Текст книги "Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги"

Автор книги: Игорь Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Попутно упомянем и о том, что младший брат Александра I, император Николай Павлович, предпочитал духи «Parfum de la Cour», склянка которых всегда стояла на его туалетном столе[102]102
  Фредерикс М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс // Исторический вестник. 1898. № 1. С. 75.


[Закрыть].

Кроме духов, императору дюжинами везли из Парижа перчатки и другие детали туалета.

1 сентября 1825 г. Александр I выехал из Зимнего дворца, заехал в Александро-Невскую лавру, где помолился перед мощами св. князя Александра Невского и навсегда покинул Петербург, для того чтобы умереть в Таганроге 25 ноября 1825 г.

Николай I

Николай Павлович родился летом 1796 г. в Царском Селе, но фактически всю жизнь провел в Зимнем дворце, где и умер зимой 1855 г. Естественно, Николай Павлович периодически жил и в других императорских резиденциях, включая Михайловский замок, откуда его, четырехлетнего ребенка, вернули в Зимний дворец наутро после убийства отца, 12 марта 1801 г.

Время от времени Николая и его младшего брата Михаила забирали в Гатчину, которую так любили их родители, но главным своим домом младшие сыновья Павла I считали Зимний дворец. Именно в этом дворце в немалой степени сформировалась личность будущего императора и его представление о своем месте в иерархии власти.

После женитьбы, с 1817 и по конец 1825 г., Николай Павлович с семьей жил в Аничковом дворце, бывая в Зимнем дворце на обязательных дворцовых церемониях и по делам службы.

Начало семейной жизни для будущего императора совпало с началом его военной службы. Сам Николай Павлович писал спустя многие годы: «Осенью 1818 года Государю угодно было сделать мне милость, назначив командиром 2 бригады I гвардейской дивизии, то есть Измайловским и Егерским полками. За несколько пред тем месяцев вступил я в управление Инженерною частию»[103]103
  Записки Николая I // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 10–35.


[Закрыть].

О порядке военной службы у Николая Павловича имелись собственные четкие представления, но они совершенно не стыковались с теми порядками, которые сложились в гвардейских частях при Екатерине II и продолжали бытовать при Александре I. Многие из офицеров гвардейских полков, прошедшие через огонь сражений войны 1812 г. и заграничных походов 1813–1814 гг., считали, что как дворяне и офицеры они «могут себе позволить» нести службу далеко не так, как того требовали уставы. Николай Павлович вспоминал: «В сие-то время и без того уже расстроенный трехгодичным походом порядок совершенно разрушился; и к довершению всего дозволена была офицерам носка фраков. Было время (поверит ли кто сему), что офицеры езжали на ученье во фраках, накинув шинель и надев форменную шляпу. Подчиненность исчезла и сохранилась только во фронте; уважение к начальникам исчезло совершенно, и служба была одно слово, ибо не было ни правил, ни порядка, а все делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы только жить со дня на день».

Попытки молодого великого князя «подтянуть» службу в соответствии с уставными требованиями вызывали только раздражение среди офицеров императорской гвардии. Поэтому великого князя в гвардии не любили. Отметим, что у Николая I, третьего сына Павла I, не было иллюзий по поводу своей будущности. Он собирался честно служить стране на высших офицерских должностях и ни о каком троне даже не думал, хотя к этому времени и Александр I, и великий князь Константин уже достигли договоренности о передаче трона младшему брату.

Отношения Николая Павловича с Александром I носили сугубо официальный характер, и великий князь подолгу сидел в приемной Зимнего дворца, перед кабинетом старшего брата, ожидая выхода императора. После часов ожидания он говорил со старшим братом исключительно о служебных делах. В записной книжке будущий император конспективно описал подробности своего пребывания на втором этаже западного фасада Зимнего дворца: «Поехал в одноконных санях к Ангелу[104]104
  Так Николай Павлович именовал своего старшего брата-императора.


[Закрыть], ждал выход, говорил о делах и о назначении в дивизию, долго ждал, Ангел одобрил все, Михаил и я просили у него шевроны, обещал их к Пасхе»[105]105
  Сидорова М. «Я пишу не для света…». Записные книжки и воспоминания Николая I // Родина. 2013. № 3. С. 19.


