Текст книги "Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги"

Автор книги: Игорь Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

18 марта 1839 г. министр Императорского двора князь П. М. Волконский направил обер-гофмаршалу письмо, в котором сообщал, что «Государь Император Высочайше повелеть соизволил золотой туалет покойной Императрицы Марии Федоровны иметь впредь в опочивальной комнате Ея Величества в Зимнем Дворце, для чего и сдать оный по описи под присмотр Роты дворцовых гренадер полковника Лаврентьева и дежурных камердинеров с тем, чтобы каждый из них, ответствуя за целостность всех вещей туалета в продолжении своего дежурства, передавал их сменяющему его; по окончании же в Зимнем Дворце присутствия впредь до следующего, туалет сей хранить в сундуке за печатью в Бриллиантовой комнате»[184]184
  РГИА. Ф. 472. Оп. 2. Д. 1309. Л. 1. О золотых и серебряных туалетах и о их назначении. 1839 г.


[Закрыть]. Во время передачи вещей, входивших в туалетный набор, составили подробную опись «золотому туалету, бывшему в опочивальне Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны с принадлежащему к оному вещами». Итак, «нахтышный сервиз, сделанный мастером Доном в 1736 г.», включал:

1. «Рама зеркальная, при ней: наверху накладная бляха, семь подвесок на подобие кисточек с двумя коронами; из них на одной яблоко с крестом, а на другой маленькое яблочко с крестиком же, под ним вензель и ветви финифтяные, по сторонам их отливные статуйчики с крыльями, в руках имеют ветви и по трубе, из коих конец одной трубы отломан, под ними на раме отливные 2 личины и 2 накладки, на коих 2 цветника, а на цветниках по две статуйки поясные; при них на плечах по 4 лопаточки и 2 накладки на подобие шишаков, а внизу рамы по углам 2 личины с крыльями; в середине рамы накладная бляха; на ней Российский черный финифтяный герб с 3 коронами, скипетром и державою и крессом; в середине герба финифтяная накладка и вокруг всей рамы 64 винта малых и больших 56 гаек с 30 колечками пробы 76 и стекло шлифованное». Общий вес зеркала с золотой рамой составил 20 фунтов 5 золотников, то есть 8 кг 211 г;

Нахтышный сервиз

2. «Блюдо рукомойное продолговатое граненое, пробы 76», весом 5 фунтов 40 ³/₄ золотника, то есть 2 кг 217 г.

3. «Рукомойник с крышкой и ручкой на поддоне привинченном, под ним сверх поддона яблочком, пробы 76», весом в 3 фунта 74 ¹/₂ золотника, то есть 1 кг 545 г.

Кроме этого, в описи подробно перечисляются многочисленные коробочки, лоточки, колокольчик, «ручка с долгою щеткою» (весом 24 золотника, т. е. 102 г), накладка с платяною щеткою, крышка с хрустального штофика, «у ней винт, два шандала, поддон под щипцы на четырех ножках с одною ручкой» (87 золотников, т. е. 371 г); щипцы (39 золотников, т. е. 166 г); кофейник на поддоне (3 фунта 20 золотников, т. е. 1 кг 308 г); чайник на поддоне (2 фунта 42 золотника, т. е. 998 г); чашка на сахар граненая на поддоне, на ней вверху привинченная пирамидка, на которую вкладываются чайные ложечки (2 фунта 5 золотников); ложечка прорезная; ложки чайные. Всего в описи перечислено 47 предметов.

Тогда же передали в покои императрицы Александры Федоровны (видимо, на всякий случай, поскольку император не указал, какой конкретно туалетный золотой набор передать в спальню императрицы) и второй золотой нахтышный сервиз, изготовленный при Екатерине II, включавший 61 предмет, общим весом в 3 пуда 2 фунта 41 золотник, т. е. 50 кг 133 г.

В числе предметов в реестре упоминается «конфорка с ручкой и решеткою на ножках»; золотая «кастрюля с ручкою» 91 пробы, весом в 1 фунт 33 золотника (549 г); чернильный прибор, весом в 1 фунт 46 золотников; два «мыльника с крышками круглых в прорезных накладках»; «крышка на кастрюлю серебряно-золоченая»; «поддонов круглых золотых с вензелем императрицы Екатерины II, из коих 2 побольше и 1 малый», весом в 2 фунта 12 золотников.

Эти уникальные вещи с 1839 по 1881 г. хранились на втором этаже северо-западного ризалита в покоях императрицы Александры Федоровны. Если точнее, они находились в ее спальне. На акварели Э. П. Гау «Спальня императрицы Александры Федоровны», выполненной в 1859 г., хорошо виден столик, на котором тесно стоят предметы из золотых нахтышных туалетов.

Со временем золотой туалет императрицы Анны Иоанновны стали именовать в хозяйственных документах «коронным золотым туалетом Императрицы Александры Федоровны», а сам туалет после смерти Александры Федоровны в 1860 г. передали в Сервизную кладовую Зимнего дворца.

