Текст книги "С крестом и мушкетом"

Автор книги: Игорь Можейко

Соавторы: Владимир Тюрин,Леонид Седов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Тайный гонец Лаксаманы, прибыв во Вьентьян, передал предложение своего господина Тону и его матери. Умная женщина правильно рассудила, что теперь у ее сына появились верные шансы. На следующий день, не объясняя причин, она объявила Велозу и Руису о своем согласии начать поход в столицу Камбоджи. Руис ликовал: «Всемогущий бог просветил голову нашей бедной царицы». «Теперь у него будет время заняться твоей», – мрачно острил Велозу. Его настораживала перемена, происшедшая с матерью Тона.

Все стало понятным, когда на подступах к Срей Сантхору к эскорту из европейцев присоединился внушительный малайский отряд. А через несколько часов самому Лаксамане пришлось прятать за вежливой улыбкой свое изумление. Он никак не предполагал увидеть Тона в столь неожиданном окружении. Но политика есть политика. И человек, предавший сына Тьхунг Прея, обменялся дружескими приветствиями с людьми, убившими самого Тьхунг Прея.

– Четвертый год – четвертый царь, – сказал горшечник Тит своему приятелю рыбаку Неангу. Тот нахмурился и промолчал.

– Мое дело, конечно, маленькое, – продолжал Тит, – но поговаривают, что новый только и знает, что пьет и ездит на охоту.

– Мне и моей рыбе все равно, чем занимаются цари, – ответил Неанг.

– Тебе все равно! А то, что у соседа Кима малайские бандиты изнасиловали сестру, тебе тоже все равно? То, что эти белые дьяволы проходу не дают нашим парням, тебе тоже безразлично? Нсли бы Сорьепор был с нами, а не в плену, всех этих чужеземцев давно бы духу здесь не было.

Оживленная толпа заполняла улицы Срей Сантхора. Город готовился к коронации Тона, но все чаще на площадях и базарах, в лавках и на берегах прудов повторялось одно имя – Сорьепор.

Тревожно начался для Руиса и Велозу 1599 год. Уже почти два года прошло с того дня, как они вместе с Лаксаманой возвели на престол непутевого отпрыска Сатхи. Все трое они теперь составляют ближайшее окружение царя, и ни одно решение не принимается без их согласия. Погрязший в разврате самодержец не скупится на милости. Руису и Велозу он дает в управление по провинции с правом сбора налогов в их пользу. Авантюристы чувствуют себя владетельными князьями.

Но прочно ли достигнутое ими положение? Со всех сторон грозят им все новые и новые опасности. Бежавший в западные районы страны сын Тьхунг Прея собирает там новое ополчение. Лишь с большим трудом отбили они его прошлогоднюю атаку на Срей Сантхор. Руису собственноручно пришлось застрелить нескольких столичных мандаринов, когда ему сообщили об их намерении открыть ворота врагу. А потом он, рискуя жизнью, пробирался в Пном-Пень, чтобы набрать там подкрепление из принявших христианство японцев – торговцев и ремесленников.

А история с лаосским войском? Тогда Руис и Велозу чуть не перессорились насмерть. Ведь это Велозу пришло в голову искать помощи у лаосского царя, и присланные им отряды лучников – настоящих головорезов – стали грабить своих и чужих, включая и европейцев. Нескольким испанцам эта затея Велозу стоила жизни, и Руис до сих пор не может простить своему приятелю этой ошибки.

Но самая большая опасность – это не мятежники, возглавляемые сыном Тьхунг Прея, и не лаосские лучники. Главная опасность – это Лаксамана, тот самый Лаксамана, который не устает клясться Руису в вечной дружбе, который не упускает случая посостязаться с ним в искусстве владения шпагой или поучить его обращению с малайским крисом. И Велозу и Руис знают цену этой дружбе. Лаксамана может позволить себе роскошь терпеть конкуренцию со стороны европейцев, пока он чувствует себя значительно сильнее. Но он ревниво следит за каждой попыткой Руиса и Велозу добиться присылки подкреплений из испанских владений. Положение европейцев напоминает почетный плен. За ними установлена непрерывная слежка. Только один раз удалось направить своих людей с письмами к властям Манилы, Малакки и Гоа. После этого Тону пришлось выслушать немало неприятных вещей от своей матери – верной союзницы малайского военачальника. Что касается посланных людей, то от них до сих пор нет ни слуху, ни духу. А пока у Руиса и Велозу нет достаточного количества людей и оружия, они не только не смеют помышлять о дальнейших действиях во славу Испании и христианской веры, но и не могут ручаться за свою собственную безопасность.