[Закрыть].

Л. Фаврен. Портрет великого князя Николая Павловича. 1815 г.

Л. Фаврен. Портрет великого князя Михаила Павловича. 1815 г.

A. M. Гебенс. Группа чинов 1-й саперной роты лейб-гвардии Саперного батальона. 1851 г.

Впоследствии, вспоминая молодость, Николай I оценит свое пребывание в передних брата следующим образом: «…все мое знакомство с светом ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где, подобно бирже, собирались ежедневно в 10 часов все генерал-адъютанты, флигель-адъютанты, гвардейские и приезжие генералы и другие знатные лица, имевшие допуск к Государю. В сем шумном собрании проводили мы час, иногда и более, доколь не призывался к Государю военный генерал-губернатор с комендантом и вслед за сим все генерал-адъютанты и адъютанты с рапортами и мы с ними, и представлялись фельдфебели и вестовые. От нечего делать вошло в привычку, что в сем собрании делались дела по гвардии, но большею частию время проходило в шутках и насмешках насчет ближнего; бывали и интриги. В то же время вся молодежь, адъютанты, а часто и офицеры ждали в коридорах, теряя время или употребляя оное для развлечения почти так же и не щадя начальников, ни правительство.

Долго я видел и не понимал; сперва родилось удивление, наконец, и я смеялся, потом начал замечать, многое видел, многое понял, многих узнал – и в редком обманулся. Время сие было потерей времени, но и драгоценной практикой для познания людей и лиц, и я сим воспользовался»[106]106
  Записки Николая I.


[Закрыть].

Однако летом 1819 г. перед великим князем Николаем Павловичем открылись совершенно иные перспективы. Дело в том, что император Александр I сообщил младшему брату о своих намерениях передать ему престол. Как вспоминала императрица Александра Федоровна: «Тогда же (в бытность мою в Красном летом 1819 г.) Император Александр, отобедав однажды у нас, сел между нами обоими и, беседуя дружески, переменил вдруг тон и, сделавшись весьма серьезным, стал в следующих приблизительно выражениях говорить нам, что он „остался доволен поутру командованием над войсками Николая и вдвойне радуется, что Николай хорошо исполняет свои обязанности, ибо на него со временем ляжет большое бремя, так как Император смотрит на него как на своего наследника, и это произойдет гораздо скорее, нежели можно ожидать, так как Николай заступит его место еще при его жизни“»[107]107
  Воспоминания императрицы Александры Федоровны. 1817–1820. Электронная версия.


[Закрыть]. Вскоре император Александр I оформил соответствующие документы, регламентирующие новый порядок наследования, но их не огласили. Согласно воле императора, три пакета с текстом завещания хранились в Успенском соборе Московского Кремля, в Петербурге в Сенате и Синоде и должны были быть немедленно вскрыты после кончины Александра I.

Это событие мало что изменило в жизни Николая Павловича и Александры Федоровны. Они продолжали жить в Аничковом дворце, время от времени нанося служебные и личные визиты в Зимний дворец. Все изменилось после смерти Александра I в ноябре 1825 г. в Таганроге, когда возникла ситуация междуцарствия.

После трагических событий 14 декабря 1825 г. Николай I с семьей переехал в Зимний дворец. Вплоть до смерти императора в феврале 1855 г. он оставался его главным домом. С Зимним дворцом у императора связаны тяжелые воспоминания о трагических событиях 14 декабря 1825 г., в этом доме рождались и росли его дети, в нем же они выходили замуж и женились. В этот дом приходили радостные и трагические известия. Другими словами, все было, как и в любом большом доме, в котором жила большая дружная семья. Мы остановимся только на некоторых эпизодах из жизни Зимнего дворца в период тридцатилетнего царствования Николая Павловича.

Ноябрь-декабрь 1825 г. в Зимнем дворце

Для Николая Павловича 14 декабря 1825 г. стало не только днем начала его царствования, но днем тяжких испытаний, значительная часть которых прошла «на фоне» Зимнего дворца. История восшествия на трон Николая Павловича хорошо известна, поэтому мы сосредоточимся только на том, что происходило в Зимнем дворце и вокруг него в эти трагические дни. Опираться мы будем прежде всего на свидетельства очевидцев – Николая I, императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны.

