Текст книги "Лазоревый день. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Игорь Вереснев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19. Любовная сага

В ц’Аэре началось лето. Ачи целыми днями бегали где-то в долине, и Тассит стоило труда уследить, чтобы все четверо не забывали поесть. Зато каждый вечер волосатики приносили и сваливали под навес копны сена. Большую часть девушка выбрасывала, сердито выговаривая при этом «детишкам». Но кое-что отбирала, развешивала сушиться или отправляла на следующий день в кашу. Трава пахла солнцем, теплом, терпким соком, возиться с ней было приятно. Давид охотно брался помогать напарнице, хоть иногда после этого руки покрывались волдырями ожогов. Тассит смешно пугалась, гнала мыться. Потом учила отличать ядовитые стебли.

А в древнем с’Орфе мечта Тайриш сбывалась. Ртаари Ирра сделала её своей орайре. Неизвестный автор не оправдал надежду Давида. «Первая брачная ночь» была описана так туманно и невнятно, что почерпнуть полезной информации из неё получалось не больше, чем из рассказов рта.

– Тассит, говорить о д’арше – табу?

– Почему ты так решил?

Они сидели у нижней ступени водопада, и солнечные лучи разбивались о его струи, рассыпались в яркую радугу. Радуга висела прямо за спиной девушки, добавляя новые цвета в сказочно-яркую картину. Изумрудно-зелёная трава, рыжевато-бурые камни, лазорево-синяя вода, жёлтый топ, белая шерсть на плечах и руках, и такой же белый хохолок на голове.

– Все болтают о своих ощущениях. И ни слова о том, что происходит в реальности.

– Как можно судить о реальности? Постигать её нам дано лишь в ощущениях.

– Хорошо, оставим в покое философию. Такой простенький вопрос: рта говорили о ртаари, как о прекраснейших женщинах. А Тайриш видит Ирра мужчиной. Правильно я понял?

– Да. Каждая арт видит в ртаари мужчину, каждый рта – женщину. Это естественно. Ты бы смог отдать айри мужчине?

– При чем тут это? Меня интересует…

Ароян запнулся. Вспомнил: «Постигать реальность нам дано лишь в ощущениях». Засмеялся, махнул рукой:

– Признаю, в философском диспуте ты меня кладёшь на обе лопатки. О королевах больше ни слова. Но там была одна непонятная сценка: когда Тайриш гуляет в роще, и рта-смотрители кажутся ей смешными.

– По сравнению с ртаари…

– Нет-нет-нет, я не о том! Как она оказалась в роще? Ты же говорила, что порталы раскрываются только в дни праздников?

– Ещё я говорила, что обитатели небесного дворца в них не нуждаются. Они могут входить и выходить, когда пожелают.

– Каким образом?

– Не знаю. Если бы я была орайре, то могла бы, наверное, рассказать. Но тогда всё было бы по-другому…

– Пусть так. Но почему мы их ни разу не встретили?

– Сюпар – трудный месяц для орайре. Ртаари потратили силы, продолжая род Кхарита, требовалось давать им много пищи. Но скоро мы их увидим… – Неожиданно девушка ойкнула, проворно вскочила на ноги, метнулась к кустарнику в двадцати шагах выше по склону. – Дади, смотри, это же п’эх! Надо же, уже появились.

Ароян поднялся, подошёл следом. Тассит ползала вдоль кустов на коленях, бережно выковыривая из земли сероватые, покрытые пупырышками комочки.

– Нужно сбегать за лукошком и насобирать. В прошлом году они были позже. Должно быть, из-за жары торопятся.

Она отряхнула прилипшую грязь и осторожно куснула один из комочков. Излом диковинного гриба сразу же стал ядовито жёлтым. Девушка проглотила, довольно жмурясь, причмокнула даже. Протянула Давиду надкушенную половинку.

– Попробуй, тебе понравится.

Ароян нерешительно повертел плод в руке. Тот был лёгкий, похожий на губку. Явственно ощущался терпкий, достаточно приятный запах.

– Ты уверена, что это съедобно для меня? Я ведь чужак.

Тассит засмеялась.

– Не бойся, живот болеть не будет.