В Пном-Пень пришли три каравеллы из Манилы, и сразу же все изменилось. Теперь, когда в распоряжении Велозу и Руиса оказалось почти двести европейцев и филиппинцев, много оружия и корабельная артиллерия, они решили не терять времени даром. И вот в Срей Сантхоре начались переговоры с царем: царю предложили стать вассалом его католического величества короля Испании.

Тот день, последний день переговоров, был особенно жарким. Солнце уже с утра палило так нещадно, что голова Руиса звенела и перед глазами плыли зеленые круги. Ни опахала, ни кокосовое молоко не приносили облегчения… Руис из тенистого сада поднялся в свои покои и приказал слуге подать парадный камзол. Через час должно свершиться то, ради чего они с Велозу старались все эти годы, не жалея ни своих сил, ни чужой крови. К владениям испанской короны прибавится еще одно – царство Камбоджа.

Воображение Руиса рисовало великолепные картины будущего. Громадные испанские галионы бросают якорь у пристаней Пном-Пеня. Город полон европейских торговцев, грузящих в трюмы своих кораблей бесценные продукты тропиков. Грозные крепости оберегают жизнь и богатства подданных Испании, а многочисленные монахи несут камбоджийцам слово господне. И весь этот порядок держится на нем, Руисе…

В тронный зал дворца Руис вошел, когда все уже были там. Велозу, сидевший по правую руку от государя, приветствовал его кивком головы. Рядом с ним восседал доминиканец Мальдонадо. Налево от трона стояли бритоголовые буддийские монахи в желтых одеждах, а поодаль, коленопреклоненные, застыли сановники и министры. Не было только Лаксаманы, который все это время оставался в Пном-Пене.

Руис низко поклонился царю. Тон выглядел подавленным. Вся его не по возрасту расплывшаяся фигура выражала собой обреченность и покорность. Садясь на отведенное ему место, Руис подумал: «Неужели подпись этого ничтожества что-нибудь значит?». «Да, – ответил он сам себе, – она значит, что мы верим в нашу силу; она значит, что другие поверили в нее; она значит наконец, что в нее поверлт Испания».

Церемония началась. Из царской канцелярии принесли столик, на котором лежала бумага с текстом договора и золотая пластинка, на которой тот же текст был выгравирован «на века». Велозу поднялся и, перекрестившись, стал на камбоджийском языке пункт за пунктом громко читать условия договора. Каждый параграф кончался словами: «Я, царь Камбоджи, Парамараджа II[28]28
  Под этим именем Тон взошел на престол.


[Закрыть], сие утверждаю без оговорок и двусмысленных толкований», и каждый раз Тон вздрагивал, слыша свое имя. Присутствующие хранили мертвое молчание.

Вдруг торжественную тишину дворца нарушили полоса и звон оружия. Велозу прервал чтение. На террасе дворца послышались торопливые шаги, и в зал почти нбсжлл рослый камбоджиец в одежде офицера царской стражи. Он пал ниц перед троном и, задыхаясь, проговорил что-то, в чем Руис уловил только слова: «Пном-Пень» и «Лаксамана». Царь побледнел и знаком дал понять, что церемония откладывается. Придворные, толпясь, покидали тронный зал, оставив в нем гонца наедине с царем и европейцами.