1 сентября 1825 г. Александр I уехал из Зимнего дворца, 3 сентября за ним последовала императрица Елизавета Алексеевна. Предполагалось, что императорская чета проведет зиму на юге России, чего требовало хрупкое здоровье постоянно недомогавшей императрицы. Местом пребывания выбрали Таганрог. Это странное для лечения место назначили придворные врачи, поскольку Елизавета Алексеевна отказалась уезжать «ради лечения» из России.

19 ноября 1825 г. 48-летний Александр I скончался в Таганроге. Известие о смерти императора доставили в Петербург 27 ноября (где уже знали о его заболевании). К этому времени, по традиции, в Большой церкви Зимнего дворца шли молебствия во здравие заболевшего императора, на которых присутствовало все наличное императорское семейство.

Императрица Мария Федоровна описала эти дни в дневнике следующим образом.

Вторник, 24 ноября 1825 г.: «Так как я по-прежнему находилась в смертельной тревоге, мои дети провели этот день у меня; я не выходила, каждое движение заставляло меня вздрагивать в ожидании известий». Императрице с учетом сложной ситуации требовалось постоянно «держать лицо» и ничем не выдавать своего волнения. Это было очень непросто, императрица писала: «Какой ужасный день! Я была на панихиде по моей дочери Екатерине[108]108
  Четвертая дочь Павла I и императрицы Марии Федоровны, великая княгиня Екатерина Павловна (род. 1788), скончалась 9 января 1819 г.


[Закрыть]; вышла на минуту на воздух в сад Эрмитажа и немного успокоилась»[109]109
  Страницы дневников императрицы Марии Федоровны. 1825–1826. Электронная версия.


[Закрыть]. На следующий день, в среду, 25 ноября, из Таганрога в Зимний дворец пришли новые известия об ухудшавшемся состоянии здоровья Александра I. Мария Федоровна пишет: «Меня охватило отчаяние; перо не в силах выразить эту скорбь. Ко мне прибежали Николай и Александрина, также пришел граф Милорадович. Этот ужасный вечер был предвестником страшного утра 27-го; я не в состоянии его передать. Николай хотел быть около меня и остался во дворце. Я провела ночь в моем кабинете, на диване, ожидая и в то же время страшась получения известий; ужасный отдых! Но я не роптала; я была в отчаянии, вручая себя воле Божией и воссылая из глубины моего сердца, от всей моей опечаленной души молитвы к милосердному Господу, чья десница тяжело простерлась над нами. Я написала Императрице»[110]110
  Страницы дневников императрицы Марии Федоровны. 1825–1826. Электронная версия.


[Закрыть].

В четверг, 26 ноября, в Большой церкви Зимнего дворца продолжились службы во здравие императора: «Мы были в церкви, в нашей обычной комнате, молились милосердному Богу о выздоровлении нашего ангела, моего сына, моего ребенка; во время службы в самом конце молебна, когда мы все стояли на коленях… Короче говоря, Виллие в заключение давал понять, что Государь при смерти».

Кончина императора Александра I в Таганроге

Э. П. Гау Собор Спаса Нерукотворного образа в Зимнем дворце (Большой собор). 1866 г.

Последняя из таких служб состоялась 27 ноября 1825 г. В Большом соборе Зимнего дворца находились члены императорской семьи и немногочисленные сановники. Императрица Мария Федоровна с сыном и невесткой стояли возле алтаря, в ризнице, откуда стеклянная дверь вела в переднюю Второй запасной половины. Поскольку семья жила от приезда одного фельдъегеря до другого, то великий князь Николай Павлович приказал камердинеру императрицы Марии Федоровны подать ему знак через стеклянную дверь, если приедет новый фельдъегерь из Таганрога.

Знак был подан, когда закончилась обедня и начался молебен. Николай Павлович тихо вышел из ризницы через стеклянную дверь («Фонарик»), и в библиотеке Второй запасной половины граф М. А. Милорадович сообщил ему о смерти Александра I: «Все кончено, Ваше Высочество… Покажите теперь пример мужества»[111]111
  Восшествие на престол императора Николая 1-го. Составлено, по Высочайшему повелению, статс-секретарем бароном Корфом. Изд. третье (первое для публики). СПб., 1857.


