Текст книги "Дмитровское шоссе"

Автор книги: Игорь Крумин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Олег Степанович поставил чемодан в сейф хозяина отеля и получил от него ключ. Второй остался у Саргосяна, так что открыть сейф можно лишь одновременно двумя ключами. Они договорились встретиться после обеда, и Олег Степанович отправился отдыхать.

В два часа по местному времени Олег Степанович проснулся, принял душ и пошел в аппартаменты Саргосяна. Шеф-повар Рафаэла Амаяковича постарался на славу, но есть ни Олегу Степановичу ни Саргосяну не хотелось. Хозяин распорядился убрать все со стола, и они пошли за чемоданом. Принесли в кабинет, заперли дверь, Олег Степанович откинул крышку чемодана и выложил на бархатную скатерть все семьсот восемьдесят две золотые монеты. На красном бархате скатерти золото сверкало особенно эффектно. Даже у Олега Степановича дух захватило.

– Неужеди все это было у тебя в России? – спросил Рафаэл Амаякович, отбросив все претензии на веселье.

– Да. И еще три золотых портсигара – один с монограммой великого князя Александра (Олег Степанович действительно отсыкал монограмму в справочнике), много цепочек – почти все старинные, шесть серебряных подсвечников, серебряный самовар, полный чайный сервиз из серебра и многое другое.

– Но почему ты не говорил об этом раньше?

– У меня были другие планы, Рафаэл Амаякович. А теперь я готов вступить с вами в деловые отношения.

– Спасибо и за это. Нет, извини, Олег, никакого сарказма. Я буду рад реализовать для тебя все что тебе надо, причем обещаю сделать это по наивысшей цене, за десять процентов комиссионных. Согласен?

– Согласен, Рафаэл Амаякович, но сначала займемся монетами. Что вы о них скажете?

– А что ты хочешь?

– Продайте их. Положите доллары на мой счет – за вычетом комиссионных.

– Послушай, мой молодой друг – ты не возражаешь, что я так называю тебя? Все-таки я намного старше. Цена на золото все время меняется. Сейчас на рынке драгоценных металлов происходят странные процессы. Они становятся дороже. По-моему, цена тройской унции чистого золота – она равняется 31,1 грамма, – так вот, цена тройской унции чистого золота, лишь такое золото с тремя девятками котируется на бирже, поднимается сегодня с 230 долларов до 500, может быть, даже до 600 долларов через год. Сейчас никто не продает золото – все ждут подорожания. Разумеется, мне не составит никакого труда продать твои монеты как лом – но ты выручишь за них тысяч шестьдесят. Не менее важно и то, что мои комиссионные составят только шесть тысяч. Это мало. Но дело даже не в этом. Монеты, изготовленные до 1897 года, называются «русские империалы», – Олег Степанович сделал удивленное лицо, – и являются музейной редкостью, Империалы в хорошем состоянии – без царапин, износа и забоин, – могут стоить во много раз больше их стоимости как металла. Недаром их иногда пытаются подделать. Это, однако, редко удается. Ведь нужно доказать «провенанцию», то есть происхождение монет – а это куда труднее чем просто подделать их. А вот идеальный империал купят на аукционе за тысячу долларов, может быть и больше. Сомневаюсь, что среди твоих монет найдутся такие, но поискать стоит. Высоко ценятся монеты, случайно отчеканенные с ошибками – например, год чеканки в зеркальном отражении, перевернутый орел, какая-нибудь опечатка или что-нибудь еще. Далее, были годы когда империалы выпускались в очень небольшом количестве. Считалось, что их достаточно в обращении, да и количество империалов все время уменьшалось – их заменяли бумажные ассигнации. Таки монеты ценятся очень высоко. Это – редкие коллекционные образцы. За империал 1881 года, например, даже не очень высокого качества, нумизмат заплатит пару тысяч. Между прочим, я знаком с одним таким безумцем. А теперь давай посмотрим, нет ли чего интересного в твоих сокровищах.

После десяти минут тщательных поисков им удалось найти два империала чеканки 1881 года и семь монет – как империалов, так и полуимпериалов почти идеальной сохранности.

– Смотри, вот за эти образцы ты получишь намного больше тысячи – за каждый. С готовностью берется за аукционы русских ценностей фирма «Кристи». Особенно там любят старинные иконы в золотых окладах и изделия Фаберже. Скажи, тебе не попадалась «Изумрудная сфера» Фаберже?

