Текст книги "Автобиография. Записки офицера спецназа ГРУ"

Автор книги: Игорь Стодеревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

4.1.10. Балхаш.

В конце лета 1977 года в районе озера Балхаш проводились учения с одной из ракетных бригад. И хотя с 1976 года наша бригада уже входила в состав Туркестанского военного округа, а в Среднеазиацком имелась своя бригада, от нас затребовали одну группу.

Комбриг поставил задачу мне, а я выбрал из своей роты лучших ребят. Эти ученья интересны тем, что группа отсутствовала в части всего 26 часов. Но как я устал за эти сутки, как не уставал ни на одних учениях. Мы впервые попали в солончаковую пустыню.

Группа вылетела с аэродрома в Чирчике в 10.00 на самолёте АН-12. Так как нас было всего 8 человек, мы все разместились в гермокабину, и поэтому самолёт смог лететь на большой высоте, кроме нас в самолёте никого не было. Довольно быстро долетели до аэродрома «Николаевка» под Алма-Атой, я работал против этого объекта в 1974 году, когда был ещё командиром группы. Там пересели на ждавший нас вертолёт МИ-8. Я показал лётчику точку на карте, где нас надо выбросить. Буквально часа через полтора мы были на месте.

Как только вертушка ушла, я стал ориентироваться. Это сделать было практически не возможно, ни каких ориентиров, совершенно ровная как стол местность, с не большими холмиками. Можно было взять за точку отсчёта то место, где нас высадили, и идти на объект. Но это если лётчики не ошиблись. И я всё-таки решил точно определить свою точку стояния. Если верить лётчикам, то в 6 км от нас на юг должно быть шоссе. А вдоль шоссе всегда стоят километровые столбики. И хоть нам надо было совсем в другую сторону, я повёл группу на шоссе. И я оказался прав, нас высадили с ошибкой в 21 км. Жаль, что вертолётчики не слышали всего, что я о них говорил. Для них эти километры пять минут лёта, а нам по раскалённой пустыне шлёпать часа четыре. А главное драгоценное время теряем. Нам надо было найти расположение бригады, дать в центр их координаты, а затем устроить им «сабантуй». То есть совершить налёт и устроить как можно больше шума.

Взяв азимут, мы пошли в свой район. Пройдя около 20 км., не доходя до района, мы увидели на одном из холмиков, у разрушенного мазара, солдата. Я решил взять языка. Остановил группу, и, взяв с собой двух ребят, пошёл к мазару. Когда мы подошли, увидели, что у подножья стоит легковая машина УАЗ-469, а солдат оказался водителем. Я представился ему командиром взвода по борьбе с диверсантами противника и потребовал у него документы. Слово за слово, солдат попался очень говорливый. Он нам выложил, что возит командира второго дивизиона нужной нам бригады. А здесь оказался потому, что на этих учениях его отдали в распоряжение корреспондента какой-то военной газеты. Но машина сломалась, и корреспондент уехал на какой-то попутке, а ему сказал ждать, пока он не пришлёт машину техпомощи. Солдат неисправность устранил сам, а теперь не знает куда ехать.

Это была просто удача. Я сказал ему, что данной мне властью, машину и его естественно, мобилизовываю на нужды нашего противодиверсионного взвода. Он даже обрадовался этому, видимо до чёртиков надоело одному торчать в пустыне. Оставив группу на месте, мы часа два колесили по району, где должна была быть бригада. Следы от машин были, но только следы. Видимо они поменяли район. Тут ещё водитель, что-то заподозрив начал ныть. Просил отпустить его, что наверно его давно ищут, и что скоро кончиться бензин. Я отпустил его, и как мне кажется, ничем ни рисковал. Бензина у него на самом деле оставалось мало, километров на 60–70. и вряд ли он сегодня попадёт в свою часть. А если и попадёт, будет держать язык за зубами, потому как столько нам рассказал про свой славный дивизион, что командир ему голову оторвёт. Оставив солдата с машиной на том месте, где мы его нашли, мы пошли в новый район.

Идти было тяжело, хоть жара и спала, но пустыня была исключительно противна. Ни такая, к какой мы привыкли. Сплошной солончак. Ровная корочка, наступаешь на неё, она продавливается, а там сантиметров 10–15 пыли, которая поднимается вверх. Ни какой растительности, и ни какой живности. Стемнело, стало ещё сложней ориентироваться. Тут ещё пропала связь с центром.