[Закрыть].

Хотя печальное известие было ожидаемо, но потрясение оказалось столь велико, что силы оставили Николая Павловича. Он буквально упал на стул (за Кавалергардским залом), почти дамский обморок не был позой. От молодого наследника (а об этом знали только считанные единицы, поскольку решение Александра I не было официально обнародовано) требовались немедленные действия, поэтому граф Милорадович немедленно послал за лейб-медиком императрицы Марии Федоровны Рюлем, понимая, что медицинская помощь может понадобиться и для вдовствующей императрицы.

После того как Николай Павлович оправился, они втроем направились в Большую церковь. Войдя в ризницу, Николай Павлович опустился перед матерью на колени. Все присутствовавшие в церкви поняли, что император Александр I умер.

Службу остановили, к императрице подвели ее духовника Кривицкого с крестом. Только тогда Мария Федоровна заплакала. Один из очевидцев описал произошедшее следующим образом: «Вдруг, когда после громкого пения певчих в церкви сделалось тихо и слышалась только молитва, вполголоса произносимая священником, раздался какой-то легкий стук за дверями – отчего он произошел, не знаю; помню только то, что я вздрогнул и что все, находившиеся в церкви, с беспокойством оборотили глаза на двери; никто не вошел в них; это не нарушило моления, но оно продолжалось недолго – отворяются северные двери: из алтаря выходит Великий Князь Николай Павлович, бледный; Он подает знак рукою к молчанию; все умолкло, оцепенев от недоумения; но вдруг все разом поняли, что Императора не стало; церковь глубоко охнула. И через минуту все пришло в волнение; все слилось в один говор криков, рыдания и плача. Мало-помалу молившиеся разошлись, я остался один; в смятении мыслей я не знал, куда идти, и наконец машинально, вместо того чтобы выйти общими дверями из церкви, вошел северными дверями в алтарь. Что же я увидел? Дверь в боковую горницу отворена; там Императрица Мария Феодоровна, почти бесчувственная, лежит на руках Великого Князя; перед Нею, на коленах, Великая Княгиня Александра Феодоровна, умоляющая Ее успокоиться: „Maman, chere maman, au nom de Dieu, calmez-vous! [„Маменька, дорогая маменька, ради Бога успокойтесь!“ – фр.]“. В эту минуту священник берет с престола крест и, возвысив его, приближается к дверям; увидя крест, Императрица падает пред ним на землю, притиснув голову к полу почти у самых ног священника. Несказанное величие этого зрелища меня сразило; увлеченный им, я стал на колена перед святынею материнской скорби, перед головою Царицы, лежащей в прахе под крестом испытующего Спасителя. Императрицу, почти лишенную памяти, подняли, посадили в кресла, понесли во внутренние покои; двери за Нею затворились…»[112]112
  Восшествие на престол императора Николая 1-го. Составлено, по Высочайшему повелению, статс-секретарем бароном Корфом. Изд. третье (первое для публики). СПб., 1857.


[Закрыть]. Так началось в Зимнем дворце утро 27 ноября 1825 г.

После смерти монарха, первое, что делалось всегда и везде – принесение присяги новому монарху по традиционной схеме: «Король умер! Да здравствует король!». Поэтому Николай Павлович, оставив мать и жену, немедленно направился на дворцовую гауптвахту, ко внутреннему дворцовому караулу (первый этаж западного фасада, окнами на внутренний двор), в этот день его выполняла рота его величества лейб-гвардии Преображенского полка под командой поручика В. Х. Граве[113]113
  Поручику В. Х. Граве 15 декабря 1825 г. была объявлена высочайшая признательность «за примерный порядок, усердие и точность в исполнении своих обязанностей».


[Закрыть].

В помещении дворцового караула Николай Павлович объявил преображенцам о смерти Александра I и распорядился о немедленном приведении гвардейцев к присяге новому государю Константину Павловичу. Затем великий князь обошел все внутренние дворцовые караулы, которые несли чины Кавалергардского и Конногвардейского полков, отдав те же приказания. Следуя распоряжениям великого князя, немедленно начали приводить к присяге нижних чинов и офицеров главного дворцового караула.