Из сбивчивого рассказа офицера Руису стало ясно, что дело плохо. Кто заварил всю эту кашу, офицер не знал. То ли какой-то малаец ударил ножом испанца, то ли испанцы избили малайца, но только в городе началось побоище между малайцами и европейцами. Сначала будто бы европейцы вместе с христианами-японцами осадили лагерь малайцев, а потом откуда-то появился Лаксамана с основными силами малайцев и, отогнав атакующих испанцев, осадил их корабли. Когда офицер поскакал с донесением к царю, ситуация уже складывалась не в пользу европейцев. Хуже всего было то, что жители Пном-Пеня вышли из повиновения и, вооружившись чем попало, тоже бросились в свалку, присоединившись к Лаксамане.

«Идиоты, идиоты, – думал Велозу. – Позволить хитрому малайцу заманить себя в ловушку».

Во дворе уже седлали коней. Руису принесли латы и пистолет. Велозу, нахмурившись, выслушивал уговоры царя остаться и переждать во дворце и качал головой. Мальдонадо поспешно скинул рясу и облачился в доспехи. Через полчаса маленький отряд во весь опор мчался к Пном-Пеню.

Уже в предместьях Пном-Пеня ощущалась близость сражения. На улицах не было видно мужчин. Только старухи и дети с любопытством провожали глазами всадников. Со стороны реки раздавались нечастые выстрелы пушек.

У поворота на улицу, ведущую к Меконгу, навстречу отряду выбежала группа вооруженных топорами камбоджийцев. Руис круто развернул коня и, пригнувшись к его шее, выстрелил два раза. Кто-то упал. Конь Велозу стал на дыбы и тут же, пронзенный пикой в живот, рухнул на землю. Руис увидел занесенный над Велозу топор и отвернулся. Отряд помчался дальше, туда, где раздавались выстрелы и крики. «А это, кажется, крупная птица», – сказал, нагнувшись над трупом Велозу, горшечник Тит.

Когда отряд Руиса подоспел к месту боя, поражение испанцев было уже очевидным. Из трех кораблей два были взяты на абордаж малайцами. Оставшийся корабль продолжал обстреливать берег, где малайцы и камбоджийцы осадили отрезанную от кораблей группу испанских и филиппинских солдат. Испанцы укрепились в амбаре и уже много часов отстреливались из мушкетов и аркебуз. Порох у них был на исходе.

Да и для Руиса с его отрядом все пути к отступлению уже были отрезаны. Единственное, что можно было сделать – прорваться к стоящим у берега прау и попытаться доплыть до каравеллы. Руис с обнаженным мечом врезался в шеренги малайцев и стал прокладывать путь к берегу. За ним ринулись остальные воины его отряда. «Нет, «е пройти», – подумал Руис, чувствуя, как тяжелеет его рука. Десять часов в седле без отдыха и еды давали себя знать. Руис оглянулся. За ним следовало теперь всего семь человек. Прямо за его спиной работал мечом Мальдонадо. Слуга всевышнего, слава богу умел обращаться с оружием.

В этот момент Руис увидел Лаксаману. Предводитель малайцев стоял метрах в тридцати от места схватки и безучастно наблюдал за происходящим. Руис выхватил пистолет и прицелился. Выстрелить он не успел. Пуля вошла ему под лопатку, и он замертво повалился с коня.

Немногие из европейцев пережили этот день. На борту каравеллы спасся доминиканец Мальдонадо Имена Руиса и Велозу стали известны в Испании. Они обросли легендами и долго еще служили источником вдохновения для испанских поэтов и драматургов. В Камбодже о них быстро забыли. В придворных хрониках «приемные сыновья» царя Сатхи упоминаются лишь в связи с борьбой его сына против узурпатора Прея. А совсем недавно какой-то эксцентричный камбоджиец, возводящий свою родословную к португальским завоевателям, поставил на берегу Меконга в провинции Ба-Пхном, некогда дарованной царем Велозу, памятник этому португальскому конкистадору.