Вообще не понятно почему, в «Николаевке» представитель разведуправления округа забрал у нас наши радиостанции, которые могли работать на расстояние до 4000 км., и выдал обыкновенную пехотную Р-105. правда, с БУМ-ом (блок усиления мощности). Говорил, что они будут не далеко от нас, и так будет проще работать.

Маршрут я выдерживал только по компасу. Выберу в нужном направлении звезду, и идём на неё минут десять, а затем снова надо корректировать азимут. Небо то крутиться. Ребята шли не жаловались. 50 минут марша, 10 минут отдыха, и снова вперёд. Чтоб ускорить передвижение я решил оставить всё лишнее: рюкзаки, противогазы. Взять с собой только оружие и радиостанцию.

Мы всё сложили в кучу. Я назначил одного солдата, который останется с имуществом. Оставили ему последние две фляжки воды, и пошли дальше, выполнять задачу. Дело в том, что на карте, по ходу нашего движения, имелось пять колодцев. Один из колодцев мы, к сожалению, проскочили в темноте, а может быть, его и не было. Ещё три оказались засыпаны песком. Жажда была невыносимая. Сунешь палец в рот, покарябаешь нёбо, а с него шелуха сыпется.

Спустя месяца три, после этих учений, в литературно-художественном журнале Узбекистана «Шарк юлдуз» (Звезда востока). Был очерк о наших похождениях. Он так и назывался «Пятый колодец». И там корреспондент, Валерий Штепо, написал, что для того, чтобы во рту была слюна, я приказал всем взять в рот маленькие камушки и сосать. Откуда в пустыне камушки? Я раздал патроны от пистолета, и ребята сосали их. Так было не много легче.

На утро вышли на пятый колодец, пройдя по пустыне около 80 км. И мы не просто шли, а осуществляли поиск противника. Уходя от маршрута и вправо и влево. В желобах, тянущихся от колодца, была вода. Но пить мы не могли, невозможно было сделать глотательные движения. Набрав воды в рот, и запрокинув голову, мы минут пять лежали и отмачивали горло. И кто бы чего не говорил, нет на земле ничего вкуснее воды. Всё было нормально, мы выдержали всё. Одно угнетало, мы не выполнили задачу.

Выйдя в точку, где нас должны были забрать. Я сидел на краю арыка, опустив ноги в пробегающую воду. Над головой было не большое чахлое дерево. Большего наслаждения в жизни придумать нельзя. Из подъехавшей машины вышел всё тот же офицер разведуправления и, извинившись, сказал, что в том районе, куда нас послали, никого не было. Они хотели нас перенацелить, но, к сожалению, не было связи, слишком далеко мы ушли. Глупость была менять радиостанции. Но я его чуть не расцеловал, он даже опешил. Думал, что я буду ругаться. А для меня главное было то, что ни я, ни мои ребята выполнение задания не сорвали. На этих учениях, к сожалению, нами управляли люди, далёкие от спецназа. Но науку, в этой пустыне, мы получили хорошую.

Вертолётом долетели до «Николаевки», а дальше, на Чирчик, неизвестно по каким причинам, мы летели в личном самолёте Командующего войсками округа. Это был ИЛ-14 с переоборудованным салоном. Около 12 часов мы уже приземлились дома. Так, что мы отсутствовали всего 26 часов, но запомнились они нам на всю жизнь.

В салоне самолёта командующего и у вертолёта работавшего с нами.

Пятый колодец

Камни «и рту это так, для самообмана. Впрочем, кто был в пустыне, знает эту уловку с камешками, не так пересыхает во рту.

Семеро смотрят на командира, ждут решения. А он, капитан Стодеревский, всматривается в карту, пытаясь хоть что-то найти для себя в этом однотонном квадрате цвета змеиного яда.

– Даже жмеи ждесь не нолжают, – шепелявя из-за перекатывающегося во рту голыша, смешно произносят рядовой Михаил Каракоз.

Не до смеха.

Днем не определишь наверняка точку стояния. Но не ждать же ночи и звезд?

Если верить летчикам, их разведгруппу выбросили вот здесь. Тогда впереди по маршруту балки урочища, а еще через семь километров – мазар и развалины. Но пройдено двадцать, а ни того, ни другого. Пусто.

Пустыни бывают разные. Редко одна похожа на другую. Свои пески и свой «язык» барханов, свой звон и зной. Эта как стол. Однажды с группой десантников я уже проходил опаленным ее краем. Краем, и то надолго запомнится. Разведгруппа Стодеревского шла сейчас к центру пустыни.