– Нет.

– Жаль. Она пошла бы по безумной цене – за несколько миллионов. Ну, не будет отвлекаться. Империалы, даже с дефектами, тоже стоят очень дорого, их скупают фирмы, изготовляющие часы – «Ролекс», «Пияже», «Тиссо», несколько мелких – монеты идут на штучные часы для сумасшедших миллионеров из Техаса и арабских шейхов. Из империалов делают циферблаты. Вот что я тебе предлагаю. Я дам тебе альбом редких монет, и ты выберешь те, которые там упомянуты. Каждую оберни в папиросную бумагу. Тебе когда обратно в Россию?

– Смотря как. Думаю, через неделю.

– Тогда берись за работу немедленно. К полуночи закончишь. Нажми потом вот на эту кнопку, и я приду. Конечно, я мог бы помочь тебе, но монеты твои и потрудиться лучше самому. Желаю успеха.

Олег Степанович посмотрел на часы. Половина четвертого. Он еще не обедал.

– Хорошо, Рафаэл Амаякович. Принесите мне пару бутербродов и полдюжину «Тюборга». А то к вечеру я загнусь на этом золоте как скупой рыцарь.

Работа оказалась трудной, утомительной, очень напряженной и одновременно увлекательной. Кажду монету нужно осмотреть, сравнить с иллюстрацией в альбоме. Казалось, на каждом шагу тебя ждет открытие.

В одиннадцать часов Олег Степанович допил последнюю банку пива, вытер глаза, слезящиеся от напряжения, и нажал на кнопку. Результаты оказались на редкость удачными: восемь империалов 1881 года, три – еще более редких, 1812, шесть были отчеканены в 1776 году – дата провозглашения независимости США, вспомнил Олег Степанович. Но еще более удачными оказались неожиданные находки, которых не было в альбоме – два империала с годом чеканки в зеркальном изображении, и, что уж совсем неожиданно, пять монет (правда, это были полуимпериалы), отчеканенные в 1915 году! Даже Олег Степанович знал, что после начала мировой войны чеканка золотых монет в России прекратилась. Значит, все-таки не прекратилась? Наконец, более ста пятидесяти империалов оказалось в хорошем или очень хорошем состоянии точнее Олег Степанович определить не мог. Все отобранные монеты он завернул в папиросную бумагу и нажал на кнопку.

Открылась дверь и вошел Рафаэл Амаякович.

– Ну, каковы результаты?

Олег Степанович показал ему лист бумаги, на котором записал отобранные монеты.

– Полуимпериалов 1915 года не бывает, – категорически заявил Саргосян.

– Вот они, – показал Олег Степанович.

– Да, – прошептал старый армянин. – Если это не подделка, то монеты станут сенсацией среди нумизматов. Проверить несложно: гуртовая надпись вот здесь, на ребре монеты, указывающая содержание чистого золота, – и само клеймо сравнимы с ранее отчеканенными монетами, и специалист сразу определит, выпущена монета на монетном дворе или подделана, хотя и из чистого золота. Что еще? Ах да, ты дал мне список. Тебе звонил какой-то Денисов. Я ответил что ты пошел погулять. Он усмехнулся и попросил не опаздывать на утреннее заседание. Тебе это что-то говорит?

– Да.

– Так вот, я предлагаю тебе следующее по нашему делу. С учетом неизбежного роста цен на золото, скажем, раза в два, а то и больше, а также огромную антикварную стоимость монет нижний потолок того, что сейчас лежит на столе, не меньше четверти миллиона долларов. Как мы договорились, десять процентов комиссионных – двадцать пять тысяч – идут мне. Согласись, это немного – ведь мне придется доказать происхождение монет, а это вещь нелегкая. Я предлагаю – очень настоятельно – не спешить. Если ты согласишься, то через год – осенью 1979 года – твое состояние составит больше трехсот тысяч долларов. Но чтобы ты не чувствовал себя нищим, я дам тебе аванс, скажем, десять тысяч – долларов, конечно. Больше тебе не надо, да и в бумажник не влезет.

– У меня денежный пояс.

– Все равно. Но и у меня к тебе есть просьба. Ты ведь знаешь, у армян по всему свету разбросаны родственники. Их много и в России – извини, в Советском Союзе. Я хочу помочь своей семье. Прошу тебя доставить вот этот пакет – адрес указан на обертке. Расписка не требуется, я уверен в благополучной доставке и без нее.