ЭПИЗОД ВТОРОЙ,

Где речь пойдет о том, как погиб царь Бирмы, о новом начальнике таможни и его крупной игре, о том, почему сменили соглядатаев, о том, как были переплавлены на пушки пагодные колокола, и о том, как опоздала эскадра из Гоа

Маун Зинга был еретиком. Он десять лет грабил пагоды и разрушал их. Исчезла религия в Раманне, и никто не совершал добрых дел

Из хроники пагоды Шведагон

Моны и бирманцы запомнили его под именем Маун Зинга. На самом же деле он был наречен при крещении Филиппом, Филиппом де Бриту. Бирманцы думают, что после смерти он стал злым духом – натом. По бирманским верованиям натами становятся люди, погибшие насильственном смертью. Если же человек при жизни был злым, то дух его злой вдвойне.

Мало кому из португальских авантюристов удалось приблизиться к тем вершинам, на которые вознесся бедный португальский дворянин де Бриту. Он стал королем – предел мечтаний для каждого дворянина. И умер он королем. Правда, королевство его было невелико и просуществовало всего несколько лет. И рухнуло за три дня до смерти де Бриту…

Бесконечные войны с Сиамом, внутренние раздоры и восстания вконец истощили Бирму к началу XVII века, и она стала легкой добычей для соседних государств. А оснований для вражды у них было немало. Ведь за сто последних лет бирманские войска десятки раз переходили границы Сиама, Лаоса и Аракана[29]29
  Аракан – государство на территории Бирмы, существовавшее до XVIII века.


[Закрыть] и грабили и сжигали вражеские города.

Отмщение было жестоким. В 1599 году араканский флот подошел к южному побережью Бирмы, к дельте Иравади. В то же время восточные границы услышали топот слонов сиамской армии.

Король Бирмы Нандабайин призвал к оружию подвластных ему князей. Но почти никто не отозвался на зов короля. Даже родные братья Нандабайина, правившие ключевыми провинциями страны, отреклись от него. А один из них – князь провинции Таунгу – даже присоединился к сиамцам.

Бирманское королевство пало так быстро, что сиамские войска не успели дойти до столицы Нандабайина. Поделили добычу араканцы и предатель – брат короля. Брату досталась голова Нандабайина и зуб Будды, который хранился в одной из пагод. Араканцам – королевский гарем и белый слон. Так говорят хроники. Хроники не упоминают о рабах, золоте и драгоценных камнях. Хроники молчат о том, что населению покоренных районов пришлось переселяться на территорию Аракана и Таунгу, чтобы обрабатывать поля новых правителей. Нижняя Бирма, страна монов, испокон веку известная под именем Раманнадесы, по которой несколько раз прокатились волны сиамских, бирманских и араканских войск, превратилась в пустыню.

Вскоре после описанных событий в Раманнадесе побывали два монаха-иезуита. «Во всем королевстве едва ли найдется хоть один здоровый мужчина… Население доведено до того, что во многих местах едят человеческое мясо», – писал один из иезуитов, отец Пимента. Ему вторил его спутник, Бове: «Печальное зрелище являют собой берега рек, усаженные бесконечными рядами фруктовых деревьев, за которыми лежат в руинах храмы и величественные дворцы. Дороги устланы костями и черепами несчастных жителей, убитых или умерших от голода. Их сбрасывают в реку в таком количестве, что скелеты их препятствуют судоходству».

Монахи попали в разоренную страну не случайно. Они прибыли с новым начальником таможни в городе Сириаме, в устье Иравади. Начальника звали де Бриту, и числился он па службе короля араканского.

За несколько лет до этого он покинул Гоа, столицу португальской Индии, и отправился искать счастья в Аракан, ибо прослышал, что тамошний король нуждается в наемниках.

Де Бриту был не одинок. Страны Юго-Восточной Азии кишели тогда португальцами-авантюристами, которым не нашлось места в Индии. Прошла пора захватов и войн, когда каждая рука, могущая держать меч, была на вес золота. Новых завоеваний не предвиделось. Банды португальцев действовали на свой страх и риск, только формально признавая верховную власть вице-короля в Гоа.