Это очень характерные шаги. Немедленное приведение к присяге гвардейских полков гарантировало спокойную передачу власти. Великий князь, зная о трех пакетах с завещанием Александра I, где речь шла о передаче власти Николаю, минуя Константина, ни словом не упомянул о них, не желая бросить на себя даже тень нелегитимных претензий на власть.

Сам Николай Павлович со своим ближайшим окружением сначала намеревался принести присягу новому императору Константину Павловичу в Малой церкви Зимнего дворца, но около церкви ему сообщили, что храм еще не освящен после ремонта. Поэтому все придворные и офицеры вновь направились в Большую церковь Зимнего дворца, в которой и принесли присягу новому императору, подписав присяжные листы. Только после этого Николай Павлович вернулся на половину матери, где находилась и его жена Александра Федоровна.

Без промедления в Зимний дворец начали съезжаться сановники. Ситуация была непростой. С одной стороны, Константин многие годы считался преемником Александра I – как в силу традиции, так и в силу статей «Учреждения об императорской фамилии», оглашенных Павлом I во время коронации в Успенском соборе Московского Кремля в апреле 1797 г. С другой стороны, имелось письменное завещание императора Александра I, предполагавшее иную схему передачи власти. К тому же все знали, что великий князь Константин состоял в морганатическом браке.

Когда завещание императора Александра I доставили из Сената, его зачитали сановникам. Для очень многих из них это стало неожиданностью. Ситуация была действительно противоречивой, давшей повод к немедленному формированию различных группировок в правящей элите. Таким образом, сложилось положение междуцарствия, описанное во множестве исторических трудов. Именно этим решили воспользоваться заговорщики.

О сложности ситуации косвенно говорит и то, как «перемещались» главные действующие лица по Зимнему дворцу. Обсуждение сложившегося положения первоначально началось в комнатах Государственного совета, располагавшихся на первом этаже западного фасада дворца, затем, кулуарно, продолжилось в Большой церкви Зимнего дворца, где продолжали подписывать присяжные листы на верность императору Константину I высшие сановники империи. В конце концов в середине дня 27 ноября дискуссия о том, как выходить из династического кризиса, завершилась в комнатах императрицы Марии Федоровны. В результате сановники решили выдержать паузу при соблюдении строжайшей тайны о завещании Александра I до тех пор, пока великий князь Константин Павлович не выразит четко свои намерения.

Попутно упомянем, что тело Александра I находилось в Таганроге, великий князь Константин Павлович – в Варшаве, а великий князь Николай Павлович – в Петербурге. Скорость прохождения информации в то время зависела от скорости лошади и выносливости фельдъегеря. Напомним и о том, что расстояние от Петербурга до Варшавы превышало 1200 км, и это по «русским дорогам».

В свете принятого решения Николай Павлович вновь прошел в Большую церковь Зимнего дворца, где убедил митрополита С.-Петербургского Серафима оставить хранившийся в Синоде пакет с завещанием Александра I, впредь до повеления, нераспечатанным. Там же он выслушал короткий молебен с провозглашением многолетия императору Константину и панихиду по усопшему императору Александру.

Великая княгиня Александра Федоровна, также бывшая 27 ноября в Зимнем дворце, записала в дневнике: «Пятница, вечером. Ужаснейшее совершилось! С утра я опять поехала к императрице-матери; мы говорили обо всем, что могло произойти; после 10 часов мы опять пошли в церковь, снова те же молитвы, снова под конец вызвали Николая. Ах, на этот раз он так долго не возвращался! Непередаваемый страх охватил нас. Я была одна с матушкой, она отправила даже камердинера, чтобы скорей получить известия; я стояла около стеклянной двери; наконец я увидела Рюля; по тому, как он шел, нельзя было ожидать ничего хорошего. Выражение его лица досказало все. Свершилось! Удар разразился! Матушка стояла с одной стороны, я – с другой. Николай вошел и упал на колени; я чуть было не лишилась сознания, но пересилила себя, чтобы поддержать бедную матушку. Она открыла дверь, которая ведет к алтарю, и прислонилась к ней, не произнеся ни слова. Она приложилась к распятию, которое ей протянул священник, я тоже поцеловала крест нашего Спасителя, который один может даровать утешение. Войдя к себе в комнату, она села; мы прочли письма бедной императрицы Елизаветы, несчастнейшей из всех женщин на земле.