– Мне нужно знать, что находится в пакете, Рафаэл Амаякович.

– А я и не собираюсь скрывать этого. Здесь советские деньги, пятьдесят тысяч рублей червонцами. Во всех крупных финансовых центрах Европы существуют обменные пункты, где можно обменять любые деньги. Конвертируемую валюту меняют, как ни странно, на ваши рубли. Правда, соотношение почему-то отличается от официального курса – менялы не верят что доллар стоит шестьдесят копеек. Мне меняют доллары на рубли в Вене – там есть «Гельдвексель» на Химмельпфортгассе, это маленький переулок справа от Кертнерштрассе, ты проходил мимо него десятки раз. В прошлый приезд я обменял шесть тысяч долларов на пять тысяч полновесных червонцев с портретом вашего вождя. Думаю, я остался в выигрыше – по крайней мере, в количественном отношении – шестьдесят стодолларовых банкнот на пять тысяч красных бумажек. Здорово, а? Не беспокойся, они не поддельные – в обменном бюро дают квитанцию. Да и зачем подделывать советские червонцы? Себе дороже, как у вас говорят. Не считая уж того что подделка, казначейских билетов строго преследуется по всему миру. Приток червонцев на Запад весьма силен. По-видимому, кому-то в вашей стране отчаянно хочется избавиться от экономического эквивалента развитого социализма. Конечно, было бы намного проще открыть обменные пункты прямо в России или установить разумный курс рубля по отношению к твердой валюте, но до этого никто не додумался. Приходится полагаться на частную инициативу. Кстати, ты можешь сделать то же самое – платить всего шестьдесят тысяч долларов – и у тебя полмиллиона!

– В следующий раз, Рафаэл Амаякович. Ваша щедрость не позволяет мне совершать столь экстравагантные поступки.

– Это только к слову, Олег. А каким образом мы официально закрепим нашу сделку?

– Я полностью полагаюсь на вашу честность, Рафаэл Амаякович.

– Э-э, друг мой, у нас так дела не делаются, А вдруг я просто передумаю и скажу, что ничего не знаю ни о каких монетах? Ты что, пойдешь жаловаться в свое посольство? Или у меня откажет сердце, и я – как это у вас говорится, очень элегантно – отброшу копыта? Нет, поступим вот так. Сейчас курс швейцарского франка составляет три с половиной франка за доллар. Он будет, несомненно, меняться в сторону повышения, хотя не думаю, что это произойдет очень быстро. Я передам тебе часть своих акций на владение этой гостиницей – скажем, на полмиллиона швейцарских франков. Учти, это очень дорогая гостиница и я – единственный держатель акций. Они оформлены на предъявителя. Ты возьмешь эти сертификаты, я отвезу тебя в депозитный банк, ты снимешь там сейф и положишь акции. Они будут храниться до твоего следующего приезда, – скажем, через год. Регулярно читай «Интернэшнл Трибьюн» – там печатают отчеты о наиболее интересных аукционах фирм «Кристи» и «Сотби». Только учти, что далеко не все аукционы удостаиваются внимания – лишь те, что захватывают воображение публики. Например, твои империалы, отчеканенные в 1915 году, или полуимпериалы с годом чеканки в зеркальном изображении. И слушай радио – Би-би-си ежедневно передает валютные курсы, включая цену на золото.

Итак, ты постепенно богатеешь, приезжаешь в Женеву, получаешь свои доллары (я знаю, вам, неотесанным русским, они нравятся больше другой валюты – а вот я предпочитаю немецкие марки или швейцарские франки), ты возвращаешь мне мои акции, и мы расходимся друзьями. Не исключено что я попрошу тебя исполнить пару поручений, и ты станешь заметно богаче. Перед отъездом надеюсь преподнести тебе оригинальный подарок в благодарность за помощь нищим армянам. А теперь иди спать, уже полночь. Тебя разбудят в половине восьмого, ты хорошо позавтракаешь и после прогулки по набережной Женевского озера – кстати, обрати внимание на отель «Коммодор» – я недавно купил его – пойдешь во Дворец Наций.