Стодеревский спрятал карту, приняв решение.

– Воду – но команде. Дозорным азимут…

Он взял южнее. Так будет длинней маршрут, но зато они «зацепят» край шоссе.

К шоссе под острым углом вышли через три часа. Чуть раньше в бинокль Стодеревский различил мазар и маячившую возле него фигуру солдата. Оставив группу, он вышел к мазару одни.

Солдат обрадовался неожиданному собеседнику. Да он и раньше не унывал. У него в машине вода. Он водитель командира ракетного дивизиона, сейчас возит корреспондента окружной газеты, а машина сломалась, и офицер уехал на попутной, – пришлет подмогу, это здесь, недалеко, вон там дивизион.

Все это Стодеревский узнал за две минуты. Вот уж, действительно, не водитель, а находка для разведчиков Ведь они ищут именно этот дивизион.

– Мы вас охраняем, сказал Стодеревский, учуяв появившуюся но взгляде солдата запоздалую настороженность.

– Да, нас охранять – это тоже ответственное дело, – заважничал солдат…

«Стоянка у «противника» здесь временная, определил Стодеревский. Где же встанут они?»

Снова раскрыта карта. Район отметается за районом. То нет воды, то нет дороги. Стодеревский берет в расчет рельеф местности, проходимость машин, возможности для маскировки.

«Здесь», – решает он. Но, помедлив, ставит на карте еще одну точку, в пятидесяти километрах от первой.

– Вперед!

Десантники идут след в след, цепочкой Замыкающим рядовые Анвар Бахтеев и Михаил Каракоз. Эти двое помоложе. Но и им не легче: песок, словно живой, струится, наполняя оставленный след.

Скорей бы вечер к скатилось с неба солнце. Такое чувство, что ты несешь на плечах этот расплавленный шар.

... Вечером «противника» в первой точке не оказалось. «Противник» ведь тоже что-то умеет предугадывать.

Стодеревский рассчитывает новый маршрут. Пугают не километры, хотя уведут они в глубь пустыни. Кончилась вода – это самое трудное.

– Значит, так,– говорит он десантникам,– До точки предполагаемого месторасположении «противника» одиннадцать часов пути. Выдержим? Вода будет в конечном пункте маршрута.

Десантники встали.

Был ли риск? Каждый, знающий пустыню, скажет: «да». Каждый, знающий капитана Стодеревского и его подчиненных, скажет: «нет».

Кто-то из офицеров-сослуживцев так в шутку охарактеризовал Стодеревского: «Сто девяносто сантиметров доброты при девяноста килограммах мускулов.» Бытует у спортсменов и десантников понятие «лишний вес». А Игорю Юрьевичу и этих девяноста мало. Каждый в части знает о его свинцовом поясе. Ежедневно утром и вечером надевает его на себя для четырехкилометровых пробежек. А свинца там без малого двадцать килограммов.

Боксер, он зажег солдат этим видом спорта, и теперь в роте пятеро перворазрядников, а двое – кандидаты в мастера. И шесть перворазрядников но самбо. И, каждый, ставя в пример командира, стремится выполнить нормативы первого разряда но легкой атлетике, парашютному спорту, стрельбе.

В общем, риска, если знать десантников роты Стодеревского, пожалуй, не было. Были трудности, но только они.

Капитан Стодеревский, рассчитывая маршрут, учел все. Жила надежда, что хотя бы одни из пяти, что на карте, колодцев окажется цел. Быстро плавилась и густела ночь над раскаленной пустыней, На смену жаре пришла духота. В таких песках нет не только птиц и змей, но даже ветра.

Песок вяжет ноги. Клянешь его, но ждешь песка, как асфальта, когда попадаешь в топи солончака. Корка рушится, проваливается, а под нею пыльная пудра. Двести-триста метров тянется солончаковый «язык».

Пустыня ровна, как стол, но в ней легко закружиться. Верь не чувству, а компасу. Ориентиром – звезда, Десять минут ходьбы  – новая звезда: небо кружит свой свод над пустыней.

Первый колодец. оказался пуст. Это Стодеревский понял издали. Раз не закрыт, значит, пуст. Лишь основание из камня белеет в ночи. Посветили фонариком – метра три глубины и сухой песок.

Снова курс на звезду.

Ко второму вывел группу точно.

– Шире шаг!

Не сказал солдатам, что здесь был колодец. Был. А сейчас они прошли низиной, лишь яма, даже троп не осталось.

Дозорные – сержант Кононенко, ефрейтор Фомин. Азимут... Вперед.