Он распорядился принести Константину присягу, несмотря на то что в Совете было вскрыто завещание государя, где находилась бумага, в которой Константин формально передавал свои права наследования своему брату Николаю. Все устремились к нему, указывая на то, что он имеет право, что он должен его принять; но так как Константин никогда не говорил с ним об этом и никогда не высказывался по этому поводу в письмах, то он решил поступить так, как ему приказывала его совесть и его долг: он отклонил от себя эту честь и это бремя, которое, конечно, все же через несколько дней падет на него»[114]114
  Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825 – 13 (25) июля 1826). Электронная версия.


[Закрыть].

Одновременно с этими событиями «отметились» в Зимнем дворце и будущие декабристы. Поскольку традиционной биржей дворцовых новостей служила в Зимнем дворце так называемая Конногвардейская комната, находившаяся поблизости от главного караула на первом этаже западного фасада, туда по обыкновению сходились сменившиеся после развода офицеры для того, чтобы обменяться новостями и сплетнями. Поскольку эта часть дворца являлась открытой для любого гвардейского офицера, то побывали в этой комнате 27 ноября и некоторые из офицеров-декабристов, собирая в Зимнем дворце «оперативную информацию».

Нарастание напряжения чувствовалось в императорской резиденции совершенно отчетливо. Чувствовалось и то, что это напряжение может разрядиться страшной политической бурей. Великая княгиня Александра Федоровна 29 ноября 1825 г. записала в дневнике: «Посмотрим только, захочет ли Константин признать все это. Как все запуталось! Бедная Россия представляется пораженной, убитой молнией, покрытой траурным флером. Повсюду царит зловещая тишина и оцепенение; все ждут того, что должны принести с собой ближайшие дни»[115]115
  Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825 -13 (25) июля 1826). Электронная версия.


[Закрыть].

К началу декабря стало ясно, что Константин трон не примет, но тому требовались письменные с его стороны подтверждения. Александра Федоровна отчетливо осознавала, что для нее и ее мужа начинается новый этап жизни, в нем будет гораздо меньше возможностей для той приватной жизни, которую они оба столь ценили. Конечно, великая княгиня страстно желала превратиться в императрицу. Ведь в этом и заключается одна из главных жизненных задач любой принцессы.

3 декабря 1825 г. Александра Федоровна записала в дневнике: «Какие решающие дни! Я уже грущу при мысли о том, что мы больше не сможем жить в нашем доме, где мне придется покинуть мой милый кабинет, что наша прекрасная частная жизнь должна окончиться. Мы были так тесно связаны друг с другом, мы так неизменно делили друг с другом все наши горести, печали и заботы! Ах, это горе, эта боль в сердце – она все не прекращается, не прекращается также и тревога, ожидание этого неизбежного будущего! Я не ошиблась в Константине: я была убеждена, что он так поступит; все-таки это радостно не ошибиться в мнении о человеке. Императрица-мать, несмотря на все переживаемое ею волнение, от всего сердца благодарит Бога за то, что он дал ей таких благородных сыновей. Ах! это пример для всей Европы, великий пример! И каждая семья может почерпнуть из этого урок для себя! Мой жребий все же прекрасен. Я буду и на троне только его подругой! И в этом для меня все!»[116]116
  Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825 -13 (25) июля 1826). Электронная версия.


[Закрыть].

К началу декабря Николай Павлович и Александра Федоровна фактически переехали на жительство в Зимний дворец, бывая у себя в Аничковом дворце только наездами. Так, в воскресенье 6 декабря 1825 г. Александра Федоровна писала: «Сейчас 7 часов; мы вернулись из нашего дома, где мы спали в течение получаса в моем милом кабинете на старом [нрзб.]. Отдых Николая был, однако, скоро прерван. В дальнейшем это будет повторяться все чаще и чаще»[117]117
  Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825 -13 (25) июля 1826). Электронная версия.


