стал вывозить людей в Ташкентскую оперетту. Заказывались машины. Мы заправляли их бензином, который сами доставали через знакомых, комбриг который пришёл на смену В.В. Колеснику, машины давал, а бензин нет. Так, что не часто, но солдаты в театре бывали.

На склонах Большого Чимгана. Справа от меня прапорщик Куликов.

Зимой, в одно из воскресений, я вывез роту на Чимган, это вершина, на склонах которой были оборудованы трассы для горных лыж. Лыжи у нас в бригаде были, правда, не горные и не очень качественные, но кататься было можно. Но после катания, спустившись с гор на бренную землю, кросс 20 км. Так, что в часть не приехали, а прибежали.

Перед спуском, третий справа, старшина роты прапорщик Ломакин.

Фото под канатной дорогой

Перед забегом на 20 км.

Молодец не отстает

Кстати зимой мы часто проводили занятия по тактике на лыжах. Я, впервые то, и встал на лыжи в Чирчике. Но освоить их, так и не освоил, не часто зима нас баловала хорошим снегом.Летом мы выезжали всей ротой, а офицеры брали ещё и семьи, на рыбалку. На одних из учений мы нашли в предгорьях красивое озеро. Вот там и разбили свой лагерь. Но рыба, по не понятным причинам, клевать категорически отказалась. Уха была под срывом. На краю озера был большой плёс. Где глубина была всего сантиметров 10–15, там пастухи поили свои отары. Я вспомнил свои детские походы на озёра за рыбой и приказал сделать не большую дамбу, из ила. Это было несложно. Минут за тридцать мы отделили плёс от озера, оставив не большой проход в дамбе. Поиграли в футбол и сделали завтрак из тех продуктов, что привезли с собой. Всё, что осталось от завтрака, бросили в плёс. Народ разбрёлся по берегу озера, единственно я запретил подходить к плёсу. Часа через два мы закрыли проход в дамбе. Залезли, намутили воду и вся рыба, что пришла на кормёжку всплыла. Так, что рыбу мы наловили руками, а не удочками. А было её столько, что хватило бы на две ухи.

Офицеры роты с женами, крайний слева Александр Латышев.

Рота на рыбалке. Слева от меня, в светлой форме, замполит роты Махотин.

Став командиром отряда, я приказал наладить шефские связи. Одну роту закрепили за медицинским училищем, а другую за индустриальным техникумом, в то время уже произошли сокращения, и в отрядах осталось только по две роты.

Один из бригадных начальников, когда я утрясал вопросы выходов личного состава на дискотеки в подшефные организации, мне цинично сказал: «Что Стодеревский, решил породу в Чирчике улучшать»? На, что я ему отвечал, что занимаюсь всегда только одним, повышением боевой готовности. Дай солдату, а потом с него возьми. Вместе с девушками из этих учебных заведений мои ребята сделали не плохой концерт художественной самодеятельности, и выступили перед всей бригадой.

Одна из групп моего отряда являлась группой специального оружия. В бригаде сократили отряд специального оружия, и в состав каждого отряда ввели такую группу. Так вот эта группа была ещё и не штатным оркестром бригады. Так, что организовать художественную самодеятельность, это было для нас не проблема.

В бригаде был клуб, и даже начальник клуба, но кроме кино там никогда ничего не показывали. Видимо у политотдела были другие, более важные задачи.

Ребята играли и на всех свадьбах офицеров бригады. Помню ещё, будучи ротным, я отличился, кажется, была свадьба Сергея Харламова, хороший подтянутый офицер, китаист. Впоследствии, после окончания Академии Советской Армии долго проработал в Китае. Так вот на этой свадьбе я весь оркестр, то есть подчиненных, как раз Харламова, напоил шампанским. Он до сих пор об этом с возмущением вспоминает, ведь я наливал им по взрослому. Неправильно конечно, но мне очень хотелось, чтобы на свадьбе всем было весело.

Сколачивали и офицерский коллектив. Выезжали с семьями, когда я командовал и ротой и отрядом, на отдых в горы и, как правило, в те места, где бывали на учениях. Это и Угамское ущелье, летом оно в нижнем течении реки Угам вполне доступно. И роща в урочище Сурената на высоте 2000 метров, она примечательна тем, что там растут берёзы. В низу в долине их нет. Правда, местность, где расположен Чирчик. Если и можно назвать долиной, то горной. Бригада находилась на высоте 850 м. над уровнем моря.

Иногда, по воскресеньям, старшина роты прапорщик Ломакин (он потом был в моём отряде в Афганистане) брал ведро, и мы всем офицерским коллективом шли пить пиво.

Это был основной наш напиток, жара под 40 градусов, и под него можно долго вести спокойный мужской разговор. Почему с ведром? Да потому, что летом в Чирчике за пивом надо было выстоять большущую очередь. А здесь взял сразу ведро, разлили по кружкам, а ведро снова в очередь. После пива мы всегда шли в гости, к кому не будь из офицеров роты. Хороший был коллектив: Саша Латышев, Рафик Латыпов, я о них уже говорил, и Валентин Ледовский. Валентин продолжительное, время после окончания Академии СА, был на дипломатической работе за границей. Погиб, при невыясненных обстоятельствах, в Москве, 13 апреля 1998 года. В Измайловском парке, у него в руке взорвалась граната.

Устраивали мы в роте и ёлку для детей, уж не знаю по какой веской причине, в бригаде ёлку не организовывали. Политотделу лень было. Ёлка как положено с дедом Морозом и Снегурочкой. Снегурочкой наряжался один из солдат.

И были катанья на санях. Снега, как правило, было мало, а саней в Узбекистане и в помине нет, но мы вышли из положения.

Ребята взяли обычную телегу, такая у нас была на хоздворе, фанерой закрыли колёса, почти до земли, и на фанере нарисовали полозья. Детвора была в восторге. Телегу таскал ишак, а точнее ишачка. Её сын, Яшка, был особой достопримечательностью бригады, но об этом позже.

Для детей ёлка 1-го января, а в ночь перед этим как это и положено, Новый год с личным составом. В бригаде было заведено, что все офицеры обязательно должны поздравить своих подчиненных, и именно в Новогоднюю ночь.

На Новый год с солдатами роты. Слева от меня замполит роты Махотин.

Новый год мы встречали, как правило, дома у кого-нибудь из офицеров. За исключением замполитов, они в эту ночь должны были находиться вместе с солдатами, и организовывать праздник. Так вот ровно в 12.00, выпив бокал шампанского, мы, оставив, наших дам, бежали в роту поздравить солдат. Как правило, офицеры ротного звена, жили в военном городке, рядом с частью.

В каждой роте были накрыты столы, разрешалось всё кроме спиртного. И в этот день разрешалось отбой производить, сейчас уже не помню, толи в час ночи, толи в два. Поздравив ребят, и выпив с ними лимонада, мы мчались назад за праздничный стол.

Солдатские казармы у нас были щитовые, и мы прилагали максимум усилий, чтобы сделать более, менее нормальный быт солдат. В ленинской комнате находился большой аквариум, а общеизвестно, что простое созерцание рыбок в нём, частично снимает стресс. Мы решили в одном из углов казармы сделать большую клетку для волнистых попугаев.

Мне казалось, что солдату будет приятно засыпать под их не громкий щебет. Да и днём приятно наблюдать за их вознёй. Но только мы начали строить клетку, как прилетел заместитель по тылу бригады и приказал всё убрать. Оказывается попугайчики, разносчики разных болезней, видимо только в казарме. Это ещё раз подтвердило то, что у нас не любят, когда кто-то высовывается.