А в Юго-Восточной Азии, раздираемой в то время войнами, их услуги ценились высоко. Почти каждый король или князь старался нанять отряд португальцев. Ибо наемники – значило мушкеты и пушки. И не удивительно, что небольшой отряд португальцев мог обратить в бегство целую армию бирманцев или сиамцев. В панике бежали с поля битвы боевые слоны, топча свою же пехоту. Мушкетные пули летели дальше стрел. И доспехи не были надежной защитой.

Часто случалось, что португальцы воевали с португальцами: обе враждующие стороны нанимали их.

Но если выдавалась хоть малейшая возможность, португальские наемники покидали своих хозяев и выходили на самостоятельную охоту.

Судьба подарила такую возможность Филиппу де Бриту.

Сириам, важный порт, достался при разделе добычи Аракану. Через него проходила почти вся морская торговля Бирмы. Сюда же порой заходили корабли, плывущие из Индии к Островам Пряностей. И хотя после войны Сириам захирел, он все же оставался настолько важным пунктом, что араканский король решил оставить там гарнизон и таможню. И не пожалел отряда португальских наемников. Командовал ими де Бриту.

Мы не знаем, почему выбор пал на португальца. Известно только, что тот несколько лет прожил при дворе араканского короля, участвовал в походах и, наверно, пользовался королевским доверием. Известно и то, что жена де Бриту умерла в Индии и он женился во второй раз уже в Аракане. От первого брака у него остался сын, который всюду сопровождал отца. Сам де Бриту не оставил ни строчки воспоминаний.

Вот и все. А жаль, потому что личность его и история его возвышения весьма интересны. Он достиг многого, и не только по прихоти судьбы, а и благодаря собственным талантам военачальника, организатора и воина.

Он затеял крупную игру. Начни он ее на пятьдесят лет раньше, неизвестно, как повернулось бы дело. Но он опоздал. Португалия, еще недавно такая могучая, уже не могла защитить его. И потому история о забытом теперь короле Маун Зинге кажется только курьезом в цепи событий XVII века, но курьезом, подготовленным сотней лет истории экспедиций и походов.

Уводя пленных и унося добычу, араканская армия двинулась домой, на запад. Добыча была богатой. Более трех тысяч крестьянских семей, тридцать бронзовых статуй, королевские слоны, большая пушка, дочь бирманского короля.

Португалец де Бриту, «феринджи»[30]30
  Феринджи – так называли в Бирме португальцев.


[Закрыть], остался начальником таможни с небольшим отрядом в Сириаме. Было там две сотни араканских солдат, небольшой корабль, несколько десятков португальцев и, разумеется, соглядатаи араканского короля. Король не мог до конца доверять наемнику, на что были основания. Соглядатаи слали королю подробные доносы и отправляли с гонцами через горы.

Португальцу достался полуразрушенный, почти покинутый жителями город. Обгорелые остовы домов и складов, жалкие хижины на окраинах, несколько давно небеленых пагод.

Шли месяцы. Де Бриту собирал пошлину с проходивших изредка кораблей и… ждал. Он был неглуп, новый комендант. Он понимал, что новой власти никто не доверяет. Вернешься, распашешь поле – заберут урожай, откроешь лавку – отнимут товары. А еще хуже – придут полные жажды мщения бирманцы, и следа не останется от феринджи и его людей. Основной задачей де Бриту было доказать всем, что португальцы собираются обосноваться в Сириаме надолго, что они принесли с собой не новые грабежи, а мир и порядок. Именно то, чего многие годы ждали разоренные, уставшие бояться крестьяне. Феодальные распри, войны, грабежи… и везде больше всего страдали крестьяне, мелкие торговцы, ремесленники.

Небольшой гарнизон понемногу восстанавливал разрушенные стены Сириама, возводил новые укрепления и порой ходил на лодках вверх по реке, охотясь за многочисленными, но трусливыми бандами разбойников.