Периодически предметы туалета, прежде всего зеркало в золотой раме, изымали из Сервизной кладовой и отправляли на очередную великокняжескую свадьбу. Так, когда осенью 1866 г. женился наследник-цесаревич великий князь Александр Александрович, то для церемонии одевания великой княжны Марии Федоровны туалет вновь извлекли из Сервизной кладовой.

В марте 1867 г. императрица Мария Александровна решила передать во временное пользование своей молодой невестке золотой туалет: «Высочайше назначенный, для пользования Ея Императорским Высочеством Государыней Цесаревной Марией Федоровной, золотого коронного туалета, находившегося у Императрицы Александры Федоровны». В результате этого распоряжения золотой туалет некоторое время находился в туалетной комнате Марии Федоровны в Аничковом дворце.

Вскоре на 19 января 1868 г. назначили свадьбу княжны Евгении Максимилиановны Романовской, герцогини Лейхтенбергской, выходившей замуж за А. П. Ольденбургского[185]185
  РГИА. Ф. 1339. Оп. 1. Д. 25. Л. 8. О приеме золотого коронного туалета Императрицы Александры Федоровны, назначенного Государыне Цесаревне. 1867–1868 гг.


[Закрыть]. Поэтому 6 января 1868 г. по высочайшему повелению императрицы Марии Александровны состоялось распоряжение о немедленном «доставлении из Аничкового в Зимний дворец золотого туалета, который и предоставлен новобрачной для церемонии ее торжественного одевания в Малахитовом зале Зимнего дворца». После этой свадьбы золотой туалет вернули в Сервизную кладовую Зимнего дворца, где он и оставался вплоть до начала 1882 г.

Осенью 1881 г., когда сменился не только император, но и министр Императорского двора, директор Императорского Эрмитажа князь А. А. Васильчиков направил в адрес министра Императорского двора рапорт, в котором просил передать нахтышные сервизы в Эрмитаж. Он писал: «В Николаевском зале Зимнего дворца, а равно в придворных сервизных и серебряных кладовых находится много предметов, представляющих огромный художественный интерес и почти баснословную денежную ценность. Предметы эти или скрыты от взоров в пыли кладовых, или же, затерянные в массе менее ценных вещей, ускользают от наблюдения ценителей»[186]186
  РГИА. Ф. 472. Оп. 16. Д. 28. О помещении из загородных дворцов и кладовых Зимнего дворца в Императорский Эрмитаж картин, вазы, приобретенной императором Александром II, туалета императрицы Анны Иоанновны и других ценных вещей. 1881–1882 гг. Л. 12.


[Закрыть]. Директор Эрмитажа обращал внимание, что в дворцовых буфетах выставлены «великолепные серебряные, выпуклые блюда, а также стопы и кубки отменной английской, немецкой и итальянской работы XVI, XVII, XVIII столетий. Блюда эти расставлены на больших горах по стенам Николаевской залы вперемежку с весьма эффектными блюдами новейшего времени, представляющими одну только ценность металла. Ко времени скоро имеющей быть коронации… целая масса новых блюд и солонок… с лихвой могли бы заменить те, которые по своей художественной ценности достойны украшать Императорский Эрмитаж».

Особо А. А. Васильчиков писал о желании получить для Эрмитажа золотой туалет императрицы Анны Иоанновны: «Рядом с блюдами не могу не упомянуть о великолепном и вовсе не известном золотом туалете Императрицы Анны Иоанновны, которым прошлой осенью возбудил восторг посетивших кладовые дворца директора и экспертов Лондонского Кензингстонского музея. Туалет этот употребляется только в случае августейших бракосочетаний, точно так же как и золотой с бриллиантами сосуд, хранящийся в галерее драгоценностей Императорского Эрмитажа»[187]187
  РГИА. Ф. 472. Оп. 16. Д. 28. О помещении из загородных дворцов и кладовых Зимнего дворца в Императорский Эрмитаж картин, вазы, приобретенной императором Александром II, туалета императрицы Анны Иоанновны и других ценных вещей. 1881–1882 гг. Л. 12 об.


[Закрыть].

Результатом рапорта стало то, что директору Эрмитажа позволили «покопаться» в кладовых Зимнего дворца. И А. А. Васильчиков, как настоящий музейщик, с наслаждением погрузился в отбор предметов для коллекций Эрмитажа. В результате в Серебряной сервизной кладовой «из всей массы драгоценностей» он отобрал для Эрмитажа 35 предметов. В их числе были: огромная «серебряная чаша (ваза для охлаждения вин) английского дела самой лучшей и самой ценной эпохи, именно времен английской королевы Анны, я отложил еще для Эрмитажа блюда, кубки, стопы, рукомойники и фляги, большей частью аугсбургского и нюренбергского дела XVII столетия… Серебряные вызолоченные суповые чаши с подносами так называемого „парижского сервиза“ – 8 шт. Великолепные суповые чаши эти, заказанные в 1767 г. Императрицей Екатериной Великой в Париже носят полную надпись знаменитого серебряника французского двора Петра Жерменя. Они в наши дни представляют почти баснословную стоимость. Я не решился, однако, включить их в список отобранных мною для Императорского Эрмитажа предметов, так как чаши эти часто употребляются для парадных обедов». Однако разрешения на передачу в Эрмитаж золотого туалета императрицы Анны Иоанновны князь А. А. Васильчиков тогда не получил.