[Закрыть].

Окончательно ситуация определилась в субботу, 12 декабря 1825 г. Во-первых, Николай Павлович рано утром получил достоверную информацию о готовящемся дворцовом перевороте. Тогда же было принято решение о начале арестов известных заговорщиков. Императрица Александра Федоровна записала в дневнике: «…12 декабря из Таганрога прибыл Александр Фредерикс с важными бумагами от Дибича, которыми устанавливалось, что против императора Александра и всей семьи существовал целый заговор. Николай сообщил это мне, но я должна была хранить это в тайне»[118]118
  Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825 -13 (25) июля 1826). Электронная версия.


[Закрыть]. Во-вторых, в обед великий князь получил письмо из Варшавы (оно датировано 8 декабря) от старшего брата Константина, который решительно отказывался от трона[119]119
  «Посылаю тебе благословение старшего брата, от глубины сердца, всеми ощущениями тебе принадлежащего, и удостоверяю тебя, как подданный, в преданности и беспредельной привязанности, с которыми не перестану быть твоим преданнейшим братом и другом». Цит. по: Восшествие на престол императора Николая 1-го…


[Закрыть]. Николай Павлович немедленно отправился к матери, сообщив ей решение Константина. Тогда же, 12 декабря 1825 г., принимается решение о переприсяге новому императору Николаю I.

12 декабря 1825 г. великая княгиня Александра Федоровна впервые ощутила себя императрицей. Она писала в дневнике: «Итак, впервые пишу в этом дневнике как императрица. Мой Николай возвратился и стал передо мною на колени, чтобы первым приветствовать меня как императрицу. Константин не хочет дать манифеста и остается при старом решении, так что манифест должен быть дан Николаем»[120]120
  Из дневника императрицы Александры Федоровны…


[Закрыть].

После обеда молодая императорская чета нашла несколько минут, чтобы съездить в Аничков дворец к детям. Там, в маленьком кабинете, Александра Федоровна, уже знавшая и судьбу Петра III, и судьбу Павла I, молилась за мужа…

В Зимнем дворце Николай Павлович расположился в комнатах второго этажа западного фасада Зимнего дворца, в так называемых детских комнатах Александра I. Временный кабинет императора Николая I находился в нынешнем зале № 172. Работа в этих комнатах не прекращалась до позднего вечера, пока М. М. Сперанский не подготовил проект Манифеста. О настроении самого Николая I свидетельствует записка, написанная поздно вечером 12 декабря к князю П. М. Волконскому: «Воля Божия и приговор братний надо Мной свершаются. 14-го числа Я буду или Государь – или мертв! Что во Мне происходит, описать нельзя; вы верно надо Мной сжалитесь: да, мы все несчастливы, но нет никого несчастливее Меня. Да будет воля Божия!». Далее он писал: «Я, слава Богу, покуда еще на ногах, но, судя по первым дням, не знаю, что после будет, ибо уже теперь Я начинаю быть прозрачным. Да не оставит Меня Бог, и душевно, и телесно!».

Рано утром 13 декабря 1825 г. придворным в Зимнем дворце объявили о воцарении Николая I. Об этом вплоть до официального объявления Манифеста запрещалось сообщать кому бы то ни было. Конечно, новость немедленно разнеслась по аристократическим салонам Петербурга.

К 8 часам вечера в воскресенье, 13 декабря 1825 г., в Зимнем дворце на чрезвычайное совещание вновь собрались члены Государственного совета. Съезжались сановники долго, и только за полночь заседание началось. Столь позднее начало связано с тем, что вся семья с минуты на минуту ожидала приезда из Варшавы великого князя Михаила Николаевича, тот должен был лично подтвердить письменное отречение Константина Павловича. Когда откладывать заседание стало уже невозможно, а от Михаила не поступало никаких вестей, Николай Павлович, обняв по очереди мать и жену, один отправился к членам Государственного совета. По воспоминаниям Марии Федоровны, «к чтению манифеста в Совете в полночь Михаил не приехал. Все спокойно. Перед уходом Николая мы помолились втроем Богу: Александра, Николай и я. Благословение. Это длилось добрых полчаса»[121]121
  Императрица Мария Федоровна. Записка о событиях 14 декабря 1825 г. Электронная версия.


