Текст книги "С крестом и мушкетом"

Автор книги: Игорь Можейко

Соавторы: Владимир Тюрин,Леонид Седов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Но нужны ли нам сейчас новые походы? Это только обострит обстановку на островах. Походы всегда нужны короне, отвечал иезуит.

Архиепископ решил вырвать с корнем измену. Он обратился к инквизитору Филиппин с жалобой «а неподчинение иезуитов. Инквизитор поддержал архиепископа.

Тогда уже сам губернатор, которого, казалось бы, не касались внутрицерковные дела, потребовал, чтобы архиепископ оставил иезуитов в покое. Этого архиепископ вынести не смог. Он немедленно пригрозил интердиктом. Губернатор приказал ему замолчать.

Архиепископ заявил, что интердикт вступает в силу с завтрашнего дня.

Губернатор снова заперся с иезуитами и верными офицерами. Решено было арестовать архиепископа – случай беспрецедентный и устрашающий. Запыхавшийся секретарь губернатора, который все совещание просидел под дверью, вбежал в дом архиепископа и с порога крикнул, что к дому приближается отряд, чтобы арестовать главу церкви.

С поспешностью, удивительной для его преклонных лет и жаркого климата Филиппин, архиепископ сбежал вниз по ступенькам и бросился через площадь к собору. За ним бежали возбужденные неслыханной новостью монахи. В соборе архиепископ бросился к алтарю, схватил дароносицу и прижал к груди.

В этот момент полуоткрытые двери собора распахнулись, пропуская отряд солдат.

– Именем короля вы арестованы! – сказал офицер.

Монахи расступились, и старец, прижимая к груди дароносицу, сделал несколько шагов вперед. Он улыбался. Кто осмелится прикоснуться к нему, держащему в руках святыню?

Солдаты в нерешительности остановились. Они были испуганы. Перед ними стоял архиепископ, представитель бога на земле, воплощение высшей власти, и белая борода его струилась по позолоченной крышке дароносицы.

– Ну же! – крикнул офицер и толкнул одного из солдат к архиепископу.

Монахи, увидев, что офицер не шутит, бросились на солдат, и в соборе началась нелепая, беспорядочная драка, в которой развевающиеся сутаны хлестали по латам, стучали каблуки по каменным плитам собора и проклятия солдат смешивались с вскриками разъяренных монахов.

И вдруг, как по мановению волшебной палочки, все замерло: об пол тяжело ударилась выбитая из рук архиепископа дароносица. Ее нечаянно в пылу свалки вышиб из рук архиепископа солдат.

Невиданное кощунство! Несколько мгновений никто не смел двинуться с места, ожидая, что разверзнутся небеса и раздастся глас гнева.

Потом короткий крик, и на пол упал, обливаясь кровью, солдат, виновный в кощунстве. Он вспорол себе живот мечом.

И все сразу пришли в себя. Офицер направился к архиепископу, архиепископ быстро нагнулся и снова подхватил дароносицу… Офицер остановился.

Потом подозвал к себе солдата и велел ему бежать к губернатору и сообщить о событиях. Отряд остался в соборе.

Две группы – одна в латах, вторая в сутанах – стояли друг против друга над трупом самоубийцы. Два гонца почти одновременно достигли губернаторского дворца, где де Коркуэра с иезуитами ждал сообщений с «поля боя». Первый – из собора. Второй – с сообщением о том, что в городе вступило в силу распоряжение архиепископа: отныне в Маниле не будут ни отпевать, ни крестить, закроются церкви и двери монастырей… Пусть же Манила и ее губернатор останутся без бога. Священнослужители забастовали.

Ах, так! Губернатор не намерен уступать. Что ж, архиепископ пустил в ход свой последний резерв. Главное сейчас – не пасть духом и не допустить, чтобы перепуганные солдаты переметнулись на сторону церкви. За офицеров губернатор не беспокоился – они отлично понимали, за что ведется борьба, и цели губернатора были их целями.

– Отряду оставаться в церкви и ждать, пока архиепископ сам выронит от усталости дароносицу. Глаз с него не спускать ни на минуту! Он старик – долго не выдержит.

Старик дотянул до утра. С рассветом он пошатнулся, упал на руки подхвативших его монахов, а дароносицу взял один из августинцев. В ту же минуту усталый и обозленный офицер подошел к архиепископу и не особенно вежливо взял под локоть.