Тем не менее, как истинный музейщик князь, А. А. Васильчиков проявил настойчивость и 30 декабря 1881 г. вновь обратился к министру Двора графу И. И. Воронцову-Дашкову с просьбой передать золотой туалет в Императорский Эрмитаж. Он писал: «Туалет этот, отличающийся необыкновенною красотою форм и отделки, употребляется только во дни бракосочетаний Особ Августейшего Дома. Ничто не помешает выдавать его из Эрмитажа Придворной конторе при всяком подобном случае, точно так, как это происходит с другими предметами, уже находящимися в Галерее драгоценностей, так, например, с золотым сосудом, украшенным бриллиантами, времен Екатерины Великой – тоже постоянно употребляется при Августейших бракосочетаниях… беру смелость возобновить о том свое ходатайство»[188]188
  РГИА. Ф. 472. Оп. 16. Д. 28. О помещении из загородных дворцов и кладовых Зимнего дворца в Императорский Эрмитаж картин, вазы, приобретенной императором Александром II, туалета императрицы Анны Иоанновны и других ценных вещей. 1881–1882 гг. Л. 28 об.


[Закрыть].

Кроме этого, во время больших январских балов в Зимнем дворце А. А. Васильчикову, видимо, удалось лично переговорить по этому предмету с Александром III. И 24 февраля 1882 г. директор Эрмитажа пишет в рапорте, что императору Александру III «благоугодно было разрешить, вместе с другими предметами, выбранными мною в сервизной кладовой Зимнего Дворца, перенесение в Галерею драгоценностей Императорского Эрмитажа золотого туалета Императрицы Анны Иоанновны»[189]189
  РГИА. Ф. 472. Оп. 16. Д. 28. О помещении из загородных дворцов и кладовых Зимнего дворца в Императорский Эрмитаж картин, вазы, приобретенной императором Александром II, туалета императрицы Анны Иоанновны и других ценных вещей. 1881–1882 гг. Л. 30.


[Закрыть]. Таким образом, знаменитый нахтышный золотой туалет императрицы Анны Иоанновны оказался в Галерее драгоценностей Императорского Эрмитажа, где он пребывает и поныне…

Возвращаясь ко временам императора Николая I, отметим, что стремление окружать императрицу Александру Федоровну роскошью во всех ее проявлениях приводило к тому, что петербургские ювелиры и художники всегда имели множество крупных и мелких заказов со стороны Высочайшего двора. И каждый из этих императорских заказов, даже самых незначительных, имел свою историю.

Например, когда в 1849 г. для императрицы Александры Федоровны был заказан новый молитвенник[190]190
  Отметим, что в библиотеке императрицы Александры Федоровны хранились двенадцать уникальных рукописных молитвенников XV–XVI вв., выполненных на пергаменте и украшенных миниатюрами в декоративных рамках.


[Закрыть], в качестве возможных исполнителей престижного заказа рассматривались академик Ф. Г. Солнцев[191]191
  Федор Григорьевич Солнцев (1801–1892) – крупнейший русский специалист по художественной археологии (художник, архитектор и историк), руководитель знаменитого издания «Древности Российского государства». Руководил художественным оформлением Большого Кремлевского дворца.


[Закрыть] и архитектор И. А. Монигетти[192]192
  Ипполит Антонович Монигетти (1819–1878) – русский архитектор и акварелист, представитель архитектурной эклектики, много работавший по заказам царской фамилии и высшей аристократии.


[Закрыть]. Академик Императорской академии художеств Солнцев уже выполнял подобный заказ в 1841 г., когда за молитвенник, выполненный для Александры Федоровны, он получил подарок – перстень в 207 руб. сер. (декабрь 1841 г.), за молитвенник для великой княжны Ольги Николаевны – перстень в 138 руб. сер. (декабрь 1842 г.)[193]193
  Себестоимость молитвенника художник оценивал в 1000 руб. сер. и делал его два года. См.: РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (59/122). Д. 149. О заказе для Ея Величества молитвенника. 1849–1850 гг. Л. 1.


[Закрыть]. В 1849 г. Ф. Г. Солнцев оценил свою работу в 2500 руб. ассигнациями.