[Закрыть].

Войдя в зал заседаний Совета, Николай Павлович сам зачитал Манифест о принятии им императорского сана вследствие отречения великого князя Константина Павловича. Заседание закончилось в Зимнем дворце около часу ночи 14 декабря 1825 г. Затем молодой император вернулся в свои комнаты, где его ожидали мать и жена. Через некоторое время супруги проводили Марию Федоровну на ее половину. Там комнатная прислуга вдовствующей императрицы с ее разрешения первая поздравила молодую императорскую чету с началом царствования. Александра Федоровна в своем дневнике отметила, что их следовало бы не поздравлять, а скорее утешать и сожалеть о них. Затем, как писал Николай I, «мы легли спать и спали спокойно, ибо у каждого совесть была чиста, и мы от глубины души предались Богу»[122]122
  Записки Николая I.


[Закрыть].

В этот длинный день императорская чета сумела заехать в Аничков дворец, для того чтобы повидать детей. Там они все вместе пообедали. Ночевали супруги уже в Зимнем дворце. Ночью, когда императрица осталась одна, она «плакала в своем маленьком кабинете, ко мне вошел Николай, стал на колени, молился Богу и заклинал меня обещать ему мужественно перенести все, что может еще произойти. „Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, и если придется умереть – умереть с честью“»[123]123
  Из дневника императрицы Александры Федоровны…


[Закрыть]. Они прекрасно осознавали, что угроза насильственной смерти вполне реальна, что прежняя жизнь закончилась, но не знали, что их ждет на следующий день…

Конверт с надписью рукой Александра I о новом порядке престолонаследия

А. В. Поляков. Портрет великого князя Николая Павловича. 1820 г.

Повторим: возможность смерти была суровой реальностью, и иллюзий по этому поводу супруги не имели, поскольку о возможности выступления «декабристов» императору Николаю Павловичу было прекрасно известно. В данном контексте возникает вопрос, почему Николай I не принял мер превентивного характера для предотвращения выступления заговорщиков. Можно, конечно, рассуждать о недостатке оперативной информации, не позволявшей с уверенностью опереться на те или иные гвардейские части, но император знал о безусловно верных ему саперах и офицерах гвардии, которым он доверял. Так или иначе, но верных императору частей гвардии и офицеров не собрали в эту ночь в Зимнем дворце.

Любопытно, что в ночь с 13 на 14 декабря у покоев Марии Федоровны во внутреннем карауле от Конной гвардии стоял поэт князь А. И. Одоевский, один из тех, кто через несколько часов выйдет на Сенатскую площадь. Следовательно, у декабристов буквально до самого начала их попытки переворота имелись свои люди в Зимнем дворце, собиравшие самую последнюю информацию.

Позже Николай I описал события, происходившие с раннего утра 14 декабря 1825 г. Эти записи мы дополним цитатами из дневников императриц – Марии Федоровны и Александры Федоровны, сосредоточившись на событиях, происходивших в стенах Зимнего дворца. Итак…

К утру 14 декабря 1825 г. ситуация в столице сложилась настолько тревожной и неопределенной, что, памятуя о судьбе своего отца, Николай I, встав рано утром и одевая мундир в присутствии графа А. Х. Бенкендорфа, обронил: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете; но по крайней мере мы умрем, исполнив наш долг». Как видим, мысль о возможной смерти тревожила Николая I уже несколько дней, и основания для тревоги имелись очень серьезные…

Утром 14 декабря ключевым фигурам политического бомонда Петербурга стало ясно, что объявление Манифеста о восшествии на престол императора Николая I и присяга ему вызовут попытку дворцового переворота. Поэтому царь приказал собрать рано утром в Зимнем дворце всех командиров гвардейских полков. Он желал лично проинструктировать их на случай нештатных ситуаций, которые всеми ожидались. Уже в 7 часов утра Николай I вышел к собравшимся начальникам дивизий и командирам бригад, полков и отдельных батальонов Гвардейского корпуса. Инструктаж состоялся на втором этаже западного фасада Зимнего дворца в комнатах императора (зал № 173), рядом с его временным кабинетом (зал № 172).