Так архиепископ филиппинский попал в плен к светским властям. Архиепископа вывезли на остров Коррехидор, у входа в Манильскую бухту. Город остался без бога. Не звонили колокола, не служились требы. И только в дни больших праздников открывались двери собора и временно введенный в должность губернатором иезуит служил мессу. На большее даже иезуиты не осмеливались. Неизвестно было, что скажет Мадрид.

Губернатор продолжал готовиться к походам, архиепископ продолжал сидеть под арестом на острове и распространять через монахов слухи по городу, что губернатор не кто иной, как посланец дьявола.

Наконец пришло письмо из Мадрида. Писал сам король.

Никогда еще ни один архиепископ не получал от христианнейшего из монархов такого разноса, как архиепископ Филиппин. Король грозил самыми строгими карами, если архиепископ не смирится и не уступит губернатору.

Королю были нужны деньги. Он ждал их от губернатора, а не от архиепископа.

Прибытие письма и победа губернатора (а вместе с ним и иезуитов) совпали с получением других известий. На этот раз не таких приятных.

Гарнизон прибрежной крепости упустил флот султана Кудрата, который под водительством его верного помощника Тагала вышел в открытое море, разгромил миссии «а берегах, захватил в плен монахов и обращенных в христианство филиппинцев, потопил несколько торговых джонок. В Маниле началась паника. Кудрат был непримиримым врагом испанцев. Не значит ли эта вылазка, что Кудрат чувствует себя настолько сильным, чтобы начать войну за Филиппины?

Губернатор был в ярости. Он решил первым делом сменить гарнизон крепости. И послал туда своего духовника Барриоса и другого иезуита, Марчелло Мастрилли, личность по-своему замечательную и известную в Маниле.

Марчелло был рядовым иезуитом в Риме, ничем особенным не выделялся. Но надо же было так случиться, что на голову ему упала лестница да так сильно стукнула иезуита, что у того отнялся язык. Опасались, что иезуит умрет. Но как быть – он же не может исповедаться! Не божья ли это кара за неизвестные прегрешения? Возможно, такие прегрешения и были. Так или иначе, Мастрилли знаками попросил снять со стены портрет уже канонизированного и причисленного к лику иезуитского миссионера Франциска Ксавье и положить рядом с ним. По тому, как шевелились губы иезуита, по тому, как обращал он свой взор к портрету, всем стало ясно, что он дает обет в случае выздоровления отправиться по следам святого Ксавье… И случилось так, что иезуит поправился и через несколько дней заговорил.

В Ватикане протрубили о новом чуде. Иезуиту ничего другого не оставалось, как выполнить обет. И он отправился в Японию. По дороге корабль затонул, и пассажиры выбрались на берег Филиппин. Появление в Маниле человека, исцеленного таким чудесным образом, произвело сенсацию. Все хотели познакомиться с ним. Иезуита наперебой приглашали в лучшие дома. Так он и застрял в гостеприимном городе, не торопясь отплывать в Японию, где так легко кончить жизнь заурядным мучеником.

И вот для укрепления духа гарнизона глава иезуитов предложил послать миссионера в крепость. Мастрилли же рассудил, что этот подвиг менее опасен, чем путешествие в Японию, и поехал в крепость вместе с подкреплением и новыми офицерами. Старых офицеров, как не справившихся с обязанностями, а заодно и старых капелланов-августинцев отправили обратно.

Флот Кудрата, возвращавшийся из набега, попал в засаду, устроенную испанцами (на этот раз гарнизон был начеку), и был почти весь уничтожен.

Это была неплохая новость для губернатора. Можно было начинать поход.

В феврале 1637 года из Манилы вышла флотилия, которой командовал сам губернатор. На кораблях более четырехсот вымуштрованных и отлично вооруженных испанских солдат, а также вспомогательные отряды союзников – покоренных князей. На берегу к ним присоединился местный испанский гарнизон.

В первом сражении Кудрат потерпел поражение и отступил к холмам, в свою горную крепость Магунданао.

Крепость Кудрата была трудным орешком. Губернатор знал это, но не жалел о том, что начал кампанию. Необходимо было проверить войска. Губернатор разделил армию на две части. Первую под началом командира гарнизона Гонсалеса отправил в обход холма, на котором находился Кудрат. Сам же решил наступать с фронта. По сигналу трубы оба отряда должны были броситься на штурм.