Однако выполнение заказа на молитвенник объемом в «118 страниц, не считая образов», передали известному архитектору И. А. Монигетти, тот брался выполнить заказ за два месяца (август – 1 ноября 1849 г.), обозначив его стоимость «не менее 1000 руб. сер.»[194]194
  Себестоимость молитвенника художник оценивал в 1000 руб. сер. и делал его два года. См.: РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (59/122). Д. 149. О заказе для Ея Величества молитвенника. 1849–1850 гг. Л. 3.


[Закрыть]. Однако усилиями дворцовых хозяйственников конечную стоимость заказа снизили до 714 руб. сер. 30 коп. Переплет для молитвенника заказывался в английском магазине «Никольс и Плинке» отдельно (225 руб. сер.).

Монигетти не сумел выполнить заказ вовремя. В объяснительной записке он оправдывался тем, что «рисование и тщательная отделка мелких украшений» оказывает «весьма вредное влияние на мое зрение», поэтому, учитывая «краткость осенних дней», он обязывался доставить заказ только к 21 ноября 1849 г. Потом он заболел, и срок сдачи молитвенника вновь перенесли – на 6 декабря 1849 г. Так или иначе, изготовление молитвенника с авторскими рисунками Монигетти завершилось в декабре 1849 г. и его стоимость, с учетом переплета, составила 940 руб. сер.

Поскольку мы заговорили о драгоценных вещах, находившихся на половине императрицы Александры Федоровны, то уместно упомянуть и об одном из эпизодов бытования Бриллиантовой комнаты[195]195
  О Бриллиантовой комнате Зимнего дворца см.: Зимин И. 1) Царские деньги. М.; СПб., 2011; 2) Зимний дворец. Люди и стены. История императорской резиденции. 1762–1917. М.; СПб., 2012; Зимин И., Соколов А. Ювелирные сокровища Российского императорского двора. М.; СПб., 2013.


[Закрыть], находившейся на половине императрицы.

Эта история случилась во время Крымской войны (1853–1856 гг.). Война началась в сентябре 1853 г. и поначалу была успешной для России, воевавшей с Османской империей. Черноморский флот под командованием вице-адмирала Нахимова 18 ноября 1853 г. уничтожил турецкую эскадру Османа-паши, стоявшую на синопском рейде. Однако после того как Османскую империю поддержали Великобритания и Франция, ситуация начала меняться, и не в лучшую для России сторону. К апрелю 1854 г. Россия находилась в состоянии войны с двумя супердержавами того времени.

В результате весной 1854 г. Англо-французский флот (80 судов) вошел в Балтику. Флоту англичан и французов противостояли Балтийский флот, Свеаборгская крепость и кронштадтские форты. По берегам Финского залива располагались береговые батареи. Император Николай I из окон своего Морского кабинета в Коттедже, расположенном парке Александрия в Петергофе, в подзорную трубу наблюдал за маневрами флота противников. В этой ситуации царь был просто обязан предусмотреть самый негативный исход возможного развития событий.

В этом случае требовалось подготовить к эвакуации императорские регалии и коронные бриллианты. Реализацию подобной задачи император начал еще в марте 1854 г., когда дипломатические отношения с Англией и Францией были уже разорваны, но официально война еще не началась.

Сначала министр Императорского двора В. Ф. Адлерберг запросил камер-фрау А. А. Эллис, отвечавшую за хранение регалий и коронных бриллиантов, о наличии «укупорки» на случай возможной эвакуации императорских регалий. 6 марта 1854 г. камер-фрау доносила, что «в комнате, где хранятся казенные бриллианты, находится ящик красного дерева с 4 футлярами: для короны большой; для короны маленькой; для скипетра; для державы. Кроме того, три футляра для жемчугов, 1 футляр для бриллиантов, 10 картонок плоских для укладки бриллиантов»[196]196
  РГИА. Ф. 472. Оп. 4. Оп. 249. О возобновлении витрин в коих хранятся коронные и принадлежащие Государыне Императрице бриллианты. 1854 г. Л. 1.


[Закрыть].

Буквально на следующий день, «совершенно случайно», Николай I в сопровождении министра Императорского двора посетил Бриллиантовую комнату. По итогам этого визита министр двора В. Ф. Адлерберг предписал камер-фрау А. А. Эллис: «Милостивая государыня Анастасия Александровна. Государь Император при посещении комнаты, в которой хранятся коронные и Ея Императорского Величества бриллианты, изволил заметить, что витрины, в коих бриллианты разложены, наружностью ветхи и бархат в них полинял, и потому Высочайше повелеть соизволил: командировать чиновников Кабинета Его Величества для укладки всех бриллиантов в сундуки, которые, по приложении к ним печати, оставить в той же комнате, а витрины и прочее передать г. Обер-гофмаршалу графу Шувалову для восстановления позолоты и бархата». Кроме того, министр поинтересовался, «нет ли у Вас свободных для сего сундуков, хотя бы и для другого предназначаемых, но обитых железом и с крепкими замками. Граф Адлерберг. 8 марта»[197]197
  РГИА. Ф. 472. Оп. 4. Оп. 249. О возобновлении витрин в коих хранятся коронные и принадлежащие Государыне Императрице бриллианты. 1854 г. Л. 3.