Вкус у гриба был пряный, немного острый. В качестве приправы п’эх подошёл бы отлично, но девушка тут же отвергла эту идею:

– П’эх живёт несколько дней и не хранится, поэтому его не выращивают. К тому же его нельзя добавлять в орче. Но рта иногда приносят их из лесу. Лучше есть вечером, п’эх дарит красивые сны.

Давид понимающе улыбнулся: галлюциноген. Совсем не обязательно, чтобы он подействовал на человека, но попробовать любопытно.

П’эх вовсе не стремился, чтобы его нашли. Редко какая шапочка рисковала выткнуться на поверхность. Большинство предпочитало оставаться под коркой старой, спрессовавшейся, полуистлевшей листвы и травы. Приходилось осторожно и кропотливо сдирать эту корку, выбирать из грязи серые шарики. Через полчаса шерсть на ногах и руках Тассит уже не была белой, Давид выглядел не многим чище, а в лукошке и дно пока не закрылось.

– Может, заставим ачи здесь поковыряться? Или не справятся, затопчут?

– Им не нужно к этим грибам прикасаться. П’эх предназначен для взрослых, ачи незачем видеть такие сны. Они не поймут, станут беспокойными.

Что означают эти слова, Давид понял, проснувшись следующим утром. Сон был ярким и запомнился до мельчайших подробностей. Он вновь прятался за выступом скалы, а внизу молоденькая арт подставляла упругие груди под струи водопада. Только теперь он знал, что участвует в психофильме и что следует делать по сюжету. Поэтому проворно выскользнул из-за камней. Девушка испуганно ойкнула, отшатнулась, но тут же узнала, застенчиво прикрылась руками. Давид отвёл в стороны её ладони, коснулся влажной шёрстки… Всё было, как положено в психофильмах жёлтой черты: долгая, кружащая голову прелюдия, и ещё более долгий фантастический секс, временами абсолютно неправдоподобный с точки зрения анатомии и физиологии.

Реалистичность сна поражала. Давид помнил прикосновения девушки, её запах, вкус губ, мог поклясться, что они с Тассит занимались любовью. И все же это был сон. Наяву в облике арт было гораздо меньше человеческого. К сожалению.

«К сожалению…» – Давид мысленно повторял эти слова, лёжа в постели, и позже, в умывальне, и делая утреннюю разминку на площадке перед домом. И когда встретился с девушкой за завтраком. Сон не вызывал брезгливости или смущения, он не отказался бы увидеть его ещё раз. Но это были фантазии, в которых можно позволить себе всё, что угодно. Ароян слишком хорошо знал, сколько неожиданных препятствий возникает, едва попытаешься реализовать их наяву. Неизбежны разочарование, огорчения, неприязнь. Он не хотел этого, не хотел разрушить иллюзию. Даже признаться, что именно показал ему п’эх, было боязно. Давид ждал, что девушка начнёт расспрашивать, и готовился соврать. В крайнем случае, собирался пересказать какой-то из психофильмов.

Однако Тассит не спешила с вопросами. Несомненно, она тоже видела волнующие сны этой ночью и оставалась под их впечатлением. За завтраком выглядела растерянной и отстранённой, когда сели за перевод, никак не могла сосредоточиться. Они надолго застряли на странице, где небесный дворец готовился к очередному Лазоревому Дню.

А повествование становилось занимательным. Сквозь описание мыслей и чувств героини начинало брезжить какое-то объяснение сущности отношений ртаари и орайре. Но вылавливать приходилось по крупицам.

– «Шекхе» – это же энергия? – допытывался Ароян. – Понятие, родственное энергии молнии, способной испепелить дерево, энергии прилива, разрушающего берега. Я правильно понимаю?

– Да, шекхе – энергия ртаари.

– И она накапливается, благодаря д’арше с орайре? Это метафора, образ?

– Нет, так и есть на самом деле. Здесь же написано…

– Ничего не написано! Одни охи и ахи вместо физического процесса.

– Дади, но ведь это стихи о любви!

– У вас все стихи о любви.

– Разве это плохо? А в твоём мире их пишут?

– Пишут.

Девушка помолчала. Робко попросила:

– Расскажи мне.

Ароян крякнул, застигнутый врасплох.

– Я неважно знаю язык кхиров, перевод будет ужасно корявым.

– Расскажи на своём. Я хочу услышать звук. Мелодию голоса.