На следующее утро в девять часов Олег Степанович вышел из отеля, спустился к набережной, прошел к «Коммодору» – этот отель давно привлекал его внимание своей необычной кубической архитектурой – в следующий раз остановлюсь здесь, решил он – и по длинной извилистой улице направился к Дворцу Наций. Он шел, с любопытством глядя по сторонам и вдыхая свежий утренний воздух. Ему попалось по дороге несколько домов, предназначенных на снос, но в Швейцарии даже развалины выглядят не столько угнетающе, сколько живописно. Да и стоять им осталось недолго. На глазах Олега Степановича к одному подъехал автокран и рабочие принялись разбирать обломки, предварительно окутав весь дом огромным пластмассовым листом.

Он пересек железную дорогу, что ведет к Шильонскому замку и Лозанне, миновал Американский колледж и подошел к Дворцу Наций. Знаменитый роскошный павлин, как всегда, разгуливал у входа. Охранники внимательно проверили пропуск Олега Степановича, запечатанный в пластик (пропуск привезли в гостиницу рано утром, когда Олег Степанович еще спал), и он вошел в пышный парк перед дворцом. Сессия комитета по химическому и биологическому разоружению еще не началась, и у дверей зала толпились делегаты. Олег Степанович подошел к Денисову, поздоровался и Иван Трофимович представил его остальным членам советской делегации.

Они сидели здесь уже третий месяц. Если бы не суточные в конвертируемой валюте, делегаты давно плюнули на красоты альпийской республики и отправились домой. Получая немалые деньги и пользуясь услугами магазина в подвале дворца, где можно купить товары необлагаемые пошлиной, а потому стоившие на треть дешевле чем в городе, советские ученые и дипломаты изрядно прибарахлились – магнитофоны, сапожки, белье и прочее барахло женам и дочкам (а иногда и секретаршам, особенно молодым, которые непрочь оказать услуги и в неслужебное время). Некоторые пользовались магазином в советском представительстве, где спиртное продавалось буквально за так, – Олег Степанович однажды купил там трехлитровую бутылку водки «Смирнофф» всего за несколько франков, – однако чрезмерное употребление спиртного могло вызвать неудовольствие руководства и даже привести к досрочному отъезду в Москву, что считалось здесь высшей мерой наказания. Что касается самой работы, то, как и предполагал Иван Трофимович, она почти не сдвинулась с места. Проклятые американцы – и остальные европейцы с их подачи – требовали проведения инспекции на местах, а представители социалистических стран стойко отбивали их атаки, в глубине души проклиная глупость своей позиции.

Раздался звонок, участники конференции вошли в зал, заняли привычные места, сунули в уши улитки системы синхронного перевода и приготовились к еще одному скучному, ничего не обещающему дню.

Денисов подошел к Олегу Степановичу и прошептал на ухо: – Слушай, Олег, я все уже выяснил. Сегодня они ни о чем не договорятся, да и вообще, судя по тем инструкциям, которые мы им дали, не договорятся никогда. Иди погуляй, а в четыре, как штык, приходи в представительство. Поедем в американское посольство. Там дают виски сколько хочешь, да и для дела куда больше пользы.

Олег Степанович кивнул и выскользнул в коридор.

К часу дня финансовые дела были закончены. Акции отеля «Амбруа» на полмиллиона швейцарских франков лежали в банке, а один из трех ключей, которыми – всеми тремя одновременно – можно открыть сейф, покоился в кармане Олега Степановича. Кроме того, в банке остались отпечатки пальцев Ростова – на случай утери ключа. Его именем никто не поинтересовался.

Теперь оставалось одно, но приятное, дело. Олег Степанович зашел в свой номер, взял заранее приготовленный пакет, в котором лежала бутылка «Столичной», большая фунтовая банка черной икры и банка крабов, и пошел к вокзалу Корнарвин, рядом с которым на узкой уличке находился известный многим оружейный магазин Фаххерфейна. Швейцария, самая нейтральная страна в мире, является единственной где можно войти в оружейный магазин и по предъявлении иностранного паспорта купить любой вид огнестрельного оружия. Правда, ты обязан в течении десяти дней вывезти его за пределы республики.

Но когда Олег Степанович с трудом открыл массивную дверь магазина, навстречу ему из-за прилавка поднялся не древний гном Фаххерфейн, а гораздо более молодой человек, лишь внешне похожий на Фаххерфейна.

– Чем могу служить, майн герр? – вежливо осведомился он.

– Я хотел бы поговорить с герром Фаххерфейном. Меня зовут Франц вернее он называл меня Францем.