Оставшиеся в живых крестьяне мало-помалу переселялись поближе к стенам города. Стены сулили защиту. Португалец не бросал слов на ветер. Через полгода разбойники уже не осмеливались появляться по соседству с Сириамом. Открылись первые лавки. А для них нужны товары. Торговцы, сначала араканские, а потом и сиамские, малайские, яванские, зачастили к причалам порта. Де Бриту регулярно отсылал часть полученных денег своему хозяину. Соглядатаи не могли сообщить ничего такого, что заставило бы короля сменить коменданта.

А положение в Бирме способствовало возвышению португальца. Внутренние распри еще не кончились. Бирманские войска, стоявшие в северных районах страны, не появлялись в низовьях Иравади.

К концу первого года пребывания в Сириаме де Бриту послал официальное письмо вице-королю Индии. Он просил прислать капелланов. Он хотел проявить заботу о душах его подчиненных. Так о деятельности де Бриту стало известно в Гоа. Ответ не замедлил показаться в виде каравеллы «Сан Франсишку». На ней прибыли два уже упомянутых ранее иезуита и офицер армий его величества короля Испании и Португалии.

Иезуиты поселились в хижине на холме, а офицер – в доме де Бриту. Каравелла больше недели простояла на якоре посредине широкой желтой реки. Прилив, доходящий сюда из океана, поднимал ее, натягивал якорные канаты, и каравелла медленно разворачивалась.

Офицер из Гоа подолгу беседовал с начальником таможни, и соглядатаи, сменяя друг друга, старались подслушать их разговоры. Но разомлевшие от жары португальские солдаты отгоняли их прикладами мушкетов. По вечерам соглядатаи лихорадочно строчили доносы. В доносах они домысливали то, чего не удалось услышать. Доносы сильно противоречили один другому, и король Аракана смеялся от души, читая их. Но на всякий случай он отправил в Сириам одного из своих министров.

Когда министр добрался до Сириама, каравелла уже давно покинула город. Министр заметил, что местность вокруг Сириама словно преобразилась. Вместо обгоревших столбов и заброшенных полей зеленели молодые всходы риса. Крестьяне останавливали упряжки буйволов и, приложив руку ко лбу, смотрели на прямоугольные паруса араканского корабля. Министр увидел недавно побеленную пагоду. Если у людей есть досуг заниматься этим, значит, жизнь в крае налаживается. Об этом соглядатаи не писали.

Министру понравился и вид самого Сириама. Стены крепости кажутся неприступными, на берегу высятся новые здания складов. Несколько кораблей стоят у причалов. Неподалеку полным ходом идет сооружение верфи.

Начальник таможни, уже предупрежденный о приезде высокого гостя, вышел встречать министра к самым сходням корабля. Он был почтителен и готов показать все, что есть в Сириаме. Он пригласил министра к себе и угостил его хорошим обедом. Министр был доволен. Де Бриту испросил разрешения на постройку католической церкви. Португальцы, сказал он, которые живут в городе, тоскуют, потому что у них нет молитвенного дома. Поэтому начальник таможни взял на себя смелость… Министр не возражал. Каждый волен молиться своим богам. А португальцы в Сириаме должны быть веселыми и здоровыми, ибо если араканский король платит им жалованье, он хочет иметь за это хороших солдат.

Министр покинул Сириам удовлетворенный. Соглядатаев сменили. И некоторым из них пришлось поплатиться за чересчур богатое воображение. Араканскому королю нужны были факты. А пока Сириам приносил доходы и оставался в руках Аракана, король не намеревался менять начальника таможни.

А де Бриту не спешил. Он рассчитывал на благожелательный доклад офицера, рассчитывал на то, что вице-король Гоа, поверив в силу де Бриту, пришлет подкрепления и боеприпасы. Тогда все изменится… А пока он даже иезуитов уговорил не очень усердствовать с обращением язычников.

Флот де Бриту рос. Верфь работала в полную силу. Бревна тика, привозимые с гор, были замечательным строительным материалом. Боты, построенные в Сириаме, не уступали по качеству европейским. Наконец наступил такой день, когда де Бриту понял, что сможет обойтись без поставок риса из Аракана. Окружающие земли могли прокормить город. Португальские солдаты собирали дань с окрестных деревень. Дань была пока невелика: де Бриту не хотел отпугивать крестьян.