Давид зажмурился, стараясь выудить из памяти хоть что-то подходящее. Он никогда не считал себя знатоком поэзии, любовной лирики в особенности. Лучше бы попросила перечислить координаты звёздных систем их галактической ветви!

Наконец удалось вспомнить. Мысленно попросив прощение у автора за перевирание текста, он стал декламировать:

«Когда приходит то, что раньше было,

И крыльями касается виска...

Ты не находишь для улыбки силы

И в сердце забирается тоска...

Когда все чувства так же, как когда-то,

Лежат в ладонях горсточкой камней,

Ты прячешься в пещере виновато,

И думаешь, как прежде, лишь о ней..

И не смотря на ясную погоду

Вновь ноют шрамы, видимо к дождю...

Ты просто ждёшь что вот позвонит кто-то,

И мягко спросит: "Можно я войду?"

Но никого и тишина дурманит,

И ты теряешь мыслям глупым счёт...

Но всё пройдёт, как в сказочном романе,

Не сразу, не мгновенно, но пройдёт...»[1]

Тассит сидела не шевелясь, почти не дыша. Даже веки опустила, чтобы ничего извне не мешало. И когда Давид замолчал, не в силах вспомнить ещё хоть строчку, продолжала слушать.

– Вот. Такие у нас стихи, – произнёс Ароян, чтобы хоть как-то оборвать заполнившую дом тишину.

Тассит открыла глаза.

– Странные звуки, я бы не смогла это произнести. В этих стихах говорится о вашем д’айри? Какое оно? Отличается от нашего?

– Насколько я могу судить, особой разницы нет. Разве что детали.

– А в чём оно не такое? Расскажи.

Неожиданно девушка отложила в сторону листы рукописи, подвинулась ближе. Давид почувствовал, что краснеет. Тут же ухватился за безопасный пример:

– Для нас поцелуй не всегда начало совокупления. То есть мужчина и женщина целуются, занимаясь любовью, но можно поцеловаться и просто так, без продолжения.

– Но ведь поцелуй – тоже обмен соками тела? Зачем иначе он нужен?

– Ну… во-первых, у нас такой обычай. Во-вторых, если люди нравятся друг другу, но не настолько, чтобы стать любовниками, они ограничиваются поцелуями.

– Ты можешь поцеловать женщину, и это не будет означать, что ты просишь разделить с ней д’айри?

– Да.

Девушка отодвинулась было в сторону, но тут же передумала, вернулась на место. Давид догадывался, что означает это ёрзанье, и мысленно попросил, чтобы она не решилась. Но Тассит решилась:

– Дади, а меня ты бы мог… поцеловать? Просто так, это не д’айри! Как будто я женщина твоего племени.

Правильнее всего было бы ответить «нет» и привести кучу аргументов. Но тогда хрупкий, едва уловимый мостик, начинающий строиться между ними, рухнул бы, и противостоять хозяевам этого мира пришлось бы в одиночку. К тому же он не хотел говорить это слово!

– Да.

Давид облизнул мгновенно высохшие губы. Лицо Тассит было близко, не требовалось никаких усилий, чтобы дотянуться до него. Лишь податься вперёд.

Её губы оказались непривычно маленькими и твёрдыми. И вкус был иной, чем во сне, слегка горьковатый, терпкий. Решившись, он осторожно провёл по ним языком. Девушка не отстранялась, но и не старалась проявить инициативу. Подчинялась его движениям, затаила дыхание, закрыла глаза. Рука Давида невольно легла на её бедро в бархатисто-мягкой шерсти. Это добавило ирреальности ощущениям. Тассит еле заметно вздрогнула, напрягаясь ещё сильнее. Она боялась того, что происходило между ними, и… хотела продолжения. Давид чувствовал, как приоткрываются губы под нажимом его языка, как тело девушки подаётся вперёд, а голова запрокидывается…

За стеной бабахнуло, окошко сверкнуло белой вспышкой. Ойкнув, Тассит отпрянула, боязливо оглядываясь.

– Как темно стало! Нужно светильник зажечь.

– Да. Сейчас ливень начнётся.

Ароян был благодарен неожиданной грозе за эту темноту и за то, что поцелуй оборвался. Что Тассит не успела почувствовать и заметить, как предательски приподнялся подол его туники. Кажется, он чуть было не зашёл дальше, чем следовало. Их поцелуй переставал быть дружеским, превращался в прелюдию к… д’айри? Но ведь это не психофильм, не игра с воображением!