[Закрыть].

Наверное, в Бриллиантовой комнате витрины действительно обветшали и бархат выцвел. Но главным было не это. Под предлогом ремонта витрин регалии и бриллианты упаковали, опечатали и оставили в охраняемой Бриллиантовой комнате на случай срочной их эвакуации. Для этого нашелся и надежный сундук. 9 марта 1854 г. камер-фрау А. А. Эллис писала В. Ф. Адлербергу, что «в гардеробе Его Величества есть сундук, обитый медными обручами, который может быть употреблен для укладки картонов, в которые обыкновенно укладывались бриллианты. Висячих же замков не имеется, и еще нужны замшевые подушки по величине картонок»[198]198
  РГИА. Ф. 472. Оп. 4. Оп. 249. О возобновлении витрин в коих хранятся коронные и принадлежащие Государыне Императрице бриллианты. 1854 г. Л. 4.


[Закрыть].

Однако все исполненные предосторожности оказались излишними. Британско-французский флот вскоре ушел от Кронштадта, а Бриллиантовая комната в Зимнем дворце получила новые витрины.

За время жизни семьи Николая I в Зимнем дворце произошло множество событий. Обычная мозаика складывалась из значимых событий общегосударственного характера и мелких «осколков», присутствующих в жизни каждой семьи. Говоря о «мелочах», обратимся к довольно актуальному ныне вопросу: какую воду пили в Зимнем дворце?

Это далеко не праздный по тем временам вопрос, поскольку, как это ни удивительно, но брюшным тифом переболели почти все Романовы. Некоторые и умерли от этой болезни, которая сегодня считается болезнью военного времени или болезнью «немытых рук». Как правило, источником заражения становилась вода. Если в XVIII в. Нева еще справлялась с отходами растущего города, то в XIX в., с учетом того, что все отходы и нечистоты без всякой очистки сбрасывались в Неву и каналы, употребление невской воды становится важнейшим фактором риска.

Стакан некипяченой воды, видимо, привел к смерти императора Александра I, много позже та же некипяченая вода стала причиной смерти П. И. Чайковского и сестры В. И. Ленина Ольги Ильиничны. Именно вода, насыщенная болезнетворными организмами, наряду с пресловутым питерским климатом, становилась причиной множества смертей в городе. Кроме этого, с 1831 г. ситуация в Петербурге усугубилась периодическими эпидемиями холеры.

Что касается воды, которую пили в Зимнем дворце первые лица, то имеются два взаимоисключающих свидетельства. Так, в воспоминаниях современника упоминается, что императрице Александре Федоровне регулярно привозили в Ниццу, где она проходила очередной курс лечения, бочонки с невской водой, поскольку ее не устраивала местная вода: «…из Петербурга каждый день особые курьеры привозили бочонки невской воды, уложенные в особые ящики, наполненные льдом»[199]199
  Эвальд А. В. Рассказы о Николае I // Николай Первый и его время. Т. 2. М., 2000. С. 274.


[Закрыть]. С другой стороны, эту версию опровергает фрейлина М. П. Фредерикс, утверждавшая, что бочонки с невской водой не присылались императрице из Петербурга, поскольку она «ее никогда в рот не брала, живя даже в Петербурге. Ее Величество употребляла постоянно зельтерскую воду – здоровья ради»[200]200
  Фредерике М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс. С. 71.


[Закрыть]. То есть мы имеем одно из самых ранних свидетельств об употреблении первыми лицами империи ныне столь привычной бутилированной воды.

Архивные документы подтверждают версию М. П. Фредерикс. К концу 1830-х гг., видимо, сложилась устойчивая практика оптовых закупок питьевой воды во Франции, которую ежегодно бутылками упаковывали в ящики и доставляли в Зимний дворец. Согласно справке, «ежегодно для Государя Императора выписывалось из Парижа по 24 дюжины „Альпийской воды“, которая доставлялась сюда с открытием навигации. Вода хранилась в кладовой П. М. Волконского, откуда и выдавалась по требованиям камердинера Его Величества Гримма»[201]201
  РГИА. Ф. 472. Оп. 17 (2/934). Д. 31. О выписке из Парижа для Его Величества 12 дюжин бутылок Альпийской воды. 1847–1855 гг. Л. 85.


[Закрыть]. Очень характерная деталь – «личная вода» императора хранилась «в кладовой» министра Императорского двора в стеклянных бутылках. Эта вода поступала в Зимний дворец несколькими партиями. Например, в апреле 1847 г. заказали 12 дюжин бутылок «Альпийской воды», потребовав «выслать сие первым пароходом из Гавра». 27 мая 1847 г. заказали еще 12 дюжин бутылок воды с требованием доставить ее в Петергоф. В декабре 1848 г. заказали 20 дюжин бутылок «Альпийской воды».