Подвел губернатора собственный отряд. Несколько солдат побежали вперед, не дождавшись сигнала. Губернатору пришлось раньше времени ввести в бой основные силы. Труба не помогла бы, потому что Гонсалес еще не завершил обходного маневра.

Штурм закончился неудачей. Больше того, Кудрат догадался, что в атаке принимали участие не все силы губернатора. А потому решил, что половина войск зашла к нему в тыл, откуда и надо ждать второго штурма. Посланные им разведчики подтвердили догадку. Два отряда стояли с двух сторон крепости.

И тут губернатор показал себя более опытным военачальником, нежели Кудрат. Он попытался поставить себя на место оборонявшегося султана и принять с его точки зрения наиболее правильное решение. Что оставалось делать Кудрату? Очевидно, разделить силы и половину их бросить к одной стене, половину – к другой, чтобы обеспечить защиту крепости против обоих отрядов.

Решив, что Кудрат будет действовать именно так, испанец втайне, лесом, отправил к Гонсалесу весь свой отряд, оставшись сам с небольшим заслоном.

Запела труба. Перебегая за кустами и создавая как можно больше шума, заслон губернатора двинулся на штурм не спеша, с таким расчетом, чтобы не очень приближаться к крепости.

В это время основные силы испанцев бросились на штурм с тыла. Несмотря на то что положение крепости Кудрата стало критическим, султан не решился снять с передних укреплений защитников. И весь бой половина его армии провела в бессмысленной перестрелке с несколькими испанцами, то есть в сражении не участвовала. Это и решило судьбу крепости. Через час испанцы ворвались внутрь.

Только Кудрату с несколькими спутниками удалось бежать.

Губернатор вошел в крепость через распахнутые ворота. И первое, что приказал, – повесить пленных. Надо было так запугать всех смутьянов, чтобы навсегда обеспечить их покорность. Семьдесят два человека было повешено. Казнью руководили офицеры и иезуиты. На пути к морю испанцы сожгли семнадцать деревень и всех жителей увели в рабство.

С берега увидели флотилию из сорока галер. Это отцы иезуиты вели подкрепление – обращенных в христианство филиппинцев.

Перед тем как вернуться в Манилу, губернатор послал гонца к племяннику Кудрата, который правил одним из островков неподалеку. Он предложил племяннику власть над султанатом при условии, что тот выкажет покорность испанской короне и станет ее вассалом. Племянник, которому и не снилось такое возвышение, согласился на условия испанцев и спешно прибыл в свои новые владения. В мирном договоре был еще один пункт. Отныне души подданных нового султана переходят во владение иезуитов. И он обязан охранять миссионеров и не препятствовать им обращать в христианство всех моро.

Манила триумфом встречала победителей. По городу прошествовали отряды испанцев и «союзников». Перед губернатором шли несколькими рядами солдаты, которые волокли по пыли знамена Кудрата. У дома, центра иезуитов, губернатора ждал их глава Луис де Педрара. Он стоял под сооруженной иезуитами громадной триумфальной аркой. По его знаку оркестр заиграл специально сочиненный гимн, воспевающий губернатора,

Цены на рабов в Маниле резко упали.

И еще одно: на торжествах никто не видел архиепископа Филиппин. Тот не покидал своего дома и следил за всем сквозь узкие щели закрытых ставен. Внешне он смирился, отменил интердикт, не вмешивался открыто в дела губернатора. Но письма – письма он слал регулярно: великому инквизитору, папе римскому, главе ордена августинцев – всем.

Окружающие независимые княжества и султаны восприняли поход губернатора как предвестник других, более крупных походов. И расправа испанцев на Рио-Гранде скорее не запугала их, а заставила забыть на время всегда губившие их раздоры и объединиться.

Раджа острова Холо, управлявший всем архипелагом Сулу, стал во главе наспех сколоченного союза. Он обратился к владетелям соседних островов, к раджам Северного Калимантана, ко всем вождям моро: если сейчас не подняться всем вместе против испанцев, филиппинцы станут рабами белых дьяволов.

Узнал об этих военных приготовлениях и губернатор. Иезуиты, чья миссия еще держалась на Тернате, сообщали ему о повышенной активности на юге архипелага. О том же писали из гарнизона на Минданао.