И вдруг де Бриту получил известие из столицы Аракана. Король все-таки поддался уговорам недоверчивых министров и решил сменить гарнизон крепости. Португальцы ему были нужны, он готовил поход на Индию. Мы не знаем, сколько дней, часов или минут было в распоряжении де Бриту. Два пути открывались перед ним. Первый, безопасный, – вернуться в Аракан, тем доказав свою преданность королю, и, получив награду (а может, и не получив ее), снова исполнять приказания араканского двора, рисковать шкурой ради толстых вельмож, да притом язычников.

И второй путь. Не дождавшись подкреплений из Гоа, отколоться от Аракана, броситься в пучину случайностей и тревог, рискуя уже через месяц, когда прибудет карательная экспедиция из Аракана, окончить жизнь на плахе. Но второй путь был соблазнителен. В случае удачи целая провинция Бирмы переходила под власть христианнейшего из королей, короля Испании и Португалии, вера торжествовала бы в самом сердце языческого мира. А главное – главное, что никто из португальцев еще не достигал таких высот. Стать королем в чужой стране – это больше, чем удалось сделать самому д'Албукерки. Династия де Бриту! Это звучит великолепно! Это значит богатство, слава, власть!

И португальский конкистадор пошел ва-банк. Ночью были арестованы араканские чиновники и офицеры. Араканские солдаты сдались, увидев, что их казарма окружена португальцами. Больше того, они согласились служить новому королю. Не испугались переворота купцы и крестьяне. Ведь уже много месяцев де Бриту был фактическим хозяином города. А что изменилось от переворота? Внутренним, необходимым каждому купцу чувством они уверовали в победу феринджи. А те два корабля, что покинули порт на следующее утро, не испугали нового короля. Везде есть трусы…

Теперь очень многое зависело от того, успеют ли вовремя прибыть подкрепления из Гоа. Самый быстроходный бот был послан навстречу португальским каравеллам. Иезуиты ежедневно служили мессу о благополучном исходе предприятия Филиппа де Бриту.

Казалось, ничего не изменилось в Сириаме. Так же причаливали корабли из Авы и Мергуи[31]31
  Мергуи – порт в Тенассериме; Ава – город на реке Иравади, в описываемый период столица Бирмы.


[Закрыть], так же стучали молотки на верфи, и дозорные боты уходили вверх по течению Иравади. Но город ждал. Все, начиная с де Бриту и кончая последним солдатом, невольно поглядывали на реку. Кто успеет первым? Португальские каравеллы или карательная армия из Аракана, которую, без сомнения, разгневанный араканский владыка отправил, как только получил сведения об измене…

Первыми успели каравеллы из Гоа.

Они достигли города на рассвете, в тумане, так что сбежавшиеся жители Сириама угадывали их лишь по звону якорных цепей. Белые хлопья тумана таяли, уплывали вниз по реке, и в лучах восходящего горячего солнца паруса каравелл казались розовыми.

Весь день на берег сгружали пушки и бочонки с порохом. Надо было спешить. Господин де Бриту приказал, чтобы ему принесли обед на пристань.

Губернатор Гоа не мог прислать в Сириам большой отряд. Спасибо хоть, что он собрал бездельников, шатавшихся по столице. Неказистые «конкистадоры» с недоверием посматривали на приземистые стены крепости. Здесь им жить, искать счастье, богатство, а может быть, и сложить голову. Нет, они не были цветом португальского воинства. Но они были лучше, чем ничего. Де Бриту им даст дело и даст деньги. А с этим уже не пропадешь.

Де Бриту знал, что жители города, и не только португальцы, будут сражаться до последнего. В те времена пленных редко щадили. Изменников – никогда. Де Бриту надеялся и на помощь бирманских крестьян. Араканцы и были для них грабителями и захватчиками. И де Бриту, как ни парадоксально, став врагом араканцев, оказался вместе с крестьянами.