Подобные заказы поступали и на половину императрицы Александры Федоровны. Например, в марте 1855 г. вдовствующая императрица повелела передать на ее половину «весь запас альпийской воды, оставшийся после Государя Императора», составлявший «67 дюжин и 8 флаконов альпийской воды», то есть всего 812 бутылок («флаконов»)[202]202
  РГИА. Ф. 472. Оп. 17 (2/934). Д. 31. О выписке из Парижа для Его Величества 12 дюжин бутылок Альпийской воды. 1847–1855 гг. Л. 122.


[Закрыть]. Таким образом, уже в то время «из-под крана» российские императоры воду не пили.

Кроме питьевой воды, в Зимний дворец доставляли и специально приготовленную для Александры Федоровны морскую соль, которую добавляли в воду во время приема ванн. Соль стали выписывать после посещения императрицей в 1845 г. Италии. За 1848 г. «по высочайшему повелению» в Петербург из Палермо доставили «по прежним примерам» 2800 фунтов морской соли (1145 кг), приготовленной «доктором Баталья для ванн Государыни Императрицы».

Э. П. Гау. Ванная императрицы Александры Федоровны. 1870 г.

Соль для императрицы обошлась в 658 неаполитанских дукатов[203]203
  РГИА. Ф. 472. Оп. 3. Д. 659. Л. 1. Об уплате денег за морскую соль для ванн Государыни Императрицы и об апельсиновых деревьях. 1849–1850 гг.


[Закрыть]. В 1849 г. заказали еще 2500 фунтов соли (1022 кг).

Настоящим потрясением для всей семьи Николая I, да и для сотен людей, населявших императорскую резиденцию, стал пожар Зимнего дворца 17–18 декабря 1837 г. О причинах пожара и попытках его тушения написано в другой моей книге[204]204
  Зимин И. В. Зимний дворец. Люди и стены. История императорской резиденции. 1762–1917. М., 2012.


[Закрыть]. А мы обратимся к камерфурьерскому журналу «по половине Государя Императора Николая Павловича» за декабрь 1837 г., где в деталях зафиксированы все обстоятельства тех трагических дней.

9 декабря 1837 г. семья Николая I на санях возвратилась из Москвы, с радостью оказавшись в своих комнатах в северо-западном ризалите резиденции. Началась обычная размеренная жизнь, с многочисленными обязанностями, суетой, радостями и печалями. 12 декабря император отправился в Царское Село «к слушанию панихиды по Государю Императору Александру I». На обратном пути он заехал в Казанский собор, где приложился к иконе «Казанской Божией Матери», после чего вернулся в Зимний дворец. В 10 часов вечера в Зимний дворец приехал великий князь Михаил Павлович, он остался к ужину, поданному «в Розовой комнате». Вместе с родителями на ужине присутствовали старшие дочери – великие княжны Мария и Ольга и подруга императрицы баронесса С. Фредерикс. 14 декабря состоялся традиционный высочайший выход в Малую церковь «к слушанию молебна с коленопреклонением за прекращение бунта бывшего 14 декабря 1825 г.»[205]205
  РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (120/2322). Д. 138. Л. 15. Журнал камерфурьерский. Декабрь 1837 г.


[Закрыть].

А. Х. Бенкендорф

A. И. Чернышев

Утро в пятницу 17 декабря 1837 г. для Николая I началось как обычно. В 9 часов он начал принимать доклады. Сначала докладывали «силовики»: военный министр граф А. И. Чернышев и начальник III Отделения и Отдельного корпуса жандармов генерал-адъютант граф А. Х. Бенкендорф, а затем император принял доклад министра Императорского двора П. М. Волконского.

Далее последовали рапорты военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга графа П. К. Эссена, коменданта П. П. Мартынова и обер-полицмейстера С. А. Кокошкина.

Далее, «во 2 часу Его Величество выезд имел в санях прогуливаться несколько по городу». Обед на 8 персон подавался «в библиотеке Государыни Императрицы». Вечером (19 ч. 35 мин.) Николай I с супругой «выезд имел в Большой Каменный театр, в ложе при представлении российскими актерами пьесы». Шла опера «с балетом» «Баядерка», в спектакле танцевала знаменитая Тальони. Однако привычная жизнь в «старых стенах» закончилась вечером 17 декабря 1837 г., когда, как записано в камер-фурьерском журнале, «Зимний дворец начал гореть»[206]206
  В придворном фольклоре имелись легенды, связанные с «пожарными» шутками. Так, по одному из таких преданий, в день 1 апреля император Александр I решил подшутить над комендантом П. Я. Башуцким и заявил тому, что прошлой ночью с Сенатской площади украли монумент Петру Великому. Перепуганный комендант отправился к памятнику, но вскоре вернулся и начал радостно докладывать императору: «Успокойтесь, Ваше Величество! Монумент целехонек, на месте стоит! А чтобы чего на самом деле не случилось, я приказал к нему поставить часового». Все расхохотались, а император поздравил Башуцкого с 1-м апреля. Через год в ночь на 1 апреля Башуцкий разбудил императора и доложил, что во дворце начался пожар. Император быстро оделся и поинтересовался, где и что горит. Башуцкий был очень доволен своим розыгрышем и поздравил императора с 1-м апреля. Александр Павлович не оценил шутку и сурово сказал: «Дурак, любезнейший, и это уже не первое апреля, а сущая правда».