Желтовато-белый огонёк фонаря осветил комнату. Девушка опять присела рядом. Но не так близко, как минуту назад.

– Дади…

– Что?

– Это… было похоже на поцелуй с женщинами твоего племени? С Русит?

– Не совсем. Ты ведь не такая, как наши женщины. А… – он хотел спросить то же самое, но вовремя опомнился – девушке сравнивать не с чем. Вместо этого добавил: – Это похоже на волшебный сон.

– Тебе было приятно?

– Да. А тебе?

Можно было и не спрашивать. Он ведь чувствовал трепет её тела под пальцами, покорную податливость губ… Тассит коротко дёрнула головой и поспешно уточнила:

– Но ведь это не д’айри?

– Нет! Конечно, нет!

* * *

Изменил поцелуй что-то в их отношениях? Внешне – нет. Они не пытались повторить его ни в тот день, ни позже. Старательно делали вид, что ничего не случилось, что всё остаётся по-прежнему.

Но это лишь внешне. Давид умел быть до конца честным с самим собой и понимал, что никогда впредь Тассит не станет всего лишь инопланетянкой, соседкой по дому, товарищем по несчастью. В языке кхиров было слово для обозначения чувств, которые они испытывали друг к другу: «айри». И в его родном языке было подходящее слово. Только Давид боялся произносить его даже мысленно. Их поцелуй длился едва ли полминуты, но этого оказалось достаточно, чтобы в душе что-то рухнуло. Стена, которой он отгораживался от чужого мира? Да, теперь этот мир казался не более чужим, чем Остин, Иерусалим, Шао, Рияд и другие заселённые человеческими расами планеты.

Психологический эксперимент ртаари явно близился к удачному завершению, но Арояну было на это наплевать. Сбудутся ли коварные планы королев, отныне стало неважно. Значение имела лишь судьба Тассит. Давид пока не знал, как уберечь девушку от бездны отчаяния, но понимал, что не позволит ей «остановить тхе-шу».

Запасов п’эха хватило всего на три «сеанса». И каждый раз утром, лёжа в постели, Давид мысленно сравнивал двух женщин, ставших для него близкими в этом мире: Русану и Тассит. Кого бы он выбрал, если бы это право предоставили ему? Кто был ближе и понятнее, с кем бы решился поделиться сокровенными мыслями и фантазиями? Чьи эмоции он чувствовал лучше?

У Орелик имелось неоспоримое преимущество – она человек. И… всё. Это преимущество было единственным, и с каждым днём его значимость сокращалась. Нет, Русана вовсе не стала ему безразлична, он волновался о судьбе подруги не меньше, чем прежде. Но… не скучал по ней, не тяготился её отсутствием. Орелик вновь стала тем, кем была всегда – товарищем по экипажу. В глубине души Ароян радовался тому, что её нет рядом, что не нужно делить с ней комнату. И постель.

Поцелуй сделал ещё одно. Давид перестал ощущать себя чужаком, одиноким и затерянным в этом мире. Полминуты вполне хватило, чтобы всё изменить. Не оттого ли внутренняя стена исчезла так легко, что барьер между ним и обитателями Шакха был иллюзорным? Да, преграды имелись. Различие в анатомии и физиологии, в законах и обычаях, в мировоззрении и привычках. Но много ли значило всё это? Кхиры знали, что такое любовь, дружба, верность, самоотверженность, милосердие. Внутри они были такими же людьми, как он сам.

Но внешние преграды, как ни малы они казались, всё же оставались преградами. Давид понимал, что сделать окончательный выбор пока не в силах. Мысленно он мог быть близок с Тассит до конца, мог наслаждаться ею в своих снах. Но перенести эти отношения в явь... Да и нужно ли? Зачем рисковать тем, что есть между ними? Их айри не суждено перерасти в д’айри, лучше и не пытаться.