Де Бриту отправил письмо вице-королю. В нем он сообщал о последних событиях и отдавал себя под покровительство короны. Он не сомневался, что покровительство это будет чисто номинальным. Вице-королю хватало своих забот и тревог, чтобы не вмешиваться в дела де Бриту.

А еще через месяц, когда кончился сезон дождей, лазутчики донесли царю Маун Зинге (так его звали уже в округе), что приближается араканекая армия. Армия двигалась двумя колоннами. Первая – по суше, через дельту, вторая – на кораблях, вдоль побережья. Во главе армии стоял наследный принц Аракана.

С колокольни собора, нового каменного собора, де Бриту долго смотрел на приближающуюся армию. Уже можно было различить серые громады боевых слонов и неровный лес копий.

К вечеру армия остановилась неподалеку от города. Загорелись костры, раскинули большой шатер для принца и несколько поменьше – для начальников отрядов. Армия ждала, пока подтянется по реке флот.

В крепости было многолюдно. Жители окрестных деревень со всем скарбом, со скотом переселились туда при первом же известии о приближающихся араканцах. На соборной площади мычали коровы, ободранные рыжие собаки путались под ногами солдат, буддийские монахи в оранжевых одеждах прятались в тени, поглядывая на черные сутаны католических священников, занятых оборудованием госпиталя.

Де Бриту забрал в армию беженцев. Вооруженные длинными изогнутыми ножами и самодельными копьями, бирманские крестьяне представляли собой неорганизованную, но внушительную силу.

Король Сириама решил не ждать, пока придет араканский флот. Он не хотел придерживаться обычных, принятых здесь способов ведения войны, когда после нескольких дней ожидания армии сходились посреди поля и бой начинался с поединка богатырей. Де Бриту мог рассчитывать на две с небольшим сотни португальцев, столько же араканцев, хотя им не очень доверял, и три-четыре сотни бирманцев из окрестных деревень. Это было вдесятеро меньше тех сил, которыми располагал араканской принц. Но многого стоили пушки, мушкеты и четыре хорошо вооруженных корабля, один из которых достался еще от араканцев, а три других были построены на верфи в Сириаме.

На рассвете под прикрытием тумана корабли португальцев зашли во фланг араканской армии, и по сигналу де Бриту пушки, еще ночью подвезенные к лагерю араканцев, открыли стрельбу по просыпающейся армии.

Де Бриту надеялся на внезапность нападения и оказался прав. Через час все было кончено. Остатки потрепанной армии рассыпались по равнине. Сальваторе Рибейру, помощник де Бриту, извлек из-под рухнувшего шатра наследного принца и привел его к португальцу. Де Бриту даровал пленнику жизнь. Но не потому, что был милосерднее других. Просто наследник мог стать предметом выгодного торга.

Араканский флот, получив известие о разгроме основных сил, повернул обратно, не дойдя до Сириама. Вести путешествуют быстро в тех краях. Все четыре каравеллы де Бриту бросились в погоню за флотом и вернулись с богатой добычей. Каждая из них вела на буксире по два-три парусника. Еще пять кораблей было потоплено.

Так де Бриту устранил основную угрозу своей власти. Вскоре последовало и официальное признание со стороны Аракана. Он выторговал его в обмен на наследника престола.

Начался новый период в жизни Сириама, новый этап в игре португальского конкистадора. Теперь у него на руках было куда больше козырей. Он выиграл первый кон. Открыт путь к величию и славе. Но ведь такой путь не устлан розами…

Прошло несколько лет. Сириама не узнать. Кажется, ничто не грозит всесильному Маун Зинге, имя которого известно повсюду, от берегов Ганга до Моллуккских островов.

Год назад он попросил руки племянницы вице-короля Гоа и тотчас получил согласие. Так он породнился с официальной Португалией, занял место среди высших чинов вице-королевства.

В Сириаме живет более трехсот португальцев. Некоторые привезли жен и детей. По воскресеньям собор переполнен. Пришлось построить еще одну церковь, на берегу, у восточной стены. Туда ходят обращенные язычники.