«Пить... Только не думать об этом. Сам учил солдат переключать внимание на рабочую волну. Можно на домашнюю. Значит, так. Отец. Чудной ты у меня, отец, и самый чудный. Когда меня приняли в Ташкентское высшее общевойсковое командное, ты приехал и сказал: «Вот, Игорь, и дождался я своего часа. Двадцать восемь лет в армии. Теперь со спокойной душой пишу рапорт. И укажу, что передал свое дело сыну. Прямо так и напишу. Ты понял?»

Понял, конечно, отец. И пути себе не искал легкого. Сам попросился в Воздушно-десантные войска. С Юрой Цыгановым, ты помнишь его. Тоже сейчас командиром роты у нас. Соперничаем. Меня одним с ним указом наградили орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. Сегодня нам трудновато, отец, но не так, как бывало тебе. За твоими плечами война. Мы потом были с тобой на Кавказе, Там горы в снегах и горные реки... Стоп. О воде не думать».

– Дозорные, проверить азимут...

Новая звезда. Звезд – как шагов в пустыне.

«По времени два очередных колодца мы проскочили. Или не заметили, или их вообще занесла пустыня песками. Остался дальний, пятый. Это, кажется тот, о котором Юрий Цыганов говорил, что действует. Лишь бы так. Жажда душит ребят. Но идут шаг в шаг. Вот уж знаю, ни одни не ляжет. Камни или это желваки их скул перекатываются? Эти камни пустыни в солдатский музей бы. А что, чем не мысль – ротный музей мужества? Туда бы фото и, предположим, солдатские тетради сержанта Владимира Гуреева, что-нибудь из спортпринадлежностей самбиста-перворазрядника. В память о том, как не дрогнул, услышав выстрел в товарища, увидев в трех метрах направленный в лицо ствол оружия в руках преступника. Вступил в борьбу и скрутил. И поместить фото коммуниста сержанта Валерия Дурова.,. И Юрку привести в этот музей. Вот ведь как в жизни получается. Отец перед фронтом учился в Ташкенте на курсах. Потом Ташкентское училище закончил он, Игорь. А теперь курсантом этого же училища стал брат Юрий. Ни много ни мало, но сообща свыше сорока лет Стодеревские в армейском строю. Странно представить отца в сорок первом в Ташкенте таким, как Юрка. Но не ржавеет душой отец, хоть Стоп. О воде – не думать».

– Дозор...

«Все. Разучились говорить. Так и в прошлый раз было. И теперь это прочно, до первых глотков воды... о воде – не думать, Скоро конец пути».

Дозорные подали знак: «Внимание!» Капитан Стодеревский, остановив группу, спешит к ним. Уже с полпути слышит слабый дальний гул – словно назойливый жук в вышине. Кольнули тьму лучики приглушенных светомаскировкой фар. Колонна. Кажется, рукой подать, с три километра. На деле же все пятнадцать,– так всегда здесь, в пустыне.

Шум смолкает. Так и есть: «противник» выбрал эту вторую точку. Подошли к «противнику» – тихо. И будто нет за спиной этой трудной ночи. Нашли! Взяли все-таки «противника» на поводок! Уточнили точку стояния, силы, все, что надо. Вышли на связь.

Теперь – к колодцу. Говорят, самые трудные километры – последние. Нет. Трудны они, если задача не выполнена.

Вот и тропы к колодцу. Свежие. Не засыпанные песком.

Вот истоптанный овцами круг. Твердый круг.

Вот и сам колодец, как колпак из бетона. И сверху бетон. Быть воде.

Сбоку желоб...

С водой.

Это могло показаться странным. Никто не пил.

Это могло показаться странным тому, кто не шел без воды пустыней. А сейчас им нужно было научиться пить. Набрать в рот немного воды и сидеть, подняв голову. Терпеливо сидеть три минуты и пять минут...

Шел седьмой час утра. Поднимающееся солнце вскоре снова прикипит к зениту и раскалит добела пески.

Пора в путь. По рации десантники получили новый квадрат поиска. Трудно уходить от пятого колодца туда, где может к не быть шестого.

Надо.

4.1.11. Пленник.

Последние мои учения, перед Афганом, на которых я выступал в роли командира группы, это были ученья наших коллег, бригады осназ. Бригада особого назначения обеспечивала спецрадиосвязью разведуправление округа. Ученья совершено ни чем, ни примечательные, таких бывает несколько в году. Сложность только в том, что пехота никогда ни чего не предпринимала против нас, вроде бы нас вообще нет. А осназовцы знали, что мы будем против них работать, и принимали противодиверсионные меры.