– Ах, майн либер Франц, – незнакомец приложил к глазам безукоризненно белый платок. – Герр Фаххерфейн умер в январе этого года. Он вспоминал о вас. Да что я говорю – он оставил для вас письмо. Сейчас принесу. Садитесь, пожалуйста.

Олег Степанович опустился на стул. Значит, древний гном все-таки умер. Глубокая печаль охватила Ростова. Ему казалось что всякий раз, когда он приходит сюда, из-за прилавка будет подниматься старый-престарый карлик с голым, как коленка, черепом и такой приветливой улыбкой. Нет, видимо, человеческому веку все-таки есть предел. И тут он почему-то, по какой-то странной ассоциации, вспомнил, как несколько лет назад старик Фаххерфейн, который был ходячей энциклопедией всего, что касалось оружия, рассказал ему историю про охоту на медведей.

В разгар вьетнамской войны, поведал гном, американцы переделали свои автоматы с калибра 7,62 на калибр 5,56 мм. Вьетнамцы – малорослый народ, и эксперты Пентагона пришли к выводу, что убивать их с точки зрения военной экономики невыгодно, гораздо рациональнее просто ранить, чтобы о каждом раненом солдате заботилось два вьетнамца в тылу. На вооружение поступили автоматические винтовки М-16 калибра 0.223 дюйма, однако пули такого калибра имели смещенный центр тяжести: попадая в цель, они начинали кувыркаться, нанося тяжелые, плохо заживающие раны. Испытания показали, что высокая начальная скорость полета и смещенный центр тяжести делают эти автоматы идеальным оружием для боев в джунглях, где видимость ограничена. Так вот, продолжал Фаххерфейн, мечтательно глядя куда-то вдаль, два американских солдата приехала в отпуск к себе на Аляску. По-видимому, там, во Вьетнаме, правила у американской армии не слишком строги и солдаты прихватили с собой новые автоматы М-16, в действенности которых успели убедиться. Оказавшись дома, молодые парни – на Аляске все мужчины любят охоту – решили испытать себя в схватке с кодиакским медведем. На острове Кодиак, расположенном недалеко от берегов Аляски, водятся самые крупные в мире медведи, настоящие монстры.

– Гризли? – спросил Олег Степанович, заинтригованный необычным рассказом и пытаясь понять, куда ведет Фаххерфейн.

– Нет, громадины, куда больше чем гризли. Так вот, солдаты взял припасы на несколько дней. К тому же, они прошли обучение в частях «зеленых беретов» в Форт-Беннинге и умели жить в безлюдной местности. Но через неделю о них начали беспокоиться. Подняли вертолет, обыскали местность, и скоро нашли обоих – мертвыми. Солдаты погибли ужасной смертью – части тел были разбросаны на десятки метров. А потом, в стороне, километров в двух, обнаружили мертвого медведя. Это был не самый крупный зверь, – на лице старика появилась улыбка, – килограммов на шестьсот. Но вот что интересно, либер Франц. Солдаты оказались бесстрашными и меткими стрелками. Нет, они не бежали от медведя – стояли на месте, выпуская в него очередь за очередью. В теле медведя было пятьдесят девять ран – только одна пуля прошла мимо. Медведь разорвал солдат, прошел пару километров и умер от потери крови.

Олег Степанович выслушал рассказ с предельным вниманием. Они говорили о вещах, в которых оба – гном Фаххерфейн и он сам, превосходно разбирались, – об оружии. Олег Степанович сразу понял смысл повествования и в свою очередь поведал старику похожую историю. Однажды он приехал в Вашингтон (не в штат Вашингтон поспешил добавить Олег Степанович, а в столицу США). Как всегда, он решил остановиться в скромном, но удобном отеле «Сент-Антони» на улице «К». Сотрудник советского посольства, Виктор Станкевич, попытался отговорить его. Там, в ирландском баре «Три розы», расположенном в полуподвальном помещении отеля, накануне убили человека. Два ирландца изрядно выпили, поссорились, один выхватил «кольт» двадцать второго калибра и начал стрелять в обидчика, огромного широкоплечего мужчину на противоположном конце бара, сделанного в виде подковы. Он успел выстрелить четыре раза и трижды попал в цель – в плечо, грудь и в живот, и все-таки второму ирландцу достало сил подойти к стрелявшему и разбить ему голову бутылкой виски.