И губернатор решил не терять времени даром. Он спешно собрал все бывшие под рукой силы – 600 испанцев и 3000 союзников. Подготовил 80 кораблей. Отряды прошли по Маниле, еще не убранной после торжеств. Ветер нес по улицам сухие пальмовые ветви и щепки триумфальной арки, разнесенной штормом. На флагманский корабль поднялись пять иезуитов. Только их допустили к участию в экспедиции.

Расчет губернатора оправдался. Подкрепления еще не успели собраться. Раджа Холо не ожидал, что испанцы, только что вернувшиеся с Минданао, сразу бросятся на его остров.

Губернатор победил. Радже пришлось отступить. Почти все население острова было увезено в Манилу и продано в рабство. В казну поступило более двадцати тысяч песо. А когда продали рабов, то оказалось – экспедиция доходнее любой другой, что проходили за последние полсотни лет.

Губернатора ждал в Маниле второй триумф: иезуиты поселились в новой крепости на острове Холо и прибрали к рукам архипелаг Сулу, а архиепископ написал жалобу королю на то, что губернатор продавал рабов своим солдатам по 150 песо за голову, пользуясь служебным положением, тогда как на рынке цена раба не больше 60–70 песо. Ответа на жалобу не последовало. Король был доволен действиями губернатора.

В городе мальчишки играли в войну с Сулу и с Куд-ратом. Один из иезуитов смотрел, как ребятишки из его школы, в которой готовили будущих верных католиков, устроили такой бой. Но, к удивлению его, Кудрат, вернее, тот парнишка, который изображал Кудрата, отказался бежать, как полагалось по ходу игры. Он продолжал отбиваться кулаками от «испанцев». Иезуит велел наказать непослушного мальчишку. Кудрат должен бежать, иначе в головы будущих верных католиков могут вкрасться опасные мысли.

Второй триумф был скомкан. И виной тому были китайцы, которых много жило на Филиппинах. Они были и торговцами, и ремесленниками, и крестьянами.

Основную массу китайцев, числом более трех тысяч семей, испанцы переселили из Манилы в безлюдную часть Лусона, посадили на землю и приказали разводить рис. Земли были бедные, и скудные урожаи риса не могли прокормить крестьян. А ведь китайские крестьяне еще обязаны были платить в год по 25 песо за аренду земли, на которую они были посажены. Испанец-комендант требовал не только ренту, но и по нескольку песо с каждой семьи в свой карман, что было обычном делом. Но когда триста китайцев умерли от голода, а остальные ослабели настолько, что не могли уже выходить на поля, китайские крестьяне не выдержали и восстали. Они убили ненавистного коменданта, перебили охрану и через весь остров двинулись в поход на Манилу. Более трех тысяч крестьян с женщинами и детьми надвигались на столицу Филиппин.

А случилось это как раз после возвращения губернатора из удачного похода на Холо.

Да, триумф был скомкан, а губернатор разъярен. Неожиданный бунт, казалось бы, вполне покорных китайцев грозил разрушить стройное здание колонии, созданное его руками, давал козыри в руки архиепископу, который как раз и надеялся на неприятности в колонии. Тогда он сможет с торжеством сообщить в Мадрид, что он был прав, а губернатор, направивший все усилия на захват новых островов, не заметил, что творится у него под боком.

Тем временем китайский отряд достиг иезуитской миссии, окруженной несколькими домиками обращенных в христианство филиппинцев. Иезуиты – отец Висенте и двое других, – а также их слуги забрались на крышу церкви, заперев двери в нее. Тогда китайцы подожгли церковь, и иезуиты вынуждены были спуститься вниз и отдаться на милость победителей. Китайцы не стали их убивать. Отца Висенте даже не связали.

Но эта задержка восставших у миссии дорого им обошлась.

Испанский отряд во главе с самим губернатором уже спешил к осажденной миссии.

Отряд испанцев насчитывал 700 пехотинцев и 100 кавалеристов. Соотношение сил было явно не в пользу невооруженных, неорганизова «ных, истощенных повстанцев.

Увидев испанцев, китайцы отступили к церкви и сбились на холме. Передние ряды ощетинились самодельными пиками.

– Сдавайтесь! – потребовал губернатор.

Китайцы понимали, что у них весьма мало шансов на победу. Они выслали к испанцам отца Висенте, чтобы тот выяснил условия капитуляции.

В этот момент по реке, в тыл китайцам, проникли испанские галеры с пушками. Они начали громить повстанцев, которые ничем не могли ответить им. Тогда повстанцы отправили к ним второго иезуита, чтобы тот попросил испанцев прекратить стрельбу, ибо идут переговоры и китайцы согласны сдаться.