Проходили ученья в сентябре 1978 года. От бригады выделили одну группу. Я пошёл командиром, взяв ребят со своей роты. Задача была простая. Надо было набросать точную схему расположения бригады на местности, она вышла в поле. И не давать им спокойно жить пока они не уйдут в пункт постоянной дислокации. Прибыв в район и найдя бригаду, мы дали радиограмму в центр, и организовали днёвку.

Располагались на окраине фруктового сада. Это и натолкнуло нас на мысль отправить в расположение бригады разведчиков под видом продавцов фруктов. Двое из наших ребят были узбеки по национальности. Вот они и пошли, переодевшись в гражданскую форму. Мы всегда имели её с собой. Где-то нашли старое ведро, нарвали сливы и вперёд, как это сейчас говорят, делать бизнес. Всё было нормально. Ребята часа два крутились у расположения бригады и уже собирались уходить, когда к ним подошёл офицер. На нашу беду это был особист. Он поинтересовался кто они и откуда. Но здесь всё было нормально. Ребята, изображая плохое знание русского языка, показали в сторону ближайшего кишлака. Офицер уже было, собрался уйти, но обратил внимание на кеды одного из торговцев. Правильно говорят, что в разведке мелочей нет. На носках кед были, шариковой ручкой, жирно выведены три буквы – ВДВ. Это был провал, но всё же одному из разведчиков удалось убежать.

Теперь вся наша задача заключалась в одном, освободить задержанного. Когда стемнело я, взяв с собой одного из солдат, пошёл в лагерь «противника». Охрана была слабенькая, и мы забрались, чуть ли не в центр расположения бригады. Я знал, что нас наверняка ждут. Ведь мы были из одной системы, и они знали, что мы своего человека не бросим. Но всё шло гладко. Одно было сложно, определить, где находиться палатка особого отдела. Ведь наверняка солдат там. Проверяя палатку за палаткой, двигались по лагерю. На это уходило много времени. Ведь, естественно, что в палатку мы не заглядывали, а ложились рядом, и слушали, о чём говорят. Часовых обходили. Но один из них, нас всё-таки заметил, я это понял по его поведению. Парень оказался не дурак. Он настороженно посмотрел в нашу сторону, но, видимо поняв, что мы чужие, не окликнул, как это положено. А сделал вид, что нас не видит. Не спеша, подошёл к капониру, в котором стояла радийная машина, и зашёл внутрь. Я понял, что надо срочно уходить. Мы встали и пошли, ускоренным шагом, не таясь. Бежать было нельзя, мы привлекли бы к себе внимание. Но видимо часовой уже позвонил дежурному, и к нам с трёх сторон бежали люди. Однако путь отхода был открыт, и до выхода из лагеря оставалось всего метров 200, а в поле нас не догнать. Мы резко сорвались с места. Я бежал впереди, левея меня и чуть сзади, бежал мой солдат. И тут я со всего маху зацепился ногой за растяжку от антенны, в темноте её не было видно. Земля, высохшая за лето, была как бетон. Я разбил себе локти и колени, но это была ерунда по сравнению с тем, что вокруг меня уже стояли преследователи с автоматами на изготовку и примкнутыми штыками. Солдат благополучно добрался до группы. Ближе пяти метров они ко мне не подходили. Я поднялся. Подошедший офицер попросил не оказывать сопротивления. А я и не собирался этого делать. В боевой обстановке это было бы практически не возможно, их было человек пятнадцать. Это только в Голливудских фильмах один воюет с целой армией и побеждает.

Должен сказать, что задержание разведчика спецназа, редчайший случай. Во всяком случаи я такого не помню. А сам влип. Состояние души было отвратительное. Но, видимо щадя моё самолюбие, ни один офицер в части даже не сделал попутку меня подколоть. А при подведении итогов в части за неделю, командир бригады даже не упомянул об этих учениях. Спасибо им всем за это.

Но эти учения, а точнее моё падение, года полтора сказывалось на моей службе. Спустя недели две после них у меня появились боли в низу живота. В госпитале сказали, что я заработал себе двухстороннюю паховую грыжу. Когда на бегу зацепился за растяжку, порвал себе мышцы живота в двух местах. После этого две операции, в течение шести месяцев. А главное я не мог не прыгать с парашютом, ни заниматься спортом. После этого периода, я долго приводил себя к нормальной физической форме.