[1] Стихи Натальи Федоренко

Глава 20. Лето Кхарита

Лето набрало полную силу. Шагар подходил к концу, готовясь уступить место самому жаркому времени года – харрару. Ачи прибегали мокрые с головы до ног: купались в озёрах, разбросанных по долине. Давид завидовал им. Крохотную ванну не сравнить с озером, а в водопаде, питаемом подземными ключами, вода не успевала прогреваться, прохладное облачко водяной пыли, висящее над гротами, годилось в качестве кондиционера, но не душа. Закрывая глаза, Ароян всё чаще видел колышущуюся гладь далёкого океана. И когда послеобеденный зной в который раз начал плавить мозги, заставляя прервать совместное чтение, он спросил, неожиданно для самого себя:

– Тассит, ты когда-нибудь купалась в океане?

Вопрос застал девушку врасплох. Несколько секунд она удивлённо молчала. Потом ответила:

– Даже не видела его никогда. Я ведь арт. Океан далеко от тирча, а женщинам не подобает гулять по лесу. Но я знаю, какой он: огромный, до самого неба, и солёный. Все рта Джасжарахо купались в нём.

– А здесь? Я видел озёра, когда мы шли в ц’Аэр. Они небольшие, но достаточно глубокие, можно плавать. Или для арт запрещено мыться вне дома?

– Кто станет запрещать мыться? – засмеялась такой очевидной нелепице Тассит. – Смотрительницы ходят на озёра.

– И ты ходила? Тебе понравилось?

Девушка смутилась. Неуверенно пробормотала:

– Жуби ходил часто…

– А ты?

– Арт не должна сама удаляться от дома.

Дальше не стоило и продолжать: бывший смотритель «хархи» с собой не приглашал. Арояну захотелось немедленно исправить несправедливость:

– Мы можем пойти вдвоём.

– Вдвоём? Тебе не будет противно, когда увидишь меня голой?

Давид фыркнул. Как крепко вбили девочке в голову комплекс неполноценности! Ни разговоры, ни тот поцелуй, не избавили от него до конца.

– Да нет же, я говорил тебе! Много раз.

* * *

Они отправились сразу после обеда. Ачи с готовностью побежали следом, показывали дорогу. Давид не сомневался, что озеро найдёт и без посторонней помощи. Но волосатики так искренне радовались желанию «взрослых» разделить игры с водой, что прогнать их язык не поворачивался. Да и… Откровенно говоря, неловко было бы обнажаться, оставшись с девушкой наедине. Когда предложил, не подумал о том, что купальные костюмы у кхиров не изобретены.

С горы спустились знакомой дорогой, но едва вышли из-под крон деревьев, пришлось свернуть. Над раскалёнными камнями воздух дрожал и струился, голые ступни обжигало. Зато шагать по нагретой траве было приятно. Они обогнули заросли высокого густого кустарника, прошли вдоль извивистой речушки, берущей начало в ручьях, стекающих по склонам горы, перебрались через болотце. Болотце успело высохнуть от летнего зноя, но Давид всё же ухитрился провалиться по колено в покрытую коркой грязи лужу. Чертыхнулся и захохотал, увидев, как расстроилась Тассит. Ачи захрюкали, поняв, что рта не сердится на свою неловкость. Тогда уж и девушка засмеялась, не в силах противиться всеобщему веселью.

За болотцем вновь начинались кустарники, перемежающиеся полянами и низкорослыми деревцами в мелких пушистых листочках. Цель путешествия была близко, и ачи, радостно загалдев, рванули вперёд… а минуту спустя примчались обратно, странно притихшие. Зашептали вполголоса, тыча пальцами в заросли. Ароян сумел разобрать лишь «орайре». Взглянул на спутницу, ища подтверждения своей догадки.

Тассит растерялась. Не знала, что следует теперь предпринять. Пробормотала:

– Нам не нужно туда идти, не нужно мешать. Пошли искать другие озёра.

– Там орайре, да? – потребовал подтверждения своей догадки Давид. – Нет уж, я никуда не уйду! Я хочу знать, что происходит во дворце! Что сделали с Русаной?

Девушка вздохнула, подчиняясь. Скомандовала волосатикам:

– Ну-ка марш домой! Мы скоро вернёмся.

Ачи и не думали возражать. Довольные, что их избавили от встречи с обитательницами чце-ригхтоэ’ох, поспешили дать деру. А Давид так же поспешно ломанул сквозь заросли. И успел вывалиться на поляну, когда девушка догнала его, ухватилась за локоть, пытаясь остановить:

– Дади, постой, не надо спешить…

Она даже ногами в траву упёрлась, стараясь удержать его.