Как только иезуит отбежал от рядов китайцев на безопасное расстояние, он закричал своим:

– Стреляйте, бейте их! Они сейчас побегут! Не жалейте ядер! Вперед, отважные испанцы!

Соскакивая прямо в воду, испанцы бросились на китайцев. Услышав шум битвы, губернатор прервал переговоры и отдал приказ кавалеристам рубить повстанцев.

Китайцы бросились бежать. Более шестисот человек осталось на поле боя. Потери испанцев были ничтожны. Примерно полторы тысячи китайцев разорвали кольцо испанских войск и ушли на юг, в обход Манилы. Остальные разошлись по домам.

Вернувшись в Манилу, губернатор решил раз и навсегда покончить с китайцами. И это надо было понимать буквально. На совещании решено – перебить всех китайцев на Филиппинах.

Губернатор не боялся сопротивления китайцев – нет, сопротивления не должно было быть, ибо жертвы испанцев не подозревали о готовящейся варфоломеевской ночи и занимались своими делами: торговали, пахали землю, стирали, плотничали… Только где-то на холмах острова скрывались еще последние остатки восставших крестьян.

Интересно, что архиепископ Филиппин, всегда и во всем противостоявший губернатору, на этот раз и слова не сказал против этого решения. Китайцы были цветными, людьми второго сорта, а когда они становятся опасными, то с ними надо обращаться, как с вредными грызунами, – истреблять. Такой же точки зрения придерживались и иезуиты. По крайней мере «ет никаких свидетельств о том, что они возражали против избиения.

Кампания по уничтожению китайцев началась с Манилы. Во-первых, здесь было мало китайцев, а во-вторых, они были зажиточными и добро их переходило короне и тем, кто исполнял волю короны.

Офицеры шли от дома к дому. Входили в дом и методично истребляли всех его обитателей, от стариков до грудных детей. Уничтожали и принявших христианство. Тех, кто сочувствовал повстанцам, и тех, кто о них и слышать не хотел.

Когда избиение перекинулось на китайский пригород Манилы, дело уже пошло не так гладко. Крики жертв, доносившиеся из города, насторожили ремесленников пригорода. Там солдаты губернатора встретили первое сопротивление. Пригород загорелся. Схватки перекатывались по уличкам его, и темные фигуры ныряли в клубы дыма.

Тем временем приказ избивать китайцев достиг других провинций и островов Филиппин. Испанцы со всем усердием принялись выполнять приказ.

На морском посту в Кавите было убито 1100 человек. Капитан, командир поста, загнал китайцев в городской магистрат, и оттуда их выводили по десять человек к плахе. Но большая часть китайцев все же вырвалась из здания. Капитан предусмотрел такую возможность. Здание было охвачено полукольцом солдат с мечами наготове. Никто не ушел живым.

Каждый из командиров крепостей имел возможность сам выбрать метод умерщвления беззащитных китайцев. К марту было убито на Филиппинах более 22000 китайцев.

Шести тысячам оставшихся в живых китайцев объявили милость и прощение. Их разделили на христиан и язычников. Христиан поселили рядом с Манилой и отдали под власть и наблюдение иезуитам. Из этой части китайцев должны были набираться мастеровые и лавочники. И иезуитам дано было решать, кто из подчиненных подходит для этого.

«Язычников» передали ордену доминиканцев. Это было не так уж приятно последним, но что поделаешь – все-таки можно кое-что и с них взять. Около четырех тысяч китайцев загнали за высокую ограду возле доминиканского монастыря. Там и должны были они рабами трудиться на благо Короны. Доминиканцам отводилась роль надсмотрщиков. Губернатор не мог простить им того, что они поддерживали архиепископа…

Можно было бы продолжить наш рассказ о жизни губернатора Филиппин, о его новых походах, о вражде с архиепископом, о том, как вновь восстали покоренные острова…

Испания еще долго продержится на этих островах. И с каждым годом все больше будет подниматься колоколен и миссионерских крестов над Филиппинским архипелагом. Ибо покорителям, чтобы держать в повиновении тела рабов, нужны были их души.

И вслед за солдатами, рядом с солдатами, а иногда и раньше солдат всегда появлялись скромные на вид, немногословные люди в сутанах. Миссионеры ордена Иисуса – иезуиты.