[Закрыть].

П. М. Волконский

П. К. Эссен

По свидетельству начальника внутреннего караула по Зимнему дворцу корнета лейб-гвардии Конного полка барона Э. И. Мирбаха, уже в 8 часов вечера в Фельдмаршальском зале стоял такой дым, что он приказал караульным, которые не имели права покидать посты, присесть на корточки и закрыть двери в Петровский зал и в Малый аванзал: «В зале стояла такая мгла, что сквозь нее не видно было даже уже лампы, и люди, одною рукою отмахиваясь от дыма, другою зажимали себе рот, ожидая дальнейших приказаний»[207]207
  Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году // Русский архив. 1865. Кн. 2. С. 1197.


[Закрыть]. Тем не менее караульные постов не покидали, пока их не вывели в Малый Аванзал, но и оттуда пришлось уйти, поскольку на чердаке уже горел потолок.

Именно в театре «Государя Императора известили через дежурного флигель-адъютанта Лужина, что в Зимнем Дворце Фельдмаршальское зало начало 25 минут 9 часа гореть, по каковому случаю Его Величество прибыл из театра в 9 часов во дворец и проходил к обозрению пожара»[208]208
  РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (120/2322). Д. 138. Л. 16. Журнал камерфурьерский. Декабрь 1837 г.


[Закрыть].

Император Николай Павлович, прибыв в Зимний дворец, прежде всего прошел в детские комнаты и приказал немедля вывезти из Зимнего дворца своих детей. Затем он направился к эпицентру пожара, для того чтобы лично составить представление о его масштабах.

С. А. Кокошкин

Клод-Жозеф Верне. Пожар в Зимнем дворце. 1838 г.

По воспоминаниям «майора от ворот» Зимнего дворца (1839–1845 гг.) Л. Р. Барановича император «в сопровождении Волконского прошел Ротонду, Концертную залу и большую Аванзалу (ныне Николаевскую); но, вступив в малую Аванзалу, был уже встречен стремительным потоком огня, проникшим в нее через потолок».

По воспоминаниям Э. И. Мирбаха, именно в Малой Аванзале он увидел царя: «…около 9 часов, я заслышал из большой аванзалы мерную поступь государя и звонкий его голос, так врезывавшийся в память. С ним шли Великий князь Михаил Павлович и Наследник. Все в надетых по форме шляпах и с биноклями в руках, как приехали из театра… он подошел к дверям Фельдмаршальской залы и, при хлынувшем оттуда густом дыме, закричал: „Разбить окна“. В ту же минуту послышался звук падающих стекол… Ветер со двора произвел сильный сквозняк, и в том месте, где прежде была зеркальная дверь, неожиданно сверкнул огненный змей, в одну минуту, точно молния, осветивший всю залу»[209]209
  Рассказы очевидцев о пожаре… С. 1198.


[Закрыть]. Так начался большой пожар, не оставлявший Зимнему дворцу никаких шансов.

Тем не менее Николай I с сопровождавшими его офицерами прошел через уже горевшие Фельдмаршальский и Петровский залы: «Несмотря на явную опасность, Государь с хладнокровным спокойствием прошел отсюда через Фельдмаршальскую и Петровскую залы, первые добычи огня, и, наконец, вступил в Белую (Гербовую). Здесь, казалось, уже не было возможности идти далее: густо клубящийся дым занимал дыхание, а карнизы и потолки, по которым вилось пламя, грозили всякую минуту падением; но и в этом критическом положении Государь не потерял присутствия духа: с помощью Божиею он успел пройти в Статс-дамскую (Гренадерскую) залу… Достигнув таким образом части дворца, еще не тронутой огнем, и убедясь в возможности спасти из нее, по крайней мере, движимость особой ценности, Государь велел полкам Преображенскому и Павловскому и командам гоф-интендантского ведомства выносить мебель и прочие вещи и складывать на Дворцовой площади»[210]210
  Рассказы очевидцев о пожаре… С. 1193.


[Закрыть].