Фаххерфейн печально покачал головой.

– Стреляя даже с небольшого расстояния, – объяснил он, – человек волнуется и не может попасть в голову или в сердце, а все калибры, включая девятимиллиметровый, не обладают достаточной убойной силой чтобы уложить нападающего на месте с одного выстрела. С другой стороны, более крупные калибры, включая магнумы, – велики по размерам и слищком тяжелы. Но, лукаво подмигнул старый гном, – сейчас в Америке разрабатывают одну штуку, и через год-другой ты узнаешь о ней. Парень, который придумал ее, работал раньше у меня в мастерской, и я помог ему несколькими советами. Но пока увы! – это тайна.

– Дядя Иоахим просил передать вам это письмо, – послышался голос неслышно подошедшего мужчины.

Олег Степанович вскрыл конверт.

«Дорогой Франц!

Мне уже много лет. Я чувствую, что скоро умру. Но я всегда радовался нашим встречам – может быть, потому что ты походишь на моего племянника Франца-Густава. Признаюсь также в небольшой слабости: водка и икра, которые ты привозил, были превосходными. Но и я приготовил для тебя сюрприз. Правда, тебе придется заплатть за него – ты ведь знаешь, что мы, немцы, скуповатый народ! Мой второй племянник, Краузе, научит тебя обращаться с ним и расскажет его историю. Я помню беседы о медведе и об ирландце, поэтому принял меры чтобы ничего подобного с тобой не случилось. Послушай совета старика – никогда не давай волю сомнениям, это дорого обходится. Даю тебе слово: мой сюрприз – единственный в Европе и вряд ли будет продаваться здесь вообще. Уверяю тебя, ничего подобного ты не видел. Письмо отдай Краузе. Он уничтожит его при тебе.

17 января 1978 года. Любящий тебя Иоахим.»

Олег Степанович вложил письмо в конверт и вернул его Краузе.

Лишь сейчас он заметил, какими холодными и жесткими глазами смотрит на него новый хозяин магазина.

– Кем был Франц? – спросил Олег Степанович, уже догадываясь каким будет ответ.

– Капитаном рейхсвера, – бесстрастно ответил Краузе. – Мой двоюродный брат погиб на Восточно фронте.

«Только не давай волю сомнению». Ну что ж, это неплохой совет, но запоздалый. Олег Степанович машинально провел рукой по правой стороне головы. Две глубокие впадины напомнили ему о той секунде сомнения, которая едва не стоила ему жизни и никогда не повторится – независимо от советов старого гнома. Неужели Фаххерфейн догадался? Нет, этого не может быть.

– Что дальше? – Олег Степанович посмотрел на Краузе спокойно и равнодушно.

Немец протянул руку и нажал на кнопку звонка. Открылась дверь и в помещение вошел рослый молодой человек. Судя по покрою пиджака, в наплечной кобуре у него был пистолет.

– Дитрих, мы спустимся в тир. Присмотри здесь.

– Яволь, герр Краузе.

Олег Степанович был хорошо знаком с тиром – длинным узким помещением, протянувшимся под фундаментом магазина. Захлопнув за собой стальную звуконепроницаемую дверь, Краузе достал зажигалку и поднес язычок пламени к конверту. Пока горело письмо, его ледяной взгляд не покидал лица Олега Степановича. Затем Краузе бросил еще горящую бумагу, пепел медленно опустился на бетонный пол, и немец растер его элегантным черным ботинком. Жестом он пригласил гостя спуститься вниз. У огневого рубежа на маленьком столике лежал картонный пакет, обвязанный широкой белой лентой – лентой цвета печали и траура.

– Посмотрите сами, герр Франц, – пригласил Краузе.

Олег Степанович развязал ленту, снял гладкую оберточную бумагу и заглянул внутрь. На дне коробки, в гнезде из синего бархата, лежал на редкость безобразный, зловещего вида револьвер. Опытный взгляд Олега Степановича сразу отметил особенности этого необычного оружия: всего пять гнезд в барабане вместо обычных шести, большой калибр – не меньше 0,44 дюйма, подумал он, – широкий спусковой крючок и такой же курок. Он достал револьвер из коробки и прикинул на ладони: унций двадцать, может быть, двадцать две – без патронов, разумеется. Странное дело, револьвер удивительно удобно, словно влитый, лежал в руке.