– Да что такое? – не понял Давид.

– Там не только орайре…

В воде плескались, весело смеясь и переговариваясь, две арт. Ещё две сидели на берегу, тоже смеялись в ответ на каждую реплику подруг. Белые, с бардовыми мазками туники контрастно выделялись на изумрудно-голубом фоне.

– Что значит, «не только орайре»? – невольно перешёл на шёпот Давид. Но в следующий миг и сам понял, что лишь одна из купальщиц арт. А вторая…

Сначала он подумал, что это девочка-подросток. Вода укрывала её до пояса, скрадывала рост. Незнакомка была непривычно узкой в плечах, смуглой, тёмная гривка волос ложилась на спину… с каждым мгновением Ароян всё чётче осознавал её «неправильность».

Девочка обернулась, уставилась на пришельца с явным интересом. Тут же смолк смех её спутниц, а Тассит тихонько ойкнула рядом. Шепнула:

– Сахра. Это её цвета.

Имя показалось Давиду знакомым. Конечно, он слышал его от Ишбит ещё в Джасжарахо. Сахра – младшая из ртаари, не достигшая «совершеннолетия», поэтому не принимавшая участия в Кхи-охроэс.

Чувствуя, как нервная дрожь начинает трясти тело, Давид уставился на это существо. Даже не думал отвернуться, опустить глаза. Наоборот, старался рассмотреть каждую мелочь. Но заставить подойти себя ближе не мог. Никакого гипноза – он элементарно боялся. И злился на себя за этот страх.

Ртаари такое пристальное внимание не смутило. Не торопясь, она выбралась на берег, позволила орайре укутать себя длинным не то полотенцем, не то простынею всё в тех же бело-бардовых тонах. Всего несколько секунд Давид видел её тело обнажённым, но в этот раз мозг не туманили призрачный свет и гипнотическая музыка. Ртаари походила на кхира не более, чем на человека. Смуглая гладкая кожа, невероятно тонкие руки и ноги, узкие плечи и бёдра, вытянутое лицо. Признаков пола Ароян разглядеть не сумел, Сахра могла быть настолько же «девочкой», насколько и «мальчиком».

Ртаари высвободилась из заботливых рук своих спутниц, неспешно подошла к замершей парочке.

– Так вот ты какой, мужчина, упавший со звёзд. Всё верно, таким я тебя и видела.

Давид был ошеломлён. Губы собеседницы оставались неподвижными, слова звучали в его мозгу.

– Ты меня видела…

– В образах Руси. Пожалуй, там ты немного меньше ростом. Но это естественно, она выше меня.

– Что с…

– У Руси всё хорошо. Ты волнуешься о ней? Хочешь её увидеть?

– Да, разумеется, я…

– Но ведь ты не скучаешь уже без неё, ты встретил другую женщину? Делить с ней айри легче и приятней?

– Откуда ты можешь знать?!

– От тебя. Ты ведь сам говоришь это. В мыслях.

Давид невольно оглянулся на Тассит. Рта так и стояла рядом, ухватившись за его локоть, и, кажется, ничего не понимала в этой беседе. Не удивительно, ответы ртаари мог слышать лишь он. И вопросы… Он не успевал произносить их, даже додумывать до конца не успевал. Ответы приходили слишком быстро. Здесь не было призрачного света небесного дворца, и Сахра не делала попыток прикоснуться к нему, стояла, придерживая обёрнутое вокруг тела покрывало. В зеленовато-жёлтых глазах её не было ничего гипнотического. Но голова, тем не менее, кружилась, и земля плыла под ногами.

– Ты читаешь…

– Это не сложно, твои мысли чётче твоих слов. С тобой легко разговаривать.

Неожиданно ртаари улыбнулась. Так, как улыбаются люди. Да и слова, звучавшие в голове, были вовсе не на кхирском. Давид не заметил, как перешёл в разговоре на русский.

– Дад, не нужно бояться ни за себя, ни за Русю. Ты не веришь, что мои сёстры не хотят вам зла? Ничего, ты привыкнешь. И можете купаться, мы уходим.

Она развернулась, готовясь шагнуть вслед за спутницами. Ароян и не заметил, когда те успели отойти к убегающей в заросли тропинке.