«Когда начало гореть малое Мраморное зало, в то время Государь Император Высочайше повелеть соизволил выносить из всех имеющих в Зимнем дворце комнат мебели и вещи, для чего наряжены были от Военного начальства из разных лейб-гвардии полков рядовые, которые носили вещи и мебели в Адмиралтейство и Главный штаб и во дворцовый Экзерциз-гауз».

Вслед за императором, «по окончании в театре представления», вернулась в Зимний дворец и императрица Александра Федоровна «в 11 часу и проходила в комнаты великого князя Константина Николаевича, где изволила смотреть горевшие залы: Фельдмаршальское, Петра Великого и Белое, а также и другие прикосновенные к оным комнаты, потом с великою княжною Мариею Николаевной отсутствовала из Зимнего дворца в карете в Собственный, куда приехала в час пополуночи».

Сохранился и «детский взгляд» на пожар 17 декабря. Этот день запомнился дочерям царя и тем, что в Зимнем дворце поставили «детские елки». Вечером, пока родители были в театре, дети пили чай, который разливала англичанка Мими – Мария Васильевна Кайсовская. «Она была в большом почете у императорской фамилии, вынянчив всех царских детей, начиная с великого князя Александра Николаевича»[211]211
  Фредерикс М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс. С. 66.


[Закрыть]. В эту ночь дети Николая I потеряли не только любимый дом, но и все столь любимые ими игрушки. Все это детское великолепие – и детский домик, и любимую деревянную горку – в одночасье уничтожил пожар. На детей Николая I, ставших очевидцами начала пожара, огненная стихия произвела тяжелое впечатление. Они навсегда запомнили буйство огня, в считанные часы уничтожившего их любимый дом.

Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала: «Это случилось вечером. У нас была зажжена по обыкновению елка в Малом зале, где мы одаривали друг друга мелочами, купленными на наши карманные деньги. Родители были в театре, где давали „Бог и баядерка“ с Тальони. В половине десятого, когда мы как раз собирались ложиться спать, Папа неожиданно появился у нас с каской на голове и с саблей, вынутой из ножен. „Одевайтесь скорей, вы едете в Аничков“, – сказал он поспешно. В то же время взволнованный камер-лакей застучал в дверь и закричал: „Горит!.. Горит!..“. Мы раздвинули портьеры и увидели, что как раз против нас клубы дыма и пламени вырываются из Петровского зала. В несколько минут мы оделись, и сани были поданы. Я еще побежала в мою классную, чтобы бросить прощальный взгляд на все, что мне было дорого. С собою я захватила фарфоровую собаку, которую спрятала в шубу, и бросилась на улицу. Там меня впихнули в сани вместе с маленькими братьями, и мы понеслись в Аничков. Нас устроили там наспех, где придется. О том, чтобы спать, не могло быть и речи. Между часом и двумя приехала Мама и рассказала, что есть надежда спасти флигель с покоями Их Величеств. Когда Мама приехала из театра, ей сказали, что мы в безопасности. Тогда она сейчас же прошла к несчастной Софи Кутузовой (дочь петербургского генерал-губернатора, которая была очень слаба после несчастного случая) и очень осторожно сказала ей, что ей придется переехать. Она оставалась при ней, пока та перенесла вызванный этой новостью нервный припадок, и не оставила ее, пока не приехал доктор. Только после этого она прошла к себе, где Папа уже распорядился всем. Книги и бумаги запаковывались, и старая камер-фрау Клюгель заботилась о том, чтобы не оставить безделушек и драгоценностей. Отсюда Мама поехала к Нессельроде, где был приемный день и где весь петербургский свет столпился у окон, чтобы видеть пламя пожара»[212]212
  Сон юности.


[Закрыть].

По свидетельству М. П. Фредерикс, императрица Александра Федоровна собирала вещи буквально до того времени, пока пожар не подступил к ее покоям в северо-западном ризалите. Очевидец вспоминал: «Императрица думала только о том, как бы охранить от опасности тех из живших во дворце, которых лета и недуги могли бы в нем задержать и лишить в общем замешательстве нужной помощи. Она успокоилась лишь тогда, когда убедилась, что все спасены и что никто не забыт в этих огромных чертогах, в которых три царствования так радушно призревали под своим кровом старых слуг и честную бедность, словом, в которых три тысячи человек имели себе приют»[213]213
  Рассказы очевидцев о пожаре… С. 1185.


[Закрыть]. По свидетельству майора от ворот Л. Р. Барановича, императрица поднялась во Фрейлинский коридор и находилась около кровати больной фрейлины С. П. Голенищевой-Кутузовой, пока ее не вынесли из дворца[214]214
  Рассказы очевидцев о пожаре… С. 1194.


[Закрыть]. По дороге в Аничков дворец, где уже находились дети, императрица заехала на квартиру супругов Нессельроде, находившуюся в здании Министерства иностранных дел, и оттуда через Дворцовую площадь некоторое время смотрела как гибнет Зимний дворец.