– Разрешите, герр Франц, – вежливо заметил Краузе и взял револьвер. Не знаю, какие отношения были у вас с герром Фаххерфейном, но он сделал вам поистине королевский подарок. Таких револьверов в мире не больше сотни, законы многих стран запрещают владение ими. И это действительно необычный револьвер. У него небольшой вес, сравнительно малые размеры и очень крупный калибр – 11.46 мм. Но самое главное не в этом. Обычно сначала изготавливают револьвер, и лишь потом – патрон для него. В данном случае поступили наоборот. Этот револьвер – «Хай Стэндард Буллдог» подгоняли под патрон, разработанный нашим соотечественником, герром Глайдером. Собственно, именно патрон является основной частью этой системы. Он длинный, и потому вмещает мощный пороховой заряд и легкую пулю – если это можно назвать пулей. Она представляет собой латунный цилиндр с двумя ведущими свинцовыми поясками, головкой из мягкого свинца с толстым латунным дном. Внутри цилиндра – жидкий тефлон с восьмьюдесятью дробинками. Поскольку пуля обладает небольшим весом, а метательный заряд очень мощный, пуля вылетает из канала ствола с большой скоростью. Попадая в человеческое тело, дробинки испытывают мгновенное торможение, пробивают свинцовую головку и устремляются вперед, разрывая мышцы, сухожилия и прочие ткани тела. Могу заверить вас, герр Франц, что повреждения, наносимые такими пулями, поистине потрясающи. Я даже помню некоторые статистические данные, хотя они, возможно, уже устарели. С момента изобретения такой пули и ее изготовления для очень ограниченного количества револьверов, это оружие применялось девяносто четыре раза. В девяносто трех случаях смерть наступала мгновенно. Один преступник уцелел, к немалому изумлению врачей. У этого патрона есть и другие преимущества: пуля не может пробить перегородки внутри дома, не дает рикошетов и, наконец, к огорчению правоохранительных органов, полностью разрушается при попадании в цель, так что на ней не сохраняется характерных нарезов, по которым можно опознать револьвер. А теперь попробуйте его в деле.

Краузе передал револьвер Олегу Степановичу, взял с полки две пары предохранительных наушников, одни вручил ему, а вторую надел на себя.

Олег Степанович тоже приладил наушники, вложил в барабан два патрона, повернулся к Краузе и кивнул. Тот нажал на рычаг и в семи метрах из стены выскочила поясная мишень человека.

Олег Степанович обхватил двумя руками ручку револьвера, слегка присел в изометрической стойке и нажал на спусковой крючок. Отдача оказалась легче, чем он ожидал, зато грохот выстрела был оглушительным, – несмотря на защитные наушники. И тут же выстрелил снова. В дальнем углу включился вентилятор, вытягивая сизый дым от выстрелов.

В ушах звенело. Олег Степанович положил револьвер на столик и подошел к мишени. Массивная мишень из двух слоев ламинированной фанеры и слоя пенопласта между ними, была пробита в середине головы и в левой части груди. Краузе одобрительно кивнул. Олег Степанович с изумлением увидел, что входные отверстия имели в диаметре пару сантиметров, тогда как на обратной стороне мишени зияли дыры размером с добрый кулак.

– Как видите, герр Франц, нам приходится менять всю мишень после стрельбы из этого револьвера – ее уже нельзя отремонтировать Между прочим, сопротивляемость мишени точно соответствует сопротивляемости человеческого тела. К счастью, это всего лишь вторая мишень – я не мог отказать себе в удовольствии испытать новый револьвер.

По спине Олега Степановича скатилась струйка холодного пота.

– Оставьте револьвер на столике. Его почистят, смажут и доставят вам в гостиницу. Когда поднимитесь в магазин, заплатите 980 франков за револьвер и 220 – за двадцать пять патронов. Поверьте, больше патронов вам не понадобится. Ауфвидерзейн, гер Франц.

Лишь сейчас Олег Степанович вспомнил, что принес сюда пакет для Фаххерфейна.

– Наверху у меня подарок для герра Фаххерфейна. Может быть, вы захотите отметить память своего дяди и моего старого друга?

– Герр Франц, я беседую с вами лишь потому, что мне поручил это перед смертью человек, которого я бесконечно уважал. С русскими я не хочу иметь дела и тем более подарков от них не принимаю.

Краузе отвернулся.