– Но…

– Я передам Русе, что ты хочешь её увидеть.

Поляна перед озером опустела, а Давид и Тассит продолжали стоять, не решаясь сдвинуться с места. Наконец девушка робко предложила:

– Пойдём домой?

Ароян будто очнулся. Громко втянул воздух. Выдохнул. И отчаянно махнув рукой, выпалил:

– Это ещё почему? Юная «хозяюшка» убралась, место освободилось.

Оцепенение прошло, ничего не мешало подскочить к воде. Пусть берег был каменисто-глинистым, а не песчаным, и озеро не выглядело безупречно-прозрачным, но это была вода, чистая вода родников. Хотелось немедленно окунуться в неё, нырнуть с головой. Беседа с ртаари заставила вспотеть сильнее, чем прогулка под полуденным солнцем.

Вода не обманула ожиданий. В меру тёплая, ласковая, сулящая немедленное спасение от летнего зноя. Давид сбросил тунику, рванул на глубину, вздымая фонтаны брызг. И, не останавливаясь, нырнул.

Дно озера уходило вниз полого, и когда голова вновь оказалась на поверхности, ноги всё так же уверенно стояли на нём. Давид отдышался, затем оглянулся в поисках спутницы. Тассит топталась на берегу, нерешительно теребя край топа. Это выглядело так забавно! Ароян подумал, что впервые встретил человека, более стеснительного, чем сам. Призывно помахал рукой:

– Эй, залезай! Здесь мелко и вода тёплая. Хочешь, чтобы я отвернулся, пока ты разденешься?

– Нет, не нужно! – Решившись, девушка сбросила одежду и смешно завизжав, метнулась в воду.

Плавала она неважно, немногим лучше стального болта. Поэтому старалась не заходить дальше, чем по пояс и начинала визжать каждый раз, когда Ароян хватал за руку и тянул на глубину. Но не вырывалась, доверяла его силе и умению. Это было чертовски приятно. Давид старался не оплошать, из кожи вон лез, демонстрируя, как ловко он умеет плавать. И нырять – для Тассит погрузиться в воду с головой было чем-то запредельным. Так что на берег они пошли, когда ноги начали подкашиваться от усталости.

Выбрались, рухнули обессиленные на траву. И тут Давид пожалел, что не захватил полотенце. Теперь приходилось ждать, пока летнее солнце высушит кожу. Оставаясь всё это время голым. Наедине с девушкой. С привлекательной девушкой.

Тассит встала, подставляя солнечным лучам тело, чтобы быстрее обсохнуть. Давид украдкой рассмотрел её всю, от белого хохолка до кончиков пальцев на ногах. Что же, она не соответствовала ни кхирским, ни человеческим канонам красоты. Но для него она была лучше всех женщин, которых он знал. Даже профессионально сконструированные аватары психофильмов не могли сравниться с «эшхи». Что это, извращённое воображение? Или дело вовсе не во внешности? Как там она говорила: «Цвет должен полностью совпадать, иначе резонанса не получится»? Глупости какие! Или не глупости?

Давид понимал, что нельзя сосредотачиваться на чувствах, иначе тело предательски выдаст тайное влечение. Повторить поцелуй хотелось почти болезненно, но не при свете дня, не на глазах у всего мира. Возможно вечером, когда сумерки лягут на рощи ц’Аэра? Светильник можно будет погасить… В сумерках всё воспринимается по-иному. А пока следует думать и разговаривать о чем-нибудь другом. Совершенно постороннем.

– Ты ничего не спрашиваешь о моём разговоре с ртаари.

– Если Дади посчитает нужным, то расскажет.

– Верно. Так эта Сахра – ребёнок по меркам ртаари?

– Да. Она даже младше, чем Ишбит. Она ещё почти кхир.

– Тебе так кажется? Ну-ну. Представляю, на что способны «взрослые».

– Чем светлее ртаари, тем выше её сила. Кхарит-Джуга может всё.

– Сахра сказала, что мне не следует бояться ртаари.

– Бояться ртаари?! – Тассит недоверчиво уставилась на него. Засмеялась. – Бояться ртаари! Это шутка, да? Никогда ртаари не делали зла арт и рта…

Осеклась. Неуверенно коснулась пальцами лба. Присела рядом на траву.

– Неправда, однажды это было. В книге, которую мы читаем.

– История Тайриш? Так вот почему ты говорила, что это самая страшная книга?

– Да… Но это было очень давно! Это больше никогда не повторится. – Неожиданно она сменила тему разговора: – Тебе не жарко? Я снова хочу купаться.

* * *

На ужин они опоздали. Спохватившись, Тассит готова была мчаться домой бегом. Так бы и сделала, если бы Давид позволил. Разумеется, он удержал. Не было ровным счётом ничего страшного в том, что трапеза начнётся часом позже обычного. Ачи с голода не помрут, а уж он – и подавно. И хоть как девушка горевала, что оказалась нерасторопной, невнимательной, не смогла вовремя накормить своего мужчину, назад они возвращались неспешным прогулочным шагом. Солнце опускалось за дальним западным лесом, зной отступал. Теперь можно было идти по гладким камням мостовой, отполированным ступнями и колёсами повозок за тысячелетия своего существования.

Да, за тысячелетия. Это слово больше не пугало. В мире Шакха время текло иначе, неторопливо, размеренно. Здесь не было места бурям страстей, революциям, войнам, стремительному прогрессу. Хорошо это или плохо? Не ему об этом судить. Давид не мог судить даже о роли ртаари. Пробила ли беседа с Сахра брешь в стене враждебного недоверия? Однозначно – нет. Но сегодняшний день сделал их с Тассит чуть ближе. И ещё ближе сделает вечер.

В роще сгущались сумерки. То едва уловимое время, когда блекнут цвета и тени перестают быть тенями, гася остатки света…

– Да, что-то явно произошло. Первый раз вижу, чтобы наш пунктуальный навигатор нарушил распорядок дня. Привет, Дад!

Они застыли как вкопанные. На ступеньках четвёртого яруса сидела Русана Орелик. Целая, невредимая, ничуть не изменившаяся. Только волосы успели отрасти, и сейчас были стянуты в тугой хвост на затылке.

– Руся?! Это ты?

– Я, я. Не привидение, не бойся. Можешь потрогать. – Она протянула руку, и Ароян потрогал-таки, не удержался. – Сахра сказала, что ты хочешь меня увидеть, испереживался весь. Думала, попаду к вам после ужина, а вы ещё гуляете. Ладно, подожду. Пошли, покажите свои апартаменты. Я ж на этом этаже никогда не бывала.

Русана вскочила, шагнула в дом. Опомнившись, Ароян неуверенно оглянулся на смотрительницу. Как же табу?

– Она орайре, – заикаясь, шепнула Тассит.

– Это по поводу того, пускать меня или нет? – хмыкнув, поинтересовалась Орелик, услышав шёпот за спиной. – Ага, я ртаари’орайре. Тебе объяснили, что это означает? Могу ходить, где хочу, делать, что хочу. Только ужинать не предлагай, сыта.

Трапеза прошла как-то скомкано. Тассит нос от тарелки не поднимала, и Давид чувствовал какую-то неловкость, оказавшись между двумя девушками. Зато Русана никакого смущения не испытывала. Откинувшись на подушку, бесцеремонно разглядывала смотрителей.

– Рассказывай, чем занимаешься?

– Я думал, это ты расскажешь. Что там происходит, во дворце?

– Обо мне поговорим позже. Наедине.

Что рассказывать о себе, Давид не знал. Не об отношениях же с Тассит? И не о книге, которую они читают. А больше ничего за прошедшие два с половиной месяца не происходило. Конечно, он мог поделиться размышлениями и умозаключениями. Но это тоже лучше сделать с глазу на глаз.

Он собирался увести Русану для разговора куда-нибудь подальше от дома, но та предпочла спальню, всё «уединение» которой ограничивалось задёрнутой занавесью. Давид удивился, но не возразил. В доме кроме Тассит нет никого, а девушка подслушивать не станет.

– Рассказывай, – потребовал он, едва зажёг светильник и умостился на матрасе рядом с Орелик. – Как тебе удалось выбраться из дворца? Ты разобралась, кто такие эти ртаари? Что они собой представляют, что хотят от нас? От тебя?

– Ого, как много вопросов. Чтобы ответить на все и ночи не хватит.

– Ты спешишь? Тебя могут искать? Будут неприятности?